Спасибо!
Картинк - прекрасен! И тебя со всеми прошедшими Праздниками!

Канда изначально не собиралась такое рассказывать. Она же не самоубийца.
Общее количество не изменилось, изменилось качество. Во-первых, Сенаторы боятся за собственную жизнь, во-вторых - прежде Академия не трогала никого младше 18. Погибшей Жанне было двенадцать.
3
Здесь нет ласкового солнца и белых облаков. Только ночь. И уже знакомая легкая прохлада. И тишина. В этом мире способны говорить лишь они трое.
А живых - то ли один, то ли нет совсем.
- Еще одно «мгновение»? – уточнила Сольвейг. – Между вчера и завтра?
- Да.
А небо затянули всё те же облака. Без созвездий. Не угадать узор.
Впрочем, кто сказал, что этот мир имеет хоть что-то общее с Мидгардом?
- Что это за город? Там - во вчера или завтра?
- Ты никогда там не была. Как и все, кого ты знаешь.
Знала.
Впрочем, облако всё же форму сменило. Не угадать прежних очертаний.
Но еще не легче. С другой стороны, вернуться «домой» беглецы успеют всегда. К дневному теплу. Если лукавый певец не лжет.
И каково же пришлось навечно застрявшим во мраке?
И ведь света почти нет, но всё видно настолько отчетливо. Еще один дар Бессмертия? Просто в Сумраке было нечем любоваться?
Но это и впрямь - та же сосновая опушка леса. Впереди – такая тихая река. Легкий, прохладный ночной ветерок опять колышет высокие травы. Еле заметно.
Темно-зеленые сумрачные холмы, силуэты крыш. Сквозь облачное одеяло - узкий серп одной луны, налитый бок второй. Тоже легким силуэтом.
А звездам видно не хватает сил сюда прорваться. Вдруг им тоже нужно пройти сквозь свой Сумрак? А эта дорога подвластна не каждому. Некоторые предпочтут просто выжить.
Или никогда на нее не вступать.
Ты точно лжешь, вечный мальчишка. Здесь беглецы были всего миг назад.
Их миг, а не превратившийся в вечность нынешний.
- Ну что, Марк? – усмехнулась Сольвейг. – Ты давно купался ночью, при луне?
Когда-то она заранее знала: за Белой Дверью больше не увидит солнца. Почему так легко к этому отнеслась? Потому что оно грозило еще не сейчас?
Или и впрямь смирилась? Другого ведь выхода не было.
А теперь так радует даже не дневное светило – ночные. И счастье никого не убивать. И не смотреть, как умирают друзья.
А вода оказалась даже теплее, чем в прежнем мире. Нагрелась за целый-то день!
Зато воздух – ощутимо свежее. Вытереться сухой травой – той же самой?
И пойти подкрепиться уже съеденной едой? И компотом? Нет, тогда всего этого меню в будущем не должно быть.
Впрочем, его могли сварить уже заново. Кто знает, тот ли это еще день? Или вообще предыдущий? Или неделю спустя?
А то можно еще и урожай грибов снова снять. Как там наши красноголовики? А ягоды с кислицей? Или, может, тут и белошляпники вылезли?
Мир бесконечных «мгновений» - еще и мир парадоксов?
Прохлада ветерка на влажной коже, легкий озноб. Иллюзия жизни.
Почему ты не купаешься, певец? Вряд ли стесняешься. Надоело? Устал за века от столь обыденных удовольствий?
Жаль, не устал еще и спрашивать. Только отвечать.
- Сольвейг, а в каком приюте ты жила?
Марк, другого времени не нашел? Зачем тебе такие ответы при чужаке?
Впрочем, может, ему всё же просто немного неловко. Других-то раздетых девушек он прежде не видел.
- Не знаю. В моих бумагах у опекунов адреса не было. А архив наверняка уничтожили. В любом случае, сам знаешь, несовершеннолетней справок не выдают, в восемнадцать тест на «ген», а Учителя лишний раз не почешутся.
- Просто… я ведь тоже усыновленный. И мне всё чаще кажется, что я тебя тогда видел. Или кого-то, очень похожего на тебя.
Вместе купались в бассейне?
- Может, он в курсе? – Сольвейг кивнула на спутника. – Кто знает, по каким критериям он подбирал себе собеседников и слушателей?
- Может, и знаю, - пожал босоногий певец плечами. Худыми и загорелыми. Насколько это настоящий облик? – Но зачем? Вам мало нынешней дружбы, нужна еще и утраченная?
