*
Материалы из Кэртианской энциклопедии
«Слово о полку Окделлове» («Слово о походе Окделловом, Ричарда, сына Эгмонтова», др.-талиг. Слово о плъку Окделлове, Дикона сына Эгмонта) — самый известный памятник средневековой талигойской литературы. В основе сюжета — неудачливая, но полная мужества и побед жизнь Повелителя Скал герцога Надорского Ричарда. Подавляющее большинство исследователей датируют «Слово» концом Круга Скал, (реже - одним-двумя годами позже). Проникнутое пленительной поэзией и языческой древнекэртианской мифологией, по своему художественному языку «Слово» резко выделяется на фоне современной ему талигойской литературы и, наряду с трудами Ж.Понси (см.) стоит в ряду крупнейших достижений кэртианского эпоса.
Сюжет
В кратких и сжатых выражениях «Слова» изображаются не только события неудачной жизни Ричарда Окделла, как об этом повествуется в летописях но и припоминаются события из междоусобий, походов и удачных битв, начиная с древнейших времен. Перед нами как бы народная история, народная эпопея в книжном изложении писателя конца Круга Скал.
В начале автор «Слова» несколько раз обращается к своим читателям и слушателям со словом «братие», напр.: «почнем же, братие, повесть сию от старого Эрнани до нынешняго Дикона». Затем следуют предания об анаксах и императорах, королях и Абвениях - некоторые из которых находят параллели в древних летописях - а также о Великой Талигойе.
Несомненно, что до «Слова о полку Окделлове» существовали устные предания о подвигах Повелителей и их единоборствах. Они, скорее всего, и поалияли на облик главного героя - Ричарда
Храброго, «иже зареза Валентина пред вазами парковыми». Эти предания захватывали события от старого Эрнани до Эрнани Последнего.
Наиболее известным лирическим фрагментом "Слова", исполненным поэзии, считается знаменитый "Плач Катарины" (см.). В королевском дворце Катарина, рано выданная замуж за нелюбимого и ничтожного правителя, всем сердцем тоскует и стремится к герою. Во время поединка героя с силами Зла, олицетворяющимися образом злобного Валентина, она плачет. «На Данаре Катарина горько плачет, чайкою небесной утром рано стонет. Полечу я чайкою по Данару, омочю бебрян рукав в фонтане Старого парка, утру Дику кровавые раны на могучем его теле». Она обращается к Стихиям - Ветру, Волнам, Молниям. Ветер развеял ее радость, Волны несут ее слезы, а Молнии в поле безводном Дикону изменили и жаждой умучили...
Но Стихии все же не оставляют праведника в руках грешников, говорит летописное сказание об Окделле. «Четверо путь кажут Окделлови". Автор как будто сам пережил чудесное спасение - он помнит, с каким трепетом и ловкостью выбирался Дикон, под условный свист верного Карваля, с конем как пробегал он Фебиды, скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Данара.
Заключительным словом к собратьям и единомышленникам заканчивается «Слово о полку Окделлове».
18.09.09
фок Гюнце
*
Микроминиатюра
Семья Борраска страдала наследственным склерозом. Когда их сын Альбин, взяв с собой любимого сурка, ушел на охоту и заблудился, они уже через два дня забыли о его существовании. Когда, спустя много лет, он нашелся в Кэналлоа, они так и не смогли вспомнить, кто он такой.
А потомки впоследствии окружили эту историю романтическим ореолом...
23.09.09
фок Гюнце
*
Откуда в пра-Холте появились верблюды? Почему море называется Холтийским? И в чём причина запрета на приближение к «большой воде» для холтийцев? Эти вопросы были подняты не раз, но ответа так и не было получено. Попробую исправить ситуацию.
