Благодарю, эрэа
Menectrel, лучшая из всех соавторов, за поздравление и за новые идеи!
Надеюсь, и впредь будем стремиться к творческим успехам вместе!
Благодарю, эрэа
katarsis, эрэа
Convollar, эрэа
Карса!

Если бы они все знали. Если бы Клод знал, кто такой Капет, к которому он отправляет Розу, если бы Роза знала, какую роль Клод сыграл в судьбе её отца, о которой она тоже пока не знает. Да, некоторых вещей лучше не знать. Надеюсь, Роза хотя бы поначалу будет счастлива. Но надолго ли?
Всего люди, к сожалению, знать не могут. По крайней мере, на том этапе развития, что у нас тут показан. Сколько раз наяву люди совершают ошибки, а потом хватаются за голову: "Если бы только знали"!
Наверное, лучше все-таки быть готовым к будущей судьбе.
Хотелось бы для Розы хоть немного счастья на выбранном ею пути!
Есть вещи, которые лучше не знать, но так ли это? Выбор всё-таки предпочтительнее делать осознанно. Хотя выбора у Розы особо не было. Односельчане постарались от неё избавиться, причём Клод это сделал как раз осознанно и искренне верил, что так лучше для Розы. Мачеха - это отдельная песня, таких особ угомонить можно только врезав палкой по темечку. Ведаст, ну что Ведаст, что-то увидел, разбираться особо не стал. А Капот её слушал и слышал, понимал и сочувствовал (или делал вид).
У каждого свои мотивы, но все, кроме мачехи, искренне желали девушке добра. Предложили ей путь, близкий ее сердцу, не стали разлучать с любимым человеком, - что же еще надо?
Капет ее вправду понимал. Он ведь тоже не избалован вниманием окружающих, мягко скажем. У него с детства не было ни родных, ни дома. Так что найти в лице Розы родственную душу, для него настоящее чудо.
Хорошо ли знать будущее? Однозначного ответа нет (хотя я склонна считать, что человеку это знать не стоит). Норны, видимо, сочли, что Розе знать будущее не стоит. Что до осознанности выбора, то что могла выбрать Роза? Жизнь с мачехой, которая её ненавидит? Жизнь служанки в доме деда.. или не совсем служанки? По крайней мере, она свой путь выбрала сама, сама и пройдёт его до конца. Надеюсь, ей хватит на это сил. Очень хочется, чтобы она обрела если не счастье, то покой, пусть в далёком будущем. Пока же её путь определён - она уезжает с балаганом. Надеюсь, авторы расскажут нам о её дальнейшей судьбе.
Если есть варианты будущего, и можно выбрать, то лучше все-таки знать. Если же оно неизбежно, по крайней мере, знание будущего поможет подготовиться. Гораздо хуже и больнее, когда тебя застает врасплох то, чего ты совсем не ждешь.
Надеюсь, что Роза выдержит все возможные последствия своего выбора. И присоединяюсь к Вашему пожеланию, тоже желаю ей добра!
Авторы надеются, что напишут о судьбе Розы! Но сейчас пока что мы вспомним о некоторых других персонажах. хоть и связанных с деревенской линией.
Глава 13. Четыре Дуба (начало)
Деревня, где жили со своими семьями замужние дочери Аббона, и куда переехал после гибели сына сам лесоруб, носила название Четыре Дуба. Своим именем она была обязана, разумеется, четырем великолепным братьям-дубам, высоким и мощным, поднимавшимся к самому небу. Они возвышались над деревней, как исполинский зеленый шатер. Их могучие стволы были неохватной толщины, а кроны, под которыми гуляли и сидели здешние жители, казались целой рощей.
Четыре дуба были посажены четырьмя внуками Карломана Великого, умершего в 76 году, если считать от его рождения. После его смерти четверо внуков разделили его огромную империю, простиравшуюся от Окруженного Моря до Одера, от Северного Предела до Южного. Земля эта была столь огромна, что старший внук и наследник Карломана Великого, Ангерран I Мудрый, не в силах был управлять ею единолично. А трое его братьев и кузенов, сидевшие в своих владениях, гнули собственную линию, стремились править независимо. Нарастающие противоречия грозили перерасти в кровавую междоусобицу, если не сразу, то при ближайших потомках.
