Печать

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Ну, что ж, несколько дней осталось продержаться. Если, конечно, они не ошибаются, и Карломан действительно очнётся на церемонии вложения меча. А то вдруг позже.

Будем надеяться, что не позже, во всяком случае!

Глава 27. Два ворона (начало)

А королева Бересвинда Адуатукийская после столкновения с Дагобертом направилась в сопровождении свиты к принцессе Бертраде, как и собиралась.

Принцесса встретила будущую родственницу в своих покоях изящным книксеном, подняв глаза на королеву-мать и ожидая, что та скажет.

- Здравствуй, моя дорогая принцесса! - обратилась к ней Бересвинда самым ласковым голосом. - Чем ты занята сегодня?

- Здравствуй, государыня Бересвинда! - невеста принца Хильперика держалась печально, как полагалось при дворе, который вот-вот наденет траур, но под искренней печалью крылся живой характер и природное очарование юной девы. - Я хотела сегодня выйти в сад, полюбоваться цветами. Хочу выбрать цветы, чтобы возложить их к гробу графа Кенабумского. И еще другие - более светлые, чтобы украсить себя на свадьбе с Хильпериком. Ведь наша свадьба состоится во время траура, и нельзя будет надевать драгоценности. Пусть хотя бы цветами можно будет полюбоваться!

Королева-мать сдержала улыбку, любуясь девушкой.

- Очень хорошо, девочка моя! Сегодня прекрасная погода, будет приятно прогуляться, подышать свежим воздухом. Такое небольшое развлечение ты вправе себе позволить.

И вот, королева и принцесса в сопровождении свиты из фрейлин спустились в сад. Они прогуливались по садовым дорожкам, беседуя между собой, и направляясь туда, где росли самые роскошные цветы. Королеву-мать весьма интересовало, как обживается в Дурокортере невеста ее племянника.

- Как часто ты видишься со своим женихом, моя милая Бертрада? - осведомилась Бересвинда.

- Принц Хильперик навещает меня каждый день, - ответила принцесса, опустив свои очаровательные голубые глаза. - Он очень скорбит по своему дяде, графу Кенабумскому! Столько говорит мне о нем, что я, хотя почти не успела узнать майордома, научилась чтить его. И сама скорбь сближает меня с Хильпериком.

Бересвинда склонила голову из почтения к смерти.

- Гибель Карломана Кенабумского будет жестокой потерей для всей Арвернии, не только для его родных! Я не сомневалась, что мой племянник скорбит о своем дяде... Ну что ж, моя милая Бертрада: смерть всегда близка к живущим, но жизнь все равно торжествует над нею! Быть может, скорбь о Карломане и впрямь соединит вас с Хильпериком прочными узами сердца!

- Как графиня Кенабумская была соединена со своим благородным супругом? - спросила принцесса, и невольно вздрогнула при этих словах. - На нее теперь страшно глядеть, она так страдает, потому что граф обречен умереть! Представить боюсь, как она переживет его смерть и погребение!..

В этот миг королева-мать и принцесса проходили мимо башни, в которой располагались покои раненого Карломана, мимо дуба, на котором сидел черный ворон. Он видел и слышал все - и то, что происходило в покоях башни, и то, что творилось внизу, на земле. Услышав, что говорили дамы о предполагаемой смерти и похоронах Карломана, ворон громко, протестующе каркнул.

Бертрада, еще не знавшая о ручных воронах Риваллона, испуганно вскрикнула и едва справилась с собой, чтобы не отскочить в сторону.

- Какая зловещая птица! - пролепетала она, приложив руку к груди.

Королева-мать сдержала улыбку, воспользовавшись смятением девушки, чтобы убедить ее сделать то, что надо ей, Бересвинде.

- Это один из ручных воронов деда Карломана - графа Кемперрийского, Риваллона Сто Воронов, бывшего майордома Арвернии, - пояснила она. - Сам Риваллон сейчас живет в Арморике, при дворе своей дочери, Женевьевы Армориканской. Но вороны, которых он приручает и управляет ими, наблюдают за всеми. Риваллон наделен даром обращаться с воронами и понимает их язык. В Арморике многие обладают чародейскими дарованиями.