Раз в Круг и отпуск бывает. Лит, Унд, Анэм и Астрап, решив, что четырёх стен с них хватит, собрались провести его на природе. Решить-то решили, но договориться, где именно они его проведут, у братьев не получилось. Унд хотел проверить силы в покорении главной вершины Сагранн, Лит мечтал об отдыхе на золотых пляжах Померанцевого моря, Астрап подумывал о неспешном сплаве на плоту по Рассанне, а Анэм уже почти завербовался волонтёром в багряноземельский заповедник черных львов. Братья серьёзно разругались, всё шло к тому, что отпуск они проведут по отдельности, когда последним предотпускным вечером в их окно ветром внесло рекламный проспект. В нём все желающие приглашались в тур по главным архитектурным достопримечательностям красивейших городов Кэртианы. Предложение неожиданно заинтересовало всех братьев. Правда, сразу возникло одно осложнение. Говоря о «всех желающих», организаторы тура имели в виду только желающих потратить некоторое количество собственных («Или не собственных», – заметил Унд) средств на повышение своего культурного уровня («В нашем случае, приведение его в отличное от нуля состояние», – уточнил Анэм). Братья же полагали себя слишком бывалыми путешественниками, чтобы за путешествия ещё и кому-то платить. Таким образом, было решено отправиться в путь «дикарями». Сборы много времени не заняли, и ранним утром следующего дня, нагрузившись всем необходимым, они вышли из дома. До Гальтары – первого пункта их маршрута – было несколько часов хода.
День выдался погожим, настроение у братьев было приподнятое (весь отпуск впереди!), и они, весело болтая, незаметно прошли большую часть пути. Вокруг не было ни малейших следов цивилизации, кроме маленькой палатки у дороги с обычным ассортиментом: фигурки Зверя со светящимися глазами, деревянные ложки со знаками Абвениев, Настоящие Гальтарские Туники, настольные макеты Подземелий Гальтар и прочая туристская мелочь. Лит и Унд при виде предприимчивых торговцев нахмурились («И сюда добрались»), Анэм и Астрап же отчего-то заинтересовались предложенными товарами. Вернувшись к старшим братьям, они гордо продемонстрировали свои приобретения, без сомнения, сразу превратившие их в настоящих путешественников. Астрап стал обладателем круглого предмета размером с маленькую тыкву со стрелкой внутри. Стрелка, по уверениям продавца, всегда указывает на Полночную сторону. Проведённые тут же испытания заставили даже скептически настроенного Лита поверить, что что-то в этом есть. Анэм же обзавёлся картой Золотых и прочих земель местного производства. Унду и Литу оставалось только снисходительно качать головой, глядя на младших братьев, явно вообразивших, что теперь в Кэртиане не останется мест, где они не смогут побывать в самое ближайшее время.
Дальше двинулись в таком порядке: впереди шёл Лит, даже мысли не допустивший, что какие-то рукотворные предметы позволят ориентироваться в Кэртиане лучше, чем может он, следом за ним шёл Астрап, держащий на вытянутых руках свой шар со стрелкой и неотрывно следивший за её движением (пару раз братьям пришлось останавливаться, чтобы помочь ему подняться и оттряхнуть от пыли, когда, увлекшись наблюдением за танцем стрелки, Астап забывал следить за кочками). Третьим в процессии был Анэм, сверявший местность вокруг со своей картой и, когда находил между ними явное сходство, оглашавший окрестности радостными криками. Замыкал шествие Унд, с трудом сдерживающий улыбку (да что там улыбку, дикий хохот) и раздумывающий о том, что отпуск будет куда как более весёлым, чем одинокое восхождение на Польвару.
Впереди уже виднелись городские башни, и братья уже предвкушали заслуженный отдых в трактире (настоящие путешественники умеют ценить комфорт), когда погода резко испортилась. Налетел ветер, небо затянуло свинцово-серыми тучами и вдобавок на землю опустился такой густой туман, что дальше чем на пару шагов стало невозможно ничего разглядеть. Братья немного растерялись (в переносном смысле) и, чтобы не растеряться в смысле прямом, встали ближе друг к другу и взялись за руки. Они стояли так довольно долго, но туман и не думал рассеиваться. Наконец Анэм не выдержал.
– И сколько мы так будем стоять? – спросил он, откровенно стуча зубами (сырость уже успела пропитать не предназначенные для такой погоды одежды). – Пока не превратимся в камни или, хуже того, в ледышки?
– А что ты предлагаешь? Ты знаешь, куда идти? – поинтересовался Унд.
