Расширенный поиск  

Новости:

21.09.2023 - Вышел в продажу четвертый том переиздания "Отблесков Этерны", в книгу вошли роман "Из глубин" (в первом издании вышел под названием "Зимний излом"), "Записки мэтра Шабли" и приложение, посвященное развитию науки и образования в Золотых Землях.

Автор Тема: Северная легенда  (Прочитано 16838 раз)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #45 : 06 Окт, 2018, 19:52:15 »

Благодарю Вас, эр Зануда! :-* :-* :-*
Ага, вот и оппозиция в кадр попала! А уж когда баскаки появятся - им и повода искать не нужно будет, чтоб князю путь вече указало! Вот только одна у них проблема останется - не платить Орде чревато, так можно и на карательный рейд напроситься! Мистика мистикой, заклятье заклятьем - тем паче что о нём и не знают бояре - а невыплата ясака - хороший повод проверить, вправду ли в земли Влесославские ходу нет! Или может это было про тот конкретный год, или просто ворожба выдохлась, или на неё другой шаман ответ найдёт.
Только все будет идти по порядку и своим чередом. До баскаков еще немало лет должно пройти, не будем спешить. Пока что еще иные незваные гости должны явиться, с другой стороны. Но у влесославцев и по меньшему поводу вече - национальный вид спорта, а понятия о патриотизме весьма своеобразные. :-\

Тем временем князь Святослав действительно долго не подозревал недовольства бояр. Он отнюдь не почивал на лаврах, разгромив викингов; разведчики что ни день сообщали ему тревожные сведения с границ. Аллеманские рыцарские отряды из пограничных крепостей, уже не скрываясь, переходили рубежи, нападали на влесославские селения. По сути, война уже началась, хотя открыто ее так и не объявляли. И теперь Влесославлю оставалось лишь готовиться к затяжному противостоянию: аллеманы - народ упрямый, и не повернут назад просто так.
Сразу же оказалось, что для большой войны не хватает буквально всего. И воинов, которых главные люди Влесославля очень неохотно соглашались отпускать в войско. И снаряжения, на которое, опять-таки, жалели денег городские господа, "золотые пояса". И коней, достаточно крепких, чтобы дать отпор рыцарской коннице. Все это Святославу приходилось буквально с боем брать у настоящих хозяев Влесославля. Никогда еще они так не противились его нововведениям, и молодому князю непонятно было такое упорство, граничащее со слепотой. Неужели им непонятно, что, если не отбить аллеманов поскорей, они и под самый Влесославль подкатятся? Но ему некогда было особенно удивляться им, потому что требовалось вновь обучать собираемую рать, и он почти все время проводил за городом, с войсками. Кроме того, большому войску требовались большие запасы пищи, нужно было заготовить мясо дичи, а для этого требовалось расширить княжеские ловчие угодья. Но и тут влесославские господа решительно возмущались его требованиям! Таким образом, все замыкалось в круг, подобно водовороту, закруживший молодого князя - некогда ни выбраться, ни оглядеться.
И, когда однажды поутру загремел, заголосил вечевой гонг, созывая горожан, Святослав почувствовал неладное, но еще не сознавал до конца, чем это для него обернется. Приказал оседлать Уголька и во главе своей дружины приехал на площадь, куда уже стекался народ. Там, на столбе, висел огромный медный гонг, и в него сейчас колотили палками два дюжих мужика. И в осеннее промозглое небо плыл громкий и чистый звон, расплывался по всему городу громовыми раскатами, будил и поднимал на ноги, призывал действовать во имя Влесославля. Ни один горожанин, будь в нем хоть капля жизни, не мог не явиться, когда гонг созывает на вече. И теперь народ собирался на площадь со всех сторон, спеша узнать, ради чего свободный Влесославль созывает своих сыновей.
Поднявшись на помост, князь Святослав увидел впереди заранее собравшихся бояр как раз тех людей, что в последние дни больше других противились его начинаниям. Он сразу понял, что и нынешнее вече - их рук дело, и взглянул так, что некоторые даже попятились. Один только Желан Годинич сумел выдержать исполненный негодования взор князя, не отводя глаз.
- Что нового произошло у вас, господа, ради чего вы созвали вече? - холодно осведомился Святослав.
Он ждал ответа от Желана, но первым на край помоста выскочил Чернотал. Закричал визгливым голосом, потрясая сухонькими кулачками:
- Что произошло у нас? Это мы тебя должны спросить, Святослав Вирагастич! По какому праву ты требуешь новые лесные угодья? Зачем хочешь лично распоряжаться городской казной, а мы чтобы и носа не совали там, где ты приказываешь?
- По военному праву! - отозвался Святослав сильным голосом, так что его услышало все вече. - Князь обязан защищать Влесославль от врагов, не так ли? Как именно он это сделает, нигде не оговаривалось. Какие затраты князю дозволено взимать на снаряжение войска - тоже не ограничено...
- А зачем вообще кормить князя и его дружину, если они не хотят защищать город сами, для чего были призваны, а чуть что у нас же просят помощи? - бесцеремонно перебил князя боярин Широкорад. - Много бы ты навоевал без наших доблестных ратей? А теперь хочешь, едва закончив одну войну, в другую нас втянуть? Не выйдет! Влесославль отказывается класть головы своих сыновей ради твоего безумного честолюбия!
Князь Святослав даже растерянно поперхнулся, изумленный боярской наглостью. И прежде "золотые пояса" спорили с ним, мешали действовать, но он никогда и подумать не мог, что они настолько его ненавидят. А теперь все, что бы он ни сделал, они подавали в совершенно превратном виде, и бесполезно было что-то доказывать.
- Влесославль более в тебе не нуждается, Святослав Вирагастич, - в отличие от своих собратьев, боярин Желан говорил спокойно, но непреклонно, голосом, исполненным внутренней силы. - Никогда и ни для кого народ влесославльский не пожертвует своими вольностями! Умрем за нашу свободу, но не допустим собой помыкать!
А влесославцам, столпившимся вокруг помоста, ничего другого и не нужно было. К ним воззвали ради защиты своих исконных вольностей, вечевой гонг созвал их решить судьбу родного города - теперь они готовы были свернуть горы! Сейчас и последний бедняк, и самый бесправный работник, только вчера получавший палок по приказу хозяина, вмиг становились всемогущими, если только были коренными свободными влесославцами. Вече уравнивало всех. Каждый мог испытать ликующее, пьянящее чувство, что именно от него зависит все - даже быть в городе князю или нет.
Теперь заранее собравшиеся поближе к помосту боярские наймиты яростно завопили в такт призыву Желана и стали взбираться по ступеням вверх. Вокруг заволновался и остальной народ. Умело пущенные в последние месяцы слухи против князя Святослава сделали свое дело. Кроме того, князь был пришлым, а выступившие против него бояре - свои, влесославцы, и, значит, больше заслуживали доверия.
С помоста Святославу были видны головы колышущегося моря людского и поднятые над головой кулаки. А за площадью - знаменитый мост, тоже запруженный толпой, и свинцовые волны Черной. Река колыхалась от ветра, а толпа - от гнева и чужого наущения. Те же самые люди, что четыре месяца назад восхваляли его за победу над викингами, теперь подступали, сжав кулаки, и громогласно требовали уйти. Да, сомнений нет, это они: Святослав даже узнавал в колыхавшейся массе знакомые лица, только раньше они улыбались ему, а теперь были искажены яростью.
Князь чувствовал спиной, как тяжело дышат пришедшие с ним дружинники, сомкнувшиеся сейчас плотнее. От них исходило напряжение, точно разряды молнии; казалось, сейчас посыпятся искры, как от шерсти кошки перед грозой. Немирко первым взволнованно шепнул на ухо:
- Святослав Вирагастич, ты только скажи, а мы мигом проучим дураков!..
- Не смей! - князь выразительно взглянул не только на своего оруженосца, но и на других воинов, удерживая их от стычки со влесославцами. - Никто еще не пытался заткнуть рот влесославльскому вече, и я не буду первым. Это верная смерть, притом бесславная и бесполезная. Да и кого вы наказать хотите? Вправду дураков, не ведающих, что творят.
Успокоив своих людей, Святослав вновь обвел взглядом собравшихся на помосте влесославльских бояр. На этот раз он глядел поверх заговорщиков - с этими все ясно, нечего и говорить. Обратился к былым соратникам, что вместе с ним разбили викингов.
- А вы что же молчите? Милонег, Руслан, Изяслав? Давно ли с вами вместе бились, а теперь и вы уже против меня!
- А что нам говорить? - нехотя отозвался первый воевода, Милонег Беловоич. - Раз вече порешило, значит, так и есть. Не мы Влесославлем распоряжаемся, но сами его волю исполняем. Глас веча - глас Богов!
Среди княжеских воинов послышались злые смешки. Князь видел, что они готовы вот-вот броситься на бывших товарищей, и сам усилием воли сдерживал злость и раздражение, готовые захлестнуть с головой. Сердце сжималось от обиды, голову кружил туман, и тянуло хотя бы напоследок высказать все, что думает о неблагодарных влесославцах.
"Оставайтесь здесь, будьте довольны! Торгуйте, кичитесь своей вольностью и своим богатством, орите до хрипоты на вече, а с аллеманами сами справляйтесь, как умеете! Вот ваши полки, а вот и воеводы прославленные, чего же не хватает? Только и вашей жизни не пройдет, как заговорите вы по-аллемански и станете молиться не Сварогу, а Вотану, не Перуну, а Донару, не Велесу, а Фрейру. На побережье Алатырного моря тоже наши сородичи жили, а теперь аллеманами себя считают. Не хотите против них идти - с ними против своих скоро пойдете войной! Против восстановленных из пепла Брониславля, Змеева, Залесного воевать придете, если сейчас отделитесь, против своих братьев по крови!"
Но все-таки сумел сдержать грубые и резкие обвинения, что душили его, камнями застревали в горле. Быть может, какой-то внутренний голос ему подсказал не доводить с влесославцами до полного разрыва, когда уже ничего нельзя будет исправить и впредь. Он презрительно усмехнулся, не глядя ни на кого.
- Хорошо, пусть будет, как вы решили! Я ухожу!
Он спустился с помоста, и толпа расступилась, давая дорогу князю и его воинам, устремившимся следом. Там, где он проходил, люди растерянно смолкали и глядели вслед. Никто не осмелился крикнуть что-то оскорбительное покидавшему их князю, но многим теперь становилось неловко. Не только народ, но и иные бояре и воеводы теперь растерялись. Быть может, они хотели лишь заставить слишком властного молодого князя сбавить пыл, навязать свои условия, но не изгонять. Лишь немногие по-настоящему обрадовались уходу Святослава.
Вместе со своими дружинниками князь вихрем промчался на вороном коне по улицам, где не было никого, кроме играющих в свайку мальчишек - все взрослые подались на вече. Ворвавшись на Княжье Подворье, Святослав с мрачным видом направился в жилые покои. Светлана, увидев его, испуганно вскрикнула.
- Жена, уедем сегодня же! - с порога сообщил он.
Он не ожидал, что молодая княгиня тут же радостно ахнет и поцелует его, точно получив самую счастливую весть.
- Уедем, Святославушко! Сейчас же уедем! Довольно тебя помучили неблагодарные влесославцы! Да и мне спокойнее, что наш сын будет расти от них подальше! - на одном дыхании проговорила Светлана, уткнувшись лицом в грудь мужу.
Чувствуя, как рядом с женой и маленьким сыном бесследно проходит обуявшее его раздражение, Святослав про себя удивился ее признаниям, высказанным лишь теперь. Он знал, конечно, что Светлана так и не освоилась во Влесославле до конца, не смогла полюбить этот город. Но она ничем не выдавала прежде, что боится не за себя, а за него и маленького Владислава. Только лишь теперь, когда он собирался оборвать все связи с этим беспокойным городом, Светлана призналась, зная, что уже ничем ему не повредит... В порыве нежности он крепко поцеловал свою княгиню и почувствовал, что все невзгоды остаются далеко отсюда, не смея проникать за дверь их горницы.
В тот же день князь Святослав со своей семьей, со всей дружиной и слугами уехал прочь из Влесославля. Он направлялся прочь, в Исконные, или Низовые Земли, откуда был родом. Никто из влесославцев не провожал его, да их и не ждали, разве что у кого из княжеской дружины на них чесались кулаки.
В заново отстроенном Брониславле Святослав встретил родителей и младших братьев и сестренку, которых давно не видел. Удивился про себя, как выросли дети: Вирагаст-младший и Мезамир смотрелись почти уже юношами, и даже Мстислав с Владиславом лихо скакали верхом и размахивали деревянными мечами. Когда отчаянный забияка Мстислав, подъехав ближе, стал ногами на своего коня и перемахнул в седло к старшему брату, тот почувствовал, что вернулся домой.
Зато родители за время, что они не виделись, заметно постарели. Да и было отчего. Горькую весть сообщил старшему сыну великий князь Вирагаст. Оказывается, чжалаиры, не решившись, как прежде, безоглядно идти вперед, вернулись в бывшие команские степи. А на обратном пути разорили и дотла сожгли некогда прекрасный Дедославль, якобы тот мешал им кочевать свободно.
- Вот так-то, сын! Правление наше похоже теперь на кафтан нищего: только одну дыру зашьешь, как другая рвется, - откровенно говорил великий князь сыну, как равному себе. - Войско, что я оставил в Дедославле, теперь частью вырезано, частью в плену. И моего воеводу Лютобора - помнишь его, наверное? - тоже, израненного, захватили в плен. Да и всем нам заодно напомнили: проклятые никуда не ушли, они в любой день могут вернуться.
- Вот если бы они с аллеманами схлестнулись... - вздохнул Святослав.
- Мечтать не вредно; да для этого пришлось бы хоть тем, хоть другим через наши же земли идти, так что выйдет не лучше, - усмехнулся князь Вирагаст. - Ладно, сын, поживи пока в Залесном, отдохни, пока время есть. Влесославцев я тоже знаю не понаслышке. Наверняка они одумаются, как только аллеманы прищемят им хвост.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Эйлин

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6843
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7703
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #46 : 06 Окт, 2018, 21:39:15 »

Мда, неблагодарность встречается нередко. Но  город остался без защиты, а враги не дремлют. Еще пожалеют прогнавшие князя. :-\
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Записан
"Потом" - очень коварная штука, оно имеет обыкновение не наступать"(Рокэ Алва)

Зануда

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 507
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 1456
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #47 : 06 Окт, 2018, 22:01:47 »

Да нормальные у них понятия о патриотизме. Абсолютно нормальные. Для тринадцатого века, конкечно. За родной Влесославль любой из тех бояр-заговорщиков голыми руками любого рвать готов! Ну и за все земли города - ой, Города! - до Студёного или как оно тут? Полуношного? В общем, до того моря - тоже! А вот до Дедославля им дела нет или почти нет. И до Брониславля тоже. И это - норма.
Кстати, то же самое по идее и у алеманов должно быть. Империю конечно создать в раннем Средннвековье можно было - тому и Карл и Чингиз подтверждением - а вот сохранить... Так что расклад для Сварожьих земель получается получше, чем в нашей реальности. Бароны алеманские конечно никуда не денутся, когда империя рухнет, и замки на местах останутся. Но вот силы, подобной Ордену в нашей истории у них за спиной скоро не станет! А с ляхами без религиозного вопроса общаться будет опять же попроще! Так что тыл у Святослава и Святославичей будет поспокойней. Там, где сами они его не решат побеспокоить. И успех на Закатном направлении видится мне более чем вероятным! А там, по Алеманскому морю утвердившись, да с ляхами придя к какому-никакому консенсус, можно и силы побыстрее скопить против Орды. Единственно - а как в этом мире турок звать будут?  ;) Они в раскладе не лишние совсем!

Спасибо, эреа Артанис!
П.С.
Эреа Эйлин, а они со своей стороны правы! Здесь и сейчас. Без послезнания о национальных государствах.

П.П.С.

 Кстати, а почему тут нет Ганзы? Или просто Влесославль не ганзейский город (пока?)?
« Последнее редактирование: 06 Окт, 2018, 23:16:59 от Зануда »
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #48 : 07 Окт, 2018, 21:09:42 »

Эрэа Эйлин, эр Зануда, мои дорогие читатели (целых два! ;D) Огромное спасибо вам, что не забываете! :-* :-* :-*
Мда, неблагодарность встречается нередко. Но  город остался без защиты, а враги не дремлют. Еще пожалеют прогнавшие князя. :-\
"Но будет день, и от плебейского позора еще опомнится прогнавший нас народ!" (с)А.Малинин, "Белая гвардия")
Извините, просто вспомнилось.
По их обычаям такое вполне дозволялось, как уже пояснил эр Зануда. Другое дело, что время показывать свой норов и вправду выбрали неудачное. Главное - чтобы еще можно было все исправить.
Да нормальные у них понятия о патриотизме. Абсолютно нормальные. Для тринадцатого века, конкечно. За родной Влесославль любой из тех бояр-заговорщиков голыми руками любого рвать готов! Ну и за все земли города - ой, Города! - до Студёного или как оно тут? Полуношного? В общем, до того моря - тоже! А вот до Дедославля им дела нет или почти нет. И до Брониславля тоже. И это - норма.
Кстати, то же самое по идее и у алеманов должно быть. Империю конечно создать в раннем Средннвековье можно было - тому и Карл и Чингиз подтверждением - а вот сохранить... Так что расклад для Сварожьих земель получается получше, чем в нашей реальности. Бароны алеманские конечно никуда не денутся, когда империя рухнет, и замки на местах останутся. Но вот силы, подобной Ордену в нашей истории у них за спиной скоро не станет! А с ляхами без религиозного вопроса общаться будет опять же попроще! Так что тыл у Святослава и Святославичей будет поспокойней. Там, где сами они его не решат побеспокоить. И успех на Закатном направлении видится мне более чем вероятным! А там, по Алеманскому морю утвердившись, да с ляхами придя к какому-никакому консенсус, можно и силы побыстрее скопить против Орды. Единственно - а как в этом мире турок звать будут?  ;) Они в раскладе не лишние совсем!

Спасибо, эреа Артанис!
П.С.
Эреа Эйлин, а они со своей стороны правы! Здесь и сейчас. Без послезнания о национальных государствах.

П.П.С.

