Печать

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа katarsis!

Реймбаут выскочит, а вот Транкавелю, скорее всего, не отвертеться. Слово кнехта против слова барона - может, и недостаточно, но ведь есть ещё письма. Тоже неплохо. Реймбаут не сможет его вытащить, не подставившись сам, а значит, и не будет. И другие его слуги, в следующий раз 10 раз подумают, стоит ли похищать для господина принцесс.

Смотрите дальше, каким образом проверят вину Транкавеля. Ну а там видно будет, что с ним станет. Не пришлось бы ему вправду раскаяться в своей службе Реймбауту!

Но политика политикой, а романтика романтикой. Кое-кто собрался лезть на гору за цветком. Только ведь он, в отличие от андосийских юношей, вовсе не живёт с детства в горах. И, без должной подготовки, не сорвётся ли он и не переломает ли руки-ноги?

Да, Ангерран теперь еще больше укрепится в этом своем желании. А вот сможет ли его осуществить? Ну, будем надеяться на лучшее. Рыцари, так-то, смолоду получали неплохую физическую подготовку, им и на стены приходилось влезать в полной броне (забудьте стереотипы о доспехах, в которых не повернуться - такими тяжелыми были только поздние турнирные и церемониальные доспехи, но не настоящие боевые). А возможно, и ловкость от отца-оборотня в какой-то мере унаследовал. Так что, хочется верить, что он справится.

Цветок Андосинии (продолжение)

На следующий день герцог Андосийский снова собрал свой двор в одном из залов Горного Приюта.

Среди его свиты находился и барон Транкавель. Он сильно нервничал, хоть и старался не подавать виду. Время от времени его лицо, изуродованное оспой, выражало сильнейшее беспокойство. Он ничего не знал об успехе своего шпиона. Удалось ли ему похитить принцессу Луитбергу? Транкавель не видел ее вчера, и это вселяло надежду. Но неужели герцог еще не знает, что его дочь исчезла, и не ищет ее? Ему бы сейчас должно быть не до придворных развлечений, он тревожился бы сильнее, чем сам барон. Что же тогда задумал хитроумный андосиец?

Размышляя так, двуносый барон пристально глядел в лицо герцогу Вилдигерну. Тот беседовал со своими придворными, и по нему не видно было ни большого отчаяния, ни особого воодушевления. Что же произошло вчера у озера с водопадом? - этот вопрос бился в голове Транкавеля, долбил, как дятел по дереву. Что? Что?

И вот, наконец, в зал вошла сама принцесса Луитберга в сопровождении своих фрейлин. Она, сияя улыбкой и блеском своей юной красоты, подошла к отцу. Перед ней почтительно расступились придворные. Ангерран Кенабумский, стоявший рядом с герцогом, радостно улыбнулся при виде ее гордой красоты.

Увидев эту прекрасную деву, окситанский барон сильно побледнел. На его лбу выступил холодный пот, а на смуглом лице еще яснее отпечатались все следы оспы. Он непроизвольно теребил свой пояс и камзол, чувствуя, как трудно дышать. Как же вышло, что принцесса спаслась?!

Среди собравшихся придворных находился и Гиллибальд, начальник стражи. Он незаметно следил за окситанцем, и пристально прищурился, видя, что с тем происходит. Гиллибальд взял след, как опытная гончая.

А принцесса Луитберга, казалось, даже не подозревала, в какое замешательство она привела окситанского барона. Подойдя к своему отцу, она сделала книксен, а затем протянула ему обе руки и весело проговорила:

- Здравствуй, батюшка! Спасибо тебе, что позволил мне вчера прогуляться возле озера, в сопровождении виконта Кенабумского! Мы замечательно провели время. Как я и думала, нашему гостю очень понравились виды возле озера и водопада.

Герцог Вилдигерн улыбнулся и ласково погладил дочь по густым черным волосам, перевитым жемчужными нитями.

- Я очень рад, что так получилось, моя дорогая дочь!.. Ну а чем еще ты обрадуешь нас?

- Новой песней сладкоголосого Тельефера! - горячо, радостно воскликнула Луитберга. - Он обещает, что та песнь, которую он сложил, станет лучшей из всех. Вы можете убедиться сами: он ждет своих слушателей в малом зале с гобеленами.

Ее отец одобрительно кивнул.

- Я очень рад, что Тельефер продолжает радовать нас! - он обернулся к своей свите и сделал широкий жест рукой. - Ну, пойдемте же со мной! Насладимся вместе с вами пением Тельефера, лучшего из андосийских трубадуров!

Вся свита герцога Андосийского направилась в зал, украшенный гобеленами с видами гор. Там, на невысокой ступеньке, покрытой золотой парчой, стоял Тельефер, настроив свою лютню.

Придворные радостно приветствовали его:

- Спой, Тельефер!.. Порадуй нас, золотой голос Андосинии!

Тельефер раскланялся на три стороны, и провел пальцами по струнам лютни, издавшим первые мелодичные звуки.

- Слушайте песню, о, люди, жители гор Андосийских, гости, что к нас приезжают для общего блага! Слушайте песнь о красе гор - цветке эдельвейсе! Песню ту спел водопад, и озеро с чистой водою. Спел ее ветер, что в рог трубит в горных ущельях. Спел ее солнечный луч, что весной согревает горные склоны. Спела ее посланница счастья - синяя птица, что прилетает радовать пеньем цветок эдельвейса. Спел эту песню великий ледник на Заоблачном пике, и пара священных орлов, что живут на скале. Я же, обычный певец, вдохновившийся медом поэтов, просто услышал великую песнь всего сущего, и изложил для людей.

Цвел эдельвейс на заоблачной светлой вершине. Ясно сияли под солнцем его лепестки. Нежным казался цветок, любимая дочь возвышенных гор Андосийских. Но крепче камня и льда душа жила в нем.

Слава цветка эдельвейса прошла по всем землям. Многим хотелось сорвать его в снежных горах. Но неподвластен был им цветок Андосинии, и охраняли его духи заоблачных гор.

Жадный барсук попытался сорвать эдельвейс, но сорвался и больно расшибся. Нет, не владеть недостойному ясным цветком эдельвейса - знаком невянущей славы и вечной любви!

Только барсук не смирился: послал своего слугу, серую крысу, в горы, где рос Андосинии славный цветок. Стала карабкаться крыса по скалам. Думала влезть и подгрызть эдельвейс своей хищнозубою пастью. И принести цветок славы в нору барсука. Глупые! Если бы знали они, что не цвесть эдельвейсу в жарких долинах, среди виноградников тучных. Лишь чистый воздух родных гор дарует красу и свободу. Дочь гор, прекрасная на ледниковых вершинах, сразу погибла бы в темной и душной барсучьей норе. Лишь сильный духом, бесстрашный и преданный сердцем может добыть эдельвейс с сияющих горных вершин!

Хочешь ты чайку любить - забери с нею целое море. Хочешь ты лань приручить - вместе с лесом и горной тропой. Лишь темной ночью увидишь ты в небе звезду, искру Мусспельхейма. И никогда в тесной клетке не петь соловью! Так и в плену никогда не цветет эдельвейс, цветок славы. Сколько живет красота - ее обретет лишь достойный. А остальные найдут лишь позор навсегда.

Долго карабкалась в горы серая крыса. Лезла, пыхтела, цеплялася длинным хвостом. Вот уже близко заветный цветок эдельвейса! Но ей добыть его было не суждено.

Вдруг вниз спустилась, как сгусток южного лета, синяя птица, и ясным крылом оградила цветок.

Взвизгнув от злости, рванулась вперед серая крыса. Но камень с гор тут же вниз сверг ее.

Нет, не достала она своему господину цвет эдельвейса, знак славы, любви навсегда. Радостно льнет он к груди синей птицы, чтоб серебристой звездой увенчать храбреца.

Пусть внизу хрюкает жадный барсук, потерпев пораженье! Нечего ждать ему ни любви и ни славы. Если нет крыльев, то вверх не тянись. 

Радость сияет в тебе, эдельвейс белоснежный! Счастье подарит тебе синей птицы победный размах!

Струны, звучите! О, песнь моя, звонко излейся! Пусть сладкозвучье нам дарит поэзии мед! Пусть нам поведают горы, и реки, и облака - мозги исполина Имира, как завершится песнь об Андосинии славном цветке!

Едва допел Тельефер свою песню, радостные возгласы зазвучали со всех сторон. Это действительно был триумф знаменитого трубадура, миг его величия, даже в глазах тех, кто не знал, какую роль он сыграл в спасении принцессы Луитберги.

Но не все из собравшихся обрадовались песне Тельефера. По крайней мере, барон Транкавель еще раз изменился в лице, уловив недвусмысленные намеки. Он-то слишком хорошо знал, на кого они указывали!

Двуносый барон отчетливо понял, что ему пора бежать, раз попытка похитить принцессу Луитбергу провалилась. Он не знал, что стало с кнехтом, которому он поручил столь ответственное задание. Однако тот всегда был верным человеком, потому барон и выбрал его для самого щекотливого поручения. Он надеялся, что тот не дался в плен живым, а заодно - успел избавиться от писем, которые должен был отвезти герцогу Реймбауту. Хотя андосийцы, видимо, тоже не зря ели герцогский хлеб, так что самым полезным для окситанского посла было поскорее убраться подальше отсюда.

После того, как лютня трубадура окончательно смолкла, герцог Вилдигерн тепло обратился к нему:

- Трижды благодарю тебя, мой дорогой Тельефер, золотой голос Андосинии! Благодарю тебя, от имени моего семейства, за все! - он особенно выделил последние слова.

Затем герцог Андосийский обернулся к своей свите и произнес, возвысив голос:

- Благородные дамы и рыцари Андосинии! Через несколько дней мы возвратимся в Аранхуэс, куда нас призывают неотложные дела.

Его придворные приняли это к сведению. А Ангерран Кенабумский окончательно решил про себя до отъезда принести для Луитберги эдельвейс с ледяной вершины. Он тоже по-своему воспринял слова песни, и теперь еще больше стремился быть достойным в глазах Луитберги и ее отца.

Юноша принял скромный вид, никому не говоря ни слова. Когда принесет эдельвейс для принцессы, тогда и скажет ей обо всем. Так решил сын Карломана Кенабумского, не сомневаясь, что его отец поступил бы так же.

Зато Гиллибальду, начальнику стражи, было сейчас совсем не до романтических мечтаний. Он все время, пока пел Тельефер, наблюдал за двуносым окситанским бароном, и убедился, что тому изрядно не по себе от намеков, звучавших в песне.

Понаблюдав за окситанцем, Гиллибальд незаметно подал знак своим стражникам. Пока весь двор слушал песни, те оцепили входы и выходы из замка, и стояли с копьями наготове.

Объявив о скором отъезде, герцог Вилдигерн вместе с дочерью и Ангерраном последовали к выходу из зала.

И тут барон Транкавель заступил герцогу дорогу и поклонился, намереваясь обратиться. Вопреки видимой почтительности, окситанец решил, что дерзость - второе счастье.

- Чего ты желаешь? - спросил у него Вилдигерн Мудрый.

- Благородный герцог! - с придыханием обратился к нему барон. - Этой ночью ко мне приехал гонец от моего господина, герцога Реймбаута, законного властителя Окситании. Он отзывает меня назад. Так что позволь мне проститься с тобой и с твоими приближенными!

Герцог Андосийский и его спутники остались невозмутимы, однако внутренне усмехались про себя. Никто не сомневался, что на самом деле подтолкнуло окситанского посла к поспешному отъезду.

И потому Вилдигерн широко улыбнулся окситанцу.

- Конечно, конечно, любезный барон! Я очень рад, что ты можешь вернуться домой! Если твой сюзерен приказывает, то верный вассал обязан повиноваться. Ступай! - он сделал барону знак, что тот может уйти.

Транкавель перевел дыхание, радуясь, что так просто получил свободу. Снова поклонившись, он направился к выходу. Скорее, собрать своих кнехтов и слуг, быстро приготовиться в путь - и вперед, в Арвернию, где нынче жил герцог Реймбаут и его немногочисленный двор!..

Но, как только двуносый барон подошел к выходу из зала, ему преградила путь стража, выставив копья.

- В чем дело, воины Андосинии? Я - посол, и ваш герцог только что отпустил меня! - барон еще надеялся, что это ошибка.

- По приказу герцога Вилдигерна мы и схватили тебя! - отвечал ему Гиллибальд, шагнув навстречу. И стражники повели Транкавеля с собой.

[Артанис]

Цветок Андосинии (продолжение)

И снова, в тот же день, в покоях герцога Андосийского сидели в креслах сам Вилдигерн Мудрый, его гость, виконт Ангерран Кенабумский, и Гиллибальд, начальник стражи. Тут же ожидали приказаний вооруженные стражники.

Все трое глядели сурово, словно судьи, обязанные решить чью-то участь. Так оно и было. Герцог Андосийский держал в руках списки писем, найденных в сумке окситанского шпиона.

По приказу герцога, стражники ввели в покои барона Транкавеля. Тот осунулся, помрачнел за короткое время после ареста. Его смуглое лицо, испещренное оспой, стало теперь землистым.

При виде него герцог Вилдигерн презрительно усмехнулся и произнес:

- Вот и ты, похититель моей дочери! Я тут с моими друзьями как раз хотел узнать, как это вы, окситанцы, додумались до такого! Вот перед тобой сидит виконт Ангерран Кенабумский, сын майордома Арвернии, предоставившего пристанище твоему негодному господину. Он стал свидетелем вашего подлого преступления, и может многое поведать нам!

Ангерран кивнул, не перебивая герцога. А тот продолжал столь же горячо, яростно:

- А вот сидит мой славный Гиллибальд, что спас мою дочь от похищения! Поведай, Гиллибальд, этому господину, что произошло, - он кивнул на окситанца. - А то он наверняка не возьмет в толк, что могло пойти не так!

Начальник стражи взглянул на двуносого барона и сообщил невозмутимым, размеренным голосом:

- Твой шпион выбрал удачное место для засады и похищения принцессы - возле скал на берегу озера, где она любит гулять. Право, не его вина, что мы его выследили! Он схватил принцессу и собирался увезти ее, но мы не зевали, и вовремя отбили у него наследницу престола Андосинии!

Гиллибальд умышленно не сообщил окситанцу, что принцессу заменил трубадур Тельефер, и говорил так, словно речь шла о ней самой. Кроме того, он ни словом не обмолвился о судьбе кнехта, которому было поручено похищение. И Транкавель терзался неизвестностью, словно раскачивался на доске над пропастью.

Однако барон покуда не произнес ни слова, решив твердо выдержать любые испытания. Его взгляд был прикован к свиткам в руках герцога Андосийского. Он понимал, что, скорее всего, это его собственные письма, адресованные герцогу Реймбауту.

Словно подтверждая его догадки, Гиллибальд сурово проговорил:

- Твой кнехт не успел уничтожить письма у себя в сумке, так как мы застали его врасплох. Мы нашли свитки, доказывающие, что ты, господин барон, устроил неудавшееся похищение принцессы Луитберги!

После начальника стражи заговорил сам герцог Вилдигерн. Лицо и интонации его были суровы. Он встряхнул списками писем, едва не тыча их в лицо окситанцу:

- Вас принимали в моем замке, как желанных гостей! Даже когда вашему герцогу было отказано в руке моей дочери, вы оставались под моим кровом, сладко ели, пили и спали за мой счет! И чем вы отплатили за мое гостеприимство?! Попытались похитить мою дочь! Даже разбойники с гор постыдились бы так гадить тем, кто был к ним добр! Ты сам поведал в своих письмах, каким способом готовишься добыть жену для подлого Реймбаута, чтобы принудить меня помогать ему! - слова герцога Андосийского хлестали и жгли, как крапива. - Скажи мне, барон Транкавель: приказано ли тебе было сразу же любой ценой заполучить принцессу Луитбергу? Знает ли Реймбаут Окситанский, что ты затеял?

Но барон Транкавель молчал, как камень. Он понимал, что любые слова могут только усугубить его положение и превратить его в предателя.

Тогда к окситанцу обратился Ангерран, сын Почти Короля Карломана. Он с детства учился разбираться в политических играх, а также и в душах людей.

- Ты стремишься сохранить верность Реймбауту Окситанскому, как подобает рыцарю, - проговорил он, казалось, с уважением. - Однако подумай, друг мой: чем тебе отплатит Реймбаут, если ты вернешься к нему? Он способен на любое коварство. Ему не нужны живые свидетели его преступлений. Поверь, любезный барон: лучше тебе принять здесь умеренное наказание, чем предстать перед Реймбаутом, а потом скорчиться от яда или получить нож в спину!

Невозмутимый, почти ласковый голос Ангеррана проникал в душу окситанского барона, разбивал в куски его каменное молчание. Транкавель размышлял про себя. Он знал своего сюзерена, насколько его вообще мог кто-то знать. Быть может, барону припоминались прежние загадочные смерти людей, чем-либо помешавших Реймбауту?..

Наконец, барон проговорил с усилием, сознавая, что выкрутиться ему не удастся:

- Герцог Реймбаут ничего мне не приказывал. Он велел лишь посватать для него принцессу Луитбергу. Когда же ты ответил отказом, я сам решил похитить ее для моего господина, чтобы не возвращаться ни с чем! Если письма в твоих руках, государь, прочти их, и убедишься, что герцог Реймбаут ничего не знал! - рыцарская верность была не пустым звуком для двуносого барона.

Никто из присутствующих мужчин не поверил ему. Герцог Вилдигерн произнес, качая головой:

- Ай-ай, барон Транкавель: ну кто же тебе поверит? Кому, как не Реймбауту, было выгодно похитить мою дочь? Ты никогда не дерзнул бы на такой поступок, грозящий смертной казнью, без приказа своего господина!

Окситанец пожал широкими плечами:

- У вас нет больше никаких доказательств, кроме этих писем! А я вам больше ничего не скажу. Даже если вы вынудите меня пыткой, такие показания - не доказательство против законного герцога Окситании, потомка Карломана Великого! - в голосе барона звучала гордость своим сюзереном.

Герцог Вилдигерн выразительно переглянулся с Ангерраном, без слов понимая друг друга. Они видели, что пленник прав. Доказать вину Реймбаута Окситанского не представлялось возможным.

Наконец, герцог Андосийский обратился к пленнику:

- Мы с тобой еще побеседуем, Транкавель! А покуда посиди и подумай: может быть, вспомнишь что-нибудь еще?.. Уведите его! - герцог махнул рукой, и стражники увели барона.

Оставшись только с Ангерраном и Гиллибальдом, герцог Андосийский дал указания начальнику стражи:

- Свиту окситанского посла оставим под стражей в Горном Приюте. Но самого барона я хочу перевезти в Аранхуэс.

Начальник стражи пружинисто вскочил на ноги.

- Я готов выполнить твое поручение, государь! - и он вышел из покоев герцога Андосийского.

Теперь тот остался наедине с Ангерраном Кенабумским. И герцог раздраженно проговорил, обращаясь к юноше:

- Вот каков этот Реймбаут, который спит и видит, как ты отвоевать окситанский престол! И его умерший отец, и дядя, который ныне правит Окситанией - большие негодяи. Но он, если ему доведется вернуть себе власть, будет худшим из всех, помяни мое слово!

Ангерран мог только согласиться, вспомнив все, что знал о своем кузене, Реймбауте Окситанском.

- Чтобы он не смог вернуть себе власть, помоги нам, государь, прошу тебя! - попросил сын майордома Арвернии. - Мой отец просил меня собрать как можно больше сведений о кознях Реймбаута.

Герцог задумчиво провел ладонью по черной бороде, и проговорил:

- Когда я еще не понимал, что из себя представляет Реймбаут, сообщался с ним через гонцов, и кое-чем помогал ему, по-родственному. Реймбауту нужны большие средства на наёма войск, и он продает и закладывает драгоценности своей покойной матери, герцогини Арнауды. Некоторые из них приобрел и я, и они теперь хранятся в моей сокровищнице. Впрочем, я, по просьбе моей матушки, вдовствующей герцогини Билихильды, готов передать их Арвернии. Многие из этих драгоценностей принадлежат вам, и попали в Окситанию, как приданое герцогини Нантильды.

