Печать

[Эйлин]

Остромир  удивил: какая сила  в нем сокрыта, как мудро, хоть и казалось на первый взгляд, жестоко он поступил. Непросты  дети Ростислава и Влады, очень непросты. А Рыси нелегко будет в городе, но и в лесу сейчас тоже опасно. Как причудливо закручивается  нить! Сколько на ней узелков. Все ли распутаются. Костяная маска, Драгомир, борьба со степняка, надежда на будущий союз с Любосветом. Нелегко придется Приморью, его князю да детям его.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Зануда]

Да, Рыси в городе нелегко. Но зачем ей именно в городе оставаться, собственно говоря? Важно, чтобы она была досягаема. А жить может и рядом с городом, расстояния по тем временам невелики - чай не мегаполис какой 

[Артанис]

Эрэа Эйлин, эр Зануда, премного благодарна вам!

Остромир  удивил: какая сила  в нем сокрыта, как мудро, хоть и казалось на первый взгляд, жестоко он поступил. Непросты  дети Ростислава и Влады, очень непросты.

Ростиславичи на многое способны, это точно, каждый по-своему. И сбрасывать их со счетов очень не рекомендуется, сколько бы проблем не наваливалось со всех сторон. Их родители с такими ли проблемами справлялись? Хотя, конечно, никто не обещал, что будет легко.
А теперь поглядим, чего Звениславу ждать в его путешествии.

Да, Рыси в городе нелегко. Но зачем ей именно в городе оставаться, собственно говоря? Важно, чтобы она была досягаема. А жить может и рядом с городом, расстояния по тем временам невелики - чай не мегаполис какой 

Чтобы сбежать никуда не надумала. Мало ли: Рысь - она та же кошка, гуляет сама по себе. В лесу ее без ее желания не найдешь. Лучше, на всякий случай, чтобы была под рукой.

Глава 5. Поездка в гости
Княжич Звенислав со спутниками доскакали до Червлянска к вечеру на девятый день. Поездка была хороша, и молодые витязи наслаждались стремительной скачкой, свистом ветра в ушах, мельканием проносящейся мимо степи. Тут осень была заметнее, чем в Приморье, и степные травы начали желтеть, цветов не было видно, только кое-где мелькали седыми прядями ковыли. На убранных полях возле селений желтой щетиной торчала стерня. Кое-где по пути вырастали среди ровной степи высокие древние курганы, под которыми погребены были неведомо как давно забытые теперь герои минувших лет.
В еще высоком небе иногда кружили, широко раскинув крылья, орлы, с высоты обозревая всю степь. А однажды Звенислав увидел в небе сокола, и обрадовался встрече с живым пращуром своего рода. Правда, тут же чуть не прибил своего оруженосца Мечеслава, уверявшего, что это был ястреб. Впрочем, никто ни на кого не злился всерьез, а Мечеслав еще с детства любил спорить, так что к таким перепалкам все привыкли давным-давно.
Из травы, вспугнутые конским топотом, то и дело выбегали тяжелые голенастые дрофы и верткие стрепеты, выскакивали зайцы. Приморяне иногда подстреливали кого-нибудь из них, так что вечером всегда было свежее мясо. Под уже нежарким осенним небом сны виделись слаще, чем дома на печке, а самым приятным было, что комары уже перестали жалить. По ночам сквозь сон слышалось, как высоко в небе перекликались птичьи стаи. Сверху доносились особые протяжные кличи лебедей, журавлей, гусей, уток. Почему-то осенью они всегда кричат грустно. Наверное, прощаются до весны с землей, поднимаясь в Ирий.
Но вот поездка, наконец, завершилась. Приморяне подъехали к Червлянску с закатной стороны, и издалека увидели прежде всего багряные крыши города, стоявшего на холме. Он все рос по мере их приближения, и вот уже, в какую сторону ни взгляни, и справа, и слева виден был один лишь город, окруженный мощной крепостной стеной. Степь исчезла, как будто город поглотил ее.
- Эге! Погляди, Ростиславич, какая стена, - присвистнул Глеб, сын воеводы Ярца. - Твой батюшка хорошую стену построил вокруг Белгорода, но до этой ей далеко. На ней десяток конников сможет разъехаться, не толкая друг друга! Никаким тараном ее не возьмешь.
- Только перед червлянцами не вздумай удивляться, а то задерут нос еще выше, - предупредил Звенислав. - Червлянск - большой город, его не раз осаждали, ему нужна такая стена. Говорят, у Дедославля стены еще мощнее, да еще земляной вал, насыпанный летучим змеем, которого пятьсот лет назад древний волхв Всегнев запряг в плуг, будто коня.
- А я слышал, будто на краю земли, на восходе, есть страна Сун, - поспешил и Летун поделиться своими знаниями. - - А вокруг них кишмя кишела всякая нечисть: мохнатые люди в шерсти, обезьяны, вурдалаки и прочая нелюдь, вроде нашей Костяной Маски. И вот, суны придумали от них отгородиться: выстроили всем миром стену до неба, такую широкую, что на ней поперек может выстроиться целое войско с конями и повозками.
- Врешь ты все! Не Летун, а Болтун, - немедля возразил неугомонный спорщик Мечеслав. - Не может быть, чтобы на Восходе одна нечисть обитала! Там поднимается из моря колесница Даждьбога, тамошние жители раньше всех видят солнце, какая же нечисть сможет там жить? И о твоей стране Сун все врут!
- А вот и не врут! - тоже загорячился Летун. - Есть страна Сун, там держат особых гусениц, которые делают шелковые ткани. Хоть в шелк-то ты веришь, медведь приморский?
- Шелк видел. А что его гусеницы делают - ни в жизнь не поверю, - упорствовал Мечеслав. - Гусеницы только капусту жрать умеют, это всем ведомо.
- Ростиславич! Ну хоть ты скажи ему! - жалобно воскликнул Летун.
- Тише, тише, друзья! Приехали, - рассмеялся Звенислав, первым проезжая сквозь открытые медные створы ворот, на которых с обеих сторон были выбиты изображения вздыбленных коней, натертые до блеска. Глеб поднял над головой княжича знамя с соколом, и стража в воротах почтительно склонила головы, пропуская почетных гостей.
Улицы в Червлянске были длинные и узкие, дома показались приморянам выше, чем принято было у них, некоторые даже нависали над дорогой в два яруса. А вот садов вокруг было заметно меньше, лишь кое-где за забором темнела кроной любимая яблоня или груша. Дороги были мощены не деревянными плашками, как дома, а камнем, и кони ступали осторожно, словно боялись разбить себе копыта. И долог же приморянам показался путь - не передать! Если бы один из стражей у ворот не вызвался поехать впереди, указывая им путь, еще пришлось бы, чего доброго, расспрашивать прохожих, куда ехать. Не так уж мал был Белгород Приморский, но в Червлянске, пожалуй, поместилось бы три таких города, не менее. Теперь только Звенислав понял вполне, что означают слова: "Второй город в Землях Сварожьих". Был, правда, еще и могущественный торговый Влесославль далеко к Полунощи, где когда-то сидел наместником его дед и жил в детстве отец. Но тамошние жители держались наособицу еще больше, чем приморяне, и не соперничали с другими краями в славе и величии - просто свято верили, что превосходят их во всем. Но сейчас впереди лежал Червлянск. Молодой княжич почувствовал воодушевление, точно в лучшие мгновения битвы: будь что будет, но этот большой и крепкий город ему следует подвести под руку своего отца!
Гости заметили, что многие дома ближе к середине города были сложены из красных, желтых или белых кирпичей, а стояли реже друг от друга, окруженные прочными заборами. Провожавший их стражник, которого звали Бравлином, пояснил, что здесь расположены городские дома бояр и местных богачей. В каждом из этих домов окна блестели стеклами, прямо-таки напоказ. Никто из приезжих уже не выражал вслух удивления.
Княжеский терем, крытый черепицей, тоже оказался краснокаменным. Звенислав подумал, что Червлянск и назвали так, чтобы похвастаться подобными постройками перед прочими княжествами. Сам он, родившийся в лесу, подумал, что не смог бы все время жить в каменном доме, где даже не пахнет живым деревом. Должно быть, там все время холодно и сыро, сколько ни топи, и стены давят со всех сторон. Это же все равно что в пещере жить!
Едва гости подъехали к терему, их уже встретили многочисленные челядинцы, окружили и повели за собой. В дверях, искусно вырезанных из какого-то иноземного дерева, Звенислав со свитой оставили свои мечи, как полагалось гостям. Потом их, наконец, провели в горницу к князю Любосвету Келагастичу.
Князь Червлянский поднялся с кресла навстречу родственнику, которого никогда раньше не видел. Звенислав поклонился в пояс перед старшим в роду, но Любосвет негромко рассмеялся, обнял его за плечи и расцеловал в обе щеки.
- Ну полно тебе, племянник, что это за старомодные ужимки, когда встречаются родственники! Вот ты какой уже взрослый, Звенислав Ростиславич! Да, ничего не поделаешь: старые старятся, молодые растут... А как поживают твой отец и матушка? Здоровы ли?
Червлянский князь был высок и худощав, с узким лицом, которое еще больше удлиняла долгая, но неширокая и редкая борода песочного цвета, как и его волосы. Глаза у него были очень светлые, меняющие цвет в отблесках множества свеч, горящих в хрустальной люстре под потолком: то казались бледно-голубыми, то серыми или зелеными. Одет Любосвет был богаче всех князей, что знал Звенислав: в длинном, до колен, черном аксамитовом кафтане, шитом золотом, со смарагдовыми пуговицами, при золоченых же сапогах. Однако, к радости приморского княжича, богатый и влиятельный родич встретил его запросто, без всякой важности, и он отвечал ему охотно:
- Отец мой и матушка вполне здоровы, шлют тебе привет, но сами пока не могут приехать, так как накопилось много дел, а твое приглашение всех застало неожиданно. Но мне, их старшему сыну, велено передать тебе наилучшие пожелания, а заодно кое-что еще, не менее важное. Ты, должно быть, слышал, что этой весной мы проникли глубоко в Дикую Степь, разгромили много становищ нечестивых команов, разбили их войско наголову! Не хвастаясь, скажу, что вот эта рука сразила Ашин-хана...
- Нет-нет! О вашем походе и других важных делах ты расскажешь завтра на пиру, во всеуслышание! - снова негромко засмеялся князь Любосвет и хлопнул Звенислава по плечу. - А сегодня тебе с твоими спутниками нужно вымыться в бане, поесть и отдохнуть, а то из тебя можно выбивать пыль. До завтрашнего дня я не хочу ничего слышать ни о каких важных делах!
После первого разговора Звенислав так и не понял, понравился ли ему новый дядя. Но он не привык сомневаться, даже если замечал двойственность в чьем-то характере. К тому же, принял их Любосвет Келагастич, во всяком случае, по-княжески. В бане, куда их проводили, оказался даже выложенный мрамором бассейн с чистой прохладной водой, прямо как в домах агайских вельмож, о чем рассказывала Ираида Тиана, жена князя Драгомира. А, когда они вышли из бани, для них уже была приготовлена подаренная князем дорогая одежда. Чего же еще было ожидать от щедрого родственника и гостеприимного хозяина? Звенислав весело встряхнул кудрями, еще больше завившимися после бани. По-видимому, князь Любосвет сам ищет союза с Приморьем, а раз так, договориться с ним не составит труда. С этой мыслью Звенислав заснул, впервые за много дней склонив голову на мягкую уютную подушку вместо походного седла.
Следующим вечером приморский княжич красовался за столом рядом с хозяином дома, на правах почетного гостя. Князь Любосвет познакомил его со своей женой и сыновьями, еще подростками, и здесь, за столом, всячески проявлял внимание к приезжему племяннику, передавал ему лучшее угощение, своей рукой отрезал для него лучшие куски от приготовленных яств, нет да нет заводил с ним беседу. Вскоре Звениславу наскучило такое внимание, и, пока червлянские бояре один за другим возглашали здравицы князю Любосвету, празднующему день рождения, он стал смотреть по сторонам.
Скоро его внимание привлекла богато одетая девушка, сидевшая за столом напротив. Взрослая и серьезная на вид, но с одной косой, значит, незамужняя. Волосы цвета степного ковыля, строгие синие глаза под четкими дугами темных бровей, четкий прямой нос. Губы, когда он на нее глядел, были задумчиво сжаты, но  девушка встретилась с ним глазами и - возможно ли такое?! - слегка улыбнулась. Всего одно мгновение они глядели друг на друга, но у Звенислава уже закипела кровь, и он больше никого не замечал за столом. Ему было жаль, что она сидит так далеко. Ни спросить, кто она и откуда, ни улыбнуться ей одной, ни коснуться украдкой ее руки под столом - ничего, позволяющего начать знакомство! Даже узнать ее имя не было возможности, а спрашивать у князя Звенислав постыдился. Раньше он и не подозревал, что такую муку терпишь, когда та, с кем не терпится познакомиться, так близко, а кажется - на другом краю земли! И ведь она смотрела на него, он заметил даже, как он приложила к губам палец с серебряным колечком, как бы в знак молчания! Он снова и снова украдкой бросал горящие взгляды в ее сторону, но девушка, похоже, владела собой лучше, и более ничем себя не выдала.
Вкрадчивый голос Любосвета Келагастича отвлек его от мечтаний. Дружески хлопнув Звенислава по плечу, князь Червлянский протянул ему кубок, полный до краев шипучим пряным медом:
- Ты что-то невесел сегодня, племянник, ни есть, ни пить не хочешь! Осуши вот этот кубок за сегодняшнюю встречу.
Звенислав осушил кубок, а потом еще и еще, желая хоть немного отвлечься от мыслей о незнакомке. Но она сидела все на том же месте, и даже показалась княжичу еще красивее, чем при первом взгляде. Он твердо решил, что не уедет из Червлянска, не поговорив с ней. А, если она согласится, то увезет ее с собой, не откладывая надолго, чьей бы дочерью она ни была!

