Благодарю за все, эрэа
Menectrel, лучшая из соавторов!
Благодарю за ответ, эрэа
Convollar! Городские обыватели с любопытством глядели, как рабочие вбивают последние гвозди в свое жуткое сооружение.
Люди не изменились, видимо человеческая психика сильнее времени и прогресса. Когда в Крокус-сити погибали люди, лишь немногие пытались помочь, зато нашлось немало милых девочек и мальчиков, которые снимали умирающих на смартфоны и выкладывали это в сеть. Без малейшего сожаления.
Ну, ладно, вернёмся к Хельеру. Надеюсь, бальи передаст пергамент барону Вексенскому, надежда, конечно, умирает последней.
Мы не имели в виду никаких отсылок к недавним трагическим событиям! Это слишком недавно произошло, и слишком ужаснуло всех, и нас в том числе, чтобы вдохновляться. Кроме того, там тоже люди вели себя по-разному.
Ну а почему люди глазеют на казни, тут как раз есть попытка если не оправдать, то объяснить такое поведение:
"Здесь должно было произойти взаимопознание жизни и смерти. В такой миг каждый человек чувствовал себя хрупким и беззащитным на земле, сознавая, что и его жизнь может оборваться так же быстро, как у казнимого преступника. И в то же время, видя, как умирают на виселице другие, многие люди радовались, что это происходит не с ними. Соседство смерти побуждала их еще сильнее наслаждаться благами жизни, пока еще есть такая возможность, делала их земную судьбу ярче и полнее. Застывшая на миг кровь затем кипела в жилах живых людей еще горячее, еще стремительнее."Да, насчет бальи теперь совсем не очевидно, что он решит, прочитав все, что содержит в себе пергамент.
Глава 16. Последняя просьба (окончание)
И вот, настал тот час, когда Хельера должны были повесить вместе с настоящими злодеями.
Тюремная охрана, вооруженная алебардами, вывела приговоренных во двор, где они увидели виселицу. При виде смертного помоста каждый из приговоренных хоть на миг побледнел, а кое-кто и пошатнулся, предчувствуя, как скользкая намыленная веревка прямо сейчас раздавит им горло.
Разбойники, идущие рядом с Хельером, стали озираться, поверх рядов стражи. За ними следовали члены городского магистрата, бальи и главный палач. А также жрец Бальдра, сулящего прощение, подобно тому, как самый светлый из Асов простил своего невольного убийцу, слепого Хёда.
Осужденные, чьи руки были скованы цепями, приподняли их, гремя железом. И самый молодой из разбойников умоляюще обратился к жрецу:
- Служитель милостивого Бальдра, моли сияющего бога за нас! Пусть он упросит Подземную Владычицу не карать нас чрезмерно сурово!
Жрец обвел приговоренных солнечным кругом:
- Казнь, что вы примете в Срединном Мире, отчасти искупит вашу вину и облегчит жестокость наказания в царстве Хель! Умрите с миром!
Такое напутствие получили преступники перед казнью. Хельер же, идя вместе с ними к виселице, тоже скованный, обернулся к главному палачу, следовавшему за ним:
- У меня были при себе кое-какие сбережения, немного серебряных монет... Я завещаю их тебе, если ты повесишь меня быстро, не заставишь долго мучиться. А, если моих сбережений хватит, то прошу тебя выкупить мое тело, чтобы меня похоронили в родной деревне!
- Я сделаю, что могу! - пообещал палач. - Будь спокоен: я умею вешать! Тебе повезло, что тобой займется человек с опытом, а не какой-нибудь криворукий юнец, что не сумеет, как надо, затянуть петлю!
Хельер содрогнулся. Даже в последние минуты жизни ему становилось жутко от своеобразного юмора судейских чиновников и их гордости законными убийствами.
Но думать об этом было некогда, потому что виселица - вот она! Высокое дощатое сооружение, и над площадью качались пока еще пустые петли...
Члены городского магистрата поднялись на балкон ратуши, откуда собирались наблюдать за казнью.
Озираясь по сторонам, Хельер увидел, как на площади собиралась большая толпа. Людей прибывало все больше; мужчины, женщины, подростки с любопытством глазели на обреченных, медленно поднимавшихся по дощатым ступеням к виселице.
В толпе что-то кричали, свистели, грозили кулаками и палками:
- Что, достукались, злодеи? Получайте заслуженную кару! Веревка вас мигом исправит!
- Эй, вы! Думали, что можно убивать и грабить безнаказанно? Не выйдет! - кричали из толпы другие голоса.
- Убирайтесь в Хель, где вечный мороз! - доносилось до них сквозь топот и свист горожан.
Слушая их, Хельер держался хладнокровно, не давая понять толпе, что его задевают их насмешки, их радость его беде. Не глядя больше на столпившихся горожан, он стал глядеть поверх их голов.
Стоя уже на верхней площадке виселицы, Хельер не стал глядеть на петли, раскачивающиеся над его головой, пока еще - над...
