Благодарю, эрэа
Menectrel, мой милый соавтор, за то, что мы одолели "Скрытые страницы" и продолжили основное произведение!

Эрэа
katarsis, благодарю и вас, милая читательница!

Одиллон Одиллоном, но, по-моему, корень всех бед - Реймбаут. На кой чёрт его вообще взялись поддерживать? Пусть бы дядя захватил трон, да и правил там. Не похоже, чтобы Реймбаут был хоть чем-то лучше. Особенно, если это правда - насчёт заражённых купцов. Ну, да, я понимаю, они приобрели, в результате, Окситанию в вассалы, но такой вассал, как Реймбаут, принесёт больше вреда, чем пользы. И Окситанию жалко, с таким правителем.
Кстати. В свете надвигающейся войны с Междугорьем. Я, вот, нисколько не удивлюсь, если Реймбаут договорится с Междугорьем и ударит в спину. Запросто может.
О замыслах Реймбаута Окситанского, надеюсь, мы узнаем в свое время.
А поддерживали его арверны, и чтобы сделать Окситанию своим вассалом, конечно, и потому что он родственник королевского рода по бабушке. Кроме того, здесь важен принцип. Если у "детей богини Дану" подданные могут и свергнуть короля (правда, замену ему все же подыскивают обычно в том же роду, а не среди кого попало), то у арвернов королевская власть считается имеющей особое значение, и они не могут позволить, чтобы вместо законного наследника править садился любой попавшийся. Если позволить такой прецедент к Окситании, завтра такие дядюшки-узурпаторы могут решить, что им и в других королевствах можно захватывать престол. Вон, Карломан как раз в Черный Год сурово наказал принца Хлотаря за то, что тот предлагал ему самому (Карломану) занять престол. Законность королей не должна обсуждаться.
И-и-и долгожданный Второй Том стартовал!Глава 1. Страшная находка (начало)
На четвертый день хеуимоната месяца, называемого в народе сенокосником, жизнь в деревне близ Серебряного Леса продолжала идти привычным чередом. Во всяком случае, так казалось большинству жителей.
Во дворе лесника Хельера было просторно, хорошо устроено. Видно было, что хозяин умеет работать и следит за порядком в своем имуществе.
Сам Хельер сейчас сидел на крыльце и чистил чугунную решетку от печи. Он скреб по ней ножом, отчищая сажу, угольки, жирные остатки пищи, прикипевшие к решетке, на которую ставили котелки и сковородки.
Из дома слышалась возня: там работали женщины. Хозяин дома не оборачивался, зная, чего ждать от обитательниц дома. И действительно, раздался громкий, раздраженный голос его жены, отчитывающей падчерицу, Розу:
- Я тебе что сказала? Выбелить все холсты и вымести пол к обеду! А ты едва принялась за работу! Думаешь, когда ты выйдешь замуж, тебе позволят лениться? Кому нужна будет хозяйка, что спит на ходу?
- Ах, матушка, не говори мне о замужестве! - проговорила Роза напряженным, деревянным голосом.
- Это как же не говорить? Все девушки должны выходить замуж! Или думаешь всю жизнь просидеть на отцовской шее? - напустилась мачеха на падчерицу.
Хельер, мрачный и сосредоточенный, стал еще усерднее водить ножом по чугунной решетке, чтобы заглушить спор женщин.
В этот момент скрипнула незапертая днем калитка, и залаял пес. Впрочем, полаяв для порядка, он тут же смолк, ибо пришли люди, которых он хорошо знал, часто бывавшие у его хозяина.
Подняв голову, лесник увидел направляющихся к нему деревенского старосту, Клода, и своего друга, лесоруба Аббона, который выглядел сильно взволнованным.
Вытерев руки о лежащую рядом тряпку, Хельер поднялся и направился к ним. Лицо его было хмуро, ибо он знал, зачем они пришли.
- Здравствуйте, почтенные гости! - приветствовал он пришедших.
- И ты здравствуй, вместе с твоими домочадцами, - пожелал староста. - Мы к тебе пришли по важному делу...
- У меня сын пропал! - выкрикнул, не в силах больше терпеть, Аббон, отец Фульрада. - Я понимаю: это звучит нелепо, он ведь взрослый мужчина, и раньше, бывало, пропадал дня на два, на три, уезжал в другие деревни, пил, играл в кости со своими приятелями в разных трактирах... Но сейчас его нет уже пять дней! Он пропал еще двадцать девятого переломника, а сейчас четвертый день сенокосника.
