Благодарю, эрэа
Эйлин! Спасибо, эреа Артанис! Что же дальше?
Как это что? Битва...
В другой раз, отбросив от себя викингов, Святослав заметил поодаль Яросвета. Приморский княжич сегодня сражался впервые, получив в командование сотню воинов. Не очень-то хотелось князю Святославу брать юношу в этот поход, но Яросвет так рвался в бой, что нельзя было запретить ему, не рискуя оскорбить на всю жизнь. И он пошел со Святославом, а его сестра Дана осталась во Влесославле, рядом с молодой княгиней Светланой, с которой они заметно подружились.
Теперь Яросвет на стройном золотисто-рыжем коне врезался в строй викингов, рубя своим мечом направо и налево. И, видно, не наугад: один викинг, окровавленный, шарахнулся от него прочь, другой выпал из седла, и его конь помчался по полю боя один.
- Получайте, воры! Подлые тати, отродье висельников! Будете знать, как ходить за добычей! - кричал Яросвет, прокладывая широкую просеку вместе со своими воинами. Его не волновало, поймут ли его викинги, в их лице безземельный княжич рассчитывался заодно и с теми, кто погубил Приморье, его родных, а их с сестрой вынудил жить на чужих хлебах.
В какой-то момент показалось, что отважного юношу затрут облаченные в мощную броню викинги, точно льдины - хрупкую стерлядь. Однако он сумел выбраться и столкнулся с важным, судя по богатым доспехам, вождем завоевателей. И вправду, то был Хальвард, начальник разведки, опытный и хитрый воин. Первым ударом топора он раздробил в щепки щит Яросвета, заставив того открыться. Юноша покачнулся в седле, едва не выброшенный наземь. Он уже видел, как над ним навис враг вместе с конем, казавшийся невероятно огромным...
Викинг ухмыльнулся, торжествуя победу. Он видел, что его противник почти висит в седле, кое-как держась одной рукой. Никакой жалости Хальвард не испытывал. Война - суровая работа, в ней побеждает тот, кто оказался сильнее. Кому рано драться со взрослыми воинами, пусть сидит дома. А коль пришли биться - получай, как положено взрослому.
Он только не учел юношеской ловкости противника. Как раз когда Хальвард занес топор над его головой, Яросвет увидел над собой его глаза, зеленовато-серые, как морская вода. И, нырнув вниз, выхватил нож из-за голенища сапога, метнул прямо в один из этих глаз. Хальвард рухнул наземь под копыта коня.
- Молодец, Яросвет! - радостно закричал князь Святослав, пришпорив Уголька: пора было выручать своего дальнего родственника, окруженного викингами.
Они съехались почти на середине вражеского становища; кругом валялись смятые шатры, путались под ногами веревки, точно клубки змей, кони спотыкались о разбросанные всюду предметы обихода. Святослав с Яросветом крепко обнялись, радуясь, что видят друг друга невредимыми.
- Видел, как я его? - хвастливо произнес Яросвет, кивнув на труп поверженного противника.
- Молодец! - снова похвалил его князь, и тут же, заметив на поясе юноши рог: - А теперь протруби погромче! Пора уже и Милонегу со Сбыславом выйти.
Яросвет трижды громко протрубил, оглашая поле боя ревом, похожим на оглушительное мычание зубра. Даже викинги, казалось, на миг смутились, догадываясь, что рог поет не для их блага.
И сразу же справа и слева донесся дробный топот копыт. Запасные влесославльские полки налетели на врага сразу с двух сторон, точно буря. Уже давно тоскливо ожидая своего часа, они могли только прислушиваться к далеким звукам битвы и догадываться, что там происходит, кто из их друзей жив, кто ранен, кто убит... Вынужденное бездействие так томило всех, что разрешение вступить в бой почти обрадовало. Свежие, полные нерастраченных сил, конные полки обрушились на врага. В тот же миг из леса повалила пешая рать - и им ожидание давно уже сделалось невмоготу. Привстав на стременах, Святослав взмахнул мечом, приветствуя пешцев. Он увидел впереди гигантскую фигуру Волота: взмахнув тяжелой палицей, как соломинкой, тот принялся прокладывать дорогу к кораблям.
Махнув рукой, князь указал знаменосцу поднять выше стяг. Тот привязал его к копью, и алое знамя с золотым львом взметнулось высоко над головой Святослава, чтобы все знали - их князь и полководец жив и продолжает сражаться.
