Огромное спасибо Вам, эр
Зануда, что вернулись и вновь порадовали Вашим мнением!
Постарайтесь впредь надолго не исчезать, по возможности.
Понятно, что вражеское нашествие, даже самого якобы культурного и развитого народа - это всегда горько и страшно. И сравнивать их между собой - именно что "оба хуже". Век бы не видеть таких "гостей". А послезнание, кстати, я стараюсь у себя отключать. Да и не поручусь, что и в дальнейшем историческое будущее этого мира будет вполне соответствовать.
А до аллеманов дойдет в свой срок, и возможно, что получится сравнить. Без брошенных в костер младенцев постараюсь обойтись, но повоевать еще придется. Благо, у Святослава на их счет уже сейчас нет никаких иллюзий. А князьям - кто из них уцелел, - ничего другого не остается, как быть патриотами. У них в соответствующие времена двойного гражданства и счетов в зарубежном банке не было, хочешь не хочешь - придется спасаться со всей страной. Кто как умеет, конечно. Благо, и Вирагаст, и Святослав умеют неплохо.
А по поводу Влесославля - он хочет выиграть время. Чтобы они не сорвались в поход сразу, да заодно еще самому князю с его родными майдан не устроили, если решат, что тот недостаточно решителен. Чтобы, если уж придется принимать бой, так хотя бы сначала отправить от города подальше свои семьи. И, если драться, то лучше все-таки в городе, а не в чистом поле, где у чжалаиров нет равных. А для этого распалять горожан не следует, хотя бы до того, как у них не останется выбора.
А о спасшихся в лесу Святослав, положим, не знал, когда рассуждал об информации для влесославцев. Впрочем, вряд ли те смогут его опередить.
А в итоге окажется, как обычно, что никто на свете не в состоянии предусмотреть абсолютно всего.
Уничтожив долго сопротивлявшийся Вратоград, победоносное чжалаирское воинство двинулось дальше к полунощи. Они спешили, потому что нужно было покорить здешние края до наступления весны. Ерден-хан и его полководцы догадывались, что весной, когда сойдет снег, разольются многочисленные озера и реки, двигаться дальше будет куда труднее. Между тем. времени оставалось мало. Под Вратоградом они и так потеряли куда больше времени, чем хотелось бы. Потому джихангир и увел войско на другой день, едва дав время нукерам собрать добычу. За это, он знал, против него опять шепотом роптали влиятельные родичи и соратники, а сильнее всех возмущался Наран-хан, сын великого хагана Октая. Наран со своими соратниками требовал, по обычаю, чтобы город отдали в распоряжение воинам на три дня. Но Ерден настоял на своем. Добыча и так была велика, а намного больше вряд ли удалось бы собрать, так как город почти полностью сгорел.
Но не только потеря времени вызывала у хана тревогу. Удручали его, как и его полководца, мудрейшего Оюуна, да и всех, кто в Орде умел думать, и большие людские потери. Если поначалу сквозь земли этих длиннобородых свархов двигались легко, и те, будто во сне, не успевали оказать настоящего сопротивления, то дальше пошло не так. Азань, Змеев, Брониславль - это были сильные, укрепленные города, и без сунских стенобитных сооружений его конница топталась бы под каменными стенами до сих пор, но не это беспокоило Ерден-хана. В конце концов, суны со всеми их удивительными изобретениями - его слуги, а все, что умеет слуга, принадлежит его хозяину, хотя бы тот сам не разбирался, как это устроено. Нет, его поражало, что, когда доходило до открытого боя, чжалаирские воины, самые крепкие, выносливые и тренированные, с малолетства привыкающие править конем и натягивать лук, - лишь с большим трудом одолевали здешних изнеженных горожан. Путь к полунощи был усеян костями чжалаирского воинства. Почти треть его осталась лежать в глубоких снегах. Приходилось признать, что Орда слабеет. Иначе разве бы задержал их какой-то Вратоград?!