 Кстати, а почему тут нет Ганзы? Или просто Влесославль не ганзейский город (пока?)?
Ой, ой, эр Зануда, у Вас масштабы - хоть всю мировую историю переписывай! 8) Только историю творило множество человек, а я одна (не считая, конечно, помощи моих читателей и комментаторов). Мне бы пока что справиться с тем, что есть - я уже вижу, что, скорее всего, буду писать "Северную легенду" долго и счастливо. Если меня не жаль - хотя бы память исторических прототипов пожалейте, а то я ж ТАКОГО могу напридумывать... До сих пор удивляюсь, как мне мои герои в кошмарах еще не снятся; да ведь не у всех было такое феноменальное терпение, как у нынешней моей жертвы.
Как будет с Закатными странами в этой реальности, подумаю впредь. Пока что, во всяком случае, Аллеманская Империя никуда не исчезает, и на век героев "Северной легенды" ее вполне хватит. А там - как знать. Я не исключаю, что не только история других стран, но и Сварожьих Земель может пойти в какой-то момент совсем иным путем. История вообще очень тонкая вещь. Стоит измениться какой-то вероятности - и все сложится совсем иначе, как в том стихотворении про гвоздь. Стоит только в данной альтернативной версии не появиться какому-нибудь, всего одному, персонажу, или сделать что-то не то, или погибнуть раньше времени, или, наоборот, остаться жить какому-нибудь перспективному человеку - и вот перед нами совсем другая история. Вот, например, "Полет сокола" не породил глобального АУ, потому что выживший Ростислав и его потомки так и остались жить в своем Приморье, в том самом краю, который до сих пор звучит как имя нарицательное для какого-нибудь очень уж дальнего места. :D А вот, если бы он не просто выжил, но и хотя бы великим князем стал, и на передний план вышли бы его потомки, а не Бронислава, - можно думать, что расклад бы к событиям "Северной легенды" был совсем другой. А как дальше сложится, я и сама не все знаю. Могу, скажем, допустить, что лет еще через четыреста Смутное время в моем альтернативном МИФе закончится года на два пораньше, и приведет на трон совсем не Романовых...
То же самое, кстати, касается и турок (до которых, в любом случае, еще несколько сот лет тоже). Почему мы думаем, что они здесь тоже будут? А вдруг здесь как раз сохранится Агайя? Или, по крайней мере, они потеснятся и будут вынуждены соседствовать? Опять же, монотеистических религий на просторах МИФа так и не появилось. Конечно, завоевательные государства и без них в истории бывали, но одним источником непримиримости все-таки меньше. Поэтому когда-нибудь позднее за влияние на Полуденном море могут бодаться не две, а три державы. Но это уж совсем отдаленное будущее. А пока что, повторяю, разобраться бы с уже начатым!
П.П.С. А просто не было случая ее упомянуть. Пока это не важно было по сюжету. Торговых махинаций операций ведь не описывалось. А что с иностранными купцами влесославльские господа ведут дела на равных, как раз говорилось. Вот только в политике Влесославлю это вряд ли чем-то поможет.

Глава 15. Искупление
Широкая гладь Линева озера и гряда низких холмов, поросших густым ельником, открывалась как-то вдруг, стоило дороге вынырнуть из черного, непролазного бора, казавшегося бесконечным. Только что можно было думать, что проезжая дорога завела вовсе уж в медвежий угол, и скоро сама потеряется в лесах, а тот, кто неосторожно пойдет по ней, так и будет блуждать вдали от людского жилья. И вдруг - точно занавес отдергивался, - лес расступался, и, как жемчужина в раковине, открывалось лесное озеро, и возле него - город. Не такой великий и знаменитый, как иные, он зато был красив тихой, естественной красотой места, еще не до конца вырубившегося из окружавших его немереных лесов, не растратившего тишину и покой, положенные Богами.
Здесь, в Залесном, родился князь Святослав и его братья. Родился и жил до восьми лет, пока водоворот княжеской жизни не забросил их со старшим братом в огромный буйный Влесославль. С тех пор удавалось сюда наведаться только урывками. И вот теперь молодой князь чувствовал, что возвращается домой. Даже больше того - сейчас он ощутил, что здесь-то, в лесной глуши, и был всегда его настоящий дом. Сейчас, в начале грудня, здесь пахло дождем и еще не до конца перегнившими листьями, и даже этот запах показался Святославу необыкновенно родным и милым.
Правда, за пологим увалом, когда открылся весь город, князь с болью в душе заметил, что и Залесный не миновало чжалаирское нашествие. Он знал об этом, конечно, но одно дело - слышать, и совсем другое - видеть воочию последствия недавнего разрушения. На берегу озера выросли шесть курганов - общие могилы погибших жителей. Если глядеть с холмов, было видно, что на месте некоторых улиц все езе чернеют проплешины от пожаров. Да и отстроившиеся дома, как и городские стены, выглядели совсем светлыми, даже осенние дожди не могли скрыть их кричащей новизны. Святослав мысленно поблагодарил своего отца, не жалевшего средств на восстановление Залесного: видно, и ему был дорог город, где прожил много лет. Но еще многое нужно было сделать. А, увидев на холме, где раньше росла священная роща и стояло святилище Богов, одну лишь черную гарь, Святослав даже застонал. Этого уж будет не восстановить и через много лет...
И все-таки, чем ближе становился город, озеро, до боли знакомый лес его детства, тем сильнее давняя радость пересиливала свежую печаль. Хотелось замечать не то, в чем округа изменилась, но то, что сохранилось с прежних времен. Здесь каждый придорожный куст, каждый овраг был ему памятен по беззаботному детству. И теперь, возвращаясь домой, Святослав как будто вновь возвращался и к мальчишке, которым когда-то был.
Стемир, поехавший проводить брата, догадался, о чем тот вспоминает. Указав на выросшие из одного ствола пять березок, проговорил:
- А помнишь, как по весне, когда Истослав болел, мы с тобой для него добывали березовый сок? Каждый из своей березки, в свой заветный туесок...
- Конечно, помню, - с грустной улыбкой отозвался Святослав. - Это было в последнюю весну перед нашим отъездом...
- А как в озере учились плавать? А как вы с Истославом первый раз взяли меня в лес, и я провалился в овраг, помнишь? Я - до смерти не забуду...
- Помню: как же иначе, если чуть не умер со страха за тебя, - отозвался старший брат. - А помнишь, как, едва выучившись ездить верхом, носились с тобой вот по этим холмам наперегонки?
- Кажется, это было вот так? - и Стемир, не дожидаясь приглашения, вздыбил коня и пустил вскачь.
Святослав в то же мгновение последовал за ним, засмеявшись совсем по-мальчишески. Два белокурых всадника, один на белом коне, другой - на сером в яблоках, птицами промчались далеко вперед, то ныряя в ложбины меж холмов, то взлетая вверх по пологим склонам, так что яркие плащи парусами взметались за спиной. Наконец, не сговариваясь, повернули назад, где по дороге медленно полз возок. Увидев выглядывающую из него жену, Святослав в последний момент все-таки опередил брата. Остановив белоснежного Лебедя, он поцеловал жену.
- Извини, что мы ведем себя, как безумные! Вот что значит вернуться домой... Я надеюсь, тебе понравился край, где я родился и провел детство?
Но он мог бы и не сомневаться в том, заметив, как расширились глаза молодой княгини, когда дорога последний раз вильнула с холма вниз, и перед путниками открылись во всей красе и озеро, и город. После могучего Влесославля, конечно, Залесный казался маленьким и скромным, но Светлана мечтательно улыбнулась и благодарно взглянула на мужа.
- Я уже чувствую, что понравится. Тут так красиво и так тихо, прямо как в моем Темноборске! Теперь я и тебя понимаю лучше, познакомившись с твоей родиной.
И действительно, в Залесном они оба могли отдохнуть от всех пережитых тревог, отвлечься в тихой гавани от кипучего круговорота жизни. В Залесном хорошо помнили князя Святослава, подраставшего, можно сказать, у них на глазах. И теперь радовались его возвращению и неподдельно гордились: как же - уехал от них мальчик, один из многих сыновей князя Вирагаста, а вернулся молодой витязь, победитель викингов, прославившийся во всех Сварожьих Землях! Залесянцы чувствовали, что в его успехах есть доля их заслуги, и не могли нарадоваться на вернувшегося князя и его семью. Вместо сгоревшего поставили на берегу Линева озера точно такой же деревянный терем, и Святославу казалось, он и вправду вернулся в прошлое, как в чудесную сказку. Только покои внутри он позволил обустроить своей жене, по ее вкусу.
Светлана тоже расцвела здесь, словно освободилась из-под гнета, тяготившего ее до сих пор. Будь ее воля, она хотела бы прожить всю жизнь вот так, в покое, с мужем и сыном, и другими детьми, что еще родятся со временем. Рядом с озером и лесом, где поют соловьи, где весной пахнет черемухой, а осенью - листопадом. Среди мирных жителей, которые без подвоха любят ее семью, где не надо ни с кем биться и ни с кем спорить. Великие Боги, это ли не кусочек Ирия на земле, где ни о чем лучшем не приходится и мечтать?! Разве что о том, чтобы счастье их продлилось подольше...
Тем временем Святослав старался по возможности восстановить пострадавший город. Договорившись с отцом, призывал поселиться людей, сорванных нашествием с родных мест и не нашедших себе новый дом. За свой счет приглашал лучших мастеров, чтобы возродили в Залесном ремесла и заодно украсили город, стоявший серым, как ощипанный воробей. Нашел для святилища новых жрецов взамен тех, что были убиты чжалаирами и сожжены со всем святилищем. А на месте священной рощи князь распорядился посадить новую. По весне сотни маленьких, с едва пробивающимися листочками, березок, осинок, ясеней, дубков, рябин, сосен, елочек и других деревьев были посажены там, где до сих пор ветер развеивал черную гарь. По своей привычке, Святослав не мог остаться в стороне, и сам с удовольствием сажал деревья будущей священной рощи, ничуть не смущаясь неподобающей князю работой. Он знал, конечно, что не успеет застать рощу такой же большой и роскошной, как была прежняя, но ему было отрадно, что потомки уже примут ее как должное, и вспомнят его добром.
Вечером жена встречала его притворными упреками, только ее лучистые глаза смеялись:
- Вот тебе вода и мыло агайское, а вот полотенце! И, пока не вымоешься, домой не входи. Весь в земле, в саже... Чистой одежды не напасешься и при княжеской казне!
Он, нарочно пугая жену, делал вид, что хочет обнять ее еще не вымытыми руками. с въевшейся в них землей. Светлана притворно взвизгивала, отмахивалась руками, белыми от муки - пока ее муж сажал деревья, она пекла ему пирог.
Здесь, в Залесном, они снова чувствовали себя юными молодоженами сразу после свадьбы. Светлана уже закончила кормить Владислава грудью, и теперь охотно проводила больше времени с мужем и днем, и ночью. И впоследствии это время вспоминалось им обоим самым счастливым в их жизни. Но полное счастье возможно лишь в Ирие, а на земле оно не может длиться долго. Хотя они все-таки смогли прожить в залесненской тишине больше года, а можно было подумать, прошло всего несколько дней...
Правда, совсем уж об окружающем мире Святослав не забывал. Ему было известно, что через год после его изгнания влесославцы явились с повинной к великому князю, как тот и ожидал. Видимо, крепко их допекли аллеманы, отхватившие уже большой кус от Влесославльской Земли. Вирагаст послал во Влесославль Стемира, почти не сомневаясь, что это посольство не последнее.
И впрямь - однажды поутру, выехав со своими воинами на прогулку - размять коней и размяться самим, - Святослав увидел с холма приближавшихся всадников.
- Ба! Какие гости к нам жалуют! - усмехнулся он, подъезжая к ним ближе. - Что же вы здесь-то делаете, воеводы наиславнейшие? А? Милонег, Руслан, Изяслав - почему аллеманов не бьете?
И впрямь, послами прибыли те, кого князь Святослав наиболее уважал в былое время во Влесославле. Только выглядели все непривычно смущенными и даже пристыженными. Упрямо нагнул голову Милонег Беловоич, не поднимал глаз и Руслан. Яркая краска залила лицо Изяслава. Сгорбив плечи, сидел на огромном рыцарском коне Волот, словно желая хоть как-то стать незаметнее.
- О помощи просим тебя, Святослав Вирагастич, - тяжело вздохнул Милонег. - Не справиться нашим полкам... Аллеманы уже Железноград захватили, а Плесков сдался без боя. Предатели у них нашлись...
- Теперь, значит, я понадобился, да? Как теплая шуба, которую достают из ларя, только когда придет зима? - холодно осведомился Святослав. - Давно ли ваше вече кричало, что я не нужен?
- Теперь вече приговорило тебя позвать. Сам народ захотел, уже не с боярского голоса.
- А Стемир Вирагастич чем вам не князь? Молодой? Так мне столько же было, когда викингов одолели. Испытайте его, может, и одержит победу.
Но видно было по сумрачным лицам влесославльских воевод - не верят они в Стемира. Милонег Беловоич отвечал, задумчиво пригладив бороду:
- Князь Стемир - храбрый воин, никто не спорит, но как полководец далеко тебе уступает, Святослав Вирагастич. Не справиться без тебя.
Но Святослав, наученный горьким опытом, не спешил сразу согласиться.
- Теперь так говорите, а, если вернусь, опять начнете условия ставить: туда не смотри, этого не проси?
- Теперь не так будет, княже! Клянусь Велесом! - вмешался Изяслав. - На время войны дадим тебе право распоряжаться единолично, никто не осмелится мешать.
- Ну а мой отец что говорит? Или вы к нему не заезжали?
- Как можно было стороной проехать?! Спрашивали, само собой. Великий князь говорит, чтобы ты решил, как подскажут тебе сердце и разум.
Святослав вздохнул. Он уже понял, что просьба влесославцев вызвана самой острой необходимостью. Наконец, повернул коня, указывая гостям ехать следом:
- Не дело говорить о важных делах на дороге. Отдохнете, попаритесь в баньке, пообедаете, а тогда решим.
Проехав вперед, услышал, как за его спиной Лучебор недовольно шепнул Немирке:
- Уговорят князя, как пить дать, согласится выручать Влесославль! Если бы не хотел помочь, и на порог бы их не пустил. И было бы поделом!
Хотя князь пока ничего не обещал, но влесославцы поехали за ним, обнадеженные. Как-никак, он выслушал рассказ о бедах их земли, и не давал отказа. Видно было, что княжьи дружинники злятся на них сильнее, чем сам оскорбленный ими князь.
Ночью, когда Святослав, долго беседовавший со влесославцами, наконец, пришел к жене, она прижалась к нему, мягко склонила голову на плечо.
- Так ты больше не злишься на влесославцев?
Он неопределенно пожал плечами.
- Что толку на них злиться? Они таковы, какие есть. Разве можно злиться на грозу, на бурю или метель? Они бушуют сами собой, и стихнут, когда им вздумается.
- По-твоему, Влесославль - стихийное бедствие? - недоверчиво спросила женщина.
- Отчасти да, - усмехнулся князь. - Во всяком случае, вече их, как разойдется, за себя не отвечает. К ним можно только привыкнуть, иначе с ними нельзя.
Теперь Светлана знала, каков будет ответ. Но медлила задавать решающий вопрос, который разрушит их короткое счастье. Однако задать его было нужно, и она, наконец, решилась:
- Значит, едешь? - спросила дрогнувшим голосом.
Святослав осторожно обнял ее, тонкую и гибкую, светящуюся, как русалка, в лунном свете, падающем в окно.
- Еду, - вздохнул он. - Все же Влесославль не чужой мне город. Да и просто нельзя его отдавать аллеманам. Они тогда усилятся, а мы совсем ослабеем. Кроме того... Представь: вот мы здесь, в тишине и покое, а где-то в Железнограде или поблизости в это время другие мужчина и женщина, другая семья, где любят друг друга не меньше, чем мы, и у них тоже растет сын. И вдруг в их дом врываются аллеманы, убивают мужа, что попытается защитить свой дом и семью, надругаются над женой по очереди. А их сыну, чтобы выжить, придется учиться говорить не на своем родном языке, а на аллеманском, так что он, когда вырастет, будет считать его своим. И таких семей сотни, тысячи! Как ты хочешь, милая, чтобы я сидел сложа руки?
Светлана тоже вздохнула и поцеловала его в лоб.
- Ты прав, разумеется. Как всегда. Но только и на войне не забывай о нас, пожалуйста! Береги себя.
- Я постараюсь. Не бойся ничего, милая. Вы с Владиславом останетесь здесь, подальше от войны.
Она взяла прядь своих волос и легонько провела ею, как пушистой кисточкой, по лбу, носу, губам мужа.
- Ты еще не знаешь... Я опять непраздна, Святослав. Нарочно, как чувствовала, медлила до важного дня сказать тебе. И вот дождалась...
Святослав приподнялся, вглядываясь в ее лицо, озаренное лунным светом. То-то ему показалось, она стала какая-то другая в последнее время, все загадочно улыбалась, будто скрывая что...
- Так это же прекрасно! Пока я буду воевать, тебе некогда станет тревожиться обо мне, ты будешь заботиться о будущем ребенке.
- Ага, - она, как кошка, потерлась подбородком о его плечо. - Я и сама думаю: хорошо, что так Боги послали. Ты уйдешь на войну, а я буду носить нашего ребенка. И, может быть, когда ты вернешься, у Владислава уже будет брат.
- Или сестра, - уточнил князь.
- Или сестра, - согласилась Светлана. - Да, так будет легче - жить не сплошным ожиданием. Но и ты помни: теперь у тебя целых три причины, чтобы постараться придти живым и здоровым.
- Лично мне хватило бы и одной, - отшутился Святослав. - Надеюсь, что аллеманские бароны и кнехты тоже учтут твои пожелания... Ну ладно, жена, не бледней так! Лучше приди поближе: у нас всего одна ночь, завтра я уезжаю.
До рассвета они не размыкали объятий, словно стремились в эту ночь насытить себя и друг друга на всю оставшуюся жизнь, забыв про сон и усталость. И, лишь когда за окном заалел рассвет и зачирикали первые птицы, пришлось опомниться. Пора было князю собираться в поход, княгине - ждать его дома.
- Мне иногда кажется, что я все еще твоя невеста. Только-только почувствую себя женой, как уже пора расставаться, и я вновь в вечном ожидании, - проговорила Светлана, пока они одевались. - Смешно: столько прожили здесь, тихо и безмятежно, как я всегда мечтала, а мне все мало...
- Нет, не смешно, - покачал головой ее муж. - Я тебя понимаю: мне тоже этого времени мало...
И он принялся расчесывать ее волосы гребнем, распустив их по плечам и спине, потом пропустил сквозь пальцы, любуясь их длиной и блеском. Украдкой спрятал ее украшенную бисером кику, убор замужних женщин.
- Ай! Ну что ты делаешь! - воскликнула Светлана, собираясь покрыть голову, и не находя кику.
- А что! Если невеста, то и ходи так! - не только губы, но и глаза у Святослава смеялись, точно он и не прощался с женой в это утро. И, целуя ее в горячие губы, проговорил: - Тебя и впрямь можно принять за невесту!
- Скажешь тоже! - зарделась молодая женщина, хоть и чувствовала себя польщенной: кому же не понравится, когда муж после трех лет брака говорит ей, ожидающей второго ребенка, что все еще узнает в ней юную девушку, какой она была когда-то?
Попрощавшись с женой, князь Святослав пришел к влесославцам, с нетерпением ожидающим, что он решит.
- Я поеду, - объявил он невозмутимо, словно ничего и не было между ними.
Но не так отреагировали влесославльские воеводы. На согласие князя они отозвались дружным кличем: "Победа!", не сомневаясь, что Святослав добьется успеха. А Волот от избытка чувств так ударил по спинке кресла, что оно треснуло пополам. Никто, впрочем, не упрекнул его за это: тут можно было понять.
В этот же день князь Святослав со своей дружиной уехал во Влесославль.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #49 : 08 Окт, 2018, 20:54:23 »