И вот, Ангерран Мудрый, первый король Арвернии вкупе с вассальной Арморикой, собрал своих родичей в ничем не примечательном месте неподалеку от Кенабума. Там был заключен договор о полюбовном разделе империи на четыре братских королевства. Четыре брата-короля обрели самостоятельные владения, и в память о своем договоре велели посадить четыре дубовых ростка. Они принялись, и со временем из них выросли огромные деревья. Четыре стороны света, четыре дуба, чутко ловящие ветер со всех сторон, четверо внуков великого императора, разделившие империю на четыре части-королевства...
Со временем под сенью четырех дубов выросла деревня. Она была больше и многолюднее той, что лежала близ Серебряного Леса. Находилась ближе к Кенабуму, и лежала вблизи Королевского Тракта, ведущего на юг. По нему можно было проехать в Окситанию, Нибелунгию, и еще далее. И всем, кто проезжал по Королевскому Тракту, не миновать было Четырех Дубов.
В этот день, двадцать пятого числа хеуимоната месяца, через деревню проехал, возвращаясь из Окситании, Аледрам, четвертый сын Карломана Кенабумского и Альпаиды. Он доставил тело своего таинственно погибшего начальника, великого секретаря Королевского Совета, в его родовой замок. И теперь возвращался в столицу, где за время его отсутствия произошли, как знал юноша, большие и тревожные перемены.
Проезжая со своим отрядом через Четыре Дуба, Аладрам почувствовал, как его конь оступился, потерял подкову. Он обернулся, услышав, как неподалеку стучит молот кузнеца. Над мастерской, стоявшей на окраине деревни, поднимался дым.
- Ну вот, придется задержаться, - усмехнулся юноша, минуя четыре исполинских дуба, подпирающих небо. Сделал знак своим спутникам: - Отдохните пока что в тени, а я заеду в кузницу.
В кузнице работал Клеф, зять Аббона, со своими подмастерьями. Увидев на пороге знатного посетителя, они учтиво поклонились.
- Здравствуйте, почтенные селяне! - приветствовал их Аледрам. - Мне нужно подковать коня, чтобы подковы не слетели до самого Дурокортера.
- О, до Дурокортера! - уважительно протянул Клеф, глядя на статного молодого рыцаря с длинным мечом на поясе. В этот миг он заметил на плечах юноши плащ с гербом сюзерена здешних мест, графа Кенабумского.
Подмастерья кузнеца, тем временем, стреножили коня и крепко привязали его к коновязи, чтобы подковать. При этом они открыто восхищались красотой породистого скакуна.
- Ах, какой красивый конь, будто картинка! - восхищенно ахнул один из них. - Ноги, как у лани, а шея, а грудь!.. Да уж, такого коня не заставишь пахать землю или возить телегу!
Тем временем, Клеф разжег в горне огонь пожарче, закаляя подкову для коня. А Аледрам вышел из кузницы, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Неподалеку, на берегу ручья, сидел на скамейке старик в черной длинной сорочке без украшений и таких же штанах, в знак траура. Это был Аббон. Он вырезал из дерева какую-то фигурку. Рядом с ним, справа и слева, сидели две девочки, с любопытством заглядывая, что делает дед.
- Дедушка, а что ты вырезаешь? - спросила старшая, девочка-подросток.
- Волка в короне, в честь нашего сюзерена, графа Карломана Кенабумского! - ответил Аббон.
Внимание Аледрама привлекло имя отца, и он стал прислушиваться. Юношу, как и самого Карломана, интересовала жизнь людей во всех проявлениях, даже простолюдинов, далеких от него, родственника короля.
- Дедушка, а чей он будет - мой или Виллы? - спросила вторая девочка, лет девяти, ловя стружки, вылетающие из-под ножа старика.
