Печать

[katarsis]

Так Калина рискует остаться вовсе в изоляции. Всю семью уже разогнала, остальные бояре тоже не горят желанием с ней видеться. Это ещё ей повезло, что Волот не склонен искать утешение на стороне, а то бы давно нашёл себе подружку, и вообще дорогу домой забыл бы.
А за Ратмира будем держать кулачки. Известно, что Мирослава освободят, плюс видения, так что шансы очень хорошие.

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа katarsis!

Так Калина рискует остаться вовсе в изоляции. Всю семью уже разогнала, остальные бояре тоже не горят желанием с ней видеться. Это ещё ей повезло, что Волот не склонен искать утешение на стороне, а то бы давно нашёл себе подружку, и вообще дорогу домой забыл бы.
А за Ратмира будем держать кулачки. Известно, что Мирослава освободят, плюс видения, так что шансы очень хорошие.

Она как раз никого намеренно не разгоняла. Жалуется, что родные не хотят общаться с ней. Но вопреки ее воле получается именно так.
У Волота покуда и без того полно дел, он готовился к войне. А в сутках все-таки 24 часа, не больше. А, если бы он вздумал завести любовницу, пожалуй, Калина погубила бы его. Или соперницу. Или их обоих.
Да, но что будет с Ратмиром после освобождения, никакие видения не сообщали.

Обреченная любовь (продолжение)

И вот, настал березень-месяц. В это время деревья одевались молодой листвой, в них начинал бурлить сок жизни, их древесная кровь. Земля, просохшая после весенней распутицы, тоже одевалась зеленым травяным ковром, а реки, разлившиеся было после таяния снега весенним паводком, теперь постепенно входили в свои русла. И, хоть иногда еще бывало холодно, а по ночам даже ударяли последние заморозки, однако в Исконных Землях поселяне уже готовились вспахать землю для весеннего сева.

А вот у сварожских витязей и их союзников была совсем иная задача. Настало время для великого похода против вархонитов. Разведчики принесли весть, что степь просохла, и войско могло двигаться по ней, не боясь увязнуть в размокшем черноземе. Кроме того, и вархониты пока не уходили далеко от своих зимних кочевий, откармливая свежей травой отощавших за зиму коней и скот. Хотя с кочевниками всегда следовало держать ухо востро: разведка доносила, что они тоже собирались сообща, прознав о готовящемся походе сварожан и их союзников.

Что ж, сейчас было самое время, чтобы ударить по ним! Загодя, еще зимой, выступили конные полки из самого Влесославля. Им предстоял самый долгий путь. А теперь, едва оттаяли реки, оттуда же спустилась на ладьях и вторая рать. Богатые и надменные влесославцы готовы были встать в один строй со своими извечными соперниками дедославльцами, раз уж их княжич Всеволод женился на внучке великого князя, Доброгневе Моравской. Такой союз был полезен всем.

В это же время, и даже гораздо более охотно, спускались вниз и витязи из Лесной Земли, смешанное племя, наполовину сварожане, наполовину потомки древних лесных племен. Их вел кванский князь Корш, муж княгини Всеславы Судиславны, племянницы великого князя. Воинству из Лесной Земли тоже пришлось проделать долгий путь из Тихомирова до Исконных Земель, чтобы присоединиться к походу против вархонитов. И теперь лесные жители, многие из которых впервые  попали на открытую местность, изумленно озирались по сторонам. Прежде они не представляли, что может быть на свете такая широкая открытая степь, и не то что леса не было вокруг - ни единого деревца до самого окоема! Кваны были особенно поражены. Они не верили своим глазам, призывали лесных духов-покровителей, однако готовились идти в поход вместе со всеми.

А из Великой Моравии, тоже заблаговременно, выступила могучая рать под началом зятя Всеслава Вещего, наследника моравского престола, княжича Ростислава Брониславича, и его братьев. Они тоже присоединились к союзу со сварожскими княжествами, скрепленному двойными родственными узами. Некогда черный моравский орел, витязь и певец Ростислав, добился любви дочери Всеслава Вещего, гордой красавицы Святославы, и увез ее в Моравию. А теперь одна из их дочерей, Доброгнева, вернулась в Сварожьи Земли, став женой Всеволода Влесославльского. Благодаря этим бракам складывался сильный военный союз. Кроме того, моравы тоже имели свои счеты с вархонитами, и знали их не понаслышке, так что охотно присоединились к сложившемуся союзу.

Все сварожские княжества, от Дедославля до Приморья, выставили в поход свои рати. Одних вел родственный долг по отношению к великому князю Всеславу Брячиславичу и его сыну Мирославу, которого они собирались выручить из плена. Другие надеялись обезопасить свои владения от вархонитских набегов, а кто-то и рассчитывал на боевую добычу. Без этого, пожалуй, вятшие мужи во многих землях не пожелали бы снарядить войско. Теперь же рати стекались со всех сторон, на конях и по рекам, к славгородской Ратомле, где назначено было место сбора войск. Предстоящий поход был последним достижением престарелого великого князя Всеслава Вещего, и его последней надеждой хотя бы напоследок обнять своего любимого сына Мирослава.

Дубравнинскому войску под предводительством ярого князя Мстислава Изяславича путь предстоял куда короче, чем многим другим. Дубравна граничила со Славгородщиной, откуда собирались выступить войска против Великой Степи.

Наконец, пришло время выступить в поход, чтобы к назначенному сроку придти в условленное место. Отлично обученная дубравнинская рать выступила, готовясь поквитаться с вархонитами за былые потери от их рук.

***

Воевода Волот назначен был вести передовой дубравнинский полк. Накануне своего отъезда он заехал проститься с дочерью, в дом ее семьи. Они с Ласкавицей вновь остались в горнице одни. Сватья Яснолика внимательно взглянула на них и вышла, чтобы распорядиться хозяйственными делами. А Ласкавица усадила отца в кресло, сама села рядом с ним, взяла его руки своими нежными ладонями, и проговорила с тревогой:

- Так что же, батюшка? Ты выполнишь мою просьбу... касаемо Ратко?..

Воевода заглянул в глаза дочери, глубокие, ясные, но омраченные постоянной печалью и страшным напряжением, и кивнул ей, потому что не дать такого обещания означало бы погубить молодую женщину.

- Обещаю тебе, девочка моя! - клятвенно произнес он. - Я сделаю все возможное, чтобы разыскать Ратко среди освобожденных пленников, позабочусь, чтобы он получил помощь, если она понадобится ему... И поведаю ему все о твоей судьбе, Ласкавица, так, чтобы эта весть не озлобила и не сломила его! Обещаю позаботиться о нем, как подобает!..

Ласкавица приглушенно всхлипнула и качнулась вперед, упала на грудь отцу и прижалась к нему, как маленькая девочка.

- Благодарю тебя, батюшка!.. Только ты один утешаешь меня! Да хранят тебя Отец-Небо и Мать-Земля, батюшка, и Перун, Хозяин Громов, покровитель храбрых витязей! Возвращайся с победой, и помоги Ратмиру, прошу тебя. Пусть он не пытается приблизиться ко мне, но пусть и не держит зла... Скажи: я желаю ему счастья, пусть и не со мной!

Волот крепко обнял дочь, чувствуя, как вздрагивают ее худенькие плечи под его сильными руками, как взволнована его девочка.

- Скажу все, как ты просишь, моя милая Ласкавица! Не бойся, пожалуйста! Вон какая рать собирается в поход на вархонитов! Кто сможет противостоять ей? А Ратмир... Если уж он сумел выдержать три года в плену, то переживет и прочие испытания. Его душа закалилась, как клинок из лучшей стали, и теперь ее никому не сломать. И он переживет все, как подобает настоящему мужчине, храброму витязю. Я верю в него, в нашего Ратко, Ласкавица!

- Спасибо тебе, батюшка! - растроганно повторила молодая женщина. - Я тоже думаю, что тебе будет легче все разъяснить ему, как мужчина - мужчине... И еще прошу тебя: береги себя, и возвращайся поскорее!

- Я постараюсь! - усмехнулся воевода. - И ты береги себя, Ласкавушка! Матери не поддавайся. Она теперь попытается сблизиться с тобой, ведь ты одна останешься в ее досягаемости. Людмила далеко отсюда...

- Хвала Небесам, что так! - Ласкавица описала рукой солнечный круг, радуясь за сестру, скрывшуюся подальше от их матери. - Ну а я сумею защитить себя от матушки, не бойся! Конечно, я буду держаться со светской любезностью, как моя свекровь, боярыня Яснолика. Но обещаю не открывать ей более мое сердце.

- Да хранит тебя праматерь Макошь! - пожелал Волот дочери.

Он ненамеренно посвятил ее покровительству не Лады или Лели, которых чтили юные девушки, но Макоши - Матери-Земли, Хозяйке, которой молились зрелые женщины, почитавшие ее как властную госпожу небесной и земной семьи. Тем самым получалось, что и Ласкавице надлежало оставить свои девичьи мечты о желанном ладо Ратмире, и привязаться сердцем к Гориславу и его семье, к своему имению и званию.

Ласкавица уловила оговорку отца и усмехнулась, признавая, что он прав. Она сама решила начать всю жизнь сначала и жить с Гориславом, оставив в душе лишь тихий огонек для своей первой любви. Ах, если бы и Ратмир смог поступить так же! Думы и мечты о ней, верно, помогали ему выдержать плен. Но ведь он должен понять, сколько прошло времени, и что она была на свой лад не свободнее, чем он - в вархонитском плену!..

Волот погладил дочь по волосам, заплетенным в две косы, как подобало замужней женщине. И заверил ее:

- Ничего не бойся, доченька! Все будет хорошо: и у меня, и у Ратмира, и во всем нашем походе.

Ласкавица кивнула и выпрямилась в кресле рядом с отцом. Она обрела надежду на лучшее.