На въезде в Город Святослава встретил Стемир. Он был весел и оживлен, не скрывая радости от приезда старшего брата.
- Как хорошо, что ты вернулся! Вдвоем нам легче будет с аллеманами справиться! - воскликнул он, но, не удержавшись, похвастал: - А я все-таки во Влесославле подготовил кое-что! Всех врагов твоих, что подговорили вече тебя изгнать, да с аллеманами сговаривались, в поруб посадил!
- Да ну? - удивился Святослав. - И народ не возражал?
- Хо! Народ теперь только тебя дожидается, все глаза проглядели. Тех и слушать никто не захотел, объявили изменниками, и дома их взяли "на поток".  Только двое успели удрать.
- Кто? - осведомился Святослав, размышляя о том, как ветрено и непостоянно народное мнение, особенно во Влесославле. Толпе ничего не стоит растерзать тех, кого она только накануне превозносила...
- Бояре Окунь и Радовил, - ответил Стемир.
- А, ну эти не так уж опасны, - махнул рукой Святослав. - Пусть бегут куда им вздумается, если только найдется земля, что согласится их принять. Да и перед Изяславом не будет неловко из-за его отца... Ладно, с остальными потом решим. Сперва показывай, князь, как к войне готовитесь.
На площади уже собралось вече. Весь Влесославль был мгновенно оповещен о давно ожидаемом возвращении князя Святослава. Положительно, здесь ничего нельзя было сохранить в тайне. И снова он, стоя на помосте, узнавал в толпе знакомые лица, только теперь в них читалась тревога, ожидание и, несмотря ни на что, надежда, что теперь все пойдет на лад. Упрекать их за прошлое не было смысла, и Святослав заговорил сразу о нынешних заботах.
- Я знаю о ваших бедах, люд влесославльский! Многие города и земли ваши сейчас под пятой аллемана. Мне сообщили, что среди вас много бежвших из захваченного Железнограда, из изменнически преданного Плескова. Я обещаю, что скоро вы вернетесь домой! Для этого весь Влесославльский край должен стать воедино против общего врага. Иного пути у нас нет; кто мечтал о дружбе с Империей, теперь видят сами, как она готова нас любить и уважать. Борьба будет ожесточенной: противник силен и упорен. Но другого выхода у нас нет. Ведь Влесославль не захочет покориться иноземным завоевателям?
Он знал, каков будет ответ горожан. Словно морской прибой, поднимался среди них все нарастающий ропот, пока не разразился оглушительным многоголосым кличем:
- Влесославль - аллеманам?! Ни за что! Веди нас, княже! Приказывай, что нужно для одоления врага, а мы исполним!
Святослав облегченно вздохнул. Вот теперь он - князь во Влесославле не только по званию, но и на деле. Однако он уже успел понять, что влесославльские полки к войне пока не готовы. Одним только боевым духом не одолеть такого сильного противника, как Аллеманская Империя. Требовалось еще собрать и снарядить рать, способную противостоять рыцарской коннице. Битва с викингами теперь оказывалась детской игрой в сравнении с нынешним вторжением.
Поздним вечером, отдав первые распоряжения, Святослав, наконец, вспомнил о боярах, осужденных за измену. Днем, на площади, вече требовало их казнить. Князь понимал, что придется им в этом уступить, но ему хотелось лучше понять заговорщиков. Если ему и впредь жить среди влесославцев, следует учесть все, чтобы не нажить новых врагов. И Святослав спустился в поруб на Княжьем Подворье, где сидели заключенные. При свече, которую держал перед ним охранник, князь разглядел серые каменные стены, лавки, прибитые к полу, устланные соломой. Так вот каково последнее пристанище узников, еще вчера имевших все!
Шаги и свет, пусть и неяркий. потревожили узников, те заворочались на своих лежанках. В полумраке князь разглядел оплывшее лицо Широкорада, лисью мордочку Чернотала. Последний, как князю было известно, не так давно принудил молодую вдову погибшего Сбыслава стать его второй женой. Но Святослав не стал на него и глядеть. Остановил взор на Желане Годиниче, успевшем побыть во Влесославле посадником. Этот, в отличие от своих товарищей, глядел так же гордо, как в былые времена, и вообще изменился меньше. Князь показал на него охраннику:
- Выведи боярина Желана в караульный покой, и оставь нас вдвоем.
Охранник, кажется, удивился такому распоряжению, но не решился возразить. Оставшись наедине с пленником там, где обычно сидела стража, князь Святослав присел на скамейку, устланную сеном, такую же, как в порубе. Знаком пригласил заключенного сесть напротив. как бы сравнявшись с ним.
- Удивляешься, чего хочу от тебя? - поинтересовался, не сразу находя слова.
Бывший посадник невозмутимо пожал плечами.
- Хочешь показать, что твоя взяла; чему тут удивляться?
Святослав вздохнул и искоса оглядел узника. Все сколько-нибудь ценные вещи у того были, конечно, давно отняты, но шелковая сорочка и штаны тончайшего сукна еще сохраняли следы изящной работы. И вообще, боярин Желан, в отличие от своих товарищей, и в тюрьме выглядел опрятно, даже волосы и бороду умудрился расчесать. Но в лице его и во взгляде, твердом и непримиримом, не видно было надежды на лучшее. Он уже знал, что совсем скоро Хозяйка Судеб обрежет его нить.
- Умный и твердый ты человек, Желан Годинич, я всегда это знал, - отвечал Святослав. - И что Влесославль ты любишь по-настоящему, тоже знаю. Слышал уже, как наживались твои соратники, пока меня не было. Ты тоже себя не забывал, но бесчинств не устраивал. Сверг меня, потому что по-разному мы с тобой понимали благо Влесославля.
Боярин гордо вскинул голову, совсем по-прежнему.
- Да. По-разному. А ты меня, из-за того, что по-разному, завтра вздернешь, как собаку, я знаю. Я в твоей власти. Но Влесославль никогда не будет принадлежать ни одному князю!
- Об этом мы спорить не будем, - уточнил Святослав. - Но я не могу поверить, чтобы ты до сих пор верил, что аллеманы Влесославлю друзья, и помогут сохранить независимость. Нет-нет, я уверен, ты понял, что к чему, как только они вторглись на ваши земли. Не вовремя ты затеял от меня избавиться, Желан Годинич!
По лицу боярина прошла судорога, он провел по лбу рукой и сглотнул с трудом, словно ему трудно было дышать. Видно было, что князь задел у него самое больное место, и без того мучившее бывшего посадника.
- Теперь уж ничего не вернешь назад... Я верил, что заключенный договор будет для них свят, но нет! Под предлогом, что остальные земли, кроме Влесославля и Плескова, никаких договоров не заключали, хозяйничают в них, как завоеватели...
Святослав слушал его с мрачным удовлетворением, неведомым прежде.
- Я знал, что ты поймешь. А если бы не понял, я мог бы привезти тебя в обозе в захваченный Железноград, чтобы ты поглядел своими глазами, сколько людей погибло за твою ошибку. Взглянул бы в глаза вдовам и сиротам, посмотрел, сколько семей осталось без крыши над головой от рук твоих друзей! - сейчас князю совершенно не хотелось щадить чужих чувств.
Впервые лицо боярина, гордого и важного даже теперь, исказилось не просто страхом - неподдельным ужасом. Глаза его расширились, губы задрожали, и он протянул к князю бледные руки, тоже дрожащие.
- Только не это! Они же растерзают на части, когда узнают!.. Уж лучше здесь казни... - его лицо при свете свечи сделалось мертвенным, иссиня-бледным.
Князь Святослав кивнул. Теперь уже никакого торжества не ощущалось. Только необходимость сделать грязную и неприятную работу, от которой не откажешься.
- Завтра вы трое будете повешены. Совсем избавить вас от наказания я не могу, если бы и захотел. Влесославль требует, сам понимаешь.
- Понимаю, - отвечал Желан, кк только услышал свой приговор. - Влесославль - стихия, капризная и непредсказуемая. Вчера она вознесла меня, а сегодня ты вновь торжествуешь, а я обречен. Не мы первые, не мы последние. Я совершил ошибку и понимаю, что должен расплатиться. Но и ты запомни, княже: Влесосавль еще никому не удавалось покорить, и ты не сможешь.
- Да не собираюсь я никого покорять! Или ты меня с императором Германарихом перепутал? - устало спросил Святослав. - Власть мне нужна, чтобы разбить аллеманов. И все!
- Я верю, что эту войну ты выиграешь. Исправишь мою ошибку. За это я могу многое тебе простить, - грустно усмехнулся Желан. - И все же, князь, не забывай: я - не Влесославль! Меня ты можешь казнить, и Город тебя поддержит. Даже у нас в порубе слышно, как кричат тебе хвалу. С такой поддержкой как войну не выиграть! Но, если впредь вновь посягнешь на наши вольности, Влесославль тебе отомстит. Жестоко отомстит!
- Да не посягаю я на влесославльские вольности! Себе дороже будет. Мне нужно, чтобы влесославцы мне не мешали выиграть войну!
- Я уже сказал: войну ты выиграешь, но Влесославль проиграешь, - потусторонним, неживым голосом проговорил Желан. - Будь еще благодарен Богам, если тебе не придется, как мне, перед смертью осознать, что ты служил призракам, что все твои начинания пошли прахом еще при твоей жизни!
У Святослава мурашки пробежали по коже, словно его овеяло ледяным крылом летучей мыши. Он уже не раз убеждался, что пророчества могут сбываться, а проклятье умирающего тоже имеет силу, да еще высказанное с такой убежденностью. Князь поспешно очертил над головой знак громового колеса. Но больше ничем не выдал охватившего его смятения.
- Пусть Боги рассудят и меня, и тебя, Желан Годинич! А я, хоть и не знаю, как сложится впредь, буду надеяться, что хотя бы за победу над викингами вспомнят меня добром те, к кому враг уже не придет.
С минуту бывший боярин и посадник влесославльский пристально глядел на молодого князя, но больше так и не произнес ни слова. Наконец, Святослав понял, что разговор окончен, кивнул в знак прощания и вышел прочь.
На рассвете состоялась казнь. Весь Влесославль явился ее глядеть: шутка ли - казнь таких важных особ! Приговоренных встретили на площади, где за ночь соорудили виселицу, злобными воплями.
Перед казнью те вели себя по-разному. Чернотал и Широкорад не могли скрыть страха, воинам пришлось втащить их на эшафот, к виселице. Напротив, Желан спокойно поднялся по ступеням, сам надел на шею петлю. В последний раз окинул взглядом расстилавшийся вокруг Влесославль, - с эшафота видно было далеко, - но так и не сказал ничего. А в следующий миг палач выбил скамейку из-под ног казненных.
Когда трое бояр-изменников закачались на виселице, Стемир сообщил Святославу:
- Там, в тюрьме, еще более сотни их дружков да подручных сидят, их бы еще выдать народу.
- Тебе еще мало крови? - с упреком проговорил старший брат. - Влесославлю сейчас нужны воины, а не палачи. Главных виновников покарали, и того довольно.
- Тебе довольно, народу - нет, - хмыкнул Стемир. - Сии псы боярские много попили народной кровушки, их весь Влесославль ненавидит. Когда этих брали, горожане заодно и за теми ринулись.
- И ты молчал? - встрепенулся Святослав. Быстро обернулся к своим воинам: - Лучебор, скачи с сотней к тюрьме. Скажи - я запрещаю вершить самосуд!
Но посланные князем воины уже не успели. На полдороге им встретилась толпа, волочившая схваченных соучастников боярской измены. В толпе было много людей, бежавших во Влесославль из захваченных аллеманами мест. В их сердцах горел гнев, передавшийся и коренным влесославцам. Они притащили на площадь тех, кто еще недавно властвовал над ними - голых, окровавленных, избитых и задушенных по дороге, мертвых и еще живых. Бурное людское море заволновалось вокруг них, заглушая стоны и крики...
- Стихийное бедствие, - прошептал Святослав побелевшими губами, не смея ни отвернуться, ни закрыть глаза от страшного действа, остановить которое было не в его власти.
Что и говорить, с жутких и печальных событий началось его новое правление во Влесославле. Но зато после, сведя все счеты, горожане повиновались князю, словно ягнята, истово готовясь к походу против аллеманов. Осенние дожди смыли кровь казненных с площади, а влесославцы забыли о той буйной вспышке еще раньше. Теперь все их силы и время подчинены были одной цели - войне с аллеманами.
Но это оказалось делом не такого скорого времени. Как ни стремился Святослав поскорее выступить навстречу врагу, требовалось сперва собрать, выучить и подготовить войско. Князя радовало, что влесославцы вновь охотно идут за ним, но и он не мог в одночасье превратить вчерашних пахарей и ремесленников в великих воинов. Он вместе со Стемиром и влесославльскими воеводами без того дневали и ночевали среди готовящейся рати, с радостью замечая день за днем, как меняются ополченцы, еще вчера не умевшие правильно держать копье. И все же, князь Святослав вернулся во Влесославль осенью, а войско было готово выступить в поход только поздней зимой.
Когда они покидали Город, день был влажный и пасмурный. Мелкая изморось сыпалась на лицо и одежду воинов, серебрила гривы коней. Словно небо над Влесославлем заранее плакало над многими своими сыновьями, которым не суждено будет вернуться из опасного похода.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #50 : 09 Окт, 2018, 21:26:08 »