И он действительно продолжал рубиться, как и все вокруг, не имея и мгновения, чтобы отдохнуть. Викинги наседали все упорнее, еще надеясь отвоевать победу. Молодому князю некогда было считать своих противников, если бы он и захотел, но зато всякий удар его приходился в цель. Сам он несколько раз замечал, как вражеские удары, которых не успевал отбить ни он сам, ни охранявшие его воины, задевали его; но Индриковы доспехи пока что защищали надежно. Ни меч, ни секира так и не смогли пробить их.
И все же, исход боя был еще не определен, и мог сложиться как угодно. Несмотря на то, что викинги сражались без предводителя, они держались стойко, и не думая отступать. Каждый из их военачальников распоряжался на своем участке, сплачивал воинов вокруг себя. Помогала исконная морская привычка: в море каждая команда слушалась своего кормчего, не спрашивая, кто стоит над ним. Даже тяжело раненые викинги продолжали сражаться, не желая прощаться с мечтой о завоевании Влесославля.
Но тут как раз рухнул большой черно-красный шатер, поваленный Немиркой и Лисохвостом, встретившимися случайно на поле боя. Немирко, когда кровавая круговерть зашвырнула его подальше от князя и Вадима, ощутил такую злость, какой сроду не бывало прежде. Правда, он увидел над полем боя знамя князя Святослава, и знал, что тот жив, но находился так далеко, что нечего было и думать к нему пробиться. Зато Вадима видел последний раз спешенным, тяжело раненым, но не успел придти на помощь - тут их как раз разделили. С тех пор Немирко не знал, что с его другом, и тревога проворачивалась в сердце, как лезвие меча, разгоралась жарким костром, дымилась едкой ненавистью к врагам.
Конечно, они с Вадимом, еще в детстве приставленные в отроки к Святославу, когда того только привезли во Влесославль, не всегда так уж крепко дружили. Всякое бывало - и ссорились, порой даже дрались, особенно в детстве, когда каждому хотелось бы остаться при княжиче одному. Не знали тогда еще, что у князя Святослава Вирагастича хватит ласки и приязни для всех, как у солнышка - теплых лучей... И дразнили они, бывало, с Вадимом друг друга. Особенно он, Немирко, виноват, что уж там: такой у него язык длинный да ехидный, за всякого зацепится; оттого и прозвище такое дали!.. А вот теперь, кажется, если и впрямь нет больше Вадима, то такую потерю не искупить будет ничем, ничем! Остается тогда только отомстить, да желательно так, чтобы викинги сразу поняли, что нечего и надеяться на победу!.. И он, еще не сознавая, что будет делать, повернул Орлика к пестрому шатру ярла.
Шатер был пусть - раненого Торира воины сразу перенесли на главный драккар "Конь Победы", на форштевне которого готов был взмыть в небо восьминогий Слейпнир. Но там еще оставалось много ценных вещей, и у входа в шатер стояли двое часовых. Не останавливая коня, Немирко ударил мечом одного. Второго тут же зарубил выскочивший невесть откуда Лисохвост. Тот был ранен, по его левой руке текла кровь. Рыжие волосы выбились из-под шлема, и ветер ерошил их. Но воин только отмахнулся, когда товарищ сказал о ране.
- Подумаешь, рука! Сколько наших намолотили сволочи... Сбыслава убили сейчас!
- Сбыслава? Иди ты! - не поверил Немирко, но, поискав взглядом, вправду не смог найти в боевой толчее удалого влесославца, хоть и приметен был его шлем с орлиными крыльями.
Лисохвост криво усмехнулся и, как был, верхом, въехал в шатер ярла. За ним последовал и Немирко. Но внутри не было ни души, а на богатую утварь и лари с ценностями воинам сейчас и глядеть не хотелось. Немирко лишь сплюнул разочарованно.
- Ушел, гад! - и он в сердцах рубанул мечом по опоре шатра. Та хрустнула и переломилась, шатер сразу просел, парусина захлопала на ветру, как курица крыльями.
- Получай! - с жутковатым весельем воскликнул и Лисохвост, перехватив топор здоровой рукой и подрубая вторую опору.
Шатер накренился и стал падать, оба молодых воина едва успели выехать из-под него. Немирко сорвал навершие в виде орла и поспешно сунул в седельную сумку.