Зачем вам знать лишнее – решили Учителя. Вам и в настоящем-то долго не протянуть.
Зачем тебе знать, кто твои родители, Сольвейг? Они давно мертвы или просто о тебе забыли. Как и те, кого ты и впрямь знала.
Двое бывших живых, один – неизвестно кто. И ни одной ночной птицы. Или жужжащего комара.
Как там котенок, кто его кормит? Анатоль? Новички? Удастся ли еще хоть раз в жизни… посмертии погладить живую кошку или собаку?
- Нам еще не того мало и не то нужно, - вздохнула Сольвейг. – У нас так много ни за что, ни про что оттяпали, что теперь чем больше хорошего – тем лучше.
Обретают плотность крыши домов. Всё дальше – прохладная мокрая грань.
Сердце само застучало чаще. Кто всё же те, кому они с Марком ну «очень нужны»? Босоногий проводник упорно отмалчивается.
А ночь и отсутствие солнца по-прежнему настораживают.
Но беглецы ведь и пошли со знакомым незнакомцем лишь потому, что терять особо нечего. Жизнь? Так Сольвейг с Марком уже не совсем и живы.
А что? Здесь солнца нет, только одна луна и один огрызок. Зато вдруг еда еще или уже цела? Или наоборот. Местные всё давным-давно подъели. А перетащить их не удается. Мало ли, почему они нетранспортабельные? Вдруг – потому что живы еще меньше?
- Печенье будешь? – Марк нарушает тишину первым.
Сольвейг благодарно кивает, вгрызается в сухую сладость. Умеренную.
И всё равно сердцу колотиться не с чего. Ведь и впрямь уже мертвое, а всё выкаблучивается.
И тело мерзнет. Хоть и дважды изменено Сумраком. Сначала в Бессмертие, потом…
В одной из фляжек – теплый кофе. Двое пьют, третий отказался.
- Вырваться в настоящий мир – совсем никак? – вернул животрепещущую тему упрямый Марк. – Мы ведь все-таки не умирали.
- Пока – никак. Да и зачем вам? На Сольвейг открыта охота всем Бессмертным миром. Да и на тебя – почти.
Что – и Академией уже тоже? И как?
- И ею, - подтвердил певец. – Для Академии вы с Марком погибли. И только потому – еще не предатели и не дезертиры. А Асгард объявил вознаграждение за любые сведения за Сольвейг. По всем каналам.
- Из-за Сенаторов?
- Из-за девочки Жанны. Не Канда же созналась в ее смерти.
Они ведь с Марком так и предполагали. Почему же настолько пусто, больно и тоскливо?
Всё, чего они добились, - не достались Канде сами. Но она – всё еще жива. И продолжает вволю резвиться.
- И кто успел озолотиться первым?
- Разумеется, твоя бывшая семья. А что, были сомнения?
- В их прыти? Ничуть. Просто врагов у меня там много.
- А я вовсе не обратно в Академию хочу, а вытащить сюда всех наших, кто захочет. У вас тут целое пастбище мертвых миров, а у нас - кандидатов в живые и бодрые покойники.
- Всё равно невозможно. Вам к ним дороги нет. Академия – мир живых.
- А… вы? Вы-то ходите везде.
Ответ Сольвейг поняла раньше, чем он прозвучал. Угадала:
- Не везде. Мне дороги нет за Щиты. А скажу лишнее – вышвырнет из вашего… вашего бывшего мира за шкирку.
Марк вдруг ощутимо вздрогнул.
- Успокойся, - Сольвейг отчетливо
поняла его мысль. – Катрине всего пятнадцать. И ее семья не настаивает на досрочном «гене». Даже по новым законам ей еще год до Сумрака.
- Знаю. Просто вспомнил… и как-то холодно вдруг стало.
- Понимаю. Держись.
- Да, - с трудом улыбнулся Марк. - Друг за друга и за воздух.
Какая-то мысль ускользает, не дается. Есть зацепка, есть. Можно что-то сделать.
Всё ближе огоньки в ночи. Призрачный городок застыл в призрачном лунном свете. И в свечном.
- Электричество здесь не включается? – уточнил Марк. – Как и положено в мире магии?
- Всё включается. Просто кое-где перегорело. Как и свечи скоро кончатся. Запас-то не пополнить.
- А в другом городе? Здесь же не один?
- Слишком далеко. Мало бензина. И солярки. И они не знают, куда ехать. Да и водить машину…
- А вы? Тоже не умеете? Из мира магии?
Певец улыбнулся, касаясь травы выше пояса. Ему. Он же выглядит младше Марка.
