Благодарю, эрэа
katarsis, эрэа
Convollar! Вас также еще раз поздравляю с Днем Рождения!
Кримхильду очень жаль 
Конечно, и раньше упоминалось, что она долго не проживёт, но чтобы вот так, ещё и с ребёнком
Чувства Гизельхера вполне понятны и его подозрения обоснованы, но всё же не дело убивать без прямых доказательств. А вдруг не она. С другой стороны, сильно подозреваю, что тот, убьёт Паучиху, спасёт Арвернию от многих бедствий. Особенно теперь, когда Карломана нет. Да и то, как королева-мать радуется смерти Кримхильды (вместе с её же, Бересвинды внуком), само по себе мерзко 
И если я и не хочу, чтобы Гизельхер совершил убийство, то только ради него, а Паучиху совершенно не жалко
Увы, теперь больше определяется, какой лик примет будущее. Вот и о судьбе Кримхильды мы узнали заранее.
Как увидим дальше, Гизельхер вполне прав! А вот удастся ли ему исполнить задуманное? Как мы знаем, Паучихе как раз предсказана была очень долгая жизнь. Поглядим, сбудется ли это предсказание.
Не понимаю я вот этой злобы, я имею в виду Паучиху, какой-то бессмертной и напрочь уничтожающей личность. А Гизельхера понять можно, да и Бересвинду убить хочется, но всё же ум человеческий дан нам, чтобы обуздывать такие желания.
Бересвинда считает, что спасает Арвернию, погубив Кримхильду. Кроме того, в течении нескольких лет, до гибели Карломана, ей, видимо, пришлось провести если не в изгнании, то в куда меньшем почете, Кримхильда же в это время, напротив, была настоящей королевой. Вот Бересвинда и постаралась взять реванш.
Ум дан, да вот не все и не всегда им руководствуются, к сожалению.
Рыцарь Дикой Розы (продолжение)
Между тем, в Храме Всех Богов уже подходила к концу церемония прощания с молодой королевой. Паладины, облаченные в траур, как и все присутствующие, были уже готовы поднять гроб с Кримхильдой и спустить его в склеп под храмом. Там, по распоряжению королевы-матери, было приготовлено место для нетленного, благодаря искусству бальзамировщиков, тела Кримхильды.
Ближе всех, во главе посольства нибелунгов, стоял у гроба своей урожденной принцессы граф Рехимунд. Он видел все, что происходило вокруг. Видел, как принцесса Бертрада трогательно прощалась со своей кузиной и королевой.
- Прощай, Кримхильда! - сквозь слезы прошептала она. - Мне бесконечно жаль, что так рано исполнился над тобой приговор Норн! Почивай же спокойно. О твоей дочери мы позаботимся, вырастим ее, как подобает арвернской принцессе!
Бертрада поцеловала кузину в похолодевшее навсегда чело, всхлипнула и закрыла лицо траурной вуалью. Быть может, ей невольно подумалось, что жребий Норн может так же постигнуть каждого, и ни молодость и крепкое здоровье, ни вершины власти не защитят обреченного, как не защитили Кримхильду? А может быть, Бертрада подумала, что ее муж, принц Хильперик, будет наследником своего царственного кузена, если Хильдеберт не женится вновь, и что у них растет сын, Хильперик-младший. У короля же осталась от Кримхильды только дочь, а их второму ребенку было не суждено увидеть свет.
После принцессы к гробу приблизилась, в сопровождении фрейлин, сама королева-мать. Она изображала всем своим видом глубокое горе. Но граф Рехимунд мог сравнить искренние слезы принцессы Бертрады и тайное злорадство, проступающее на лице Паучихи.
Королева Бересвинда Адуатукийская, опираясь о край гроба, исполняла все торжественные церемонии нарочито медленно, напоказ. Рехимунд лишь сжал кулаки, наблюдая за ней.