Ерден-хан ощущал накапливающуюся усталость в своих воинах, в конях, замедливших бег, в себе самом. Не меняя позы в седле, повел плечами, чувствуя, как они заныли от непривычной сырости вокруг. Толкнул коня пятками в бока, приноравливаясь к еще непривычной побежке нового скакуна...
Да. раньше ни его воины, ни он сам не знали слабости и одолевали любого врага, точно кречеты, падающие сверху на стаю хищных гусей! Должно быть, это города виноваты в ордынских потерях. Его воины, привыкшие сражаться в открытой степи, запутывались в этих мышеловках, где не всюду и на коне-то проедешь, где мало проку от стрел и копий. Хорошо бы все здешние города стереть с лица земли вслед за Вратоградом! А свархи, если хотят жить, пусть привыкают к свободным пространствам, без каменных и деревянных стен, за которыми множится коварство. Неужто им плох обычай, что избрали для себя повелители Вселенной?
Обернувшись на свое кочевье, джихангир с новым раздражением заметил, что они движутся слишком медленно. Повозки вязли в раскисающем снегу, кони осторожно перебирали ногами, словно собираясь плыть. Ерден-хан слышал, как орут возницы, подгоняя лошадей, как то один, то другой нукер, обернувшись, требует ехать быстрее. Поодаль сам Наран среди своего тумена визгливо орал и размахивал плетью, заставляя всех спешить. Ерден-хан насмешливо прикрыл глаза. Ни от кого нельзя требовать невозможного - этому учил еще его великий дед. Как можно ехать быстрей, когда повозки перегружены военной добычей так, что оси того и гляди треснут? Вернуть прежнюю быстроту Орда могла бы, только бросив обременяющую ее добычу и большую часть пленных, но об этом не могло быть и речи. Только заикнись джихангир о подобном - против него восстанут не только жадный Наран и другие родичи, но и свои собственные нойоны и нукеры, те, на которых все держится. Они, став за время похода богаче ханов былого времени, уж никак не согласятся бросить ни единой меховой шкурки и золотой монетки. А вождю лучше не отдавать приказов, от которых пошатнется его власть.
Нет, видно, оставалось только одно: как можно скорее дойти до главного здешнего города, Влесославля, и захватить его любой ценой, а затем стереть с лица земли. Нельзя оставлять у себя за спиной такой сильный и богатый город, иначе так и будет сидеть занозой. Выдернуть его с корнем, да поскорее, а потом, пока здешние дороги еще проходимы, вернуться в степи, где можно кочевать свободно, не натыкаясь ни на стены, ни на деревья.
Но похоже было, что и это осуществить будет не так-то просто в здешней огромной стране, заросшей сплошь лесными чащобами. Чжалаирским коням долгий поход давался еще труднее, чем людям. У себя на родине, где морозы бывали, пожалуй, еще злее здешних, неприхотливые полудикие лошади могли жить спокойно, добывая себе зелень из-под снега. Но здесь, среди огромных сугробов, где местами лошади проваливались до самого брюха, им приходилось куда труднее. Они худели и слабели, но не могли раскопать себе достаточно пищи. Вскоре лошади стали падать, и их туши отмечали путь чжалаирского войска. Отныне в каждом взятом городе чуть ли не самой ценной добычей стало сено; его собирали до последней соломинки. Разъезды чжалаиров широко кружили по деревням и селам, отбирая сено у местных жителей. Но в последнее время и это становилось делать все труднее. Несколько отрядов вовсе не вернулись, другие рассказывали, что находили лишь пожарища на месте деревень, сожженных уже не Ордой, а самими жителями, ушедшими прочь. А главное - вместе с деревянными домами они сжигали и драгоценные стога сена! Таким образом, прокормить лошадей становилось все труднее. И на это у Ерден-хана тоже был только один ответ: Влесославль, скорей добраться до Влесославля! Там усталая Орда отдохнет сама и даст отдых табунам, прежде чем вернуться назад. Там, только там их ждет настоящая богатая добыча и слава, достойная победителей!