[Артанис]

Постепенно крепкий мед сделал свое дело; хмель закрутил, завертел Звенислава. Ему захотелось сказать нечто такое, что поразило бы всех присутствующих, чтобы все восхищенно ахнули над его речью - все, и эта пока незнакомая девушка в первую очередь! Он поднялся с места, встряхнул кудрями.
- Я предлагаю выпить за мир и союз между Червлянской Землей и Приморской, и за успех нашего оружия! Мы, приморяне, ходили одни в Дикую Степь, и взяли богатую добычу. Но, если Червлянск поддержит нас, мы сможем совершить гораздо больше! Мы пройдем степь из края в край, покорим диких команов, навсегда отучим их от грабежей! Пусть пасут овец и разводят коней на своих пастбищах. Мы соберем других князей под наши знамена, станем воедино, как пальцы на одной руке!
Червлянцы, поначалу встретившие его смелый призыв одобрительным мычанием, постепенно умолкали, обменивались подозрительными взглядами. Вот, значит, о чем думают в Приморье - как собрать других князей под свои знамена! Общий поход при удаче принесет и добычу, и славу, но только при этом каждому князю, что приведет войска, придется поступиться частью своей власти, стать под чужую руку. Любосвет Келагастич, поднявший было чашу с вином, грозно нахмурился и поставил ее на стол, не пригубив ни капли. Многие червлянские бояре последовали его примеру. Для них умаление власти их князя означало бы безвозвратное уменьшение и собственной значимости. Даже если бы войну при этом удалось выиграть, они бы точно проиграли.
Но княжич Звенислав, одурманенный хмелем и близким присутствием загадочной незнакомки, ничего не заметил. К тому же князь Любосвет тут же преодолел недовольство и заговорил с родственником еще ласковей, и тот уже не сомневался в успехе своей поездки.
Спустя некоторое время Звениславу стало жарко, и он вышел на крыльцо подышать свежим воздухом. Не взяв свечи, ощупью пробирался в темных сенях, как вдруг чей-то голос тихо проговорил рядом:
- Идем со мной, княжич, я тебя провожу.
Трепещущий огонек свечи поднялся к лицу Звенислава, и он вскрикнул - это была она, та самая белокурая девушка, которой он любовался весь вечер, ничего не зная о ней! Теперь она была рядом, сама подошла к нему. По телу княжича пробежала радостная дрожь.
- Как тебя зовут, Белая Дева? Я видел тебя и мечтал познакомиться с тобой!
Девушка вздохнула и ухватила его под локоть, повела в сад.
- Я - Снежана, дочь боярина Волчца.
Звенислав попытался, но не смог вспомнить этого имени, хотя князь Любосвет на пиру представил ему первых червлянских бояр.
- Снежана! Как тебе идет это имя! Ты белая и чистая, как только что выпавший снег. Но ты ведь не растаешь так же быстро, правда?
Девушка протяжно вздохнула.
- Не о том речь, княжич. Уезжать тебе нужно поскорей! Я случайно услышала, что тебя хотят бросить в поруб.
Он вытаращил глаза, не веря услышанному. Хоть отец и говорил ему, что договориться с Червлянском будет трудно, но уж до такого трудно было додуматься!
- А ты ничего не путаешь? Кому меня в поруб бросать? И за что?
- Я-то не путаю. Всю жизнь, как-никак, прожила здесь, в Червлянске, - с достоинством возразила Снежана, искусно обходя второй вопрос: "Кому?" - Команский хан прислал князю Любосвету богатые подарки, чтобы Червлянское княжество не участвовало в новом походе, а лучше - не допустило бы его.
- Неужели? - все еще не мог поверить Звенислав. - Но ведь князь Любосвет мой родственник, он так хорошо меня принял...
- Золото ему дороже увиденных впервые родственников, - усмехнулась девушка. - Пойдем со мной, Звенислав! Я тебя спрячу на эту ночь, а поутру предупрежу твоих кметей, и вы уедете.
Она провела его через сад, и дальше, по извилистым улицам, туда, где начинались простые деревянные избы. Звенислав охотно шел с ней под руку, не столько из-за предупреждений, которые все же казались ему преувеличенными, сколько ради удовольствия прогуляться с ней вдвоем, чтобы никто не мешал. Снежана была высока ростом, стройна, как молодая березка, и ходила быстро, ничуть не отставая от него. Он уже понял, что хозяйкой она будет твердой и властной, но и слушаться ее было приятно.
- Послушай, Снежана, а почему ты мне помогаешь? - поинтересовался Звенислав решительно. - Я что, тебе приглянулся?
Она окинула его укоризненным взором и насмешливо фыркнула.
- Прямо уж так сразу... Мне просто не хотелось, чтобы ты попал в беду. Я бы сделала то же самое для любого человека, которого хотят без вины бросить в поруб.
Но он все-таки уловил мгновенную заминку в ее голосе, и спросил уже веселее:
- Но хоть немного-то я приглянулся тебе, а, Снежана?
- Ну, может, немного, - проговорила она лукаво, впервые опустив глаза.
- Для начала и этого хватит! - Звенислав радостно рассмеялся и, прямо на ночной червлянской улице поцеловал девушку в губы, ощущая, как они горячи и нежны без всякой помады. Сердце юноши учащенно забилось, в ушах что-то загудело сильнее уже выветрившегося хмеля. - Я и так знаю, что никакая другая невеста для меня не сделает больше, чем ты сейчас. Послушай, Снежана: поедем со мной завтра же! Прямо с утра, никому не сказавшись. Как приедем в Приморье, станешь моей женой...
- Я? Ой, да что ты, княжич! Разве твои батюшка с матушкой меня примут в снохи? Неужто я ровня тебе? - усмехнулась Снежана.
- А что такого? Не знаю, как здесь, в Червлянске, принято, а мои родители обрадуются, что ты меня спасла! Матушка сама жила прежде в лесу, а отец ее привел и сделал княгиней.
- Значит, правда, что твой отец женился на ведунье, которая спасла ему жизнь? У нас об этом говорят, но не всем верится.
- Конечно, правда! Отца отравили агайцы, он уже умирал, но мама исцелила его, и они поженились. После у них было еще много невероятных приключений, но они все счастливо преодолели. Ты узнаешь обо всем из первых уст...
- И про летающую ладью тоже правда? - спросила девушка.
- Конечно! Она так и осталась стоять там, где приземлилась. Теперь она уже сгнила, но в детстве мы часто лазили по ней с Остромиром и с... - тут он прервался, неловко пытаясь скрыть чье-то имя.
Снежана сразу заметила его обмолвку. Отпустив руку своего спутника, пристально заглянула ему в глаза.
- Вместе с кем, Звенислав? Договаривай, что хотел сказать?
- С Моряной... - проговорил он очень тихо.
- Кто такая Моряна? Почему ты не хочешь о ней говорить?
- Да нет, собственно. Почему же не хочу? - Звенислав вымученно засмеялся. - Моряна - наша подруга. Ровесница Остромира. Дочь воеводы Гаррана и воительницы Куары, и сама тоже воительница. Мы с ней друзья, с детства и до сих пор. Вот и все. Ты мне веришь?
А было не совсем "все", и об этом приморский княжич задумался всерьез только сейчас, когда отчаянно испугался, что Снежана сейчас отвернется и исчезнет в ночном городе, покинув его одного. Ему вспомнилось, казалось бы, напрочь забытое - как Моряна просила взять ее с собой. Возможно ли,  что с ее стороны была не просто дружба, а он ничего не понял как раз потому, что она была рядом всю жизнь? Но об этом Звенислав раньше никогда не думал, а теперь и вовсе ничто не имело значения, кроме Снежаны.
Она вздохнула в темноте, затем отворила какую-то калитку, пропуская гостя.
- Вот здесь отдохнешь до утра, никто тебя не найдет.
Звенислав огляделся по сторонам, едва она зажгла лучину. Простая бедная изба с единственной горницей, с окошком, затянутым бычьим пузырем. Давно остывшая печка, длинная скамья у стены, застеленная вытертым пестрым покрывалом. Похоже, здесь давно никто не жил.
- Чья это изба? - весело спросил Звенислав, радуясь новому приключению в обществе Снежаны.
- Моей бывшей кормилицы. Она умерла, и об этой избе помню я одна. Поспишь здесь спокойно, а поутру уезжай! - строго велела Снежана.
- Никуда я не поеду без тебя! - запальчиво возразил Звенислав. - Если хочешь меня спасти, придется тебе бежать со мной. Иначе я остаюсь и буду жить в Червлянске, пока не передумаешь.
Он поймал ее за руку и снова хотел поцеловать, но она вывернулась, как юркая рыбка.
- Какой скорый! У вас в Приморье все женихи такие?
- Все - не все, а нам, Ростиславичам, негде было научиться сидеть как мыши! Если даже ты прогонишь меня теперь, я все равно очень скоро вернусь со сватами, которых пришлют мои родители.
- Вот со сватами и приезжай! А еще лучше - с боевой дружиной, чтобы князь Любосвет видел, что с вами надо считаться. Но не сейчас, когда ты почти один. Мне пора идти. Спокойной ночи тебе, княжич!
- Погоди! Ты что, даже не посидишь здесь со мной?
- Вдвоем с парнем, до свадьбы? Нет, Звенислав Ростиславич, и не проси! - строго ответила Снежана и шагнула к дверям. - Спокойной ночи тебе! И... до встречи!
Она ушла, а Звенислав, не зная, чем еще заняться, лег на скамью и закрыл глаза. Он думал, что не сможет заснуть: мысли метались в голове, как птицы в клетке, сердце билось учащенно, словно ему стало тесно в груди. Однако, стоило закрыть глаза, как сон подхватил его и унес на невидимых крыльях. Княжич спал крепко и, должно быть, видел приятные сны, потому что на губах его не раз появлялась мечтательная улыбка.

Звенислав и представить не мог, что в это самое время, после пира, князь Любосвет Келагастич решал его судьбу с мужчиной неприметного вида с близко посаженными темными глазами - боярином Волчцом, отцом Снежаны. Они говорили с глазу на глаз, потому что подобного доверия князь не мог оказать никому больше среди своих ближников, не решился бы даже заикнуться о таких вещах, заведомо зная, что их примут неодобрительно.
- Он должен быть взят живым, - произнес князь, отвернувшись к окну. - Я не договаривался проливать кровь своих родных. К тому же, если он погибнет, Приморский князь отомстит за своего сына. Тогда как, если окажется в плену...
- Тогда ты сможешь ставить князю Ростиславу любые условия! - подхватил боярин, низко поклонившись Любосвету. - Преклоняюсь перед твоим дальновидным решением, княже! В обмен на жизнь его старшего сына у Ростислава можно будет потребовать чего угодно. Часть Приморского княжества, например, что отошла ему по последнему договору. Давно пора сбить с него спесь. Он и князь-то самозваный, силой изгнал Бориса Градиславича, а теперь хочет указывать законным владетелям! Вспомни, княже, речь Звенислава на пиру: "Мы соберем князей под наши знамена!" Такое впору вещать разве что великому князю в Дедославле.
- Я нарочно старался напоить его, чтобы он выдал, с чем пришел, - проворчал, не оборачиваясь, князь Любосвет.
- Но дерзкий мальчишка не сам придумал такое! Он повторял то, о чем говорят у него дома, - продолжал Волчец, чувствуя, что его удары попадают в цель, хоть ему и видна была лишь спина князя.
Теперь спина эта, обтянутая белой праздничной парчой, дрогнула, плечи перекосились.
- Но сделать нужно так, чтобы не пришлось потом воевать с Ростиславом, - Любосвет Келагастич по-прежнему не оборачивался. - По слухам, он и сам, несмотря на годы, не разучился сражаться, и другие сыновья у него есть, кроме Звенислава. Приморское войско, может, и меньше моего, но подготовлено ничуть не хуже. Рассказывают, что в Приморской дружине есть великий воин, которому никто не может противостоять. Никому не известно, откуда Ростислав раздобыл его, но он сражается без доспехов и все равно всегда побеждает! Нет, Волчец, плохую услугу ты мне оказал! Чем больше я думаю, тем отчетливее понимаю, что воевать с Приморьем - верная гибель.
- До войны не дойдет, - постарался боярин приободрить непоследовательного князя. - Он не осмелится, пока его сын в твоей власти. А ты его не вернешь, пока не добьешься у Ростислава уступок, скрепленных надежной клятвой. Такой, чтобы нарушить ее не решился никто!
Боярин заметил, как пальцы князя, сложенные в замок за спиной, нервно хрустнули.
- Да ведь говорят, будто жена Ростислава - страшная колдунья, - глухо проговорил Любосвет. - Говорят, она умеет воскрешать мертвых, превращать человека в камень, летать по воздуху быстрее ветра. Еще я слышал, что она может читать мысли, и что все дикие звери служат ей, как собаки. И она позволит, чтобы ее сын попал в плен?
- Ее нет в Червлянске, и она ничем не сможет ни уберечь своего сыночка от плена, ни выручить его против твоей воли. Ну а потом она не решится же ослушаться мужа, когда ты добьешься у него клятвы. Еще только не хватало - опасаться слабой женщины, - бодро возразил боярин. - Кроме того, княже, не забывай: тебе поздно возвращаться назад. Ты ведь не вернешь степнякам их дары?
- Да, это верно, - тут князь впервые повернулся лицом, и его тайный советник увидел, что Червлянский владетель бледен до желтизны. - Ни мне, ни тебе обратного пути нет. Но я себя чувствую зажатым в кузнечные клещи: с одной стороны команы со своим золотом, с другой - Ростислав и его колдунья.
- Да нечего тебе бояться колдуньи! - рассмеялся его собеседник. - Уверен, что ее силу изрядно преувеличивают. Женщины любят напускать на себя значительность, чтобы скрыть свою слабость. Неужто эта Влада, или как ее, опаснее всего приморского войска? Нет, княже: если Червлянску и грозит оказаться в клещах, так это между Ростиславом и Драгомиром.
- Ах да, еще один двоюродный братец! - простонал Любосвет, падая в кресло, будто ноги не держали его. - Мне положительно кажется, что у моего деда было слишком много сыновей, а у тех, в свою очередь, - их собственных сыновей... Так значит, ты уверен, что они в сговоре?
- Меня при их совещаниях не было, - развел руками боярин Волчец, - но посуди сам, княже: почему бы иначе Драгомир остановился у Ростислава, если бы тот отверг его притязания? И почему Ростислав как раз в это время приглашает тебя на войну? Не получится ли, что, как только ты уйдешь вместе с войском, Драгомир тут же захватит Червлянск? Ну а ты... трудно ли в суматохе боя князю-полководцу получить стрелу в спину или удар мечом?
Любосвет снова поднялся с кресла, прошелся по горнице неровным, подпрыгивающим шагом. Затем обернулся к собеседнику с лицом, искаженным яростью и страхом.
- Да! Ты прав! - воскликнул он срывающимся от злости голосом. - Они покушаются на мои владения! Они не могут простить, что я - второй человек после великого князя, а вскоре могу сделаться и первым! - он скрутил кукиш и показал им куда-то, предположительно, в сторону Приморья. - Вот им, а не Червлянское княжество! Посадив в клетку Ростиславова птенца, я тем самым буду держать за горло и самого Ростислава! Действуй, Волчец. Только помни: нужны люди, которых совесть не станет мучить ни сразу, ни после. Пойми: я ведь не могу приказать моим кметям схватить княжеского сына, да еще своего гостя, без явной вины с его стороны...
"Вот ты уже и колеблешься", - язвительно подумал боярин. - "Дай Чернобог, чтобы тебе самому-то не струсить, когда придет пора. Руки уже сейчас дрожат, и глаза бегают".
Но вслух высказал совсем иное:
- Не беспокойся, княже. Среди холопов твоих найдутся молодцы покрепче, не страдающие излишним благородством. Утром, как только он объявится, быть бычку на веревочке. Пригрелся, видно, под боком у какой-нибудь красотки, но уехать он не мог: его воины здесь, да и ворота ночью закрыты.
Князь Любосвет слабо махнул рукой, словно разговор утомил его.
- Хорошо, тогда ступай и действуй. А мне нужно хоть немного поспать.
Боярин Волчец был человеком недалекого ума, однако мнил себя хитрецом и, как все личности такого склада, не стеснялся в выборе средств. Сам он не испытывал угрызений совести, которые с грехом пополам пытался успокоить его князь, уверяя себя, что не совершает, в сущности, никакого зла, собираясь лишь временно лишить Звенислава свободы. Его тайному советнику же вовсе не было дела до судьбы юноши, доверчиво идущего в расставленную ловушку. Главное, что сам он, боярин Волчец, чье прозвище, означающее сорную колючую траву, давно вытеснило данное когда-то более благозвучное имя, становится для князя самым необходимым человеком.
Вот как складывается судьба! Был он прежде боярином средней руки, ни в бою, ни в совете особенно не блистал, и среди червлянских вельмож почти не бросался в глаза. Но так уж устроила Доля, что именно он, Волчец, посланный однажды к верховному команскому хану, не только сам получил от него щедрую мзду, но и передал князю Любосвету щедрые подарки от степного владыки. А с ними - такую "дружескую просьбу", о какой можно сообщить лишь с глазу на глаз, и то шепотом. Впрочем, князь и боярин быстро договорились на том, что им обоим будет выгодно выполнить ханскую просьбу. С той поры у Любосвета Келагастича появилось множество тайных дел, которых никто, кроме Волчца, не мог уладить. Пойманные на один крючок, они сблизились волей-неволей, потому что прочим людям их тревоги были чужды.
Другие червлянские бояре злились, не понимая, чем Волчец сумел так обойти князя. Сам же он лишь посмеивался над их недоумением и радовался, богатея все больше от щедрости князя и из иных источников. Теперь уже вовсе завиральные мысли закрадывались в голову новоявленному княжескому советнику: жаль, что у князя Любосвета нет взрослых сыновей, а сам он, вроде бы, не ищет себе вторую жену. А то Снежана, единственная дочь Волчца, вся в покойную мать, и красотой, и умом была бы настоящая княгиня! Потому-то любящий отец и не спешил с ее замужеством, зато старался почаще брать с собой в княжий терем, чтобы его обитатели могли ее разглядеть. Да, жаль, что старший сын Любосвета на целых пять лет моложе Снежаны! Но зато, если уж удастся добиться, чтобы сам князь обратил на нее внимание, то молодая красивая жена наверняка сумеет его прибрать к рукам. И боярин Волчец не терял надежды добиться своего. Он рассчитывал, что после пленения Звенислава князь Любосвет Келагастич окончательно будет в его руках.