Как и его сын перед тем, нибелунгский посол перевел взгляд на безучастно сидящего короля. Он понял, что муж Кримхильды в своем горе не замечал, как его мать и после смерти его возлюбленной супруги не могла оставить ее в покое.
Паучиха склонилась над невесткой, глубоко вздохнув, как если бы ее сердце разрывалось от горя. Но ее черные глаза, устремленные на белоснежный, застывший лик Кримхильды, оставались холодными. Они выражали злорадное удовлетворение, ибо ненавистная соперница была повержена раз и навсегда.
Внутренне королева-мать ликовала, устраивая похороны невестки на свой лад. Склонившись над гробом, она разглядывала пышный наряд Кримхильды, который та ненавидела при жизни. Поправила лежащие в гробу лилии, наслаждаясь их благоуханием.
А затем принялась оплакивать невестку, нарочито надтреснутым голосом, едва ли не всхлипывая, и навзрыд обращалась к Кримхильде:
- Увы, милая дочь моя! Над тобой столь быстро свершился приговор Норн, и вот, ты лежишь здесь, на холодном пъедестале, бледная, похолодевшая и неподвижная! Никакая сила уж не вернет тебя к жизни! В тот жестокий час не было для тебя спасения!..
Слушая ее причитания, граф Рехимунд едва сдерживал отвращение. Ему было мерзко наблюдать глумление над своей принцессой.
А королева-мать продолжала обращаться к покойнице так, словно заклинала ее, привязывала еще крепче к могиле, твердя ей: ты мертва, ничего не сможешь сделать, твоей воли больше нет в этом мире!
Те, кто знал о вражде двух королев, понимали, что эта погребальная церемония знаменует торжество Бересвинды Адуатукийской. Ныне она стала полновластной правительницей Арвернии при своем царственном сыне, без Карломана, без Кримхильды! И теперь, во время погребальной церемонии, она всячески показывала всей Арвернии, что победа за ней. Это было торжество арвернского придворного церемониала. Свидетельством тому служило избранное ею для покойницы платье, да и все остальные приготовления.
Вновь склонившись к безжизненной Кримхильде, Паучиха трогательно обратилась к ней:
- Милая дочь моя! Не ждала, не думала, что так рано свершится твоя судьба... Как это ужасно - погибнуть такой молодой, да еще вместе с нерожденным ребенком королевской крови! Что ж, почивай спокойно, Кримхильда, ты будешь счастлива в лучшем из миров! А мы будем помнить тебя!..
Произнося эти слова, Паучиха незаметно поправила на шее покойницы высокий кружевной воротник, чтобы не видно было борозды на шее, указывающей на истинную причину гибели Кримхильды.
При этом, королева-мать вспоминала, как обрадовалась, когда Ротруда послала ей весть через почтового голубя, сообщив, что Дикая Роза сломана.
Всхлипнув напоследок, Бересвинда проговорила:
- Прощай навсегда, Кримхильда!.. - она скрыла лицо вуалью, и отошла от гроба в сопровождении фрейлин.
Граф Рехимунд все с большим отвращением наблюдал за лицедейством Паучихи.
Она продолжала всхлипывать напоказ, и в руках ее белел платок. Королева-мать вытирала им несуществующие слезы, в то время как ее царственный сын прощался со своей супругой.
Наблюдая за Паучихой, граф Рехимунд негодующе скрежетал зубами. Он даже не замечал, как герцог Гворемор Ярость Бури со своей супругой стояли в стороне, так же как и он сам. Не замечал нибелунгский граф и Матильду Окситанскую, что едва стояла на ногах, лишившись еще одного близкого человека. А ее супруг, герцог Реймбаут, приехавший на похороны королевы, поддерживал жену под руку в знак учтивости, но сам глядел на покойницу с таким же злорадством, как и Паучиха. Супруги олицетворяли противоположные чувства.
Между тем, король Хильдеберт IV, склонившись над той, что научила его любви и нежности, должен был проститься с ней навсегда. Во всяком случае, в этой, земной жизни. Никто не мог представить, какая тьма окутала его душу. Вместе с Кримхильдой и их нерожденным ребенком, умерло лучшее, что было в душе у ее супруга.