Глава 16. Доблестные рыцари
Барон фон Фельбен благодарил Богов, что полтора года назад удержали императора Германариха от опрометчивого решения. Тогда Аллеманская Империя собиралась одновременно с викингами вторгнуться в земли славян, чтобы получить свой жирный кус от этого богатого, но разоренного войной и собственными неурядицами края. Войска в пограничных крепостях были уже готовы, когда пришло повеление подождать. И очень вовремя: вслед за тем дошло новое известие. Оказалось, что славяне еще могут дать отпор - их князь Святослав на реке Ренне разгромил викингов наголову и лично одолел в поединке самого Торира ярла!
Такой исход удивил в Империи многих, но только не барона. Он недаром бывал во Влесославле, сам общался с молодым князем, и не мог не признавать, что этот человек более чем заслуживает уважения. Сам воспитанный при дворе императора, получивший лучшее из возможного образование, барон ларих вынужден был признать, что славянский князь не уступает мудростью и рассудительностью самым именитым имперским вельможам. Имел также возможность убедиться в его храбрости и силе, пускай всего лишь на ловах и в учебных состязаниях. По справедливости, барон считал своей заслугой, что такого противника решились принимать всерьез. Ведь это он после своей поездки в земли славян написал в своем отчете все, как есть, отдавая должное влесославльскому князю. И не исключено, что именно его донесения заставили задуматься тех, кто готовил войну, и остудили горячие головы в Конигсбурге. Империя жива, пока она способна принять даже неприятную правду и предпочитает ее сладкой лжи.
Но поражение викингов лишь заставило аллеманов изменить свои планы, но не отказаться от них. Просто следовало лучше подготовиться к вторжению. Викингов, хоть те и выступали сейчас союзниками, аллеманы никогда особенно не уважали. Грубые мужланы, может быть, и усвоили некоторые рыцарские обычаи, все равно никогда не поднимутся до понимания политики. Им можно прыгать наобум: в случае неудачи они просто вернутся на свои холодные берега, ничего не потеряв. Империя себе позволить ошибок не может.
И потому они приняли свои меры, чтобы удалить из Влесославля слишком опасного князя. Аларих был одним из немногих, кто до конца знал всю интригу, потому что именно ему поручено было сговориться с некоторыми из главных людей Влесославля. Те давно уже были хорошо известны императорской разведке, и теперь выполнили то, что от них и ожидалось. Полагая, что заботятся о своем Влесославле, бояре сыграли на руку Империи. Что ж, это им зачтется. Они найдут свое место, когда Влесославль вместе со всем здешним краем отойдет к Имерии. Здешним жителям смена подданства только пойдет на пользу. Они, наконец, получат твердый порядок и сильную власть, которых им заметно не хватает. Тот же Влесославль - большой и богатый город, член Торгового Союз, но при этом обычаи в нем - как в дикарском племени: решения принимаются толпой на площади, кто кого переорет! Разве в Империи возможно, чтобы какой-нибудь город изгнал прочь своего господина? А если бы такое и случилось, бунтовщики были бы жестоко наказаны. А вот князь Святослав и помыслить не мог, чтобы вернуться во Влесославль во главе войск своего отца, великого князя, и восстановить свою власть силой! Со всеми подобными пережитками первобытной анархии аллеманы покончили у себя дома еще при первом императоре, Адальберте Рыжебородом. Но у противников подобные недостатки правления - совсем иное дело! Чем разобщеннее народ, тем легче его покорить, чтобы он получил порядок и уверенность в своем будущем из рук могучей Империи.
Фон Фельбен уверен был, что, раз уж князь Святослав уехал прочь, повернувшись спиной ко Влесославлю, то уже не вернется в оскорбивший его город. По крайней мере, барон и помыслить не мог, чтобы гордость даже и менее родовитого князя стерпела подобную неблагодарность. Отдавая должное Святославу, фон Фельбен без преувеличения писал в своем отчете, что тот сделался бы украшением любой нации, в какой бы ни родился, и принес бы счастье любой стране. И разве можно было ждать, что человек с такими исключительными дарованиями простит толпу неблагодарных простолюдинов? А значит, некому будет помешать аллеманам захватить обезглавленное княжество.
Так поначалу и было. В несколько месяцев аллеманы раскромсали Влесославльскую Землю, как волки - павшую лошадь. Правда, местные жители упорно сопротивлялись. Один только Плесков сдался без боя, а остальные города и села сражались до последнего. Особенно пришлось повозиться с Железноградом. Его жители оказались столь упорны, что, захватив, наконец, город, аллеманы перебили большую часть взрослых мужчин и даже многих женщин, в дни осады тоже взявшихся за оружие. Война есть война, а доблестные рыцари не терпели, чтобы кто-нибудь смел стоять у них на пути. Ожесточение порождает ожесточение. Фон Фельбену понравилась эта мысль, и после взятия Железнограда он записал ее для будущего отчета императору и Государственному Совету. Отчет приходилось писать на бересте, вываренной и разглаженной особым способом, на какой писали здешние жители, так как пергамента было не достать. Ничего, вернувшись домой, он перепишет все наилучшим образом, и к тому же украсит свое повествование более изящными оборотами речи, какие здесь, в суровых условиях войны, не приходили на ум.
Ну а потом произошло нечто такое, отчего барону Алариху надолго стало не до ведения отчета. Заодно подтвердилась старая как мир истина, что никто не может вполне ручаться за будущее. Даже если у тебя под началом могучее войско, а за твоей спиной - непобедимая Империя.
Как-то однажды, уже в конце зимы, барона фон Фельбена разбудил среди ночь в деревянной избе, где он заночевал, громкий топот копыт, а затем - стук двери, едва не сорванной с петель. На пороге воздвигся Эрих фон Вирт, поставленный наместником Плескова. В тусклом свете единственной свечки Аларих заметил, что латный наплечник на том сильно помят, рукавиц совсем нет, а шлем надет небрежно.
- Славяне напали среди ночи! - прохрипел тот, глядя безумным взором вокруг. - Явились неожиданно, подняли меня с постели. Да еще горожане тут же переметнулись к ним. Я еле вырвался, и со мной - меньше половины гарнизона... Да, забыл сказать: тебе передает привет твой старый приятель - князь Святослав! Это он ведет их...
- Что?! - не поверил своим ушам фон Фельбен, не попадая в рукава камзола. - Он вернулся?! После всего, что натворили эти олухи влесославцы?!
- Я его видел, как сейчас тебя, - повторил фон Вирт. - Плесков теперь снова у славян! Я видел, как народ забрасывает камнями до смерти посадника Мечеслава и других наших сторонников...
Отчаяние изгнанного наместника неожиданно помогло самому Алариху успокоиться. Он жутко усмехнулся, и под его ледяным взором на печи замерла, как мышь, хозяйка избы, вдова, прижимавшая к себе троих ребятишек.
- Ну что ж, продолжим войну, только и всего! Не падай духом, Эрих: мы еще отомстим за твое поражение! Я, правда, не ожидал, что Святослав осмелится явиться, но он еще пожалеет об этом. Больше уж ему не удастся застать нас ночью!
И он позвал своего оруженосца и, наскоро одевшись, уехал прочь. А в избе еще долго дрожала от страха женщина, зажимая рты детям, лишь бы те не осмелились даже между собой радоваться победе над аллеманами. Ей все казалось, что грозные рыцари вот-вот вернутся...
С той проклятой ночи у Алариха фон Фельбена не оставалось ни одной спокойной минутки. Он со своим войском метался по всей округе, разыскивая противника, но тот пока не шел на открытое столкновение. Лишь отдельные отряды славян иногда неожиданно нападали на мелкие подразделения аллеманов, и тут же исчезали в лесу, стоило подойти частям покрупнее. Что и говорить, свои леса местные жители знали лучше пришлых. А, стоило фон Фельбену отвернуться, как за его спиной доблестных аллеманских воинов изгоняли из очередного города с зубодробительным названием. Вскоре уже не осталось сомнений - Святослав был здесь, он действовал, но пока избегал решающего боя.
А под ногами завоевателей уже начинала гореть земля - так звучала еще одна славянская пословица, хотя барон и не понял, причем тут земля, когда кругом лежал снег. Против его войск вооружались кто чем местные жители, преследовали завоевателей, жестоко расправлялись с отставшими. Аллеманы наказывали их - они заблаговременно исчезали в лесах, завоевателей встречали пустые деревни. В них фон Фельбен не решался останавливаться после того, как однажды избу, где он ночевал, подожгли горящей стрелой.
Нет, он не терял надежды. Прекрасно знаю силу рыцарской конницы, барон не сомневался, что в открытом бою она втопчет в снег все войско князя Святослава. А, стоит одержать одну-единственную победу, и он вернет весь здешний край под власть Империи, и пойдет дальше. Он знал, что понимает это и Святослав, и нарочно играет с ним, как кот с мышью, ожидая, чтобы аллеманское войско ослабело от вынужденных лишений. Но барону несказанно надоели увертки противника, он жаждал большой битвы и безоговорочной победы!
И потому он искренне обрадовался, когда его разведчики сообщили, что навстречу идет большой отряд славян. Аларих с несколькими рыцарями сам проехал вперед, разглядывая приближающегося противника.
Впрочем, подъехав ближе, аллеманы несколько разочаровались.
- С таким куцым войском нечего и думать бросить нам вызов, - высокомерно изрек Дитрих фон Гартанер. - Думаю, что это лишь передовой отряд.
- Во всяком случае, здесь нет Святослава; его-то уж я ни с кем бы не спутал, - добавил фон Вирт, больше всех стремившийся отомстить за свое изгнание.
Аларих фон Фельбен лучше своих товарищей знал противника, и кивнул, хорошенько приглядевшись:
- Святослава точно здесь нет. Но я вижу среди них не последних людей Влесославля. Впереди, под знаменем, - их первый воевода, Милонег Беловоич. А вон тот, тоже в богатых доспехах, на рыцарском коне, - похоже, сын одного из наших союзников, Радовила.
- Ого! - хищно оскалился еще один рыцарь, Вульф фон Райнер. - Ну, если такие люди в передовом отряде, то, верно, и сам князь должен быть неподалеку...
Фон Фельбен понимающе усмехнулся, взглянул сквозь прорези шлема соратника. Шлем был сделан по особому заказу, в виде волчьей головы.
- Дорогой мой Вульф, об этом я подумал и сам! Но во мне так кипит злость против славян, что мне почти все равно, кого из них бить. Воины должны быть готовы отвечать за своего князя. Любишь кататься - люби и телегу возить, или как там у них говорится?
- Саночки, - поправил фон Гартанер, не понимавший, зачем его начальник припоминает вражеские пословицы, часто совсем некстати.
- Не все ли равно! - отмахнулся Аларих, знаком приказывая трубачу подать сигнал.
Звонкий и чистый звук трубы расколол зимнюю тишину. Вслед за ним, во все нарастающем тяжелом грохоте копыт о мерзлую землю, два войска сшиблись посреди лежащего под снегом поля. Сшиблись - и только гул и стон пошел вокруг них, да еще оглушительный железный лязг и жуткое ржание коней. Кто никогда не слышал, как невыносимо кричит раненая лошадь, тот не бывал на войне.
Однако бой был хоть ожесточенным, но недолгим. Аллеманов было больше в несколько раз, и их тяжелая конница привыкла проламывать любой строй противника, как тяжелый вепрь проламывает кусты. И, хотя у влесославцев в передовом отряде тоже были лучшие всадники, но и им оказалось не под силу надолго сдержать удар.
Ввязываясь в сражение, воевода Милонег Беловоич еще помнил наказ князя Святослава: не принимать бой по-настоящему, отойти вовремя назад, вынудив противника их преследовать. Но при виде аллеманов такая ярость обуяла влесославльского воеводу, что и думать забыл об отступлении, хотя бы притворном. Как, опять бежать?! Опять спасаться бегством в своей родной земле, которую вот уже сколько времени терзают эти самые аллеманы, хоть ы им провалиться к озерному чудищу?! Да сколько ж можно им еще уступать? Пока себя уважать не перестанешь? Разве время учиться терпению, когда сам Влесославль чуть не погиб, и вокруг мрак и запустение?!
И воевода Милонег бросился в бой, колол и рубил, не чувствуя усталости, словно бы и без труда пронзал стальные латы своих противников. Вокруг не менее ожесточенно бились с аллеманами и его воины, не меньше стремившиеся отомстить. В какой-то момент казалось, что их усердие превозможет и малочисленность, и слабое в сравнении с аллеманами вооружение. Дробились в щепки рыцарские щиты, сминались шлемы вместе с черепами, выплескивая мозги и кровь, чужеземный боевой клич застревал в горле предсмертным хрипом...
- Получай! - кричал воевода Милонег, уводя своего коня из-под удара и сам разрубая топором, точно дровосек дерево, высокого рыцаря со шлемом в виде волчьей головы. - Это тебе за то, что изменников во Влесославле развели! А это - за Железноград!..
Но уже таял строй влесославльских витязей, поглощаемый более многочисленным противником. В какой-то миг боевая сутолока притихла, и Милонег увидел вдалеке от себя Изяслава. Его доспехи и меч были залиты кровью,  но, судя по тому, как бодро тот орудовал мечом, кровь была аллеманской. Его вороной Агат, на котором влесославльский боярин так и ездил после победы над викингами, сейчас помогал хозяину, расталкивая грудью и копытами рыцарских коней.
- Изяслав Радовилич! Иди сюда! - крикнул Милонег, не надеясь, что тот услышит.
Изяслав стал прокладывать дорогу сквозь аллеманский строй, но было уже слишком поздно. Рыцарь, у которого на щите был изображен медведь, ударил его копьем с такой силой, что оно вышло из спины. Медленно склонившись, боярин ткнулся лицом в шею коня.
- Изяслав Радовилич, ну как же так! - простонал Милонег, еще отбиваясь от наседающих врагов.
Кто-то из аллеманских кнехтов сбросил тело Изяслава наземь и только было схватил Агата под уздцы, как тот лягнул воина, отшвырнув, точно куклу. Другой воин тотчас заколол копьем свирепого жеребца, видя, что тот не дастся в руки.
А воевода Милонег знал уже, что и ему не выйти живым, и только стремился продать жизнь подороже. Привстав на стременах, разглядел вдали фигуру того самого барона, что некогда приезжал во Влесославль.
- Не радуйся, собака! Ты нас победил, но князь Святослав Вирагастич скоро отомстит! - прохрипел воевода, грозя врагу своим топором.
Многопудовая скала, казалось, обрушилась ему на голову. Послышался треск, что-то горячее, черно-красное взорвалось в голове, рассыпало тучу искр. А затем пришла тишина, но не мрак, а свет, и такой яркий, что он не мог уже принадлежать этому миру, ибо на него можно было смотреть сколько угодно, хотя он был ярче солнца. И, чем дольше лился этот свет, тем легче становилось ему, оставившему свое тело. Казалось, что теперь он сможет взлететь, как птица, хоть и без всяких крыльев. Так он и сделал, и, поднявшись над верхушками сосен, увидел, как последние воины, успевшие вырваться из боя, увозят по лесной тропе два мертвых, искалеченных тела - его и Изяслава.
Собственное бывшее тело казалось теперь чужим и ненужным, в сравнении с открывавшейся теперь бескрайней свободой. И все-таки он спустился вниз, желая поблагодарить их, но воины не видели и не слышали его голоса. Это на какое-то время обескуражило Милонега. Ему хотелось повидать брата, сказать, чтобы был осторожнее в грядущем бою. Успокоить князя Святослава насчет исхода боя, - теперь ему ведомо было и это. Увидеть напоследок свободный Влесославль и свою семью. Но похоже, что он мог бы обратиться к ним лишь мысленно. А впрочем, - ясно осознал теперь бывший влесославльский воевода, - на самом-то деле, и это было не так уж важно. Главное - чтобы и в будущем Макошь переплела заново их нити и позволила узнать друг друга.
« Последнее редактирование: 10 Окт, 2018, 18:20:26 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Эйлин

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6843
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7703
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #51 : 10 Окт, 2018, 08:32:01 »

Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Записан
"Потом" - очень коварная штука, оно имеет обыкновение не наступать"(Рокэ Алва)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #52 : 10 Окт, 2018, 21:04:38 »