Бертрада взглянула на невозмутимо сидевшего на ветке ворона.

- А я думала, что один из воронов Всеотца Вотана наблюдает за нами, - проговорила она.

Королева-мать строго кивнула.

- Вороны - вещие птицы, они, так или иначе, служат богам!.. Но вообще, способность Риваллона управлять воронами сейчас напоминает мне то, что собирается проделать моя невестка, королева Кримхильда. Она играет на горе Альпаиды Кенабумской и настраивает ее против короля и меня, управляет ею, как ручной птицей.

Принцесса Бертрада изумленно вытаращила глаза.

- Но графиня Кенабумская видится мне такой разумной, знающей дамой. - осторожно проговорила она.

Бересвинда печально кивнула в ответ.

- Ты права, Бертрада! Альпаида - верная супруга Карломана и истинная дочь Арвернии, преданная своему отечеству принцесса крови. Но жестокое горе, терзающее ее, помрачило ей рассудок. А Кримхильда пользуется этим.

- Это жестоко и несправедливо, - осторожно проговорила Бертрада, делая вид, что верит наговорам против Кримхильды, представленной злым гением коварства. - Мне очень жаль, что графиня Кенабумская поддается злым наущениям, - добавила она.

Изображая, как всегда, наивную простушку, шварцвальдская принцесса на самом деле почувствовала подвох в речах королевы-матери. Но она не могла представить, чем безутешная жена графа Кенабумского, что выглядела от горя едва живой, может помешать королеве Бересвинде.

Однако Бертрада, хоть и недолго успела прожить при Дурокортерском дворе, была весьма сообразительной девушкой. Подумав о несчастном случае на ристалище, принцесса догадалась, что королева-мать опасается, не захочет ли Альпаида отомстить ей и королю. Правда, виконт Кенабумский во время траурной службы дал слово своему царственному кузену, что кровь его отца не встанет между ними. Но его мать может рассуждать иначе. К тому же, вира еще не выплачена, и графиня Кенабумская может пожелать отомстить...

Догадавшись о тайных замыслах королевы-матери, принцесса Бертрада поглядела на черного ворона, сидевшего на ветке, как таинственный дух судьбы. И кивнула, согласившись с Бересвиндой.

- Я буду осторожна с графиней Кенабумской, - пообещала она.

Паучиха положила руку на плечо невесте племянника.

- Я не сомневаюсь, что могу на тебя положиться, моя милая Бертрада! Хильперику очень повезло с тобой. Как и всей Арвернии, я не сомневаюсь... А сейчас пойдем, выберем лучшие цветы для похорон и для свадьбы!

Они подошли к цветнику, где еще пышнее, чем прежде, распустились роскошные розы, горделивые лилии, царственные ирисы.

Внимание принцессы Бертрады привлекли черные розы с пышными, как бархат, лепестками.

- Вот эти розы я хотела бы возложить к гробу графа Кенабумского! - проговорила она. - Они так хороши, что ими можно почтить самого знаменитого мужа!

Бересвинда Адуатукийская одобрительно кивнула.

- До похорон цветы распустятся еще пышнее, и садовник срежет их, чтобы они легли к гробу Карломана свежими!.. А теперь погляди сюда, Бертрада! Может быть, найдешь здесь и цветы для вашей с Хильпериком свадьбы?

Бертрада обернулась и увидела крупные белоснежные лилии на высоких стеблях. Они плавно покачивали на ветру своими царственными венчиками.

- О, государыня! - воскликнула девушка, залюбовавшись лилиями. - Я жалела, что не смогу надеть драгоценности на свою свадьбу, и буду вынуждена стоять перед алтарем Фрейи, как какая-то простолюдинка. Но в венке из этих белых лилий мне не стыдно будет выйти замуж!

Королева-мать с легкой улыбкой взяла девушку под руку.

- Замужество - это счастье, какое сбывается, как правило, только раз в жизни, и хочется, чтобы оно вспоминалось всю жизнь! Траур трауром, однако невеста всегда должна быть хороша. Эти лилии чисты и нежны, как и подобает невесте. В венке из них ты будешь прекраснее, чем в королевской короне.