Хельер и староста с сочувствием глядели на Аббона, сильно постаревшего и осунувшегося в эти дни, что провел в тревоге за сына.
- В тот вечер Фульрад напился и проигрался вдрызг, - проговорил лесник, ибо об этом уже знала вся деревня. - Не мог ли он, считая себя обиженным, уйти в какое-нибудь дальнее село, чтобы отыграться и продолжить гулять?
В глазах Аббона мелькнула надежда, хоть и сам по себе образ жизни единственного сына приносил ему много огорчений. Но все же - пусть игрок и пьяница, только бы живой!
- Так надолго он никогда не пропадал! И ведь все его дружки, что в тот вечер были с ним в трактире, остались дома, и не знают, куда он исчез! Он бы им сказал, если бы собирался куда-то идти... А я беспокоюсь! Какой бы ни был, он все-таки мой сын! И ведь он не виноват, что война перевернула ему всю душу. В отряде Одиллона Каменного мой Фульрад превратился в грубого, наглого, распущенного буяна... Но он все равно мой сын, данный богами, и я люблю его таким, как есть.
Хельер судорожно вздохнул, прилагая усилия, чтобы не прятать глаза от старого друга. Он всем сердцем сочувствовал Аббону - куда больше, чем его сыну, который своим поведением давно внушил предполагаемому будущему тестю, как и самой невесте, Розе, одно лишь отвращение.
- Что я могу для вас сделать? - сдержанно поинтересовался лесник, глядя на собеседников.
Ответил староста, тоже мрачный и встревоженный непонятными событиями последнего времени.
- Мы просим тебя, Хельер, принять участие в поисках. Ибо, если в деревне нет никаких следов Фульрада, то, может быть, они отыщутся в лесу? Ты знаешь этот лес лучше всех, кому, как не тебе, искать пропавшего человека?
Лесник мрачно кивнул головой. Он понимал, что искать надо: пять дней отсутствия - это уже большой срок. И отказываться ему было нельзя. И он участливо положил руку на плечо Аббону:
- Я постараюсь тебе помочь, в той мере, насколько это в моих силах...
Отец пропавшего юноши тяжело вздохнул, чувствуя родительским сердцем беду. А Клод, староста деревни, кивнул в ответ.
- Очень хорошо! Я соберу к полудню мужиков и собак, и ты, Хельер, поведешь нас в лес. Верю, мы отыщем Фульрада, или хотя бы его следы.
Ни Аббона, ни Хельера не очень-то успокоили его заверения, и особенно - последние слова.
***
В тот же день немного позже поисковый отряд направился в лес. Впереди шел Хельер, ведя на поводу двух охотничьих собак. С ним вместе были Аббон, староста, а также сельский жрец, собиравшийся заклинать лесных альвов.
Но среди отправившихся в лес не было ни одного из приятелей Фульрада, которые обычно вместе с ним пили, играли в кости и безобразничали, задирая всех подряд. Они тоже узнали, что Фульрад пропал тем же вечером, когда пил и скандалил, проигравшись в их обществе. И теперь сопоставляли факты. Если Фульрад, желая отыграться, нарвался на кого-то посильнее и был убит, то им совсем не хотелось, чтобы на них пало подозрение. И они держались тише воды, ниже травы, чтобы ими не заинтересовались окрестные бальи. Одним словом, подтверждалась древняя народная мудрость: друг познается в беде, а приятели и собутыльники, с которыми весело проводить время - ненадежные друзья в опасности.
Зато все остальные были исполнены решимости найти пропавшего - не столько, впрочем, ради него самого, ибо односельчанам не за что было любить Фульрада, сколько ради его отца, на которого было больно смотреть.
Прежде всего, жрец в праздничном облачении оставил на пеньке пирог с грибами и кусок жареной курицы - подношение лесным альвам, любившим угоститься человеческой пищей. Затем он сделал круг по направлению движения солнца, воздевая руки в сторону каждой из сторон света.