***

И теперь воевода Волот вел передовой полк берегом Россавы, впадающей чуть ниже в широкую Данатру. Верховые кони широкой рысью несли витязей по мягкой траве, упруго мнущейся под их копытами. Воевода оглядывал свой полк, въезжая на возвышение, приостанавливался, поджидал, когда подтянутся все вверенные ему витязи. А время от времени он проезжал назад, проверял, нет ли в полку отставших, у всех ли в порядке оружие, а также верховые и заводные кони, не отстали ли обозы, на которых везли провиант и лекарства, а также тяжелое вооружение, брони и щиты. На своей земле сварожские витязи ехали налегке. Только разведчики, что могли в любой миг повстречаться с врагом, и в пути были во всеоружии. Однако обозы следовали прямо за войском, чтобы, в случае внезапного нападения, сварожане могли снарядиться немедленно. И Волот не упускал их из виду.

За ним точно так же тянулись по холмам и долам полки князя Мстислава Изяславича и первого воеводы Власта, пыля по широкой степи. Она, матушка-степь, вовсе не напоминала бескрайнее ровное блюдо, как представляли лесные жители, едва выглянув из своих чащоб. В ней были и холмы, и глубокие балки - овраги. И сварожане продолжали поход, то поднимаясь на очередной холм - то ли естественный, то ли на чей-то забытый временем курган, а то спускаясь вниз. Они расплескивали степные речки копытами коней и тележными колесами, озирали с высоты бескрайнюю степь, пока еще свою, но и враждебную испокон веков им, оседлым пахарям и горожанам.

А весенняя степь звенела голосами жаворонков, свистела заливистым писком сусликов, что выскакивали из норок и замирали, когда всадники проносились мимо них. В шелковой траве золотились дикие тюльпаны, алели, как кровь, маки. Время от времени витязи слышали тяжкий топот, а то видели на окоеме табун диких коней - тарпанов, или же стадо могучих буланых быков - туров. Те паслись на сочных весенних пастбищах, но отступали перед людьми, загодя услышав приближение их несметной силы. Осторожные звери принимали движение войска за невиданную ловчую облаву, и спешили уйти прочь.

Одни лишь орлы парили то над головами сварожан, то поодаль. Они видели с высоты все: и союзные рати, и кочевья вархонитов. И следили, ожидая поживы, если между людьми, как часто бывает, прольется кровь.

[katarsis]

Она как раз никого намеренно не разгоняла. Жалуется, что родные не хотят общаться с ней. Но вопреки ее воле получается именно так.

Не намеренно, но уже отвадила от дома и Ласкавицу, и Волота. А Людмила - так и вообще сбежала, и тоже из-за неё.
Хоть в походе Волот от неё отдохнёт.

[Карса]

Как-то не верится, что Ратмир останется в Дубравне.  И почему-то кажется, что что-то пойдёт не так.

[Артанис]

Благодарю вас, эрэа katarsis, эрэа Карса!

Не намеренно, но уже отвадила от дома и Ласкавицу, и Волота. А Людмила - так и вообще сбежала, и тоже из-за неё.
Хоть в походе Волот от неё отдохнёт.

Да уж, на войне Волоту получается легче, чем дома!

Как-то не верится, что Ратмир останется в Дубравне.  И почему-то кажется, что что-то пойдёт не так.

Все возможно! Поживем - увидим. А сейчас рассказать бы, что дальше будет.

Обреченная любовь (продолжение)

Наконец, сварожские войска и их союзники собрались в городе Радомле, лежавшем неподалеку от границы с Великой Степью. Отсюда путь был не так уж далек до владений вархонитов, с которыми отважные витязи задумали переведаться.

На военном совете, состоявшемся после прибытия всех ратей, было решено, что основные войска, под командованием князя Брячислава Всеславича, двинутся навстречу вархонитам. Старший же сын великого князя, Изяслав Червлянский, должен был остаться в городе вместе с запасным полком. А его младший брат, князь Сбыслав Славгородский, не участвовал в походе, а остался на всякий случай в Дедославле, при отце. Все же, великий князь был стар и болен, и в последнее время кто-нибудь из сыновей обыкновенно находился рядом с ним. Кроме того, княжеская предусмотрительность требовала учитывать и возможность неудачи. Если, не приведи Небеса, союзные войска будут разбиты вархонитами, Сбыслав должен был с запасным войском подойти к степным рубежам.

Во время совета каждому из военачальников назначили его место и дело. И даже ярый Мстислав Дубравнинский вынужден был смириться, когда его отец во время военного совета прилюдно склонил голову перед своим младшим братом, Брячиславом Яргородским.

- Я готов повиноваться твоим приказам, мой любезный брат, - с достоинством проговорил Изяслав Всеславич. - Я от души желаю, чтобы тебе удалось решить дело миром, как ты задумал, не доводя до сражения!

- Благодарю тебя, Изяслав! - от души проговорил Брячислав Всеславич.

Однако после совета, в разговоре со старшим сыном Мстиславом, Изяслав высказал свои настоящие чувства. Отец с сыном вместе поднимались по лестнице в покои городского детинца, отведенные для них.

Сложными были отношения у князя Изяслава Всеславича с его первенцем, Мстиславом Ярым. Не всегда они понимали друг друга. Но вот сейчас именно со Мстиславом его отец мог поделиться своим негодованием, чего не поняли бы его младшие сыновья - ни во всем послушный Сбыслав-второй, ни тем более кроткий Ярослав, с которым червлянский князь отдыхал душой в другое время.

- И все-таки, я считаю, что мой батюшка не все продумал как следует, поручая такое войско миролюбивому Брячиславу! Разве вархониты поймут, если их попытаются уговорить сложить оружие? Они понимают лишь силу!

Мстислав согласился с отцом:

- Вот если вархониты заартачатся, то у нас будет повод взяться за мечи! И тогда мы не только отобьем у них пленных, но и навсегда заставим врага покориться!

Отец с сыном переглянулись, надеясь, что все сложится по их воле.

- Но помни, Мстислав: в походе ты должен повиноваться Брячиславу, - строго внушил сыну Изяслав Всеславич. - Никто не должен обвинить тебя в разжигании распри! Но, если придется взяться за мечи - ты знаешь, что делать!

Мстислав кивнул, надеясь заставить врага покориться силой. А заодно показать и всем родичам, и миролюбивому дядюшке Брячиславу, кто из сварожских князей сильнейший на самом деле.

***

Тем временем, воеводы Власт и Волот собирались, как и другие военачальники, вести свои полки в поход. И между ними перед выступлением из Радомли тоже состоялся важный разговор.

- Войска наши снаряжены и готовы к бою, - проговорил Власт. - Но все-таки, я надеюсь, что удастся решить дело миром. Довольно уже наших витязей сложили голову в битвах с вархонитами! Хотелось бы вернуть наших витязей домой живыми!

- Всей душой разделяю твое пожелание, Власт! - согласился Волот. И вдруг попросил, неожиданно для первого воеводы: - Если мы добьемся освобождения пленных, позволь мне встретить их и всех осмотреть! Я должен найти среди них Ратмира по просьбе моей дочери Ласкавицы.

Они вместе осматривали коней перед походом. И вот, Власт вдруг выпустил из рук недоуздок статного вороного скакуна.

- Хорошо, я сделаю, как ты скажешь! - удивленно отозвался он. - Но я думал, что Ратмир погиб! Мы и поминки по нему справили...

- Такие слухи ходили, - произнес Волот, не вдаваясь в подробности. - Но, может быть, он все-таки объявится живым? Проверить надо!

И Власт пообещал другу исполнить его просьбу.

***

И вот, два войска сошлись в широкой степи, на просторном цветущем лугу. Сварожане и их союзники встретились лицом к лицу с вархонитами, быстро собравшими свои войска. Кочевники тоже заблаговременно узнали о сборах сварожан. И теперь множество степных родов сплотились, по крайней мере, на время, чтобы дать достойный отпор сварожанам. Но те выбрали для войны удачное время: ранней весной, когда степные кони, отощавшие за зиму, еще не вернули полную силу.Теперь вархонитам было не по силам использовать привычные степные обычаи: заманивать врага в ловушки притворными отступлениями, изматывать и запутывать. Многие сварожские воеводы знали степные методы ведения войны не понаслышке, и их витязи были хорошо подготовлены. Так что вархонитам ничего не оставалось, как встретиться с противником лицом к лицу.

И теперь два войска уже который день стояли на виду друг у друга, разбив становища. Между ними неустанно велись переговоры. То сварожские посольские бояре ездили с подарками к вархонитским ханам, то князь Брячислав и другие предводители принимали у себя в шатрах знатных кочевников, пировали с ними, изображая дружбу, но главное - старались договориться. А то, выстроив полки сварожских княжеств, кванов, моравов, союзники устраивали учения, чтобы вархониты увидели силу и численность их воинства.

Вархонитов впечатлила великая рать сварожан и тех, что пришли с ними вместе. Тем не менее, они не могли просто так отступить перед горожанами, которых живущие в шатрах кочевники считали изнеженными, пригодными только служить добычей степным удальцам. Они тоже устраивали смотры и воинские состязания, в свой черед показывая, на что способны.

Во время переговоров, на которых присутствовали знатнейшие сварожские вожди, вархонитский посол, хан Гиргень, носивший на плечах шкуру степного барса, попытался было угрожать сварожанам:

- Хоть вас и собралось здесь много, как звезд на небе, но стая гусей никогда не заклюет даже одного орла! Нам уже доводилось бить вас. Ваш коназ Мирослав и еще много ваших воинов взяты нами в плен! То же самое ждет и вас!

