Благодарю, эрэа
katarsis! Ши выступят когда захотят и в том виде, в каком захотят. Призвать их и сказать: "Твоя очередь" не получится. Они - "не ручной лев", как в "Хрониках Нарнии". Вот как явят всем парочку знамений, которые трудно будет понять превратно...
Вообщем-то, не важно, в каком виде они выступят: во плоти или в виде знамений. Главное, чтоб вовремя. И сейчас - самое подходящее время. Хотя никто ещё не придумал лучшего способа объяснить свою позицию, чем с помощью слов. А знамение, практически любое, при некотором воображении можно, хоть как, истолковать, как Риваллон и говорит. Разве что, кто-то из жрецов совершит ошибку и скажет: и пусть меня поразит молния, если боги не хотят этой войны. Вот тут, действительно, можно послать такое знамение, что не перетолкуешь! Правда, ши, наверное, не умеют молниями стрелять. А, с другой стороны, кто их знает?
Хотя, мне стало интересно. Что Теодеберт может в такой ситуации? Если он сам вызывается, значит, какие-то идеи у него есть. Но как может арверн опровергнуть слова друидов? Если такое возможно, то я хочу это увидеть!
Гвион попадет на Совет Кланов. Это авторы обещают.
Ну, и отлично
Понять, какой момент тут действительно вовремя для необходимого действия - тоже очень важно. Что-то мне здесь вспоминается Засадный Полк на Журавлином Поле; Гвиневера здесь в роли Лютобора Яргородского, который сам обязан ждать точного момента и других сдерживать, когда они сходят с ума от беспокойства. Но это касается людей. А ши выступят, когда будет нужно.
Слова тоже можно при желании (а оно здесь у некоторых есть) истолковать неправильно.
Вряд ли ши владеют молниями. Обычно это привилегия высших и сильнейших среди богов. Донара/Тора/Тараниса/Зевса/Юпитера/Перуна/Перкунаса/Индры и других обличий. Но вряд ли здесь до такого дойдет.
Теодеберт выскажет вождям кланов некоторые из идей, которые и Вы здесь предлагали, в частности.
Он все-таки только по отцу арверн. А его мать была из королевского рода Арморики, это очень важно.
Он может напомнить им слушаться не только друидов, но и собственного здравого смысла.
Глава 20. Рифмоплёт (продолжение)
После долгих раздумий королева Гвиневера кивнула своему супругу, позволяя ему выступить на Совете Кланов.
Прежде чем войти в солнечный круг, Теодеберт почтительно поклонился в пояс своей царственной супруге. Она же ласково поправила плед на его плече, как носили «дети богини Дану». Те, кто наблюдал за ними сейчас, растрогались. Видно было, что перед ними глубоко любящая пара.
Теодеберт Миротворец вошел в залитый солнцем круг. Ясный луч скользнул сверху сквозь стеклянный купол, и осенил его седую голову огненным ореолом.
Противоположные партии по-разному расценили его выход в круг. Пожалуй, присутствие Теодеберта раскололо их, как ничто иное. Друиды держались нарочито равнодушно, словно не ждали ничего особенного от мужа королевы.
Вожди партии Меча глядели исподлобья, едва сдерживая гнев. Им бы хотелось остановить супруга королевы, не позволить ему выступить. Однако они не могли воспрепятствовать его речи. Ведь Теодеберт, хоть и арверн по отцу, все же пользовался уважением «детей богини Дану» за то, что королева избрала его в мужья, и как сын Дарерки, происходившей из королевского рода Арморики. Кроме того, Теодеберт вместе со своим отцом делал многое, чтобы их народу сносно жилось под властью арвернов; его не зря называли Миротворцем.
Но зато партия Лиры с воодушевлением ожидала его речи. Они не сводили глаз с Теодеберта, предвкушая, что он скажет.
Сам же он видел перед собой только бледное прекрасное лицо Гвиневеры, только ее сияющие глаза, устремленные на него. Она воодушевляла его, и он готов был помочь ей во что бы то ни стало.
Гвиневера сделала шаг к кругу, в котором теперь стоял ее супруг. Она горячим, взволнованным взором наблюдала за ним. И невольно королеве вспомнилось, как она точно так же смотрела, как ее доблестный сын встал напротив обезумевшего, размахивающего мечом короля Арвернии… Нет-нет, она надеялась, верила всей душой, что на сей раз все сложится совсем не так!