[Зануда]

А вот и Чернобогов слуга! Правда, мелковат вроде на первый взгляд, и сам не знает, похоже, к красивым или к умным встать, то бишь служить или своему богу, или тельцу золотому. И мечется, бедолажка, прямо хоть пожалей запутавшегося и по своему несчастного  Но где мелочь, там и крупная рыба неподалёку плавает, наверное. И Костяная маска становится частью большой игры. Кому ж ещё Ростислав мозоль отдавил, ведь тут не просто княжьи свары, тут дело вроде посерьёзнее стандартных усобиц (в которые, захотим он специально вляпаться, сильнее бы не влип! Ну где инструктаж Чрезвычайного и Полномочного посла? А сам-то Звенислав!  Как не княжий сын право же, или не учил детей князь хотя бы тому, как нельзя переговоры вести? Уж если не тому, как можно и как надо! Да, воин Ростислав, но не ноль же в политике, он политику вроде просто не любит. Хотя тоже как сказать, княжество то поднял и с соседями поладил. Не любит он скорее эту "стаю товарищей", родственников своих с их грызнёй вечной и мечтами на стол побогаче пересесть, спихнув с него родовича.)
Но кто же ещё против княжества Приморскому играет? Или персонально против Ростислава? Или четы княжьей? Жрецы ещё не в силе должны бы быть, рано им. Пока возродится, пока себя осознали, пока собрались да разобрались - что теперь к чему и что с этим делать... Не знаю откуда, но такое ощущение, что не этому поколению с ними столкнуться предстоит, а внукам да правнукам Ростислава и Влады.

[Эйлин]

Вот так поездка! Коварен князь Любосвет: из тех, что мягко стелют да жестко спать. А Звенислав оплошал. Молод,   горяч да еще девушка красивая, да вино  в голову ударило.  К тому же не жалуют в Приморье всякие политические игры. Ростиславу вся эта возня не  по душе.
Но Снежана хороша - умна, красива  и порядочна. Хорошая княгиня из неё получится, только вот чья?
Спасибо за  продолжение, эреа Артанис!

[Артанис]

Эр Зануда, эрэа Эйлин, огромное вам спасибо, мои дорогие читатели! Уж и не знаю, что бы я смогла без вас сделать...
Хотя некоторые из вас все-таки не все понимают правильно...

А вот и Чернобогов слуга! Правда, мелковат вроде на первый взгляд, и сам не знает, похоже, к красивым или к умным встать, то бишь служить или своему богу, или тельцу золотому. И мечется, бедолажка, прямо хоть пожалей запутавшегося и по своему несчастного  Но где мелочь, там и крупная рыба неподалёку плавает, наверное. И Костяная маска становится частью большой игры. Кому ж ещё Ростислав мозоль отдавил, ведь тут не просто княжьи свары, тут дело вроде посерьёзнее стандартных усобиц (в которые, захотим он специально вляпаться, сильнее бы не влип! Ну где инструктаж Чрезвычайного и Полномочного посла? А сам-то Звенислав!  Как не княжий сын право же, или не учил детей князь хотя бы тому, как нельзя переговоры вести? Уж если не тому, как можно и как надо! Да, воин Ростислав, но не ноль же в политике, он политику вроде просто не любит. Хотя тоже как сказать, княжество то поднял и с соседями поладил. Не любит он скорее эту "стаю товарищей", родственников своих с их грызнёй вечной и мечтами на стол побогаче пересесть, спихнув с него родовича.)
Но кто же ещё против княжества Приморскому играет? Или персонально против Ростислава? Или четы княжьей? Жрецы ещё не в силе должны бы быть, рано им. Пока возродится, пока себя осознали, пока собрались да разобрались - что теперь к чему и что с этим делать... Не знаю откуда, но такое ощущение, что не этому поколению с ними столкнуться предстоит, а внукам да правнукам Ростислава и Влады.

Это Вы о чем? Упоминание Чернобога здесь - не больше, чем в устах современного человека означала бы божба или, наоборот, чертыхание. Никакого реального обращения тут не было, и эти персонажи, пусть и не очень приятные, никаким тайным силам не служат. Только лишь политической выгоде, да своей корысти. Впрочем, эта сила сама по себе во все времена зла творила не меньше, чем все демоны.
И Костяная Маска тут ни при чем, и к политике отношения не имеет. Вообще, никакого общего "вражьего центра" с едиными целями здесь нет. У каждого из героев своя линия, и свои препятствия, никак между собой не связанные.
Что до Ростислава и его сына (не правда ли, Звенислав на него очень похож во всех отношениях?), то следует учесть, что Приморье свыше двадцати лет было автономным, и в борьбе за власть не участвовало. И его князья и сейчас бы ни во что не влезали, если бы не понадобилось собраться на общую войну. Звенислав не сомневался, что его "соберем князей под наши знамена" поймут правильно - что под боевое знамя во время войны. Если кто-то понял неправильно, это уже их проблемы. Опять же, приморяне мои думают, что уж от родственников-то чрезмерной подлости опасаться не стоит...
Жрецы тут точно ни при чем, тем более что некоторым из них освободиться будет и не так легко. Ну а когда освободятся, не думаю, что им найдется дело конкретно до потомков Ростислава. Месть одной семье - вообще мелковато для них, они обычно мыслят глобально. Кроме того, если эти люди уже ничего не унаследуют от своих предков, и среди них не найдется второй Влады, чтобы стремиться ее заполучить, то чем они для Жрецов будут отличаться от всех прочих? Ростиславу с Владой они уже отомстили, помните послание Кратия? Хорошая слава от них останется будущим поколениям...
Так что теперь сила Жрецов действует лишь в более широком смысле - в виде порожденных ими идей. "Образы правят миром". Стремление к золоту и к власти ведь тоже образы.
Зато, обезвредив Жрецов, мои герои, вполне возможно, выпустили некоторые силы, которые те контролировали. И вот это может в самом деле через некоторое время больно ударить их потомков. Или кого-нибудь еще.
"На Востоке ныне зреют новые силы, но пока еще там царит затишье, и мы не позволим сорваться крышке этого кипящего котла."
Кажется, если котел закипит, то не позволить будет уже некому...
Возможно, если я о тех событиях напишу, придется брать совсем другой тип героев: таких, чтобы уже не совершали ошибок, и руководствовались прежде всего разумом, а не сердцем. Но это уж потом будет.

Вот так поездка! Коварен князь Любосвет: из тех, что мягко стелют да жестко спать. А Звенислав оплошал. Молод,   горяч да еще девушка красивая, да вино  в голову ударило.  К тому же не жалуют в Приморье всякие политические игры. Ростиславу вся эта возня не  по душе.
Но Снежана хороша - умна, красива  и порядочна. Хорошая княгиня из неё получится, только вот чья?
Спасибо за  продолжение, эреа Артанис!

Каждый способен ошибиться. И в легендах бывало всякое, да и в реальной истории тоже; у меня хоть и фэнтези, но было где почерпнуть примеров. И в некоторых случаях лучше уж быть жертвой, чем палачом. Да и Ростислав насчет Любосвета не обольщался, и сыну велел действовать по обстоятельствам. Только и он, и Звенислав все-таки представляли себе переговоры, а тут в плен ни за что ни про что брать собираются...
Впрочем, еще посмотрим, чем это обернется! Снежана пока что неучтенный фактор. 