Эрэа Эйлин, спасибо Вам, что Вы еще можете меня благодарить! :-* :-* :-*

Князь Святослав со скорбью глядел на остатки разбитого передового отряда. Перед ним лежали на снегу тела Милонега и Изяслава. На голове первого влесославльского воеводы зияла рана, волосы и борода смерзлись заледеневшей кровью. Лицо Изяслава было спокойно, он даже улыбался еле заметно, как будто знал нечто такое, что не было пока ведомо остающимся в живых... Князь снял шапку и склонил голову перед покойными. Утренний ветер наметал поземку, выбелил инеем его волосы.
Вокруг собрались лучшие влесославльские витязи и брониславльские воины, приведенные Стемиром. Вместе с подкреплением получилось войско, способное дать отпор аллеманам. Следовало позаботиться о том, чтобы решающий бой состоялся на их условиях, а не противника. Для того и был послан вперед отряд Милонега и Изяслава. Но те не отступили вовремя, как велел князь, и их гибель не только ставила под угрозу весь замысел, но и становилась для воинов недобрым предзнаменованием.
У тела Милонега стоял на коленях, тоже с непокрытой головой, его брат Руслан. Он не кричал и не ругался, узнав о гибели старшего брата, но, увидев его, застыл молча и неподвижно, словно окаменел.
Святослав поднял его шапку и надел Руслану на голову, чего тот даже не заметил.
- Если ты теперь заболеешь, пользы не будет никакой, - затем добавил, положив руку на плечо Руслану: - Твой брат был доблестным воеводой, и погиб с честью. Это я виноват, что так случилось. Не учел их с Изяславом гордости влесославльской. Столько натерпелись от аллеманов, вот и не захотелось снова битыми быть... Я не подумал, что не сумеют они смириться...
В воздухе повисло звонкое, почти ощутимое молчание. Некоторые воины изумленно переглядывались. Никогда и ни из-за чего, насколько им было известно, князь Святослав не брал на себя вины, да еще перед всеми. Но и перекладывать вину на других было не в его обычае.
С трудом отведя взгляд от мертвецов, он обратился к своим разведчикам. Сейчас они, как никогда, были ему нужны, среди диких лесов и озер влесославльских, где неподготовленному человеку легко было бы заблудиться. "Молодцы ребята! И скроют след, и проложат его, так что и слепой не потеряет. С таким лесным чутьем и собаки не нужны. Вот и попробуем на этом самом месте затравить аллеманского вепря..."
- Хороший ли след вы оставили? Выйдут ли они завтра сюда, где мы ждем? - поинтересовался Святослав.
Ловец, княжеский ловчий, тоже в военное время присоединившийся к разведчикам, ухмыльнулся, как шальной.
- А как же! Завтра к утру, самое раннее - к обеду, пожалуют гости. Ты думаешь здесь их и ждать, на озере?
- Да, - князь взглянул на скалистую гряду, преграждавшую восходный берег озера, почти невидимого под пышной периной сугробов. - В открытое поле с аллеманскими рыцарями выходить ни к чему, я им не Милонег Беловоич.
- У Милонега воинов было меньше в десять раз, а наши силы почти равны...
- Почти, да не совсем! К тому же, у нас пешцев много, а у них тяжелая конница, если дать ей развернуться, она всех сметет. Здесь озеро сужается, и ей будет не развернуться, только друг другу станут мешать. Как озеро-то по-местному именуется? Йоми?
- Именно так, княже. В честь карьяльской богини воды - Йомалы.
- Ну вот, значит, завтра помолимся и Йомале заодно с нашими Богами. Ей тоже вряд ли нравится, что ее народ должен платить дань аллеманам, а то и воевать за них.
Немного помолчав, князь добавил, обведя ищущим взором своих витязей:
- Не знаю только, кого теперь ставить передовым полком командовать? Думал - Милонег, как первый воевода, это место заслужил. А теперь кто же?
Руслан вдруг поднялся на ноги, медленно и тяжело, словно и впрямь успел промерзнуть до костей.
- Тут и думать нечего, - посмотрел в лицо Святославу. - Меня, конечно!
Но князь сначала не захотел и слушать.
- Нет, не проси, тебе нельзя! - проговорил он мягко, положив руку на плечо влесославцу. - Я не хочу напрасных жертв, без которых можно обойтись. Сколько уже несчастий нам натворила чья-то жажда мести!
- Я клянусь, что постараюсь сдерживаться, - процедил сквозь зубы Руслан. - Обещаю, что буду мыслить, как воевода, а не простой воин. Но и в стороне остаться не могу. Я должен в этом бою сражаться за двоих - за себя и за брата!
Святослав еще раз пристально взглянул на младшего Беловоича. Тот был десятью годами моложе Милонега - еще молодой и крепкий, без седины в черных волосах и бороде. Теперь глядел недобро, глаза - точно раскаленная сталь...
- Хорошо, ты с передовым полком нападешь первым. С тобой пойдет Волот воеводой пешей рати. Но не горячись, Руслан! Дело не в твоей личной мести. Не положи неразумно жизни наших воинов!
- Я же обещал, - угрюмо проворчал Руслан. И прибавил со вздохом: - Если бы ты отпустил меня с Милонегом, мы бы выбрались вместе.
- Сейчас не время спорить, кто виноват. Обещаю выслушать твои упреки после победы, Руслан, - твердо прервал его князь, давая понять, что этот разговор исчерпан.
Неожиданно вмешался стоявший среди княжьих дружинников Ингольф, проговорив с едва заметным рычащим произношением:
- Князь Святослав сделал правильно, не отпустив вместе двух братьев. Так принято и у викингов: воины из одной семьи должны плыть на разных кораблях, не на одном. Так больше шанс хоть кому-то уцелеть в случае несчастья.
Это был тот самый Ингольф, бывший ярл Берген-фьорда, попавший в плен после битвы у Ренны. Когда его раны зажили, оказалось, что возвращаться ему некуда. Из Норланда пришли вести, что Торир Сильный обвинил Ингольфа в измене. Теперь ярл был объявлен вне закона, а его владения отняты. За время выздоровления бывший викинг успел хорошо узнать своих победителей, и с благодарностью признал Святослава своим вождем. Княжеские дружинники поначалу косились на былого противника, но постепенно привыкли, тем более что Ингольф до сих пор не давал повода для подозрений. Он обычно держался независимо и молчаливо, то ли все-таки сознавая себя иностранцем, то ли от природной норландской суровости. Сейчас был редкий случай, когда он высказался при всех.
Теперь князь Святослав благодарно кивнул бывшему викингу.
- Нам тоже пригодится такой обычай... Ты, Ингольф, будешь со мной, ждать решающего часа, - он указал на свою дружину, рядом с Немиркой, Лучебором, Остеем и другими воинами.
Он уже в общих чертах поведал свой замысел, и теперь отметил, что никто не возмущается - как так "ждать решающего часа", почему князь с дружиной не на челе войска? Значит, доверяют ему. Он поглядел на каменистую гряду, узким мысом вдающуюся в самое озеро. Камни чернели среди снежной белизны - с них снег сбили, когда лазили осмотреться вокруг. Оттуда были видны берега и сужающееся в этом месте озеро.
Стемир прервал размышления старшего брата, подойдя к нему ближе и спросив таким тоном, словно ответ должен был решить его судьбу:
- Ну а на крыла войска кого ставишь? Пока все о передовом полке говоришь, но птица без крыльев - не птица, ощипанная тушка токмо.
Святослав усмехнулся в усы, отросшие, наконец, еще не очень густо, но красиво и ровно, немного темнее волос.
- Не забыл я и о крыльях, братец. Им доведется ударить в свой черед, когда передовой полк задержит аллеманскую конницу, замедлит ее движение. Тут и вылетят наши крылья, вцепятся в бока аллеманскому вепрю, со свежими силами примутся его терзать. Есть у меня два ясных сокола, лучше которых никто не сможет справиться: ты да Яросвет-княжич. Поговорите с рыцарями на их языке: копьями, да мечами, да боевыми конями. Твое будет левое крыло, Яросвета - правое.
Молодой князь разоренного Приморья радостно затрепетал при этом назначении. Ему приятно было знать, что, если уж довелось идти на службу к другому, то его, по крайней мере, ценят сообразно княжескому достоинству. А вот Стемир взглянул с подозрением:
- Почему это мое крыло - левое?
- Потому что ближе к сердцу, -  отшутился Святослав. А затем добавил уже серьезно, взяв за руки Стемира с Яросветом: - Только не геройствуйте чрезмерно, рассчитывайте силы. Хватит уже бесполезных смертей, - он поглядел на возок, куда воины уложили тела Милонега с Изяславом, собираясь их увезти во Влесославль.
Тоже покосившись в ту сторону, Яросвет нахмурился:
- Их смерти не бесполезны. Сколько рыцарей и кнехтов положил их отряд! Завтра они уже не встанут в строй.
- Но и наши тоже! - сурово напомнил Святослав. - В бою тоже ни к чему зря погибать тем, кто может жить. Завтра вступите в бой, когда я подам знак - подниму знамя со львом. Не раньше! Все поняли?
- Поняли, - буркнул Стемир, чувствуя, что брат теперь настроен серьезнее, чем когда бы то ни было. С тем, кто ослушается этого приказа, он поступил бы по всей строгости, будь то даже родной брат.
Теперь князь перевел взгляд на железноградского воеводу Карислава. Тот показал себя хитрым и осторожным человеком, ему Святослав не опасался давать важное поручение.
- Ну а тебе, Карислав, остается хвост. Не самая важная часть, но без хвоста птице тоже летать несподручно, - продолжил он сравнение Стемира. - Ты со своими посидишь в лесу, в засаде. Выйдешь последним, когда уже исход битвы переломится в нашу пользу. Знак тебе будет - черное влесославльское знамя с золотой цепью. Вы пуститесь вдогон за противником, налегке. Из оружия вам даю только мечи и луки. Ставлю под твое начало и весь приграничный отряд, чтобы не потерять след. Гоните их до самых границ аллеманских, чтобы не вздумали вернуться.
- Влесославльское знамя рядом с красным львом, - деловито повторил Карислав. - Кто-то должен и в хвосте плестись... Хоть и тяжело будет глядеть, когда другие бьются насмерть.
- Тяжело, но я тебя выбрал, потому что знаю - ты справишься, - сказал Святослав и добавил, вздохнув: - Я тоже готовлюсь завтра постоять в сторонке, вмешаться лишь под конец. Подвиги уж оставим другим, а нам важней победа.
Оседлав коней, князь со свитой спустились к озеру. Несмотря на начало весны, лед был прочный и легко выдерживал всадников. День стоял погожий и ясный, нетронутый снег блестел под солнцем, точно россыпь драгоценных камней.  Позади оставались глубокие синие следы.
- Выдержит лед-то? - с тревогой поинтересовался Карислав.
Вместо ответа Ловец разгреб снег и с силой ударил рыбацкой пешней так, что разлетелись острые осколки льда. Он бил снова и снова. Вскоре стало жарко, охотник расстегнул на себе кожух, а лед все не пробивался. Наконец, после долгих усилий, под пешней показалась темная дырочка, будто глаз.
Святослав, точно повинуясь какому-то наитию, снял с пальца серебряный перстень с хрустальным камешком и бросил в пробитую лунку. Слабо плеснула вода.
- Йомала, Хозяйка Вод, прими подарок от меня и всего войска Сварожьих Земель! Поддержи нас завтра, как на материнской ладони, на своем благодетельном льду.
Озеро не подало никакого знака, но все поняли так, что Йомала согласилась помочь.
- А вот если бы богиня помогла нам, а под аллеманами провалила лед? А, Святослав? - с надеждой проговорил Яросвет. - И ведь рыцари в своих доспехах тяжелее нас... Такое могло бы быть, как ты думаешь?
- Я думаю - нет, - отозвался князь, подъехав туда, где лед был слабее из-за впадения в озеро бурной речки, называемой Стремнинкой. - На середине лед еще слишком крепок. А здесь, если уж он затрещит, наши станут тонуть вместе с аллеманами: в бою ведь все перемешаются. Когда Боги вмешиваются в дела людей, они не всегда соизмеряют силы, так что достается правым и виноватым. Да я и не прошу Их делать за нас нашу работу. Думаю, нам ни к чему беспокоить Высшие Силы.
- А я слышал, что в твоем первом сражении, тоже с аллеманами, вы их заманили в какую-то реку, и лед подломился, утопив многих рыцарей, - заметил Яросвет.
- Это было. Правда, там распоряжался отец, а я так волновался перед первой битвой, что ничего толком не понял, - признался Святослав. - Но там лед был речной, тонкий. И время позднее. Да и фон Фельбен, думаю, о том случае знает, хотя его там не было. В ловушку не пойдет.Лучше нам завтра полагаться только на себя.
- Да мы и полагаемся, - обиженно-независимо отозвался Яросвет, но, проехав немного рядом со Святославом, поинтересовался как бы невзначай: - А тебе не хочется завтра подловить этого их главного барона и самому с ним рассчитаться, как с Ториром?
- Не откажусь, если он любезно подождет меня, - рассмеялся Святослав. - Но здесь поединок вождей - не главное. Аллеманы - не викинги, их дух не упадет от того, что вождя выбьют из седла. На его место всегда найдется другой. За славой пусть другие гоняются, а мне важней конечная победа.
Он чуть было не сказал: "Пусть за славой гоняются молодые", но вовремя спохватился, сам удивившись, как такое пришло в голову. В двух кровопролитных войнах да заботах княжеских и не заметил, как прошла его молодость. Теперь он на юношей всего несколькими годами моложе, вроде Стемира и Яросвета, глядел порой так, словно годился им в отцы.
« Последнее редактирование: 10 Окт, 2018, 21:30:09 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Эйлин

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6843
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7703
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #53 : 10 Окт, 2018, 21:21:33 »

Увы, снова битвы, снова смерть и скорбь. а  пережитое и впрямь делает старше, посему прав Святослав, который  уже не считает себя молодым рядом с юношами всего на несколько лет старше его. Опыт  делает мудрее, но он же и гонит молодость. Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Записан
"Потом" - очень коварная штука, оно имеет обыкновение не наступать"(Рокэ Алва)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #54 : 12 Окт, 2018, 21:05:14 »

Благодарю Вас, эрэа Эйлин, что продолжаете читать! :-* :-* :-*
Увы, снова битвы, снова смерть и скорбь. а  пережитое и впрямь делает старше, посему прав Святослав, который  уже не считает себя молодым рядом с юношами всего на несколько лет младше его. Опыт  делает мудрее, но он же и гонит молодость. Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Что поделаешь, так уж жизнь складывается. :'(
Сражаться приходится многим, но на Святославе ответственности больше всего; ничего удивительного, что пришлось повзрослеть раньше срока. Вот, тут дальше даже враги ему удивляются.

Глава 17. Решающий бой
Когда аллеманское воинство приблизилось к озеру Йоми, противник уже ожидал их там. В том не было ничего удивительного, и все же барон фон Фельбен почти восхитился, застав войско Сварожьих Земель в полной боевой готовности. Впереди - пешая рать, вооруженная длинными копьями, за ней - конница. Он улыбнулся с чувством полного превосходства. Верно, славянам особенно некого выставлять в бой, если надеются пешими сдержать непобедимую железную рыцарскую конницу. Стоит пешим попятиться, не выдержав - а так неминуемо и случится, - их стопчут свои же, ввязавшись в бой. Хотя, чего еще ждать от народа, что на войну собирает кого попало, где им обучить войско, чтобы качеством и снаряжением не уступало рыцарям! Да и нервы у славян наверняка сдают, это видно по их разбитому передовому отряду. Вот и выскочили теперь вперед, готовые любой ценой остановить их здесь. Что ж, решающий бой был необходим аллеманам не меньше, чем местным. Но у них больше возможностей одержать сегодня победу.
А все-таки хорошо выстроились на чуть голубоватом весеннем льду озера! Пешая рать стоит правильным квадратом, точно скала, а по сторонам от нее - двумя клиньями, - всадники. Издали люди и кони казались маленькими фигурками, и панорама озера выглядела картиной неведомого, но великого художника. Красное рассветное солнце горело у них за спиной, его отблески заливали половину озера, и казалось, что кровь уже расплывается под ногами славянского воинства.
К вождю рыцарей подъехал ближе барон фон Вирт. Он проговорил сумрачно, тоже умея ценить символические образы:
- Сегодня день нашей мести, и сегодня славяне будут ходить по своей собственной крови! Перед нами открывается прекрасный вид. Опиши его потом во всех подробностях, Аларих, чтобы нашу победу увековечили в будущем поэты и живописцы.
- Хоть прямо сейчас бери да переноси фреской на стену императорского дворца, - мечтательно поддержал Хельмут фон Альзунг, подбрасывая и вновь ловя свое копье. - Даже не верится, что народ, не знающий порядка, способен так подготовиться к битве. И тем более - что нам доставил столько хлопот юноша едва за двадцать лет.
По бледному лицу фон Фельбена скользнула усмешка, и он с резким щелчком опустил забрало шлема.
- Ты прав, Хельмут. Думаю, в будущем славянского князя изобразят зрелым мужем с густой бородой. Иначе правда будет уж очень невероятна.
Так, весело беседуя меж собой, аллеманские рыцари объезжали боевые порядки, выстраивали войска знаменитым бронированным клином, который в песнях миннезингеров уподобляли железному вепрю. В лучах утреннего солнца ярко блестели доспехи знатных рыцарей и куда более простые, но тоже мощные латы простых кнехтов-копьеносцев. Реяло знамя с коронованным орлом. Позади взвились знамена наемных рот, куда более пестрые. Здесь собрались воины со всего света: бритты, саксы, франки, арверны, норландцы, агайцы, - словом, все, кому не сиделось дома, или кого не терпели там, и они охотно шли воевать за могущественную Империю. У этих снаряжение было более разнообразным, как и их речь. Впрочем, возле них барон фон Фельбен особенно не задерживался. Наемникам уплачено и дозволено брать добычу, - этого с них хватит, а говорить с ними перед битвой он не обязан. Равно как и с данниками Империи - местными племенами: - низкорослыми черноволосыми суоми, белоглазыми карьялами и прочими. Этих поставили в немногочисленном пешем строю - довершать успех конницы. Хоть на что-то сгодятся, хотя драться их толком никто не учил. Барон видел, как многие карьяльцы перед битвой падали на лед озера и целовали его, прося прощения у своей богини, что не по своей воле должны его осквернить убийством. Что ж, вера верой, а служба - службой. Если дикари попробуют уклониться от битвы, им не поздоровится.
Аларих фон Фельбен не раз бывал во Влесославле и других городах Сварожьих Земель, хорошо изучил их жителей по заданию императора и собственному желанию. Особенно он интересовался славянскими пословицами и поговорками, справедливо думая, что в них отражается народная мысль. Но в это утро, когда над аллеманским войском звучно запели боевые трубы, барон забыл весьма важную пословицу: "Рано делить шкуру неубитого зверя".
Железная конница двинулась вперед, постепенно набирая скорость. Тут же и над головами влесославского воинства громко пропел боевой рог. Можно было подумать - с самых небес, а в действительности - со скал, над которыми пока еще развевалось всего одно знамя - зеленое, с белым конем. Его подняли выше, оно покачнулось, и осталось реять под светлеющим небом. Это был знак к началу битвы.
Со скалы князю Святославу видно было все. И стремительно приближающуюся бронированную конницу, сверкающую железом так, что трудно было найти хоть одно неприкрытое место. Даже кони у рыцарей были обряжены в латы, так что и масти не разберешь сразу. Железный молот, все сокрушающий на своем пути, надвигался на передовой полк, казавшийся совсем слабым перед ними. Сердце тревожно сжималось, стоило лишь представить, что сейчас начнется.
Потом князь разглядел впереди пешей рати возвышавшегося, точно несокрушимая скала, могучего Волота, а рядом с ним - других сильнейших влесославльских витязей. В отличие от многих других, Волот не сомневался, что рыцарей можно одолеть. Он-то знал, что у них под доспехами такие же плоть и кровь, как у всех, да и прячутся в железную скорлупу они, должно быть, не от большой храбрости. Нужно только суметь до них добраться, но это ему как раз по плечу. От его кованой палицы еще никто не вставал. И теперь витязь перебрасывал ее с руки на руку, разминаясь перед боем.
- Потише ты, - раздался над ухом чей-то басовитый шепот. - Я бы тоже так мог...
Волот удивленно оглянулся и в стоявшем рядом в строю здоровенном воине в кожаных латах узнал своего былого соперника в бою "стенка на стенку" - Медведя. Конечно, тот и перед битвой не мог не задеть его.
- Хо! Кого я вижу! - усмехнулся Волот. - Думаешь, если хозяина твоего вздернули, так ты уже первый витязь Влесославля?
- Да что мне хозяин? Его нет давно, а я от него еще живого ушел, и дерусь, говорят, не хуже тебя, - пожал широченными плечами Медведь и воткнул копье в снег. - Дай сюда. Увидишь, и я не слаб.
- Ну, возьми! Да не надорвись смотри...
Тяжела была палица, но и у Медведя в руках загудела, рассекая воздух, почти также мощно, как у своего хозяина. Воины вокруг даже в стороны шарахнулись. Побагровев от напряжения, Медведь вернул палицу.
- До встречи на Масленицу! - пожелал он.
- До встречи... - начал Волот, но так и не успел договорить. Грохочущая копытами, лязгающая железом рыцарская конница надвинулась на них, и осталась одна мысль, одно желание - бить и крушить, пока хватит сил. Волот с размаху опустил палицу на шею рыцарскому коню, закованному в доспехи, а когда тот стал оседать, ударил в грудь и всадника.
Князь Святослав видел со скал все, что творилось внизу. Видел, как лед окрасился первой кровью, такой алой и невероятно горячей даже на вид, что казалось - одной ее капли достаточно, чтобы растопить весь лед и снег вокруг. Невероятно обострившимся зрением он узнавал каждого воина пешей рати, тех, что приняли на себя первый удар. Они поднимали над головой тяжелые копья в полтора человеческих роста, целясь в бок или в незащищенное брюхо рыцарским коням, когда те нависали над ними. Прочные нагрудные пластины трещали от удара, лошади страшно ржали,  метаясь от боли, падали, сбрасывая всадников. Кто мог подняться - схватывались с влесославцами в пешем бою, остальных приканчивали на месте. Кое-кому из пеших ратников удавалось сразу сбить всадника, целясь копьем в грудь или в живот. Такой удар при удаче почти невозможно было отбить, но и точности на него хватало лишь немногим.
Но гибли не только аллеманы. В первые же мгновения боя погибли и множество своих воинов. Рыцари были лучше обучены, а их доспехи - куда прочнее шкуры кабана или медведя, которых влесославльские удальцы привыкли брать на копье. Стоило пешему ратнику промахнуться один раз, как смертельный удар неминуемо настигал его самого.
Передовой отряд у аллеманов вел Эрих фон Вирт, бывший наместник Плескова. Он еще не отомстил за свое изгнание, и теперь жаждал сразиться с самим князем Святославом или хотя бы с кем-то из его воевод. Теперь ему ясно было, как и фон Фельбену, что зря недооценивали пеших воинов. Во всем цивилизованном мире пехота - нищий сброд, туда ставили слуг, рабов, маркитантов и тому подобный люд, кое-как вооруженный, больше для численности, чем ради реальной силы. Здесь же все было наоборот. Но в конечном-то итоге победа останется за войсками победоносной Империи, это ясно как божий день! И барон фон Вирт, успевший сломать в битве свое копье. продолжал колоть и рубить мечом, называвшимся "Создатель вдов". Не глядя, пронзил мечом одного влесославца, тут же, вздыбив могучего бурого коня, сбил копытами другого, целившего копьем в бок. Стоптав поверженного, фон Вирт помчался дальше, сея смерть и отчаяние. Он видел, как и другие аллеманские военачальники, что пеший строй перед ними истончается, тает, что он подается назад, не в силах устоять перед натиском бронированного воинства.
А со скал за битвой наблюдал князь Святослав и его дружинники: Лучебор, Немирко, Остей, Ингольф и другие, с волнением глядевшие вниз, где бились не на жизнь, а на смерть их собратья. То один, то другой хрипло вскрикивал при виде удачи или неудачи своих, рукоплескал победам, стонал, когда еще один влесославльский витязь падал замертво. Теперь уже лед на озере вправду был красен от крови, а не от солнца, успевшего тем временем подняться уже высоко.
- Трудно стоять и смотреть, Святослав Вирагастич, - пожаловался Немирко. - Подлецом себя последним чувствую, глядя, как наши гибнут, а мы и помочь не моги! В сто раз легче было бы сейчас с ними...
Что мог сказать князь Святослав? Что и у него самого душа болит глядеть, как гибнут множество крепких мужчин, цвет народа влесославльского, которым бы еще жить да жить? Что и он видит отсюда каждый удар, который получают они? Что, видя со стороны то, чего другим из общей свалки незаметно, он сейчас шепчет им, то мысленно, а то и вслух, как можно уйти от жестокого удара?.. Но не сказал ничего, и даже не отвел глаз от побоища. Рядом со смертью любые слова теряют силу. И от того, что битва пока что развивалась по его замыслу, не становилось легче. Передовой полк выполнял свою задачу, и теперь, задержав наступление аллеманской конницы, медленно отступал, втягивая ее за собой к узким протокам озера. Но чего им это стоило - видно было по льду, устланному телами погибших. Пеший строй рассеивался, таял, словно ком соли, брошенный в кипяток.
Святослав взялся было за древко знамени со львом, но, покачав головой, опустил его. "Еще немного... Рано пока... Сделайте еще немножко, мой воевода Руслан Беловоич, и ты, доблестный Волот, и могучий народ влесославльский!.."
А влесославцы, редея, действительно подавались назад. Не слишком быстро, чтобы не показалось подозрительным, но они отступали. За всю битву воевода Руслан не забывал княжеского поручения. Он нисколько не преувеличил, что будет биться сегодня за себя и за погибшего брата. Но ярость не слепила его, как бывает обычно, а словно подернулась льдом, и воевода даже во время сражения помнил, что и как следует делать. Когда навстречу ему ринулся барон де Вирт, Руслан не стал калечить под ним коня, как делали другие воины. Ударив копьем в живот противнику, прежде чем тот успел закрыться щитом, знал заведомо, что справится. Так и вышло: рыцарь захрипел и откинулся назад, вырвав из рук противника копье, застрявшее в плотных пластинах панциря. Руслан нагнулся, взял другое из сведенных судорогой рук павшего рядом воина. И, оглянувшись по сторонам, отступил еще несколько шагов назад, лицом к врагу.
И пора было отступать. Остатки пешей рати изнемогали, едва держась на ногах от усталости. Даже удары могучего Волота сделались уже не столь сокрушительны. Очередной рыцарь, которого он хотел оглоушить палицей, легко отклонил своего коня в сторону, и сам замахнулся моргенштерном. Увидев, как ему в голову летит навершие, похожее на шипастую железную звезду, Волот отшатнулся прочь и, поскользнувшись на льду, упал на колени.
Но смертельного удара, которого он ждал, не последовало. Открыв глаза, витязь увидел, как над его головой просвистело копье, и вслед за тем рыцарь с моргенштерном сполз с коня наземь, вытаращив от изумления глаза так. что не умещались в прорезях шлема. Волот изумился не меньше, завертел головой, ища своего спасителя, и увидел над собой довольно ухмылявшегося Медведя.
- Вот... первому от второго тоже помощь бывает нужна... - прохрипел тот пересохшим от жажды ртом, но не договорил. Другое копье, пушенное аллеманским кнехтом, пробило грудь силачу, и тот рухнул наземь в лужу крови и растаявшего снега. А Волот снова бросился в бой, успев лишь отстраненно подумать, что на войне у каждого своя судьба: ведь только что он был ближе к смерти, чем Медведь...
Он отступал последним, лицом к врагу, как дрался до того. В небе вдруг мелькнула какая-то тень, словно огромная птица, повисшая на одном месте. Подняв глаза, Волот увидел алое знамя с золотым львом, взметнувшееся вверх, точно пламя.
Не сводя глаз с поля боя, князь Святослав видел каждое движение - и своих войск, и противника. Рыцарская конница еще наступала, но медленно и тяжело, совсем не так, как, должно быть, рассчитывали аллеманские бароны и те, кто стоял за ними. Шаг за шагом... двигались вперед, собираясь прижать противника к берегу озера и там раздавить окончательно.
Выбрав подходящий миг, Святослав вскинул вверх древко знамени с золотым львом, уже давно жегшее ему руки. Подержав на весу, воткнул в трещину среди камней, так, чтобы видели все. И тут же усмехнулся, когда из-за той же скалистой гряды выросли, словно по волшебству, конные воины вл главе с двумя молодыми всадниками в алых плащах.
- Наш час настал, друзья! Бей рыцарей! - изо всех сил крикнул Стемир, первым перемахнув вниз, на лед. За ним последовал Яросвет и другие конные воины. С двух сторон налетели они на аллеманский строй, словно ястребы на стаю гусей.
Теперь силы были уже равны. Конные полки - и местные, влесославльские, и присланные великим князем. - хоть и были вооружены полегче аллеманских рыцарей, в ратном духе и опыте им не уступали. Это уже не ополчение - боевые дружины, с детства учившиеся сражаться. Воодушевленные обоими молодыми воеводами, они с радостью бросились в бой, спеша переломить его исход в свою пользу.
Промчавшись во весь опор вдоль строя рыцарей, князь Стемир выбрал одного из них, в черненых доспехах, с зеленым щитом с изображением медведя. На всем скаку ударил в этот щит копьем, вызывая противника на бой.
Рыцарь довольно усмехнулся. Это был Дитрих фон Гартангер, лучший копейщик и мечник в аллеманском воинстве. Он был невредим и достаточно свеж после боя, и не испугался угроз молодого противника. На всем скаку он съехался со Стемиром, и сам ударил копьем в середину его щита с такой силой, что молодой князь едва удержался в седле.
Еще в детстве сыновьям князя Вирагаста наставник показывал, как устроены аллеманские доспехи, учил искать слабые места в казавшейся неуязвимой сплошной железной бочке. Заставлял повторять урок снова и снова, пока юные княжичи не сделались готовы попасть в рыцаря хоть мечом, хоть копьем, даже появись он среди ночи. И теперь Стемир притворился, что целит в грудь, а сам ударил выше, в шею. Гартангер был опытным воином и разгадал его маневр, закрывшись щитом. Но Стемир ударил копьем с такой силой, что пробил щит с медведем и железный ворот кольчуги, проткнул горло рыцарю.
Отъехав прочь от поверженного врага, Стемир высоко вскинул копье, с которого еще капала кровь, и гордо вскинул голову, слушая победные кличи своего войска. Что ж, разве он не заслужил? Раз Святослав предпочитает руководить битвой со стороны, как сделал бы отец, то кому же, как не следующему по очереди брату, прославить сегодня их род боевыми подвигами?
И он промчался вдаль, туда, где его конники вовсю рубились с рыцарями, не ожидавшими такого внезапного напора. На правом крыле Яросвет творил не меньшие чудеса. Он вовсе не собирался соревноваться со Стемиром, они были друзьями. У них, одинаково горячих и азартных, видевших и княжеское свое призвание прежде всего в боевой доблести, это выходило само собой.
Вот так и получилось, что аллеманские рыцари столкнулись с конницей, которую только и считали достойным для себя противником, уже основательно потрепанными. Их основной удар приняла пешая рать, и теперь всадникам, а главное - коням, тащившим облаченных в тяжелые доспехи хозяев, трудно было сдержать двойной боковой удар. Дружинники Стемира и Яросвета были гораздо проворнее, они жалили противника, точно пчелы - медведя, не боясь, что неповоротливый зверь их прихлопнет лапой.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Зануда