Ангерран уважительно кивнул:

- Благодарю тебя, государь Вилдигерн, за ценные сведения, которым мой отец найдет применение! А что до драгоценных реликвий арвернской короны - я со всей охотой доставлю их домой! - при этом, про себя он невольно подумал о другой принцессе, нынешнего, юного поколения. И ей тоже полагалось приданое, но сама она была дороже всех сокровищ.

Герцог Вилдигерн взглянул на юношу и усмехнулся веселее прежнего:

- Поди, надоело тебе копаться в червоточинах человеческих душ? Молод ты еще, рано тебе заниматься одной политикой. Подыши лучше свежим воздухом, развейся. Кстати, и моя дочь хотела повидать тебя!

- Правда? - как бы хорошо ни владел собой Ангерран, он не смог скрыть охватившую его радость. - В таком случае, разреши, государь, мне уйти...

- Ступай! - согласился герцог Андосийский, и улыбнулся, глядя, как быстро юноша выбежал за дверь.

***

Ангерран нашел Луитбергу на смотровой площадке башни, куда она вновь поднялась в сопровождении Тельефера. Трубадур мурлыкал новую песню, подбирая слова, - он вовсе не собирался останавливаться на достигнутом. А принцесса любовалась величественной панорамой гор и мечтала о виконте Кенабумском. Теперь она заново узнала его, и хотела бы никогда не расставаться со своим другом детства, в образе которого виделась ей синяя птица, приносящая счастье. Ангерран - ее защитник, спаситель! Мудрые Норны предназначили их друг другу...

Когда юноша поднялся к ней по лестнице, Луитберга радостно улыбнулась.

- Добрый день тебе, виконт Ангерран, - проговорила она, и, заметив усталость на лице собеседника, сочувственно добавила: - Трудно иметь дело с преступниками, пытавшимися похитить меня?

- Не трудно, а бесполезно, - нехотя отвечал он. - Понятно, что они исполняли приказ, и понятно, чей... А вот как доказать участие главного виновника?.. Впрочем, я совсем не о том говорю с тобой, принцесса, прости меня!..

Луитберга протянула ему руку, которую он почтительно поцеловал.

- Как дочь герцога Андосийского и несостоявшаяся жертва похищения, я вправе интересоваться политикой!.. Но тебе в самом деле нужно отдохнуть, а мне - отдать распоряжения моей свите перед отъездом. До встречи вечером за ужином, виконт!

- До встречи, моя принцесса! - попрощался он.

Луитберга удалилась. А Ангерран остался на башне наедине с Тельефером. И тут же решил не терять времени, а заполучить его в союзники в своем опасном предприятии.

- Послушай, любезный Тельефер! Ведь ты родом из здешних гор?

- Как же, благородный виконт! - кивнул трубадур. - С детства облазил все скалы, где прямо держась, а где и цепляясь руками.

У юноши горячо загорелись глаза:

- Тогда помоги мне, пожалуйста, подняться вверх, как вы говорите! - Ангерран показал рукой на снежный пик ледника вдалеке. - До отъезда из Горного Приюта я хочу достать цветок эдельвейса для принцессы Луитберги!

Трубадур задумчиво прищурился, вспоминая собственную юность, проведенную в здешних горах. До того, как однажды принц Вилдигерн, тогда еще наследник Андосинии, заночевал во время охоты у пастушеского костра. Будущий герцог нашел, что юный пастух поет лучше знаменитых придворных трубадуров, и пригласил его в Аранхуэс. Так для Тельефера началась совсем другая жизнь... А что влечет в горы этого юношу с равнин в горы? Видно по всему, что ему не жить без загадочного цветка эдельвейса, как и без любви принцессы Луитберги. Однако суровые андосийские ледники опасны даже для птицы удачи. И ей не обойтись без певца гор...

Так про себя размышлял Тельефер. Вслух же произнес, серьезно поглядев на юношу:

- Если ты обещаешь не терять головы при восхождении, я помогу тебе.

- Я обещаю! - Ангерран протянул ему руку.

Скоро два путника направились вверх, в горы.

[Карса]

Как романтично, оказывается, складывались отношения Ангеррана и Луитберги. Теперь Ангерран, видимо, добудет эдельвейс. Недавно попалась мне книга, в которой эдельвейс был не просто символом любви, а обладал некоторой волшебной силой, связывая любящих. Девушка, которой юноша дарил эдельвейс, не могла не взять цветок, если испытывала к дарителю нежные чувства. Если же девушка цветок не принимала, то это был окончательный и бесповоротный отказ.

[Артанис]

Благодарю, эрэа Карса!

Как романтично, оказывается, складывались отношения Ангеррана и Луитберги. Теперь Ангерран, видимо, добудет эдельвейс. Недавно попалась мне книга, в которой эдельвейс был не просто символом любви, а обладал некоторой волшебной силой, связывая любящих. Девушка, которой юноша дарил эдельвейс, не могла не взять цветок, если испытывала к дарителю нежные чувства. Если же девушка цветок не принимала, то это был окончательный и бесповоротный отказ.

Да, теперь мы узнаем их, особенно Ангеррана, с неожиданной стороны. Оказывается, и ему, как настоящему сыну своих родителей, романтика вовсе не чужда, по крайней мере, в юности.
А поход за эдельвейсом - вот он, читайте, наслаждайтесь.
Такой книги я не читала, к сожалению. Здесь у нас эдельвейс вряд ли обладает волшебной силой. Но я читала книгу, где добыть его именно что было испытанием для жениха. Эдельвейсы (прямо так не названы, но, судя по описанию - именно они), там были названы Знаками Невянущей Любви.

Цветок Андосинии (продолжение)

Ангерран с Тельефером вышли в горы налегке, лишь взяв с собой веревки, завязанные вокруг пояса, и посохи, окованные железом, с острым шипом внизу. Без этого снаряжения, по словам трубадура, никто не смел подниматься высоко в горы. Правда, оба захватили еще ножи и луки, хоть шли и не на охоту. Но произойти могло всякое...

- Может, столкнемся на горной тропе с медведем, да так, что не разойтись будет, - предположил Тельефер. - Ты увидишь, виконт: в здешних горах неощутимы следы человека...

Всякие следы присутствия человека исчезли, едва путники покинули пределы Горного Приюта. Здесь начинались косогоры, покрытые молодой весенней травой, поднимавшиеся ввысь. Хотя Ангерран знал, что и сам Горный Приют лежит высоко, едва ли не на половине горы, но он только покачал головой, взглянув вниз: там, в туманной дымке, таял оставшийся далеко внизу склон, поросший лесом, и равнина под ним. Юноша взглянул вверх - там, в пока еще неизведанной дали, величаво сиял ледник. И ему почудилось, что он видит серебристые звездочки эдельвейсов, там, на головокружительной высоте...

- Вперед! - решительно произнес он, опираясь посохом о камень, выпирающий из земли.

И два путника зашагали по горному лугу, поросшему весенними цветами. Тельефер, как опытный проводник, шел немного впереди, рассчитывая путь таким образом, чтобы завести юношу не на обрывистый скалистый гребень, а туда, где можно пройти более-менее безопасно.

Ангерран стремился поскорее преодолеть горные луга, хоть здесь и было красиво. Напрасно заманивали его лиловые первоцветы, золотистые тюльпаны, алые маки. Над цветами с гудением вились пчелы, собирая сладкий и прозрачный горный мед. Но виконту Кенабумскому не нужна была их пестрота. Пусть из этих цветов горские девушки плетут себе венки! Та, что завладела его сердцем, достойна была лишь строгой белизны эдельвейса, лишь лучшего из цветов, который труднее всего было добыть.

Все выше поднимались Ангерран с Тельефером, и все больше им попадалось каменных глыб, выпирающих из тела горы, как предвестники вздымавшихся наверху обрывистых склонов. Постепенно камней становилось все больше, а цветущие луговины превращались в редкие зеленые островки между ними, пока вовсе не исчезли.

- Здесь ставь ногу осторожно, - посоветовал Тельефер, вонзая окованный наконечник своего посоха между камней.

Ангерран последовал его примеру, осторожно шагая по каменистой осыпи.

- Ступай твердо, с пятки на носок, - посоветовал ему Тельефер. - Так сбережешь силы и не оступишься на самом коварном камне.

Ангерран последовал его примеру и почувствовал, как стало легче идти, хоть такая походка сильно отличалась от привычной для него.

Путники поднимались все дальше. Теперь вокруг них, куда ни взгляни, громоздились скалы. Некоторые из них, причудливо обветренные, напоминали чьи-то фигуры - то ли людей, то ли вздыбленных медведей.

- Это окаменевшие тролли. Долго на них не гляди, не то они увидят тебя и не выпустят с гор живым, - серьезно предупредил Тельефер.

После такого предупреждения Ангерран быстро последовал за своим проводником. Да уж, в этих горах, где на каждом шагу может случиться что угодно, как никогда, поверишь в происки троллей!

Чем выше поднимались они с Тельефером, тем обрывистее становился путь. Вскоре, как ни старался трубадур выбирать дорогу, им пришлось карабкаться через высокие скалы. Втыкая посох в землю, цепляясь руками за скалистые выступы, они кое-как преодолели опасное место.

А вокруг по обеим сторонам громоздились совсем уж непроходимые скалистые гребни, на которые впору карабкаться лишь горным козам. Ветер, дувший с умеренной силой ниже по склону, здесь, на высоких вершинах, был полновластным властелином. Он толкнул Ангеррана в спину, больно ударил его грудью и боком о камень, прижал к гранитному выступу скалы. Юноша едва успел вонзить свой посох в расщелину между камней и оперся о него обеими руками, переводя дыхание.

В нескольких шагах от него так же стоял, прильнув к камню, Тельефер. Он побледнел, как мел, глаза его готовы были вылезти из орбит.

- Не смотри вниз! - прокричал он сквозь гул ветра, отзывавшийся эхом от скал.

Но Ангерран все-таки взглянул вниз, и у него на миг захолонуло сердце. Он видел, как высоко они уже поднялись. Еще юноша заметил, что у него немного дрожат руки, и нахмурился, недовольный собой. Он постарался унять дрожь, и вскоре был готов продолжать путь.

Ветер стих так же быстро, как и налетел. Можно было продолжать путь.

Карабкаясь выше, Ангерран взглянул вверх, туда, где у самого ледника росли эдельвейсы. Но не мог сказать, сильно ли они приблизились.

Над вершиной парила чета священных орлов.

- Они обещают победу! - произнес Тельефер, тронув за плечо Ангеррана.

Тот тихо вздохнул. Ему хотелось в это верить!

На высоте становилось все холоднее. Хорошо, что путники тепло оделись в меховые вещи, какие носили охотники-горцы. Все чаще им попадались за камнями нерастаявшие сугробы, слежавшиеся, промерзшие, блестящие под высоким солнцем. То были посланцы близкого ледника.

Здесь, когда Ангерран с Тельефером шли по узкому ущелью среди скал, послышался дикий шум и гул.

- Что это? - прошептал юноша.

- Ледник тает, и река бежит с гор, - пояснил трубадур. - Здесь самое опасное место: часто бывают камнепады. Седьмицей позже было бы вовсе не пройти.

Но и это зловещее предупреждение не могло остановить Ангеррана. Он продолжал подниматься вслед за Тельефером, стараясь идти быстро, но осторожно.

И все-таки, им не удалось вполне избежать опасности. Недаром певец гор предупреждал своего молодого спутника, что весной на ледниках все приходит в движение. Вот и теперь текущая вниз вода подмыла основание каменной осыпи, и наверху загрохотал камнепад.

Тельефер первым сообразил, что случилось, и резко потянул Ангеррана за руку. Втолкнул его в узкую щель между скал, и сам забился туда, словно испуганный зверь.

- Сиди, пока не пройдет камнепад! - прошептал он.

К счастью, пещера, где они укрылись, находилась немного в стороне от пути камнепада. Но тот прошел совсем рядом, и Ангерран с ужасом и восторгом видел, как стремительно промчалась лавина, черная от бешенства. Весь горный склон содрогался, словно от ужаса. Выглядывая из своего убежища, Ангерран видел, как мимо пробежало стадо горных коз, спасаясь от камнепада. Затем прокосолапил с невероятной быстротой тощий медведь, только что вышедший из берлоги.

Когда грохот падающих камней стал совсем невыносим, и казалось, что слышавшие его неминуемо оглохнут навсегда, он, наконец, стал уходить вдаль, и скоро растаял где-то далеко внизу.

Но вот все смолкло, и путники вылезли из своего убежища, тяжело дыша. Поглядев в бледное лицо юноши, Тельефер произнес отчего-то с искренней радостью:

- Это - горы, опасные и прекрасные, величайшее из творений Владык Асгарда! Они страшны, но в то же время вечно влекут к себе!

Ангерран перевел дыхание, поправил пояс на своей меховой куртке, и взглянул вверх - туда, где сиял его путеводной звездой белый эдельвейс.

Идти выше становилось все труднее. Воздух был ледяным, и к тому же его словно бы не хватало, сколько ни вдыхай полной грудью. Путники не разговаривали здесь: берегли дыхание. Вот уже и белые, нетающие пальцы ледника! Теперь их посохи дробили твердый, как кристалл, лед, чтобы подарить Ангеррану и Тельеферу точку опоры.

Дальше! Дальше! Перед глазами Ангеррана, сколько он мог оглядеться, лежала лишь бескрайняя ледяная пустыня. Лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что ледник не сплошь белый: в его прозрачной глубине играла и бледная голубизна, и небесная синева, и зелень, как в морской воде, переходящая в черноту. А еще выше громоздились заснеженные каменные пики, пронзавшие облака. Но туда, где гнездились священные орлы, Ангеррану не было нужно. Он подбирался все ближе к тому месту, где рос эдельвейс.

И вдруг Тельефер, идущий впереди юноши, остановился, вонзив острие своего посоха в лед. Он оглянулся и немного посторонился, пропуская Ангеррана вперед.

И тот замер, пораженный открывшимся зрелищем.

Эдельвейсы росли почти над его головой, на высоте примерно семидесяти шагов, но - на краю обрыва, к которому не было никакого доступа. Когда-то здесь, должно быть, прошла лавина, чудом не задев края высокого склона, но срезав большую его часть. Прямо вниз, в пропасть, уходила отвесная стена, словно срезанная ножом горного исполина. А над самой пропастью возносили свои венчики эдельвейсы, краса гор.

Ангерран сжал зубы.

- Нет, я все-таки достану их! - произнес он, отвязывая от пояса веревку и закрепляя ее на скалистом выступе. - Ты сам, Тельефер, пел мне об отважных юношах, карабкавшихся на неприступные скалы за знаками любви.

- Те юноши были горцы, с детства привыкшие лазить по скалам, - прохрипел Тельефер, смерив взглядом расстояние. - А ты родом с равнин. Не приведи Скади, Хозяйка Гор, тебе сорваться оттуда!

- Нет, я поднимусь! Если же нет - скажи принцессе Луитберге, что я любил ее! - попросил Ангерран, и метнул вверх петлю аркана.

Она зацепилась наверху площадки, и юноша, проверив, надежно ли держит веревка, стал карабкаться по ней. Тельефер мог только обвести солнечный круг ему вслед.

Вися в ледяном разреженном воздухе, Ангерран слушал гул ветра в ушах и чувствовал вокруг себя зияющую пустоту. Ветер раскачивал его на веревке, пока он перебирал руками и ногами, карабкаясь вверх. Сердце порой сжималось в груди. Но перед глазами юноши снова, как наяву, вставала прекрасная Луитберга, и отвага возвращалась к нему.

Но вот, наконец, в последний раз подтянувшись на веревке, Ангерран вцепился пальцами в край уступа, и скоро сидел на нем. На пригреве южного склона лед давно растаял, но, оглядевшись по сторонам, юноша увидел белые пальцы ледника, спускавшиеся в пропасть. Со временем, вероятно, они должны были заполнить ее целиком. Где-то внизу послышался звон ручейка, сбегающего с горы.

Однако Ангерран не стал долго озираться. Не поглядел он и на Тельефера, ожидавшего его внизу. Потому что прямо перед собой юноша с восторгом увидел эдельвейсы, цель своего опасного путешествия. Вот они - их сложно устроенные лепестки, покрытые тончайшим пухом, белые, как лед, изящные, хрупкие, и в то же время несокрушимо стойкие! Их было три.

Ангерран быстро сорвал их и проговорил, чувствуя себя виноватым, что погубил красу гор:

- Не гневайтесь, что уношу вас с родимой вершины! Для лучшей из дев, принцессы Луитберги Андосийской, я сорвал вас, для той, в ком живет ваш бестрепетный дух! Пусть она вплетет вас в свои черные косы, и вы будете продолжать жить вечно! Потому что вы нужны мне, как знак моей неувядающей любви!

Спрятав цветы за пазуху своей меховой куртки, юноша, окрыленный радостью, стал спускаться вниз гораздо быстрее, чем поднимался вверх. Вскоре он уже стоял рядом с Тельефером, встретившим его широкой улыбкой.

- Вижу теперь, что рыцари равнин тоже многое умеют! - признал певец гор. - Что ж, кажется, я знаю, как завершить нынешнюю песню!

- Да помогут нам Небеса подарить ей счастливое завершение! - засмеялся Ангерран, сматывая веревку. - Ну, пойдем же поскорей, нас уже ждут!

И трубадур снова пошел вперед, выбирая дорогу.

Не успели они уйти далеко, как набрели на ручей, стекавший с ледника. Посреди него на плоском камне сидела синяя птица. Трепеща крыльями, она купалась, забрасывая воду себе на спинку, покрытую густо-синим, как бархат, оперением. Увидев путников, синяя птица пронзительно свистнула и вспорхнула.

- Она сулит счастье вам с принцессой Луитбергой! - ликующе воскликнул Тельефер, так что эхо отозвалось ему со всех сторон. Духи гор поздравляли людей, сумевших одолеть все препятствия.

Однако надо было спускаться, ведь колесница Суль уже клонилась к закату. А ночь в Андосийских горах, как и вообще на юге, обычно наступала быстро, без долгих сумерек: зашло солнце за гору - вот и темно. И Ангерран с Тельефером пошли вниз, тем же путем, каким поднимались, лишь обогнув место недавнего камнепада. Обратный путь в Горный Приют показался им легче подъема в горы.

***

А обитатели Горного Приюта тревожились, узнав, что Ангерран вместе с Тельефером ушли в горы. По мере того, как близился вечер, и герцог Андосийский, и его дочь тревожились все сильнее.

Вилдигерн приказывал слугам:

- Зажгите сигнальные костры на вершинах скал, и факелы вдоль горных троп! Если до утра не вернутся, пойдем искать! - герцог сильно беспокоился и за своего лучшего трубадура, и особенно - за разумного и мудрого юношу, в котором уже готов был видеть своего будущего зятя. И что скажут Карломан Кенабумский и король Арвернии, если с их послом случится несчастье?!

Тут же расхаживала по залу принцесса Луитберга, не находя себе места.

- Почему завтра? Быть может, Ангеррану нужна помощь сейчас? - простонала она, теребя косу. - Вдруг он упал со скалы, разбился? Ведь он не знает здешних гор!

- Не бойся, доченька! Ведь с ним пошел Тельефер, а лучшего проводника в горах не найти! - Вилдигерн обнял дочь за плечи, чувствуя, как она напряжена. Но и у него самого, вопреки всем заверениям, сердце было не на месте...

Уже почти стемнело, когда у ворот протрубил рог. И тотчас герольд объявил герцогу и его дочери:

- Виконт Ангерран Кенабумский и трубадур Тельефер просят аудиенции!

Герцог успел только взволнованно кивнуть, а Луитберга едва сдержала радостный крик.

