--------
-Убила! – то ли с осуждением, то ли с уважительным потрясением произнесла Марфа, соседка Серафимы Агеевны и заодно – ее ярая завистница. Поскольку давно и безнадежно сохла она по бывшему красноармейцу Пухову, отбитому у нее «проклятой Симкой-недотрогой» еще при царе-батюшке.
Как известно, в деревне тайн от соседей быть не может. Чихнешь тихо-тихо глухой ночью, а тебе наутро через плетень доброго здоровья желают… Ну, мыслимое ли дело, чтобы соседка не услышала воплей, доносящихся из дома четы Пуховых, и не насторожилась с жадным любопытством? А после еще не заметила, как к тому дому грузно протопал Семка Черногузов (он же – «кабан бесстыжий»), заглянул в окошко и бесцеремонно завалился внутрь, даже не постучав? А уж если учесть, что через считанные мгновения за тем же окошком почернело, и раздался сначала звон, а потом – мужской и женский вопль, слившиеся воедино… Отыщется ли деревенская баба, которая после этого не подберется к соседскому дому, навострив слух?
Марфа не все толком расслышала, но главное все же поняла: Петька Пухов, судя по всему, имел связи с контрой. Может, даже с самим атаманом Березой, банду которого хоть изрядно потрепали, но до конца все же не уничтожили. Иначе с чего «кабан» так разбушевался, требуя от Симки признания, кем были мужики, явившиеся к Петьке?! А та только всхлипывала да божилась, что сама толком ничего не ведает… Ну, дурой была, дурой и осталась, что только Петька в ней нашел! Вот почему хорошие, справные мужики попадают в сети к таким тетехам, а расчудесные бабы, всем удавшиеся (Марфа, овдовевшая три года назад, тяжело вздохнула), должны маяться без мужской ласки и заботы!
А потом… Послышался какой-то приглушенный стук, после чего – грохот, будто тяжелый ящик на пол бросили с высоты, затем – еще один стук, только звонкий, перекрытый бабьим воплем… Марфа не выдержала и, торопливо перекрестившись, ворвалась в дом. На всякий случай, постучав и крикнув: «Можно?», как вежливой бабе и надлежало.
Ясное дело, даже если бы Симка завопила: «Нет, нет, нельзя!», соседка черта с два повернула бы обратно. Но – приличия соблюдены. Чай, не в городе…
-У-убила… - трясясь, как в лихорадке, машинально кивнула жена товарища Пухова. Ее губы мелко дрожали. – К-кажись…
-Сковородой! – все тем же тоном произнесла Марфа.
-С-сковородой… К-кажись…
-Что, изнасильничать хотел? – в глазах соседки вспыхнуло жадное любопытство.
-Х-хотел… К-кажись… - Серафима Агеевна уже плохо соображала, где она и что с ней происходит.
-А Петька-то твой где?!
-Н-не з-знаю… К-куда-то перенесся…
-Как перенесся?! – ахнула Марфа, еще раз перекрестившись. – Ты что, ума лишилась, не соображаешь, что мелешь?!
-П-по в-воздуху…
-По воздуху?! У него что, ераплан был?!
-Н-не з-знаю…
-А что теперь с трупом делать?!
Тут Серафима Агеевна разрыдалась. Да так горько и пронзительно, что даже труп на полу беспокойно зашевелился, открыл глаза и со стоном произнес пару непечатных слов.
Две бабы, не сговариваясь, заорали с такой силой, что задребезжали оконные стекла, а с потолка начала сыпаться старая побелка.