Глава 6. Княжна Червень
Прошла неделя, затем десять дней. Приморяне по-прежнему каждый день прочесывали лес, будто частым гребнем, однако безуспешно - ничто не указывало им Костяную Маску. Даже острое чутье Ратмира не помогло взять никакого следа у Сухой Речки. И Ярине-Рыси ее зрение и слух, лучшие в лесу, ни разу больше не указывали присутствие Мерзости. Осенний лес спокойно жил своей жизнью, готовый позабыть, что совсем недавно его оскверняло нечто чуждое и непонятное. Можно бы и поверить, что преступник исчез и больше не появится в Приморье, но людям уже не верилось. Снова и снова они осматривали весь лес, держа наготове луки и копья и запасшись оберегами от нечистой силы. Заглядывали в самые глухие места, но ничего не обнаружили, кроме потайных звериных логовищ. Если Костяная Маска не ушел взаправду подальше от Приморья, то, верно, был и впрямь очень сильным колдуном, и тогда непонятно было, как же найти его!
Так в Приморье пришел страх. Не только взрослые боялись даже среди бела дня отпускать детей за дверь, но и сами, когда вечерело, закрывали двери на все засовы и не высовывали носа за дверь. Каждый мужчина теперь держал под рукой топор и подозрительно оглядывался по сторонам, готовый его применить. Смолкли песни; приморяне сделались печальными и молчаливыми. Тех, кого знали в лицо, еще принимали, но пришлые теперь опасались заходить в селения: ну как решат, что ты и есть злодей? Не только в деревнях, но и в самом Белгороде Приморском все притихли. Наступало время свадеб, но свадеб не играли, хотя никто прямо этого не запрещал: в Приморье был траур. Казалось, чья-то тяжелая рука нависла над Приморским краем, пригибая людей к земле, давя, обессиливая.
Даже в княжеском тереме теперь, что ни вечер, все разговоры были о Костяной Маске. Чем дольше не могли поймать таинственного злодея, тем больше невероятных слухов носилось о нем, и, пересказывая их, люди еще сильней запугивали сами себя. Обе молодых княжны теперь ночевали лишь в окружении своих подруг, девушек из приближенных к князю семей. В таком обществе было спокойнее и даже веселее: девушки есть девушки, всегда найдут чем себя развлечь. А если кому-нибудь и вспомнится страшное, то в кругу и бояться легче.
Однажды вечером Червень с Листавой уже улеглись в постель, вместе со всеми своими подругами. Но еще не заснули, слушая с замиранием сердца, как ветки липы стучат по стене. Хоть и знаешь хорошо, что это своя родная липка, знакомая с детства, но теперь и этот привычный звук вызывал тревогу: а только ли ветки стучат, как будто хотят отворить оконный ставень?.. И девушки старались разговором заглушить жутковатый звук и прогнать тревогу.
Одной из них, Миловиде, пришлось отложить свадьбу, как и всем в Приморье этой осенью. Она плакала весь вечер, а подруги старались успокоить ее.
- Ну, не плачь, Миловида! Рядом же твой Яромир, живой-здоровый, и не за морем от тебя! - утешала подругу княжна Червень. - Вот увидишь: не пройдет еще осень, как наши кмети изловят Костяную Маску, и траур закончится. А хочешь, я упрошу отца, и он разрешит вам с Яромиром пожениться, а?
Но Миловида только покачала головой, продолжая всхлипывать.
- Не надо... Нехорошо это - играть свадьбу, когда у людей горе.
- У, проклятая Костяная Маска! - еще одна девушка, Краса, погрозила кулачком в окно. - И тут из-за тебя людям беды!
И кто-то тихо спросил, кажется, маленькая робкая Голубика:
- А если его так и не поймают, то что же? Ни свадеб, ни праздников, ни осенних торгов не будет больше? И детям не поиграть, и в лес не пойти, как раньше?
Повисло тревожное молчание. Раньше как-то не задумывались, что поиски злодея могут затянуться надолго, и неизвестно еще, будут ли удачными. А теперь каждой отчетливо представилось, что приморянам так и придется всю жизнь коротать без радости, в одиночестве и вечном страхе. Жутко стало, будто кругом кромешная зима...
- А я не удивлюсь, если именно этого он от нас и добивается, - проговорила нараспев младшая княжна, Листава.
А ее старшая сестра, услышав это, сердито хлопнула ладонью по пуховой подушке.
- Такого, значит, добивается, да? Ну так не дождется! - она вскочила ногами на постель, схватила небольшой бубен и, сильная, гибкая, заплясала, как была, в ночной сорочке, с распущенными волнами золотых волос, отбивая ритм и напевая песню, с какой обычно на Масленицу сжигали чучело Мораны-Зимы.
Ее сестра и подруги сперва вытаращили глаза, но вскоре и им передалось залихватское веселье, и они тоже вспрыгнули на постель и принялись прыгать под звуки бубна, как молодые козы, а затем и бросаться подушками. Опомнились, лишь когда по горнице полетел пух, точно в птичнике, куда забралась лиса, а сами они, хохоча, как русалки, покатились вповалку.
В дверь заглянула было разбуженная шумом бывшая нянька княжон, Нига, да так и захлопнула за собой дверь, махнув рукой, чего расшалившиеся девушки даже не заметили.
- Ой, Червень Ростиславна! Ну ты и учудила! - воскликнула Миловида, когда все, засветив лучину, стали собирать с пола пух. - Хороши же мы были - чисто колдуньи на шабаше! Ой, хорошо, что мой Яромир не видел, а то решил бы, что его невеста совсем шальная... Вам-то хорошо - не надо стыдиться никого!
- Чего хорошо? Я бы, может, постыдилась, - улыбнулась Червень, скрепляя пряжкой разорвавшийся ворот сорочки, открывший было молочно-белую девичью грудь.
Подруги засмеялись. Им ли не знать, что, хоть на княжну Червень и засматривались многие, сама она ни в кого не влюблялась настолько, чтобы потерять голову. 
- Уж не просватал ли тебя князь-батюшка, что так заговорила? - лукаво поинтересовалась Краса.
Но Червень только отмахнулась.
- Ему теперь не до того! На уме одно - война да договоры с другими князьями. Кого же он мне найдет - моих же дядей и троюродных братьев? Это невозможно, он скорее позволил бы мне скитаться без дома по городам и весям.
Все засмеялись, представив себе золотоволосую красавицу княжну бездомной бродяжкой. Только Голубика вдруг задумчиво вздохнула и проговорила, запинаясь:
- Есть... бывают такие мужчины, ради которых женщина взаправду готова идти куда угодно, даже скитаться без дома. Как эта агайянка ушла за твоим дядей Драгомиром.
- Ого! - задорно воскликнула Червень. - Ну, назови здесь, в Приморье, таких мужчин.
Она знала, что Голубика обязательно смешается, не сможет назвать ничьего определенного имени, и так и вышло.
- Нет, ну я не думаю, что все... хочу сказать, все девушки и не должны бегать за одним мужчиной, верно? Но для какой-нибудь одной любой мужчина сможет стать тем, за кем она пойдет на край света... И у нас такие бывают, почему нет? Возьми хоть своих братьев, неужто ради них никакая девушка не сделает подобного? Или вот, скажем, наша Миловида для своего Яромира... И вот еще... Да возьми хоть союзников-иноземцев. Наурз, сын Эреджиба, разве не хорош? Или вот Ратмир... - она совсем сбилась и замолчала, махнув рукой.
- Кто? Ратмир? - переспросила Червень со смехом. - А ты слышала о нем... ну, хотя бы, что он был другом моих родителей, когда еще никого из нас не было на свете?
На этот раз ей ответила не Голубика, окончательно смущенная, а более бойкая Краса:
- Я слышала об этом, но не очень-то верится. На вид-то ему никак не дашь больше тридцати лет. И он вправду хорош собой: черноволосый и смуглый, а глаза голубые, почти как у тебя, Ростиславна...
- Ну вот, договорилась тоже! - шутливо рассердилась Червень и опять замахнулась на подругу только что зашитой подушкой. - Так и будет Ратмир на вас, трещоток, глядеть!
Однако в эту ночь, когда девушки, наконец, угомонились и заснули, Червень неожиданно для себя увидела Ратмира во сне. Сперва увидела его волком - он стремительно бежал через заснеженную равнину, и снег взвихрялся вокруг его головы и спины, образуя многоцветную радугу над густой черной шерстью. Потом уже он явился ей человеком: он шел по лесу легким, крадущимся шагом, осматривался внимательней, чем самый искусный ловчий, словно выслеживал кого-то. Червень уверенно поняла, что он ищет Костяную Маску, и вслед за тем отчетливо почувствовала: страшный колдун где-то здесь! "Осторожней, Ратмир!" - крикнула она. Но он услышал и обернулся к ней - стройный и крепкий, черноволосый, смуглый до бронзового оттенка. А глаза у него пронзительно-голубые, а совсем не синие, как у нее, как у отца и Звенислава. Странно, почему она не замечала его глаз, пока ей не сказала Краса?
О своем сне Червень не рассказала никому, даже младшей сестре Листаве. Смущение было ей неведомо, однако девушка решила, что этот сон касается ее одной.
И в этот день поиски в лесу ничего не принесли,  зато, вместо своего врага, ловчие вспугнули стадо кабанов, и решено было устроить облаву на них. Князь Ростислав согласился, тоже на свой лад пытаясь подбодрить упавших духом приморян. Точно ничего не случилось, ловчие отправились в дубраву, где жировали на опавших желудях кабаны.
Червень тоже упросила взять ее на ловища, и Ростислав согласился, так как не привык отказывать своей любимице в ее просьбах. В конце концов, она была уже не ребенком, и от любого зверя могла отбиться стрелой из лука. Кроме того, он велел воинам охранять княжну.
Теперь Червень с удовольствием ехала на своей Золотинке среди остальных ловчих. По такому случаю она была одета по-мужски - в кафтан из мягко выделанной кожи и такие же штаны, - и, если бы не длинная золотистая коса, могла быть принята за юношу. Здесь же был и Остромир, но Светозара не было, потому что он не любил бессмысленное убийство животных. Червень же, хоть и тоже рожденная в лесу, не считала это для себя зазорным. Впрочем, она успевала любоваться и красотой леса; ее внимательный взор замечал стремительное мелькание в ветках рыжей белки, выглянувшую из кустов любопытную косулю, в которую и не подумала стрелять. Где-то высоко, в кронах деревьев, сонно ворковали лесные голуби. С резким криком вылетела из чащи сойка.
Отправляясь на ловище, Червень заметила Ратмира. Он, как и Ярина, пошел с загонщиками, на своих ногах, поскольку кони не очень-то ладили с оборотнями. Увидев его, княжна вспомнила свой сон и покраснела неведомо почему. А он, почувствовав ее взгляд, обернулся и обнажил в улыбке белые крепкие зубы. И скрылся в лесу, так тихо, что и ветка не дрогнула под его ногами.
Когда из лесу выбежало стадо кабанов, Золотинка шарахнулась было в сторону, но всадница осадила ее и, зажав в кулаке пучок стрел, едва успевала снова и снова натягивать тетиву, посылая их в стадо. Уже два подросших кабанчика-сеголетка лежали замертво, пораженные ее стрелами. Княжна видела, как ее отец всадил рогатину под лопатку большому вепрю, вожаку стада, а затем, соскочив с коня, добил ножом зверя, еще пытавшегося подняться и грозно хрюкавшего, выставив клыки. Здоровенная свинья с обломком стрелы в плече развернулась к людям и бросилась навстречу. Однако Гарран метнулся к ней еще быстрее и, упав на одно колено, перехватил ее за морду одной рукой, а второй вонзил нож ей в горло.  Он тут же отскочил, а туша лесной свиньи свалилась, еще некоторое время хрипя и кашляя кровью.
- Гаррану следовало бы предупреждать других, чтобы не пытались ему подражать. Чего доброго, кто-нибудь свернет шею, пытаясь такое повторить, - съязвил Остромир, сам только что заколовший уже довольно крупного подсвинка.

[Зануда]

Эрэа Артанис , ну что ж - перемудрил. Или просто дал воображению разгуляться, не выставив ограничений  Бывает.
А по политической ситуации - выходит, не виноват Звенислав, не его прокол, это Ростислав расслабился, забыл про обычаи семейные. А забывать их опасно, "стая товарищей" та ещё! Ну и влетел в капкан всеми четырьмя.
Хотя перспективы у Черни, ой, у Червлянска  и Любосвета  в конфликте грядущем мне видятся вполне определённые, для князюшки нерадостные.  По аналогии, да и по делам Любосветовым.

[Эйлин]

Хороша Червень! Отчаянная девица! Как лихо отплясывала. А ведь и верно - для Костяной маски страх нужен, думается, так ему легче будет еще больше силы набрать. А между княжной и Ратмиром ниточка протянулась.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Артанис]

Как приятно видеть свежие комментарии в своей теме! Благодарю вас, эр Зануда и эрэа Эйлин!

Эрэа Артанис , ну что ж - перемудрил. Или просто дал воображению разгуляться, не выставив ограничений  Бывает.
А по политической ситуации - выходит, не виноват Звенислав, не его прокол, это Ростислав расслабился, забыл про обычаи семейные. А забывать их опасно, "стая товарищей" та ещё! Ну и влетел в капкан всеми четырьмя.
Хотя перспективы у Черни, ой, у Червлянска  и Любосвета  в конфликте грядущем мне видятся вполне определённые, для князюшки нерадостные.  По аналогии, да и по делам Любосветовым.

Ничего; когда по твоим произведениям строят конспирологические теории, это даже придает значимости.
Ну а Ростислав в чем виноват? В том, что Любосвета подкупили, и он отрабатывает мзду - старается не допустить приморян до нового похода в Степь? При этом все, что бы ни сделал Ростислав или его сын, Любосвету нужно лишь как повод да самооправдание - мол, не он виноват, а перед ним виноваты.
А насчет возможных перспектив Любосвета посмотрим, как получится. Пока что у всех здесь "перспектива темна, как душа торгаша"(с). Но вообще да: когда все узнают, каков из него союзник, в другой раз, если ему самому понадобится помощь, никто уже не захочет выручать.

Хороша Червень! Отчаянная девица! Как лихо отплясывала. А ведь и верно - для Костяной маски страх нужен, думается, так ему легче будет еще больше силы набрать. А между княжной и Ратмиром ниточка протянулась.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

Червень - девица с характером! Такая и впрямь способна своей жизнью распорядиться самостоятельно. Вопрос только, что скажут ее родные о таком выборе?

Неожиданно из леса донесся волчий вой. Начавшись на низкой ноте, он затем взмыл, стал резким, пробирающим до костей даже среди бела дня. Золотинка испуганно фыркнула, сделала большой скачок и помчалась прочь по лесной тропе. Червень прилагала все усилия, чтобы справиться с понесшей кобылицей, но не могла удержать ее, и ей оставалось лишь изо всех сил сжимать поводья, чтобы усидеть в седле.
Ее спутники не могли сразу догнать княжну, потому что и их кони взволновались, услышав вой. А когда удалось их успокоить, всадницы уже и след простыл, и никто не знал, куда унесла ее испуганная кобылица.
Червень видела вокруг лишь все теснее смыкающиеся стволы деревьев, и припала головой к конской шее, чтобы не быть на всем скаку сшибленной наземь. Она давно потеряла направление и не знала, как долго продолжается ее невольная скачка. Небо в редких просветах между деревьями становилось все темнее, как перед дождем. Вдруг девушке показалось, что навстречу мчащейся кобылице вышла чья-то темная фигура. Но тут Золотинка вздыбилась с хриплым ржанием, и всадница, не удержавшись на сей раз, всем телом грянулась о землю.
Придя в себя, она почувствовала, что ее голова покоится на чьих-то коленях, а лицо умывают прохладной водой. Осторожно потянувшись, она поняла, что, хотя спина и левое плечо отзывались резкой болью, а голова еще гудела от удара, но ничего, по-видимому, не было сломано. Тогда она, наконец, открыла глаза, и увидела над собой Ратмира. Это на его коленях она лежала сейчас, это он заботился о ней, пока она лежала без чувств! При этой мысли бледные щеки Червени окрасились румянцем.
- Ратмир! Где это мы? - слабым голосом спросила она, видя вокруг лишь вековые стволы деревьев.
Он взглянул на нее с явной тревогой, но затем улыбнулся. А глаза у него, светящиеся в полутьме, в самом деле были светло-голубые, как вода на середине Светлицы в ясный день, - именно об этом сейчас подумала Червень.
- Ты цела, княжна? Слава Велесу! Простишь ли мне этот несчастный случай? Я нечаянно испугал коней...
Сжав зубы, она села, хотя голову и шею тут же пронзила боль. И тут же с потемневшего неба упали первые капли дождя.
- Я так и думала, что это ты выл. Обычный волк не осмелился бы завыть днем, да когда рядом люди.
Он вздохнул и опустил голову.
- Я... Там второе стадо кабанов побежало прочь, и я хотел их завернуть к вам. Забыл совсем, что кони моего волчьего голоса тоже пугаются. Слава всем Богам, что ты не разбилась, княжна!
- Да, все благополучно закончилось, и ты не огорчайся, Ратмир! Теперь надо только поскорее найти моего отца и остальных...
Червень с усилием встала на ноги, опираясь на плечо оборотня. К тому времени дождь припустил еще сильнее. Уже редеющий лиственный шатер там и тут пронизывали тугие ледяные струи. Земля под ногами превращалась в грязь. Княжна зябко повела плечами, кутаясь плотнее в плащ.
Ратмир тревожно взглянул на нее.
- Как бы тебе не захворать, княжна! Осенние дожди не скоро прекращаются. Впрочем, здесь неподалеку лесная избушка, там можно переждать дождь. Не побрезгуешь ехать на мне?
Она только улыбнулась, когда ее спаситель обернулся здоровенным черным волком и подмигнул ей совершенно по-прежнему. Вскарабкавшись ему на спину, девушка с наслаждением стала отогревать ладони в его густой шерсти, потому что успела сильно озябнуть. И волк понес ее сквозь увядающий осенний лес, заливаемый потоками ливня. Его лапы ступали почти бесшумно, так что Червени казалось, будто они снова движутся во сне. На всю жизнь ей запомнилась эта скачка и терпкий запах опадающих листьев и влажной земли.
Оборотень очень быстро принес ее к маленькой избушке, какие ставят ловчие-лесовики для себя и для всякого, кому случится позже пройти тем же путем. Такие избушки-клети ставятся обычно на лесных тропах и служат ночлегом, а в промысловую пору  и хранилищем добытого мяса и шкур. Их принято было ставить на деревянных ножках, расширяющихся кверху, чтобы не забирались мыши. Ну а если прохожий путник-человек остановится на ночь в срубленной другим избушке, чтобы подкрепиться и обогреться, в этом испокон веков не видели ничего предосудительного: разве хозяин, будь он на месте, не поделился бы с гостем? Обычно лесовики даже оставляли на всякий случай в избушке небольшой запас дров, сушеного мяса, сухарей и соли. И не одному страннику в глухих местах спасли жизнь такие вот лесные избушки, особенно зимой. Совсем иное дело - взять из такой избушки чужую добычу, украсть хранящееся мясо, меха или звероловные снасти. Такому татю в лесу уже не было пощады.
Оборотень с княжной не интересовались чужой добычей, и спокойно спрятались от дождя в лесной избушке, которая была, впрочем, пуста. Под крышей возле маленькой печки-каменки лежали кем-то предусмотрительно оставленные сухие поленья, и они мысленно поблагодарили неизвестного друга. С наслаждением разведя огонь, гости стали греться, заодно оглядевшись в своем пристанище. Впрочем, кроме печки, там и не на что было глядеть: грубо сколоченный стол да пара таких же лавок, в жилое время, видимо, служивших постелью. Да еще вбитые в стену крючки, на которых, видимо, в другое время подвешивали вяленое мясо и шкуры. Сейчас же было пусто. Промысел начнется зимой.
Червень, согревшись, некоторое время сидела с закрытыми глазами, слушая, как бесконечный дождь барабанит по крыше их пристанища.
- Не завидую нашим: они промокнут до костей в такой ливень, - она даже поежилась, представляя, как там должно быть холодно.
- Они тоже, конечно, найдут какое-нибудь укрытие. Вот пройдет дождь, и я отвезу тебя к Ростиславу. Я натворил бед, мне и исправлять, - пообещал Ратмир.
- Успокойся, ты ни в чем не виноват. Без тебя бы сегодняшний лов был гораздо скучнее, - заверила его Червень. Стоило только ей обсохнуть и согреться, как пережитая неприятность уже превратилась для нее в увлекательное приключение.
Оборотень искоса любовался ею, распустившей волосы у огня. Какой красавицей выросла та, кого он когда-то видел маленькой девочкой, кто бы мог подумать! И как стойко держится после падения, а ведь у нее наверняка вся спина - одна сплошная ссадина, повреждения-то у людей не заживают сразу, как у оборотней. Следовало бы, конечно, осмотреть ее ушибы и приложить лечебные травы, а может быть, и перевязку сделать. Но, стоило представить обнаженным ее гладкие белые плечи, гибкую изящную спину, как у Ратмира почему-то подкатывал ком к горлу и становилось трудно дышать. Он незаметно укусил себя за руку, пытаясь отвлечься от чудесного видения. Даже замычал, мысленно продолжая любоваться ею.
- Что с тобой, Ратмир? - удивленно спросила девушка.
- Со мной? Нет, ничего, - с усилием ответил он, вынуждая себя улыбнуться, чтобы нечаянно не испугать ее. Но признался, не очень-то умея притворяться, что ему до сих пор и не требовалось: - Просто я любуюсь тобой, княжна Червень. Мне кажется, что ты похожа на лето. На самый разгар первого месяца лета, когда на лугах цветут золотистые купальницы и зреет земляника. Воздух тогда бывает сладкий от жары, но еще не горячий, как в липене. В лесу пахнет смолой-живицей. А небо синее-синее, как твои глаза, - он умолк и поспешно отвернулся, скрывая от девушки горящие страстью глаза.
Она поняла больше, чем он хотел выдать; как-никак, ей доводилось и раньше замечать на себе восхищенные мужские взгляды. Но ничем не показала своего понимания. Проговорила весело и лукаво, заплетая волосы в косу:
- Так ведь я и родилась в первый месяц лета, по которому меня назвали. Так уж матушка с батюшкой мне нагадали, когда замыслили нам всем судьбы, а великая Макошь их услышала.
"Все правильно. Это же дочка князя Ростислава и ведуньи Влады, которые почтили тебя, лесного оборотня, своей дружбой. Тебя в Приморье принимают как князя, а ты уже размечтался о большем? Разве ж пара тебе княжеская дочь?! Что ты можешь ей дать? Лесную нору или избушку вроде этой? Хорошо хоть, никто не узнал еще..."
Вслух он сказал лишь, взглянув наверх:
- Кажется, дождь стихает. Скоро можно будет ехать.
- Вроде бы, да, - согласилась Червень, прислушавшись к редкому стуку дождя по крыше.
Она заметила охватившую ее спутника грусть, не спрашивая о ее причинах, но с женской самоуверенностью решив, что причиной тому она сама. Желая как-то его развлечь, попросила:
- Почему ты молчишь, Ратмир? Расскажи мне что-нибудь, пока тянется время. Хотя бы о вашем путешествии по Подземелью..
- Ты же наверняка все слышала тысячу раз: от своего отца и от других, кто вернулся.
- То они, а то ты! Я уверена, что ты можешь вспомнить много такого, о чем они не рассказывали. Потом, ты ведь замечал там не только то, что видно людям...
Волкодлак вздохнул, понимая, что ему не уклониться от настойчивых расспросов княжны. Однако начать свой рассказ он не успел. Отворилась дверь, и на пороге показался княжич Остромир, промокший и хмурый. При виде сестры, целой и невредимой на вид, его лицо прояснилось, однако на Ратмира он вновь взглянул сурово и пристально.
- Вот ты где, сестра! - воскликнул он с облегчением. - Слава всем Богам! Мы уже боялись худшего, когда пришла твоя Золотинка.
- Ратмир спас меня, когда я упала, затем спрятал от дождя, - поспешила Червень объяснить, почему оказалась в обществе оборотня.
Остромир уважительно склонил голову перед волкодлаком, но вслед за тем проговорил решительно и сурово:
- Благодарю тебя за заботу о моей сестре, но больше в этом нет нужды. Впредь мы постараемся сами лучше смотреть за ней. - И, уже обратившись к Червени: - Поедем скорей. Отец сходит с ума от страха за тебя.
Возле избушки стоял не только Остромиров Вихрь, но и ее собственная Золотинка, невольная виновница сегодняшнего приключения. Садясь в седло, княжна оглянулась на оставшегося в одиночестве Ратмира, и шепнула на ухо брату:
- Остромир, только не думай плохо о Ратмире. Будь сегодня вместо него отец, или Звенислав, или ты, вы не могли бы сделать большего.
Княжич многозначительно пожал плечами.
- Я никому не скажу лишнего. Но и ты запомни: больше вам видеться наедине нельзя. И не оглядывайся назад. Пусть Ратмир вернется в становище один.
Червень тяжело вздохнула и поехала вслед за братом.