Рука прошла сквозь зеленые метелки. Невзирая на колыхание ветра.
Хорошо хоть, еще не просвечивает.
- Я в этом мире – призрак. Люди меня ощущают, вещи – нет. В том числе, и руль.
Детский облик, взрослые глаза. Слишком серьезный голос.
Игровая площадка больше не пустует. Скрипят качели. Вот удивится персонал, явившись однажды в садик. А уж дети…
Тут же всё проржаветь должно. А дома - обрушиться.
Миг назад твой дом был новым, чуть ли не пах стройкой. А потом – раз, и рассыпался в прах. От дряхлости. Свет же перегорает.
Здесь дома еще стоят. Не обрушились. И даже не покосились.
И штукатурка не осыпалась.
А еда была горячей. Пока Сольвейг и Марк не переплыли реку. Грань.
И тогда она остыла.
А высокие качели и впрямь уже ржавеют – потому и скрипят. Потому что этот городок – вовсе не из пьяного квартала Сольвейг. Здесь всё чисто и аккуратно. И все качели должны быть в порядке. Особенно в детском саду.
Не остывает вкусная еда, перегорают лампочки. Если ты за рекой – людей уже нет, а еда еще не остывает. А вот если переплыл…
Не мир, а кошмар любого ученого. Психушка. Тут не только суп вскипит, но еще и мозги.
Впрочем, принимает же Сольвейг правила игры Сумрака. И не только она. Деваться-то куда?
- Почему вы до сих пор не перевели детей? Вы же можете перевести их в другой мир.
Светленькая девочка чертит стрелки на дорожке. «Казаки-разбойники»?
И их отчетливо видно в тусклом свете луны. И Сольвейг, и девочке, и прочим.
Как Бессмертным и положено.
- Я и перевожу. Время от времени. Но они всё так быстро ломают.
Еще бы. Если старшим лет по семь.
Приходят
живые дети утром в садик, а там всё переломано.
А если всё это - в
дневном мире? Прямо на глазах? Поневоле предпочтешь держать таких среди ночи. Пока Бесы и сюда не явились наводить порядок.
Да и людей жалко. Живых. Они ведь не виноваты. Особенно дети.
- Сколько им лет? Хронологически?
- Они в Сумраке с первых лет Основания. Вечные дети. Одна из первых войн Литана. Восстание Мидгарда. Детей хотели взять в заложники и вызвали в Сумрак. Выйти они уже не смогли. И был принят закон о «гене А». Самый первый.
В учебниках этого нет. Ни слова о каких-то восстаниях. Будто Мидгард всегда был сыт и доволен. Как жиреющая свинья на ферме.
- Почему они не повзрослели?
- Не могут. У них детский мозг. Детский разум.
- То есть мне – навсегда четырнадцать? – Если Марк и испуган, то держится.
- А тебя это пугает? После всего?
Наверное, зря залезли в воду. Холодновато. И не только от мыслей.
Интересно, Бессмертные простужаются?
- Нет, - пожал плечами Марк. – Это малая цена за свободу. И не самое страшное на свете. И во тьме. Четырнадцать - не пять. Нормально. Сойдет.
- Ты станешь старше, Марк. Ты – уже взрослый. Сумрак позволит телу догнать разум. Это возможно. Просто помедленнее, чем обычно.
Дети. Вечные дети. Ведь для ребенка даже год – это вечность. Понимают ли они, что их вечность длится уже четыреста лет?
- Давайте опять их переведем, - вздохнула Сольвейг. – Наверное, они уже устали от ночи и хотят в день. Хоть ненадолго. Чтобы ничего не успело заржаветь и перегореть. Просто погреться, искупаться, позагорать на солнце?
- Хотят. И давно.
Еще бы. Их дни и ночи тянутся годами. Особенно ночи. Может, потому они и не понимают, сколько времени прошло реально? Проползло.
Тихонько скрипят качели. Всё еще не совсем ржавые.
А миг спустя они станут какими? В
дневном мире? Куда мы сейчас перенесемся. Или певец каждый раз отматывает назад?
Но тогда ржавые качели должны были встретить детей тут, потому что здесь они вдоволь накачаются в будущем… Слишком много парадоксов.
- Сольвейг, не ломай голову. Литан способен защитить себя. И иногда… обновляться. Разумеется, мы переведем детей в новый летний лагерь.
Они это называют так? А «ночной» как? Спальней?
- Только подождем остальных. Это недолго.
- Остальных?
Кто тут еще? Воспитатели?
- Ну да. Старших. Они уехали за продуктами с Анастасией.