Теодеберт кивнул всем собравшимся, приветствуя их.
— Здравствуйте, благородные вожди кланов и мудрые друиды! Я счастлив обратиться к вам на Совете Кланов. Мы с вами хорошо знаем друг друга. Ибо я — сын Дарерки, происходящей из королевского рода «детей богини Дану», и обязуюсь чтить обычаи Совета Кланов!
Не все одобрили выступление мужа королевы. Конмаэл Свирепый во главе партии Меча отчужденно промолчал. Друиды старательно сохраняли равнодушный вид.
Теодеберт начал свою речь:
— Если все пойдет так, как желает партия Меча и вдохновляющие ее друиды, то вы соберетесь мстить за выжившего таниста Карломана, не спросив его самого. А ведь он вправе решить сам, нужно ли ему отмщение. Почему же вы не хотите дождаться его выздоровления, чтобы спросить у него самого, чего он желает? Уж не потому ли, что знаете: танист Карломан не захочет мстить королю Арвернии, своему племяннику, и не позволит вам поднять восстание? И потому вы стремитесь втянуть Арморику в войну, пока некому вас остановить, — голос Теодеберта стал очень мягок. — В таком случае вам, конечно, приходится спешить с Советом Кланов, чтобы успеть навязать всем свое решение! Но в неистовой спешке вы, по-моему, многого не учитываете. Например, посланных богами знамений, которые толкуете исключительно в свою пользу. Понятно, что вам куда как хочется верить, что боги на вашей стороне! Но что, если ваши наставники ошибутся в их толковании? То, что поведал нам Верховный Друид, может быть и предупреждением богов, как делать не подобает! Может ли поручиться почтенный Кинврайт, что не принимает желаемое за действительное? Непогрешимы лишь боги, а вовсе не их жрецы! Если Высшие Силы в самом деле поддержат «детей богини Дану» и поведут их к победе — тогда, конечно, лучшего не придется и желать тем, кто хочет сражаться! Но вдруг все сложится не так, как вы верите, полагаясь на еще не сбывшиеся знамения? В таком случае, лучшие сыны «детей богини Дану» погибнут зря, не завоевав свободы! И положение народа Арморики только ухудшится, если вы покажете себя непокорными вассалами. Одной лишь яростью не выигрывают сражения, горячее желание добиться свободы не рассеет мановением волшебной палочки рыцарские полки, которые, поверьте, не разучились сражаться! Тот, кто этого не понимает — просто легкомысленное дитя, которое и вправду еще не доросло до независимости. Но я не вижу здесь детей, я вижу разумных и мудрых вождей кланов, способных дать себе отчет в своих поступках. Вы можете верить доводам друидов, однако вести войска в бой все равно придется вам. Так что решайте, милостивые господа, нужно ли вам поднимать восстание! На помощь богов при этом надейтесь, но на себя — рассчитывайте!
Это была, пожалуй, лучшая речь Теодеберта Миротворца за всю жизнь, ибо он истово стремился примирить «детей богини Дану» с арвернами. Многие из вождей, слушая его, призадумались, и, кажется, ему удалось отчасти поколебать доводы друидов. Другие же, убежденные сторонники Лиры, вскочили на ноги и горячо захлопали в ладоши. Но на них неодобрительно косились противники: овации красноречивым ораторам — обычай, заимствованный у арвернов.
Гвиневера не сводила со своего мужа глаз, и взор ее был полон надежды.
Морветен, заслушавшись его речью, воскликнул, не сдержавшись:
— Хорошо говоришь, брат! Знамения знамениями, а сперва нужно подумать, под силу ли выиграть войну.
Номиноэ взглянул на брата королевы, сдерживая его пыл, но и сам проговорил, одобряя сказанное Теодебертом:
— То верно: знамения посылают боги, они не лукавят, да люди не всегда их толкуют верно! Надеюсь, нашим вождям хватит здравого смысла, чтобы все взвесить.