Ангерран вбежал в зал и упал к ногам принцессы, протянул ей принесенные эдельвейсы. Поодаль от молодой пары остановился трубадур, загадочно улыбаясь.

- Ангерран, мы с батюшкой тревожились за тебя! - проговорила Луитберга, еще не в силах поверить своим глазам.

- Я принес для тебя цветы эдельвейса, о, Цветок Андосинии, по обычаям гор! Поскольку лишь они одни достойны твоей красоты и силы духа, так как в них живет родственная тебе душа! - проговорил юноша, протянув ей священный дар.

Луитберга осторожно взяла в руки эдельвейсы, сознавая, что молодой виконт совершил подвиг, добыв их. И на сердце стало горячо: ведь такой дар, да еще в присутствии ее отца, означал скорое сватовство! Девушка с трудом проговорила, едва дыша от волнения:

- Твоя храбрость достойна восхищения, Ангерран! Но прошу тебя не рисковать больше жизнью ради меня!

- Если это не будет необходимо для твоего блага, моя принцесса! - пообещал юноша, поднимаясь на ноги.

Тем временем, герцог Вилдигерн внимательно глядел на молодых людей, загадочно улыбаясь в сумерках зала. Наконец, он обратился к юноше:

- Не менее твоей храбрости достойно восхищения и твое уважение к обычаям гор, Ангерран! Я думаю, не только наша семья, но и Государственный Совет Андосинии будут гордиться тобой.

При этих словах Ангерран и Луитберга обменялись сияющими взглядами: ведь герцог намекнул им, что все государственные мужи признают виконта Кенабумского достойным супругом для наследника престола Андосинии!

[Артанис]

Цветок Андосинии (продолжение)

На следующий день Ангерран вновь встретился с Луитбергой в одном из залов Горного Приюта. Они оба подготовились к этой встрече, снова облачившись в символические одеяния, в которых танцевали павану на приеме в честь приезда Ангеррана в Андосинию. Принцесса была в белом с серебром платье, сияющая, как эдельвейс, растущий на горной вершине. На сей раз она не надела диадему из серебряных цветов, но вместо того голову девушки украшало нечто более драгоценное - три живых цветка эдельвейса, великолепно оттенявшие черноту ее волос и белизну кожи.

Когда принцесса появилась в зале, в сопровождении своего отца, придворные принялись удивленно переглядываться. Они знали, что означают эдельвейсы, и гадали, кто мог поднести их той, что была названа Цветком Андосинии. О подвиге Ангеррана слышали еще не все, поскольку он вернулся вечером. В любом случае, если наследная принцесса носила в волосах эдельвейсы в чью-то честь, стало быть, она сама и семья ее готовы были вот-вот дать разрешение на брак. И придворные с любопытством предвкушали: что произойдет дальше?..

Но их сомнения тотчас же рассеялись, когда в зал вошел посол Арвернии, виконт Ангерран Кенабумский. И на нем было одеяние, столь гармонирующее с нарядом принцессы, и плащ, вышитый синими перьями, развевался за плечами юноши, как крылья синей птицы.

Юноша и девушка увидели друг друга еще издалека, с разных концов зала, и просияли от радости. Приблизившись, сын Карломана поклонился принцессе и поцеловал ей руку, а она слегка кивнула и улыбнулась ему. Обычная церемониальная вежливость, и только; но влюбленные и этим привычным жестом сумели сказать друг другу больше тысячи слов.

Наблюдая за ними, придворные стали понимать, что происходит в правящей семье, и многозначительно переглядывались.

В этот момент на возвышении в зале появился Тельефер, и все обернулись к нему и смолкли, слушая лютню знаменитого певца.

Тельефер завел новую песню, посвященную подвигу Ангеррана. Он был счастлив воспеть то, чему стал свидетелем.

- С незапамятных лет, сколь живет наш народ в горах Андосийских, смелые рвутся наверх, точно птицы, желая взлететь. Кто идет в горы за славою, иль за добычей, или же ради любви, чтоб невесте добыть эдельвейс. Будет считаться героем тот юноша горский, преодолевший опасности горных вершин, чтобы для девушки милой принесть цветы с ледниковых вершин.

Что же сказать, если в горы идет обитатель равнины, чтобы добыть эдельвейс той, кто достойнее всех?! Он, что не знал гор опасностей, смело их встретил, и дотянулся до самых холодных вершин! Долог и труден путь юноши, что поднялся вверх с равнины! За камнепадом летел камнепад. Скальные тролли грозили ему, разверзалася пропасть, грозя без жалости поглотить смельчака. Но дотянулся тот юноша до ледников беспощадных! Долго карабкался, ногти срывая, валился со скал. Вот через пропасть он пролетел стремительной птицей. И, по обычаю гор, эдельвейсы обрел!

Преодолев испытания, юноша родом с равнины к деве прекрасной под кров пришел и цветы передал. Дева, увидевши их, радостно улыбнулась, и в знак любви и приязни руку свою подала.

Пока Тельефер пел свою песню, андоскийские придворные внимательно глядели на Ангеррана и на Луитбергу с эдельвейсами в волосах.

Герцог Вилдигерн, что слушал песню вместе со своей дочерью, благодушно усмехнулся:

- Благодарю тебя, Тельефер, что воспел подвиг, к которому и сам был причастен! И, конечно же, хвала тебе, храбрый Ангерран, поднявшийся на Заоблачный Пик! Только прошу тебя, храбрый юноша с равнины: не рискуй впредь понапрасну! Если бы с тобой случилось несчастье, как бы я объяснял Карломану, твоему отцу, и королю Арвернии Хлодеберту VII?

Ангерран вздохнул, поглядев на Луитбергу, что держалась с удивительным самообладанием, словно не о ней шла речь. Снова переведя взор на ее отца, юноша промолвил:

- Я рисковал не напрасно, государь Вилдигерн, поверь мне! Просто я не мог уехать, не порадовав принцессу Луитбергу.

Герцог Андосийский перевел взор с юноши на свою дочь и кивнул:

- Что ж, побеседуйте с глазу на глаз, и решите все для себя! А я прислушаюсь к вашему выбору...

***

Немногим позже Ангерран с Луитбергой вновь встретились наедине на смотровой площадке башни. Горный ветер обвевал им лица, взметнул черные волосы юноши и девушки, одинаковые по цвету.

Принцесса поднялась наверх первой, и взглянула на юношу, оперевшись локтем на перила. Ее взгляд был строгим, но под этой строгостью скрывалась любовь.

- Как ты испугал меня и батюшку своей вылазкой в горы, Ангерран! Мы представляли тысячу несчастий, что могли произойти с тобой!

- Но ведь меня сопровождал Тельефер, он указывал мне верный путь, и я вернулся благополучно, - заверил юноша. - Горы опасны, это правда, но они величественны и прекрасны! Я рад, что узнал их лучше, насколько это возможно.

Луитберга взглянула на величественные пики гор, закрывавшие окоём, а затем с улыбкой обернулась к юноше.

- Помнишь, как в детстве ты добыл для меня перья синей птицы, взобравшись на скалу? Как я погляжу, не очень-то ты изменился с тех пор, если вновь повторил свой подвиг.

Ангерран многозначительно развел руками.

- Значит, уже тогда я был на верном пути! Видно, это Фрейя заранее указала мне будущую суженую... - он смущенно умолк, может быть, впервые в жизни не находя слов, а потом заговорил горячо, вдохновенно: - Я счастлив принести для тебя эдельвейсы, о, Цветок Андосинии! Мне очень хотелось, чтобы ты и твой батюшка сочли меня достойным твоей любви, моя принцесса! Теперь я готов просить твоей руки, если ты согласишься стать моей женой! Захочешь ли ты, Луитберга? Ведь все зависит от тебя!

- Если от меня, то я согласна быть твоей женой, Ангерран! - тихо прошептала девушка, подавая ему руку. - Кроме тебя, мне никто не нужен, и я даже не пыталась никого представить своим женихом, кроме тебя. Я буду счастлива разделить с тобой всю жизнь!

Заглянув в глаза друг другу, юноша и девушка помолчали, без лишних слов понимая взаимное чувство. Улыбки украшали их лица, в их соединенных руках горячо билась сама жизнь.

Наконец, Ангерран произнес, переводя дыхание:

- Как ты думаешь, родная моя: согласится ли твой батюшка отдать тебя за меня замуж? Ведь ты - наследница престола Андосинии! Я поговорю с герцогом Вилдигерном, постараюсь убедить его, что принадлежу к достойному роду, хотя мой отец - лишь родич и вассал короля Арвернии. Я напишу моему отцу, что сватаюсь к тебе, и надеюсь, что он поможет нам!

- Да будет так! - воодушевленно откликнулась Луитберга. - И я тоже поговорю с батюшкой, и заверю его, что мне нужен ты один. А, если потребуется, я постараюсь заручиться поддержкой бабушки Билихильды. Мне кажется, она будет рада отдать меня замуж в Арвернию, откуда она сама родом. Да пошлет нам Фрейя победу!

- Я верю, любовь моя: мы будем счастливы! - произнес Ангерран, поцеловав ей руку.

Еще ничего не было решено. И все-таки, у юноши с девушкой отлегло от сердца, когда они ощутили взаимную поддержку и надежду на лучшее. Теперь они готовы были, если потребуется, бороться за свое счастье.

Когда они уже готовы были спуститься с башни, мимо них стремительно пролетела синяя птица. Еще более яркая в ослепительном весеннем небе, она взмахнула крылом, и улетела к родным горам. Юноша и девушка с благодарностью глядели ей вслед.

- Синяя птица сулит нам счастье на долгие годы! - горячо заверил Ангерран, спускаясь вниз об руку с Луитбергой.

- Да поможет нам Фрейя! - с надеждой откликнулась девушка, опираясь на его руку.

***

Однако, надеясь на Хозяйку Ожерелья, принцесса Луитберга помнила, что Высшие Силы помогают тем, кто заботится о себе сам. И она решила побеседовать с Тельефером, заручиться его поддержкой и узнать через трубадура о намерениях своего отца.

Вызвав певца, девушка стала прогуливаться с ним по замку, осматривала самые любимые уголки, которые вскоре приходилось покинуть. Во время прогулки она проговорила доверительным тоном, зная, что Тельефер - один из самых близких людей для ее отца:

- Любезный Тельефер, ведь ты знаешь виконта Ангеррана Кенабумского, пожалуй, лучше, чем кто-либо при андосийском дворе! Ты был с ним в горах, и сам убедился, насколько он смел, отважен и благороден! Он рисковал жизнью, чтобы принести мне эдельвейсы... - девушка коснулась серебристых звездочек цветов, вплетенных в волосы.

Трубадур кивнул, понимая, к чему клонит принцесса.

- Это правда, и я первым скажу перед всем светом, что не найти юноши достойнее виконта Кенабумского! - горячо заверил он.

Луитберга вздохнула, подавляя девичью стыдливость, прежде чем заговорить о главном:

- Виконт принес мне эти цветы, по обычаю гор, желая посвататься ко мне. Я согласилась бы стать его женой, даже не соверши он этого подвига, однако теперь я еще больше стремлюсь быть с ним! Но, увы, я не принадлежу себе, так как от меня зависит наследование престола Андосинии! Согласится ли мой батюшка и его советники выдать меня замуж за Ангеррана? Прошу тебя, Тельефер: убеди моего отца, услади его чудесным медом поэзии, как уже начал сегодня утром, чтобы он выбрал Ангеррана мне в мужья!

Певец слегка улыбнулся, понимая переживания влюбленной девушки и готовясь в одно мгновение развеять их, как настоящий чародей.

- О, прекрасная принцесса, Цветок Андосинии: я убежден, что тебе нечего страшиться будущего! Оно сложится так, как и мечтаете вы с благородным Ангерраном. Как сын и наследник майордома Арвернии, он поможет нам укрепить союз с могущественным соседом, так что этот брак принесет немало пользы государственным интересам герцогства Андосийского. Кроме того, виконт Кенабумский произвел самое благоприятное впечатление на герцога Вилдигерна и на всех вельмож Андосинии. Политика этого юноши - на одной высоте с Заоблачным пиком: он поразил всех своей мудростью и обходительностью, а теперь еще и храбростью. Кто же может возражать против твоего союза с ним? Разве что окситанский претендент Реймбаут, "жадный барсук", - Тельефер презрительно усмехнулся. - Но с ним здесь никто не собирается считаться. А твой батюшка, наш милостивый государь Вилдигерн, и раньше говорил, что желает видеть виконта Кенабумского своим зятем. Так что тебе нечего волноваться, принцесса: ты будешь счастлива со своим избранником!

Луитберга облегченно вздохнула, словно до этих слов боялась дышать, и лишь сейчас ожила вполне.

- Благодарю тебя, мудрый Тельефер, за твою помощь Ангеррану и мне! - горячо проговорила она.

Трубадур улыбнулся, радуясь предстоящему счастью молодой пары.

[Артанис]

Цветок Андосинии (продолжение)

Вечером того же дня Ангерран, как и обещал, предстал перед герцогом Андосийским в его покоях. Юноша шел в покои герцога, волнуясь едва ли не больше, чем во время восхождения в горы. Он готов был заявить, что Луитберга, Цветок Андосинии, на всю жизнь покорила его сердце.

Герцог Вилдигерн Мудрый, к счастью, был на самом деле гораздо больше расположен к возможному брачному союзу Ангеррана Кенабумского со своей дочерью, чем стремился открыть им. Он уже убедился, что Фрейя соединила Ангеррана и Луитбергу своим золотым ожерельем. А если так - то не доводит до добра пренебрежение волей бессмертных. И, ожидая прихода юноши, Вилдигерн размышлял про себя: пусть будет так! Союз с Арвернией будет очень выгоден для Андосинии и в политическом отношении. Такой знающий, разумный и отважный зять-наследник придется ему в самый раз. Все складывалось наилучшим образом!

Однако, встретив пришедшего к нему юношу, герцог Андосийский не подал виду, что согласен отдать за него свою дочь. Он встретил Ангеррана любезно, но сдержанно, поднялся с кресла ему навстречу.

- Приветствую тебя, благородный виконт Кенабумский! - произнес Вилдигерн, и, положив руку на плечо юноше, подвел его к камину, в котором жарко горело пламя. - Побеседуем с тобой перед священным пламенем очага!

Ангерран кивнул и подошел вместе с герцогом Андосийским к камину. Для того разговора, что они собирались вести, в самый раз помощь домашнего очага.

- Благодарю тебя, государь, что желаешь уделить мне время, и говорить со мной возле священного пламени! - произнес юноша, почтительно поклонившись.

Отблески огня ярко вспыхнули в темных глазах Вилдигерна, когда он начал разговор, сперва иносказательно, точно в песнях сладкозвучного Тельефера:

- Стало быть, синяя птица сумела добыть эдельвейс, выросший на неприступной скале! Трудно приручить дух эдельвейса, не знающий обычных человеческих слабостей!

- Благородный эдельвейс, Краса Гор, и впрямь неподвластен никакому принуждению, и его не может коснуться грязь, - в тон ему ответил Ангерран, понимая его иносказания. - Стало быть, Цветок Андосинии поверил, что синяя птица в самом деле принесет ему счастье. Ведь это лучше, чем зачахнуть в норе жадного барсука, что разинул пасть на эдельвейс!

- Ты прав, - согласился Вилдигерн. - Что ж, видно, в самом деле для всех будет хорошо, если эдельвейс и синяя птица заключат прочный союз, чтобы жадный барсук остался ни с чем!

Сказав так, герцог Андосийский внезапно перешел на обычную речь:

- Стало быть, ты, виконт Кенабумский, твердо решил взять в жены мою дочь, наследную принцессу Луитбергу?

Ангерран затаил дыхание, пытаясь угадать, как отнесется к его сватовству герцог Андосийский. Но он собрался с силами и смело произнес, глядя в глаза герцогу:

- Государь Вилдигерн, я клянусь тебе священным пламенем очага: я люблю всем сердцем твою дочь, принцессу Луитбергу, Цветок Андосинии! Если потребуется, я готов бороться за наше счастье с ней, будь моим соперником Реймбаут Окситанский или кто другой. Меня не устрашили могущественные горы, не устрашат и люди!

Герцог Вилдигерн поглядел на юношу, гордого и статного, исполненного стремления бороться за свое счастье. Что ж, такой жених, конечно, придется по душе и Луитберге, и ему самому! Однако следовало сперва убедиться, что между ним и Луитбергой нет никаких препятствий...

- Но уверен ли ты, Ангерран, что Луитберга ответит взаимностью на твою любовь? - поинтересовался он.

Юноша кивнул с полной убежденностью.

- Я объяснился с прекрасной Луитбергой, как ты дозволил нам, государь Вилдигерн! Она желает стать моей женой. Сама Фрейя соединила нас еще в детстве, и мы будем покорны Ее воле. Прошу тебя, государь: ответь согласием на мое сватовство, выдай за меня замуж свою старшую дочь, принцессу Луитбергу, Цветок Андосинии!

Герцог Андосийский сдержанно проговорил, скрывая свою радость:

- Ты говоришь от своего имени, виконт Кенабумский! Но что будет, если в это время твои родители нашли для тебя другую невесту? Ты обязан повиноваться их выбору, выгодному для вашего семейства.

Ангерран не воскликнул запальчиво, что даже воля родителей не разлучит его с любимой. Нет - он не сомневался в своих родителях, Карломане и Альпаиде, чувствуя себя частью сильного рода, с едиными стремлениями. И ответил, как подобало истинному сыну Почти Короля:

- Государь, я полагаю, что неспроста мой отец послал меня в Андосинию сразу после известия о неудачном сватовстве Реймбаута Окситанского. А что до меня - я, как подобает послушному сыну, приму любое решение моего могущественного и проницательного отца. Ему виднее, что лучше для меня! Но мне думается, что мой отец, Карломан Почти Король, уже выбрал для меня невесту, с которой мы сможем быть счастливы. Иначе я не находился бы сейчас в Андосинии, у тебя в гостях, государь Вилдигерн!

Герцог Андосийский одобрительно улыбнулся, мягко взглянув на юношу. Что ж, Ангерран и вправду был проницателен не меньше своего знаменитого отца! Ведь и в самом деле, сам Вилдигерн в переписке с майордомом Арвернии обсуждали между строк и возможный брак между Ангерраном и Луитбергой. Ведь и Карломан наверняка запомнил их детскую дружбу, а вернее - первую любовь, что ожила теперь, после их новой встречи!..

Вилдигерн усмехнулся в густые черные усы и широко улыбнулся юноше, ожидавшему его ответа, затаив дыхание:

- Что ж, если в самом деле ничто не препятствует вашей взаимной любви с Луитбергой, то я охотно дам тебе согласие. Но прежде того я хочу побеседовать со своей дочерью с глазу на глаз. Если и в самом деле она отдала свое сердце тебе, Ангерран, тогда я в присутствии всей семьи объявлю согласие на ваш брак!

В согласии отца жениха, Карломана Почти Короля, Вилдигерн не сомневался в глубине души. Недаром же майордом Арвернии послал ко двору Андосинии именно Ангеррана!

У юноши немного отлегло от сердца. Он был убежден, что Луитберга сумеет отстоять их любовь!

***

На следующий день в замке Горный Приют царила суматоха. Его обитатели собрались уезжать обратно в Аранхуэс. Слуги укладывали вещи, обихаживали коней, проверяли состояние повозок. Господа отдавали распоряжения, чтобы все было сделано хорошо, и обходили полюбившиеся местечки.

Ангерран Кенабумский тоже решил еще раз взглянуть на величавые горы со смотровой площадки башни. Его сопровождал Тельефер. Они долго разглядывали поднебесные вершины. А в ушах у них пело могучее дыхание гор...