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 507
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 1456
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #55 : 12 Окт, 2018, 23:04:46 »

Спасибо, эрэа Артанис ! У Вас там прогресс в кузнечном деле шёл побыстрее, чем в нашем мире, или это мои заблуждения? Вроде как латный доспех ещё через век-полтора в обиход вошёл, а в XIII столетии всё больше кольчугами пользовались да - кто мог себе это позволить - ламмелярами и бригантинами?
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #56 : 13 Окт, 2018, 20:52:17 »

Большое спасибо Вам, эр Зануда! :-* :-* :-*
Спасибо, эрэа Артанис ! У Вас там прогресс в кузнечном деле шёл побыстрее, чем в нашем мире, или это мои заблуждения? Вроде как латный доспех ещё через век-полтора в обиход вошёл, а в XIII столетии всё больше кольчугами пользовались да - кто мог себе это позволить - ламмелярами и бригантинами?
А почему бы и нет? Тут еще и наскальная настенная живопись упоминается, так что и ремесла, и искусства здесь получаются развиты сильнее, чем в аналогичное время нашего мира. Все-таки у могущественной империи больше возможностей для развития, чем у отдельных феодальных владений. Ну, и плюс дань стереотипу, что якобы рыцарские доспехи были тяжелее наших чуть ли не в разы. ;D
Вообще, конечно, у жизни в составе империи есть свои преимущества. Другое дело, что, когда за нее вот так "агитируют", никому не захочется.

Когда с двух сторон разом налетели конные полки, и началась ожесточенная рубка, аллеманский полководец сразу понял опасность для своих. Если его усталая, замедлившая движения рать позволит себя втянуть в бешеную круговерть, им не выстоять. Следовало скорее перестроить свои поредевшие ряды, сомкнуться вновь стальным бронированным кулаком, - на это сил еще должно хватить. Барон фон Фельбен пришпорил коня, помчался по окровавленному льду. собирая уцелевших рыцарей и кнехтов:
- Скорей, братья! Сомкнем ряды! Стройтесь железным клином, и мы сметем врага! Вперед! Во имя Империи!
Его оруженосец Герхард по указанию господина протрубил сбор. Но звук тут же оборвался, труба выпала из рук оруженосца, и сам он склонился с седла: промчавшийся мимо славянский витязь полоснул его мечом буквально на лету. Фон Фельбен заскрежетал зубами, глядя, скольких храбрых рыцарей не хватает в собирающемся вновь строю. Похоже, валькириям сделалось в Вальхалле скучно без храбрых аллеманских воинов...
Но в этой части озера, среди узких проток, было слишком тесно рыцарскому железному клину, даже сильно поредевшему. Подпертые с двух сторон крутыми берегами, аллеманы не могли выстроиться на должном расстоянии, на размах копья друг от друга. Им приходилось сгрудиться, как сельди в бочке, кони едва не задевали друг друга, задние теснили передних. Тесня сюда славянскую пешую рать, аллеманы оказались в теснине сами.
Все же они сумели построиться, не учинив давки - рыцарская выучка пригодилась и тут. С отчаянной решимостью, понимая, что речь уже идет не только о победе, но о жизни и смерти, рыцари бросились на врага, прокладывая себе дорогу на простор озера.
Князь Святослав, не отрываясь, следил за битвой. Молча и неподвижно, как будто окаменел вместе с Угольком. Он видел последний отчаянный натиск рыцарей, и как стремительно переменились роли. Конные полки, только что, верно, мнившие, будто одержали победу, теперь сами откатились прочь, словно собаки, подброшенные вепрем. Стемир с Яросветом еще сопротивлялись, но лобовую атаку рыцарской конницы никому не удавалось сдержать, и их попытки захлебывались.
Княжеские дружинники совсем извелись. Святослав слышал их тяжелые вздохи, угадывал, не оглядываясь, как их кони переступают с ноги на ногу, чувствуя терзающую их хозяев тревогу.
- Святослав Вирагастич, ну а наш черед когда? - простонал Немирко голосом побитого пса.
- Скоро, - ответил князь, с трудом разомкнув похолодевшие губы. Он видел в тот самый миг, как четыре кнехта окружили Яросвета, и тот скрылся среди них, как солнце за тучами. Но тут же появился вновь, ударил мечом одного противника, а через головы других перемахнул птицей н своем золотисто-рыжем коне. Но радостный вопль в его честь тут же утонул в разноголосице предсмертных криков.
- Да когда же скоро-то, княже, когда? Или перед проклятыми ты тоже заставил бы нас медлить? - в сердцах воскликнул Лучебор, тот самый некогда спасенный вратоградец, чью невесту похитили чжалаиры. С тех пор он так и остался служить князю Святославу, хотя Вратоград отстроили вновь. На память Лучебору остался широкий белый шрам на лбу и лютая ненависть к чжалаирам. Будь и вправду они на месте аллеманов, пожалуй, и княжеский приказ не удержал бы Лучебора от битвы. Но теперь он еще ждал, хоть и с трудом, как и другие воины.
- Сейчас идти в бой - значит самим напороться на встречный удар, - произнес Святослав таким тоном, что слышавшие его устыдились своего нетерпения. - Всегрозный Перун, пошли силу нашему оружию в этой битве! Будь свидетелем ты и другие Боги, что мы бьемся не ради славы и добычи, а для защиты своей земли! Пошлите победу правому, великие Боги, а тех, кому суждено погибнуть, примите в Ирие с почетом!
Хотя на поле боя не могли слышать его молитву, но конные полки Стемира и Яросвета в это самое мгновение расступились в стороны, пропуская сильно поредевший, но все еще грозный железный клин. Два алых плаща все еще виднелись впереди, там, где битва была горячее всего. Такие же алые, как и знамя с золотым львом. Но уже наступало время для другого знамени - черного, как запекшаяся кровь, со влесославльской золотой цепью.
Святослав поднял это последнее знамя над головой, затем, решив, что так оно недостаточно заметно, трижды взмахнул им слева направо, почти не замечая тяжести древка длиной с хорошее копье и толщиной в руку. Теперь его сердце бешено билось, стремясь туда, на ледовую равнину. Пришло его время, и он готов был расправить крылья и полететь. Даже Уголек заволновался под всадником, запрыгал, как горный козел, чудом удерживаясь на скользких камнях.
- За свободный Влесославль! - крикнул Святослав во весь голос и одним головокружительным прыжком перемахнул на вороном Угольке вниз, не теряя времени на спуск, словно и впрямь у него выросли крылья. Конь только по-кошачьи согнул ноги, приземляясь, но тут же выпрямился и помчался дальше. А за ним уже лавиной скатывались со скал, правда, более сдержанно, и дружинники Святослава, спеша вознаградить себя за долгое ожидание.
И в то же мгновение с противоположной стороны, из леса, вылетела на озеро и последняя рать - разведчики во главе с Кариславом. Их дело было закрепить окончательную победу, и они бросились в бой с лешачьим хохотом, пронзительным свистом, уханьем, воем и прочими жуткими воплями, каким только в лесу и можно научиться у филинов, волчьих стай и свирепых зимних бурь. Ошеломленным рыцарям показалось, что и впрямь не люди, но здешняя лесная нечисть бросилась на них. А кони, приученные без страха ходить по крови, топча тела убитых, шарахались в сторону при этом внезапном появлении.
- Теперь побьем их, Святослав Вирагастич! Тут на всех еще хватит! Побьем и в хвост, и в гриву! - заливался счастливым смехом Немирко за плечом у князя.
Но Святослав не успел ответить. Уголек в два прыжка домчал его до края рыцарского войска, и он бросился в бой. Прошло, наконец-то, время выжидания, военных хитростей и бездействия, теперь он, подготовивший сегодняшнюю победу, мог сражаться сам, как сражались сегодня другие, живые и погибшие. Теперь он мог рассчитаться с аллеманами за гибель своих воинов,  что наблюдал со стороны. Справа и слева от себя князь замечал то Немирку, то Остея, Лучебора, Ингольфа и других своих воинов, не менее пламенно стремившихся в битву, и их присутствие еще сильнее воодушевляло князя, он чувствовал себя всемогущим и непобедимым.
Приподнявшись на стременах, Святослав разглядел вдалеке фигуру барона фон Фельбена - тот метался среди своих войск, пытаясь заново собрать рассыпающийся строй, как пастуший пес - стадо баранов. Немного подумав, князь махнул рукой. Слишком далеко, да и ни к чему уже отыскивать барона. Он одержал сегодня над аллеманами полную, сокрушительную победу, - что по сравнению с тем может значить поединок с одним-единственным бароном? Князь счастливо засмеялся, глядя, как, утратив свой хваленый порядок, мечутся по залитому кровью льду остатки железного клина.
- Благодарю вас, пресветлые Боги, от всех земель, где почитают вас, - проговорил он, чувствуя, как на одно мгновение все расплылось перед глазами, прежде чем снова обрести четкость. Слезы ли это были или просто яркое солнце ослепило его?
Почти на середине озера князь встретился с Кариславом. Тот ухмылялся, довольный своей выдумкой.
- Хоть и в хвосте, княже, да зато именно мы спели дорогим гостям провожальную песню, - засмеялся воевода.
- Какие гости, такие им и проводы, - отозвался князь, хлопнул Карислава по плечу. - А вот теперь садись им на хвост и провожай домой, чтобы никто не надумал вернуться!
А меж тем барону фон Фельбену, как и всем аллеманам, до последнего кнехта, давно было ясно, что они проиграли. Вся эта битва пошла совсем не так, как следовало, поперек всем людским обычаям с самых первых минут, и вот результат - воинство могучей Империи, снаряженное по последнему слову военного дела, терпит поражение от своры мужичья, которое на коня-то сесть не умеет, меча в руках не удержит! Мечась по полю боя, барон Аларих проклинал на чем свет стоит здешний край с его нелюдскими обычаями; здешнюю зиму; озеро со слишком узкими берегами; лесную нечисть, видимо, водившую дружбу со славянами; весь здешний народ, капризный и непостоянный; пехоту, научившуюся бить рыцарей; и подлинного виновника нынешнего поражения - князя Святослава. Горестные вопли побежденных, стоны раненых вторили проклятьям аллеманского полководца.
Все, кто еще мог двигаться, следовали за бароном, ища выход из ловушки. В конце концов, пробились к устью Стремнинки, где берег озера был положе и ниже. Но зато там оказался гораздо тоньше лед, подмываемый быстрым течением. Он затрещал, и рыцари стали проваливаться в черную ледяную воду. Кое-кого из них быстрое течение так и затянуло под лед, большинство же бросились прочь, туда, где лед был еще крепок.
В конце концов, им удалось выбраться наверх, и жалкие остатки победоносного рыцарского воинства бросились в лес, не разбирая дороги. Скоро на озере из всех аллеманов остались лишь раненые и мертвые, да спешенные, потерявшие в бою своих коней. Свои бросили их на произвол судьбы; никому было не нужно нагружать собственную усталую лошадь лишней тяжестью. Здесь же осталась и вся пехота, состоящая из данников Империи; о них и вовсе никто не вспоминал. Растерянные, побросав легкие пики, служившие им оружием, суоми и карьялы смотрели на победителей, удивленно моргали, бормотали что-то на своем языке. Один из княжеских разведчиков, знавший наречия местных племен, поспешил им перевести, что им, людям подневольным, не сделают зла. Скоро, когда на поляне в стороне от озера развели большие костры, сдавшихся в плен инородцев также пустили обсушиться, и даже поделились кашей с вяленой сохатиной. После того князь Святослав распорядился не задерживать их. Кто хотел, могли разойтись по домам или по своей воле отправиться во Влесославль.
Совсем иное дело - пленные аллеманские рыцари и кнехты. Этим, особенно если не были ранены, довелось узнать всю участь пленников. Им, правда, тоже дозволили поесть и обсушиться, но затем, сняв все снаряжение, связали руки и пешими повели во Влесославль. Тяжелое посрамление ждало гордых завоевателей: им предстояло проделать весь путь пешком и без оружия, и в таком виде быть приведенными туда, куда хотели войти как завоеватели! Впрочем, никому было их не жаль, а кое-кто даже думал, что князь Святослав поступил с пленниками слишком мягко.
А разбитые аллеманы бежали прочь, забыв и думать о брошенных соратниках - их беспокоило лишь, как бы самим унести ноги. Растерянные, полубезумные, они не могли сразу осмыслить, что произошло, отчего боевая удача вдруг отвернулась от них. Если бы у барона фон Фельбена было чуть больше времени, он бы вспомнил еще одну славянскую пословицу: "Пошел по шерсть, а вернулся сам стриженным". Но увы - и его, как и всех беглецов, душил стыд и бессильная ярость. Мысли по кругу метались в ловушке, замкнутой в берегах озера Йоми, и вырваться из них было труднее, чем вывести на свободу хотя бы остаток воинства. Перед глазами все еще высилась могучая фигура князя Святослава, виделось его лицо, горящее вдохновением битвы. Да, Аларих видел его на поле боя, но не осмелился повернуть коня. Предпочел разбитым вернуться домой, чем отправиться в Вальхаллу, или - что гораздо хуже, - во Влесославль в качестве пленника.
В ушах все еще стоял жуткий хохот и завывания лесной нечисти, помогавшей славянам. Барон замечал, что и его уцелевшие воины, проезжая через лес, озираются по сторонам, будто ожидая, что вот-вот из-за какой-нибудь сосны выскочит чудовище и всех растерзает. И то сказать: в здешних чащобах могло водиться все что угодно, здесь любой тролль способен был сломать ногу. Временами Алариху (и не ему одному) казалось, что он слышит хохот и свист наяву, а не в воспоминаниях.
И это не был обман слуха. Отряд Карислава преследовал беглецов, не приближаясь, но и не отставая надолго, чтобы удостовериться, что аллеманы не надумают повернуть назад. Бояться, вроде бы, было нечего - враги уносили ноги, не помышляя о возвращении; однако надо было до конца исполнить приказ князя Святослава. Легко вооруженные, на свежих конях, разведчики без труда преследовали изнемогавших от усталости рыцарей. Чтобы те не разбредались по лесу, время от времени вновь кричали и свистели по-лешачиному. В смятенные души разбитых аллеманов не приходило и тени сомнения, что вокруг них вправду буянит нечисть.
В первую ночь беглецы улеглись спать вповалку, не решившись даже развести костер. Но и в  следующие дни позволяли себе лишь самый краткий отдых, чтобы выдержать путь самим и не погубить коней. Аллеманы опасались, что тех, кто не сможет ехать, бросят в лесу.
Наконец, когда впереди показались стены первой приграничной крепости, Хельмут фон Альзунг обратился к фон Фельбену со словами утешения:
- Не отчаивайтесь, Аларих! Я верю, в скором времени император пошлет на славян еще более сильное войско, которое выметет железной метлой весь этот край. И я буду счастлив послужить в нем!
Немигающими глазами глядел фон Фельбен на своего соратника. "Кого он утешает - себя или меня? Или вправду настолько глуп?"
- Не надейтесь, Хельмут! Нового похода не будет, во всяком случае, при нашей жизни.
Белесые брови фон Альзунга взлетели так, что скрылись под сводом шлема.
- Но почему, Аларих? Еще одна война - и славянам, как независимому племени, конец!..
- Вы глупец, Хельмут!.. - вышел из себя фон Фельбен. - Еще одна такая война - и конец придет Империи! Вот почему нам с Вами придется смириться. Не князь Святослав победил нас. Такова наша судьба. Будем утешаться, что она, во всяком случае, выбрала достойное орудие.
А сам князь Святослав, не ведая, что он - только орудие в руках аллеманской судьбы, со своим войском вернулся в спасенный Влесославль. Теперь - не то что после битвы с викингами: весь Город с неподдельной радостью встречал своего спасителя и его соратников, именовал Святослава Храбрым и Мудрым, хоть он все еще смущался, слушая неумеренную, по его мнению, похвалу. Но Влесославль есть Влесославль: его жители ни в чем не знали меры - ни в своем гневе, ни в своей любви. Самым же главным для князя было, что он опять может жить в согласии с жителями Города, и больше уж никакой враг не сумеет его от них отторгнуть. А потому, сразу же по возвращении домой, он послал гонца к своей жене и попросил ее приехать во Влесославль. Что бы ни думала об этом городе молодая княгиня, долгая разлука с мужем была ей невыносима, и она с сыном и своей свитой поспешила тотчас приехать. Здесь же вскоре за тем она родила дочь, которую родители назвали Росавой.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Эйлин