Однако похоже было, что даже Боги свархов противятся походу завоевателей. Иначе почему с самого Вратограда заметно потеплело, и чудовищные сугробы стали резко таять, пуская целые реки воды? И ведь пленные свархи, спрошенные через толмача, клялись, что до весны еще месяца два, по меньшей мере. Нет, должно быть, такая ранняя весна неспроста. В этом загадочном краю вообще обитали странные силы, которые не так просто было одолеть степным Богам чжалаиров. Еще давно, около Брониславля, тысячник Бурхан, посланный захватить небольшой город, вернулся перепуганным и клялся на чем свет стоит, будто на глазах его отряда город ушел под воду, да еще среди зимы! Конечно, трусливого нойона тут же задушили прилюдно, а его воинам обрили головы и послали пасти овец, но толку-то?
Джихангир призывал самого сильного шамана, Хойду; тот долго колдовал, обращаясь к Господину Высокого Неба и к другим Богам, прося их вернуть на землю правильный порядок, но все напрасно. Снег продолжал таять, и двигаться становилось все труднее. Хуже того - у лошадей, вынужденных целыми сутками брести по колено в ледяной воде, от сырости воспалялись копыта. Некоторые совсем обезножели. Если болезнь распространится, каким образом чжалаиры смогут двигаться дальше, как будут сражаться в чужой стране?
Накануне захромал любимый конь и самого Ерден-хана. Опытный конский лекарь, осмотрев копыта, сказал, что конь выздоровеет, если его вести в поводу сухим путем. Но сухих путей становилось все меньше: повсюду, куда ни взгляни, земля становилась огромным озером, из которого торчали деревья да полузатопленные кусты. И вот, командующий чжалаирским воинством, пересев на другого коня, ехал мрачный и молчаливый, сосредоточенно размышляя о чем-то.
Внимание джихангира посмел отвлечь начальник разведки, Иналчи-нойон, примчавшийся из леса с сотней своих воинов. Вытянулся перед ним в седле, смуглый до черноты, быстрый и ловкий, как степной волк.
- Внимание и повиновение, мой хан! В лесу обнаружен отряд свархов, числом немногим больше тысячи. Большинство - воины, но есть и женщины с детьми.
Ерден-хан хищно усмехнулся. При всех нынешних трудностях он совсем не был расположен щадить свархов.
- Какая удача! Нам как раз понадобятся еще пленники.
Привлеченные остановкой, подъехали еще люди. Среди них, в окружении своих телохранителей - Наран-хан, вырядившийся в шубу на малиновом шелку. И, как водится, не мог не оспорить любого решения своего родича и соперника.
- Ты, драгоценный Ерден-хан, и так набрал пленных больше. чем людей во всей нашей Орде! Из-за них мы и ползем, будто черепахи, вместо того, чтобы лететь стрелой, как завещал Священный Повелитель.
Ерден скривил тонкие губы, пристально взглянув в широкое, одутловатое лицо двоюродного брата.
- Вот как, тебе мешают пленные, о мудрейший Наран, блистающий, как солнечный диск? Но я слышал, ты ничего не имеешь против свархских пленниц. Или, может быть, нам бросить здесь часть добычи, выделенную для отправки твоему отцу, великому хагану Октаю?
Наран шумно задышал, побагровев почти в один цвет со своей шубой, но не находя слов. Вокруг тем временем собирались другие родичи-ханы и приближенные нойоны, жадно ожидая, что будет. Одни стояли за Ердена, другие за Нарана. Конечно, Ерден был законно избранным командующим - джихангиром, его слово для всех означало закон. Зато Наран - сын и представитель великого хагана, с ним также приходилось считаться.
Сегодняшняя стычка была между ханами далеко не первой, и у обоих двоюродных братьев терпение было на исходе. Оба чувствовали, что, покори они вправду весь мир, им все равно придется в нем тесно вдвоем. У обоих руки уже сами тянулись к саблям, и ближайшие нукеры с тревогой готовились их разнимать, зная, что могут не успеть: чжалаирских ханов с детства учили владеть оружием в совершенстве.