Весна явственно вступала в свои права даже за те немногие дни, что прошли после их путешествия в горы. Зеленый ковер горных лугов, украшенный разнообразием цветов, поднялся выше к вершинам. А ледники, сияющие под облаками, как будто, чуть-чуть съежились, да и блеск их стал уже не таким нестерпимым. Видно, светлая Суль заставила их потесниться, и даже ледяные великаны таяли от Ее жара. В эти дни вода бурными реками стекала вниз, с грохотом тащила тяжелые камни и целые скалы. Вовремя совершили они свою вылазку в горы, когда там было еще не очень опасно!

С вершины Заоблачного Пика слетела пара священных орлов. Они закружили над своими горными угодьями, высматривая добычу. Верно, у них сейчас птенцы пищали в их гнезде на вершине неприступной скалы. Величественные птицы парили на своих огромных крыльях, то разлетаясь в разные стороны, то сближаясь. Казалось, они танцевали в небе свой танец.

Каждый из глядевших сейчас на горы восхищался на свой лад, любуясь красотой. Тельефер, стоявший чуть позади, как всегда, принялся напевать песню, нанизывая слова, точно жемчужины на нить:

- Все живое ликует, когда в мир приходит весна! Луг украшают цветы, а деревья в садах стоят, словно невесты в брачном своем одеяньи. Даже в высоких горах тает лед, и реки стекают: и великаны, могучие дети Имира, весной веселятся. Вместе с весною приходит пора любви для живущих под Солнцем. Лисы и волки заводят семью. Веселятся все птицы, брачным одевшись нарядом. Даже орлы, гор владыки, кружат в небе, радуясь силе своей и дыханью весны быстротечной. Счастье дарует весна, о любви обещает мечтанья...

Слушая песню, Ангерран Кенабумский облокотился о каменную ограду площадки, как вчера стояла Луитберга. Он не сводил взора с парящих орлов, сильной и дружной четы. Станут ли они с Луитбергой когда-нибудь такой же любящей, слаженной парой, как священные орлы Андосинии? Как родители самого Ангеррана - Карломан и Альпаида, сохранившие свою любовь, сколько бы испытаний не пришлось им пережить в свое время!..

Зная своих родителей, Ангерран твердо верил, что они позволят ему жениться на Луитберге. Ведь Карломан и сам знал, какое несчастье некогда пришлось пережить его родителям, будущему королю Хлодеберту V и королеве Гвиневере Армориканской. Они горячо любили друг друга, но государственные интересы вынудили арвернского принца жениться на принцессе Радегунде Аллеманской. Нынешний майордом Арвернии знал слишком хорошо, как омрачает душу брак не по любви. Отстояв свое право разделить жизнь с любимой, Почти Король сделает все, чтобы и его первенец мог жениться по любви!

Да и какие препятствия могли помешать им, если сам герцог Андосийский признал Ангеррана достойным женихом для своей дочери? Уж его-то родителям не пристало отказываться от принцессы, наследницы целого герцогства! Кто-то другой на месте Карломана был бы рад сосватать своего сына с наследницей престола Андосинии, даже если бы их не связывала взаимная любовь. А тем более - если все складывалось наилучшим для всех образом.

***

А в это время герцог Вилдигерн Андосийский и его дочь, принцесса Луитберга, прогуливались по галерее. Там висели портреты их предков - прежних герцогов Андосийских, их родичей и былых героев гор. Портреты славных прародителей, казалось, провожали взорами своих потомков. Кто теперь скажет, кто из них имел счастье жениться по любви, а кто был вынужден пожертвовать своим сердцем ради государственных интересов?.. Они молчали, и ничего не могли посоветовать живущим ныне.

Герцог и его дочь беседовали о любви принцессы и Ангеррана Кенабумского, о предполагаемом сватовстве юноши.

[Артанис]

Цветок Андосинии (продолжение)

Проходя по галерее изображений своих предков, герцог Андосийский и его дочь подошли к одному из портретов. На нем были изображены сам Вилдигерн, значительно моложе, чем сейчас, и его покойная супруга, герцогиня Эрментруда Иберийская. Она умерла пять лет назад, от последствий падения с лошади. Однако Луитберга успела хорошо узнать и запомнить свою мать. И сейчас с волнением разглядывала портрет красивой черноволосой женщины, слегка улыбавшейся, держась за руки с мужем. У герцогини Эрментруды был мысок волос надо лбом и золотисто-карие, как янтарь, глаза. То и другое унаследовали ее младшие дочери, Зиглинда и Винфрида, но не самая старшая. Луитберга, хоть и запомнила мать лучше всех, была своим обликом гораздо больше арвернка, в бабушку, чем уроженка гор.

Поясной портрет герцогской четы был украшен кованой серебряной рамой с узором из эдельвейсов. Герцог Вилдигерн тихо вздохнул, глядя на фигуру жены, которой не суждено проводить свою дочь-первенца с ее женихом к алтарю Фрейи. Немного помолчав, он обратился к Луитберге, указав ей на портрет ее матери:

- Моя жена Эрментруда была родом из соседнего герцогства Иберии, как ты знаешь. Иберийцы, как и мы - осколки империи Карломана Великого. Я три года воспитывался там, будучи оруженосцем отца Эрментруды, и мы с ней знали друг друга с детства. Союз между горскими владениями был выгоден обеим нашим землям, но и помимо того, нас с твоей будущей матушкой связывала взаимная любовь. Это был счастливый союз, хоть и недолгий, - он тихо вздохнул.

- Я знаю, батюшка, - тихо проговорила принцесса. - Чем старше я становлюсь, тем лучше начинаю понимать, как много вы с матушкой значили друг для друга и для всей нашей семьи.

- А теперь мне кажется, что история повторяется, - продолжал Вилдигерн. - Ты знаешь Ангеррана с тех пор, как он был еще отроком. Хотя вы долго не виделись с тех пор, однако мне кажется, что, повзрослев, виконт Кенабумский изменился лишь в лучшую сторону. Как ты думаешь, дочь моя?

Девушка слегка покраснела, но смело ответила, глядя в глаза отцу:

- Я тоже так думаю, батюшка! Ангерран мудр, как знающий советник, и храбр, как охотник-горец. Я счастлива заново узнать его!

Не желая более томить свою дочь ожиданием, герцог Вилдигерн произнес:

- Сегодня виконт Кенабумский приходил ко мне, и мы беседовали о тебе и о твоем будущем, дочь моя!

Луитберга подняла на отца глаза, голубые, как горные озера, вся преисполнившись внимания: что поведает ей отец?..

Герцог продолжал, отвечая на ее так и не заданный вопрос:

- Ангерран Кенабумский желает просить твоей руки, Луитберга! Но я не спешу давать ему ответ, какой бы то ни было. Прежде всего я желаю узнать у тебя о желании твоего сердца! Пусть все сложится так, как ты желаешь! Я же не стану ни неволить тебя нежеланным замужеством, ни идти наперекор твоим чувствам, запрещая тебе брак с любимым!

Луитберга глубоко вздохнула, решившись вполне открыть сердце перед своим отцом.

- Я поведаю тебе, батюшка, все, что у меня на душе! Ангерран и я - мы любим друг друга, и объяснились во взаимных чувствах. И я буду самой счастливой на свете, если ты ответишь согласием на сватовство Ангеррана!

Но тут же наследная принцесса Андосинии вспомнила о своих обязательствах, взяла себя в руки и проговорила тихо, но решительно:

- Однако я помню свой долг, батюшка! Если для благополучия народа Андосинии и процветания нашего герцогства я буду должна выйти замуж за другого человека, мне придется быть покорной твоей воле и своим обязательствам, батюшка! - голос девушки зазвенел, как клинок, а сама она стояла перед отцом, стройная и изящная, бледная, но несгибаемая, как эдельвейс, выросший на горном уступе, близ сурового ледника.

Вилдигерн Мудрый восхитился про себя стойкостью своей дочери. Да, Андосиния не пропадет с такой правительницей, когда ей придет время наследовать престол! Кто бы ни сделался ее супругом по воле Норн, Луитберга будет женщиной, способной оставить в истории собственный след. Но тем сильнее ее отцу захотелось, чтобы его дочь-наследница еще и обрела семейное счастье, сочетавшись браком с любимым человеком.

- Теперь и ты выслушай и постарайся понять, что у меня на душе, - обратился он к своей дочери.

Луитберга глядела на отца, сознавая, что в эти мгновения решалась ее судьба. А герцог продолжал:

- С самого приезда Ангеррана Кенабумского я пристально наблюдал за ним! Потому что с самого начала мысленно представлял его своим зятем. К счастью, юноша оправдал все мои заветные чаяния! И особенно я рад, что возникла взаимная привязанность между ним и тобою, о, дочь моя, - герцог Андосийский говорил торжественным тоном, как подобало: ведь речь шла о будущем замужестве его старшей дочери, наследницы престола.

Луитберга слушала отца, не проронив ни слова, только по ее рукам, сжимавшим платок, чувствовалось, насколько она взволнована.

А Вилдигерн постарался утешить дочь:

- Я убедился во взаимности ваших с Ангерраном чувств. И согласен благословить вас на счастливое супружество, как подобает родителю и герцогу Андосийскому! А заодно, я начну переговоры с родителями Ангеррана - графом Карломаном Кенабумским, Почти Королем, и моей кузиной, графиней Альпаидой!

Луитберга глядела на своего отца блестящими от волнения глазами, сперва не в силах поверить, что все складывалось к ее и Ангеррана величайшему желанию. Наконец, она поверила вполне, что все сбудется именно так, как обещает ей отец. И тогда крик радости, все же немного приглушенный подобающим принцессе воспитанием, сорвался с ее губ.

- Батюшка, так ты согласен, чтобы именно Ангерран стал моим мужем?! Ты сам начнешь переговоры с его родителями!

- Конечно, Луитберга, девочка моя! Да и какой же отец откажется от такого превосходного зятя, как Ангерран Кенабумский? - засмеялся Вилдигерн низким, звучным смехом.

Затем он крепко обнял дочь, а она прижалась к отцовской груди, царапая нежные щеки о его колючую бороду. Из глаз девушки текли слезы радости, чистые, как вода в горном ручье. Это особенно растрогало ее отца и показало ему, чувство какой силы переживает его дочь: ведь Луитберга не плакала со времен гибели матери! И герцог Андосийский гладил ее пышные черные волосы, в которых были вплетены три цветка эдельвейса...

***

Утром следующего дня, перед завтраком, встретились в одном из залов Горного Приюта сам герцог Вилдигерн, Луитберга и Ангерран, да еще их поверенный, трубадур Тельефер.

Юноша и девушка при встрече обменялись радостными взглядами. Они уже объяснились между собой, и узнали, что между ними нет никаких препятствий к браку. Теперь молодые без опаски ожидали ответа герцога, зная, что получат согласие. Арвернский посол и андосийская принцесса стояли близко, но согласно придворным обычаям: Луитберга - рядом со своим отцом, Ангерран - напротив них. Тельефер же остановился чуть в отдалении, мурлыча про себя мелодию будущей песни.

Герцог Вилдигерн, стоя возле молодой пары, проговорил радостным тоном, с воодушевлением:

- Я рад за вас обоих, дорогие мои! Хорошо, что ты, Луитберга, дочь моя, и ты, Ангерран, сын Карломана Почти Короля, нашли друг друга, что Фрейя зажгла огонь любви в ваших сердцах! По приезду в Аранхуэс я объявлю всей семье, советникам и всему двору Андосинии, что ты, Ангерран, посватался к Луитберге по всем обычаям. А затем напишу майордому Арвернии, и мы устроим торжество в честь вашей помолвки!

Ангерран и Луитберга взволнованно переглянулись, едва веря, что их сокровенным надеждам суждено все-таки сбыться.

- Благодарю тебя, государь, за твою любовь и заботу о нас! - взволнованно воскликнул юноша.

И девушка ответила почти одновременно с ним:

- Хвала тебе, батюшка, что ты устроил наше счастье!

Да, они в самом деле понимали друг друга, будучи предназначены для взаимного счастья!

Герцог Вилдигерн улыбнулся, радуясь за своих детей:

- Рано еще благодарить, родные мои! Сперва следует обговорить условия вашей помолвки и будущего брака, а мне надлежит начать переписку с Карломаном Кенабумским, моим будущим сватом...

Ангерран и Луитберга переглянулись, исполненные радости. Раз уж герцог Андосийский дал им согласие, то они больше не боялись будущего, и готовы были ждать сколько угодно.

Тельефер же увидел счастливую молодую пару и своего сюзерена, благословившего их. И продолжал напевать вполголоса, негромко, но воодушевленно:

- Готовьте розы и душистое масло на алтарь Фрейи! Надевайте праздничные одежды на свадьбу юной пары, чью любовь скрепил эдельвейс!..

Таким образом, соединение Ангеррана и Луитберги, их будущее супружество сделались вполне возможны.

А через несколько дней герцог Андосийский со всем своим двором выехали обратно в Аранхуэс.

Среди них находился и один путник, сопровождавший андосийцев безо всякого желания, под стражей. То был окситанский барон Транкавель, разоблаченный преступник.

***

Ну а обитатели аранхуэсского замка, тем временем, готовились к торжественной встрече.

В покоях юных принцесс нынче было людно. Прежде всего, в кресле сидела вдовствующая герцогиня Билихильда и читала письмо своего владетельного сына, полученное утром. Здесь же, возле нее, пристроились на скамейке младшие внучки, принцессы Зиглинда и Винфрида. А вблизи кресла герцогини стоял граф Алкуин.

Старая герцогиня выразительно перечитала вслух несколько строк из письма сына:

- "Моим сокровенным надеждам в отношении будущего старшей дочери, наследной принцессы Луитберги, суждено, по-видимому, сбыться. Наш высокий гость, виконт Ангерран Кенабумский, не только мудр, точно знающий советник, но еще и храбр, как самый ловкий обитатель Андосийских гор. Подробности я поведаю после возвращения. До встречи, родные мои!"

Юные принцессы радостно переглянулись и захлопали в ладоши.

- Как хорошо, что приедут батюшка и сестра! И наш гость вместе с ними, конечно же! - воскликнула Зиглинда.

- Интере-есно, - пропела Винфрида, - а что такого совершил виконт, на что намекает наш батюшка? Может быть, он добыл эдельвейс в горах и принес нашей сестре?

- Да вряд ли! - Зиглинда надула губки. - Эдельвейс сможет добыть не каждый горец! А виконт Кенабумский совсем неопытен в горах, он ведь родом с равнины!

- А я думаю, что он добыл эдельвейс! Наверняка добыл! - Винфрида встряхнула темными кудрями.

Слушая беседу и спор девочек, граф Алкуин, стоявший близ кресла вдовствующей герцогини, лишь учтиво улыбнулся в ответ, но ничего не стал пояснять им.

Герцогиня Билихильда тихо вздохнула, быть может, вспоминая ушедшую молодость. И, подняв глаза от письма на своих внучек, она ответила им:

- Ты угадала, Винфрида. Виконт Кенабумский добыл в горах эдельвейсы!

- И он принес их Луитберге, как жених? Да, бабушка, да? - не могла больше сдерживаться младшая принцесса.

И Зиглинда, ее сестра, тоже поддержала девочку:

- Прошу тебя, бабушка: поведай же нам, что там произошло!

Герцогиня Билихильда, наконец, сдалась под напором своих внучек:

- Вы бы и древнюю Вёльву заставили говорить!.. Ладно! Так вот: виконт Ангерран Кенабумский просит руки нашей Луитберги. Мой сын, герцог Вилдигерн Андосийский, со своей стороны, дал им согласие, и обещал убедить отца юноши, Карломана Почти Короля. Если все сложится удачно, Луитберга скоро станет женой Ангеррана и поселится в Арвернии. Там, откуда я родом! - она улыбнулась бледными губами.

Обе юных принцессы подскочили с радостным воплем.

- Хвала Небесам, у нас наконец-то будет брат! Луитберга станет счастливой! - по очереди ликующе восклицали они, закружившись по комнате.

Их бабушка, вдовствующая герцогиня, картинно закатила глаза.

- Можно подумать, эти девчонки - дочери какого-нибудь горского разбойника, а не моего сына, герцога Андосийского!.. Как бы Ангерран не передумал жениться, глядя на таких сестриц!..

Граф Алкуин усмехнулся, глядя на ликование девочек:

- Ничего страшного: виконт Кенабумский привык к своим младшим братьям, а те обладают не менее беспокойным нравом, чем наши принцессы. Кроме того, можно надеяться, что они быстрее повзрослеют, вдохновляясь разумным примером своей старшей сестры и названого брата.

Вдовствующая герцогиня только покачала головой, глядя на своих резвых внучек.

А Зиглинда и Винфрида веселились от души, радуясь возвращению своих родных и скорому замужеству старшей сестры, которую обе очень любили.

Так ожидали в Аранхуэсе возвращения своего герцога и его близких.

[Артанис]

Цветок Андосинии (продолжение)

И вот, наконец, герцог Андосийский со своей свитой "спустился" вниз, в Аранхуэс.

За это время весна заметно вступила в свои права. Ниже в предгорьях уже отцветали сады, зато и деревья, и земля все ярче распускали свой зеленый покров. А в Горном Приюте как раз начинали цвести в саду вишни, яблони, сливы, и крупные душистые цветки магнолий. Выше же в горах шумели бурные реки и грохотали камнепады. Таким образом, герцог Андосийский и его спутники за несколько часов спустились из преддверий вечной зимы в еще прохладную, но радующую взор и слух весну.

Аранхуэс встретил своего герцога и наследницу престола так, словно они отсутствовали несколько лет. Сперва их приветствовал народ, когда они проезжали по городским улицам. Повсюду слышались заздравные кличи. Но еще более торжественная встреча ожидала их в самом замке.

Возвращение не было похоже на отъезд. Сам герцог Вилдигерн ехал впереди на могучем вороном коне, под знаменем с орлом, и серебряная птица на его гербе взмахивала крыльями, словно живая. Рядом с ним ехала верхом и принцесса Луитберга, пересев из повозки в седло при въезде в столицу. Андосийцам пора было узнавать свою наследницу! А рядом, учтиво беседуя с принцессой, ехал посол Арвернии, виконт Ангерран Кенабумский. Они разговаривали об обычаях Арвернии и Андосинии, сравнивали их между собой, пытались разобраться, что в них осталось от империи Карломана Великого, а что - от других народов, живших в этих землях еще раньше. При этом, Луитберга правила конем так же ловко, как любой рыцарь, и отвечала на приветствия горожан очаровательной улыбкой. Глядя на свою будущую невесту, Ангерран ликовал про себя: какая необыкновенная девушка встретилась ему на пути!..

И вот, они приблизились к воротам замка. Герольд выехал вперед и трижды протрубил сигнал, а затем провозгласил:

- Его светлость герцог Андосийский со спутниками возвратился домой, в свою столицу!

Тут же загремели, отворяясь, кованые ворота замка. И оттуда донеслись ответные звуки рогов - дикие, как сами горы, могучие, приветственные. Такой музыки Ангерран еще не слышал, гостя в Андосинии. Но она напомнила ему гул ветра в горных ущельях, что гудел в его ушах, когда он висел на веревке над пропастью...

Заметив изумление на лице юноши, принцесса Луитберга пояснила:

- Такой музыкой герцога встречают по обычаям горских племен. Не забывай, что мы сроднились со здешними горами! Лютня Тельефера перенята у арвернов. Но настоящей музыкой в Андосинии считается то, что откликается от горных склонов, не менее десяти раз подряд.

И впрямь, роговые рулады разбудили эхо, вечно дремавшее в горах, и оно принялось отражать дикую музыку раз за разом, не спеша умолкнуть.

Пока приветственный гул еще гудел в воздухе, герцог Андосийский со своей свитой проехали черед обширный двор замка, и остановились.

На крыльце собрались придворные, выстроились по обе стороны от перил, оставив посередине широкий проход.

Герцог кивнул им, поднимаясь по ступеням:

- Приветствую вас, благородные мужи Андосинии!