А в это время совсем в другой части леса, на краю небольшого болота, сидел тот, кого приморяне называли Костяной Маской. Зловещие кости черепа и теперь закрывали его лицо, хотя никто из людей его увидеть сейчас не мог даже случайно. Он это точно знал, и тихонько смеялся над наивностью местных жителей, пытавшихся его выследить, точно какого-нибудь зверя лесного.
Сейчас он держал в руках палку с развилкой на конце, которой топил в грязной воде рыжую лису. Животное уже не барахталось, только на воде вздувались и лопались пузырьки, оставляя мутные разводы.
Сегодня он решился принести эту жертву, чтобы получить ответ, как действовать дальше. С помощью капкана поймал лису; эта жертва не хуже всякой другой. Прежние Боги посылали знамения лишь на чистых открытых местах, на вершинах холмов. Теперь же верный ответ мог быть ему дан где угодно. С тех пор, как он осознал свою истинную силу и предназначение, стал замечать и в себе самом значительные изменения. В таком вот болоте он мог прочесть знамения подчас лучше, чем в чистейшей воде родника. Все правильно, ведь Та, к кому он взывает, присутствует повсюду, и ни одно место не свободно от Ее силы, не то что у других Богов. Да и в жертву Ей годится любое существо, лишь бы оно было живым, подвижным, с горячей алой кровью в жилах.
Только почему же Она не посылает знак, что именно следует совершить, чтобы люди раз и навсегда убедились в Ее силе?
Костяная Маска, не отрываясь, глядел, как труп лисицы все глубже тонул в бурой воде, и размышлял. Что ж, он и так добился многого здесь, в Приморье, и уже почти совершил полный круг. В других княжествах, более населенных, ему никак этого не удавалось. Стоило пропасть одному-двум детям, как местные жители травили его, точно зверя, пока не выживали прочь. Но здесь, в Приморских лесах, он может таиться сколько угодно. Тем более что сила его все возрастает, и он не хуже Лешего может отвести глаза всякому, кто вздумает его искать. Он делает все возможное, чтобы вселить страх и неуверенность в завтрашнем дне в сердца здешних людей, принося их детей в жертву. Недаром он в последний раз позволил сбежать девчонке, чтобы она подняла тревогу прямо в разгар общего праздника. Пусть каждый из них до конца осознает, как это - сознавать свое бессилие перед смертью, жестоко и внезапно уносящей твоих детей! Пусть и другие родители дрожат от страха, не зная, удастся ли им сохранить своих детей! Пусть праздники в честь самых почитаемых Богов будут омрачены кровью! Тогда эти люди поймут, могут ли их Боги спасти от Неотвратимой!
Но эти жертвы - только начало, они должны подготовить приморян к осознанию Истинной Власти. Следующая жертва должна быть особенной. Быть может, ее-то и ждет Госпожа, чтобы явить зримым образом свою силу? Уже скоро, когда в грудне состоится праздник Макоши, он принесет своей Повелительнице эту особенную жертву, не похожую на других.
Нд водой поднялся силуэт белокурой девочки с задумчивыми зелеными глазами. Она грустно улыбалась и проговорила без слов: "За что же ты так со мной?" Костяная Маска глядел сквозь глазные прорези, пока ему не показалось, что она движется.
- Это великая честь для тебя! - воскликнул он чужим, диким голосом. - Когда ты будешь принесена в жертву, в мире воцарится один-единственный порядок, самый правильный и прочный из всех. Я узрел его много лет назад, а скоро узреют все!
Когда он открыл глаза, девочки над болотом уже не было видно. И никого живого вокруг. Только по-прежнему булькало болото, да далеко впереди зыбко качались кочки, поросшие чахлой осокой.
Совсем скоро он принесет великую жертву, которая восстановит высшую справедливость!
Но почему же все-таки Она не посылает ему знак, что его старания угодны Ей?

[Артанис]

Глава 7. В западне
Под утро княжич Звенислав проснулся от чириканья птиц и от солнечных лучей, косо заглянувших в единственное окошко. Спросонок огляделся, не сразу вспомнив, где находится. Все события вчерашней ночи показались ему теперь причудливым сном, и он на мгновение испугался: а ну как и Снежана, за несколько коротких часов успевшая на него произвести такое сильное впечатление, ему только приснилась?! Но, вспомнив все по порядку, он сладко улыбнулся, предвкушая новую встречу с ней.
То, о чем предупреждала девушка, мало беспокоило княжича при свете бела дня. Верно, это было какое-нибудь недоразумение:  ну кому нужно сговариваться против него в городе, куда он и приехал-то впервые в жизни? И ведь князь Любосвет - как-никак его родственник, у него с отцом подписан мирный договор. Правда, отец наказывал не очень-то доверять Любосвету, но не в таком же разумении, чтобы ему здесь грозил плен! Нет, нет, если князь Любосвет Келагастич и искушался такое совершить, все равно не решится. Это уж последняя подлость - поднять руку на гостя, с которым разделил пищу, и не сделавшего тебе ничего плохого, да к тому же еще и родича. Снежана слишком плохо подумала о червлянском князе. Но и за эту ошибку он благодарен ей: ведь иначе еще неизвестно, смогли бы они познакомиться, да и почувствовали бы сразу друг к другу такую тесную приязнь? Пережитое вместе приключение сближает людей больше, чем целые дни спокойного знакомства, не остающиеся в памяти.
Вскоре княжича разыскали его спутники-приморяне, оставшиеся вчера на пиру. Их, как и обещала, направила к нему Снежана. Звенислав надеялся увидеть и ее с ними, но, к его разочарованию, девушка не приехала еще раз повидаться с ним.
- А какая девушка! Повезло тебе, Ростиславич, такую высмотреть! - подмигнул ему Глеб. - И собой красавица, только уж очень бледна, и за тебя переживает, сразу видно.
- Как нас разбудила ни свет ни заря! И говорит: вы здесь дрыхнете, как медведи, а своего господина, княжича Звенислава, забыли! Если он попадет в беду, вас не будет рядом! - так рассказывал болтливый Летун. - Не девица, а воевода в платье! Живо нас снарядила тебя искать...
- А мне-то она ничего не просила передать? - спросил Звенислав, радуясь, что Снежана о нем помнит.
- Просила сказать еще раз, чтобы ты уезжал вместе с нами. Говорит, опасно тебе оставаться в Червлянске.
Княжич нахмурился; немедленный отъезд никак его не устраивал.
- Так прямо и уехать, даже не попрощаться с ней? Да ведь и поручение отца я еще не выполнил. Князь Любосвет не дал ответа, готов ли он выставить войска. Да и чего мне бояться? Только дурак бежит, когда за ним никто не гонится.
- Кстати, и князь Любосвет приглашает тебя позавтракать, - сообщил ему Беловой. - Вот, перстень тебе посылает, и зовет для важного разговора.
Звенислав полюбовался темно-золотистым алатырем-камнем в оправе червонного золота. Накануне он видел этот перстень на руке у князя Любосвета.
- Раз зовет, я никак не могу уехать, - окончательно решил он. - Будь что будет, но я съезжу сперва к Любосвету.
Он не договорил, что собирается заодно разыскать Снежану и, если не забрать с собой сразу, то заверить напоследок, что скоро вернется, чтобы взять ее в жены.
Но пятеро приморских воинов, похоже, серьезнее его приняли предупреждение об опасности.
- Не ездить бы тебе туда, Ростиславич! - возразил ему Мечеслав. - Девица, видно, серьезная, просто так языком чесать не станет. Да и не похоже, чтобы князь Любосвет воевать хотел...
- Как бы ни было, я все узнаю сам! - в голосе Звенислава прозвучали стальные нотки. - Надо же все выяснить раз и навсегда!
Тут его взгляд упал на коней, оседланных и готовых в дальнюю дорогу. Среди них был и его собственный Жемчуг.
- Вот что: вы поедете вперед, без меня, а я все улажу здесь и догоню вас после. А может, и задержусь в Червлянске на пару дней, посмотрим еще, как все сложится. Вы обо всем скажете дома, и, если я не вернусь через десять дней после вас, тогда пусть отец решает, как быть.
- Бросить тебя здесь, а самим сбежать? Не позорь нас, Ростиславич! - вскипел было Мечеслав, но княжич не дал ему договорить:
- Это не обсуждается! Я все решил, я же и отвечу за все. Вы едете домой, а я еду к Любосвету в гости.
И пятеро молодых приморян уехали нехотя, опустив головы, понурые, как быки на пашне. Звенислав, напротив, веселый и оживленный, подъехал к княжескому терему. Внимательно разглядывал окна - не мелькнет ли в котором Снежана? - но ее нигде не было видно.
Как и накануне, он оставил свой меч у входа и вошел безоружным. Один из княжеских слуг проводил его в горницу. Там пока никого не было, но на накрытом столе стоял уже обильный завтрак.
- Подожди немного, княжич. Князь Любосвет Келагастич сейчас придет, а пока что просил тебя не стесняться.
Звенислав пожал плечами и, так как ему уже хотелось есть, отрезал себе хороший кус вепрятины, зажаренной с травами и заморскими пряностями. Но успел съесть лишь немного, когда дверь снова открылась, и вошли трое человек, воинов или слуг - трудно было понять.
- Вас послал князь Любосвет? - приветливо улыбнулся княжич. - Хотите, так садитесь к столу.
- Да, нас князь послал, чтобы схватить тебя, - насмешливо проговорил один из вошедших. С этими словами все трое двинулись навстречу так, чтобы обойти его, кк опасного зверя, с боков.
- Схватить? Меня? Да, сейчас! - бесстрашно воскликнул Звенислав.
Он вскочил из-за стола, готовый защищаться. Значит, Снежана все-таки была права! Но трудно поверить такой правде. Ведь Любосвет Келагастич - двоюродный брат отца, кому же тогда верить, если не родной крови?..
В следующий миг не осталось времени для сомнений: все трое налетели на него, и он боролся с ними, яростно защищая свою жизнь и свободу. Хоть и один против трех, но сын воинственного Ростислава, с детства учившийся биться и с оружием, и без него, не собирался сдаваться. Снова и снова отшвыривал от себя червлянцев, и те, хоть и крепкие на вид, не могли с ним справиться, а браться за оружие, видимо, было им не велено. "Не кмети, а холопы, и драться учились в корчме, а не на поле боя!" - презрительно думал разъяренный княжич, готовясь отразить новый натиск. - "Еще бы: разве хоть один честный воин согласится на такое подлое дело?"
- Эй, вы! Позовите Любосвета: пусть скажет, за что меня схватить велел? - грозно крикнул он, отшвыривая к стене одного из нападавших так, что тот уже не поднялся на ноги.
Но в это время в горницу вошли еще четверо наймитов, заметив, что их товарищи не справляются с одним-единственным противником.
Звенислав защищался еще долго и упорно, не собираясь уступать никакому числу врагов. И по горнице разносились проклятья, звуки ударов, треск ломаемой утвари и посуды; кровь вместе с вином текла по полу.
В какой-то момент княжич почти вырвался из вражеских рук - высокий и сильный, с растрепавшимися волосами, в растерзанной сорочке. Кровь капала с разбитого носа и губ, но он сгоряча и не заметил мелких повреждений. На мгновение он поднялся над свалкой, как пловец над бушующим морем, и казалось, что он один одолеет всех врагов. Но лишь на миг. Тут же один из поваленных наймитов схватил Звенислава за ноги, и немедленно подоспели остальные, прижимая к полу его руки и ноги, не давая шевельнуться.
- Кандалы! - крикнул один из них запыхавшимся голосом.
Но и в нынешнем своем бедственном положении Звенислав еще пытался сопротивляться. Услышав о кандалах, он рванулся всем телом и чуть было не освободился. Но сначала один нападавший, а потом и второй уперлись коленями ему в грудь так, что затрещали ребра. Стало трудно дышать, в глазах потемнело, он увидел, как в темноте пляшут яркие огоньки. Тут же, не теряя времени, княжеские наймиты надели тяжелые двойные кандалы на руки и на ноги Звениславу, заклепали намертво - без ключей не освободиться.
Пленник лежал молча, не глядя на своих мучителей. Он с трудом переводил дыхание, грудь болела при каждом вдохе. По подбородку текла кровь из разбитой губы, и ему было досадно, что нельзя сейчас вытереть ее.
- Ну, что молчишь? - насмешливо кивнул ему один из наемников. - Не позовешь на помощь свою мамашу-колдунью? Говорили, будто она может в одну ночь перенестись из Приморья до самого Влесославля, и способна обрушить гору! Выходит, все врут? Я так и знал, и всем буду говорить, чтобы не верили в силу колдуний. Вот, мол, самая великая из них родного сына не смогла вызволить из наших рук!
Звениславу было еще трудно дышать, и он прохрипел с ненавистью:
- Где ваш хозяин? Пусть хоть в глаза взглянет, трусливое ничтожество!
Но, конечно, князь Любосвет Келагастич не явился сам к взятому в плен по его приказанию родственнику. Все распоряжения были уже отданы, и наймиты оттащили Звенислава в какую-то клеть или пристройку, где в полу темнело отверстие.
- Вот тебе жилище, - издевательски произнес чей-то грубый голос, подталкивая пленника в спину. - Конечно, не то что у вас в Приморье, но тоже, как-никак, в княжеских хоромах.
С усилием поднявшись на ноги, Звенислав спустился в поруб по лестнице сам, не дожидаясь, пока его столкнут. Кандалы на ногах позволяли делать лишь мелкие шаги. Руки удавалось поднять лишь прямо перед собой, до уровня подбородка. При каждом его движении звенело тяжелое железо.
Сперва над головой пленника еще светлело пятно входного отверстия. Затем и оно померкло, и над головой, гулко ступая, простучали чьи-то шаги. Значит, тюремщики остались стеречь его. Звенислав горько ухмыльнулся - вернее, попытался это сделать разбитыми губами, - и тяжело сел на топчан, который был здесь единственным сидением и постелью.
Все дети Ростислава и Влады видели в темноте лучше других людей, а кроме того, поруб был освещен лучиной, стоявшей на грубом столе в железной рогульке. Рядом лежал еще пучок таких же лучин, и корытце с водой, куда падали гаснущие угольки. Почему-то именно эта повседневная предусмотрительность, нужная, чтобы не наделать пожара, потрясла узника сильнее всего. Стало быть, князь Любосвет не собирается скоро освобождать его, если уж позаботился не только о том, чтобы ему в узилище хватало света, но и чтобы поруб не загорелся нечаянно!
Рядом с лучиной на столе стоял ковш с водой, и это было единственным, за что пленнику впору было благодарить. У него пересохло горло после рукопашной, и он, с трудом подняв ковш скованными руками, выпил с наслаждением больше половины. Остатком воды, как мог, промыл разбитые, уже начавшие пухнуть нос и губы, смыл с лица кровь. Затем со стоном улегся на топчан. Болели помятые ребра, но еще сильнее мучило осознание собственной глупой неосторожности. Ведь предупреждала же его Снежана о намерениях Любосвета Келагастича, а он и не подумал поостеречься! Старший сын и наследник князя Приморского погубил важное поручение, данное отцом, и сам попал в ловушку, как заяц в силок...
Немного успокоившись, он принялся размышлять уже более ясно. Ни малейших сомнений, что рано или поздно все станет на свои места, у него не было, но когда именно? С новым всплеском злости на себя он вспомнил, что сам же сказал отправленным домой кметям, что задержится в Червлянске. Значит, родители сперва не всполошатся, когда те вернутся без него. Разве что матушка или Светозар вправду узнают из своих источников, что с ним сталось?