Наконец, Хильдеберт, держа одну руку на чреве жены, где навек замер их сын, другой рукой взялся за край гроба и, нагнувшись, поцеловал Кримхильду в лоб.
- До встречи, любовь моя! Ты всегда будешь жить в моем сердце, как меч в ножнах!
В этот миг раздался набатный звон, слышный по всему городу. Так всегда звонили во время похорон кого-то из королевской семьи, и все жители Дурокортера в этот миг мысленно прощались с молодой королевой.
Паладины подняли на руки гроб с возлежащей в нем королевой Арвернии и ее нерожденным ребенком. Размеренно шагая, они направились к спуску в королевский склеп. За гробом шел, будто в тумане, овдовевший король Хильдеберт. За ним следовали ближайшие родственники: кузен Хильперик и его жена Бертрада, сестра короля - принцесса-жрица Теоделинда. Королева-мать, что продолжала причитать на публику. Далее следовали граф Ангерран Кенабумский и его супруга Луитберга. И многие другие родственники короля и вельможи, близкие к престолу. Большинство из них искренне сожалели о молодой королеве, ибо она была достойна любви.
Как только гроб внесли в склеп и стали спускаться по ступеням, раздался новый набат. Его слышал в саду Рыцарь Дикой Розы, ожидая в засаде Паучиху. Гизельхер дико усмехнулся, предвкушая, как без всяких сожалений пронзит кинжалом грудь той, что погубила его даму сердца.
Взгляд молодого нибелунга был дик, а усмешка больше походила на оскал. Он был готов отправить в Хель ту, чья душа была столь же черна, как ее траурные одеяния.
Гизельхер мысленно попрощался со своим отцом:
"Прости, батюшка, что причиню тебе новую боль! Но я должен отомстить за мою даму сердца ее убийце! Пойми меня, прошу! Ведь Кримхильда - наша урожденная принцесса!"Затем он так же мысленно обратился к Аделарду Кенабумскому, что некогда вместе с ним преклонялся перед Кримхильдой:
"Я верю, ты тоже стремился бы отомстить Паучихе за нашу королеву! Я же постараюсь быть достойным твоей дружбы, герой Риндсфалльского перевала! А также быть достойным рыцарем королевы Кримхильды!"И Гизельхер еще осторожнее затаился среди розовых кустов, зная, что теперь уже ему недолго ждать свою цель.
А в коридорах под Храмом Всех Богов паладины, спустившись по лестнице, медленно и торжественно внесли гроб с телом молодой королевы в крипту, где суждено было ей найти свое последнее пристанище. Ибо безутешный супруг не позволил похоронить Кримхильду в усыпальнице главного храма в Кенабуме. Ему хотелось, чтобы, даже мертвая, жена оставалась рядом с ним.
И вот, паладины опустили гроб молодой королевы в каменный саркофаг. Теперь все, кто следовал за гробом, могли отдать последние почести Кримхильде Нибелунгской.
Не глядя ни на кого, король наклонился к своей безжизненной супруге и проговорил тяжко, сдавленным голосом:
- Я не прощаюсь, родная моя! Не прощаюсь! Я верю, мы еще встретимся в вечной жизни, моя Кримхильда, милая!
У всех, кто слышал эти трогательные слова, к горлу подступал комок, и на глаза наворачивались слезы, причем не только у женщин.
Но королева Бересвинда и тут оказалась верна своей актерской игре. Стоя рядом с сыном, она всхлипнула, сделав вид, что едва сдерживает слезы. Ей надо было тронуть чувства Хильдеберта и произвести должное впечатление на публику.