Бертрада кивнула, коснувшись изящных белоснежных лепестков лилии. И вновь заметила пронзительный взгляд ворона, следившего за ними с дерева. Чувствовала и Бересвинда, что вещая птица наблюдает за ними. Но они не ведали того, что знал ворон, сидевший на своем наблюдательном посту. Недаром вороны служат, в Арвернии - Всеотцу Вотану, как его воплощенные мысли, а у "детей богини Дану" - воинственной Морриган.

Ворон ждал, когда прилетит его родич из Чаор-на-Ри, чтобы принести живущим здесь важные вести. Он знал, что тот спешит, и уже близко, что его широкие черные крылья рассекают воздух.

То и дело ворон бросал взоры в распахнутое окно. В покоях, в окружении жрецов и лекарей, под светящейся сетью от лечебных оберегов, Карломан Кенабумский восстанавливал свои силы. Хотя среди собравшихся рядом с ним один лишь старый Турольд знал, что майордом не умирает, а напротив - готовится ожить. Пусть он уже не занимал пост Жреца-Законоговорителя, но все равно сохранял свой священный сан. И сейчас он сидел, держа за здоровую руку спящего Карломана, глядя в его все еще бледный, безжизненный лик.

Время от времени Турольд, чувствуя пристальный взор вещей птицы, иногда отвлекался от Карломана и смотрел в глаза ворону. Жрец знал, что священные птицы Вотана живут долго. Верно, и этот ворон помнил самого Турольда босоногим мальчишкой, которого в свое время приютили жрецы...

Взглянув в глаза старому ворону, Турольд глубоко вздохнул. Жрецы и лекари, собравшиеся у ложа Карломана, решили, что этот вздох вызван скорбью по Карломану, ибо они не сомневались, что майордом умирает.

Но Турольд на самом деле был исполнен надежды. Вновь повернувшись к Карломану, старый жрец глядел на переливы сети амулетов. И среди них все яснее проявлялся силуэт черного волка с блестящими зелеными глазами. Из тех, кто собрался здесь, один лишь Турольд видел его.

Даже повернувшись спиной к сидевшему на дубе ворону, старый жрец ощущал его пристальный взгляд. Вещая птица взирала на него, как и на Карломана.

И снова раздалось громкое, ликующее карканье ворона. Он приветствовал своего товарища, волка-оборотня, который все больше собирал силы, становился все ближе к жизни.

Затем ворон услышал знакомую поступь Хродеберга, родича Карломана. И повернул голову, наблюдая теперь за тем, что происходит в саду.

Наступал вечер. И Хродеберг шел по аллее, ожидая брата, с которым договорился встретиться здесь. Ибо он надеялся достучаться до совести Герберта.

Ворон пристально наблюдал за человеком, гуляющим по саду. И будущий коннетабль, чувствуя на себе взгляд вещей птицы, остановился и взглянул на дуб. За его пышной кроной виднелось открытое настежь окно в покоях Карломана.

Хродеберг тихо, одними губами, обратился к ворону, охранявшему покой Карломана:

- Надеюсь, что ты, ожившая Мысль и Память Отца Богов, защитишь моего кузена, мужа моей сестры! Надеюсь, как и все мы, что Карломан скоро оживет. И ты, несущий здесь свою стражу, не призовешь сюда валькирию, что заберет его душу в Вальхаллу! Все мы просим тебя!

В это время ворон перевел свои зоркие глаза на другого человека, который вышел в сад через одну из боковых арок дворца.

Это был Герберт, идущий на встречу с братом. Вещая птица видела все: не только облик его, но и душу, внутреннюю его суть. Она ощущала его обиду, озлобленность, пустившую глубокие корни в душе Жреца-Законоговорителя. Но вместе с тем, ворон видел, что в глубине души тот гораздо добрее, чем кажется. Сквозь жреческую мантию и облик зрелого мужчины как бы просвечивал истинный Герберт, сын Дагоберта. Ворон видел маленького мальчика, испуганно смотревшего на фигурку младшего брата, навек уснувшего в гробу. Этот мальчик, чувствующий себя бесконечно одиноким и всеми покинутым, все еще сохранялся в нем, так и не повзрослев до конца.