На переговорах присутствовали, кроме князей Брячислава и Мстислава, также княжич Ростислав Моравский, его зять Всеволод Влесославльский, Корш из Лесной Земли и приморский воевода Ратисвет. Все они, услышав угрозу вархонита, высказанную достаточно внятно на сварожском языке, многозначительно переглянулись, уже готовые двинуть свои войска вперед. А Мстислав, самый вспыльчивый из всех, сжал кулаки, чтобы руки не тянулись к мечу. Он пристально, вызывающе взглянул на дядю: ну, чем этот миролюбивый переговорщик ответит степному хищнику, какими словами проймет его... если это вообще возможно?..

Но князь Брячислав Всеславич оставался невозмутим, словно его не могли задеть ни угрозы вархонитов, ни яростный взор племянника. Он возложил ладони на свой золотой пояс со смарагдами, и широко улыбнулся, словно обратился к дорогому другу:

- Доблестный владыка степей, все мы ходим под Небом, хозяина которого вы зовете Тенгри, а мы - Сварогом. Пусть под разными именами, но один и тот же Отец-Небо создал нас всех, и он желает добра всем своим детям. Он поддерживает слабых, а порой, как во всякой семье, если один сын возомнит о себе не по праву и притесняет братьев и сестер, Всеотец по-отечески вразумляет его. Разве не приходится тебе, хан, примирять своих сыновей?

- Бывает; у меня их шестеро от четырех наложниц, да еще трое маленьких, - с гордостью произнес хан. - Но к чему ты завел такой разговор, коназ Брячислав?

- А к тому, что и самые великие народы, и доблестные воины для Высших Сил - такие же дети, которым порой требуется урок, - произнес яргородский князь, глядя, как сварожские витязи состязались в бое на копьях. По обычаю вархонитов, переговоры проходили на открытом воздухе, чтобы Отец-Небо засвидетельствовал каждое слово и действие.

И, видя усмешку на смуглом, с вислыми темными усами, лице хана, сварожский командующий продолжал:

- Не радуйтесь своим победам, у нас их было не меньше! И мы, сварожане, ходили к вам в степь, догоняли и рубили степных воинов, и уводили не менее именитых пленников, чем вы. И только Отец-Небо знает наперед, кому улыбнется удача, а кто будет кормить собой степных орлов! - Брячислав поднял голову ввысь, где кружили на распластанных крылах могучие птицы. - Я думаю, хан Гиргень: ты можешь подсказать своим союзникам, что сварожане не беспомощный народ. Если прольется кровь, многие из вас уйдут в землю. А, если ты и твои старшие сыновья погибнете, кто разделит ваши богатства? Кто защитит твоих наложниц и малолетних детей?

На смуглом, обветренном лице вархонитского хана отразилась внутренняя борьба. Собратья недаром отрядили его послом: хан Гиргень умел думать, взвешивать все "за" и "против".

- Мне можешь не пояснять, у меня много лет назад погибли отец и старший брат, в той же битве, где был захвачен коназ Мирослав, - угрюмо промолвил он. - Хоть и вышли мы тогда победителями, но дорого обошлась та победа моему роду. Долгие годы я и мои воины таились в дальней степи, ждали возможности отомстить!

Брячислав многозначительно показал степному вождю на многотысячную рать сварожан и их союзников, перегородившую поле алыми щитами.

- Сейчас наше войско сильнее, чем когда-либо! - промолвил он. - Все сварожане пришли сюда, под наши знамена. Мы собрали свои рати от немеряных полунощных лесов до берегов Полуденного моря. Даже лесные племена послали сюда своих лучших витязей. А вот и отважные моравы, наши родичи и союзники, - он указал на Ростислава, стоявшего под знаменем с черным орлом. - Кажется, им тоже довелось успешно переведаться с вами, вархонитами! Вместе же мы можем достичь еще большего! Но мы не просим многого. Возвратите моего брата, князя Мирослава, и всех сварожских витязей, захваченными вами в плен! И, разумеется, дань, вполне посильную для вархонитов - десятую долю конями, скотом и всяким имуществом, с каждого кочевья. Исполните договор - тогда и вархониты, и сварожане сохранят то, что гораздо ценнее: свои жизни! Скот, милостью Велеса, расплодится вновь за одно лето, а отрубленные головы назад не прирастут! - князь Брячислав говорил с предполагаемым врагом вполне доброжелательно.

Наконец, хан Гиргень склонил голову и задумчиво проговорил:

- Возможно, ты и прав, коназ Брячислав! И тарпан может забить копытами волка, а тур - поднять на рога барса, хоть они и не знают вкуса крови. Но не я один решаю, куда кочевать вархонитам! Я поведаю моим собратьям, великим ханам, о силе сварожан и их союзников. Дай нам три дня, чтобы обсудить сообща твои условия. И тогда получишь ответ!

- Да будет так! - кивнул Брячислав, пожав руку вархониту.

Когда хан Гиргень со свитой степных воинов возвращался к вархонитскому становищу, князь Мстислав Изяславич, во время переговоров с трудом сдерживавший ярость, обернулся к дяде и процедил сквозь зубы:

- Неужели ты думаешь, что потоками красноречия можно заставить вархонитов смириться?! Они не могут прожить, не разбойничая! Их можно покорить только мечом!

- Или посадив бывших кочевников на землю, научив их добывать пропитание и наживать богатство! - возразил Брячислав. - У меня на Яргородщине поселились несколько вархонитских кочевий. И покуда живут мирно, по-соседски. Я уверен, со временем и остальные кочевники научатся обрабатывать землю и перестанут разбойничать. А пока пусть запомнят, что на всякую силу найдется сила превосходящая! - он задержал пристальный взор на племяннике.

Мстислав Ярый тяжело вздохнул. Он всегда верил в силу своего меча больше, чем в самые искусные речи. Слово можно взять назад, а убитый враг - уже не враг. Не будь он обязан повиноваться дяде, ответил бы на угрозы вархонитского хана ударом меча, и тут же поднял бы войско в бой! Однако в эти дни, пока шли переговоры, Мстислав, как и другие союзные предводители, видел, что вархониты тоже собрали большую боевую силу. Если дойдет до стрел и копий, много воинов погибнут с обоих сторон. Сварожьи Земли ослабеют надолго. Ярому князю приходилось видеть не только лежащее перед ним поле боя, но и то, что лежит за ним. И он вынужден был согласиться, что, может быть, князь Брячислав и прав, что и государь Всеслав Вещий поступил бы так же.

- Ладно, может быть, в твоих переговорах с вархонитами и есть резон, - нехотя признал Мстислав вслух.

Брячислав улыбнулся. Теперь он верил, что уже близко его бескровная победа. И освобождение брата из плена!

***

Три дня вархонитские ханы спорили между собой, что им делать - сражаться или отступить и отдать сварожанам пленников. Наконец, тот же хан Гиргень приехал в сварожское становище и сообщил, что вархониты согласны решить дело миром. Тогда продолжились переговоры, в ходе которых вархонитские ханы, один за другим, поклялись огнем и Вечным Небом, а князь Брячислав и другие союзные вожди скрепили клятву на своих мечах.

Теперь предстояло самое главное, ради чего сварожане явились в степь - возвращение пленных, во главе с князем Мирославом.

[Артанис]

Обреченная любовь (продолжение)

Наконец, трудные переговоры были завершены, по большей части, и вархониты стали сворачивать свое становище, готовясь откочевать на летние пастбища. Пленников, среди которых был и князь Мирослав Всеславич, они загодя привели с собой.

Княжеские порученцы считали дань, которую им обещались отдать вархониты. А князь Брячислав Яргородский внимательно изучал списки пленных витязей. Сколько сварожан порой долгие годы томились в степных кочевьях, хоть князья и обменивали и платили выкуп за своих людей! А ведь речь шла только о военопленных; освободить всех рабов в вархонитских кочевьях не было никакой возможности! А сколько сварожан каждый год умирали в плену, не дождавшись освобождения, сколько, должно быть, были проданы работорговцами за море - в Агайю или еще дальше! Но даже и теперь списки пленных насчитывали сотни имен.

Изучив списки, князь Брячислав Всеславич передал их своему племяннику, Мстиславу Дубравнинскому. А тот - своим воеводам, Власту и Волоту, которым было поручено принять пленных. Среди них Волот обнаружил, с радостью и волнением, и имя Ратмира Чеславича...

И вот настал день, когда должны были сбиться видения князя Мстислава Изяславича и воеводы Волота. И в самом деле, все осуществлялось именно так, как поведал священный огонь.

Сварожане, конные и пешие, собрались полукругом, глядя в сторону вархонитского кочевья. Вожди, в нарядных одеяниях, стояли впереди, пристально вглядываясь вдаль. Они сами и их свита выглядели так, словно пришли на большой праздник. Однако позади собрались вооруженные витязи, на случай, если вархониты все же посмеют переступить свои клятвы.

Но все шло так, как было условлено во время переговоров. Отряд вархонитов, окруживший пленных, вел их через степь, последний раз наслаждаясь превосходством конных над пешими, господ - над рабами. Вархониты сдерживали коней, чтобы освобожденные успевали идти с ними вровень, а порой заставляли их почти бежать. По пути они провожали пленников шутками.

- Шевелите, шевелите ногами! Вас на свободу ведут, а вы не спешите! - выкрикивали вархониты гортанными голосами, коверкая сварожскую речь.

- Ваша взяла, так и быть! Наши шаманы слушали завывание волков вокруг становища, они сулят мир с вашими братьями, сварожанами! Но это лишь на срок!

- Эй, сварожский коназ! Где нам тебя искать, если наведаемся с нашими удальцами - ольберами к вам в гости?

Пленные ничего не отвечали: берегли дыхание, чтобы поспевать за всадниками, едущими рысью. А идущий впереди, за конскими крупами, рослый седобородый муж и вовсе не отвлекался на насмешки врагов, словно они не задевали его. Он глядел поверх качавшихся в седле фигур вархонитов, и в его душе жила радость и тревога, почти затмевающая ее.