Граф Алкуин учтиво поклонился своему сюзерену и, приложив руки к груди, проговорил от имени собравшихся вельмож:

- Мы счастливы встретить тебя, государь! В Аранхуэсе все было благополучно.

- Я уверен, что ты говоришь правду, мой добрый Алкуин! - кивнул герцог, и стал подниматься дальше, радуясь возвращению домой.

На верхней ступени крыльца ожидали вдовствующая герцогиня Билихильда и обе ее младшие внучки. А за ними, в переходах замка, толпились придворные рангом пониже, фрейлины и слуги.

В то время, как прибывшие в Аранхуэс спешивались и выходили из повозок, герцог Вилдигерн торжественно поднялся вверх по ступеням и поцеловал руки своей матери с искренним почтением.

Вдовствующая герцогиня улыбнулась этому крупному, сильному мужчине - своему сыну, и проговорила, по обычаю Андосинии:

- Спустись вниз, сядь к очагу, государь сын мой!

- Здравствуй, матушка! - тепло промолвил Вилдигерн, оглядываясь по сторонам.

Тут он заметил Зиглинду с Винфридой, стоявших позади своей бабушки, и улыбнулся им.

- Здравствуйте же и вы, мои дорогие девочки! - сказал он.

Юные принцессы, сегодня непривычно тихие и кроткие, сделали книксен, обе сразу.

- Здравствуй, батюшка! - проговорили они, одна за другой, при этом бросая заинтересованные взгляды на свою сестру Луитбергу и на Ангеррана, что как раз помогал ей спешиться.

Но в то же время, младшие принцессы держались сегодня так образцово, что даже их бабушка поглядела на них с одобрением. Все-таки девочки взрослели, хотя матери им, конечно, не хватало, что и говорить!..

***

Но зато уж позднее днем, оставшись наедине с Луитбергой в своих покоях, младшие сестры постарались взять свое!

Наследница престола Андосинии сидела в кресле, отдыхая с дороги. А Зиглинда с Винфридой расхаживали перед ней, хитрые и любопытные, как молодые лисички, и пытались выяснить все из первых рук.

- Ах, сестрица: ну поведай же нам, как дела у тебя с Ангерраном! Тебе он очень нравится, да? Мы заметили, как он ухаживает за тобой! - лукаво протянула Зиглинда.

И Винфрида вторила сестре, заглядывая в глаза Луитберге своими золотистыми глазами:

- Я вижу, ты носишь в волосах эдельвейсы, сестра! Их добыл Ангерран, как знаки невянущей любви? Да? Да?! Расскажи нам, пожалуйста, сестрица, как все произошло!

Луитберга улыбнулась сестрам, мечтающим о романтической любви. И, наконец, ласково ответила:

- Да, это правда, девочки! Ангерран принес мне эдельвейсы с Заоблачного Пика, с самого ледника, - она погладила лепестки горных цветов в своих волосах. - Ангерран исполнил древний обычай гор, и наш с вами батюшка согласился выдать меня за него замуж. Если пожелают его благородные родители, мы скоро заключим помолвку перед алтарем Фрейи! - девушка мечтательно улыбнулась, думая о своем будущем женихе.

А младшие сестры прильнули к ней, ласкались и тормошили ее, и щебетали на ухо.

- Как это прекрасно, сестричка! Совсем как в старинных песнях! - твердили они по очереди. - Расскажи нам, как Ангерран добыл эдельвейсы!

- Ах, девочки, меня ведь не было с ним, - отвечала Луитберга, отбиваясь от натиска сестер и смеясь. - Расспросите Тельефера: он сам ходил с Ангерраном в горы, и расскажет или споет вам обо всем!..

***

А трубадур Тельефер в это время беседовал со вдовствующей герцогиней Билихильдой в ее покоях. На сей раз он не пел, и не украшал свою речь цветистыми метафорами, а рассказывал вкратце, как все произошло.

- Сперва мы поймали окситанского кнехта, что пытался похитить принцессу Луитбергу. А уж потом выяснили доподлинно, что ему поручил это сделать барон Транкавель, посол Реймбаута, претендента на престол Окситании. Он нынче взят под стражу и доставлен сюда, в Аранхуэс. А виконт Ангерран Кенабумский пожелал порадовать принцессу, добыв ей цветы эдельвейса. Я, покорный слуга герцога Андосийского, проводил виконта в горы, однако он сам добыл цветы, взобравшись по веревке на уступ над пропастью. И вот, твой владетельный сын, госпожа, согласился выдать принцессу замуж за сына Почти Короля. Дело теперь лишь за родителями будущего жениха. Однако никто не сомневается, что они дадут свое согласие. Пусть же и Фрейя на всю жизнь благословит молодую чету!

Герцогиня Билихильда обвела перед собой солнечный круг.

- И я буду счастлива благословить свою внучку и ее доблестного жениха!.. Признаться, меня особенно радует, что Луитберга станет жить в Арвернии, с супругом из королевского дома, пусть и побочной ветви! И я радуюсь не меньше, что с ней, моей старшей внучкой, имею возможность возвратить в Арвернию фамильные драгоценности, некогда доставшиеся мне в приданое! Ты знаешь, Тельефер: ведь иные из них были сделаны еще во времена Карломана Великого, для дам из его семьи!..

Тельефер молча кивнул. Он, выросший в горах простым пастухом, мог сложить песню в честь любой драгоценности, но по привычке видел в них лишь красоту, не заботясь об их древности.

- Самое главное, государыня - что брак принцессы Луитберги с виконтом Кенабумским обрадует всех! - произнес певец гор.

- Всех, кроме окситанского претендента Реймбаута, нашего родича, недостойного своих славных предков! - злорадно усмехнулась вдовствующая герцогиня. - Он, конечно, будет негодовать, узнав, что Луитберга, а с ней - и герцогство Андосийское, останутся навсегда недосягаемы для него. Но думаю, что ему придется присмиреть!..

***

Может быть, по совпадению, но вряд ли случайному, беседовали об окситанском претенденте и в покоях герцога Андосийского.

Сам Вилдигерн Мудрый, переодевшись в домашнее одеяние, сидел за письменным столом вместе с Ангерраном Кенабумским, Гиллибальдом и графом Алкуином. Перво-наперво он поинтересовался у начальника стражи:

- Ну, как поживает наш двуносый друг, барон Транкавель?

- Он благополучно помещен в темницу замка Аранхуэс, - доложил Гиллибальд. - По дороге сюда он не сопротивлялся, не выражал никаких требований, и вообще ничего не говорил. Он целыми днями молчит, как камень, из него слова не вытянешь.

- Еще бы! - усмехнулся герцог Андосийский. - Вряд ли кто сделался бы словоохотлив на его месте! Впрочем, показания Транкавеля, увы, мало что изменят. Всем понятно, что за ним стоит Реймбаут Окситанский, но никто не сможет этого доказать...

Граф Алкуин, пораженный известием о недавней попытке похитить принцессу Луитбергу, сурово проговорил:

- Государь, если ты желаешь поставить на место этого бесчестного окситанского изгоя, прикажи повесить его посла, Транкавеля, нарушившего священный обычай гостеприимства! В голове не укладывается - как он осмелился похитить наследную принцессу, Цветок Андосинии, для этого мерзавца, своего хозяина!.. Через него получит урок и сам Реймбаут!

Но герцог Андосийский с сомнением покачал головой.

- Скорее - он просто забудет о своем неудачливом вассале, словно того никогда не было на свете. А искать способы добиться власти он будет продолжать, пока жив!

Четверо мужчин помолчали некоторое время, внутренне соглашаясь между собой. Наконец, слово взял Ангерран Кенабумский, ничего не говоривший до сих пор:

- Государь Вилдигерн, и вы, благородные мужи! Я думаю, что лучше всего, если за Реймбаутом будут внимательно следить у нас, в Арвернии, где он нашел пристанище. Я напишу письмо моему отцу, майордому, и расскажу ему, что здесь произошло. А уж у него достаточно возможностей, чтобы держать в руках Реймбаута, разведать вовремя его будущие козни, а при необходимости - и принудить повиноваться.

Герцог Андосийский поразмыслил мгновение, и кивнул.

- Пусть будет так, Ангерран! Карломан Почти Король сможет заставить Реймбаута сидеть тихо!

[Артанис]

Цветок Андосинии (продолжение)

На следующий день в одном из залов замка Аранхуэс, под серебряными орлиными крыльями, украшавшими стену, собралось самое блестящее общество.

Здесь находились сам герцог Вилдигерн Андосийский, его мать, Билихильда Арвернская, все три дочери, среди которых Луитберга, Цветок Андосинии, сияла своей величавой красотой. Тут же собрались лучшие люди Андосинии, в их числе - граф Алкуин и Гиллибальд, начальник стражи. Вместе с андосийскими вельможами находился в зале и виконт Ангерран Кенабумский, посол Арвернии. Пока еще большинство собравшихся видели в нем только посла. А в стороне, у стены, завешенной драпировками, настраивал свою лютню трубадур Тельефер.

Впрочем, кроме них, собралось лишь несколько человек. Это были самые близкие советники и доверенные герцога Андосийского. Все они теперь ожидали, что собирался им поведать Вилдигерн.

И он не заставил себя ждать. Провозгласил торжественным, звучным голосом:

- Мои дорогие родичи, правящий род Андосинии, и вы, доверенные и ближайшие советники, облеченные уважением в доме моем! Слушайте же весть, которая, я верю, наполнит ваши сердца радостью! Ибо виконт Ангерран Кенабумский, досточтимый посол Арвернии и наш родич, просит руки моей старшей дочери, принцессы Луитберги Андосийской, - герцог обвел рукой девушку и приблизившегося к ней юношу.

Они взялись за руки и слегка поклонились собравшимся. Их глаза блестели, точно звезды.

А герцог Вилдигерн продолжал говорить еще более воодушевленным тоном:

- Теперь, в ближайшее время, я напишу письмо отцу Ангеррана, графу Карломану Кенабумскому, майордому Арвернии. Я предложу ему сочетать браком наших старших детей, Ангеррана и Луитбергу. И, если граф Кенабумский согласится, в чем я не сомневаюсь, то принцесса Луитберга, Цветок Андосинии, обретет любящего, мудрого и знающего супруга. А герцогство Андосийское - достойного защитника и соправителя для наследницы престола!

Едва герцог умолк, как послышались поздравления и благие пожелания молодой чете.

Обе младшие принцессы, Зиглинда и Винфрида, закружились вокруг сестры и ее будущего жениха, напевая звонкими голосами:

- Да будет так! Хвала Госпоже Фрейе, соединившей вас любовью! Счастья вам на долгие-долгие годы, на всю жизнь!

Луитберга и Ангерран стояли, взявшись за руки, сияющие радостью, молодые, прекрасные. Всякий, кто их видел, отмечал про себя, что они смотрятся вместе превосходной парой.

К ним подошла вдовствующая герцогиня Билихильда. Смерив строгим взглядом младших внучек, она обвела солнечный круг над склонившимися головами Луитберги и Ангеррана, а затем коснулась их ладонями.

- Благословляю вас, родные мои, как и вещие Норны благословляют вас от самого рождения! Луитберга, внучка моя: когда Ангерран станет твоим супругом, будь ласкова и послушна, и повинуйся ему, как подобает жене. Ты же, Ангерран, оберегай свою супругу от всех опасностей этого мира, и заботься о ней!

- Да будет так, государыня Билихильда! - отвечали ей юноша и девушка, один за другой.

Мать герцога Андосийского отошла в сторону. Тогда из сонма собравшихся вельмож вышел вперед граф Алкуин. Он поклонился молодой чете и торжественно проговорил:

- Да позволят вам Владыки Асгарда поскорее сочетаться у алтаря Фрейи на всю жизнь, на долгие годы, исполненные радости! Ваше сочетание в самом деле обрадует не только вас, но и станет величайшим благом для герцогства Андосинии!

Все поняли, что означали эти слова в самом точном смысле этого слова. Ведь Луитберга была не просто принцессой, но наследницей престола, и вопрос, кто станет ее мужем, был очень важен для будущего. И граф Алкуин, знавший виконта Кенабумского лучше других здешних вельмож, мог ясно свидетельствовать, что Ангерран будет для Андосинии лучшим наследником.

И андосийские вельможи одобрительно закивали в ответ. А Гиллибальд, начальник стражи, улыбнулся про себя. Ангерран и его всемогущий отец, Почти Король, уж точно сумеют сберечь Цветок Андосинии, и в их семье принцесса Луитберга будет в полной безопасности!

Тут же послышалась песнь трубадура Тельефера, исполненная радости:

- Эй, жители Андосийских гор: кто не знает Цветок Андосинии? Только тот, кто не видел могучих ледников, не слушал ветер в горах, не пил ледяной воды из ручья, бегущего вниз, - тот не знает Цветок Андосинии!

Он не ярок, как роза, что манит глаз и ранит до крови острым шипом. Он не льнет к рукам, точно нарцисс иль фиалка долин, что так легко сорвать каждому. Он чист и ясен ликом, как сияние ледников, взрастивших его. Он растет там, где есть хоть немного земли, не боясь ветра с гор леденящего. Тем и славен в веках эдельвейс, благородный Цветок Андосинии! Он - невянущий, - издавна славен в горах, знак любви, что вовеки не кончится. Ибо он, недоступный, счастлив в руки пойти лишь тому, кто укротит гор силу бурную. Лишь того, кто поднимется под облака, выше всех пролетит птицей синею, увенчает победы и славы сей знак - величавый Цветок Андосинии!

Эй, жители Андосийских гор: кто не знает деву, равную красотой и величием эдельвейсу, Цветку Андосинии? Только тот, кто не бывал в славном Аранхуэсе, тот не видал прекраснейшей из всех принцесс - Луитберги, Цветка Андосинии!

Ее кудри черны и нежны, словно ночь, что царит над горами высокими. И, как звезды в ночи, светят ее глаза, голубее, чем горное озеро. Высока она ростом и станом стройна, как тростинка изящная, гибкая. И белей ее лик, чем цветы наших гор, и прекраснее их дева чистая.

Так высок ее дух, и прекрасна душа, что навеки чужда низких помыслов! Неподвластна обману, и лести вовек не склонить ее сердца к нестойкости. Ни ветрам и ни бурям ее не сломить, не подкрасться коварной змеею. Только тот, кто прекрасен, и честен, и смел, может стать для принцессы судьбою! Лишь достойного может она одарить страстью, что гор сильнее и выше. Да вовек не погаснет пускай их любовь над прекрасной землей Андосинии!

Так пел Тельефер, а Ангерран с Луитбергой стояли об руку посреди зала, сияющие и гордые.

***

Следующие несколько дней промчались для них на одном дыхании, овеянные расцветающей весной и взаимной любовью. Но, увы, всему на свете приходит свой срок. И Ангеррану пора было возвращаться в Арвернию, поскольку он благополучно исполнил свои обязанности при дворе герцога Андосийского.

И вот, настало время им с Луитбергой проститься. Тяжкий момент этот был для двух юных сердец, связанных взаимной любовью. Даже день вдалеке друг от друга казался им бесконечным, как бездна Гиннунгагап, а должно было пройти много времени, прежде чем они смогут увидеться вновь.

Встретившись со своим будущим женихом в уединенных покоях замка Аранхуэс, Луитберга протянула ему ладони. Он нежно взял их, глядя ей в лицо и на ее черные косы, в которых сияли эдельвейсы. Ладони девушки похолодели в его руках. Но глаза ее были сухи и тверды.

- Прошу тебя, Ангерран: уезжай и возвращайся поскорее! - просила она. - Я буду каждый день молить Фрейю, чтобы ты вернулся скоро, моим женихом, получив разрешение от своих благородных родителей! Скажи им, Карломану Почти Королю и графине Альпаиде, что я буду чтить их, как родных отца и мать!

- Я скажу им, Луитберга, родная моя! - поспешно кивнул юноша. - Мне очень жаль уезжать, но ты права: я должен как можно скорее устроить, чтобы ничто не мешало нам сочетаться браком! Я уезжаю ради тебя - это придает мне сил, чтобы выдержать разлуку...

Девушка смогла улыбнуться, хотя в глазах ее стояла печаль. Затем она освободила руки и отстегнула брошь от ворота своего платья. Та была золотой и изображала птицу с простертыми крыльями, сплошь покрытую синей эмалью, летящую по золотому облаку, напоминавшему сердце.

- Прими этот дар от меня на память, Ангерран, чтобы нам с тобой поскорее пойти к алтарю Фрейи! - проговорила она дрогнувшим голосом. - Лети к себе домой, на равнину, моя синяя птица! Но воротись! Воротись! Воротись, Ангерран!

Трижды она повторила свою просьбу, будто заклинала его. И юноша растроганно сглотнул, не сразу находя в себе силы ответить ей. Он дрожащими руками приколол на грудь брошь, еще хранившую тепло ее тела. А затем вынул из-за пояса маленькую шкатулку и достал из нее кулон: синяя птица на подлете касалась крылом цветка эдельвейса, искрящегося серебряной крошкой. Он нарочно заказал эту вещь у искуснейшего ювелира в Аранхуэсе.

- Синяя птица всегда вернется к Цветку Андосинии, любовь моя! Верь мне! Ничто нас не разлучит! Я, как и ты, буду с нетерпением ждать, когда мы с тобой сможем пойти к алтарю Фрейи! - шептал он, горячо целуя руки девушки.

На мгновение Луитберга прильнула к нему, и их уста слились в горячем поцелуе. Так некогда целовались Карломан и Альпаида среди цветущих веток жасмина, овеянные дыханием первой любви. А теперь пришло время и для их старшего сына с его избранницей...

Луитберга первой пришла в себя. Она нашла в себе силы отстраниться, и вновь оделась ледяной броней. Проговорила серьезно и строго, и лишь в ее глазах виднелась печаль:

- Ангерран, мой батюшка просил тебя зайти к нему перед отъездом. Ступай к нему! Благодарю тебя за все, что ты сделал для меня! Прощай, Ангерран - и до встречи!

- До встречи, прекрасная Луитберга, Цветок Андосинии! - прошептал юноша, и, еще раз поцеловав руку принцессы, покинул ее покои.

***

В скором времени Ангерран, приведя в порядок свой внешний облик и свои мысли, вошел в покои герцога Андосийского, - как всегда, безукоризненный придворный, истинный сын Почти Короля.

Он застал отца Луитберги за письменным столом. Тот только что скрепил письмо своей печатью и вложил свиток в кожаный футляр с оттисненным на нем гербом Андосинии. Затем Вилдигерн поднял голову и кивнул Ангеррану.

- Здравствуй, любезный виконт! Я только что написал письмо твоему отцу, майордому Арвернии. Передай его, пожалуйста, в собственные руки Карломану: ведь этим письмом я прошу его дать согласие на твой брак с моей дочерью, принцессой Луитбергой!

С этими словами герцог Андосийский вручил юноше футляр с письмом. Ангерран просиял от радости и поклонился будущему тестю.

- Благодарю тебя, государь Вилдигерн, за твое щедрое гостеприимство! И вдвойне я благодарю тебя за то, что ты ответил согласием на мое сватовство! - растроганно проговорил он.

Герцог Андосийский кивнул и деловито продолжал:

- Тебя будет сопровождать в Арвернию мой посол, граф Алкуин! Он возвратит нашей общей родственнице, вдовствующей герцогине Нантильде Окситанской, драгоценности, которые ее бесчестный внук продал, стараясь заручиться поддержкой при моем дворе.

Ангерран вновь поклонился, благодаря герцога Андосийского уже не за самого себя.

- Хвала тебе, государь Вилдигерн, от лица всех потомков Карломана Великого, за то, что ты бережешь их фамильное достояние!.. И для меня будет большой честью разделить обратный путь в Арвернию с графом Алкуином, твоим знающим советником, испытанным в посольствах!

Герцог Андосийский поднялся и вышел из-за стола и протянул юноше руку, а затем, не выдержав, крепко обнял его за плечи.