[Эйлин]

Мда. У Звенислава был шанс спастись, а он решил убедиться. Зря, очень зря. Лучше было бы вернуться домой с недобрыми вестями, чем стать пленником и заложником. Опрометчиво.
Вот и крепче стала ниточка между Червнеьи Ратмиром, но кто же позволит оборотню быть рядом с княжной, Да и ей мечтать о нем не полагается.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Артанис]

Эрэа Эйлин, спасибо, что читаете!

Мда. У Звенислава был шанс спастись, а он решил убедиться. Зря, очень зря. Лучше было бы вернуться домой с недобрыми вестями, чем стать пленником и заложником. Опрометчиво.

Не хотел верить, что его могут предать, и кто - родственник, сам же пригласивший в гости. Не надо было вести себя, как человек?
А что до предупреждений - для Звенислава естественно на такие вещи реагировать, не как наши современники. Он - воин, княжеский сын, причем именно сын Ростислава, тот тоже в молодости был безбашенным. Если бы уехал просто так, его бы потом совесть мучила.
Правда, в истории были примеры, когда такие повадки заканчивались печально, но здесь же фэнтези.

Вот и крепче стала ниточка между Червенью и Ратмиром, но кто же позволит оборотню быть рядом с княжной, Да и ей мечтать о нем не полагается.

Да, Червень тоже на свой лад влипла не лучше брата. Конечно, им с Ратмиром придется непросто, если что-нибудь непредвиденное им не поможет.

Да и что будет, когда дома узнают, и отец повернет войско против Червлянска вместо Степи? И решится ли он воевать, когда его старший сын в заложниках у Любосвета? Увы, после случившегося от вероломного червлянского князя можно было ждать чего угодно; уж конечно, он не упустит возможности выгодно поторговаться за жизнь пленника.
Всего тяжелее Звениславу было сознавать свое бессилие и свою вину в собственном несчастье. Ехал сюда веселый, исполненный надежды заручиться поддержкой князя Любосвета, а вместо того лишь обезоружил перед ним Приморье! У него осталось достаточно гордости, чтобы считать себя одного ответственным за свою судьбу. Даже если Любосвет Келагастич заведомо обдумал предательство, все равно можно было и избежать западни. Теперь, если из-за него отцу придется пойти на унизительные уступки, быть может, отдать часть Приморья подлому шакалу...
При этой мысли княжич глухо стонал, из глаз его текли слезы, руки сами собой напрягались, пока в них не врезались железные браслеты кандалов. Хоть бы отцу и Остромиру достало мужества расквитаться с Любосветом, предоставив его, Звенислава, его судьбе! Если он станет виновником несчастья своих близких, лучше бы ему тогда провалиться сквозь землю. Пусть тогда он пропадет для всех, и никто не узнает, что с ним сталось - ни родители, ни братья с сестрами, ни Снежана...
Мысль о Снежане была особенно горька попавшему в западню княжичу. Может быть, ей даже не сообщат, что с ним сталось, и она будет думать, что он уехал домой, станет ждать напрасно. А потом решит, что он забыл о ней, едва вернулся, и всего лишь шутил, заигрывая от нечего делать. А он - вот здесь, рукой подать, но не может ни придти к ней, ни передать весточку...
Над головой снова прогрохотали шаги охранников. Нарочно, что ли, они топают, как будто хотят провалить пол и самим свалиться в поруб? Судя по шагам, их там было, по меньшей мере, двое. Хотя и без того выбраться отсюда непросто.
При свете лучины он тщательно рассмотрел свои оковы. Нигде ни слабого звена, ни пятнышка ржавчины. Блестят как новенькие, и могли бы удержать медведя. Стоило чуть шевельнуть рукой, как цепь, сковывающая их, шевелилась железной змеей и гремела. Странно: почему в бою, когда сталкиваются одновременно тысячи мечей,  копий, железных палиц, они гремят о пластины лат, о щиты и шлемы ведь гораздо громче! Тогда кажется, сам Перун бросает на поле боя свои огнедышащие громы. А нет такого зловещего чувства, как при одиноком звоне цепи. Многие воины даже слышат музыку в звоне боевого оружия. Но в битве человек возрастает над собой, совершает подвиги, небывалые в другое время, даже теряя жизнь, обретает бессмертие. А кандальное железо - это смерть при жизни, причем смерть ужасная и позорная: погребение заживо вместо костра, возносящего душу в Ирий. Такими цепями сковывают трупы казненных преступников перед тем, как зарыть в землю, чтобы не могли выйти их могилы и вредить живым. Неудивительно, что так тяжелы и холодны они для княжича, брошенного в поруб как в могилу.
Сколько лежал таким образом Звенислав, разбитый и потрясенный обрушившимся на его голову несчастьем, он не мог и вспомнить. Если бы не зажженная лучина, можно было бы вправду решить, что он лежит в могиле. Потом и лучина погасла, но пленник уже не обращал внимания. Мысленно он видел сейчас перед собой совсем другие места. Весенняя степь, покрытая ковром из красных маков... море, бирюзово-зеленое возле берега и насыщенного синего цвета вдали, где ходят большие волны... его родной лес, полный жизни, каждый день немного иной, чем был вчера!.. Трудно было сыну Ростислава и Влады, больше всего на свете любившему свободу, смириться теперь, попав в клетку!..
Наверху снова что-то загрохотало, потом отворился вход. По лестнице спустился один из тех, кто взял княжича в плен с миской в одной руке, с ковшом и ведром в другой.
- Эй, ты живой тут? - опасливо спросил вошедший, увидев неподвижного княжича и погасшую лучину.
Едва он зажег новую, как Звенислав, будто проснувшись, поднялся с топчана. Ему не о чем было разговаривать с Любосветовыми наймитами, и он не сказал ни слова, а лишь пристально взглянул тому в глаза. Верно, страшен сделался его взор, не далее как этим утром светившийся радостью. Потому что княжеский холоп вдруг попятился, вытаращил глаза и дико завопил:
- Не смотри на меня! Не смотри! - и проворно вскарабкался обратно по лестнице.
Сразу Звенислав не прикоснулся к принесенной пище. Он не мог смириться с потерей свободы, и был в тот миг способен уморить себя голодом, как делают, попав в неволю, многие дикие животные. Но постепенно любовь к жизни вновь проснулась в его сердце, он подумал, что может еще обрести свободу, хотя пока было непонятно, каким образом. И первым делом съел давно остывшую пшенную кашу, принесенную тюремщиком. Держать ложку скованными руками было неудобно, но он привык поднимать сразу обе руки, чтобы не натягивать цепь.
На следующий день Звенислав уже не лежал, а ходил по порубу, точно зверь в клетке, не обращая больше внимания на звон кандалов при каждом движении. Это было унизительно - двигаться медленно, но все же позволяло чувствовать себя живым. И он продолжал ходить из угла в угол, пока не утомлялся настолько, что мог заснуть. Во сне ему по-прежнему виделся лес - царство его матери... море, теплое и дышащее, поддерживающее своими волнами, как огромными ладонями... удаль молодецкой сшибки... Снежана, скачущая на белоснежном Жемчуге! Эти видения были настолько ярки, что Звенислав просыпался соо слезами на глазах. Душа его рвалась прочь из стылой сырой ямы, однако он был обычным человеком, и всем напряжением своей воли не мог перенестись туда, где хотелось быть.
По крайней мере, охранники больше не досаждали узнику, лишь дважды в день приносили пищу, не пытаясь уже с ним говорить. Их шаги то и дело раздавались у него над головой, и княжич даже начал рассчитывать время по промежуткам между сменами стражи. По его расчетам выходило, что он томился в порубе всего семь дней. Возможно; но эти дни были для него гораздо длиннее всяких других. А между тем, никто не появлялся, чтобы хоть как-то прояснить его судьбу. За себя Звенислав не боялся, но его мучило: как-то скажется его пленение на его родных?
Однажды, вроде бы ночью, когда он безуспешно пытался заснуть после того, как весь день мерил поруб шагами, пока не натер кандалами болезненные раны на ногах, сверху что-то скрипнуло. Пленник медленно поднял веки, не понимая, что еще нужно от него тюремщикам. Но послышались чьи-то легкие шаги, и Звенислав увидел горящую свечу, а в круге света - лицо девушки, точное такое же, как он уже видел ее однажды, озаренную светом от свечи.
- Снежана! - хрипло вскрикнул он, не веря своему счастью. - Ты здесь, ты знаешь все и пришла ко мне! - и пленник закрыл лицо скованными руками.
Она подошла и мягко провела прохладными пальцами по его руке в тяжелом железном браслете.
- Я лишь недавно узнала о тебе, о том, что они все-таки решились сотворить злое дело! Дождалась этой ночи, и сюда, к тебе.
- Снежана! - снова повторил княжич, еще не веря, что это не сон. - Ты была права, а я, дурак, поверил обещаниям льстеца!
Он вскинул руки перед собой, желая обнять ее, но цепь, соединяющая их, туго натянулась, и браслеты кандалов врезались в кожу.
Девушка села рядом с ним и сама нежно коснулась одной его руки, затем другой.
- Как они могли! Сами же продались за золото, и способны без вины заковать человека! Но я устроила кое-что...
Однако Звенислав, едва поверив, что видит ее наяву, взволнованно перебил девушку, спеша высказаться, будто в лихорадочном бреду:
- Так ты мне веришь? Ты знаешь, что я невиновен? Клянусь тебе, Снежана, всеми Богами: ни я, ни отец мой ничего не замышляли против Любосвета и Червлянского княжества!
Она мягко, но властно коснулась пальцем его заживающих губ.
- Послушай меня! Действовать нужно быстро. Вот ключи от твоих кандалов. Я тебя выпущу!
С этими словами она достала из-за пояса тяжелую, точно кистень, связку ключей и принялась подбирать нужные, чтобы отворить кандалы. При этом она горячо шептала на ухо ошеломленному княжичу:
- Меня отец отослал домой, и только третьего дня позволил вернуться. Хорошо еще, ничего не узнал о том, что мы с тобой... ну, что я тебя предупреждала. Когда я узнала... признаться, я чуть не забыла, что это мой отец. Не знаю, каким чудом мне удалось сдержаться и не обвинить их с князем Любосветом перед всем Червлянском! Только мысль о тебе удержала меня... ага, ноги свободны! И я притворилась, что мне все равно, а сама устроила все, чтобы тебе сбежать. Стражей я опоила вином с сон-травой, они не проснутся до утра.
Прислушавшись, Звенислав вправду услышал наверху мощный храп двух глоток, и весело рассмеялся.
- Храпят, точно кабаны! Снежана, как тебе это удалось?
- Один из них прежде служил нам, и я его убедила, что вино передал мой отец... Так, вот и руки свободны!.. Ох, какие же раны от кандалов... Я взяла на всякий случай лечебную мазь... Твой Жемчуг ждет тебя за оградой. Только лишь твоего меча я не смогла достать. Вот тебе плащ, а вот княжеская печать. Ты будешь срочным гонцом, и для тебя ворота откроют ночью.
Звенислав глядел на девушку, не веря своим глазам, будто на могущественную берегиню или иную тайную силу. Казалось невероятным, что она все это устроила одна, и где - в доме самого князя! Освободившись от кандалов, он первым делом поклонился до пола своей спасительнице, затем поцеловал ей обе руки.
- Вот так тебя встретит вся семья приморского князя! - воскликнул он страстным шепотом. - Ну, теперь-то ты поедешь со мной, Снежана?! Ты ведь не можешь оставаться здесь, в этом змеином гнезде! Не согласишься вернуться к ним, после того как выручила меня!
В трепещущем от их дыхания пламени свечи он увидел, как ее губы, обыкновенно плотно сомкнутые, осветились улыбкой.
- Не позвал бы ты меня, так и не напомнила бы, - молвила она, - но должна признаться, там, в кустах, неподалеку от Жемчуга, и моя Крылатая привязана. Не могу больше здесь жить. Пыталась переубедить отца, но напрасно. Иногда люди заходят так далеко, что напрасно больше пытаться спасать их, и остается лишь спасать от них других людей. Я еду с тобой, Звенислав!
Он радостно обхватил девушку руками, еще непослушными после тяжелых цепей, и поцеловал, совсем забыв, где они находятся. Но Снежана вновь образумила его.
- Сейчас не время целоваться! Нам надо за ночь уехать подальше.
Когда они поднялись наверх, где храпели спящие охранники, Снежана задержалась, чтобы повесить ключи на пояс одному из них.
- Пусть теперь объяснят, как ты освободился, если ключи на месте!
Она осторожно, через потайную калитку, вывела княжича в сад. Каким сладким показался Звениславу сырой, промозглый осенний воздух! Кажется, одно удовольствие им дышать дороже всех богатств на свете...
Что-то большое, белое выступило из темноты, мягко ткнулось в плечо.
- Жемчуг! Хороший мой, милый старина Жемчуг! - обрадовался Звенислав коню, как лучшему другу. - Ну, теперь постарайся, Жемчуг! Твоя резвость нужна, как никогда.
Подальше в кустах стояла серая в яблоках кобылица, также снаряженная в дальний путь. Звенислав помог Снежане сесть в седло, но вдруг остановился.
- А не выйдет, что тебя хватятся раньше, чем меня?
Девушка хитро изогнула губы.
- Нет. Я еще вчера, поссорившись с отцом, уехала к тетке в ее поместье. Так что сегодня никто не ждет увидеть меня.
Звенислав глядел на нее со все возрастающим восхищением.
- Ты все предусмотрела! Такая же мудрая, как моя мать.
Она в темноте протянула ему руку.
- Кто-то ведь должен быть предусмотрительным и за таких, как ты, горячих да бесстрашных! Ну, теперь закутаемся в плащи поплотнее. И помни: у ворот сразу показывай печать. Мы - спешный княжеский гонец со своим оруженосцем.
Устроенное Снежаной переодевание сработало. Долгая осенняя ночь еще не дошла до половины, как ворота Червлянска отворились, выпуская беглецов.