Про себя же королева-мать вспоминала с торжеством, как несколько седьмиц назад, когда из владений герцога Гворемора доставили со всеми почестями забальзамированное тело королевы Кримхильды, она, Бересвинда Адуатукийская праздновала свой триумф. Она вспомнила, как в покоях Кримхильды отдавала распоряжения Оде и Ротруде об организации погребальных церемоний. Она сама выбрала для похорон самое роскошное, царственное платье, прекрасно зная, что Кримхильда не любила его. Она приказывала, какой вид придать Нибелунгской Валькирии в гробу, и как надлежит провожать ее в последний путь. Бересвинда удвоила количество свеч, что должны были гореть вокруг гроба. Приказала воинам стоять в почетной страже посменно.
- Пусть стража стоит вокруг гроба королевы Кримхильды, сменяясь каждые три часа! И пусть плакальщицы поют траурные песнопения! - приказала она своей давней наперснице, графине Кродоар де Кампани. - Сообщи всем командирам дворцовой стражи: пусть воины несут службу, облаченные в полные рыцарские доспехи, с мечом и щитом в руках!
Паучиха намеренно усложняла придворный церемониал еще более, прекрасно зная, как тот отягощал Кримхильду при жизни. Не позволяла ненавистной невестке даже после смерти вырваться из цепей неукоснительных обрядов Арвернского двора. И, отдавая распоряжения Оде, искоса поглядывала на Ротруду: что та сделает полезного?
И королева-мать не разочаровалась. Ода де Кампани лишь безучастно кивала ей, притихшая, с потухшим взором. Она не смела возразить своей повелительнице, но и не горела желанием помогать, как раньше. Но зато Ротруда, стоявшая рядом, в траурном платье, слушала очень внимательно, готовая помогать королеве-матери. И сама предложила:
- А на щитах почетной стражи не изобразить ли герб Арвернии и вензель покойной королевы? Ее Величеству королеве Кримхильде было бы приятно, чтобы у ее гроба несли стражу рыцари с ее знаками!
Она прекрасно помнила, что Кримхильда не выносила пышных церемоний Арвернского двора. Но победу одержала королева-мать, и теперь Ротруда делала все, как угодно ей. Она видела, что Паучиха затеяла пышные похороны намеренно, чтобы показать, кто теперь стоит во главе Арвернии. И не прогадала.
- Блестящая мысль, Ротруда, благодарю тебя! - поощрила ее королева-мать. - Пусть все видят, что хоронят королеву Арвернии, согласно ее высокому званию! И позаботься, чтобы гроб не украшали никакими розами. Пусть будут царственные ирисы, лилии и другие родственные им цветы, подобающие королеве!
Ротруда, что уже несколько лет, как сделалась шпионкой Паучихи, молча склонила голову, обещая исполнить любое приказание своей госпожи. Королева-мать угрозами и посулами сделала из нее полезную соратницу, на смену постаревшей Оде. Сочетание страха и выгоды действовало надежнее всего.
Теперь Ротруда, сама родом из Нибелунгии, оказала королеве-матери неоценимые услуги, устроив убийство молодой королевы, да так, что удалось выдать его за несчастный случай. Она заманила Кримхильду на пустынный берег озера, где в засаде ждали убийцы. Она подала им знак, те задушили королеву и бросили ее тело в воду. Затем она, Ротруда, после обнаружения тела "утопленницы" приняла все нужные меры по отправке тела королевы домой. Она наняла бальзамировщиков, заплатив столь щедро, что те "не заметили" следов удушения. Затем Ротруда сама охраняла тело королевы, не допуская во время бдений сидеть возле нее никого, кроме Ираиды Моравской, которой просто не могла запретить, ибо она была хозяйкой в замке герцога Гворемора. Но Ида была настолько потрясена гибелью молодой королевы, носившей под сердцем ребенка, что просто не заметила ничего странного. Так что Ротруда прекрасно выполнила поручение королевы Бересвинды, и обеспечила будущее себе и своему сыну Мундерриху.
И вот, теперь настало время торжественного прощания с Нибелунгской Валькирией, один из самых счастливых дней в жизни Бересвинды Адуатукийской, хоть она и скрывала свое торжество под маской слез.