- Благодарю тебя, Ангерран, сын мой... Надеюсь, скоро я смогу назвать тебя сыном... За все, что ты сделал для Луитберги, а самое главное - для Андосинии! Теперь я могу быть спокоен: престол гор не пошатнется под вами! Поезжай, но помни: тебя ждут здесь!

Такие напутствия получил Ангерран Кенабумский перед отъездом из Андосинии.

[Артанис]

Цветок Андосинии (окончание)

Миновало некоторое время, необходимое, чтобы проделать долгий путь из предгорий Андосинии до цветущих плодородных долин Арвернии. Уже сияла во всей своей красоте поздняя весна, радовала все сердца, когда Ангерран Кенабумский вместе с андосийским послом, графом Алкуином, приехал в Дурокортер, нынешнюю столицу.

И вот, они находились в покоях отца Ангеррана, Карломана Почти Короля, майордома Арвернии. Сквозь широко распахнутое окно входило весеннее тепло, доносились запахи цветущего сада и молодой листвы, слышались трели птиц. Все это яснее ясного напоминало присутствующим здесь, что настал виннемонат, Месяц Любви.

И теперь Карломан, наслаждавшийся дыханием весны куда больше, чем это возможно для любого человека, сидел за столом вместе со своим сыном и почетным гостем. На столе, среди документов и различных предметов, как обычно, царил тот особый порядок, в котором мог разобраться только сам Карломан.

Он на миг взглянул на своего первенца яркими, зелеными, как молодая листва, глазами, блестевшими сейчас больше обычного. Граф Кенабумский нашел, что его сын сильно изменился. Не столько внешне, хотя юноша немного похудел и загорел во время своей поездки. Однако Ангерран заметно повзрослел душой, он возвратился настоящим мужчиной. На лице его лежал отпечаток приобретенной мудрости, а вместе с тем - гордости своим успехом. Карломан в самом деле знал уже, что его сын прекрасно проявил себя в Андосинии, и сам радовался за него. Еще совсем юный, Ангерран показал себя искусным дипломатом, как и сам граф Кенабумский в свое время. Его наследник хорошо начал свой путь в государственной деятельности!

Но Карломан, чуткий бисклавре, также знал о своем сыне и еще нечто, не менее, а может быть - еще более важное. Ангерран был влюблен; нежный и гордый образ его избранницы, принцессы Луитберги Андосийской, ясно отпечатался в его сердце. Граф Кенабумский видел, что его сын тоскует в разлуке с любимой, хотя юноша старался сосредоточиться на своей посольской службе. Отец пока не заводил с ним речи о его будущем, но про себя гордился выбором сына, и надеялся вскоре обнадежить его.

Однако перво-наперво у Карломана, Почти Короля, имелись другие обязательства, и он должен был прежде всего уладить их. Сейчас перед ним на столе стояла шкатулка с драгоценностями его тетки, герцогини Нантильды Окситанской. А рядом со шкатулкой лежало письмо герцога Андосийского, что он вручил Ангеррану перед отъездом.

Сейчас Карломан беседовал с графом Алкуином, сидевшим за столом напротив него. Что же до Ангеррана, спокойно сидевшего в своем кресле, то он покуда внимательно слушал разговор своего отца с послом Андосинии.

Граф Алкуин указал майордому Арвернии на шкатулку и проговорил:

- Вот, благородный граф: мой государь, герцог Вилдигерн Андосийский, возвращает короне Арвернии драгоценности герцогини Нантильды! Здесь же прилагается их опись, а также документация их купли и продажи: когда, кому и на какие суммы их продавал претендент Реймбаут. Мой государь полагает, что ты лучше всех сможешь распорядиться этими сведениями.

Карломан кивнул в знак согласия и ответил андосийскому послу:

- Благодарю герцога Вилдигерна, справедливо названного Мудрым! И тебя благодарю, добрый граф Алкуин! Я установил не так давно надзор над перемещениями Реймбаута и его слуг в отведенной ему резиденции. А теперь усилю его и дам новые указания своим осведомителям. Реймбаут сам дал мне в руки рычаг для давления, продавая фамильные драгоценности! - энергично пообещал майордом Арвернии.

Граф Алкуин уважительно произнес:

- Государь Вилдигерн заверил меня, что лишь ты один, благородный граф Кенабумский, в силах обуздать недостойного Реймбаута!

- И я сделаю это! - решительно заверил Карломан. - Я позабочусь, чтобы герцогине Нантильде вернули ее реликвии, некогда отданные ей в приданое. А тем самым, мы действительно обуздаем ее внука Реймбаута, хотя бы на некоторое время. Он должен повиноваться своей бабушке, которая еще имеет влияние в Арвернии!

- А еще больше ему следует опасаться влияния Почти Короля! - подхватил андосиец.

- Возможно, - согласился Карломан, не выражая никакого отношения к столь высокой оценке своего значения в королевстве Арвернии. Вместо того он прибавил: - Но я прошу также и тебя, благородный граф Алкуин, задержаться покуда при Дурокортерском дворе, в качестве посла герцогства Андосийского. Я думаю, что Реймбаут, со своей стороны, станет вынюхивать все, что происходит вокруг. Тогда ты, от имени своего государя, засвидетельствуешь бесчестные замыслы претендента, и тем поможешь мне обуздать его.

- Я буду рад исполнить свой долг, благородный майордом! - заверил Алкуин с непривычной для дипломата горячностью, не скрывая отвращения, что внушал ему Реймбаут Окситанский.

- Стало быть, мы договорились! - кивнул Карломан, подведя итог разговора. И, внимательно поглядев на андоскийского графа, он проговорил: - Ну что ж, благородный граф Алкуин: я думаю, что тебе не помешает отдохнуть после долгого пути. Отдыхай и наслаждайся нашим гостеприимством, чтобы тебе не пришлось жаловаться на нелюбезный прием!

Граф Алкуин понял намек Карломана, которому, конечно же, хотелось побеседовать со своим сыном наедине о самом главном. А потому андосиец поднялся с кресла и учтиво поклонился майордому Арвернии.

- Благодарю тебя, благородный граф Кенабумский! - отвечал он. - Я уверен, что гостеприимство Арвернского двора не оставляет желать ничего лучшего! И с великим удовольствием изведаю его, тем более что в самом деле чувствую себя сильно утомленным. Годы мои уже немалы, а путь был долог, так что я буду рад отдохнуть. Доброго дня тебе, благородный граф Кенабумский, и тебе, виконт Ангерран!

При этих словах граф Алкуин с улыбкой задержал на мгновение взгляд на юноше, желая ему счастья в объяснении с родителями. Затем андосиец вышел и направился в покои, которые ему указал здешний слуга.

Карломан молча наблюдал за прощанием андосийского гостя. От его зоркого взора не укрылся его ободряющий взгляд, адресованный Ангеррану. И, когда Алкуин вышел из его покоев, граф Кенабумский чуть кивнул головой ему вслед.

Ангерран же ответил на улыбку графа своей улыбкой в знак прощания. И в то же время он заметил кивок отца, с которым остался теперь наедине.

Дождавшись, когда они с сыном остались вдвоем, Карломан с отцовской гордостью обратился к своему первенцу:

- Ну здравствуй, мой дорогой Ангерран! Я рад твоим успехам в Андосинии и твоему возвращению домой!

Ангерран опустил глаза. Настоящему мужчине, коим его считал отец, не пристало хвастать.

- Мой успех в Андосинии был не так уж велик, батюшка. Да и заслуга принадлежит не только мне одному, - скромно проговорил он. - Герцог Вилдигерн Андосийский и его приближенные все время держались, как преданные союзники, и мне легко было договариваться с ними. Так что я не совершил ничего особенного...

Карломан сдержал улыбку, выслушав сына, и взял в руки футляр с письмом своего кузена, герцога Вилдигерна Андосийского. Но, прежде чем открыть его, он внимательно взглянул на юношу и проницательно поинтересовался:

- Ну а как тебе удалось возобновить знакомство с твоей подругой детства, принцессой Луитбергой Андосийской?

Юноша чуть покраснел, понимая, что отец, как всегда, видит его насквозь.

- Принцесса Луитберга была прекрасна и величава, как эдельвейс на горной вершине, батюшка! - проговорил он несколько сбивчиво, зато горячо, убежденно. - Она выросла истинной наследницей престола, мудрой и знающей. Лучше нее не найти девы во всей бывшей империи!

Карломан добродушно усмехнулся юношеской горячности сына. И, наконец, он сломал печать, чтобы прочесть письмо герцога Вилдигерна. Но прежде спросил сына, как бы невзначай:

- Уж не предложения ли брачного союза между тобой, сын мой, и принцессой Луитбергой мне ожидать в письме герцога Андосийского?

Ангерран опустил голову и произнес с полуулыбкой:

- Я буду счастливее всех, батюшка, если такая просьба будет высказана здесь... И если ты и матушка согласитесь просватать за меня принцессу Луитбергу!

Тогда Карломан, не отвечая сыну, извлек свиток из футляра, который положил на стол. Он мельком охватил взглядом знакомый ему почерк кузена Вилдигерна, крупный и слегка угловатый, как обломки скал в его родных горах. Граф Кенабумский цепким взором выхватил в письме самое главное и внимательно прочел. Затем положил письмо на стол.

Насколько Ангерран знал своего почти непостижимого отца, он понял, что майордом Арвернии ждал именно этих строк в письме. Быть может, потому-то он и послал ко двору герцога Андосийского именно его, Ангеррана! Это было сделано ради Луитберги, наследной принцессы, с которой Ангерран дружил еще в детстве. Стало быть, его отец нашел ее самой лучшей парой для него, своего первенца, и теперь радовался, что между ними все сложилось наилучшим образом. Это обнадеживало юношу и дарило ему надежду на лучшее: если так, то ничто на свете не помешает ему взять в жены Луитбергу!..

Между тем, Карломан поднялся из-за стола, а сын, не успев додумать свои заветные мысли, встал следом за ним.

Карломан жестом пригласил сына подойти к окну. И Ангерран приблизился, и увидел за окном прекрасный цветущий королевский сад, устроенный лучшими садовниками Арвернии. А прямо напротив окна покоев майордома величественно высился дуб, сохранившийся еще от некогда живших здесь вейл. Его кудрявая вершина раскачивалась на ветру не ниже верхних этажей Дурокортерского замка. На ветвях дуба сидели несколько черных воронов. Они наблюдали за Почти Королем и его сыном, который готовился вскоре повести любимую девушку к алтарю Фрейи. Эти вороны были любимцами прадедушки Риваллона. А арверны принимали их за посланцев самого Всеотца Вотана.

Этот вид из покоев своего отца, этот величественный дуб и черные вороны на нем, - все это было памятно Ангеррану с самого детства. И вот теперь юноша, как ни успокаивал себя, все же с волнением ждал, что ему скажет отец.

А Карломан, в свою очередь, вспоминал принцессу Луитбергу, старшую дочь своего кузена, герцога Вилдигерна Андосийского. Он помнил эту весьма способную девочку, ее детскую дружбу, а может быть - и первую любовь с его первенцем Ангерраном, их оживленные споры и искренние примирения. Уже в детстве видно было, что из них вырастет хорошая пара. Потому-то Карломан, посоветовавшись с Альпаидой, и дал своему первенцу поручение в Андосинии. И вот, хвала всемогущей Фрейе, все сложилось наилучшим для всех образом, - об этом свидетельствовало и письмо Вилдигерна. Карломан подумал, что Альпаиду порадует добрая весть. Луитберга и прежде нравилась ей, всегда мечтавшей иметь дочь. Похоже, и Ангерран увидел в девушке много общего со своей мудрой и знающей матушкой, как по кровному родству, так, прежде всего, - по свойствам души.

Подумав так, Карломан обратился к сыну, стоя вместе с ним у окна:

- Я вижу, мой Ангерран, что Фрейя накрепко связала вас с Луитбергой своим золотым ожерельем! Так и должно быть, если всевидящие Норны изначально предназначили вас с ней друг другу! И мы с твоей матушкой, как и вся наша родня, будем счастливы приветствовать твой брачный союз с Луитбергой!

Ангерран распахнул глаза, в первый миг не в силах поверить в исполнение самой желанной мечты.

- Батюшка! Хвала Небесам! Я так надеялся, что вы с матушкой благословите нас с Луитбергой, но тревожился...

Карломан с широкой улыбкой распахнул объятия своему сыну, и двое таких прекрасных и схожих между собой мужчин обнялись крепче крепкого, разделяя общую радость.

- Ну, теперь расскажи мне побольше о своей невесте: как встретились вы с ней? Как осознали свою взаимную любовь? - спросил Карломан.

- Мы с Луитбергой встретились, протанцевав торжественную павану на приеме в честь моего приезда, - стал рассказывать Ангерран. - Мы танцевали вместе и убедились, что узнали друг друга заново. Ну а потом состоялась поездка в Горный Приют, и я оберегал мою принцессу, когда окситанцы попытались похитить ее...

Граф Кенабумский многозначительно кивнул.

- Так значит, окситанец подстерегал принцессу на берегу озера? А в его седельной сумке лежали письма, адресованные Реймбауту? - в его интонациях скользнуло яростное напряжение.

Ангерран подтвердил оба его утверждения.

- Да, батюшка! Так и произошло тогда. Луитберга находилась рядом со мной, за водопадом, пока трубадур Тельефер обманывал похитителя. А, когда того схватили, нашлись письма барона Транкавеля, адресованные Реймбауту. Так что мы уберегли принцессу, да и всю Андосинию, от тяжкого несчастья!

- Ну и хвала Владыкам Асгарда! - подытожил Карломан, успокаиваясь, во всяком случае, с виду. - Ладно, за Реймбаутом я буду теперь хорошо следить!.. А ты, мальчик мой, радуйся: я все улажу. И наша семья, и государь Хлодеберт, мой царственный племянник, а твой кузен, охотно дадут тебе согласие на брак с наследницей престола Андосинии. Конечно, сватовство и приготовления к свадьбе займут какое-то время, но тебе суждено заключить Луитбергу в объятия!

- Да будет так, батюшка! - взволнованно воскликнул Ангерран.

И Карломан, видя горячую радость своего первенца, в свою очередь радовался про себя, что их с Альпаидой названной дочерью станет лучшая из юных дев - принцесса Луитберга, прозванная Цветком Андосинии.

***

И в самом деле, впоследствии все сбылось так, как и мечтали герои этой истории. Все родственники юного виконта Кенабумского охотно дали согласие на его брак с Луитбергой Андосийской. И, хотя сватовство и подготовка к свадьбе заняли целый год, молодым ничего не оставалось, как ждать новой встречи, подобно тому, как ждал Вана-Фрейр свидания с Герд, белорукой дочерью великана.

А, пока они ждали, Реймбаут Окситанский, к своему крайнему разочарованию, узнал, что ему не на что рассчитывать. Самую завидную невесту, наследницу престола Андосинии, просватали за другого. Ему не предоставлялось больше удобного случая, чтобы похитить Луитбергу, а его посланцы томились в андосийской тюрьме. Кроме того, на изгоя обрушилось множество собственных забот. Его бабушка, вдовствующая герцогиня Нантильда, обвинила Реймбаута в продаже фамильных драгоценностей, по счастью, возвращенных ей ныне племянниками - Вилдигерном Андосийским и Карломаном Кенабумским. Реймбаут нехотя попросил у бабушки прощения, а сам понял, что за ним следят, и следует быть осторожным.

Это действительно было так, и в последующие месяцы Карломан Кенабумский узнал через своих соглядатаев, что Реймбаут неоднократно занимал крупные суммы у разного рода темных личностей, для наёма войск и подкупа вельмож в Окситании. Однако майордом Арвернии использовал обязательства Реймбаута против него самого, угрожая передать его в руки кредиторов. Тогда Реймбаут, считавший себя самым умным и хитрым, был вынужден смириться. Время окситанского изгоя еще не пришло...

Зато для Ангеррана и Луитберги наступило время взаимной любви. После сватовства и всех обязательных церемоний, подобающих в знатных семьях, спустя год, наконец, состоялась их свадьба. Следующей весной принцесса Луитберга приехала в Дурокортер вместе со своей бабушкой, вдовствующей герцогиней Билихильдой.

Могло ли быть что-нибудь радостнее новой встречи Ангеррана с Луитбергой, после столь долгой разлуки?! К своей величайшей радости, юноша и девушка убедились, что их чувства вовсе не остыли за это время. Оба они столько думали и говорили друг о друге со всеми подряд, что чарующим образам не дано было поблекнуть в их душе, сколько бы времени ни прошло. Все это время любовь только расцветала в их душах, точно неувядающий эдельвейс.

И вот, наконец, Луитберга приехала, и они с Ангерраном, наконец, сочетались браком перед алтарем Фрейи. Их свадьбу отпраздновали по-королевски. Тельефер, приехавший вместе со свитой андосийской принцессы, по праву своего давнего участия в этой истории, пел в честь молодых свои лучшие песни. Все поздравляли Ангеррана и Луитбергу - прекрасную юную пару.

Так Цветок Андосинии спустился вниз, на равнину Арвернии. Луитберга с Ангерраном стали счастливой четой, обретя друг друга раз и навсегда. У них родились пятеро детей, порадовав Карломана и Альпаиду, еще молодых, счастьем обрести внуков. Двое старших сыновей, Хлодион и Хродеберг, когда подросли, воспитывались в Андосинии, у деда по матери, герцога Вилдигерна, в качестве его наследников. За ними у Луитберги и Ангеррана родились две дочери, Герберга и Лиутгарда, и, наконец, младший сын Аделард. Ему со временем суждено было стать, после своих деда и отца, третьим графом Кенабумским.

Так, к общему благу, распределилось потомство, что подарила своему возлюбленному супругу Луитберга, Цветок Андосинии.

[katarsis]

В основной книге Луитберга почти не раскрыта: там слишком много персонажей, которых тоже раскрывать надо. Но зато мы с ней познакомились здесь. А заодно с Ангерраном в молодости и с тем, как развивались их отношения. Романтично, и даже с элементами остросюжетности. Может, и не рыцарский роман, но всё равно романтично.

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа katarsis!

В основной книге Луитберга почти не раскрыта: там слишком много персонажей, которых тоже раскрывать надо. Но зато мы с ней познакомились здесь. А заодно с Ангерраном в молодости и с тем, как развивались их отношения. Романтично, и даже с элементами остросюжетности. Может, и не рыцарский роман, но всё равно романтично.

Да, о Луитберге и Ангерране говорилось прежде не так уж много. Вот потому мы и решили исправить этот пробел, посвятив им отдельное произведение. В основном повествовании Луитберга - прежде всего жена и мать, да и Ангерран там показан прежде всего как государственный деятель. Но оказывается, что и им отнюдь не чужда романтика, и они некогда ради любви готовы на все. Да и Луитберга - не просто средневековая домохозяйка.
Но их жизнь все же развивалась преимущественно прямо и понятно. А вот в жизни Карломана, в силу его оборотнической природы, случались непредвиденные зигзаги. Впрочем, мы об этом уже знаем. Настало время подробно рассказать то, о чем прежде лишь неоднократно упоминалось в других частях нашего повествования.
Мы надеемся на ваше внимание, наши дорогие читатели! Просим вас: пишите, пожалуйста, почаще!

Маскарад (начало)

На знойных берегах Зеленого Моря, в прекрасных городах Венетийской Лиги, поздняя осень, слывущая на севере унылой порой, все еще радовала все чувства человека, знающего толк в красотах природы. В эту пору, когда спадала нестерпимая жара, землепашцы заново сеяли хлеб и овощи, чтобы к весне, пережив короткую и бесснежную зиму, собрать первый урожай будущего года. А рыбаки с побережья смело выходили на своих лодках в море, когда утихали осенние бури, на ловлю рыбы, а также крабов, раковин и других даров моря. Те составляли у венетийцев и их соседей, особенно бедняков, большую часть пищи.