Речь Теодеберта успокоила также Хлодомера и Жартилина, что сидели, не сводя с него глаз. Хотя у Хлодомера даже сердце замерло от напряжения: что принесет им всем речь его мудрого и красноречивого брата?..
Но Теодеберт сейчас вряд ли замечал своих родных. И уж вовсе не видел, как грозно хмурились вожди партии Меча. Потому что в этот миг он видел перед собой только свою царственную супругу, что глядела на него с безграничной любовью и благодарностью. Он был рад, что чело королевы хоть немного прояснилось; стало быть, он смог отчасти помочь ей.
И, воодушевленный смотревшей на него Гвиневерой, Теодеберт завершил свою речь следующими словами:
— Все мы, говорящие на Совете Кланов, вправе лишь давать советы; решать же вам, досточтимые вожди! Но все же я позволяю себе выразить надежду, что вы примете окончательное решение, не иначе как взвесив основательно, чего не хватало в прежних восстаниях ваших прародителей, почему они не могли одержать победу над арвернами. Дождитесь также других знамений, более ясных. Если их вправду посылают боги, они не оставят «детей богини Дану» без ответов. И еще, я бы советовал вам дождаться выздоровления таниста Карломана, узнать, что он думает о таком жертвоприношении в свою честь. Да пошлют вам боги верное решение!
Сказав так, Теодеберт покинул солнечный круг. Подойдя к Гвиневере, ласково взял ее за руку и остался так стоять. Стоя, дослушали его речь и многие сторонники, пока королева не сделала им жест садиться. У всех стало легче на душе.
Но партия Меча не уступала им победы. По знаку Верховного Друида, в солнечный круг тотчас же, едва разминувшись с Теодебертом, вошел Дубдхара. Яркий свет над его головой неистово полыхнул, озаряя фигуру друида, стремившегося во что бы то ни стало разжечь в людях желание сражаться.
— Я призван ответить на полные сомнения вопросы, высказанные благородным супругом королевы, — проговорил он. — Разумеется, в чисто военных замыслах вожди кланов разберутся лучше! Но что касается знамений, то они продолжают появляться каждый час, и предвещают благоприятный для «детей богини Дану» исход восстания. Все вы видели, должно быть, мириады водяных лилий на реке, покрывших ее воды белоснежным покрывалом. Они означают, что столь же незапятнанно воссияет свобода Арморики, а нашим врагам сулят множество погребальных саванов, белых, как лепестки лилий. Не бойтесь никаких знамений: все они сулят победу!
Все это время Теодеберт стоял рядом с Гвиневерой, держа ее под руку. Сама же королева, согретая вниманием мужа, стойко выдерживала очередной удар. Ведь она понимала, что многие из ее соплеменников рады обманываться, ибо не видят того, что прекрасно осознавала она сама и еще немногие среди собравшихся.
— Слепцы! — простонал престарелый Гвертан, сжимая костлявыми пальцами плечо юного Брана. — Во главе друидов стоят слепцы, видящие только себя! Пожалуй, придется владыкам ши изъявить свою волю наглядно, так, чтобы уже никто не мог усомниться… Что ж, каждый получает то, что заслужил, но не каждый бывает этому рад…
Бран молча поглядел в сторону дверей, и отвел глаза, не смея надолго задерживать взор, хотя его тянуло внимательно разглядеть стоявших там. Они приняли облик людей, но по едва уловимым приметам можно было понять, что это — ши, олицетворение стихий. Келин — зрелый муж, одетый в зеленое шумящее одеяние, могучий, как дуб с корнями, и Алау — стройная дева с роскошными белокурыми волосами, в венке из лилий, вся серебрившаяся в наряде из светлых речных струй. Они были выше ростом и величественнее людей, но самое главное отличие — их глаза. Древние и мудрые, бездонно-глубокие, у Пастыря Деревьев густо-зеленые, как мрак лесных чащ, а у Дочери Реки — голубые, как речная гладь в ясный день, таких ярких оттенков, каких у людей не бывает. Вся мощь стихий сияла в их глазах. Если бы Бран увидел лишь их, он и то в первый же миг понял бы, что это — глаза могущественных ши.
Но ученик друида сразу же понял, что лишь немногие из собравшихся видят их воочию. Он и его наставник Гвертан, королева Гвиневера, Номиноэ Вещий и, пожалуй, еще Гурмаэлон Неистовый, не отводивший от владык горящего взора. Всем остальным ши просто оставались невидимы.