[Артанис]

Глава 8. Дорога вдвоем
Они скакали по рыжей осенней степи, уносясь все дальше и дальше от постылых Червлянских стен. Копыта коней стучали в такт сердцам беглецов, исполненным радости и тревоги. Холодная осенняя ночь с редкими падающими каплями дождя окутала их своим темным плащом. Выглянувший из-за туч месяц осветил юношу и девушку, подгонявших и без того быстроногих коней, и мигнул, словно бы улыбнулся им. Налетевший порыв ветра взъерошил кудри Звенислава и растрепавшуюся косу Снежаны, приветливо подтолкнул их, и умчался прочь; ему было недосуг.
Когда рассвело, всю степь окутал туман, настолько густой, что на расстоянии вытянутой руки было ничего не разглядеть. Кони ступали теперь глухо, будто по болоту. Их очертания тонули в тумане, Жемчуг так и вовсе почти растворялся в молочно-белой мгле. Но Звенислав сказал, что туман им на руку, потому что собьет со следа возможную погоню.
Ближе к полудню туман рассеялся, и княжич со спутницей свернули с дороги в сторону, и весь день ехали через какие-то перелески, степные балки, которые Снежана ни за что бы не отличила одну от другой. Ее удивляло, как Звенислав умудряется находить в безлюдной степи какие-то приметы, однако он выбирал путь уверенно, стараясь объезжать стороной любые селения. Напоследок он спустился прямо в мелководный ручей, текущий в одном из оврагов, и вместе со спутницей долго ехал прямо по его дну. Копыта коней месили илистое дно ручья, взрывали фонтанчики грязи, но вода тут же смывала все следы.
Выбравшись, наконец, на твердую землю, Звенислав соскочил с коня и приник ухом к земле, прислушиваясь, не задрожит ли она под копытами мчащейся за ними погони. Однако все было тихо, лишь вдалеке послышался бег стада оленей или сайгаков, но их легкую поступь никто бы не перепутал с тяжелым топотом коней под всадниками.
Вернувшись к ожидавшей его Снежане, Звенислав весело подмигнул.
- Все тихо! Если они когда-нибудь и распутают наши следы, мы к тому времени будем уже далеко. Можно остаться ночевать. Ты, должно быть, устала, милая?
Девушка покраснела, услышав еще непривычное обращение, но не стала возражать. Не привыкнув так долго ехать верхом, она чувствовала, что все ее тело одеревенело, руки и ноги отказывались двигаться. Ей понадобилось огромное усилие воли, чтобы, не жалуясь, доехать сюда. Теперь она не возражала, когда Звенислав снял ее с седла, немного задержавшись, чтобы размять ей ноющие плечи и спину. Девушка едва не застонала, чувствуя, как онемевшие мышцы потихоньку возвращаются к жизни. Он бы охотно продолжил ее разминать и дальше, но тут уж Снежана сама остановила его, когда руки с сильными шероховатыми пальцами скользнули по ее талии к бедрам.
- Ну а это само пройдет. Спасибо тебе, Звенислав! Теперь можно отдохнуть...
Княжич устроил ее отдыхать на груде еловых лап, накрытых плащом, что наломал в лесу поблизости. Такой же лапник вместе с другими ветками он сложил вокруг шалашом, в середине которого развел костер. После утомительной скачки было уютно, в шалаше пахло дымом и свежей хвоей. Потом Звенислав позаботился и о конях: расседлал их, стреножил и пустил пастись туда, где еще осталось немного травы, но к воде разгоряченных животных не сразу подпустил.
Когда он вернулся в еловый шалаш, Снежана уже поднялась и, хоть двигалась с трудом, принесла воды из ручья, поставила вариться кашу из пшена с сушеным мясом, вынула из сумки лепешки, которые сама же запасла Звениславу в путь.
Вернувшись, приморский княжич вновь восхитился заботами своей "берегини".
- ОБо всем ты позаботилась, что нужно в пути! - воскликнул он. - Можно подумать, бывалая путешественница!
- Куда там! До сих пор в себя придти не могу от такой скачки, - призналась девушка, мешая ложкой в котле. - А вот ты и вправду меня удивил! Я думала, мы заблудимся, петляя, как зайцы. Кругом одна бескрайняя ширь, никаких дорог, балки и рощицы все одинаковы. А ты не только погоню сбил со следа, но и убежище для нас нашел!
- Я же родился в лесу, с младенчества учился различать голоса земли и все, что на ней живет, - улыбнулся Звенислав, садясь рядом с девушкой у костра. - Поверь мне, нет на свете двух одинаковых деревьев, ручьев или балок. Как нет двух одинаковых людей. Их всегда можно различить.
Снежана вздохнула.
- Наверное, для этого и впрямь нужно родиться в лесу. Без тебя я здесь беспомощна, как слепой котенок. Вот и такого шалаша мне сроду не сложить. Это ты в походах научился такие ставить?
- Тебе прежде просто ни к чему было такое знать. Кто-то лучше знает людей и их нравы, а кто-то - леса и степи, - усмехнулся Звенислав. - А шалаши из лапника мы строили еще мальчишками, вместе с Остромиром. Смешные были - весь лес перед нами, все в нем слушается нашу мать, а значит, и нас - целое огромное пространство, в котором мы еще детьми были всевластнее, чем великий князь у себя в Дедославле! А нам этого еще мало, хотелось хоть маленького, но только своего пространства, нами сделанного.
Он улыбнулся чуть насмешливо, но и мягко, вспоминая проделки ребенка, которым сам когда-то был. Снежана тихо спросила:
- Наверное, тот лес, где вы родились и росли, очень красив?
- Так ты все увидишь сама, как приедем домой: я тебя с радостью туда приведу! - воодушевленно пообещал ей Звенислав. - Он красив в любое время года. Сейчас, например, он горит всеми красками червонного и золотого, будто огромный костер. Зимой он бывает похож на огромный зал с черными колоннами. Мне в детстве казалось, что зимой наши деревья держат небо. А если выпадет снег, каждая лесная кочка, каждая коряга, заметенная им, становится на себя не похожа. Все меняется на глазах, будто оборотень. А весной... - он махнул рукой. - Нет, мне не рассказать! Я слишком далеко ушел от леса, мне не осознать его красоты и силы. Расспросишь потом мою матушку или младшую сестрицу, Листаву. Она обычно молчалива, но о лесе знает больше всех нас вместе взятых, недаром предпочитает его княжескому терему.
Он умолк. Только потрескивал костер, пожирая сухие сучья. И Снежана, уже настроенная его рассказом на необычный, таинственный лад, спросила шепотом:
- Так значит, лес и вправду имеет свою силу?
- А как же? Конечно! - удивился Звенислав. - Только еще раз говорю: об этом тебе лучше не со мной говорить. Мне-то от леса досталось лишь, сколько нужно для воинской смекалки, а лесной мудрости - ни капли. Мудрая у меня ты, - он исхитрился было поцеловать девушку, но едва не получил поварешкой по лбу.
- Полегче, княжич! Мы еще не настолько далеко отъехали от Червлянска, чтобы терять голову!
- Вот видишь, ты, как всегда, права, моя мудрейшая воевода в платье! - со смехом проговорил Звенислав, вспомнив, как о ней отозвался Летун. - На самом деле я даже рад собственному недостатку мудрости: ведь иначе я не встретил бы тебя!
- И не попал бы в поруб, если бы сам был хоть немного осторожнее, - уточнила девушка.
- И пусть! Самое главное - что все хорошо закончилось, ты со мной, и мы оба свободны, и скоро вернемся домой! - воскликнул он горячо. - Я уверен, ты полюбишь Приморье, как свой дом, и приморяне тебя - тоже. Конечно, мне бы хотелось стать князем как можно позже, но хорошо и то, что тебя, будущую княгиню, народ узнает уже теперь. Думала ли ты когда-нибудь стать женой княжеского сына?
- Мне чуть ли не с детства опротивели разговоры о знатных женихах, которых отец мечтал мне подыскать, - лицо Снежаны на миг застыло, стало холодным и суровым, как в их первую встречу. - Другие могли радоваться, но не я, чувствуя себя выставленной на торг телкой. В последнее время отец, по-моему, надеялся, что князь Любосвет влюбится в меня и возьмет второй женой...
- Отдать тебя подлому шакалу?! Никогда! - поспешно воскликнул Звенислав, словно Снежану хотели у него отнять прямо сейчас. - Клянусь, в Приморье ты будешь вполне свободна. Никто не посмеет навязываться тебе.
- Я уже свободна. Я рано научилась молчать и скрывать свои мысли, но про себя мечтала, когда придет время, распоряжаться сама своей судьбой. Может, потому, когда о тебе только услышала, меня как будто молнией прошило: нельзя тебя отдать в их власть!
- А я думаю, это Боги меня привели в Червлянск именно таким образом, чтобы мы с тобой нашли друг друга, - сказал Звенислав.
В эту ночь они, хоть и утомленные долгой дорогой, спали чутко, то и дело вздрагивая от каждого шороха: все казалось, что червлянские воины догнали их и сейчас потащат обратно в плен. То один, то другая, лежа по разные стороны догорающего костра, поднимали головы, услышав шорох в траве, крик ночной птицы или ржание их собственных коней. Однако ночь прошла, а их никто не побеспокоил.
Дальше ехали уже веселее, хотя от Червлянского тракта и жилых мест все так же держались поодаль. Теперь Звенислав уже не сомневался, что посланная за ними погоня либо потеряла след, либо далеко отстала. Вряд ли в Червлянске у кого-то найдется конь, резвостью и выносливостью равный Жемчугу, да и для себя Снежана взяла лучшую скаковую кобылицу в отцовской конюшне.
А, как только беглецы убедились, что опасность осталась позади, молодость взяла свое, и оба держались уже беззаботно, шутили и смеялись, веря, что все невзгоды остались позади. Казалось, и ее напрасные предупреждения, и плен, седьмица в порубе, рискованный побег, - все это было страшно давно, а в настоящем важно было лишь, что они вместе, счастливы и свободны, и родной дом все ближе. Девушке было еще трудно целый день держаться в седле, но она окрепла и привыкла к правильной посадке, и боль уже не мучила ее, как было поначалу. Пищи им обоим тоже хватало: Звенислав подстрелил дрофу, а Снежана с успехом запекла в горячих углях мясо этой крупной птицы.
На третий вечер расположились отдыхать на берегу небольшого степного озерца. Леса вокруг не было, но близ воды росли корявые дуплистые ивы и пара берез. Под ними собрали достаточно сухих веток, чтобы развести на берегу костер.
Когда из зажаренного куска птицы остались лишь обглоданные косточки, Звенислав взглянул на берег озера, еще хорошо видный в отблесках огня.
- Пока не искупаюсь, не очиститься мне от вони поруба! Наконец-то можно ее смыть, - сказал он, стягивая с себя сорочку.
Девушка искоса залюбовалась его статной фигурой, казавшейся возле костра медно-красной, как будто раскаленной. Кажется стройным и гибким, ни малейшей медвежьей неуклюжести, как бывает у иных тяжеловесных силачей; а между тем, как широки его плечи и грудь, какая сила в мускулистых руках! Неудивительно, что Любосветовым наймитам с трудом удалось одолеть его!
Не желая, однако, вслух выдавать своих мыслей, она заметила строго:
- Нашел тоже время купаться! Да ведь вода уже холодная.
Он усмехнулся, снимая и сапоги:
- Это разве холодная? Озеро мелкое, в нем вода всегда будет теплей, чем в реке. А воину приходится переплывать и большие реки в ледоход, держась за коня, когда вокруг плавают льдины. Да и в детстве мы купались, пока не замерзнут реки... Ну, теперь отвернись, не смущайся, - скомандовал княжич и, сбросив штаны, прыгнул в воду.
Снежана действительно отвернулась, больше повинуясь приказу, чем вправду смутившись. Мысленно выругав себя, она взяла сброшенную Звениславом одежду и, отойдя подальше, принялась ее полоскать, натирая мокрым песком.
Звенислав долго плескался и нырял с явным наслаждением, как большая рыба, смывая с себя всякое воспоминание о порубе. Когда он, наконец, вышел на берег, мокрый, с блестящими на коже каплями воды, Снежана встретила его, уже не отводя глаз, и протянула мокрую одежду.

