По тем временам я была очень самостоятельным ребенком: каждые выходные одна ездила в город (иногда на попутках), ходила в кино, покупала продукты, меняла книги. Мама долго не допускала меня к стирке и уборке, но готовить обеды, топить печку, печь торты я начала раньше большинства своих сверстниц. Кроме того, все мы тогда умели работать на прополке колхозных полей и своих огородов. Практику после учебного года мы отрабатывали очень серьезно – ездили на грузовых машинах в поля полоть кукурузу, работали на равне со взрослыми под палящим солнцем, большой радостью было добраться до бочонка воды посреди бесконечного поля. Как-то я рубанула по большому пальцу на правой ноге. Моя одноклассница Шура оторвала карман от своего платья, палец перевязали, и я пошла работать дальше. На другой день поранилась уже Шура. В дело пошел второй карман и половина моего бинта. Никаких охов, ахов, возмущенных родителей, освобождений от работы. Правда, палец через несколько дней нарвало, я к тому времени уже была в Карелии. Помню белую ночь, жуткую боль, роман «Овод», рану я вскрыла сама. Шрам на пальце остался до сих пор.
С Шурой связан другой забавный случай. Дело было классе в седьмом. Мы стояли на переменке в коридоре возле класса, внезапно, подружка подпрыгнула и впилась зубами в мою щеку. От неожиданности я даже не нашлась, что сказать. След от зубов виднелся несколько дней. До сих пор Шура не может объяснить, почему это сделала, типа швырять яйца в вентилятор в романе Джека Лондона.
Девочки у нас были певуньи, на переменках в классе слышались современные и народные песни. Я в этом празднике жизни не участвовала по причине отсутствия слуха и приличного голоса. Для меня уроки пения вообще были сущим наказанием. В городской пятнадцатой школе наш учитель пения тщетно прислушивался к моим потугам поспевать вывести за всеми хотя бы одну строфу. Я смущалась еще больше и замолкала вовсе. На меня махнули рукой. В сельской школе пятерки ставили автоматически, не резать же круглого отличника из-за такой мелочи, как пение. Зато это спасло меня от непременного участия в сельском хоре, от школьной самодеятельности и многих других не нужных мне неприятностей.
С физкультурой было несколько лучше. Я была вполне подвижна, с удовольствием лазила по шесту, ходила по бревну, бегала кроссы, лыжные пробежки, но терпеть не могла стометровок и прыжков в высоту, а если еще добавить всякие там непонятные прыжковые и толчковые ноги, лево-право, то многие уроки превращались для меня в сущее мучение. То же было и с командными играми. Ну, одиночка я, одиночка. Зато уроки рисования были именно моим. По этой же причине я стала редактором школьной стенгазеты. Впрочем, после уроков для выпуска газеты я оставалась не из-за любви к рисованию и написанию передовиц, а из любви к мальчику из моего класса. Обычно мы устраивали веселую возню с обливанием водой и дракой на указках, причем редко обходилось без ушибов и ссадин, но это только добавляло интереса.