А на них с Лисохвостом уже мчался целый отряд викингов, всполошившихся неслыханной дерзостью влесославцев. Чье-то умело пущенное копье насквозь пронзило Лисохвоста, и тот упал, закатив глаза. Немирко яростно пришпорил Орлика, так что верный конь огромным прыжком перенес хозяина далеко вперед. Тот огляделся среди человеческой кровавой каши и стал пробиваться туда, где пр-прежнему развевалось на ветру алое знамя с золотым львом.
И все же, кажется, после того, как рухнул черно-красный шатер, что-то неуловимо переменилось на поле боя. Викинги уже не столько напирали сами, сколько, перегруппировываясь и равняя строй, старались дать отпор противнику. Затем и вовсе стали отступать, поначалу медленно и тяжко, огрызаясь на каждом шагу. Все больше их скапливалось на берегу, возле кораблей. Здесь разгоралась решающая часть сражения.
Первым охрану викингов прорвал боярин Изяслав. Сгоряча далеко опередив остальных, проломился конем к самой воде, к сходням драккара. На душе у него, в отличие от многих бойцов, было почти весело; он наносил и отражал удары, не чувствуя ни ненависти, ни страха смерти. Что в бою значит гибель? Она вокруг тебя, она повсюду, и в то же время, пока сам ты жив и можешь сражаться, ее нет, и, значит, нечего и помнить о ней! И вот, Изяслав, как был, на коне, собирался было въехать по сходням на драккар с жуткой змеиной головой. Но, едва его Яхонт одолел деревянные доски, как страшный удар потряс коня и всадника, и Изяслав почувствовал, как летит куда-то вниз, выбитый из седла. Упав наземь у самой воды, он решил было, что сходни провалились под ним, но тут же увидел бьющегося с жутким ржанием Яхонта. Обе передних ноги его были перерублены. А на борту, прямо над лежащим на земле Изяславом, гордо возвышался викинг в полном боевом облачении, помахивая огромной секирой.
- Ну что, торгаш из города торгашей, - насмешливо обратился тот к влесославскому боярину, коверкая каждое привычное слово. - Сколько ты заплатишь мне за свою собственную шкуру?
Только что Изяслав лежал, разбитый падением, не зная точно, сможет ли вообще подняться, так болело все тело. Но тут некая неведомая сила будто подхватила его с земли, и он бросился на врага, мигом забыв о боли. Недаром в Сварожьих Землях ходила пословица: "Если тебе надоело жить, поругай Влесославль при влесославце".
- Вот это ты зря, приятель! - воскликнул Изяслав, одним махом взлетев по сходням и обрушив меч на голову оторопевшему викингу.
Оглянувшись, увидел, что к змееголовому драккару уже бегут другие викинги, собираясь отплатить за вторжение. Но отдавать им победу не хотелось, и вот Изяслав, бросив в ножны свой меч, взял секиру убитого викинга - ею удобнее было рубить. И обрушил град ударов на прочное просмоленное дно корабля. Доски скрипели, щепки летели в разные стороны, словно он рубил дрова.
- Вот вам ваш драккар, собаки! Не уплывете теперь! - злорадно смеялся Изяслав, глядя, как внизу пешая рать рубится с корабельной охраной.
Здесь, у кораблей, распоряжался Ингольф. Он проклинал про себя самоуверенность Торира, отославшего его стеречь корабли. И его таким образом вывел из дела, и сам умудрился выйти из строя в первые же минуты боя! Однако его приказ Ингольф выполнял неотступно, понимая, что драккары - их последняя возможность спастись, если уж дело пойдет совсем плохо. Пока передняя линия викингов стояла сплошной стеной, другие у них за спиной стаскивали драккары на воду, готовясь к отплытию. Бергенский ярл не терял самообладания, и, сплотившись под его началом, викинги дрались еще яростнее прежнего.
- Берсерков вперед! - крикнул Ингольф, стаскивая с коня еще одного влесославца. - Берсерков!..
Ряды викингов расступились, оставив впереди лишь несколько десятков воинов. Но каких! Эти шли в бой кто с удалой залихватской песней, кто - с грубой бранью или с безумным хохотом, словно битва была самым веселым занятием. В их мощных руках мечи, секиры и тяжелые палицы вращались, точно крылья мельницы. Глаза у всех бешено сверкали, в них метались красные огоньки. Это легко было заметить, потому что у многих берсерков головы были непокрыты, и свирепо искаженные лица, вздыбленные волосы и бороды делали их еще страшнее. Да и вообще снаряжены они были как попало, точно страшно спешили: у многих не хватало в доспехах не только шлема, но и латных рукавиц, нарукавников или даже части кольчуги, и почти никто не взял с собой щита, словно не могли и подумать о защите в бою.