Князь Мирослав Всеславич содержался в плену лучше простых воинов. Как-никак, он находился почетным заложником, как сын великого сварожского князя. Не то что другие пленные витязи - оборванные, заросшие, в рубцах от плетей. Он был сыт и хорошо одет. Однако сейчас, увидев совсем близко сварожские знамена и собравшихся под ними людей, Мирослав покачнулся и прошептал на ухо молодому синеглазому витязю, что бросился поддержать его:

- Сколько лет прошло!.. Сыновья выросли без меня... Батюшка состарился... Я ежедневно молил Небеса, чтобы застать его живым!.. Мои владения разделили братья... Жена умерла...

- Ничего, княже, ничего! - прошептал витязь одними губами. - Твоя молитва сбылась, и ты скоро вернешься домой, станешь править в своем княжестве... Вон какое войско добилось твоего освобождения!.. А вот ждет ли меня кто-нибудь?..

Мирослав сжал руку своему собеседнику, исхудавшую, грязную:

- Я скажу всем, как ты мне помогал в плену, Ратко!.. Если не найдешь своих родных, поедешь со мной!

Тут вновь послышался топот копыт и свист, гортанные выкрики вархонитов. Пленников почти уже привели на место.

Ожидая их под развернутыми знаменами, сварожские вожди вглядывались в колышущуюся массу пленных. Среди них стоял и воевода Волот, вновь вспоминая свое видение в огне. Оно-то и помогло ему первым разглядеть князя Мирослава Всеславича. А потом уже, по наитию, Волот скорее угадал, чем узнал в сопровождавшем его бородатом человеке ладного красавца Ратмира...

Тем временем, вархониты привели пленных на широкую луговину перед шатрами сварожан и их союзников. И отстранились, сделав насмешливые жесты, будто подгоняли баранов. Потом они встретились взорами с князем Брячиславом и другими сварожскими вождями.

- Пересчитайте всех, мы вернули их, как вы договорились с нашими ханами.

- Благодарю вас! - кивнул князь Брячислав, отыскивая взором младшего брата, с которым они были дружны в детстве и в юности. - Я знал, что ханы могучего народа вархонитов - люди чести!

Едва вархониты уехали, как сварожские витязи окружили пленных, встречали их, радостно приветствовали. Кто-то находил потерянных близких, другие обнимали на радостях вовсе незнакомых людей. Все сегодня стали братьями, потерянными и вновь обретенными. Ликующий многоголосый гомон повис над полями...

Воевода Волот не мог выражать свою радость, как простые витязи. Однако он не сводил взгляда с Ратмира, стоявшего рядом с князем Мирославом. И у воеводы отчаянно забилось сердце. Он неотступно размышлял, как скажет юноше, которого охотно назвал бы зятем, что Ласкавица стала женой другого...

Возле своих шатров, под знаменами сварожских княжеств и их союзников, стояли вожди похода. Они все вглядывались в приближавшуюся к ним толпу пленных, окруженную витязями. Их приближения ожидали и князь Мстислав Изяславич со своими воеводами. Они все отчетливо разглядели то, что произошло дальше...

Князь Мирослав Всеславич за годы плена превратился почти в старика, хотя его ровесники - Ростислав Моравский и Корш из Лесной Земли, - в те же сорок восемь лет выглядели еще видными мужчинами, крепкими воинами. Теперь все разглядели его, когда он приблизился к шатрам. За ним следовали еще несколько пленных. Мирослав пристально вглядывался в ожидавших их вождей, пытаясь узнать своих близких. Все так сильно изменились за минувшие годы!..

Наконец, Мирослав остановился рядом с Брячиславом и поклонился ему до земли.

- Приветствую тебя, брат мой, князь Брячислав Всеславич! - произнес он, и, встретившись глазами с братом, прошептал еле слышно: - Спасибо тебе, братка!..

- Мирославушко! - воскликнул яргородский князь дрогнувшим голосом.

И, забыв на миг обо всем на свете, он бросился к брату, не виденному столько лет, и обнял его крепче крепкого.

- Мирослав! Мирослав, ты свободен! Теперь мы поедем домой! Батюшка так обрадуется тебе! И твои сыновья, Всеслав и Тихомир!.. Совсем уже взрослые мужи стали, помогают нашему батюшке во всем, он не нарадуется на них!..

На выцветших, потускневших глазах Мирослава выступили слезы. Он тоже ответил брату не менее крепкими объятиями, исполненный радости и печали, и еще стольких противоречивых чувств, что, кажется, сердце готово было выскочить из груди.

- Стало быть, ждут меня... и батюшка, и дети... - выдохнул он захлебывающимся от волнения голосом. - Хвала ясноликому Хорсу: я все думал, что с ними... И еще просил: пусть мой плен не заставит сварожан склонить головы; пусть ни батюшка, ни вы не поступитесь ничем ради моего спасения!

- Все хорошо, брат мой! И ты свободен, и Сварожьи Земли сильны, как никогда! Вон какая сила за нами! - проговорил Брячислав, указывая брату на собравшиеся за их спиной полки.

Князь Мстислав Дубравнинский, наблюдая за встречей своих дядей, отметил про себя, что все происходит именно так, как показывало его видение в огне.

О том же думал и воевода Волот. И, когда князья Брячислав и Мирослав ушли в шатер, украшенный знаменем с соколом, воевода подошел к Ратмиру, которого давно высмотрел среди толпы пленных.

Приблизившись, он убедился вблизи, как сильно изменился Ратмир. И дело не только в рваных овчинах, которые он носил, не в лохматых, непричесанных волосах и бороде. Юноша сильно повзрослел, если не сказать - постарел. Плечи его тяжело обмякли, поступь стала тяжелой, неловкой. Лицо, фигура и движения его, казалось, принадлежали человеку лет на десять старше Ратко. А в глазах у него застыла тоска, которую пока что не могла развеять даже обретенная свобода. Похоже было, что он еще не осознал ее.

Но все-таки, Волот узнал Ратмира и крепко пожал ему руку.

- Ну, здравствуй, Ратко! Хвала Небесам, ты все-таки нашелся живым! - а сам напряженно думал: как же сказать ему о Ласкавице?!

И в глазах Ратко, словно присыпанных дорожной пылью, вспыхнул огонь жизни. Он глядел на отца своей любимой, и губы у юноши дрожали от волнения.

- Здравствуй, воевода Волот! - отвечал он хриплым шепотом. - Прошу тебя, расскажи мне обо всем, пожалуйста...

Оба они едва сдерживали свои чувства. Не зная, как начать, Волот вновь оглядел Ратмира, его грязную одежду, растрепанные волосы.

- Ты сперва обмойся хорошенько, вон там для вас поставили бани! Там же и пострижешься, и оденешься в чистое. А тогда и поговорим.

- Да-да, - встрепенулся Ратмир, как бы взглянув заново на себя и на других освобожденных пленников. - А то на лешака болотного похож...

***

Через несколько часов Ратмир, вымывшийся, остриженный и переодетый в хорошую сварожскую одежду, наскоро пообедал и пришел к воеводе Волоту в его шатер.

- Ну вот, совсем другим человеком стал! - улыбнулся Волот, приглашая Ратмира сесть на походную скамейку. - На себя прежнего стал похож, хотя бы отчасти!

На самом деле, это было и так, и не так. Приведя себя в порядок, Ратмир и впрямь стал выглядеть гораздо приличнее. Но все же, он был еще очень худ, и двигался неловко. Когда он осторожно садился на скамейку, Волот догадался, что парень отвык от сидений в вархонитских кочевьях. Кожа его была сожжена степным солнцем до черноты, а на щеках и подбородке, где сбрили бороду, смешно белела. Но самое главное - лицо и глаза, в которых все еще застыла тоска. А теперь они выражали еще и жестокое волнение.

- Скажи мне, доблестный воевода Волот: как там мои?.. - Ратмиру, конечно, хотелось спросить о Ласкавице, но он преодолел себя и перво-наперво принялся расспрашивать: - Как себя чувствует моя матушка? А как родные - дядюшка Неждан и мои двоюродные братья, Любим и Завид?..

Волот обдумал за это время, что говорить юноше, но не знал, как он примет тревожные вести.

- Все твои родные нынче переехали в Темноборск, ко двору князя Градислава, и служат теперь ему, ходят за его конями! - начал он. - Кстати, мы ведь теперь с тобой породнились! Моя младшая дочь Людмила вышла замуж за твоего двоюродного брата Завида!

Ратмир слушал, всем своим видом выражая крайнее изумление. Новости были такими, что он поверить не мог.

- Людмила с Завидом поженились, вот это да!.. Но почему же они все переехали в Темноборск?

- Так было назначено судьбой! Пока ты томился в плену, у нас тоже произошло много разных событий...

И Волот поведал Ратмиру, по возможности вкратце, как его дочь Людмила стала встречаться с Завидом, и как того обвинили в утаивании ценного жеребенка и наказали плетьми, и как вся семья Неждана уехала в Темноборск, вместе с Людмилой, оставшейся со своим избранником.

- Моя дочь Людмила разделила с Завидом все - и тяжкие испытания, и выстраданную радость! Теперь ее письма из Темноборска исполнены счастья...

В угрюмых глазах Ратмира, вроде бы, что-то засветилось, и он улыбнулся, враз став похож на себя прежнего.

- Я от души радуюсь за Людмилу с Завидом! - искренне произнес он, и тут же неизбежно подумал о самых дорогих на свете женщинах - о матушке и Ласкавице. Не зная, как лучше спросить о них, Ратмир опустил глаза, и, глядя куда-то в угол шатра, спросил: - А меня уже никто не ждал, если все уехали в Темноборск?

Вот оно! И Волот проговорил, тщательно выбирая слова:

- Вовсе нет, Ратко! Ружанка, твоя бедная матушка, все ходила спрашивать о тебе у витязей, выкупленных из плена. Даже когда все говорили о твоей гибели, и поминки по тебе справили - она продолжала надеяться, что ты жив. Перед отъездом твоя матушка просила меня сообщить тебе, если ты вернешься, где искать твоих родных... Вот я и сдержал обещание, Ратко! Твоя замечательная матушка ждет тебя в Темноборске! А моя дочь Ласкавица тоже молилась о твоем спасении, даже когда не было надежды.