- Альвы, лесные Хранители, духи всего сущего! К вам обращаюсь, именем Мирового Древа Иггдрасиля, из чьих семян вырос здешний лес! Позвольте нам, местным жителям, пройти в ваши владения, а после - так же невозбранно покинуть их! Я ручаюсь за всех нас, что никто не собирается причинять вреда ни одному из ваших подопечных, Лесные Пастыри! Поглядите сами - ни один из нас не имеет при себе ни топора, чтобы рубить дерево, ни оружия или ловушек для охоты на животных, ни снастей для ловли рыбы. Нам ничего не нужно от вас, лесные альвы! Мы ищем пропавшего человека, Фульрада, сына Аббона. Позвольте нам пройти, Хранители! А, если будет вам угодно, помогите найти его, живого или мертвого!
При этих словах жреца листья на деревьях зашелестели сильнее, хоть ветер и не дул пуще прежнего. Да все вдруг явственно услышали, как в воздухе словно пропела тонким звоном струна, и этот звук постепенно исчез, растворяясь в небе. А больше ничего не изменилось. Но жрец смело ступил за опушку леса, и сделал знак селянам.
- Теперь они пропустят, - почтительно понизив голос, проговорил он. - Моя просьба и угощение обязывают их держаться гостеприимно.
Хельер, бросив исполненный сочувствия взгляд на своего друга, первым переступил границу леса. За ним - Клод и Аббон, и другие поселяне.
С самого начала лесник направил поиски окольным путем, как можно дальше от того места, где пять дней назад он сам в последний раз видел Фульрада, и где произошла стычка с...
Хельер понимал, конечно, что рано или поздно пропавшего все равно найдут. Но полуосознанно оттягивал время, когда это случится. Боялся еще раз увидеть то, что осталось, а, кроме того, надеялся, что время поможет уничтожить следы, и никто не доищется правды. А кроме того, глядя на своего друга Аббона, Хельер не хотел сразу и слишком жестоко развеивать его надежды. Он думал: может быть, по пути появится возможность хоть как-то подготовить отца пропавшего к неизбежной судьбе.
А Аббон, видя, какая большая толпа сопровождает его на поиски сына, словно бы приободрился, или, во всяком случае, сделал вид в присутствии людей. Как будто их количество само по себе было порукой, он вдруг погрозил кулаком отсутствующему сыну и проговорил почти весело:
- Ну, если мой дуралей все-таки загулял в каком-нибудь трактире, так что и дорогу домой забыл, я ему всыплю, как только верну домой! Он у меня из родительской воли еще не вышел! Не пожалею и десяти розог, чтобы его образумить! Сколько людей собрались, оторвавшись от всех важных дел, его, непутевого, спасать! Я выбью дурь из его головы, так что он вновь станет как шелковый. Да послужит сегодняшний случай ему уроком на всю жизнь, ради милостивых богов! Те, с кем он повесничал да буянил, его бросили, а порядочные, степенные люди идут, бросив всю работу! И, если он возьмется за ум, мы еще сможем поженить их с Розой, правда, сват Хельер?
Старый лесоруб говорил быстро, торопливо, словно, как и жрец перед тем, желал заклясть сына от всех бед, заверить, что так и есть, что он вернется живым, и изменится к лучшему.
Хельер, идущий рядом с ним, поймал взгляд друга, в котором надежда непрестанно боролась со страхом. Попытался успокоить его, как мог:
- Если боги помогут, все окажется так, как ты говоришь! Глядишь, и вправду, найдется да одумается. А тогда за Розой дело не станет! - проговорил он наигранно, и быстро перевел взгляд на гончих, которые бежали впереди, обнюхивая заросли.
Аббон же тяжело вздохнул:
- Знаешь, Хельер... Ты, потерявший старших сыновей на войне, гораздо счастливее меня, поверь! Твои мальчики погибли, как герои. А я хоть и дождался сына живым и здоровым, теперь едва узнаю его, так он изменился!
Ничего не мог на это ответить лесник.
Клод, староста деревни, при этом разговоре двух друзей покачал головой и подумал, что оба они несчастны, потеряв своих детей. У Хельера после войны и Черного Года из всех детей осталась одна дочь. Зато он, по крайней мере, вправе гордиться памятью погибших на войне сыновей: никто не мог о них сказать ни одного плохого слова. Аббон же, по сути дела, потерял своего сына уже давно: пьяница и игрок доставлял отцу лишь огорчения. Те, кто искал его теперь, жалели не парня, а его отца, которому односельчане глубоко сочувствовали из-за его сына и раньше.