Правда, берсерки были нынче тоже не те, что прежде. Все реже эта способность встречалась как врожденный дар Богов, гораздо чаше воины становились берсерками искусственно, тайными заклинаниями вселяя в себя дух медведя и укрепляя его затем ядовитыми смесями из трав и мухоморов. Такие воины силой и свирепостью не уступали прежним, однако, если не погибали в бою, то за несколько лет превращались в совершенно больных телом и духом. Да и опасны были для своих столько же, сколько для чужих, так что даже корабли у них были свои. Но сейчас берсерки воистину могли совершить чудо. Они бросились в бой, клокоча яростью, рубили и кололи людей, коней - им все равно было, кого. Бились, не замечая ран, и, даже истекая кровью, не чувствовали боли. Когда не могли держать оружия, до последнего мгновения душили и грызли тех, кто попадался под руку, как настоящие звери.
Но князь Святослав недаром поставил именно Волота воеводой пешей рати. Проломившись сквозь строй врагов, как вепрь сквозь собачью свору, могучий влесославлец не собирался останавливаться и перед берсерками. Раскрутив свою палицу над головой, он обрушил окованный железом дубовый комель на косматую голову Гуннару Жестокому, самому могучему из берсерков. Тот свалился наземь, как бык под обухом мясника.
- И все? - оглушительно захохотал Волот, продолжая орудовать палицей направо и налево. - Эй вы, мухоморники! Где у вас настоящие воины? Эти что-то слабоваты!.. Тьфу, а у тебя пена на губах, пес бешеный! Полечись в Вальхалле!
С каждым словом витязь укладывал палицей одного врага за другим. Дробились черепа, трещали кости, гремело, ломаясь, железо доспехов. Ни один берсерк, в хмельном угаре заступивший дорогу Волоту, не выдержал и нескольких мгновений. Могучий витязь получил уже несколько ран, но совсем не замечал их, горя яростным вдохновением битвы. Наконец, даже берсерки как будто что-то сообразили, глядя на распаленного яростью великана глазами просыпающихся. Но они могли еще осознать меру, а он - нет. Преследуя убегавших, Волот ворвался на ближайший корабль.
- Куда?! - взревел он таким голосом, что услышали все на поле боя. - Нашкодили - и в кусты, псы шелудивые? Здесь останетесь, раков кормить!
И, размозжив голову еще одному берсерку, Волот ухватил его на руки и швырнул на середину реки, как тряпичную куклу. Но и этого ему было мало. Оглядевшись и увидев, что остался на борту один, влесославский витязь снес деревянную волчью голову с форштевня, затем ударил палицей по мачте, сломав ее пополам.
- Вот тебе! Поплавай теперь! - крикнул Волот и, не задумываясь, перескочил с борта искалеченного драккара на другой, стоявший дальше. Один-единственный невероятный прыжок перенес далеко вперед семипудовое тело в тяжелых доспехах.
Очистив корабль от викингов, он быстро сделал и его непригодным к плаванию и последовал на третий, уже наполовину спущенный на воду. На нем вся команда поспешила спастись, не желая сражаться с разъяренным гигантом, в облике которого, как подумалось им, явился кто-то из оскорбленных Богов этой страны.
Волот наскоро разломал и здесь борта и мачту, и готовился уже идти дальше. Прямо перед ним на воде покачивался главный драккар, на тридцать пар весел, с красно-черным парусом и резным восьминогим конем...
- Волот! Возвращайся! - донесся с берега голос князя Святослава.
Этот голос был единственным, что мог сейчас образумить разъяренного силача, в одночасье вернуть ему рассудок. Встряхнув головой в сбившемся шлеме, Волот тем же путем вернулся на берег, тяжело прыгая с одного драккара на другой.