Ратмир привстал со скамейки и тут же опять сел. В его глазах вновь засветились еще недоверчивые огоньки...

[Артанис]

Обреченная любовь (продолжение)

Волот проговорил как можно тактичнее, но так, чтобы Ратмир сразу осознал, что Ласкавица потеряна для него навсегда:

- Да, Ласкавица надеялась, что ты жив, Ратко! Даже когда ей сообщили, будто ты погиб, она верила, как и почтенная Ружанка, что ты жив. Но жизнь сложна, Ратко! И Ласкавице пришлось пойти к алтарю Лады с другим. Нынче она - жена Горислава Гремиславича, сына главного казначея...

Говоря так, Волот внимательно следил за юношей, боясь, что этот удар свалит с ног еще слабого после долгих лишений человека.

Ратмир действительно побледнел, как смерть, лицо его заострилось, в глазах, прояснившихся было, вновь застыла смертельная тоска. Он вскинул голову, взглянул в глаза воеводе и проговорил с трудом, выдавливая из себя слова:

- Я ожидал, что так будет... Три года... Никто не знал, где я... Меня похоронили...

Волот положил руку на плечо юноше и ободряюще улыбнулся:

- Я рад за тебя, сын Чеслава! Ты - настоящий мужчина, сможешь достойно выдержать и этот удар всемогущей судьбы!

Ратмир сидел, не двигаясь, словно собирал все силы. Наконец, он спросил дрогнувшим голосом:

- Как же теперь она живет... с Гориславом? Счастлива ли она?

Отец Ласкавицы попытался понять по интонациям юноши, на какой ответ тот надеется. В конце концов, он поведал все, как есть:

- Она примирилась с судьбой. Муж любит ее, и его родители приняли, хоть и не сразу. Ласкавица жалеет лишь о том, что покуда не удается родить ребенка.

- Понятно... - вздохнул Ратмир, сознавая, что возврата к прошлому не будет.

- Ласкавица просила меня на прощание, чтобы я встретил тебя и разъяснил все, как есть, - добавил Волот. - Она передала тебе, чтобы ты не пытался больше встретиться с ней, но и не держал на нее зла.

Ратмир устало вздохнул, глядя теперь на свои жилистые, дочерна загоревшие руки:

- Я уже привык к ударам судьбы, и душа моя словно окаменела... Передай Ласкавице, что и я желаю ей счастья... Если только мое пожелание еще что-нибудь значит в этом мире!..

Волот понимал, что творится в душе юноши. Он снова положил руку ему на плечо, стараясь утешить, как мужчина - мужчину:

- Упиваться жалостью к себе - недостойно витязя, Ратмир Чеславич! Ты молод, и еще многое можешь совершить. Тебя ждет твоя мать. Она потеряла мужа на войне. Ты, ее сын - единственная надежда.

Ратко кивнул, и его угрюмое лицо немного смягчилось, а в глазах вновь засветился, постепенно разгораясь, огонек жизни:

- Да, образ моей матушки всегда был со мной, помогал все выдержать - раны и плен...

- Тогда собирайся домой, Ратко, - посоветовал ему воевода Волот. - Государь Мстислав Изяславич готов снова поставить тебя телохранителем к княжичу Любославу, если ты пожелаешь. Но я добьюсь, чтобы он отпустил тебя в Темноборск, к матери. Там тоже найдется достойное дело для такого витязя, как ты.

- Благодарю тебя, воевода! - растроганно пообещал Ратмир.

***

Еще пять дней стояли в степи сварожане и их союзники. Собирали и делили дань, уплаченную вархонитами, готовили освобожденных пленников к дальнему переходу. Домой должны были вернуться сотни людей, умеющих только воевать, давно отчаявшихся, многих из которых уже никто не ждал дома. Теперь им предстояло освоиться заново жить среди своих.

Ратмир, казалось, привыкал к походной жизни среди сварожской дружины быстрее других. Он был молод, и пробыл в плену не так долго, как многие другие. Его с радостью встретили былые боевые товарищи, что некогда справляли тризну по нему, по живому. И юноша, с виду, держался, как всегда, лишь больше молчал, не искал ничьего общества. Если к нему обращались, он отзывался вяло, равнодушно. И все что-то думал про себя. Но никто, кроме, пожалуй, воеводы Волота, не знал - о чем.

На середине поля, где проходили переговоры, теперь, по распоряжению князя Брячислава, воздвигли столб, отмечающий границу Сварожьих Земель. К этому столбу и подошел Ратмир перед отъездом. Задумчиво поглядел в расстилавшуюся вдаль степь, поросшую разнотравьем, и поклонился вдруг на все четыре стороны.

- Прощай, Матушка-Степь! - вздохнул он, и почтительно положил краюху хлеба к подножию столба, выплеснул кружку молока на землю. - Ты сурова к своим невольным гостям. Но все же, ты помогла нам выдержать плен, дождаться возвращения домой. Ты, богатая пышная степь, даришь пристанище многим зверям и птицам, и людям кочевых племен. Цвети же богатым разноцветьем, оплакивай погибших воинов, прорастая степным ковылем, отдыхай зимой под снежным покрывалом! Благодарю тебя, Матушка-Степь, за всех витязей, которых ты сберегла, и которые теперь возвращаются домой!

Оставив снедь у пограничного столба, Ратмир, по обычаю вархонитов, глубоко порезал себе руку ножом и окропил кровью землю вокруг.

- Прими, Матушка-Степь, кровь сварожскую, будь милостива к нашему племени! - проговорил он на прощание.

За обрядом, что совершил юноша, наблюдал воевода Волот. Он радовался, что Ратмир возвращается домой, живой и с виду здоровый, вопреки всем напастям. И все же, дубравнинского воеводу томило тяжкое предчувствие. Он вздохнул про себя, предчувствуя, что его жена Калина постарается омрачить жизнь этому юноше. Хотя ей удалось разлучить Ласкавицу с Ратмиром, но этого ей было слишком мало, чтобы отомстить в полной мере тому, кого она считала виновным в гибели их с Волотом сына Милонега...

***

Прошло некоторое время, и рать сварожан и их союзников вернулась в Радомлю, откуда выступили в поход. Их предприятие увенчалось полным успехом. Они вернулись, победив без боя, вернули домой князя Мирослава Всеславича и других пленных, взяли дань по праву победителей, и при этом не потеряли ни одного человека, их воинство лишь пополнилось вернувшимися пленными. И всем - от князя Брячислава до последнего дружинного отрока, - хотелось верить, что вархониты надолго уяснили, что со сварожанами лучше жить в мире. Хотя за будущее, конечно, никто не мог ручаться. Но, если уж оно еще лежало в тумане неизвестности, то сегодняшняя победа была полной и не оспаривалась никем!..

В Радомле их встретил князь Изяслав Всеславич. Он, вместе с витязями запасного полка, выехал навстречу прибывшим. Приближаясь к ним, он издалека узнал среди сварожских полков своего старшего сына Мстислава. А потом, дальнозорко вглядевшись, рассмотрел своего брата Брячислава и... Кто же это ехал рядом с ним на сером коне? Неужели Мирослав так сильно постарел? Отец-Небо, да он же выглядел старше них, своих братьев, хотя был самым младшим!..

Червлянский князь съехался вплотную со своим старшим сыном, ведущим передовой полк. Улыбнулся и крепко обнял его.

- Здравствуй, Мстислав, сын мой! Я знаю, ты достойно представлял нашу семью, пока твои братья вместе со мной держали тыл!

Мстислав надменно улыбнулся, надеясь, что отец сможет гордиться им:

- Хоть нам и не довелось показать свою доблесть в бою, но мы добились освобождения дяди Мирослава и других пленных. И к тому же, взяли с вархонитов богатую дань.

Князь Изяслав Всеславич проехал дальше и встретился со своими младшими братьями. И проговорил, выпрямившись в седле и горделиво улыбаясь, как подобало наследнику престола Сварожьих Земель:

- С победой тебя, премудрый князь Брячислав Всеславич! И тебя тоже приветствую от всего сердца... брат мой, князь Мирослав Всеславич!

Мирослав слабо улыбнулся, с трудом узнав в осанистом, уже немолодом муже, восседавшем на богато убранном коне, своего самого старшего брата, Изяслава. Встреча с ним и растрогала освобожденного пленника, и испугала. Отец-Небо, как же должен был состариться батюшка, если уж братья так изменились?!

- Здравствуй, государь Изяслав Всеславич! - проговорил он, протянув старшему брату руку, темную от загара, как у вархонита. - Благодарю и тебя, вместе с твоими витязями, за то что способствовали нашему освобождению!

Изяслав покровительственно улыбнулся и сказал младшим братьям, направляя коня рядом с ними:

- Ну, хвала Небесам: теперь все пойдет, как и должно быть! С твоим освобождением, Мирослав, у нас развязаны руки. Теперь мы можем не оглядываться ни на кого. Мы, все четверо сыновей великого князя, вместе станем беречь покой Сварожьих Земель, под рукой нашего батюшки!

Они первыми въехали во двор детинца, во главе победоносного воинства. Когда трое братьев-князей спешились, Ратмир, что следовал за ними, вместе с воеводой Волотом, задержал взгляд на князе Мирославе Всеславиче, которого хорошо успел узнать во время плена. Мысленнно Ратмир сочувствовал князю, несмотря на все неравенство их положения. Он размышлял про себя, что его судьба отчасти схожа с судьбой младшего сына великого князя. Оба они, хоть и вернулись домой - точно отрезанные ломти среди своих, прирастут ли они обратно?..