А король, не глядя ни на кого, кроме своей безжизненной супруги, опустился на колени перед ней и поцеловал в последний раз - не в лоб, как прощались с покойниками, а в ее застывшие холодные губы.
Поднявшись на ноги, он взглянул на матушку. Ее поддерживали фрейлины, как будто горе лишило королеву-мать сил. Она всхлипнула, выражая величайшую скорбь.
Король с отчаянием махнул рукой, отпуская свою свиту. Паладины покинули склеп, поклонившись королю. Также поступили и его кузен, принц Хильперик с принцессой Бертрадой, за ними - Ангерран Кенабумский с Луитбергой. Все спешили возвратиться обратно, в мир живых.
Они стали ждать в коридоре, ведущем наверх, когда могильщики заколотят гроб и накроют мраморной крышкой саркофага, как полагалось. И в тяжком, поистине гробовом молчании раздались редкие удары молотков, что заколачивали крышку гроба.
Хильдеберт вздрогнул, как от невыносимой боли, точно гвозди вбивали не в крышку гроба, а прямо ему в сердце. Принцесса-жрица Теоделинда подошла к брату, желая хоть чем-то утешить его. И с изумлением увидела, что из его глаз текут слезы, не останавливаясь. Она замерла, не зная, как можно помочь ему. Хоть и видела давно в священном огне овдовевшего, одинокого Хильдеберта, но не представляла, что его горе будет проявляться так сильно!
Рядом вновь всхлипнула королева Бересвинда, не отнимая платок от глаз. Она делала вид, что вытирает слезы, но на самом деле закрывала лицо, чтобы не выдать своего торжества. Ибо она победила соперницу, что желала управлять Арвернией по-своему! И вот, теперь Нибелунгская Валькирия лежала в гробу безжизненной куклой, и ее хоронили по обряду Арвернии, установленному со времен Карломана Великого! Ненавистная Кримхильда Нибелунгская даже после смерти будет принадлежать Арвернии! Она покоилась среди царственных лилий, и ни намека на ее любимые розы. Никогда ее уста больше не очаруют ее чрезмерно доверчивого супруга. Руки ее были сложены на чреве, что никогда не выпустит в мир младенца, который мог бы, унаследовав кровь матери, вырасти недостойным наследником. Лицо ее было спокойно и холодно. Платье, в котором она будет покоиться в гробу, сшито по моде Арвернского двора. Ее голову украшала сложная арвернская прическа, никаких любимых ею кос. Все в облачении покойницы и в обрядах похорон напоминало о том, что она была королевой Арвернии. Ничего, что пожелала бы сама Кримхильда, ее свекровь не оставила на похоронах. Ибо Нибелунгская Валькирия проиграла битву с Паучихой, истинной правительницей Арвернии.
Теперь королеве-матери надлежало утешить своего сына, всем видом показывая, что она оплакивает Кримхильду почти так же горячо, как он сам.
Овдовевший Хильдеберт поспешно оглянулся, точно ребенок-сирота, ищущий тепла и поддержки. И приблизился к своей матери, готовой вновь опекать сына. И король уткнулся лицом ей в грудь, а Паучиха гладила его растрепанные волосы, зная, что сыну снова не обойтись без нее. Конечно, ей было жаль, что он страдает сейчас, однако королева-мать верила, что он утешится со временем, и что живая Кримхильда принесла бы ее сыну гораздо больше боли и разочарования.
- Выдержи это испытание, сын мой! - проговорила Бересвинда, обнимая сына, и в голосе ее, как слышалось Хильдеберту, звучали слезы. - Кримхильда была прекрасной женщиной, и я любила ее, как родную дочь, и мечтала, чтобы она принесла тебе счастье... Увы, я знаю даже слишком хорошо, как это - терять самых родных людей. С потерей каждого из тех, кого ты любишь, уходит и часть твоего сердца. А затем ты понимаешь, что и с разбитым, истерзанным в клочья сердцем можно жить дальше. И что, если уж случившегося не изменить, лучше принять нашу судьбу с достоинством, как подобает тебе, королю Арвернии!