Он поднял глаза в ясное синее небо, где сверкала раскаленная добела колесница Суль. Вдали, за городской стеной, зеленела лесная чаща, окружающая Артайус. Видно было, как на ветру раскачивались ветви больших деревьев. Ветер донес лесную прохладу, дал Хельеру вдохнуть знакомый до боли запах пресных дубовых и буковых листьев, и умчался вдаль: ему было недосуг.
А Хельер улыбнулся, уже стоя на виселице, уловив последний привет родного леса. В последний миг жизни его обрадовало, что он умирает под открытым небом, напоследок вдохнув свежего летнего воздуха.
И, глядя, как бестрепетно, с улыбкой на устах, поднялся на виселицу приговоренный убийца, часть зрителей изменили свое мнение о нем:
- Нет, этот непохож на злодея, взгляните-ка! Кто может умереть с улыбкой на устах, тот не мог совершить тяжких преступлений!
Хельер слышал это, но его уже не трогали внезапные симпатии толпы. Он не оглядывался, когда помощники палача сняли цепи с его рук, как и с остальных казнимых. Глядя ввысь, в залитое солнечным блеском небо, лесник думал про себя:
"Прощай, белый свет, прощайте, животворящие лучи Суль! В мире Хель вас не будет... Ну что ж, я готов сойти туда, только бы моя дочь, моя прекрасная Роза, еще много лет жила под твоим светом, сияющая богиня! Пусть мой благородный отец, барон Готье Вексенский, позаботится о ней, заменив девочке отца! Молю вас, прошу за мою дочь, о, Владыки Асгарда!"
Тут палач подтолкнул Хельера в спину, и он послушно встал на высокую скамью вместе с приговоренными разбойниками. Ему связали ноги и привязали к ним тяжкий свинцовый груз.
Хельера покачнуло назад, но палач не дал ему упасть. Толкнув кулаком в спину, надел приговоренному веревку на шею и ловко затянул ее. Он в самом деле был профессионалом своего дела.
Кое-кто из приговоренных разбойников, кажется, лишился чувств, когда скользкая петля, как змея, сдавила горло. Хельер же только тяжело сглотнул, продолжая стоять на скамейке. Образ дочери продолжал поддерживать его и в последнюю минуту жизни.
В этот миг, глава городского магистрата, стоя на балконе, махнул рукой и приказал:
- Палач, делай свое дело!
Тогда палач со своими подручными выбили скамью из-под ног казнимых. Тугие петли натянулись рывком, унося повисшие без опоры тела болтаться в воздухе.
И, в самый последний миг, когда уже петля врезалась в горло Хельеру, лишая всякой возможности вдохнуть воздух, последней вспышкой в его гаснущем сознании стало воспоминание о том, что случилось тогда, в ужасную ночь гибели Фульрада. Тогда, упав от удара по голове, Хельер еще успел увидеть, словно сквозь туманную пелену, силуэт неведомо откуда взявшегося огромного снежно-белого волка. Того самого, что в его последнем кошмаре утащил в лес Розу...
Такова была последняя мысль Хельера в Срединном Мире. В следующее мгновение свет померк для него навсегда.
К чести палача, он выполнил свое обещание. Петли на шеях казненных были затянуты, как подобает, а тяжелые свинцовые грузы, подвешенные к ногам, не дали висельникам долго мучиться. Они не бились в петлях, как рыбы на земле, не корчились в предсмертной агонии. Под тяжестью дополнительного груза, веревка быстро переломила шею каждому из них. Казненные умерли быстро, насколько это было возможно, без лишних мучений.
А в толпе зрителей, заполонивших городскую площадь, раздался дружный многоголосый вздох. Казалось, будто им самим сдавливали горло до мучительного удушья, но вдруг отпустили, и они заново, с еще небывалым наслаждением могли дышать свежим воздухом, радоваться соками жизни - все, что они еще могли ощущать, и все, что для тех, качавшихся сейчас на виселице, было утрачено навсегда.
И многие радовались про себя, что они, слава Всеотцу Вотану и медвежьей владычице Артио, добропорядочные жители города Артайуса. А вовсе не омерзительные для всех злодеи, убийцы, что на их глазах понесли заслуженную кару. Иначе и быть не могло, коль правосудие покарало их!
***
Вскоре после того, как совершилась казнь, бальи Этьен вернулся в свой кабинет. Там он подвел итог делам казненных преступников, несколькими легкими росчерками пера отправив их в архив. В том числе и дело Хельера. Затем принялся разглядывать последнее послание, переданное лесником. Он еще не решил, что с этим делать.
Сперва Этьен поглядел на портрет Розы на обратной стороне пергамента, полюбовался красотой девушки. Затем перевернул пергамент и снова стал разглядывать герб с грифоном, пытаясь восстановить его подробности. На всякий случай, достал с полки Геральдическую Книгу, где гербы всех знатных семейств были изображены в цвете. Да, сомнений не было: это герб королевского родича, принца Бертрама Затворника, с отличительным знаком, указывающим на его старшего сына, герцога Норберта Амьемского, нынешнего маршала юга!