Аббон взглянул на внучку, на миг прервав свою работу, чтобы погладить туго заплетенные косички девочки.
- Поиграйте пока вместе, как положено сестрам! А потом я вырежу еще игрушку, чтобы хватало и тебе, Дада, и твоей сестре!
Рядом со внучками Аббон оттаивал хотя бы на время, и траур по сыну чуть меньше тяготил его. Внуки от дочерей, в особенности самые младшие, были ему отрадой.
Аледрам, видя, что старик, облаченный в траур, все-таки оживает рядом со своими внучками, заметно заинтересовался и подошел ближе. Ему хотелось бы хоть чем-то помочь доброму старику, если это возможно.
- Здравствуй, почтенный поселянин! - проговорил сын Карломана, подойдя ближе. - Пусть боги берегут тебя и твою семью!
Аббон глубоко вздохнул и поднялся со скамейки, сделав знак внучкам. Обе девочки, Вилла и Дада, поклонились приезжему, с любопытством разглядывая знатного рыцаря в богатом одеянии, с серебряной цепью на шее, приехавшего на прекрасном коне.
- Здравствуй, знатный гость! Да осветит Суль твой путь! - пожелал Аббон молодому человеку, учтиво кланяясь.
Аледраму захотелось расспросить старика, но он остерегался это сделать, чтобы ненароком не разбередить его горе. Оглянувшись, он увидел идущую через двор беременную женщину. Это была Итта, несущая отцу чашу с отваром.
Сын Карломана приблизился к ней. Расспрашивать ее было все же легче, чем старика, одетого в траур, ибо тот выглядел слишком печальным.
- Здравствуй, почтенная хозяйка! - улыбнулся сын Карломана.
- Ой, здравствуй, господин! - поклонилась Итта, насколько позволял уже большой живот. - Не желаешь ли поесть или хотя бы выпить воды?
- Нет, благодарю, - ответил Аледрам. - Я просто жду, когда твой муж подкует моего коня. А сам я - четвертый сын майордома Арвернии, графа Карломана Кенабумского. Возвращаюсь домой.
- Ой, господин! - Итта едва не выронила чашу из рук. - Твое посещение - великая честь для нас! Мой муж, кузнец Клеф, подкует тебе коня так хорошо, что он до самого Дурокортера не потеряет ни одного гвоздя из подковы, не изволь сомневаться!.. А я - Итта, дочь Аббона. Мой почтенный батюшка здесь, вместе с моими дочерьми, - она кивнула в сторону сидящего на скамейке старика.
Пользуясь случаем, сын Карломана тактично спросил молодую женщину о том, что неловко было спрашивать у ее отца:
- Я вижу, что твой почтенный батюшка одет в траур и угнетен горем... Должно быть, он недавно потерял супругу?
Итта покачала головой, и лицо ее омрачилось глубокой печалью, как и у ее отца.
- Увы, нет, господин! Моя матушка скончалась еще в Черный Год, от оспы. А ныне нашу семью постигло новое, неожиданное горе. Совсем недавно погиб мой младший брат. Они с батюшкой жили в другой деревне, что близ Серебряного Леса. Мой брат вернулся живым с Окситанской войны, а тут вдруг его растерзал лютый волк, возле самой деревни!
Аледрам склонил голову.
- Соболезную всей вашей семье, и особенно - твоему почтенному батюшке! Всегда тяжко, когда гибнут молодые! Но как это зверь мог растерзать человека летом, да еще у самого жилья? - юноша нахмурился. - Пожалуй, по пути отсюда я заеду в Артайус к бальи или же к барону Готье Вексенскому. Я, как сын графа Кенабумского, вправе дать разрешение на охоту за зверем-людоедом. Хоть я и спешу в столицу к отцу - да хранят его боги! Но нельзя пройти равнодушно мимо людского горя.
Итта взглянула на гостя широко распахнутыми от удивления глазами.
- Благодарю тебя, знатный гость наш, что принимаешь близко к сердцу беды простых людей!.. Но я должна передать отцу лечебный отвар... Его надо пить вовремя. В первые дни батюшка чуть не умер от горя. Только теперь начал немного оттаивать.