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6843
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7703
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #57 : 14 Окт, 2018, 16:31:23 »

И снова важная и кровавая битва с ворогами! Не стоило им и впрямь делить шкуру не убитого зверя да и на чужую землю бы не стоило идти с огнем и мечом. По заслугам получили. А Святослава и уцелевших воинов-славян ждут дома. Но долгим ли будет мир?
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Записан
"Потом" - очень коварная штука, оно имеет обыкновение не наступать"(Рокэ Алва)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #58 : 14 Окт, 2018, 19:58:52 »

Благодарю Вас, эрэа Эйлин! :-* :-* :-*
И снова важная и кровавая битва с ворогами! Не стоило им и впрямь делить шкуру не убитого зверя да и на чужую землю бы не стоило идти с огнем и мечом. По заслугам получили. А Святослава и уцелевших воинов-славян ждут дома. Но долгим ли будет мир?
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Войну-то выиграли, а вот теперь самое главное - сохранить мир. Всегда ли худой мир лучше доброй ссоры? И какие решения приходится порой для этого принимать? И непопулярные решения, добавим, потому что не факт, что даже сегодняшние соратники все поймут правильно.
Впрочем, это все в свое время. Пока вернемся к некоторым другим героям, о которых здесь, может быть, успели позабыть.

Глава 18. Память сердца
"Победа  - чудесное слово. Оно означает, что людям удалось избыть, превозмочь беду. По-беда. В Дедославльской Земле это слово звучит еще выразительнее: "перемога", а победитель - "переможец". Сразу чувствуется в нем, что победа каждый раз дается с трудом, что ее добывают потом и кровью, и она вовсе не очевидна заранее даже для самого сильного и храброго воина. Разве что уже после нее покажется, что иначе и быть не могло... Никто не может, идя в бой, твердо верить, что вернется победителем, если только он не выбирает заведомо слабейших противников. Во всяком случае, нашим витязям всегда приходилось именно перемогать противника, и никому победа не далась сама собой, за счет нечеловеческого превосходства. Такого не бывает. Не рз беседуя с героями двух больших сражений - с викингами и с аллеманами, не считая очистки Влесославльской Земли от врага, - я убеждена: никто из них, от князя Святослава Вирагастича до последнего воина пешей рати, не был заведомо уверен в своей победе. И уж точно, никому бы не пришло в голову утверждать, будто в самой сущности влесославцев и других жителей Сварожьих Земель есть нечто особенное, что делает их народом-победителем. Безусловно, Боги были с нами в трудный час, но как раз потому, что люди были достойны Их помощи. Только горячая любовь наших людей к своей земле, к родному очагу и семье, только их сила и выносливость, позволяющие терпеть невероятные лишения, только беззаветная храбрость наших воинов, одолевающая страх смерти, помогли победить войско закованных в латы рыцарей. Ни одному человеку не дано от природы сверхчеловеческих возможностей, и только людские деяния способны и самую неприметную личность возвысить до Богов...
Ах, эта битва!.. Разве можно человеку, не бывшему не только участником, но и сторонним свидетелем, рассказать доподлинно все, что было тогда? О том, как, исполняя замысел князя Святослава, доблестная пешая рать сдержала первый натиск рыцарей, как грохотало, будто под молотом, сокрушаемое железо, как жутко трещали кости, и лилась живая человеческая кровь, как падали на лед тела людей и коней? Разве может посторонний человек, да еще женщина, робкая от природы и не бравшая в руки ничего острее писчего пера, передать для потомков и горечь потерь, и яростное воодушевление битвы, и ликование победы? Рассказать, как на помощь пешцам бросились стремительными соколами наши конные полки во главе с князем Стемиром Вирагастичем и князем Яросветом Вячеславичем Приморским? Или о том, как в последней надежде бросился на прорыв рыцарский строй? Разве может хоть кто-нибудь сторонний увидеть воочию, как сокрушительным львиным прыжком бросился в бой и сам создатель победы, князь Святослав, и как перед ним обратились в бегство прежде непобедимые рыцари?..
И все же мне приходится взять за перо и молить Богов помочь мне достойно описать сии великие события - не ради себя, но ради их героев, и еще ради будущих поколений, которым, вполне возможно, доведется читать мою летопись. Для них, что будут жить, когда никого из нас не останется на свете, она окажется одним из источников сведений о наших временах, а для кого-то, чего доброго, и единственным. И потому я обязана быть осторожной, как и всякий летописец, и каждую минуту помнить, что любое мое слово может быть истолковано превратно.
Конечно, победа войск князя Святослава над аллеманами на озере Йоми заслуживает более сведущего описателя. Мне и в страшном сне не приснится, что когда-нибудь о деяниях наших героев станут судить по моему слабому и бледному изложению! И все же мне выпала эта честь, так как настоящие герои аллеманской войны не спешат поведать о ней сами, по своей скромности или по недостатку свободного времени.
Есть, впрочем, и еще одна причина мне взяться за описание этих событий, не откладывая надолго. Едва аллеманы признали свое поражение и заключили со Влесославлем новый мирный договор, как пошли с их стороны слухи, якобы поражение - чистая случайность, а большинство павших рыцарей и кнехтов погибли вовсе не в бою, а утонули в озере, лед которого будто бы проломился под их тяжестью. Все это чушь собачья, рассчитанная на тех, кто понимает в войне еще меньше моего, и даже не спрашивает о том у очевидцев. Интересующиеся же могут разузнать, что в ту весну лед на озере Йоми растаял через месяц с лишним после битвы, а также сравнить рыцарский доспех и коня с нашими; уверяю вас, первые если и тяжелее, то вовсе не в разы, чтобы лед избирательно проламывался лишь под ними. Однако слух, сводящий на нет нашу победу, сделался широко известен, проник уже не только в песни миннезингеров, но и в имперские летописи, и успел вернуться к нам. И кто знает: возможно, когда-нибудь люди поверят, что все так и было, а открыть им правду будет некому. Что написано пером, того не вырубишь топором. Чем дальше от нас то или иное время, тем больше мы вынуждены полагаться на свидетельства очевидцев, и не каждому придет в голову задуматься, можно ли им доверять. Если человека отнять в младенчестве у родной семьи, он, когда вырастет, поверим любым слухам о своей настоящей семье, какие ему преподнесут; и хорошо еще, если он окажется достаточно тверд разумом и зорок сердцем, чтобы отличить правду от лжи. То же самое и с памятью народной, и потому особенно важно сделать все, чтобы правда об аллеманской войне не затерялась в веках.
Именно потому я начинаю свое повествование, чтобы в меру своего скромного умения сохранить память о деяниях князя Святослава Храброго и о победах влесославльских войск под его началом. Быть может, мне и не одолеть нагромождения аллеманской лжи. Но так, по крайней мере, у будущих поколений останется выбор, кому верить, и умеющий думать да найдет истину!
Еще раз прошу Вас, всемогущие и милосердные Боги: пошлите вдохновение моему перу, чтобы оно поведало истину, не сгущая красок, но сумело сильно и выразительно поведать об уже свершившихся событиях и о тех, что еще будут описаны впредь! Пусть ничто, даже слабость и неумелость летописца, не помешает отдать должное тяжелым, но и героическим событиям нашей истории!
Теперь, помолившись, я начинаю. Если что-то не так, пусть Боги и будущие читатели судят меня".
Дописав предисловие к будущей летописи, Дарина отложила перо и долго разминала ноющие пальцы. От долгого писания рука уставала, порой ее даже сводило судорогой. Но теперь девушка медлила не только ради отдыха. Начать писать было все равно что войти в холодную воду: первый шаг был труднее всего, а уж когда его сделаешь, окажется, что было вовсе не так уж холодно и не так уж страшно, и надо лишь довериться подхватившему тебя ледяному потоку, а затем он сам понесет тебя дальше своей силой, которая во много раз больше твоих скромных усилий.
- Ну вот, теперь я начала свое дело, - всей грудью вздохнула летописица. - Теперь начала, нельзя останавливаться...
После падения Вратограда Дарина так и осталась при дворе князя Святослава. Точнее, не при дворе - она никогда не стремилась быть заметной в обществе, - но она нашла себе занятие, соответствующее ее характеру и умениям. Не сама, конечно - ей, чудом спасенной из-под развалин Вратограда, трудно было на что-то рассчитывать на новом месте. Это сам князь Святослав, видимо, полагая, что обязан позаботиться о спасенной им, сам представил девушку своему летописцу и хранителю книг - а их на Княжьем Подворье оказалось столько, что Дарина едва не утонула в них, словно в море!
Но в тот день, если бы сам князь не просил за нее, ничего бы не удалось девушке. Под пронизывающим взглядом старого хранителя, которого называли Филином, она чуть не пустилась в бегство. Оглядев девушку, Филин уже обращался помимо нее к князю Святославу, ехидно поинтересовавшись: неужели он не нашел другого места, куда пристроить девку? От такого намека, да еще при самом князе, Дарина покраснела как маков цвет, куда уж там что-то доказывать! Но князь вновь спас ее. Словно бы не слыша оскорбления, очень спокойным тоном заверил Филина, что девушка будет ему ценной помощницей, и показал переписанную ей некогда книгу.
В конце концов, после долгой проверки, заставив ее читать, писать и переводить с чудих языков разные тексты, княжеский летописец со скрипом прознал, что в помощницы Дарина годится. Лишь тогда впервые обратился лично к ней, а не к князю:
- Так и быть, девушка, поработай пока, хотя и не принято, чтобы женщины вели летописи.
Но тут уж Дарина осмелилась возразить - она не выносила, когда кто-то проявлял неточность в том, что ей было хорошо известно. Тем более - если это человек, которого она полагала мудрее себя. Считаешься таковым - вот и будь на деле. Да и перед князем Святославом покрасоваться захотелось, что уж там. Пусть знает, что она - не беспомощная мышка, а тоже не лыком шита! Словом, ее будто кто потянул за язык:
- Понимаю тебя, почтенный Филин, но ты ошибаешься. Хоть и редко, но женщины-летописцы бывали. Да и сейчас, я слышала, белосельская княгиня Любомила Мстиславна, овдовев после чжалаирского нашествия, сама правит вместо своих маленьких сыновей, и еще нашла время сама написать сказание о нашествии проклятых. Может, и ей следовало от ткацкого станка глаз не подымать?
Сказав так, Дарина тотчас испугалась собственной смелости, и ждала - сейчас Филин точно ее выставит. Но тот, к ее удивлению, хмыкнул, усмехнувшись в седую бороду:
- Дерзка! Ну ладно, так и быть, поучу тебя, а там видно будет, что делать. Попробуй не взять, с такими заступниками-то...
Дарина подняла на Святослава исполненный благодарности взгляд. Он улыбался, искренне радуясь, что все хорошо сложилось, и Дарине отчаянно захотелось поблагодарить его от всего сердца, пообещать, что будет вечно признательна ему. Но слов не находилось - подыскивать их вслух куда труднее, чем письменно. А князь на прощание погладил ее по голове, как ребенка:
- Все будет хорошо, Дарина. Когда-нибудь я тебя непременно познакомлю с княгиней Любомилой, вдовой моего двоюродного брата Звенислава Мезамирича. Вы с ней неплохо поладите. А пока осваивайся здесь. Филин придирчив, но добрее, чем кажется. А если нужна будет помощь, только скажи... - и он ушел прочь, не оглядываясь на долго еще смотревшую ему вслед Дарину.
Вот так и осталась она в книгохранилище - сначала помощницей старого Филина, а когда тот ослаб зрением и вышел на покой, стала сама вести летописи и заботиться о книгах, которых на Княжьем Подворье Влесославля вправду были тысячи, о многих ей даже не доводилось слышать. История разных стран и народов; баснословные и правдивые легенды о героях, о битвах, путешествиях и подвигах; землеописания; рассказы о свойствах животных; трактаты ученых - этих молодая летописица не всегда могла понять. Впрочем, ей теперь предоставлялась возможность узнать все, о чем в них говорилось.
Но ошибкой было думать, что она, увлеченная своей деятельностью, больше ничего не замечала вокруг себя. Когда князь Святослав принужден был покинуть Влесославль, Дарина, не задумываясь, уехала вместе с ним, как и почти все княжеские слуги. Ни минуты не согласилась бы она остаться в городе, отплатившем самой черной неблагодарностью ее спасителю. Прожив год рядом с ним и его семьей в Залесном, Дарина делала для себя заметки о прошедшей битве с викингами. Но по-настоящему ее подстегнуло взяться, наконец, за исполнение давнего желания, - написать самой первой о подвигах князя Святослава Вирагастича, - именно нашествие аллеманов. Вернувшись после победы во Влесославль вместе с княжеской семьей, Дарина приложила все старания, чтобы справиться с описанием битвы.
За прошедшие годы, правда, заметно изменилась и она. Не так уж много осталось от прежней девчонки, дерзко обещавшей молодому князю написать об его подвигах. Теперь она трезво оценивала свои возможности и надеялась, что с помощью Богов сможет рассказать так, как Святослав заслуживает.
С самим князем за прошедшие годы она сохраняла теплую и преданную дружбу, хотя общались они не так уж много. Обычно они случайно сталкивались в переходах Княжьего Подворья, или князь сам приходил к ней за чем-нибудь, и тогда они разговаривали с радостью и подолгу. Но ведь не могла она по своей воле просто так явиться к нему в покои и сказать: "Княже, я по тебе соскучилась. Поговори со мной, пожалуйста. Ты меня в гости не зовешь, так я сама явилась... Поделись и ты со мной своими мыслями, расскажи, что тебе сейчас важнее всего. Мне ты можешь доверять всецело". Нельзя так навязываться. Да и ни к чему. Главное - что судьба все-таки свела их вместе, позволила ей быть его другом. Дружеское внимание Святослава, как видела Дарина, было каждому из его воинов дороже жизни, а с чего вдруг ей мечтать о чем-то еще?
Нельзя сказать, чтобы с княгиней Светланой они были подругами. Точнее, они жили словно в разных кругах жизни, почти не пересекаясь между собой. Светлана не приближала Дарину к себе, лишь учтиво разговаривала при встрече, а Дарина вовсе не могла рассчитывать на дружбу с княгиней - не ровня. Жене Святослава было известно, что ее муж некогда спас жизнь молодой летописице и до сих пор дружил с ней - что можно понимать как угодно. Не то чтобы она ревновала к ней супруга - она слишком любила его, чтобы сомневаться. Просто не хотела слишком часто сталкиваться с Дариной. Когда княгине было что-то нужно в книгохранилище, она обычно посылала туда Дану, отлично ладившую с ними обеими, или кого-нибудь из служанок. А в разговоре с мужем речь о Дарине не заходила никогда.
Сама же Дарина, видя вместе Святослава со Светланой - красивую дружную пару, имевшую уже двух прекрасных детей, знала лучше всех, что ей не заменить князю жену, да и никому другому тоже. И она старалась быть полезной на иной лад. Повествование о его победах, которое она начала, должно было яснее всего выразить всю высшую признательность ему. Наступило время своими руками воплотить в жизнь юношескую мечту.
Обмакнув перо в чернила, она ровным, разборчивым почерком вывела на пергаменте первые строки будущего повествования.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3326
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6138
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля
Re: Северная легенда
« Ответ #59 : 15 Окт, 2018, 21:14:16 »

