Новое. Написалось вот такое посвящение эпохе Тан
.
Чанъаньские мотивы 1
…Нынче выдалась поздней, сырой и холодной весна,
Но своё она всё же спешит наверстать торопливо…
Подогретым вином чарка вровень с краями полна.
Горы – в дымке тумана. И всходит над ними луна.
И в цвету, как в снегу, вновь под окнами – дикая слива.
А в Чанъане уже абрикосы, ей вслед, зацвели –
Там сады зацветать начинают всегда в эту пору…
Ты прости меня. Между тобою и мной пролегли,
Так уж вышло, и реки, и горы, и тысячи ли –
И с тобою, родная, мы вряд ли увидимся скоро.
Дождь по кровле двора постоялого мерно стучит,
И на жёсткой постели моей изголовье не смято…
Разве я позабуду, как губы твои горячи?
Не зажить этой ране отныне – лечи не лечи,
И опять в том, что сердце болит, не вино виновато.
Звон подвесок из яшмы зелёной – и шелест шелков…
Тонкий стан, как у феи небесной. Густые ресницы…
…На порог твой слетает, кружась, белый снег лепестков.
Не тоскуй обо мне. Я сейчас от тебя далеко,
Но сегодняшней ночью тебе постараюсь присниться.
А на то, что скитальцем родился, ты мне не пеняй,
И за то, что сегодня я пьян, не суди меня строго…
…Утром кончится дождь. Снова я оседлаю коня,
И она поведёт за собою на запад меня –
Уводящая прочь от столицы всё дальше дорога.
Я однажды вернусь. Не прошу, чтоб меня ты ждала –
И такого с тебя никогда не возьму обещанья…
Но в пути меня, верю, не раз от беды берегла
Ветка ивы, что ты, расставаясь со мной, сорвала –
И с улыбкою мне протянула: «Возьми на прощанье…»
2
…Ни к чему по былому читать поминальные сутры.
Не потечь под мостом через реку Вэшуй водам вспять…
В небесах, возвещая столице, что близится утро,
Вновь над крышами Северный Ковш опустил рукоять.
Сад притих облетевший. Луна в облаках побледнела.
Скоро пятую стражу в ночи колотушки пробьют…
Что ушло – то ушло. Но забыть я тебя не сумела.
Ни широкие плечи твои, ни улыбку твою.
Осень бродит в саду, гладя чёрные ветви глициний.
Ледяная роса тяжелит хризантем лепестки…
Я уже скоро год как играть перестала на цине,
И подёрнулись пылью на нём из агата колки.
И к чему наряжаться, к чему подрисовывать брови?
Для кого это всё, если нет тебя рядом, скажи?..
…А в ларце из сандала он так и лежит в изголовье –
Мне тобою подаренный свиток стихов Цао Чжи.
«Трудно в мире широком и пусто скитальцу без друга», -
Этим строкам, напевным и горьким – четыреста лет…
…Зиму сменит весна – и подует опять ветер с юга,
Осыпая под окнами с персика розовый цвет.
А потом срок жасмину в саду распуститься настанет,
А потом заалеет опять жарко клён у ворот…
Долго с южных границ добираться письму до Чанъаня,
Только знаю: оно от тебя и весной не придёт.
Как там, в старых стихах? «Стать бы в поле стернёю колючей –
Пусть сожгут, чтобы боль успокоилась разом в груди…»
И плывут над Срединной равниной осенние тучи.
И пора привыкать как-то жить без тебя, господин…
3
…Говорят про таких вот, как ты: «На своих поминках
Он и то что-нибудь, рассмешив Небеса, откинет…»
Раз с судьбой сел ты в кости играть – унывать не дело,
Даже если в игре тебе выпал расклад плохой…
Гомонит и бранится толпа на мосту у рынка.
Плачет флейта. Гремит барабан у ворот ямыня.
Из харчевен на улицу маслом тянет горелым,
Чесноком – и говяжьей варёною требухой.
И слюну ты, бродяга, не сглатывай – не поможет.
Не мечтай: «Эх, сейчас бы – да чашку лапши горячей!..»
Ни единой в твоём рукаве не бренчит монеты,
И от голода крепко с утра подвело живот…
Ничего. Хоть опять жизнь тебе состроила рожу,
Хоть опять не спешат тебе боги послать удачу –
Не горюй. Светит солнце, в столице бушует лето,
И в садах за оградами буйно жасмин цветёт.
Пахнут белые гроздья его и сладко, и тонко…
А судьба – она, парень, высокие любит ставки.
Хмурят брови друзья: «Заиграешься – сломишь шею!..»
Только кто таким верит пророчествам в двадцать лет?
Подмигнёшь ты задорно в толпе знакомой девчонке –
Разбитной пышногрудой служанке из рыбной лавки.
Скажешь ей: «Ты, как фея с Янтая, всё хорошеешь!» -
И она улыбнётся, зардевшись жарко, в ответ.
И старуха-зеленщица – ты ей не раз, бывало,
Хворой сердцем, на рынок таскать помогал корзины –
Угостит тебя горстью сушёных ягод ююбы,
И глаза потеплеют её: «Здоров ли, сынок?..»
И честят тебя нищим отребьем и зубоскалом
Те, кто толстой гордятся мошною да постной миной.
Не беда: чтоб в усмешке их скалить – на то и зубы,
А глотать терпеливо обиды – какой в том прок?
Пусть сулят: «Не найдёшь ты защиты, грешник, у Будды,
Не задобришь за гробом Владыку Мёртвых Янь-вана…»
Над Чанъанем, умытое ливнем, небо синеет,
И над крышами пагод снуют в синеве стрижи.
И плевать, что рубцы не поджили толком покуда
На спине твоей тощей, в ямыне палками драной.
Жизнь – она всё равно хороша. И ещё сильнее,
Если весел ты, дерзок и молод, хочется жить…
4
…Снег вершины Тянь-Шаня вновь одел белизной,
И закат снова красен в небесах над заставой…
Здесь, в степях на границе, за Великой Стеной,
Иней густо ложится на осенние травы.
И зима здесь сурова. И явилась она
Вместе с северным ветром в этот край нынче рано…
Третий год полыхает в пограничье война –
И опять в бой нас завтра позовут барабаны.
Окоём затянуло дымом тюркских костров.
Им, врагам, перед боем, видно, тоже не спится…
А жене написал ты, побратим, что здоров,
Отправляя письмо ей, как обычно, в столицу.
Написал: «Не тревожься – и себя береги».
Ясноглазой и юной, ей всего восемнадцать…
Что ж – богам воин кровью свои платит долги,
И не нам с ними ею расплатиться бояться.
И не думай о смерти, надевая доспех:
Знай, есть стрелы тупые и у смерти в колчане…
Мы ещё их увидим и обнимем их – тех,
Кто с победой нас дома ждёт в далёком Чанъане.
Тех, чьи лица с тобой нам снятся ночью во сне…
Мы вернёмся. А раны на живом – заживают.
Мы увидим, как груши там цветут по весне –
И бумажные змеи над дворами взмывают.
И увидим, как солнце над Чанъанем встаёт,
Золотя его кровли и надвратные башни…
Это – то, чему сердце мы отдали своё.
Потому и с судьбою сердцу спорить не страшно…