Королева переглянулась со стоявшим рядом Номиноэ, беседуя без слов.
«Не пора ли воззвать к владыкам ши, чтобы они разъяснили смысл знамений?» — спросил Номиноэ, тихо вздохнув, когда услышал, как очередной друид толкует знамения по собственному усмотрению.
«Нет, еще рано. К ним я обращусь, только если не останется надежды справиться человеческими силами, — ответила Гвиневера, блеснув зелеными глазами. — Сперва постараемся уладить все так, чтобы арверны не могли нас обвинить, будто мы опираемся на волшебную силу. Да помогут нам боги совладать без помощи владык ши! Если бы Гвион Рифмоплет был среди нас…»
Королева и ее советник смолкли, сожалея, что знаменитый филид не успел на Совет вовремя, чтобы помочь им разрушить козни друидов и партии Меча. И теперь было непонятно, успеет ли он вообще, чтобы повлиять хотя бы на окончательное решение вождей кланов.
***
А Гвион Рифмоплет в это время вместе с Дунстаном стоял во все сужающемся кольце оборотней, слушая беседу своего спутника с Кринаном, сыном Ридведа Лесного.
Впрочем, слушал Гвион не слишком внимательно. Главное задачей его было совсем другое. Найдя нужные слова, он сперва вполголоса, затем все яснее и звучнее завел все еще чистым, совсем не старческим голосом песню, что должна была успокоить оборотней.
— Свой закон у дня и у ночи, и всему приходит свой срок. После целого дня забот всему живому нужен отдых. Он расслабляет натруженное тело и развеивает напряжение мысли. Блаженных часов отдыха ожидают и пахарь, уставший от работ, и воин в походе. Спит, закрыв глаза, олень, и волк во сне не поведет чутким ухом. Даже сама земля отдыхает всю зиму, укутавшись снежным покрывалом. Так и вы, потомки Ридведа Лесного, засните крепко, пока Луг на сияющей колеснице, в свой черед, не уйдет отдыхать, ибо и он знает ночной отдых. Вы же пробудитесь к ночи, дети полной луны! А до тех пор пусть снятся вам легкие, приятные сны. Сон подобен прохладной тени в жаркий день, он очищает душу и дарит покой.
Пока Гвион пел, оборотни из стаи Кринана один за другим начали клевать носом, почти тыкаясь в землю. Они боролись со сном, но веки закрывались сами собой, лапы подкашивались, зубастые волчьи пасти разевались в душераздирающих зевках. Прошло несколько мгновений — и бисклавре повалились спать там, где стояли. Сейчас их можно было таскать за хвост — ни один не проснулся бы до вечера.
Кринан один не поддался сонным чарам, ибо он был крепче и устойчивее молодых оборотней. Но он не успел ничего сказать, оставшись наедине с Дунстаном и Гвионом. Потому что старый филтд изменил ритм своей песни, и ее смысл пролился в душу оборотню, как целительный бальзам на рану.
- Да снизойдет покой в душу того, кто желает его! Покой - величайшее сокровище на свете, и каждый достаточно богат, чтобы обрести его. Он нисходит в сырую темницу узника. Смежает усталые глаза больного, измученного страданиями. Утешает содрогающихся в плаче сирот, лишившихся матери. Покой проливается и в душу родителя, пережившего милого сына. Ибо смерти нет, и ни одна разлука не длится вечно! Загадочна и потаенная Сумеречная Тропа, что ведет среди звезд и сквозь глухие леса. Но она соединяет миры и скрещивает пути для тех, кто не теряет надежды!
И, пока они слушали чарующую, глубокую, как море, песню Гвиона, Дунстан видел перед собой отца, Кринан же - своего сына Керетика. Когда филид допел до конца, пожилой оборотень почувствовал, что перед глазами его стали как-то странно расплываться фигуры стоявших рядом и очертания окружающих предметов. Украдкой провел рукой по глазам и удивился, почувствовав мокрое. Задумался снова о своем погибшем сыне, но не ощущал уже былой ярости. Тоску, которая будет жить в его сердце до конца дней - да, безусловно. Но сейчас Кринану стало ясно то, что, впрочем, он чувствовал и раньше: если бы они с отцом добились своего, и люди уничтожали бы друг друга, это не утешило бы родных Керетика. Месть не дает ничего.