[Артанис]

"Постскриптум: я пишу тебе, пишу..."(с)

- Не замерзнешь до завтра? Ехать приятнее в чистом.
Брови княжича удивленно дрогнули, когда он увидел свою выстиранную одежду в руках Снежаны, красных от воды и загрубевших после нескольких дней пути, натертых поводьями, сухими ветками, ножом, обожженных костром. Кто бы мог подумать, что дочь червлянского боярина и в походе окажется способна позаботиться о себе и о спутнике! Он ласково взял ее за руки и сказал:
- Скажешь тоже - замерзну! Что я, городской неженка? Давай сюда, до утра все высохнет.
Он взял у нее мокрые штаны и сорочку и стал одеваться, остужая разгорающийся жар молодого горячего тела. Озорно подмигнул девушке:
- А вода, кстати, совсем не холодная. Попробовала бы сама.
Она рассердилась на него, нарочно пытающегося ее смутить, сперва бесстыдной наготой, теперь - мокрой одеждой, облепившей его тело. Фыркнула и проговорила насмешливо:
- А что ж, и попробую! Только ты тоже отвернись! Не перед тобой красуюсь, перед озерным Водяным.
И она, разувшись, шагнула в воду по щиколотку. Тут же едва не взвыла - "не холодная" вода оказалась на поверку просто ледяной, как в проруби! Сцепив зубы, Снежана усилием воли сумела промолчать, а вскоре немного притерпелась, и вода перестала казаться такой уж невыносимой. Даже теплее, чем воздух вокруг. И она шагнула дальше, снова преодолевая первый миг пронизывающего холода. Она не раздевалась сразу, зная, что с берега за ней наблюдает Звенислав, но лишь постепенно подворачивала край платья. Наконец, войдя в воду поглубже, стянула через голову летник и шелковую сорочку. Стыд стыдом, но опрятность Снежана ценила выше, и ее очень мучила невозможность в пути сменить одежду на более свежую. Она принялась энергично полоскать свои вещи, взбивая вокруг целые волны, так сильно, что вскоре согрелась, хоть и стояла по грудь в холодной воде.
Вдруг она оступилась и попала ногой в какую-то подводную яму, полную донного ила. Нога внезапно провалилась, и девушка с испуганным воплем скрылась под воду с головой.
Звенислав, внимательно наблюдавший за ней с берега, закричал, кажется, еще страшней, чем она. Бросившись снова в озеро, он подхватил девушку, еще не успевшую наглотаться воды, но мокрую теперь с ног до головы. Вытащил ее на берег, ухватил заодно и ее вещи, еще не уплывшие далеко. Ступив снова на твердую землю, оба расхохотались как безумные.
- Придется теперь нам обоим сушиться у костра! - воскликнул Звенислав, отжимая промокшую косу Снежаны так, что на землю стекла целая лужица озерной воды.
Он подбросил веток в костер и, усадив перед ним девушку, принялся изо всех сил растирать ее, чтобы согреть. Все-таки, такое купание в осенней воде - уже не шутки. В отличие от закаленного воина, хрупкая девушка вполне могла жестоко простудиться. Звенислав дал ей выпить вина, потом снова растирал ее руки и ноги, пока она не согрелась окончательно. Наконец, зубы Снежаны перестали стучать от холода, кожа согрелась, и лицо, сколько можно было разглядеть в пламени костра, порозовело. Только тут приморский княжич почувствовал, что его и самого бьет дрожь - то ли от страха за нее, то ли все-таки стал донимать холод после второго купания.
Он закутал ее, как ребенка, ее плащом, а затем хотел укрыть еще и своим, но Снежана, уже вполне придя в себя, остановила его.
- А как же ты будешь? Сам сперва согрейся, с тебя вода льет ручьями!
Звенислав было отмахнулся и лишь придвинулся ближе к огню, но от его промокшей одежды повалил пар. Долго он старался устроиться то так, то эдак, чтобы обсохнуть скорей. Наконец, Снежана негромко проговорила:
- Ладно уж, снимай их, иди грейся ко мне.
Он обернулся к ней, затаив дыхание и не веря своим ушам.
- Ты правду говоришь?
Она встала, сбросив плащ, обнаженная, ослепительно-белая, даже словно бы светящаяся в подсвеченной огненными отблесками темноте. Проговорила уверенно, даже властно, притопнув ногой:
- Я тебе еще ни разу не лгала. Ты мне доверился, хоть и не послушал, а ведь я вполне могла быть в заговоре и завести тебя еще в какую-нибудь ловушку. А я тебе доверилась, когда бежала с тобой. Ты обещаешь, что мы сразу поженимся, как приедем в Приморье. Значит, я уже все равно что твоя жена. Мы оба омылись для свадьбы, а жертвы Ладе принесем после.
Он подхватил невесту в объятия, и они вместе упали на расстеленный плащ, завернувшись другим, и до конца ночи забыли обо всем, кроме друг друга. Но никто не потревожил их, только костер подмигивал алым глазом, пока не прогорел дотла.
Должно быть, горячо они согревали друг друга, пока не заалела на небе алая фата зари. Потому что ни Звениславу, ни Снежане ночное купание ничем не повредило, никто из них не простудился тогда.
В другую ночь, когда они остановились на опушке смешанного леса, узким клином выдававшегося в степь, к их ночлегу вышел лось. Приморский княжич с невестой, соорудив снова шалаш с подстилкой из лапника, едва успели поужинать, как увидели в щелку, оставленную среди веток, сперва тяжелую горбоносую голову, увенчанную большими рогами. Лось выглянул из зарослей, насторожил чуткие уши. Но люди сидели тихо, а их огонь был скрыт сложенными еловыми ветками. Стреноженные рядом кони было встрепенулись и заржали при виде зверя, но тот их не испугался. Он чуял запах двуногих, они, несомненно, были поблизости, но от них не исходило такого резкого угрожающего запаха, как обычно. И сами они вели себя не так, как их порода при встрече: не бросали острых палок во все живое, что увидели, не кричали пронзительными голосами, не ломились сквозь заросли с шумом и треском, невероятным для таких некрупных существ. Нет - сидели тихо, приглядываясь и прислушиваясь, точно добропорядочные лесные жители. Сохатый вновь повел ушами и раздул влажные ноздри, принюхиваясь. Странно, неужели новая, более разумная порода двуногих? Пожалуй, можно их не так сильно остерегаться, как других.
А Звенислав со Снежаной, осторожно расширив щель между веток, действительно притаились тише мышей, разглядывая великолепное животное. Вот лось, прислушавшись в последний раз, наконец, выдвинулся из кустов - огромный, выше и мощнее любого коня, темно-бурый, серебрившийся в лунном свете. Снежана, никогда прежде не видевшая так близко живого лося, дже восхищенно вздохнула, схватив руку жениха:
- Какой красавец! Правду говорят: лось без леса - не лось, лес без лося - не лес.
- Тише! - шепнул Звенислав, приложив ей палец к губам. - Смотри дальше: что-то будет!
Лось, успокоившись совсем, обернулся и коротко мыкнул, как домашний бык. Тотчас из кустов вышла безрогая лосиха, высокая, с длинными ногами, более изящная, чем лось-бык. Встретившись с ним, ласково потерлась мордой о его шею, а лось, повернув голову, лизнул ее в лоб. Затем оба горделиво прошествовали мимо затаившихся в шалаше людей и принялись не спеша обгладывать листья осины вместе с ветками.
- Видишь, милая? - шепотом произнес Звенислав. - Стоит только присмотреться к животным, когда они могут быть самими собой, и окажется, что они не настолько уж и отличаются от нас, людей.
- Я заметила, - отвечала Снежана таким же шепотом. - Знаешь, о чем я думаю? Они оказали нам доверие, как и мы с тобой - друг другу. Может быть, даже поняли, что мы тоже любим друг друга, и не сделаем им зла.
Звенислав беззвучно рассмеялся и обнял ее.
- Ну что ж, оправдаем их доверие! Пусть пасутся спокойно: я не Любосвет Келагастич, не поступлю вероломно.
Долго тянулась темная осенняя ночь, и долго на опушке паслись лоси, то пропадая в темноте, то снова выдвигаясь на свет огромными серыми призраками. Под конец они улеглись на землю, совсем как коровы, склонив головы на бок друг другу, и принялись пережевывать жвачку, словно поблизости не было никого, кроме них. А Звенислав со Снежаной наблюдали за ними из своего укрытия, пока их самих не сморил сон.
Но с утра, когда они проснулись, лосей и след простыл. Только свежие загрызы на осинах да отпечатки больших раздвоенных копыт доказывали, что вчерашняя встреча - не наваждение лесной ночи.
Когда, наскоро позавтракав, продолжали путь, приморский княжич пообещал своей невесте:
- Если захочешь, в лесу у моей матери сможешь любоваться лесными жителями сколько угодно. Они привыкнут к тебе через некоторое время и не будут бояться выходить навстречу даже днем. Туда не хотят чужие, и зверь и птица все непуганые. Сможешь поглядеть, как птицы кормят птенцов, а потом учат летать, как олени играют на лугу, как медведица обучает своих медвежат, и еще много чего. Лоси - это еще цветочки, там и зубры живут!
Девушка увлеченно слушала его рассказ, затем недоумевающе спросила:
- Как же ты, родившийся в лесу, так хорошо знающий зверей, убиваешь их, если они чуть ли не друзья твои?
- Я убивал лишь других зверей, не своих знакомых, - возразил Звенислав. - Такова жизнь, а я - только человек. Мне приходилось сражаться и убивать других людей, а животные тоже небеззащитны перед ловчим. Один раз медведь сорвал нож у меня с пояса, в другой - тур метнул рогами вместе с конем. Это честный поединок. Не каждого зверя и не всегда я готов убить. На тех лосей, скажем, рука не поднялась бы и без тебя. Жаль разрушать такую пару! Но только я лишь смутно это сознаю, сам почти как зверь. А вот, будь на моем месте моя мать, Светозар или Листава - им бы и в голову такое не пришло. И звери это чувствуют, даже незнакомые. Если бы они захотели, могли бы ездить верхом на тех лосях, как мы на конях, и те бы не подумали сопротивляться. Я-то почти ничего не унаследовал от мамы...
- Ты же княжич, причем старший. Тебе не дело быть лесным отшельником, - рассудительно заметила Снежана. - Твое дело - подавать другим пример: смело идти и на врага, и на зверя...
- И в поруб, - усмехнулся он.
- Тут вина на том, кто такую западню устроил, а не на том, кто попал, - возразила, ничуть не смутившись, Снежана. - Помолчи, не перебивай. Кому, как же женщине, знать, честь или бесславие заслужил мужчина? Сам же ты говоришь: это Боги нас с тобой вели таким окольным путем. Они редко выбирают прямые дорожки...
- Но и никогда не ошибаются, присуждая людям лучшую для них судьбу. Ведь лучшая - не самая тихая и благополучная, а та, что больше всех подходит нам, - проговорил с сияющими глазами Звенислав, придержав Жемчуга, чтобы, поравнявшись со своей спутницей, звонко поцеловать ее.
- Я об этом как-то слышала легенду от одного купца с Восхода, - вспомнила Снежана. - Их верховный Бог однажды отослал на землю двух меньших Богов, провинившихся перед ним, наказав каждому обойти землю вокруг. Один из посланных попросил, чтобы дорога для него была ровной и гладкой, и чтобы он все время видел перед собой цель. "Хорошо, я выполню твое желание", - пообещал верховный Бог и повернулся ко второму посланнику: "А у тебя нет никаких желаний?" "Нет, никаких", - ответил второй, и они отправились в путь. Первый вышел вперед, увидел: перед ним до самого окоема тянется ровная, как стол, долина, а за ней горит небесное пламя. "Нет, такую ширь мне не одолеть", - решил меньший Бог. Лег и заснул. В легенде говорится, он до сих пор спит. А второй бодро вышел в путь: видит - впереди поле, за ним лес, за лесом - гора, а за горой, вроде бы, и небо начинается. "Только-то!" - воскликнул весело. - "Да я там до вечера буду!" И вправду, еще до вечера перешел и поле, и лес, и гору. Но увидел, что небо, его цель, совсем не так близко, на пути к ним выросли новые преграды. Делать нечего - пошел дальше, надеясь, что уж за ними-то точно начинается небо. Не раз блуждал в пути, переплывал реки и моря, ранил ноги в кровь, терял из вида путеводное зарево и снова возвращался. Легенда гласит, он до сих пор странствует...
- Точно, - рассмеялся внимательно слушавший Звенислав. - Это прямо про нас: мы тоже легких путей не ищем.
И впрямь, их путь не был ни легким, ни быстрым. Днем пробирались через осеннюю степь, избегая всякого жилья и любых случайных встреч. На ночь устраивали себе укромное гнездышко, согретое силой огня и их любовью, расцветающей с каждым днем все сильнее. Не очень-то устроенным и совсем не роскошным, да еще для княжича и боярской дочери, был их кочевой быт, но им, молодым и крепким, радующимся обретенной свободе, был в радость. Снежана даже думала про себя, что была бы не против, если бы Приморье, край Сварожьих Земель, лежало еще дальше, чтобы ехать вот так, вдвоем со Звениславом.
Но на шестой день пути, при виде небольшой степной речки, которую назвал Ивицей, княжич сказал, что за ней уже лежит Приморское княжество. Только теперь они свернули на тракт, уже ни от кого не скрываясь более. Здесь многие встречные, узнавая старшего сына князя, тепло приветствовали его, и он тоже разговаривал с каждым очень просто, как с хорошим знакомым, даже когда перед ним были явно бедные смерды. Однако же, спеша скорее вернуться домой, вежливо отклонял любые предложения остановиться отдохнуть в чьей-нибудь избе получше или в поместье какого-нибудь боярина. Им надо спешить, отвечал Звенислав. Зато некоторых встречных приглашал приехать в скором времени в Белгород Приморский, намекая на некое неожиданное торжество. Нетрудно было понять, о чем речь, взглянув при этом на спутницу княжича, стойко выносившую повышенное внимание приморян к своей особе.
Услышав топот большого отряда всадников задолго до того, как те появились из-за поворота, Звенислав приказал Снежане ждать, а сам выехал им навстречу.