А на борту "Коня победы", меж тем, все готово было к отплытию. Лекари и слуги хлопотали над раненым ярлом. Торир пришел в себя, но был еще очень слаб. Голова его была вся перевязана, так что походила на снежный ком. Кровь удалось остановить, но голову непрестанно пронизывала острая боль, начинаясь под правым глазом и проходя насквозь, мучительно отдаваясь в висках. Так, верно, страдал Тор Громовержец, когда ему в голову вонзился точильный камень Хрунгнира. С трудом открыв глаза, ярл увидел себя полусидящим на палубе, прислоненным к мачте. Он сразу заметил, что большая часть его флотилии готовился выйти на воду, и понял, что это значит. Стиснув зубы, Торир застонал.
- Тише, тише, господин, а то вновь начнется кровотечение, - уговаривал его старший лекарь, сидевший, оказывается, рядом. - Все будет хорошо. Глаза целы, а рана, если поможет Эйр Врачевательница, заживет за несколько седьмиц...
- Как идет битва? - спросил Торир, сам удивляясь, до чего слабо звучит его голос.
- Проигрываем, - вздохнул лекарь. - Уже почти все готовы отплыть.
Это ярл и сам понял - вся поверхность Ренны расцветилась парусами, как летнее поле цветами. Только на берегу еще сражался отряд.
- Так угодно было Богам, - процедил Торир сквозь стиснутые зубы. - Позови кормчего, пусть объявит старшим на кораблях - все, кто на воде, уходят. Немедленно!
Видимо, раненый ярл не все видел или осознавал в точности, потому что не заметил, когда рядом с ним вместо лекаря появился Кольскегг, кормчий "Коня победы".
- Но, мой ярл, - произнес тот дрожащим голосом, - на берегу остался Ингольф Бергенский. Он еще держится. Мы еще можем победить, если войско вернуть в битву! Или хотя бы забрать оставшихся...
- Нет, - ледяным убийственным шепотом отвечал Торир, чувствуя, как боль еще сильнее стискивает голову. - Мы уходим сразу! Кто останется - им же будет хуже.
Он не договорил, да и не мог договорить того, что чувствовал: гордому ярлу легче было признать полное поражение, чем позволить, чтобы Ингольф или любой другой победил там, где он проиграл.
"Конь победы" развернул парус, его весла вспенили воду Ренны, и он медленно отошел от берега. За ним двинулись и другие драккары - меньше половины пришедших, потому что викингов не хватало на весла.
Ингольф, сражавшийся на берегу небольшого отряда, вздрогнул, как от удара молнии, сразу поняв, что произошло. Торир сбежал, бросив его! Он послал вслед ярлу длинное цветистое проклятье и, перехватив меч покрепче, бросился в гущу битвы. Вокруг него падали мертвыми остатки его отряда, падали и противники, но тех все же оставалось не в пример больше. В этом сражении под Бергенским ярлом убили трех коней, сам он получил четыре раны, к счастью, не особенно опасных. Теперь он, брошенный своими, рассчитывал лишь продать жизнь подороже, как подобает викингу. Разглядев совсем близко самого влесославльского князя, Ингольф даже обрадовался. Все-таки это судьба! Пусть подлый Торир отнял у него жизнь и земной успех, но эта победа останется ему, Ингольфу...
Пришпорив коня, Бергенский ярл отчаянным прыжком бросился на князя Святослава. Все произошло настолько быстро, что тот, еще занятый сражением, не успел заметить нового противника; не успел никто и предупредить его.
Но тут как раз из леса выехал новый отряд всадников, всего-то человек двадцать. Впереди них мчался, горяча коня, юноша в богатых доспехах, похожий лицом на князя Святослава. Увидев, как викинг занес над ним меч, вновь прибывший подлетел вскачь, будто у его коня были крылья, и ударил мечом по шлему врага. Тот рухнул замертво. Святослав тем временем обернулся, не веря своим глазам.
- Стемир! - воскликнул он при виде своего спасителя. - Какими судьбами? Ты же был в Брониславле!
- А я приехал к тебе в гости, да опоздал - ты ушел на войну, - усмехнулся младший брат. - Ну, я с кметями поспешил тебя догонять.
- И поспешил как раз кстати, чтобы спасти мне жизнь, - признал Святослав, обнимая младшего брата. - Ну, посмотрим, чем все закончилось...
Они бок о бок проехали по полю боя - один на вороном коне, второй на сером в яблоках, пробираясь между громоздившимися повсюду грудами тел погибших и раненых.
Битва завершилась полной победой влесославцев. Кое-где еще защищались забытые своими остатки воинства викингов, но и им, кто был еще жив, пришлось сдаться в плен.