Кринан взглянул на Гвиона уже не таким суровым взглядом, как прежде. По природе своей он не был жестоким, или даже непреклонным. Песнь Гвиона, смягчив его боль о погибшем сыне, помогла переосмыслить последние события. И он взглянул с другой стороны на то, что замыслили они с отцом, задерживая почетных гостей.
- Ты и впрямь чародей! Помог мне заглянуть в свою душу. Теперь мне будет, о чем задуматься... Что ж, вы победили! Как мне преследовать вас одному, тем более что дальше уже не наши владения? Ваш путь свободен, - проговорил он нехотя.
Но Дунстан попытался увещевать своего родича:
- Мы надеемся проститься с тобой, как подобает родным, Кринан! И, мне кажется, есть еще некоторые, кому очень важно помириться с тобой.
При этих словах из кустов вышли Виомарк и Геррин, оба в человеческом обличье. Последний невольно присвистнул, увидев своих родичей, спящих, как медведи в берлоге.
Кринан нахмурился, взглянув на старшего внука.
- Я вижу, что и для тебя мой приказ ничего не значит? - в его голосе ожил былой металл, но уже в следующий миг он махнул рукой. - Великий Кернунас, наш прародитель, решит, кто из нас прав! По крайней мере, сегодня у тебя были добрые намерения, первенец моего сына Керетика, хоть они и привели к ослушанию.
Геррин подошел к деду, и тот, смягчившись, положил руку ему на плечо. Юноша тихо проговорил:
- Я прошу тебя, дедушка: отпусти наших гостей с чистым сердцем! Ведь они выполняют волю королевы Гвиневеры, и даже прадедушка Ридвед обязан чтить ее. Мы сделались бы мятежниками, помешав им попасть вовремя на Совет Кланов.
Кринан кивнул и усмехнулся:
- Постараемся так и объяснить нашему вожаку, а, Геррин? - и, обернувшись к "почетным гостям", проговорил: - Граница открыта перед вами! Теперь я искренне желаю вам придти вовремя, чтобы выполнить приказ королевы.
Дунстан с Виомарком почтительно поклонились, но не тронулись с места. Затем сын Карломана произнес:
- Благодарю тебя, почтенный Кринан, за то, что мы можем расстаться друзьями! Но нам хотелось бы, прежде чем уйти, чтобы ты простил еще кое-кого...
- Это Кевлин? - переспросил Кринан и, переведя взор на старшего внука, проговорил: - Я так и подумал, что ты встретишься со своим беспутным братцем! Ну, где же он?
Кевлин, немного смущенный, вышел из кустов. Геррин взял брата под руку и подвел к их грозному деду.
- Прости, дедушка! - тихо проговорил юноша. - Не отступник я, не предавал вас. Просто я должен был помочь нашим гостям. Так велит чистая душа моего отца! Если ты простишь меня, дедушка, благослови в путь! Я хочу служить при дворе королевы Гвиневеры, в Чаор-на-Ри.
В прежние времена Кринан обругал бы внука, стал бы грозить праотеческим проклятьем. Но песня Гвиона помогла ему оттаять, и он только хлопнул по плечу младшего внука, глядя строго, но втайне сожалея, что тот уходит. И осенил его солнечным кругом.
- Ступай, Кевлин, сын моего сына Керетика! Будь достоин своей благородной крови, чтобы твоей новой стае никогда не пришлось пожалеть, что приняла тебя!
- Я постараюсь, дедушка, - взволнованно сглотнул Кевлин.
Дальше терять времени не следовало. Дунстан и Виомарк перекувыркнулись и, став волками, коротко взвыли, призывая своих наездников. В тот же миг Гвион Рифмоплет и Кевлин с мальчиком сели им на спины. Оба бисклавре прянули вперед и пустились бежать, стремительнее полета стрелы.
Вдогонку им донеслось двухголосое: "Счастливого пути!" Миг - и путники скрылись из виду. А Кринан со старшим внуком остались на опушке леса, среди своих спящих родичей.