– Я не знаю, но у нас есть шар со стрелкой. Астрап, ты помнишь, куда показывала стрелка до того, как на нас свалилась эта мерзость?
– Помню, – ответил Астрап. – Но как мы пойдём, если дороги не видно? Тут недолго и в пропасть свалиться, посмотри по своей карте, сколько их тут.
– Вот я и буду смотреть по карте, в каком направлении мы идём, и где в округе что есть. Если скажешь, что нам нужно идти на Восход, я тебе сразу отвечу, хорошо, но тогда осторожнее с Полуденной стороной – там обрыв в 200 бье. Пошли? До городской стены рукой подать, всё не минуем.
К этому времени закоченели все братья, поэтому план был встречен молчаливым одобрением. Тесной группой, держась в пределах видимости, они медленно пошли вперёд. «Рукой подать» оказалось намного дальше и дольше, чем думалось. В тумане сложно ориентироваться не только в пространстве, но и во времени, но, казалось, прошли часы, а городской стены всё ещё не было. А может, и не казалось. По крайней мере, когда Унд пробормотал что-то вроде «И какой Круг, интересно, мы уже кружим?» никто даже не улыбнулся. Анэм выглядел на редкость обеспокоенным, Астрап начал ещё более напряжённо вглядываться в туман, а Лит, шедший следом за ним, услышав эти слова, обогнал брата, чтобы самому посмотреть на то, куда указывает шар со стрелкой.
– Она повернулась! – закричал Астрап. – Смотрите, только что она указывала назад, а теперь показывает вперёд!
– И правда, – согласился Унд. Анэм, чтобы тоже взглянуть на капризы стрелки, вклинился между старшими братьями. В этот момент стрелка в шаре снова повернулась.
– Лит, она показывает точно на тебя! – заметил Астрап. – Смотри, стоит мне отнести шар в сторону, как стрелка перемещается. Оказывается, это шар-Литоуказчик?
– А мне кажется, что стрелке больше нравится не Лит, а рюкзак Лита, – подумал вслух Анэм. – Что у тебя там есть ценного?
– Да так, по мелочи, обычный набор: два топора, три котелка, ящик с образцами руд, что собрал по пути, – ответил Лит.
– Давайте выяснение того, к чему так привязан шар со стрелкой, оставим на потом, – безжалостно залил Унд вспыхнувший было в глазах Астрапа огонь жажды познания. – А сейчас займёмся более неотложным делом: попробуем выяснить, где мы находимся и куда идти дальше
Легко сказать! Братьев по-прежнему окружал туман, по плотности больше всего похожий на гороховый суп. Им оставалось только прислушиваться к слабым звукам, наполнявшим туман. Понять, что их издаёт (то есть решить, надо ли от этого спасаться) и откуда они исходят, у братьев никак не получалось. И тут среди тумана явственно послышалось грустное протяжное «Му-у-у!». Братья переглянулись и, осторожно ощупывая дорогу, медленно двинулись в направлении звука и пару минут спустя нашли его источник. Точнее, об него споткнулись. Лежащая на земле корова укоризненно посмотрела на пришельцев, издала ещё более грустное «Му», после чего поднялась и, приподняв рогами полог, скрылась в стоящем тут же шатре, который братья поначалу приняли за кучу земли. Несколькими мгновениями позже полог шатра снова приподнялся, и оттуда вышел невысокий человек в одежде из шкур. В его глазах, казалось, застыла скорбь всего мира.
– Вы почто животное обидели, добрые люди? – спросил он братьев. Те неловко потупились.
– Не хотели мы обижать твою корову, о человек! – ответил наконец Анэм. – Заблудились мы и нечаянно на неё наткнулись.
– Заблудились? Ах, как нехорошо, – покачал головой человек. – Что же вы в такой туман бродить вздумали? Или совсем голов на плечах нет? Откуда ж вы такие и куда направляетесь?
– Мы… – Астрап замялся. Как объяснить этому странному человеку то, что и самим не до конца понятно? – С юга мы, – нашёлся он, поёжившись. – А шли мы в Гальтару.
– В Гальтару? – на лице человека отразилось изумление. – Эк вас занесло. Мы здесь только слышали о таком городе, но никто из нас там и не бывал… Как же вы так: шли в Гальтару, а оказались в Седых Землях?