Только один нойон глядел на разгоравшуюся ссору без любопытства, а, казалось, с видимой горечью. Это был уже пожилой воин, весь седой, но крепкий на вид, сидевший в седле прямо, словно опирался на невидимую стену. Лицо его пересекал большой синий шрам. Скромный внешний вид нойона, его простая овчинная шуба, лохматый малахай и черные гутулы из козлиной шкуры никого не вводили в заблуждение: на самом деле это был один из знаменитейших полководцев в Орде.
- Великий Монх-Оргил сказал мне, прежде чем уйти на небо к Тенгри-хану: "Если когда-нибудь мои потомки станут безумно предаваться раздорам, когда рядом ликует враг, - это будет началом бед для чжалаиров".
Проговорил он эти слова невозмутимо, как бы ни к кому не обращаясь, но не только оба хана, но и все окружившие их обернулись к нему, словно за шиворот каждому плеснули холодной воды. Упрек старого нойона заставил одуматься всех. Некоторым даже послышались в его голосе другие интонации, те, что некогда заставляли мир трепетать...
Пристыженный Ерден-хан вскачь подлетел к старику, склонил голову.
- Благодарю, что заставил меня очнуться, мудрейший, как всегда, Оюун-богатур! Одному лишь тебе дано Небом никогда не забывать о пользе дела ради вспышек личных желаний, а другие так не умеют.
- Это потому что я не знаю противоречий между делом и личными желаниями, - усмехнулся старый воин. - А на вас с Наран-ханом, должно быть, нашло сегодня помрачение, вызванное колдовством лесных свархских мунгусов...
- Клянусь белым жеребцом Солнца, ты прав! - воскликнул Ерден-хан. - Там, в лесу, засели свархи? Тагай, поведешь тысячу!
Он указал одному из своих нойонов, и тот с готовностью выехал вперед, собираясь выполнить поручение. Но шаман Хойду неожиданно опередил вызванного и выехал вперед на маленьком соловом коньке. Сам тоже маленький, еще больше высохший за время похода. На шапке перья ворона, на груди поверх шубы болтался череп змеи. Хойду взглянул на командующего пристальным взором маленьких глазок, черных, как уголь.
- Пошли туда меня, любимый внук Победителя Мунгусов! Я чувствую присутствие рядом могущественного вражеского шамана. Простым воинам не одолеть его.
Ерден-хану ничего не оставалось, как кивнуть. Раз шаман так говорит, значит, нельзя пренебрегать его советом, даже если сам ты, увы, так же бессилен распознать вредоносные чары, как любой простой воин.
- Поезжай, мудрый Хойду! Привези мне голову свархского шамана.
Правя конем только ногами, Хойду достал из сумы барабан и принялся, не умолкая, бить в него обеими руками, меж тем как тысяча воинов углубилась в лес, окружая противника.
Когда рокот барабана заполнил весь мир, князь Святослав, уже готовый вести свой отряд на прорыв, оглянулся и увидел встреченного в лесу старца. Тот не садился на коня, и вообще не трогался с места, с тех пор как загремел барабан. Так и остался стоять возле большой сосны. Только лицо его теперь было напряженным; губы сжались в одну линию, ноздри хищно раздувались, глаза горели. Ласковый, дружелюбный со всеми старик в одночасье превратился в воина, пылающего яростным вдохновением битвы. И видно было, что ему приходится нелегко в борьбе с невидимым противником: по лицу Светозара Ростиславича текли крупные капли пота. Князь понял, что нельзя отвлекать его, и остановил коня, не в силах отвести взгляд.
Но вот в барабанном бое послышался иной звук, похожий на перестук копыт, но только невероятного, исполинского коня, мчащегося через лес, как через открытое поле. И на поляну вылетела невозможная, призрачная фигура, будто сотканная из черного дыма войны. Непредставимо огромный, до самого неба, густо-черный конь мчался прямо на отряд влесославльского князя. Он скакал, не расплескивая талой воды, но под его копытами вековые деревья ломались, как прутики. На опушке леса невероятный конь встряхнул гривой-тучей, топнул оземь копытом, способным раздавить разом тысячу человек. Он заржал, и князь Святослав, внутренне холодея, как-то отстраненно удивился, как от его ржания еще не треснул мир.