Узкая лесная тропа мелькнула и вновь исчезла в подлеске, заросшем ежевикой и молодым сосняком. А вокруг тесно смыкались, точно воины в строю, высокие медноствольные сосны, корявые елки с черной хвоей, статные ясени, исполины-дубы. Под копытами лошадей трещали обломанные сучья. Там и тут громоздились буреломы из поваленных деревьев, свежие и уже поросшие ползучими травами. Из них торчали в разные стороны обломанные сухие ветви, словно мертвые руки. Деревья-скелеты, и упав, грозили живым, преграждали им путь. Кое-где лесные завалы были выше всадника с конем, и такой ширины, что их приходилось объезжать, еще больше углубляясь в здешний дикий лес.
Нет, само собой, что чжлаирские всадники - не слепые щенки, и не заблудятся ни в каком лесу. Даже самые молодые из них многое повидали, преодолели полмира. и знали, как найти дорогу даже среди ночи. Но все-таки лес был непривычен уроженцам открытых степей. То ли дело - простор, бескрайнее травяное море летом, ослепительно белая снежная равнина зимой! Когда мчишься по степи на стремительном коне, кажется, что весь мир расстилается перед тобой, а наверху, такое же открытое во все стороны - небо, и ты волен скакать куда угодно, и все дороги - твои.
А в лесу? Куда ни кинь взгляд, он непременно уткнется в ближайшее дерево, споткнется и затеряется в сплетении ветвей, в бескрайних кронах. Крикнешь - и твой крик вернется к тебе, издевательски повторенный не то эхом, не то проказливыми лесными духами. Тут, в лесу, и неба-то не видишь, разве что иногда мелькнет в просвете между кронами, точно пленник, выглядывающий из темницы. И двигаться приходится медленно и осторожно, по звериным тропам, ведущим неизвестно куда.
Воины-чжалаиры, проезжая глухим лесом, поневоле держались осторожно, оглядывались по сторонам, напряженные, словно туго натянутый лук. Пока не выберутся из леса, надо быть бдительными. Неизвестно, что творится вокруг...
Ехавший впереди на буланом коне сотник Сумбат гордился поручением, данным великим и ослепительным Ерден-ханом. Если он выполнит его хорошо, это станет началом его будущего возвышения. Плох тот нукер, что не мечтает стать темником! Кроме того, вместе с опасением сотник чувствовал и любопытство: как-никак, именно ему первым из всех чжалаиров предстояло побывать в том самом краю, что оказался запретным для всего ордынского воинства. Именно ему, Сумбату, поручено самим джихангиром передать его повеления сперва главному свархскомк коназу, Вирагасту, а затем и его сыну Святославу, правившему в том самом загадочном Влесославле. Во Влесославль пока что ни разу не ступала нога чжалаира. Конечно, это временно. Когда-нибудь и этот заколдованный город, как и все под солнцем, будет принадлежать Орде. Но пока еще здешний край неизвестен и исполнен тайн, и ему, Сумбату, предстоит открыть некоторые из них.
До сих пор отряд Сумбата проезжал знакомыми прежде местами, где Орда проходила во время своего великого похода. Сотник замечал с удивлением, что многие города и села отстроились заново, хотя и черные пепелища попадались на пути. Там, куда люди пришли вновь, опять стояли избы, словно выросли из-под земли, как грибы. Из трубы шел дым, во дворах хлопотали люди, в поле колосилась рожь. Словно ничего и не было. Только при приближении чжалаиров будто вымирало все живое. Люди, похоже, заранее предупрежденные, прятались в домах, закрывали ворота, прятали детей, загоняли домашний скот - избы стояли немые и глухие, будто нежилые. Ордынцы проезжали пустыми улицами, поднимая тучи пыли. Лишь иногда удавалось перехватить на выгоне стадо коров или овец, вознаградив себя за терпение в отношении местных. В спину чжалаирам целились ненавидящие взгляды, но взгляды - не стрелы, от них вреда не будет. Сумбат уже предчувствовал, как по возвращении домой доложит Ерден-хану: "Величественный, свархи настолько боятся самого вида чжалаирских воинов, что прячутся, как мыши, при одном топоте наших коней!"
Однажды, проезжая опустевшей деревней, десятник Шона, самый опытный воин в сотне Сумбата, хищно усмехнулся, косясь на слепые бельма домов:
- А как бы славно было, Сумбат-нойон, напомнить свархам о силе Орды! Взять и подпалить пару изб, а когда эти жирные тарбаганы разбегутся прочь, поохотиться на них, как степные волки. Я вижу, они возомнили себя в безопасности. Думают, что деревянные стены их защитят! - старик засмеялся, при этом его лицо, дочерна прокаленное ветром и солнцем, как и чисто выбритая голова, все пошло морщинами.
Сумбат высокомерно взглянул на десятника. Хоть сам он почти вдвое моложе старого волка, но важное поручение повелитель дал ему, никому другому!
- Если Величайшему будет угодно заново завоевать земли свархов, он пошлет сюда не одну сотню!
Шона окинул своего начальника взглядом, исполненным тайного презрения. Он, как и многие старые воины, почитал лишь одного Величайшего, который умел ценить тех, кто ему верно служил. Но воинский порядок был сильнее личных разногласий, и вся сотня мирно миновала затаившуюся деревню, как и многие другие, встречавшиеся по пути.
И все-таки Сумбат знал, как и все чжалаиры, что эта скрытность, молчание и покорность - кажущиеся. В глубоких свархских лесах могло таиться что угодно, и неспроста его сотня шла словно в походе - в полном вооружении, в боевой готовности, сохраняя бдительность ночью и днем. Потому что не раз уже бывало, что в здешних немереных лесах бесследно исчезали отбившиеся от своих воины, и даже целые небольшие отряды. Иные так и пропадали навсегда, другие позднее находили мертвыми, изувеченными. И ладно было такое случалось только в свархских княжествах, где народ еще не обвык бояться чжалаиров. Так ведь под самой Ордой объявлялись дерзкие разбойники, всюду, где только степь заканчивалась и вставал стеной лес, где так удобно было прятаться! Стоило десятку посланных на охоту воинов заночевать в каком-нибудь овраге, или послу выехать в путь с небольшой охраной, или самонадеянному разведчику слишком углубиться в лес - и больше их никто не видел. По крайней мере, живыми. И лес надежно скрывал все следы, словно был в союзе со свархами.
Понятно, что, кроме них, этих преступлений совершать некому. Однако поймать никого не удавалось. Сам Иналчи-нойон, начальник разведки, сбился с копыт, со своим отрядом прочесывая леса вдоль и поперек. Но при них неуловимые разбойники будто сквозь землю проваливались, ни одного сварха, живого или мертвого! А немного погодя начиналось вновь: тайные нападения, похищения, но опять - никакого следа. Если бы удалось взять живым хоть одного разбойника, чжалаиры через него нашли бы и других, языки пленным развязывать они умели. Но кого спрашивать, не увидев и лица врага? Пограничные со степью свархские поселения чжалаиры выжгли, как гнездо крыс, думая, что их враги обитают там. Однако набеги не прекратились, даже сделались более дерзкими: мертвецов с выколотыми глазами, с отрубленными руками и ногами подбрасывали к самым ордынским кочевьям. Среди прочего, Сумбату поручено было выяснить, причастны ли свархские князья к разбою своих подданных, или те действуют самовольно. В любом случае, с них будет крепко спрошено за все.
А пока что Сумбат сам не терял бдительности, и своим воинам велел глядеть в оба. Ничего удивительного, что в таких чащобах может легко скрываться целая шайка. Вот, скажем, в том овраге...
Внезапный град стрел прорвал заросли кустарника в овраге и обрушился на воинов первого десятка, ехавших по тропе следом за сотником. Сумбат почувствовал, как одна стрела царапнула ему плечо, от других он уклонился, нырнув под брюхо коню. Воинам его повезло меньше. Он видел, как упал Шона со стрелой в горле, захлебываясь кровью, как конь поволок прочь застрявшего ногами в стременах нукера Тумура...
- Стреляйте! Хуррагх! - вернувшись в седло, сотник выкрикнул боевой клич и сам пустил первую стрелу, приметив, как шевельнулись кусты.
Если стрелы нападавших сыпались градом, то чжалаиры ответили им сплошным ливнем, так что воздух потемнел от летящих черных стрел. Небольшой, но сильный и тугой чжалаирский лук был страшным оружием в руках опытного воина, никто другой не мог стрелять с такой быстротой и силой. Как и следовало ожидать, в овраге послышался шум, сдержанные стоны и лошадиное ржание. Но тут жу из леса показались всадники, сразу со всех сторон. Сумбат мгновенно обратил внимание, что снаряжение и оружие на них было разнообразное, не как у княжеских воинов. Должно быть, все-таки простые мужики-смерды осмелились разбойничать. Однако же снаряжены были неплохо: почти на каждом был и шлем, и какая-никакая кольчуга; кому не досталось настоящей стальной, хотя бы кожаную обшили железными кольцами для лучшей защиты. И вот, теперь они осмелились показаться, натягивая луки на скаку. Их было немногим больше, чем у Сумбата; приблизительно, человек сто пятьдесят.
При виде врага у чжалаирского сотника хищно раздулись ноздри, смуглое лицо его побагровело. Да кем себя мнят подлые свархи, чтобы подстерегать чжалаиров в засаде, словно дичь?! Всегда и везде они, идущие путем непобедимого Монх-Оргила, были охотниками, а все прочие народы - дичью, и никто не в силах изменить такой порядок! Сейчас он рассчитается с дерзкими разбойниками, отомстит за все их преступления!
Бешено пришпорив буланого, Сумбат пустил ему навстречу высокому чернобородому всаднику в настоящих доспехах...
И тут же вылетел из седла, покатившись по земле. Как и другие воины первых двух десятков, последовавших за ним. А на земле бились и страшно ржали кони, не в силах вновь подняться на ноги. Еще не понимая, Сумбат огляделся по сторонам и увидел у своей головы тяжелую железную рогульку с растопыренными во все стороны колючками. И осознал, что ему повезло: его голова всего на расстояние ладони разминулась с этой штукой.
Встав на ноги, ошеломленный нойон увидел, как по команде чернобородого разбойники вновь швырнули из мешка такие же рогульки под копыта чжалаирским коням. Теперь уцелевшие лошади столпились, дрожа и не смея сделать ни шагу, а те, что напоролись с разбега, бились в муках. И не только кони: нескольких воинов сбросило с седла прямо на предательские шипы, и теперь они корчились на земле, вопя от боли.
Все произошло настолько быстро, что оглушенный и обескураженный Сумбат ничего не успел предпринять. Он видел, как чернобородый разбойник ухватил в охапку Нохой-нойона, начальника третьего десятка, сброшенного наземь, и скрылся в лесу. Остальные свархи повернули коней и исчезли так же быстро, как и появились, увозя своих убитых и раненых.
Предводитель лесных разбойников скалился, как волк, радуясь своей удаче. Пока он жив, проклятые не смогут разъезжать по Сварожьим Землям, точно у себя в степи! Хоть один, да найдется мститель за свой народ. Вот вам, проклятые, ходите осторожно, да почаще оглядывайтесь, иначе не уберечь вам шкур! Он поглядел на своего пленника, связанного арканом, с заткнутым ртом, и усмехнулся еще злее.
Приехав в одно из их тайных сборных мест, чернобородый витязь стащил своего пленника с лошади, словно ребенка. Тот попытался было сопротивляться; у чжалаиров плохой воин не смог бы стать даже начальником десятка, но ему не под силу было сопротивляться могучему сварху. Тот сорвал с пленника доспехи и одежду, и в таком виде привязал к дереву. Нохой задергался, пытаясь освободиться, однако взявший его в плен только крепче затянул узлы.
- Что смотришь, гадина? Не нравится? Хочешь жить, правда? А жители Вратограда тоже хотели! И в других городах, что вы истребили, саранча степная! Там были женщины, дети... Ты был во Вратограде? Впрочем, это неважно! Придется тебе ответить за все ваше отродье!
Полузадушенный пленник мог лишь вращать глазами, не в силах ни сопротивляться, ни позвать своих. Он не понимал, что ему говорят, однако тон черноволосого великана, исполненный ненависти и злобного торжества, сам по себе не предвещал добра.
Вскоре к заветному дереву собрались и другие лесные мстители. Пересчитав их, предводитель остался доволен. Он потерял одиннадцать человек в обмен на почти три десятка проклятых. И самое главное - враги никого не схватили живым, тогда как он привез с собой живого проклятого. Конечно, если бы не их доспехи, лесные воины потеряли бы гораздо больше людей, а так, чжалаирским стрелам нелегко пробить их защиту.
Указывая в сторону привязанного пленника, вождь разбойников торжественно проговорил, словно жрец при совершении важного обряда:
- Я приношу эту жертву в дар Сварогу, Перуну, Даждьбогу, и в дар душам всех, кого истребили проклятые чжалаиры! Пошлите нам и впредь не меньший успех, Земле Сварожьей - скорейшее освобождение, а проклятому племени - лютую кару!
Собравшись вокруг, разбойники хором подхватили последние пожелания. Под вопли и проклятия их вожак одним ловким движением ножа вырезал некий странный знак на груди пленника. Нохой с невольным трепетом содрогнулся, когда холодное стальное лезвие вспороло кожу на груди. Совсем рядом он увидел исполненные всесокрушающего гнева глаза черноволосого богатыря - они пронзили ордынца едва ли не острее ножа.
И тут Нохой закричал. Не словами - его рот был по-прежнему плотно заткнут, - но одними лишь глазами, отчаянно возводя их к голубому небу Тенгри-хана, показавшемуся среди сплетения древесных ветвей. Одними глазами и напряжением всего гибкого тела мог Нохой выразить, как сильно ему не хочется умирать. В мгновение ока перед глазами промчалась залитая солнцем степь, стремительный бег коня, дым очага, добрые руки матери, протягивающие кувшин кобыльего молока, сладкие поцелуи черноокой красавицы, - все, что было и еще могло быть, и чего уже никогда у него не будет...
Спустя некоторое время поредевшая сотня Сумбата, собрав железные шипы, бросилась в погоню за разбойниками. Изрядно покружив по лесу, выбрались на заветную поляну. Но там уже давно никого не было, все следы обрывались на ровном месте, словно свархи скрылись сквозь землю. Только к дереву был привязан  обнаженный, синюшно-белый труп Нохоя с перерезанным горлом. Во всю грудь мертвеца был вырезан странный знак - изображение некоего зверя с длинной шерстью и вытянутым до земли носом, с грозно поднятыми огромными клыками.
« Последнее редактирование: 16 Окт, 2018, 18:21:41 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)