За встречей братьев-князей пристально следил и князь Мстислав Изяславич. Он наблюдал за своим отцом и размышлял, что тот чувствует сейчас. Вряд ли Изяславу Всеславичу было по душе, что вернулся законный владетель Славгородского княжества, которое давно поделили они с братом Сбыславом. Разве старшие сыновья великого князя отдали бы давно освоенные владения обратно младшему брату? От Мстислава Изяславича не укрылось, как его отец по пути убеждал не то брата, не то самого себя, что теперь-то все пойдет как подобает. Верил ли сам Изяслав Всеславич в то, что говорил?..

Но, как бы там ни было, братья-князья вместе вошли в отведенные им покои. И Изяслав крепко обнял своего возвращенного брата Мирослава.

- Ну что ж, братец, с возвращением тебя! - он широко улыбнулся. - А уж как обрадуется батюшка твоему прибытию!

При этих словах у Мирослава отлегло от сердца, и он обнял брата столь же крепко, чувствуя, что на глазах готовы выступить слезы.

- Хвала Небесам, что мы с вами так хорошо встретились! - воскликнул он, переводя взгляд с одного брата на другого. - Скорее бы теперь добраться до Дедославля, повидаться с батюшкой! Как он чувствует себя?..

- Я сразу послал гонца к батюшке, как только ты получил свободу. Эта весть ободрит его! - вмешался Брячислав.

Изяслав кивнул седеющей головой.

- Это так, разумеется! Но все-таки, наш батюшка очень стар, и наша помощь необходима ему!

Братья единодушно согласились с ним в этом.

[Карса]

Думаю, лучше Ратмиру было бы уехать к родне.

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа Карса!

Думаю, лучше Ратмиру было бы уехать к родне.

Пожалуй, так. Впрочем, он теперь будет нарасхват.

Обреченная любовь (продолжение)

Непросто было собрать в хоть и обширных, но не столь уж многолюдных Сварожьих Землях десятитысячное воинство. Но непросто и сопроводить его по домам, прокормить на протяжении всего долгого пути, провести обременительные обозы по трудным дорогам и вовсе без дорог. Теперь вожди похода совещались, как им быстрее вернуться по домам. Князь Изяслав Всеславич со старшим сыном Мстиславом долго совещались с княжичем Ростиславом Моравским, его зятем, Всеволодом Влесославльским, и с Коршем из Лесной Земли, в каком порядке им возвращаться домой.

- Сразу такое воинство, пожалуй, не привести быстро, да и тащиться будем, как черепахи, - заметил Изяслав, поглядев в окно, где их полки размещались по жилым помещениям. Те, кому не хватило их, ставили шатры за стенами Радомли.

Мстислав поддержал отца:

- Нам следует поскорее прибыть в Дедославль, и мы не можем медлить. Наши полки могут задержаться. Да и за вархонитами не помешает приглядеть, на всякий случай!

Наследник престола Великой Моравии, Ростислав Брониславич, пожал плечами:

- Оставьте здесь запасные полки, я подготовлю их к отходу вместе со своими. Мне бы хотелось повидать моего тестя, великого князя Всеслава Вещего, но, к сожалению, нынче пора возвращаться домой!

А его зять, влесославльский княжич Всеволод, мысленно уже возвращался домой.

- Я за скорейшее возвращение! Доброгнева меня заждалась, - на губах молодого княжича мелькнула улыбка. - Да и нашу долю дани нужно доставить во Влесославль! Наш путь - самый долгий.

- И я поведу своих кванов и тихомировцев домой, - присоединился Корш. - По пути заеду с вами в Дедославль; иначе княгиня Всеслава Судиславна не простила бы меня.

- Значит, так и будет, - согласился Изяслав Всеславич. - Надо бы еще, конечно, посоветоваться с Брячиславом, он пока еще предводитель в нынешнем походе. Но его нет сейчас с нами...

- Брячислав Всеславич ушел в сад вместе с Мирославом Всеславичем, - заметил Мстислав с легким пренебрежением к обоим дядям.

Его отец слегка развел руками:

- Ну, пусть погуляют! Им есть о чем побеседовать...

***

Брячислав с Мирославом в самом деле прогуливались по саду вокруг детинца в Радомле, любовались зацветающими яблонями, вишнями, грушами и сливами.

При этом, яргородский князь объяснял брату текущее положение дел и помогал ему разобраться, как следует поступать отныне.

- Ты, конечно, вправе получить свой удел, вернуть все княжеские права, - сказал он Мирославу. - Однако твою Славгородщину давно поделили Изяслав со Сбыславом. Даже если наш батюшка, да хранят его Небеса, прикажет им вернуть тебе владения, будет не избежать раскола в нашем роду.

Мирослав поглядел на цветущие ветки в саду, вдохнул их аромат, и его лицо сразу стало светлее и моложе. Затем он обернулся к брату и покачал головой.

- Сварожьи Земли, голоса родины, запах нашей нарождающейся весны!.. Что там в сравнении с этим значат все княжества? Я бы вовсе предпочел дожить свой век спокойно, не заботясь ни о каких владениях, если бы не мои сыновья. Не сомневаюсь, что наш батюшка воспитал Всеслава и Тихомира лучше, чем мог бы я! Но мальчики княжеского рода, и должны жить князьями, а не приживалами у старших родичей. Так что мне следует взять удел, который я смогу передать моим наследникам. Ты поможешь мне, Брячислав? Признаться, я за эти годы совершенно отвык от княжеских обязанностей...

Брячислав Всеславич пожал руку младшему брату и ободряюще улыбнулся ему:

- Я непременно помогу тебе освоиться заново, братец! Сперва погостим с тобой у батюшки в Дедославле, а затем, если он согласится, я увезу тебя и твоих сыновей к себе, на Яргородщину. Это обширный и богатый край, там хватит места для двоих князей. И обе твоих дочери живут там, выйдя замуж за яргородских бояр. Так что вся ваша семья соберется вместе!

Мирослав со слезами на глазах схватил руку любимого брата и поцеловал ее:

- Я буду благодарен тебе всю жизнь, если так получится устроить!.. Кстати, мне хотелось бы взять с собой молодого витязя из Дубравны, с которым я познакомился в плену. Его имя - Ратко, Ратмир. Он очень много сделал для меня, и мне бы хотелось наградить его, чем смогу.

Брячислав кивнул:

- Кажется, этот витязь прежде служил нашему племяннику, Мстиславу Изяславичу. Но любой воин вправе сам выбрать себе князя и перейти к другому, если пожелает. Пусть будет так!

На самом деле, было несколько сложнее. Никто пока что не знал в точности, какой выбор сделает Ратко. Да и у князя Мстислава Изяславича имелись свои виды на молодого витязя...

***

Вечером того же дня дубравнинский князь отдавал распоряжения воеводам Власту и Волоту.

- Готовьте наши полки: завтра мы выступаем в Дубравну, а оттуда - в Дедославль. Пленные родом из наших владений вернутся домой вместе с нами, и каждый получит дома богатую награду.

Первый воевода одобрительно кивнул.

- Это будет счастливое возвращение для всех нас, государь!

- А ты, Волот, позаботься, чтобы всех освобожденных снарядили в путь, как подобает княжеским витязям! - добавил Мстислав, и, повернувшись ко второму воеводе, продолжал: - Кстати, в походе я заметил среди них нашего Ратмира, телохранителя моего сына! Ведь это он ехал всю дорогу рядом с тобой?

- Истинно так, государь! - Волот поклонился князю. - К счастью, Ратмир нашелся среди пленных, живым и здоровым!

- Я рад этому, от души рад! - лицо Мстислава и впрямь осветила улыбка, а в глазах у него сверкнули торжествующие огоньки. - Я охотно верну его вновь на службу, и мой сын обрадуется!

Волот счел нужным заметить:

- Кто знает, как сложится жизнь! Нынче мать Ратмира и все его родные уехали в Темноборск. Не исключено, что и он захочет перейти на службу к князю Градиславу Бориславичу...

Мстислав нахмурился:

- Я все же попробую удержать его на моей службе! У меня наметанный глаз на хороших воинов, а Ратко - тот человек, что может мне пригодиться. У меня на службе его ждут боярство, власть, слава, богатство!

"И несчастье", - вздохнул про себя Волот, томимый тяжкими предчувствиями.

***

Позднее, вечером того же дня, князь Изяслав Всеславич, наконец, встретился со своим братом Брячиславом. И, окончательно взяв на себя командование, он объявил:

- Теперь мы, всей семьей, поедем в Дубравну, а оттуда - в Дедославль. С нами поедут червлянские, славгородские и дубравнинские полки. Остальные пусть поспешают с обозами, как смогут. Влесославцы и лесноземельцы тоже спешат домой. А моравы и приморяне задержатся здесь, а после повернут к себе.

Объявив свое решение, Изяслав пристально взглянул на брата, ожидая его возражений, особенно при упоминании славгородских полков, которым теперь следовало стать под руку вернувшегося Мирослава. Казалось, он прямо-таки ожидал от Брячислава возражений, не сомневаясь, что младшие братья будут, как всегда, заодно.

Но Брячислав не возразил ни словом, ни жестом. Напротив, он одобрительно кивнул, и даже, вроде бы, слегка улыбнулся.

- И хорошо, что ты все решил! Самое главное для нас теперь - порадовать нашего батюшку как можно скорее!

Ни слова не было сказано о несправедливости старших братьев по отношению к Мирославу и его сыновьям, о споре по поводу владений. Если когда-нибудь разногласиям между братьями и суждено было ожить, то лишь позднее. При жизни своего отца, великого князя Всеслава Вещего, все четверо его сыновей готовы были оставаться настоящими братьями.

***

Так все и было решено. Сыновья и внуки великого сварожского князя собрались ехать в Дедославль, а остальные - возвращаться домой.

Ростислав Моравский оставался покуда в Радомле, побеседовав с сыновьями великого князя, братьями своей жены.