Тем временем, Хельер ускорил шаг, следуя за рвущимися с повода гончими, чтобы не отвечать на горячую, отчаянную вспышку надежды, звучавшую в интонациях Аббона, не слышать, как тот зовет его сватом. Про себя он знал точно, что не отдал бы Розу за Фульрада, даже если бы ничего не случилось...
Селяне следовали за лесником и собаками сквозь пышное переплетение кустарников и древесной поросли, огибали высокие деревья, перепрыгивали через небольшие ручейки, земля вокруг которых была топкой. Здесь, как сказал Хельер, легче всего было найти следы, если, конечно, они были.
Пока, во всяком случае, их не находилось. Собаки сновали по сторонам, обнюхивая каждый куст, каждую поваленную корягу. Но голоса не подавали, значит, замечали пока лишь обычные лесные запахи. Никаких следов человека не удалось найти даже в низине, на мягкой земле. Лес был тих, все его обитатели, явные и потаенные, скрылись, не желая попадаться на глаза людям. Лишь где-то наверху, среди ветвей, попискивали синицы, перелетая с дерева на дерево. Больше ничего не могли заметить люди, углубляясь все дальше в лес.
И вдруг где-то вдали завыли волки. Сперва один затянул пронзительную жалобную ноту, за ним другой, словно какое-то неизъяснимое горе терзало и их звериные души.
Собаки прижались к ногам людей, поджав хвосты, едва услышали дикий призыв своих родичей, и в то же время, смертельных врагов. Люди тоже сбились в кучу, черпая уверенность в своей многочисленности. Еще никогда не бывало, чтобы волки, если не бешеные, нападали летом, когда в лесу полно добычи, среди бела дня на целую толпу людей! Собственно, уже то, что они подали голос днем, было очень странно...
Но Аббон, побледнев, как смерть, ухватил за руку Хельера, прошептал судорожным свистящим шепотом, указывая в ту сторону, откуда снова донесся волчий вой:
- Ты думаешь, волки... они воют над ним?.. - он мотнул головой, не в силах договорить, но все его поняли.
Хельер вновь прислушался к отдаленному вою. И его поразила звучавшая в голосах зверей почти человеческая тоска. Всю жизнь бродя по лесу, он знал повадки животных лучше других людей. Хоть и не стремился нарочно их очеловечивать, как его дочь Роза, но признавал, что их возможности гораздо шире и многообразнее, чем принято считать.
- Нет, это не вопль над добычей, - уверенно отозвался лесник, поддерживая Аббона под руку. - Слышишь, какие жалобные голоса? Может быть, какой-то враг разорил волчье логово, и родители оплакивают погибших волчат?
Бледные губы Аббона дрогнули, и он проговорил:
- Если вы еще намерены искать моего сына, то вперед! Нельзя терять время!
Они направились дальше - угрюмые селяне, идущие молча, почти не разговаривая, и собаки, оправившиеся от страха. Теперь они вели более уверенно, деловито, словно волчий вой, звучавший вдалеке, придал им решимости. Хельер заметил, что они, вопреки всем его усилиям, приближаются к тому самому месту, которое он предпочел бы обойти стороной.
А волки продолжали выть вдалеке, не приближаясь к людям, так тоскливо и заунывно, словно плакали, или даже оплакивали кого-то. И растревоженное воображение Хельера по-своему объясняло поведение зверей. Ему думалось, что это не волки, а лесные альвы, которые все видели и стремятся поведать о случившемся. О ком именно они плакали? В этих жалобных голосах леснику слышалось... Да-да, сходство интонаций с тем, как Аббон говорил о своем сыне, с любовью и родительским осуждением! Та же горечь, то же глубокое сожаление о том, что некто вновь совершил непоправимый поступок, какого не должен был допускать.
Жуткий и в то же время печальный голос снова огласил лес, по которому шли селяне. Он наводил тоску, и людям трудно было сохранять надежду найти Фульрада живым. Аббон весь напрягся, вглядываясь в полумрак лесной чащи, словно готов был в любой миг увидеть под каким-нибудь деревом окровавленный труп своего сына. Хельер почти бежал, едва поспевая за собаками. Он уже смирился, что они ведут именно туда, куда ему ни за что не хотелось снова попасть. Хоть он и не видел, что произошло, когда его оглушили, но и того, что понял, было более чем достаточно.
А в глухой чащобе вновь послышался протяжный, заунывный плач волков...