Хильдеберт зажмурился, не в силах выразить словами боль, что сжигала его душу.
Теоделинда, принцесса-жрица, наблюдала в этот миг за матерью и братом. Ей почудилась в руках ее матери черная удавка, тянущаяся к чьему-то горлу. Она поспешно оглянулась назад, в склеп, издали вновь увидев еще не покрытое крышкой гроба безжизненное лицо Кримхильды. Теоделинда искренне оплакивала ее, ибо предчувствовала, что только с ней мог быть счастлив ее царственный брат. И вот, лицо Кримхильды вдруг почернело, как у задушенной, не как у утопленницы. Всего лишь миг длилось это видение, открывшееся жрице в награду за праведную жизнь. Затем лицо покойницы вновь стало обычным, а спустя миг скрылось под заколоченной крышкой гроба. Но Теоделинде этого видения хватило, чтобы мурашки пробежали по коже.
Больше никто не видел того, что открылось ей. Хильдеберт ушел из склепа, ведя под руку свою царственную мать. Фрейлины последовали за ними.
Теоделинда задержалась, чтобы увидеть, как вернувшиеся паладины, в знак особого почета, накрыли саркофаг молодой королевы мраморной крышкой. Та навек скрыла под собой гроб королевы Кримхильды Нибелунгской. Принцесса-жрица знала, что всю жизнь станет сожалеть той, что, как цветок дикой розы, была безжалостно сломлена. И Теоделинда была почти уверена, чьих рук это дело.
Тем временем, весь двор давно покинул храм, люди разошлись, кто куда, ибо погребальная церемония завершилась.
Нибелунги, искренне оплакивающие гибель своей урожденной принцессы, поднялись из склепа одними из последних. И только тут граф Рехимунд заметил, что рядом нет его сына Гизельхера. Прежде нибелунгский посол был слишком поглощен горем и негодованием против Паучихи, так что и не подумал о сыне. И лишь теперь обнаружил, что тот исчез.
- Когда ушел Гизельхер? - спросил граф у одного из нибелунгских рыцарей, мгновенно встревожившись.
- Давно, еще во время церемонии прощания, - был ответ.
- О, Всеотец Вотан! - воскликнул Рехимунд, побледнев как смерть.
Мгновенная догадка пронзила его, словно молния Донара. Как мог Гизельхер, столь истово любивший Кримхильду, что ни разлука, ни время, ни безнадежность не могли победить его чувство, покинуть ее, мертвую, не проводить в последний путь?! Лишь жажда мести могла увести его в этот час! Должно быть, Гизельхер сразу понял то, что теперь сознавал, в чем почти уверился и его отец, глядя на Паучиху! И он ушел, чтобы подготовить месть ей...
Догадавшись обо всем, граф Рехимунд выбежал из храма. Он стремился остановить своего последнего сына, пока не стало слишком поздно. Хотя месть Паучихе за гибель королевы Кримхильды была бы справедливым деянием, и сам граф порадовался бы, замысли это не его сын. Но лишиться Гизельхера на эшафоте, после жестоких пыток, да еще, быть может, навлечь на Нибелунгию месть арвернов за убийство королевы-матери?! Старший сын Рехимунда был убит арвернами в честном бою, а младший вновь навлекал на себя жестокую и несправедливую гибель, теперь уже не ради любви, а ради мести!
Кое-как найдя своего коня, граф погнал его к королевскому замку, даже не заботясь, следует ли за ним кто-нибудь. Единственная мысль билась в его голове, грохотала, как штормовое море:
"Только бы не было слишком поздно! Только бы успеть остановить сына, пока он не совершил задуманного, или не обнаружил себя, пытаясь совершить!"
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VIII (Прочитано 18973 раз)