Мирослав крепко обнял Ростислава на прощание.

- Спасибо, Ростиславушко, что и ты участвовал в моем освобождении! Прошу тебя, поцелуй от меня сестричку Святославу и моих племянниц, что еще не повыходили замуж!

- Обязательно! - пообещал Ростислав своим певучим голосом. - Этот поход и твое освобождение - как песня! Я обязательно сложу ее! А ты передай от меня и княжеского рода Великой Моравии самые лучшие пожелания батюшке Всеславу Брячиславичу! Я бы рад повидаться с ним, но... - моравский княжич развел руками. - Мне надо вести домой свои полки!

Брячислав, находившийся тут же, кивнул в знак согласия:

- Конечно, ты прав! И наш батюшка тебя поймет. Самое главное - мы же победили! Вархонитам пришлось смириться.

- Да-да! - задумчиво кивнул Ростислав. - Знать бы, что там у них поделывает мой племянничек Боян, что из него выросло там, среди кочевников...

Но тогда еще это имя никого не тревожило - ни моравов, ни сварожан...

***

Итак, моравы были готовы вернуться домой. Приморяне тоже задержались в Радомле, собираясь потом спуститься по Данатре на своих ладьях в Полуденное море, и далее - к себе домой. А все остальные направились в сторону Дубравны и далее - в стольный Дедославль.

По пути князь Мирослав Всеславич продолжал приглядываться к Ратмиру, с которым несколько раз пересекался в пути и на привалах. Бывший пленник, казалось, занял свое место среди дубравнинской дружины, и сам воевода Волот тепло общался с ним. Мирослав ответил про себя, что и воевода высоко ценит этого витязя, и это еще прибавило в его глазах уважения к Ратмиру.

И вот, победоносное воинство приехало в Дубравну, город, которым правил князь Мирослав Всеславич. Тот с гордостью принимал у себя своего отца и дядей, старался предстать перед ними рачительным хозяином, каким и подобало быть сварожскому князю.

В Дубравне князья со своими войсками задержались на седьмицу. Чтобы не терять времени даром, Брячислав сказал Коршу, князю кванов, мужу их двоюродной сестры Всеславы Судиславны:

- Прошу тебя, поезжай вперед, в Дедославль, и поведай нашему батюшке, что все хорошо, что мы возвращаемся домой, и Мирослав с нами!

Корш послушно кивнул:

- Буду рад поспешить домой! Мои кваны стосковались по родным лесам, и Всеслава меня заждалась! Да и я рад быть тем, кто принесет счастливую весть батюшке Всеславу Брячиславичу! - князь кванов искренне почитал великого князя, дядю своей жены.

И Мирослав Всеславич добавил:

- Я напишу батюшке письмо, а ты передай его, Корш! Как же хочется увидеть батюшку, сыновей! Полетел бы на крыльях в Дедославль...

Однако пока что Мирославу пришлось задержаться в Дубравне. Его племянник Мстислав Изяславич согласился отпустить отца и обоих дядей только после пышных празднеств и благодарственных жертвоприношений в священной дубраве Перуна.

Пока они пребывали в Мстиславовом уделе, князь Брячислав Всеславич, помня просьбу Мирослава о витязе Ратко, попытался узнать о нем у воеводы Волота...

***

В один прекрасный, почти летний день каждый из княжеского рода проводил время, как пожелает. Сам хозяин, Мстислав Изяславич, не удержался от возможности похвалиться перед своим отцом потомством дивного жеребца, и пригласил Изяслава Всеславича к себе на конюшни.

- Вот, батюшка: мне все-таки удалось получить эту ценную породу, - улыбнулся он, показывая отцу резвых белоснежных красавцев-скакунов. - Жаль, они еще слишком молоды были для нынешнего похода, их обучение только началось. Но все равно, этими конями я дорожу больше всего... после моей Веселины и детей, понятно! - он улыбнулся, глядя на свою княгиню и сына с дочерью, стоявших тут же.

Княжич Любослав, сильно подросший за последнее время, взглянул на отца, затем - на деда, и тут же показал рукой на белоснежных коней, резвившихся на манеже.

- А один из них будет мой, обязательно! Да, батюшка? - он с горячей надеждой взглянул на отца.

Княгиня Веселина Градиславна тихо вздохнула при этих словах; князь Мстислав, напротив, гордо улыбнулся, а князь Изяслав Всеславич одобрительно хлопнул внука по плечу.

- Молодец, Любославушко! Настоящим воином растешь!

***

Тем временем, князь Мирослав Всеславич еще раз приехал в Перунову дубраву, вместе с братом Брячиславом. Ему хотелось поблагодарить Хозяина Громов в тишине, без лишней толпы.

Мирослав подошел к самому огромному дубу, ствол которого могли обнять лишь несколько человек, а крона сама шириной напоминала целую рощу. У подножия древнего дуба находились алтарь и резное изваяние Перуна. Его деревянное тело не было гладким: полуобнаженное, оно все состояло из могучих мышц, выступающих под кожей, мощных суставов и сухожилий, как живое. Огромная голова с золотыми усами глядела пристально глазами из темного алатыря-камня. В руках Истребитель Нечести держал меч.

Мирослав склонился перед изваянием, протянул к нему ладони и проговорил:

- Благодарствую, Перуне Сварожич, что привел меня домой, к моим братьям! Помоги мне теперь повидаться с батюшкой и сыновьями! Да позволь дожить оставшуюся жизнь на родной сварожской земле, чтобы мои родные сложили мне погребальный костер. Больше мне ничего не нужно!

Пока Мирослав горячо, истово молился, не замечая ничего более, Брячислав Всеславич стоял в отдалении. И он заметил, как в святилище вошли воевода Волот в сопровождении молодой женщины, а чуть попозже - Ратмир. Князь Брячислав отметил, что волосы женщины были заплетены в две косы - признак замужества. Волот вел молодицу под руку. А чуть позже к ним приблизился и Ратмир.

Молодая женщина стояла у алтаря перед изваянием Перуна, тонкая и хрупкая рядом с ним, как тростинка. Она глядела в грозное лицо исполина и мысленно горячо молилась, когда Ратмир приблизился к ней.

За ними в отдалении наблюдал воевода Волот. Заметив князя Брячислава, он подошел к нему и почтительно склонил голову.

- Здравствуй, государь Брячислав Всеславич! - проговорил он.

- Здравствуй, воевода Волот! - кивнул князь. И, не удержавшись, спросил, взглянув на молодую пару у Перунова алтаря: - Кто это такие?

Волот вздохнул, тоже обернувшись к ним:

- Некогда моя старшая дочь Ласкавица была невестой Ратко, сына моего друга, покойного Чеслава. Так случилось, что ей пришлось стать женой другого... Но теперь им необходимо объясниться.

Брячислав кивнул, ожидая чего-то в этом роде:

- Мой брат, князь Мирослав, высоко ценит Ратмира, и охотно возьмет его с собой, если тот пожелает. Может быть, для юноши это будет лучшим выходом, раз уж его невеста вышла за другого?

Волот задумчиво пожал плечами:

- Поглядим, что он решит... Пусть они сперва договорятся...

Да, Ласкавица все же не выдержала, узнав о возвращении Ратмира. Она попросила своего отца устроить им встречу, чтобы объясниться и решить все раз и навсегда. Сперва она не думала встречаться с бывшим женихом. Но, узнав его среди витязей, въезжающих в город после похода, молодая женщина не устояла. Сердце ее дрогнуло, и она поняла, что должна увидеть Ратко хотя бы раз, чтобы проститься.

И вот, теперь Ратмир и Ласкавица стояли рядом у алтаря Перуна, не смея поднять глаза друг на друга, и не знали, как им начать разговор.

[Карса]

Не уверена, что Ласкавице и Ратмиру разумно встречаться. Это может быть неправильно понято, и хуже будет всем.

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа Карса!

Не уверена, что Ласкавице и Ратмиру разумно встречаться. Это может быть неправильно понято, и хуже будет всем.

Может быть, и так. Но они решили встретиться, тут ничего не поделаешь.

Обреченная любовь (продолжение)

Ратмир и Ласкавица стояли у алтаря, перед изваянием Перуна. Ни тот, ни другая не поднимали глаз друг на друга, но оба томительно сознавали взаимное присутствие. И оба про себя возносили молитвы, что им все-таки довелось еще встретиться на этом свете, в Яви.

"Благодарю тебя, Перуне Сварожич, за то что ты сохранил во вражеской земле невредимым своего верного витязя, Ратмира! - истово, хоть и безмолвно, говорила Ласкавица. - Прошу тебя, помоги ему снова найти себя! Пусть он будет счастлив, хоть и не со мной!"

И Ратмир, чувствуя рядом волнующее присутствие той, кого любил до сих пор, просил своего небесного покровителя:

"Как она прекрасна, милая Ласкавица! Она богата и нарядно одета, видно, что она живет в холе и неге. Однако счастлива ли она? О, Хозяин Громов, помоги ей обрести счастье, прошу тебя! Ведь ты не только разишь нечисть своими молниями, но и возжигаешь ими огонь любви. Твои благодетельные грозы оживляют весной новые надежды. Помоги же и моей Ласкавице быть счастливой... Даже если мне не суждено будет больше никогда увидеться с ней!"

Так, не сговариваясь, Ратмир и Ласкавица просили об одном и том же. Закончив молиться, оба отвели взоры от изваяния Хозяина Громов и, наконец, встретились лицом к лицу. И сердца разлученных влюбленных горячо забились в унисон...

***

Тем временем, князь Мирослав Брячиславич тоже закончил благодарственную молитву и вернулся к ожидавшему его брату, Брячиславу Яргородскому. Братья-князья заметили воеводу Волота, оба поздоровались с ним, кивнув головой. И воевода почтительно поклонился обоим князьям, ничего не говоря, поскольку видел, что им необходимо побеседовать между собой.