Но, когда чудовищный конь уже готов был обрушиться на помертвевших влесославцев и растоптать их, с выставленных вперед рук старого Светозара сорвалась яркая вспышка. Нет, не вспышка - огромный сокол, весь в красно-золотом оперении, сверкающий так, словно солнце спустилось пониже.
И огненный сокол яростно налетел на чжалаирского коня, целясь сразу когтями и клювом. Снова и снова стремительно проносясь в небе золотой молнией, он падал сверху, терзал голову и спину коню, с отчаянным клекотом бросаясь на мечущегося от боли исполина. Тот, ослепленный, истекал не кровью, но черным дымом, струившимся из ран, жалобно вскидывал голову и кидался то в одну сторону, то в другую, сокрушая все вокруг. Однако сокол, продолжая клевать и когтить обезумевшего коня, заставлял его бежать вспять, откуда пришел.
Тут только Святослав заметил вдалеке отряд верховых чжалаиров. Те попятились прочь, держась подальше от чудовищного облачного коня. Но впереди и немного в стороне от них остановился маленький старичок, неутомимо бьющий в барабан. Они со Светозаром увидели друг друга и обменялись ненавидящими взорами. Это был их поединок, в котором не было места прочим.
Внезапно чудовищный конь сделал невероятный скачок, уворачиваясь от бичующих когтей сокола. От его удара дрогнула земля, затрещали, как в бурю, деревья вокруг. И одно из них, падая, смяло шамана Хойду. Соловый конек выбежал с пустым седлом, а хозяин его остался лежать под деревом. Шаманский бубен смолк навеки.
В тот же миг исчез, развеялся дымом чудовищный конь, вызванный Хойду. Если бы не следы его бесчинств, ничто бы не указывало, что он был. Вслед за ним исчез и огненный сокол.
Но Светозар Ростиславич, призвавший древний знак рода, остался стоять, как был, у сосны. Только теперь уже не просто стоял, а опирался о нее, чтобы удержаться на ногах. Лицо его побелело, как снег, заострилось, став усталым и дряхлым. Теперь можно было поверить, что ему двести лет. Он медленно проговорил, с трудом подняв дрожащие руки, обращаясь к чжалаирам, стоявшим на опушке, и к тем, кто ждал на дороге:
- Дальше вам хода нет, дети Монх-Оргила! Никто из вашего войска не сможет ни ступить, ни въехать дальше во Влесославскую Землю! Она останется свободной от вас навеки. За это порукой будет моя жизнь, и пусть слышат меня Боги этой земли!
Сказав так, Светозар покачнулся и сполз наземь по стволу дерева. Князь Святослав склонился над ним, хоть и видел, что помощь уже не нужна.
- Дедушка! - к умершему подбежали Яросвет и Дана. У обоих из глаз текли слезы. Упали на колени возле старика, не сразу поверив, что его больше нет. Потом медленно закрыли ему глаза и сложили руки на груди.
- Пойдемте, - сказал князь Святослав своим юным родственникам.
Он сам поднял легкое тело старика и уложил на носилки, собираясь похоронить, как подобает, в спасенном им Влесославле. Когда он, не медля, увел свой отряд прочь, то заметил, что чжалаиры не могли последовать за ними.
И действительно - ордынцы, изумленные услышанными вестями, так и не смогли ни пройти, ни обогнуть невидимую защиту, поставленную Светозаром Ростиславичем ценой своей жизни. Сколько бы они ни блуждали по лесу, всегда возвращались в одно и то же место, откуда не было ходу дальше. Даже широкий проезжий тракт отказывался вести их дальше: тумены и обоз, вроде бы, двигались вперед, но в конце концов, оказывались на старом месте. Наконец, когда войско и лошади совсем измучились, Ерден-хан вынужден был повернуть назад. С горечью в сердце он повернулся спиной к Влесославской Земле и повел Орду назад, пока еще хватало сил выбраться отсюда живыми.