Итта подошла к отцу и подала ему чашу. Он положил на скамейку фигурку, которую заканчивал вырезать из дерева, и стал пить отвар. Итта тихо рассказала отцу о знатном посетителе.
Девочки же тем временем собрали упавшие стружки и стали играть, по очереди называя, на что похож каждый обрезок дерева, ожидая, когда им в руки попадет настоящий подарок.
- Спасибо, дедушка, за то, что ты вырезаешь для нас! - говорили они, ласкаясь к старику, а тот гладил их обеих по головам, вспоминая погибшего сына.
Итта же, взяв у отца опустевшую чашку, направилась обратно, мимо Аледрама, наблюдавшего за ее семьей. Проговорила, подняв на него глаза:
- Благодарю тебя, господин виконт, за твое внимание к нам, простым селянам!
- Не за что! - учтиво ответил сын Карломана. - Тем более, что твой покойный брат прежде был воином и сражался за Арвернию! Под чьим началом он служил?
- Под началом Одиллона Каменного! - Итта глубоко вздохнула. - Увы, война изменила моего несчастного брата до неузнаваемости! Он бы в нашей семье, как лучик света, а после войны приносил всем, особенно батюшке, одни огорчения. Но мы все равно скорбим о нем!
- Одиллон Каменный, - при этом имени Аледрам нахмурился, зная, что отряды этого военачальника были, по сути, карательными. - Что ж, он совершил много зла. Но он умер совсем недавно. Больше он никому не сломает жизнь.
- Увы, Фульрада все равно не вернешь, - вздохнула женщина и взялась руками за живот, думая о том, кто должен был родиться.
А Аледрам задумался, может ли он, сын майордома Арвернии, хоть чем-то поддержать эту семью.
Тут как раз Клеф привел юноше его коня, на ногах которого так и горели серебром новые подковы, и передал коня слуге юноше, что подошел к ним в этот миг.
- Работа выполнена, господин! - немногословно произнес кузнец.
- Благодарю тебя! Я вижу, что ты настоящий мастер, - с этими словами Аледрам отсыпал из кошеля пятьдесят монет и передал их кузнецу. Это была большая цена для деревенского мастера. Но юноша уверенно кивнул: - Бери! Я благодарен тебе и твоим близким!
- Спасибо, щедрый господин! - с достоинством отвечал Клеф.
Взяв деньги, кузнец вернулся в кузницу. А Аледрам, ведя коня за повод, подошел к Аббону, видя, что тот как раз закончил вырезать фигурку - волка с короной на голове.
Девочки все еще сидели рядом с дедом, но тут мать окликнула их:
- Вилла, Дада! Идите со мной, мне нужна помощь на кухне!
Они убежали впереди тяжело ступающей Итты. Аледрам же остался наедине со стариком.
- Очень красивая фигурка, искусной работы! - похвалил он резьбу Аббона.
Тот медленно поднялся на ноги перед сыном Карломана.
- Я всю жизнь управляюсь с деревом, вызнал его тайны, господин виконт! Но для меня большая честь, что сын самого графа Кенабумского столь высоко ценит мой скромный труд.
- Я прошу тебя, добрый Аббон: продай мне эту фигурку! - попросил Аледрам. - Волк в короне - эмблема моего отца, я хочу подарить ему это изображение. А ты еще вырежешь своим внучкам много игрушек!
Аббон на мгновение задумался, потом ответил юноше:
- Не ради твоих монет я согласен продать эту фигурку! Семья моей дочери заботится обо мне, да и сам я еще могу работать. Но из почтения к твоему отцу, знаменитому графу Кенабумскому, я продам тебе его олицетворение!
Аледрам передал ему еще пятьдесят монет в кошеле.
- Благодарю тебя, добрый Аббон! За этого волка мой отец, благородный граф Карломан Кенабумский, отыщет и покарает того зверя, что погубил твоего сына. Я обещаю!
На бледном, постаревшем на много лет лице старого лесоруба на миг мелькнула надежда.