В эту же приятную осеннюю пору созревали апельсины, лимоны, гранаты и прочие плоды в садах на холмах вокруг. А немногим раньше заканчивали собирать оливки и виноград. Молодое вино нынешнего, 788 года от рождения императора Карломана Великого, уже отстаивалось в бочках и глиняных сосудах.

Одиннадцатый месяц года, который арверны называли гебирстмонатом (месяцем листопада) радовал южан и теплом, и светом. Здесь, в жарких краях, солнечная колесница никогда не скрывалась надолго за мрачным пологом дождевых туч. В любой день она по-прежнему озаряла землю, цветущую даже сейчас. Не потому ли одно из прекраснейших владений Венетийской Лиги звалось Розалией - краем цветущих роз под жарким южным солнцем. И, хоть осенние листья в эту пору все же начали постепенно опадать, но постепенно, и не в таком количестве, чтобы навевать тоску. А, если иногда дождь, куда более бурный, чем в северных странах, и омрачал ясное небо, то зато после него все, что зеленело, пускалось в рост еще сильнее, обещая будущие урожаи.

А еще венетийцы и розалийцы любили эту осеннюю пору, потому что тогда все отмечали праздник в честь сбора урожая. Этот праздник, который живущие на западе "дети богини Дану" называли Самхайном, здесь, на берегах Зеленого Моря, был еще более популярен. Люди отдыхали от палящего летнего зноя и от полевых работ. Венетийские простолюдины в эту пору ненадолго забывали свою однообразную, размеренную жизнь, и устраивали праздничные шествия, многоцветные, шумные карнавалы. Знать Венетийской Лиги веселилась осенью не меньше, но их развлечения были богаче, изящнее и разнообразнее. Особенно они любили балы-маскарады, обязательно устраивали их в честь осеннего праздника. Да, венетийцы умели жить со вкусом!

Но пока еще праздник не наступил. Однако к нему готовились в палаццо герцога Розалийского, Антенорио Луччини.

Его дворец стоял на вершине холма, окруженный апельсиновыми и гранатовыми рощами, посвященными Помоне и Церере. С вершины холма виднелись улицы и каналы древней Розалии, спускающиеся вниз, к морю. А сам дворец герцога, двор и сад вокруг него представляли собой чудо красоты, какое только может сотворить человеческое усердие на протяжении многих поколений, в одном из красивейших мест на земле.

И впрямь, палаццо герцогов Розалийских, сиявшее молочно-белым мрамором портиков и колонн, даже снаружи выглядело настоящим чудом архитектурного искусства. А ведь внутри дворец был полон сокровищ и редких коллекций всего, что создавали люди: старинных книг и редких картин, драгоценностей и оружия, прекрасных статуй и камей. Просто побывать здесь - уже было заветной мечтой для многих знающих людей.

Эту жемчужину побережья обрамляла великолепная оправа. В розарии цвели замечательные поздние розы, к которым розалийцы питали особую склонность. Среди вянущей листвы в саду еще золотились плоды апельсинов и лимонов, свисали с веток тяжелые гранаты, полные сладких зерен. А ближе к дворцу лежал прямоугольный дворик, гладко вымощенный серой плиткой. То тут, то там в саду белели мраморные изваяния нимф, фавнов, кентавров, древних героев и других существ. В центре дворика находился фонтан, изображавший наяду с кувшином в руках. Из кувшина, который она опрокидывала над мраморным бассейном, постоянно бежала вода, ниспадая вниз, и наполняла его широкую чашу. Возле фонтана рос стройный клен, и его опадающие красно-золотые листья, как звезды, плавали на поверхности воды. А вокруг фонтана располагалась крытая галерея, поддерживаемая колоннами. Она соединяла двор с дворцом герцога.

Сейчас, в погожий осенний день, на высоком мраморном бордюре у фонтана сидела прекрасная дева. В отличие от большинства южных красавиц, она была золотоволосой. Пышный поток ее волос ниспадал водопадом ей на плечи и на спину, и их живое, блестящее золото могло посрамить тускнеющие осенние лучи слабого солнца. При солнечных волосах, у нее были черные глаза, яркие, как пламя огнедышащей горы, неугасимо блестящие, отражавшие все движения души девушки, выдававшие в ней страстную натуру. Сказать, что эта дева была прекрасна - значило ничего не сказать, по сути дела! Она выглядела прямо-таки самим воплощением цветущей красоты, женственности, нежной и потаенно сильной. Особенно когда, как сейчас, она улыбалась своими чуточку полными, но изящной формы алыми губами, и эти губы открывали ее сияющие белоснежные зубы. Кто мог быть краше нее, когда она сидела вот так, в платье из переливчатого многоцветного шелка, в сандалиях из золоченой кожи на маленьких изящных ножках? Сейчас девушка глядела в фонтан, наблюдая, как золотые рыбки, доставленные купцами из далеких стран за Окруженным Морем, плавали в фонтане среди опавших кленовых листьев, такие же яркие, как и те. И прекрасные глаза девы блестели сейчас еще сильнее обычного, словно в ней кипела жизненная сила, какой хватило бы на нескольких живущих.

Это была Лукреция, дочь герцога Розалийского, Антенорио Луччини. К этому времени, хоть она была еще совсем молода, о ней шла слава по всем краям. И славилась она не только своей выдающейся красотой. Лукреция была широко образована, интересовалась медициной и другими науками, поэзией, философией. Казалось, ее интересовало все на свете! При этом, она ездила верхом и умела фехтовать не хуже любого из молодых сеньоров, которые безуспешно пытались ухаживать за ней. Такие свойства и необыкновенная красота Лукреции привлекли бы к ней общее внимание, даже не будь она дочерью герцога Розалийского. Немудрено же, что теперь о ней пели песни и рассказывали разнообразные истории. Кое-кто уже вспоминал, что в семействе Луччини текла кровь оборотней, и блеск глаз прекрасной Лукреции тоже кое-что означал... Но сама красавица лишь многозначительно усмехалась, когда до нее доходили слухи.

Итак, Лукреция любовалась золотыми рыбками и листьями в фонтане. А тем временем, в ее сторону приближалась ее бабушка по отцу, вдовствующая герцогиня Химнехильда. Она чинно шествовала по галерее, в сопровождении двух фрейлин и своего секретаря. Их разговор долетел до чуткого слуха Лукреции.

- Скажи мне, Януарио: какие новости при дворе моего сына? - осведомилась герцогиня Химнехильда.

- Государыня, к твоему светлейшему сыну прибыл посол от дожа Венетии, главы Лиги, - послышался приятный голос секретаря. - Посол сейчас находится у герцога, и, вероятно, докладывает ему последние известия.

- Я думаю, - медленно проговорила Химнехильда, - что посланник прибыл к нам, чтобы сообщить о скором приезде в Розалию посла Арвернии - графа Карломана Кенабумского. Он уже давно ездит с посольской миссией по городам Лиги, и ему было бы уместно заглянуть и к нам. Я много слышала о нем, ведь он приходится мне племянником, незаконным сыном моего царственного брата Хлодеберта. Нынешний же король Арвернии - единокровный брат Карломана. Тот еще молод, но уже весьма прославился изрядными государственными дарованиями.

Так Лукреция услышала об арвернском после, графе Карломане Кенабумском, и это имя отозвалось в ее сердце, шевельнулось сладко и томительно. Как все потомки Других Народов, Лукреция улавливала веления судьбы, и узнавала волю вещих Парок, Мойр или Норн во всем. Она задумчиво провела ладонью по воде, распугивая своих любимиц, золотых рыбок. И обернулась, собираясь поприветствовать вдовствующую герцогиню, когда та со своей свитой выйдет из галереи. А пока что девушка продолжала еще более чутко прислушиваться к разговору своей бабушки и ее секретаря.

- Я также слышал о графе Карломане Кенабумском, - подтвердил Януарио, секретарь герцогини. - Посол от дожа Венетии сообщает, что граф блестяще помог Лиге разрешить очередной спор с Нибелунгией, грозивший войной, - секретарь говорил кратко и учтиво, а также вполне объективно, не упоминая, что молодой арвернский посол состоял в родстве с самой герцогиней.

Шлейф траурного платья Химнехильды прошуршал по мраморным плитам галереи, явственно приближаясь. И до девушки, сидевшей возле фонтана, донесся одобрительный голос бабушки:

- Что ж, Януарио, я знаю, что на твою оценку всегда можно положиться! Ты, как обычно, осведомлен лучше других, и вовремя приносишь полезные известия!.. Стало быть, нам надлежит принять такого именитого гостя, как подобает, чтобы затмить в его глазах прием даже самого дожа Венетии!.. Кстати, приезд моего племянника, графа Кенабумского, очень удачно совпадет с осенним праздником! В этом году маскарад должен превзойти все ожидания!

С этими словами герцогиня Химнехильда в сопровождении своей свиты вышла из галереи к фонтану, возле которого сидела ее внучка.

Она была второй по возрасту из знаменитых Арвернских Сестер, дочерей короля Арвернии Адальрика Вещего и королевы Балтильды Адуатукийской. Как и ее сестры, бывшая арвернская принцесса отличалась сильным характером. В качестве жены и матери правящих особ, она оказывала немалое влияние на политику, и особенно - на международные отношения. Об этом вдовствующая герцогиня и беседовала со своим секретарем, выйдя из галереи к фонтану.

Лукреция тут же, заранее узнав о присутствии своей бабушки, поднялась на ноги и приветствовала ее изящным книксеном.

Герцогиня Химнехильда приветливо кивнула своей внучке и подошла ближе. Одновременно она сделала знак своим фрейлинам, и те остались стоять в стороне. Лишь Януарио приблизился к владетельным дамам, поскольку пользовался полным доверием их обеих и самого герцога Розалийского.

Вдовствующая герцогиня обратилась к своей внучке:

- Добрый день тебе, Лукреция! Я именно сейчас подумала о тебе: уж наверное, ты не упустишь случая еще насладиться свежим воздухом, пока тепло. И в самом деле, я застаю тебя у фонтана!

- Добрый день и тебе, бабушка! - приветливо ответила девушка. - Пока от меня не требуется никаких особых обязательств, почему бы мне не полюбоваться рыбками в фонтане? Впрочем, я видела, что вы с Януарио уже обсуждаете будущий осенний праздник?

- Это правда, - отвечала ей бабушка. - В этом году праздник и маскарад должны пройти особенно блестяще! Потому что к нам приезжает гость. Мой племянник, граф Карломан Кенабумский, посол Арвернии.

- Который недаром слывет одним из самых замечательных людей нашего времени, - дополнил Януарио слова герцогини, но так, что это прозвучало вполне учтиво.

Януарио, худощавый смуглый человек с яркими желтыми глазами, был на самом деле оборотнем. Он выглядел лет на сорок, но в действительности был куда старше. В свое время он был наставником маленькой Лукреции, и учил ее владеть и правильно распоряжаться многообещающими, но и опасными способностями, какие ей дарило оборотничество. Как многие оборотни-волки, не создавшие собственной стаи, Януарио избрал верную службу своему вожаку и его близким. И теперь он присутствовал при беседе дам, изредка произнося что-нибудь, всегда остроумно и уместно.

Лукреция скрестила руки на груди, сдерживая интерес, который в ней вызвало имя еще не виденного до сих пор родственника.

- Ну что ж, тем лучше! Надеюсь, что наш родич и гость поможет нам провести осенние празднества веселее, чем они проходят обычно? - на ее устах мелькнула лукавая улыбка. - А я подумаю, чем удивить его, чтобы ему понравилось гостить у нас!

Химнехильда удовлетворенно кивнула своей крупной черно-седой головой, скрытой под траурным покрывалом.

- Я надеюсь, что ты в самом деле примешь нашего гостя по-родственному! Герцогство Розалийское просто обязано показать лучшее, что у нас есть. Когда я приехала из Арвернии, меня больше всего поразили здешние бурные празднества! Пусть же и мой племянник поглядит, как наслаждаются жизнью под южным солнцем. И ты, моя дорогая внучка, живое доказательство тому! Ты уже готовишься к маскараду?

Лукреция потянулась и ответила, блеснув своими горячими глазами:

- Я советовалась со своими лучшими портными и ювелирами о будущем маскарадном наряде! Маэстро Флориано уже огранил мои новые хризобериллы, меняющие цвет, и теперь мне следует продумать, как будет выглядеть мой праздничный наряд!

Герцогиня Химнехильда с гордостью улыбнулась. В пору ее юности арвернским принцессам не позволялось так своевольничать. Но Лукреция была наследницей герцогства Розалийского, и к тому же, во всех отношениях отличалась от обычных девушек. Ни родители, ни бабушка не могли ни в чем ограничивать свою золотую волчицу.

- Во всяком случае, я уверена, что все молодые сеньоры вновь станут падать перед тобой на колени с просьбой протанцевать с ними хотя бы дважды. Только вряд ли им что-то светит, - произнесла герцогиня, зная свою внучку.

Лукреция усмехнулась улыбкой победительницы.

- Бабушка, я же не виновата, что большинство венетийских сеньоров скучны мне, поскольку с ними не о чем поговорить! - произнесла она. - Я никому не уделяю слишком много времени, чтобы не заснуть от скуки, а еще - чтобы ни один из них не возомнил, будто я им интересуюсь, когда у меня ни к кому не лежит душа.

Герцогиня взяла внучку за руку.

- Ладно; наверное, ты права, Лукреция. Во всяком случае, при такой политике бедные юноши еще не теряют головы и не сражаются в поединках ради тебя, - произнесла она.

Тут Януарио снова негромко проговорил:

- Что ж, сеньорита Лукреция: в лице будущего гостя и родственника, графа Карломана Кенабумского, ты, вероятно, обретешь интересного собеседника, с которым тебе в самом деле можно будет беседовать о чем угодно!

Лукреция улыбнулась, обнадеженная. Но ничего не успела сказать. Потому что тут как раз подошел со стороны дворца слуга в ливрее дома Луччини, и, поклонившись, обратился к Химнехильде:

- Сеньора герцогиня, государь Антенорио призывает тебя!

Вдовствующая герцогиня выпрямилась, гордая, что ее сын-герцог еще советовался с ней. Она ответила слуге:

- Ступай вперед, передай моему светлейшему сыну, что я сейчас приду! Должно быть, это касается скорого приезда моего родича, графа Кенабумского...

Слуга удалился так же быстро, как и пришел. А герцогиня Химнехильда обернулась к секретарю и приказала:

- Януарио, составь приглашения на маскарад всем патрицианским семьям Розалии!

- Да, государыня! - секретарь поклонился дамам и бесшумно удалился.

Химнехильда же ненадолго задержалась, чтобы сказать своей внучке еще несколько слов:

- Так помни, Лукреция: на маскараде ты вправе превзойти саму себя, не то что всех прочих, которым и так не тягаться с тобой! У меня есть прекрасные ткани: виссон, тонкий, как сотканный воздух, и пурпурный шелк, достойный, чтобы его носила царица Марции или Агайи. Они как раз придутся тебе к лицу и к твоим новым драгоценностям.

- О, бабушка, благодарю тебя! - улыбнулась девушка. - Ты права: из них получатся замечательные одеяния!

Герцогиня Химнехильда с гордостью поцеловала внучку в щеку, - она переняла эту манеру экспансивных венетийцев, прожив много лет в Розалии. Затем она сделала знак своим фрейлинам и чинно удалилась вместе с ними в сторону дворца.

А прекрасная Лукреция, оставшись одна, вновь села на бордюр фонтана, глядя, как в воде плескались золотые рыбки и плавали опавшие листья. Но о чем она думала сейчас, кроме предстоящего маскарада, танцев да поклонников, нарядов да драгоценностей? Этого покуда никто не знал...

[katarsis]

Венетийскую Лигу мы ещё не видели.

- Что ж, Януарио, я знаю, что на твою оценку всегда можно положиться! Ты, как обычно, осведомлен лучше других, и вовремя приносишь полезные известия!.. Стало быть, нам надлежит принять такого именитого гостя, как подобает, чтобы затмить в его глазах прием даже самого дожа Венетии!.. Кстати, приезд моего племянника, графа Кенабумского, очень удачно совпадет с осенним праздником! В этом году маскарад должен превзойти все ожидания!

Ещё как затмят! Розалию он запомнит, как никакой другой город Лиги.

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа katarsis!

Венетийскую Лигу мы ещё не видели.

- Что ж, Януарио, я знаю, что на твою оценку всегда можно положиться! Ты, как обычно, осведомлен лучше других, и вовремя приносишь полезные известия!.. Стало быть, нам надлежит принять такого именитого гостя, как подобает, чтобы затмить в его глазах прием даже самого дожа Венетии!.. Кстати, приезд моего племянника, графа Кенабумского, очень удачно совпадет с осенним праздником! В этом году маскарад должен превзойти все ожидания!

Ещё как затмят! Розалию он запомнит, как никакой другой город Лиги.

Вот, теперь мы увидим, как минимум, один город Венетийской Лиги, и познакомимся с некоторыми ее весьма интересными обитателями.
Да, у Карломана останутся незабываемые воспоминания. Да и о нем тоже (и не только воспоминания).
Надеюсь, что это произведение запомнится и нашим читателям, сколько их есть!

Маскарад (продолжение)

Покои герцога Розалийского были убраны с тонким вкусом, и в то же время - с роскошью, какую могли себе позволить только патриции Венетийской Лиги. Стол и книжные шкафы были сделаны из туевого дерева. На полках стояло множество книг с надписанными на корешках именами самых известных писателей. Каждая книга стояла, обернутая в бархат, который снимали с них, только когда их брали читать сам герцог, его дочь или кто-нибудь из знатных гостей. Впрочем, читали их часто.

На шкафу и на деревянных стойках, вбитых в стену, красовались мраморные бюсты предков - знаменитых патрициев рода Луччини, с чертами фамильного сходства. Давно ушедшие прародители, чей прах, после погребального костра, хранился в урнах фамильной гробницы, казалось, глядели неподвижными очами бюстов на жизнь своих наследников. Что ж, им не пришлось бы разочароваться! Нынешний герцог, и его покойный отец, Ордолафо Луччини, ничего не утратили из фамильного достояния, а только приумножили его.

Это было видно по всему - по драпировкам на стене из дорогой ткани, цвета морской волны, по бронзовым элементам в отделке покоев, по подсвечникам из того же металла, стоявшим на столе и на полу, украшенным гербом герцогства Розалии - золотой розой. Роза присутствовала здесь повсюду и во всех видах, повторялась много раз: в виде гирлянд под потолком и вышивок на драпировках, в виде бронзовых отливок, в виде золотого тиснения на бархате обложек книг. И кувшин из тонкого цветного стекла, стоявший на столе у герцога Розалийского, тоже был сделан в виде полураспустившегося бутона розы. Он переливался всеми оттенками розового и алого, как настоящие лепестки роз.

Сейчас герцог Розалийский, Антенорио Луччини, стоял возле большого полотна, висевшего на одной из стен. На нем было изображено генеалогическое древо потомков Карломана Великого. За долгие века их род многократно переплетался со всеми правящими династиями, от Окруженного Моря до северных стран. Но здесь не просто перечислялись имена, но также изображены были маленькие портреты наиболее значительных лиц, и их гербы и эмблемы. В своем роде, это генеалогическое древо представляло собой настоящее произведение искусства.

Рядом с герцогом, видным мужчиной, едва достигшим средних лет, стояла его мать, вдовствующая герцогиня Химнехильда. Она положила руку на плечо своему светлейшему сыну, и они вдвоем разглядывали генеалогическое древо.

Нет, не просто древо. Их глаза не блуждали по полотнищу, не обращались к давно ушедшим поколениям. Оба - и мать, и сын, - разглядывали лишь одно место в нижней части полотна, относящейся к нынешним поколениям. То был портрет черноволосого зеленоглазого юноши. А под его изображением красовался анфас волк с такими же зелеными очами.

- Граф Карломан Кенабумский, наш будущий гость, - указал герцог Розалийский на портрет юноши.