Этьен не стал особенно задумываться, как письмо столь знатной особы могло попасть в руки казненного лесника. Да это и невозможно было уже выяснить. Только теперь его внимание обратилось, собственно, к содержанию полустертых строк вверху палимпеста - над письмом Хельера, написанным свежими чернилами.
Он попытался восстановить написанное. Придвинув к себе свежий лист пергамента и вооружившись пером и чернилами, бальи принялся в точности копировать буквы полустертых строк, написанные крупным, уверенным, но витиеватым почерком человека, имеющего многое и желающего получить еще больше.
Истершиеся строки трудно было разобрать. Некоторые слова Этьен добавлял, лишь догадываясь по соотношению с другими словами, стоящими рядом, что должно здесь быть написано.
Но вот, послание было перенесено на свежий пергамент целиком. И Этьен смог прочесть полностью давно позабытый приказ Норберта Амьемского.
И то, что он узнал, заставило бальи изумленно распахнуть глаза, веки которых при этом нервно задергались. Да и все его существо вздрогнуло, как от внезапного мороза. Ибо то, что он узнал, способно было в мгновение ока перевернуть всю политику Арвернии, изменить весь расклад сил при дворе и в войсках. В его руки волей Норн попало свидетельство, способное низвергнуть в пропасть репутации многих знаменитых людей. Он, рядовой бальи из провинциального города, мог одним лишь листом гербованного палимпеста вмешаться в борьбу придворных партий, подарить победу одной стороне и навсегда погубить самых могущественных и гордых людей в Арвернии. При этом, он мог рассчитывать на небывалое возвышение за оказанную услугу. Ему дадут хорошее место в суде самого Дурокортера, а может быть, он со временем наденет и мантию Верховного Судьи... Разумеется, если его не покарают те, чью тайну он откроет! Ибо для тех, о ком он узнал слишком много, человеческая жизнь ничего не значила...
Теперь бальи Этьен, верный слуга короля и закона, всерьез задумался, что ему делать с посланием, завещанным Хельером. Быть может, переслать, как он обещал, барону Вексенскому? Если тот, будучи испытанным соратником графа Кенабумского, сам даст ход содержимому пергамента - это уже будут его заботы, а не Этьена.
Или все-таки оповестить двор о важной тайне, рискнуть всем, чтобы, в случае успеха, обрести все? А может, уничтожить пергамент со всем новым и старым содержимым, словно ничего и не было? Душа казненного Хельера, конечно, могла разгневаться на него в царстве Хель. Но, в виду того, что довелось узнать Этьену, это оказывалось меньшей из возможных проблем.
Бальи размышлял очень долго, не замечая, что длинный день, унесший жизни нескольких человек, клонится к закату, и в окна ратуши уже заглядывали алые отблески заката.
А над его головой стояла на шкафу, где хранились судебные дела, бронзовая фигура Вар, богини правосудия. Правой рукой она поднимала весы, в левой держала обнаженный меч.
***
В этот миг, под тем же вечерним солнцем, палачи сняли с виселицы окоченевшие, со сломанными шеями, тела казненных, и снова подвесили их, уже на другом месте - на стене над городскими воротами.
Неугомонные мальчишки тут же собрались вокруг, и стали глумиться над висельниками. Один из них пустил из рогатки камень, попавший в грудь трупу Хельера. За ним принялись стрелять и другие. Град камней забарабанил по мертвецам.
Городские стражи, стоявшие у ворот, заметили мальчишек. Один из них строго прикрикнул, стукнув рукоятью алебарды о камни мостовой:
- Эй вы, сорванцы! Не бросать камни в висельников! Кто в детстве не чтит мертвых, тот сам вырастет висельником!
Спугнутые было мальчишки отбежали подальше, отлично зная, что стражники не уйдут с поста из-за их выходок. И самый наглый из них пронзительно свистнул и засмеялся:
- Нет, мы - честные жители Артайуса, а они - злодеи, их все равно скоро склюют вороны!
Мальчишка показал на крупных, угольно-черных птиц, уже слетавшихся со всей округи, заметив своими зоркими глазами поживу. Стоило одному устремиться к городским воротам, как сородичи, заметив его издалека, летели туда, где можно было найти поживу. И вот уже целая стая воронов с хриплым карканьем кружилась над вытянувшимися, неестественно длинными телами повешенных. Мудрые птицы выжидали, когда живые люди отойдут подальше, чтобы слететься к телам мертвецов и начать пир, как водится, с глаз, остановившихся навсегда.
Вот уже первый ворон, преодолев страх, стал спускаться к мертвецу, нацелив длинный, как кинжал, клюв. Другие последовали за ним - черные, как сажа, на фоне кроваво-красного закатного неба. Клонившийся к закату вечер еще оставлял воронам достаточно времени, чтобы успеть насытиться всласть, пока небо не почернеет, как их оперение. А с утра они вновь соберутся здесь, чтобы продолжить пир на телах казненных.
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VIII (Прочитано 4183 раз)