– В Седых Землях? – в один голос воскликнули братья.
– В них, в них, – подтвердил человек.
– Да есть у нас… путешественники, – усмехнулся Лит. – Всё на карты да на стрелки надеются…
– На карты? Как интересно! – оживился человек. – У вас есть карты? Покажите, уважьте бедного человека. Наш народ издавна к картам неравнодушен.
Анэм протянул ему своё приобретение. Человек бережно взял лист пергамента, перевернул его вверх ногами, долго вглядывался, после чего разразился хохотом.
– Ох, потешили бедняка! Да разве ж это карта? Это творение только и годится, чтобы чудаков вроде вас с толку сбивать. Нет, что-то в ней есть. Но это «что-то» с тех пор успело четырежды по четыре раза измениться, так что найти дорогу по ней даже и не пытайтесь.
Вернув карту Анэму и взглянув на расстроенные лица братьев, он сжалился.
– Ладно, не печальтесь. Отвезу вас почти до ваших земель. Только услуга за услугу! Будете в Гальтаре, передадите тамошним начальникам прошение от народа холтийцев, чтобы они прямо к Абвениям его отправили.
– Нет проблем, – подмигнув братьям, согласился Унд. – А что за прошение у народа холтийцев?
– Луну с неба не просим, не беспокойся, – ответил человек. – Нужно нам, чтобы завезли сюда зверей, с которыми сподручнее холтийцам жить будет. А то эти, – кивнул он на осторожно выглядывающую из шатра корову, – одни хлопоты, а толку – молоко разве. Нам же нужна скотина посерьёзнее. Да ты не думай, мы уже всё решили и даже нарисовали, вот, смотри, – он протянул Унду кусок коры.
– А ты уверен, что вам нужно именно это, – осторожно спросил Унд. – Зачем вам такое… хм… существо?
– Вроде бороду отрастил, а ума не нажил, – укорил его человек. – Неужели и правда не понимаешь? Живут тут по соседству вариты, так повадились всё, что мы через их земли провозим, досматривать. Дескать, не везёте ли чего запретного? А запретное у них почему-то именно то, что мы всегда и возим. Вот нам и нужно, чтобы зверь был высоким, горбатым, лохматым, умел плеваться и плавать. Тогда никакой досмотр не страшен.
Унд даже слегка опешил от такого сочетания характеристик.
– Ну, если вы и правда решили… Сделаем, что сможем, – пообещал он.
– Спасибо, добрый человек. Поговорили, повеселили, пора и мне обещание сдержать. Доставлю, глазом моргнуть не успеете! Только шатёр соберу, да леммингов запрягу.
– Леммингов?! – за последний час братья, похоже, потратили годовой запас удивления.
– Конечно, – ответил человек. – Не знаете, что ли? Самый быстрый зверь, только его нужно убедить, что впереди обрыв.
Он выволок из шатра что-то вроде саней, свернул шатёр, положил его в сани, сверху посадил корову и свистнул. Прибежавшие на свист зверьки быстро впряглись в сани и, оглянувшись, выжидающе посмотрели на человека. Тот жестом пригласил братьев забраться в сани, залез сам, достал что-то вроде удочки, на конце которой висела табличка с нацарапанным «Обрыв там» и опустил её перед зверьками. Сани резко рванули с места. Не успевшие усесться братья попадали на корову, посмотревшую на них уже куда дружелюбнее. Сочувственное «Му!» слилось с песней, которую затянул их возница: «Мы поедем, мы помчимся на верблюдах утром ранним и отчаянно ворвёмся прямо в нашу тундростепь! Эх, пушистые!»…
…Первый рабочий день после отпуска не всегда наполняет энтузиазмом. Глядя на уже накопившиеся на столах бумаги, братья с трудом сдерживали тяжёлые вздохи, когда в кабинет вошёл подзадержавшийся сегодня Унд. Он молча подошёл к своему столу, вытряхнул на него из портфеля вместе с трухой кусок коры с нацарапанным прошением холтийцев и, усевшись, мрачно посмотрел на него.