И действительно, Брячислав с Мирославом ушли вдаль Перуновой дубравы. Могучие деревья тянулись к самому небу, на их переплетенных узловатых ветвях покоились облака их господина, когда им хотелось отдохнуть. Их раскидистые кроны рассеивали солнечный свет, а осенью с дубов опадал дождь желудей. На некоторых, особо почитаемых деревьях, были подвешены мечи и щиты. Когда поднимался ветер, они неистово звенели, и в их звоне жрецы Перуна получали знамения, что ждет Сварожьи Земли.

Сегодня не было сильного ветра, и Брячислав с Мирославом, прогуливаясь по дубраве, лишь издалека слышали негромкий звон, что не мешал им беседовать.

- Скорее бы уже наш племянник Мстислав позволил нам ехать дальше! - пожелал Мирослав. - Ведь батюшка ждет нас в Дедославле!

- Я поговорю с Изяславом, пусть он скажет своему сыну, что нам пора ехать, - пообещал Брячислав.

- Сделай это, прошу тебя! - горячо попросил младший брат. - Скорее бы уже доехать до Дедославля, увидеть батюшку и моих сыновей... Я даже не представляю, как мы увидимся вновь!.. Ты ведь говоришь, что батюшка слабеет, его здоровье уже не то, что прежде! Выдержит ли он нашу встречу? Я не могу погубить батюшку своим возвращением!

- Не тревожься, Мирослав! - Брячислав взял брата за руку. - Наш батюшка все еще остается Всеславом Вещим, великим сварожским князем! У него хватило сил пережить горе, он сможет выдержать и радость!

- Да помогут Небеса, чтобы так стало! - проговорил Мирослав с горячей надеждой, и, вопреки ей, с невольным трепетом. - Когда я встретился с тобой, стоящим во главе наших войск... и потом, когда увидел цветущие сварожские сады, у меня самого чуть сердце не выскочило! А каково придется батюшке?

- Он ведь узнает обо всем наперед, прочитает наши письма. Да и Корш все расскажет ему в подробностях. Так что батюшку не поразит твое прибытие, он подготовится и укрепится духом и телом, - заверил Брячислав. - И твои сыновья помогут нашему батюшке подготовиться к встрече с тобой. Вот увидишь, нас ждет такая всепоглощающая радость, что раз и навсегда затмит все наши печали!

- Ах, если бы сложилось, как ты говоришь, брат! - растроганно воскликнул Мирослав, сжимая руку Брячислава. - Мне пока еще трудно вновь поверить, что все может быть хорошо!

- Понимаю тебя, братец! Ничего, это пройдет, и ты поверишь в лучшее! - ободряюще проговорил князь Брячислав Всеславич, прогуливаясь вместе с братом по священной Перуновой дубраве.

***

Тем временем, воевода Волот остался в священной роще, лишь отошел в отдаленную часть ее, чтобы не мешать встрече своей дочери и Ратмира. Стоя под священным дубом, он тоже от всей души просил Хозяина Громов:

"О, Сокрушитель Ящера, Перуне Сварожич! Я никогда не просил у тебя ни победы в бою, ни богатой добычи,  старался всего добиваться сам. Но сейчас я прошу тебя и благодарю за то, что ты сохранил на войне и в плену жизнь твоему витязю Ратмиру! Я вижу, что они с моей дочерью все еще любят друг друга, но ведь им нельзя быть вместе. Так вот, я прошу тебя: укрепи их души, чтобы им хватило сил расстаться навсегда. И, если это возможно, помоги им найти счастье, хотя бы и в разлуке!"

Так просил воевода Волот, ради своей дочери и ради юноши, которого он был бы рад назвать зятем, если бы Доля с Недолей не назначили им иную судьбу. Но не было ответа на его горячую просьбу. Лишь Стрибог-ветер покачнул пышные кроны, и мечи зазвенели где-то в вышине, словно грозное предупреждение...

***

Ратмир с Ласкавицей глядели друг на друга, исполненные чувств, которые было трудно так сразу высказать. Она видела, как он возмужал за минувшие годы. Видно было, что ему довелось пережить много испытаний. Но это был он, и в его синих глазах Ласкавица разглядела жаркий огонь, что горел в них, когда еще они были вместе, мечтали о свадьбе! Этот живой огонь не погас в его глазах и в сердце, он разгорался теперь заново, еще жарче!

И Ратмир глядел на красивую молодицу, что сильно изменилась за три года, и с волнением искал не то, в чем она стала другой, а признаки, оставшиеся от былой Ласкавицы. В ее глазах, таких же ясных, как прежде, таились слезы, а ее улыбка была грустной, но это были дорогие его сердцу приметы.

И он воскликнул, еще не зная, что говорить:

- Здравствуй, Ласкавица Волотовна!.. Я желаю тебе счастья, как тебе, верно, уже сообщил твой батюшка, - проговорил он неуклюже, не зная, как начать беседу.

И молодая женщина, глядя в глаза бывшему возлюбленному, отозвалась так же неловко:

- Здравствуй, Ратмир Чеславич! Хоть и не следовало бы мне встречаться с тобой, а все-таки, мне нужно было повидаться... - ее речь иссякла было в бессильном шепоте.

Но уже в следующий миг и Ласкавица, и Ратмир преодолели неловкость. Два сердца, которые Владычица Лада некогда соединила золотой цепочкой, подсказали им, что в самом главном они остались прежними. И слова их, и выражения лиц теперь были исполнены нежности, какую они уже не пытались скрыть.

Ратмир проговорил от всей души:

- Благодарю тебя, Ласкавица, за эту встречу! Мне ничего от тебя не нужно, только один взгляд, только слово на прощание, что я запомню на всю жизнь!..

И Ласкавица проговорила, уже гораздо свободнее и смелее:

- Поверь мне, Ратко: я каждый день вспоминала о тебе, молилась за тебя, надеялась, что ты вернешься! Ни время, ни... другой человек, чьей женой я стала по сговору наших родителей, не вытравили из моего сердца память о тебе, Ратко! - при этих словах она скрестила руки на груди, как бы отгораживаясь от Ратмира, вопреки собственным побуждениям, что тянули ее к нему. - Я боялась, что ты встретишь меня презрением, и сознаю, что в твоих глазах заслужила его. То, что мне не удалось родить ребенка от Горислава, я понимаю, как наказание за то, что отреклась от тебя. Что ж, теперь мне предстоит жить с Гориславом, сколько написано на роду, - она покорно склонила голову. - Но я никогда не забывала тебя, Ратмир! Твоя судьба и твое счастье мне дороже всего!

В начале их разговора Ратмир шагнул ближе к молодой женщине. Видя, что она печальна, он хотел обнять ее в знак утешения. Но имя Горислава остановило его, и он опустил руки, оставшись стоять на месте. И ответил своей бывшей невесте с прежней нежностью и любовью:

- Не вини себя, Ласкавица! Я знаю, твоей вины нет в том, что случилось. Людмила хотя бы знала, где Завид, что с ним. А на что оставалось надеяться тебе, когда твои родители отдали тебя за Горислава?

Ласкавица закивала, и слезы, блестящие, как роса, сами собой бежали из ее глаз.

- Это так, мой Ратко! И все-таки, я надеялась, вопреки всему, каждый день за эти три года! Я молила Владык Небес сберечь тебя, где бы ты ни был, и приносила им щедрые дары. Даже когда все решили, что ты погиб, - Ласкавица проговорила эти слова осторожно, не желая признаваться, что ее мать виновна в том. - Все говорили, что тебя больше нет, а я просила о тебе Владык Жизни! Я делилась своей надеждой с твоей матушкой, почтенной Ружанкой, понимая, что ей еще больнее, чем мне. Мы вдвоем хранили надежду на твое спасение, как тлеющую искорку... И, когда Людмила с Завидом полюбили друг друга, я помогала им, чем могла. Думала: если не мы с тобой, то моя сестра и твой двоюродный брат все-таки обретут счастье, вопреки всему! Я помогла Людмиле сбежать и уехать из дома вместе с вашей семьей. В них с Завидом продолжает жить наша любовь, Ратко! Они - наши наследники, и им можно быть вместе!..

- Им можно, - эхом вторил Ратмир, сознавая, что им с Ласкавицей семейное счастье заказано вовек. Затем он горячо заговорил, спеша открыть свое сердце перед той, кого так сильно любил: - И я тоже надеялся все эти годы! Хоть и знал, что ты, скорее всего, потеряна для меня, что тебе не позволят в девичестве дожидаться меня, а все же видел перед собой каждый день, неотступно, тебя и мою матушку. Благодарю тебя за то, что поддерживала ее! Наверное, ваша надежда и помогла мне выдержать все: плен, лишения, неизвестность. Зная, что вы ждете меня, я цеплялся за жизнь...

Ласкавица взглянула на черное от загара, исхудавшее лицо Ратмира.

- Хвала Небесам, ты смог выдержать все! - она подняла взор к самым кронам священных дубов. - Я часто думала: что ты чувствуешь там, совсем один, и в летний зной, и в зимний мороз...

- Я не был совершенно одинок, - возразил Ратмир. - Даже в самых отдаленных вархонитских кочевьях много сварожских пленников. Мы помогали друг другу, насколько возможно - когда пищей или одеждой, когда добрым советом или просто поддержкой. А потом я познакомился с князем Мирославом Всеславичем. Он очень помогал мне, а я старался быть полезным ему, чем только мог... Так и дожили до освобождения...

Ласкавица подняла на Ратмира свои лучистые глаза. Ей хотелось спросить юношу, что он собирается делать дальше, но она пока не решалась задать ему самый главный вопрос.

[Карса]

Думаю, было бы неплохо Ратмиру уехать с князем Мирославом, раз уж они познакомились в плену. Но почему-то кажется, что произойдёт какая-то трагедия.