- Мой племянник от среднего брата, государя Хлодеберта V, - кивнула Химнехильда, с задумчивой грустью разглядывая портрет юноши. Тот был поразительно похож на ее покойного царственного брата, если бы не необычные зеленые глаза.

Химнехильда кое-что знала о Других Народах: ведь и ее покойный супруг, Ордолафо Луччини, был оборотнем-волком, как и многие в его роду. Антенорио, их сын, уродился человеком, но все же унаследовал некоторые особые свойства. А Лукреция, его дочь, вся пошла в деда. Жители Венетийской Лиги не боялись Других Народов, но и не выставляли напоказ связь с ними, как "дети богини Дану". Те, в ком текла нечеловеческая кровь, не отрицали этого, и вели себя, при правильном воспитании, как обычные люди, но проявляли себя только в чрезвычайных случаях.

И Химнехильда, как и ее сын, догадывались, что молодой граф Кенабумский неспроста взял себе эмблемой волка. Вдовствующая герцогиня Розалийская помнила и его будущую мать, армориканскую королеву Гвиневеру, когда та, еще девочкой, воспитывалась при королевском дворе Арвернии. В этой девочке уже тогда было нечто особенное, что она наверняка передала по наследству своей плоти и крови. И вот - теперь ее сын от Хлодеберта собирался приехать к ним, в герцогство Розалийское!..

Антенорио подтвердил догадки своей матушки:

- Уже скоро, матушка, нам следует ожидать приезда моего кузена, графа Кенабумского, на осенний праздник! Да и не только его одного. Сам дож Венетии направляет к нам вместе с Карломаном своего внука, Лоренцо Висконти, также моего родича. Должно быть, граф Кенабумский в самом деле очаровал всех в Венетии своими дипломатическими дарованиями! Сеньору Висконти будет поручено ввести Карломана в мой дом и представить его мне и моей семье, а также высшему свету Розалии.

Герцогиня Химнехильда кивнула с почтительным удивлением.

- Вот как! Что ж, значит, дож в самом деле очень высоко ставит моего племянника! Не ожидала, что он пошлет вместе с ним и молодого Лоренцо, которого обычно держит при себе. Ведь чаще всего дож отпускает его только с самыми высокими гостями, и по самым важным поручениям.

- Это правда, - согласился герцог Антенорио. - Что ж, я напишу ответное письмо дожу Венетии, исполненное благодарности. И я с удовольствием приму молодого Лоренцо Висконти, и, разумеется, нашего родича, графа Кенабумского!

- Это будет прекрасно! - одобрительно произнесла Химнехильда, глядя на изображение юноши, так похожего на ее ныне, увы, уже покойного брата. - Но нам следует подумать, как лучше всего встретить Карломана, и чем произвести на него впечатление. Ведь он повидал уже многое, и следует очень постараться, чтобы наш прием хоть чем-то отличался для него от всех прочих.

Герцог Розалийский широко развел руками, как бы желая объять все свое богатство и сокровища своего дворца.

- Неужели же мне нечем удивить хотя бы и самого взыскательного гостя! - гордо произнес он. - В моем дворце собраны коллекции самых прекрасных и редких вещей. Мы покажем моему кузену собрания книг и картин, коллекцию оружия из Медиоланы, редкие статуи и камеи, изделия величайших мастеров. Да тут не хватит седьмицы, чтобы все обойти и осмотреть как следует! Я думаю, что кузена Карломана заинтересуют наши коллекции. Мне не раз доводилось слышать, что Карломан Кенабумский очень любознателен. Говорят, нет отрасли науки или искусства, которое бы его не интересовало. И во всем он разбирается со знанием дела.

- В этом он схож с нашей Лукрецией, не правда ли? У нашей девочки становится все больше самых разнообразных интересов, - проговорила Химнехильда с нескрываемой гордостью за свою великолепную внучку. И в ее глазах вспыхнула еще более сильная фамильная гордость: - Должно быть, они унаследовали эти свойства от нашего общего прародителя, Карломана Великого! Как бы он мог создать огромную империю, если бы не стремился исследовать Срединный Мир, не ценил красоту и мудрость, не искал бы между живущими точки сближения, а не разделения!

- Точки сближения, - задумчиво повторил Антенорио Луччини. - Их-то нам и следует найти, встречая моего кузена, Карломана Кенабумского. Я буду рад показать ему наши фамильные коллекции, и думаю, что Лукреция тоже присоединится к нашему обществу. Однако требуется еще нечто новое, чтобы наш высокий гость не подумал, что мы живем одной лишь славой прошлого! Следует показать Карломану нечто такое, чего он еще не видел даже при дворе самого дожа Венетии... Да, кстати: а маэстро Флориано уже закончил гранить хризобериллы, которые ему заказала Лукреция?

- Да, хвала Небесам! - ответила вдовствующая герцогиня. - Флориано огранил их так искусно, что камни меняют цвет в зависимости от освещения. Лукреция рассчитывает надеть свои новые драгоценности на предстоящий маскарад, чтобы поразить всех.

- Должно быть, действительно прекрасные вещи, как все, что исходит из рук маэстро Флориано, - восхищенно согласился герцог Розалийский. - Вот это мастер! И ювелир, и живописец, и архитектор, и изобретатель! Недаром говорят, что Флориано - избранник Муз, покровительниц наук и искусств, - он указал на картину, где были изображены все девять прекрасных дочерей Памяти, каждая - с атрибутами своего предназначения.

Герцогиня Химнехильда тоже взглянула на картину, написанную маэстро Флориано в честь его небесных покровительниц. И уважительно кивнула:

- Ты прав, сын мой! Несомненно, Флориано - один из тех людей, которым суждено прославить наше время. Счастье, что он покуда работает у нас в Розалии: ведь многим государям хотелось бы переманить его. Я не удивлюсь, если когда-нибудь самый малый предмет работы Флориано оценят выше всех коллекций Розалийского дворца!

- Мне бы этого не хотелось, - заметил Антенорио. - Я чту маэстро Флориано, но будет несправедливо, если остальные произведения искусства, древние и современные, окажутся забыты!.. Однако сейчас мне нужен именно Флориано, точнее - его механические изобретения. Его бронзовые поющие птицы и золотой лающий пес, такой же, какого, по легенде, Тантал похитил из небесных чертогов своего отца Юпитера, поистине совершенны. Почти все, кто видел их, приписывают их создание чародейству. Мало кто верит, что единственное волшебство заключается в замыслах и одаренных руках их создателя! Надеюсь, что маэстро Флориано закончит к приезду высокого гостя очередное механическое создание, чтобы порадовать его чем-нибудь совсем новым. Уж Карломан-то наверняка сумеет понять, как устроены такие изобретения!

Герцогиня Химнехильда с сомнением покачала головой.

- Успеет ли Флориано закончить новое изобретение к приезду Карломана? Времени осталось не так уж много!

- У него есть незаконченные механические сооружения, над которыми он работает на досуге. Теперь я велю ему довести их до ума за оставшееся время, скрепить все пружины и рычаги, чтобы они двигались в точности как живые, - энергично проговорил герцог Розалийский. - Однако же следует позаботиться и о предстоящем маскараде! Я поручаю тебе, матушка, устроить в нашем дворце осенние празднества с подобающей красотой и пышностью!

- Ты прав, мой дорогой сын: ведь в этом году нас ожидает двойной праздник, в честь осеннего урожая и в честь приезда высокого гостя - посла Арвернии, графа Карломана Кенабумского, - подтвердила герцогиня Химнехильда. - Стало быть, и маскарад этой осенью должен стать необыкновенным действом, какое запомнится надолго всем, кто его видит! Что ж: я уже начала кое-что устраивать. Януарио разошлет приглашения всем патрицианским семействам Розалии. А наша Лукреция уже готовится блистать на маскараде.

- Я надеюсь, ты все устроишь в лучшем виде, - с облегчением произнес герцог Розалийский, и продолжал обсуждать со своей матерью будущие празднества и приезд высокого гостя.

[Артанис]

Маскарад (продолжение)

Прошло некоторое время, в течение которого розалийцы принялись усердно готовиться к предстоящим осенним празднествам, хотя те и так были для них излюбленным развлечением, и к приезду высокого гостя - графа Карломана Кенабумского.

Герцог Антенорио уже отослал благодарственное письмо дожу Венетии, по морю, на самой быстроходной из своих галер. Он уверял, что примет дорогих гостей, как старых друзей и родственников. А сам, тем временем, рассчитывал устроить в своем палаццо незабываемые празднества.

Секретарь вдовствующей герцогини, Януарио, разослал приглашения на маскарад всем патрицианским семействам Розалии. Все до одного отвечали благодарственными письмами, с подтверждением, что гости обязательно прибудут. Известие о приезде загадочного посла из Арвернии привлекало под кров герцога Розалийского даже тех, кто жил в своих владениях уединенно. Даже те, кто враждовал с правящим родом Луччини, нынче собирались приехать на маскарад, исполненные более или менее дружелюбного любопытства.

В это время хитроумный изобретатель, маэстро Флориано, в своей мастерской делал механическое сооружение, которое должно было поразить воображение всех гостей без исключения.

Спустя некоторое время гонец герцога, вернувшись на галере домой, сообщил, что Карломан Кенабумский и Лоренцо Висконти уже взошли на самый роскошный корабль, какой им мог предоставить дож Венетии. Теперь они находились в пути по волнам Зеленого Моря, и вскоре должны были прибыть в Розалию.

***

В один прекрасный день, когда ветер рассеял собравшиеся над морем тучи, и выглянуло поблекшее осеннее солнце, можно было залюбоваться видом, что открывался с балкона верхнего этажа палаццо. Отсюда виднелся сад, в котором еще золотились поздние апельсины. А еще ближе лежал розарий, в котором цвели алые, белые, желтые, розовые, бархатисто-темные розы, живые символы герцогства Розалии. Сад был прекрасен даже сейчас, поздней осенью. Дальше, за апельсиновыми деревьями, возвышалась стена, а за ней лежал город. С балкона герцогского дворца, стоявшего на вершине холма, видно было далеко. Смотревшие оттуда могли разглядеть узкие улицы, убегавшие вниз, к морю. С высоты виднелись стены домов, сложенные из местного ракушечника, и свайные постройки. Синели водные улицы - каналы. По ним проплывали лодки, а через висячие мостики, переброшенные через каналы, расхаживали люди. По пыльным улицам пробегали босоногие мальчишки, проезжали на запряженных ослами повозках продавцы зелени, фруктов и даров моря. Слышался рев животных и возгласы погонщиков, скрип колес и песни, ритмичные возгласы лодочников на каналах. Изредка проезжал всадник, перед которым все расступались, поскольку ездили верхом в приморских городах только знатные люди и их приближенные. Воздух был пропитан соленым запахом моря, к которому примешивались запахи садов и пыли.

Все это было Розалией, ее повседневной жизнью. Такие картины можно было наблюдать здесь ежедневно, как и в других городах Венетийской Лиги.

На эти картины, хорошо знакомые им, глядели с балкона сам герцог Розалийский, Антенорио Луччини, и его дочь, прекрасная Лукреция. Они пока что молчали, но мысли их обоих касались, так или иначе, предстоящего маскарада.

Лукреция светилась от радости, и ее черные глаза горели живым пламенем. Высокая грудь девушки во время дыхания колыхала легкую ткань платья. Дочь герцога предвкушала будущие празднества. Ведь ждать оставалось не так долго! Сегодня она собиралась примерить маску для предстоящего бала-маскарада. Ее собирался сделать сам маэстро Флориано, лучший из мастеров. Он один знал, как должна выглядеть ее маска, заказанная заранее. Никому другому своевольная красавица не открывала, каков будет ее маскарадный костюм. Как же ей было теперь не веселиться, предвкушая будущий маскарад!

А вот ее светлейший отец, напротив, выглядел крайне серьезным. Он стоял, держась руками за перила балкона. Его весьма волновал будущий гость, граф Кенабумский. Герцогу Розалийскому оставалось лишь надеяться, что тому понравится оказанный ему прием. Антенорио надеялся все подготовить заранее. И потому он, на всякий случай, обратился к Лукреции, зная, как она любила кружить головы пылким юношам. Быть может, иногда герцог Розалийский и позволял своей красавице-дочери лишнее. Но сейчас он счел необходимым говорить с ней твердо и властно, как подобало отцу, облеченному ответственностью за свое высокое положение.

- Моя дорогая Лукреция, как тебе известно, в течение нынешней седьмицы к нам приедет на предстоящий маскарад сеньор Лоренцо Висконти, внук дожа Венетии и твой кузен. А вместе с ним прибудет и граф Карломан Кенабумский, посол Арвернии. Он приходится мне кузеном по материнской линии.

- Я знаю, батюшка; изучала же я генеалогию своей родной семьи! - Лукреция улыбнулась, предвкушая будущие празднества. - С кузеном Лоренцо я дружила в детстве, и буду рада встретить его. И мне весьма любопытно, каким окажется наш гость...

- Об этом я и хочу напомнить тебе, Лукреция! - герцог Розалийский слегка повысил голос. - Я прошу тебя, моя ветреница, уважительно обращаться с нашим почетным гостем! Не бросай его после первого танца, как у тебя водится со здешними молодыми сеньорами. Прояви гостеприимство по отношению к графу Кенабумскому, поддержи с ним учтивую беседу! Я слышал, что мой арвернский кузен, хотя он еще молод, весьма образован и очень любознателен. Так что, я думаю, тебе и самой будет приятно побеседовать с ним о чем угодно.

Лукреция лукаво улыбнулась, и ее яркие глаза разгорелись еще ярче. Она уже успела услышать имя Карломана Кенабумского, и у нее было предчувствие, что ему предстояло сыграть важную роль в ее судьбе.

- Не беспокойся, батюшка! - горячо заверила она. - Может быть, я и ветреница, но, когда нужно, сумею исполнить свой долг. Кроме того, граф Кенабумский, должно быть, в самом деле не похож на здешних юношей, пустых и невежественных. Если правдива хотя бы десятая часть того, что о нем рассказывает Януарио, то мне будет весьма любопытно провести с графом за светской беседой хотя бы пару часов!

Герцог Розалийский кивнул, сочтя, что его дочь повзрослела, и теперь начала думать, как подобало знатной наследнице.

- Ну что ж, я надеюсь, ты порадуешь и нашу семью, и высокого гостя, - проговорил он ласково, любуясь своей красавицей-дочерью.

Морской бриз ласково поиграл с золотистыми локонами Лукреции Луччини, и умчался дальше, - ему было недосуг.

***

А в роскошном палаццо герцогов Розалийских, тем временем, царил шум и гам, означавший подготовку к будущему маскараду. Многочисленные слуги готовили дворец к осенним празднествам.

В огромном праздничном зале слуги карабкались по высоким лестницам, под самый потолок, чтобы повесить светильники из разноцветного стекла. Те должны были, когда в них зажгут свечи, рассеивать свет и окрашивать его разными оттенками, точно цветные блики на хвосте павлина. И вот, теперь проворные смуглые розалийцы карабкались по лестницам, точно моряки по мачтам, украшая зал "волшебными" светильниками. При этом они отнюдь не молчали - напротив, оживленно перекликались, смеялись, вспоминали небесных покровителей. Кто-то сдержанно выругался, но тут же прикусил язык, взглянув на стоявшую внизу вдовствующую герцогиню Химнехильду.

Она и вправду находилась здесь, стоя возле высокой яшмовой вазы, предназначенной для букета роз, и вполголоса беседовала со своим секретарем Януарио.

- Что же, все розалийские патриции, наши друзья и недруги, обещали прибыть на маскарад? - осведомилась вдовствующая герцогиня.

- Как есть все, сеньора! - кивнул Януарио. - Все именитые патриции рассыпаются в благодарностях и обещают прибыть со своими семействами на предстоящий маскарад.

Химнехильда обмахнулась черным шелковым веером, размышляя про себя. Что прибудет столько знатных гостей - конечно, честь для ее светлейшего сына, и знак доверия со стороны патрициев. Но в то же время, много гостей - много и интриг, ведь иные влиятельные семьи завидовали величию герцогского дома. Не говоря уж о тех, кто хотел бы породниться с герцогом через его дочь-наследницу, красавицу Лукрецию...

- Кстати, - как бы невзначай спросила вдовствующая герцогиня, обернувшись к своему секретарю. - Знаешь ли ты, Януарио, какую маску заказала себе моя внучка Лукреция?

Секретарь-оборотень гибко пожал плечами и ответил с привычной учтивостью:

- Это пока держится в тайне, сеньора герцогиня. Один лишь маэстро Флориано, которому сеньорита заказала свою маску, знает все в точности. Одно ясно - она будет произведением искусства, как и все творения великого мастера.

Химнехильда тихо вздохнула. Насчет будущей маски она не сомневалась. Но своеволие ее внучки порой все же тревожило вдовствующую герцогиню, как и ее светлейшего сына.

***

Суета стояла, тем временем, и в мастерской маэстро Флориано. Ему с его помощниками был отведен отдельный флигель вместе с открытым двориком. Тут, в мастерской, великий мастер создавал свои шедевры, тут он замышлял новые, еще никем не виденные вещи, чтобы воплотить их в жизнь. Тут же, в отдельной комнате за занавеской, Флориано обедал и отдыхал по ночам. Хотя часто он забывал и о том, и о другом, когда его подруги - Музы вдохновляли мастера на новый необыкновенный замысел.

И теперь в разных углах мастерской стояли мольберты с незаконченными эскизами картин, накрытые тканью. С потолка на веревках свисали макеты пока еще мало кому понятных изобретений. На столах и полках стояли макеты зданий, строившихся по всей Розалии по архитектурным проектам Флориано. Поодаль был устроен небольшой горн, лежали ювелирные инструменты и стоял верстак гранильщика камней. А на столе лежали пергаменты с чертежами совсем уж причудливых сооружений, в которых мог разобраться лишь их создатель, маэстро Флориано. Словом, здесь царил истинный творческий беспорядок. Хозяин этой мастерской обладал разносторонними дарованиями, и был поистине талантлив во всем, за что брался. Порой он откладывал в сторону незаконченное творение, по зову души или по требованию своих знатных заказчиков. Но всегда доводил до конца любое начатое дело.

Сейчас знаменитый мастер сидел во дворе, на пне-табурете, и глядел, как подмастерья собирали движущуюся механическую конструкцию, задуманную им. Он только усмехался, глядя, как расторопные молодцы толпились вокруг и пыхтели, соединяя пружины, рычаги, детали согласно его чертежам. Не так уж трудно все сделать правильно, когда знаешь, как нужно собирать. Но задумать такой конструкт, устроить, чтобы неодушевленная вещь двигалась, как живая, покуда мог лишь он, Флориано!

Избранник Муз, создавший столько драгоценных вещей, сам выглядел очень скромно. В простой рабочей серой тунике до колен, повязав кожаный фартук мастерового, перехватив полотняным налобником прямые длинные волосы, он мог быть принят за одного из подмастерий, что работали здесь.  Но - только пока не приглядеться к нему внимательнее. Узкое удлиненное лицо сорокалетнего мужчины с примесью крови Других Народов, его высокий лоб, нос с небольшой горбинкой, его тонкие губы, недлинная, но густая борода с проседью, - все выдавало острый ум и душу, способную на творческий полет вдохновения.

Сейчас Флориано читал письмо, доставленное из Венетии с последней галерой. Он держал его таким образом, что со стороны можно было  разглядеть только подпись: "Орсо".

Это было письмо от давнего друга Флориано - артиста-кукловода. Тот сообщал ему подробности о будущем госте, графе Кенабумском, что должен был скоро приехать в Розалию. Орсо успел хорошо узнать его еще отроком, четырнадцать лет назад, когда сам выступал со своим кукольным театром при королевском дворе Арвернии.

И вот, теперь маэстро Флориано улыбался, думая о праздничной маске, которую он делал для юной сеньориты Лукреции. Похоже, что ее маска будет гармонировать с той, что изберет для себя молодой граф Кенабумский. Может быть, даже слишком гармонировать...