– Что ты с ним будешь делать? – спросил Лит. – В печку или в архив?
– Удовлетворю, – ответил к удивлению братьев Унд. – Только, – мстительно добавил он, вспомнив слова холтийца и грустные глаза коровы, услышавшей, что от неё нет толку, – с одним небольшим дополнением. Я сделаю этих животных не просто водоплавающими, а любящими воду до сумасшествия. Чтобы как увидят хоть лужицу воды, сразу в неё забирались, и брассом, или кролем…
Несколько Кругов спустя. Побережье моря, отчего-то называемого Холтийским.
– Стой, кому говорят! Да стой же, порождение бесов!
– Якорь, якорь бросай!
Якорь цепляется за кусты, и верблюд, до того несшийся к морю, до которого осталось пара метров, тормозит и останавливается, уйдя почти по шею в землю. С него осторожно спускаются двое в халатах и, посмотрев сначала на море, потом друг на друга, в один голос произносят:
– Оказывается, в этом запрете и правда что-то есть…
24.09.09
Hatifnatt
*
Избранные статьи из Энциклопедического Словаря Талига (электронная версия – см. tg.wikipedia.org).
"Мир и Война"
— роман-эпопея великого талигойского писателя и мыслителя Жиля Понси (см. Понси, Жиль), описывающая события последних лет Круга Скал.
Признанный критикой всей Талигойи величайшим эпическим произведением золотоземельской литературы, МиВ поражает грандиозными размерами своего беллетристического полотна. Только в живописи можно найти некоторую параллель в огромных картинах в фельпском Дворце Дуксов, где тоже сотни лиц выписаны с удивительною отчётливостью и индивидуальным выражением. В романе Понси представлены все классы общества, от королей до последнего солдата, все возрасты, все темпераменты и на пространстве огромного временного отрезка. Что еще более возвышает его достоинство как эпоса — это данная им психология народа. С поражающим проникновением изобразил Понси настроения людей, как высокие, так и самые низменные и зверские (например, в знаменитой сцене убийства скромного и честного генерала Феншо).
Везде Понси старается схватить стихийное, бессознательное начало человеческой жизни. Вся философия романа сводится к тому, что успех и неуспех в исторической жизни зависит не от воли и талантов отдельных людей, а от того, насколько они отражают в своей деятельности стихийную подкладку исторических событий. Отсюда его любовное отношение к юному Дикону Окделлу (см. Окделл, Ричард), сильному не стратегическими знаниями и не геройством, а тем, что он понял народную душу и через понимание и близость с простыми людьми осознал тот народный, не эффектный и не яркий, но единственно верный путь, которым можно было справиться с врагом. Отсюда же и нелюбовь Понси к Рокэ Алве (см. Алва, Рокэ) , так высоко ценившему свои личные таланты; отсюда возведение на степень величайшего мудреца скромнейшего солдатика П. Латтона за то, что он сознает себя исключительно частью целого, без малейших притязаний на индивидуальное значение; отсюда же, наконец, глубокое раскрытие образа скромного, незаметного труженика кардинала Сильвестра, отрекшегося от всего личного ради блага народа. Философская или, вернее, историософическая мысль Понси большей частью проникает его великий роман — и этим-то он и велик — не в виде рассуждений, а в гениально схваченных подробностях и цельных картинах, истинный смысл которых нетрудно понять всякому вдумчивому читателю.
В первом издании МиВ был длинный ряд чисто теоретических страниц, мешавших цельности художественного впечатления; в позднейших изданиях эти рассуждения были выделены и составили особую часть. Тем не менее, в своей гениальной эпопее Понси-мыслитель отразился далеко не весь и не самыми характерными своими сторонами. Нет здесь того, что проходит красною нитью через все произведения Понси, как писанные до «Мира и войны», так и позднейшие — нет глубоко пессимистического настроения. И в МиВ есть ужасы и смерть, но здесь они какие-то, если можно так выразиться, нормальные. После «Мира и войны» читателю хочется жить, потому что даже обычное, среднее, серенькое существование озарено тем ярким, радостным светом, который озарял личное существование автора в эпоху создания великого романа.
14.10.09
фок Гюнце