Сам же Герберт, к сожалению, не стремился так глубоко заглянуть в свою душу. Он был поглощен своими новыми обязанностями, весьма хлопотными с первых же дней, ибо речь шла о предстоящих похоронах майордома Арвернии, что должны были сопровождаться обязательными священными церемониями.

После дальнейших обсуждений со жреческой коллегией относительно подготовки к бальзамированию тела Карломана, он побывал у короля и доложил ему, как будет происходить прощание с графом Кенабумским. Предполагалось выставить забальзамированное тело в королевском святилище, там, где служила Теоделинда. На первых порах туда будет иметь доступ только высшая знать королевства и ближайшие родственники.

Но самым главным был другой вопрос - предстоящий Священный Поход. Ибо кровь Карломана требовала отмщения, раз уж виновными назвали коварных альвов. На собрании жреческой братии говорили о том, чтобы во время предстоящей погребальной церемонии дать больше привилегий донарианцам, в частности, позволить им идти впереди других священных братств. Герберт не обещал им покуда ничего, но видел, что "опоясанные молотом" не успокоятся так легко. Хотя семья Карломана будет возражать, ибо с донарианцами у майордома и его близких давняя вражда. Обо всем этом Герберту приходилось основательно подумать, чтобы угодить всем.

О братстве Донара говорил Герберту и король. Он высказал свое твердое желание: Священный Поход должен состояться в скором времени. Хильдеберт сообщил, что желает, выждав после похорон Карломана месяц строгого траура, начать собирать народ для Священного Похода. И опереться при этом собирался, разумеется, на братство Донара. Хотя, конечно, присоединиться к Священному Походу вправе был любой, кто пожелает воевать с альвами.

И Герберт вынужден был благословить стремление короля, ибо так ему приказала королева-мать. Однако в глубине души новый Жрец-Законоговоритель сомневался в необходимости Священного Похода.

Размышляя о своих новых нелегких заботах, Герберт шел навстречу брату, с которым собирался встретиться в саду. Погрузившись в свои рассуждения, он не замечал ничего вокруг.

И он не чувствовал, хоть и был жрецом, как вещая птица Вотана - его живая Мысль и Память, - глядит на него и качает головой с глубоким сожалением. Ибо ворон сопереживал о том, что младший сын Дагоберта так сильно отдалился от своей семьи, стал чужим для родных, и даже враждебным.

И ворон внимательно наблюдал за тем, как направлялись навстречу два брата, полководец и жрец, пока еще не видя друг друга среди тщательно ухоженных деревьев и кустов. Но ни им самим, ни ворону, посланников Высших Сил, не было ведомо, удастся ли Хродебергу и Герберту договориться. Ибо слишком далеко зашло их расхождение.

[katarsis]

Жрецы Донара времени даром не тратят. Прямо на церемонии хотят получить расширение привилегий. Что называется, над ещё не остывшим телом. Будем надеяться, внезапное оживление покойника остановит всю эту движуху.

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Жрецы Донара времени даром не тратят. Прямо на церемонии хотят получить расширение привилегий. Что называется, над ещё не остывшим телом. Будем надеяться, внезапное оживление покойника остановит всю эту движуху.

Если уж Карломан оживет прямо во время церемонии, тут и впрямь изумятся не только донарианцы! Как бы только и вправду его за зомби не приняли.

Глава 27. Два ворона (окончание)

Вечером в королевском саду собирались встретиться два брата, сыновья Дагоберта. И за ними наблюдал с высокой ветви дуба зоркий черный ворон.

Видя, что Герберт несколько запаздывает, Хродеберг решил не искать брата в этом зеленом лабиринте, где вполне можно было разминуться в двух шагах, не заметив друг друга. И он остановился возле дуба, напротив башни Карломана, решив, что брат тоже придет сюда. Ибо все дороги нынче скрещивались здесь, у смертного ложа майордома.

Хродеберг догадывался, почему Герберт запаздывает. Должно быть, новый Жрец-Законоговоритель обязан готовить погребальные церемонии по приказанию убитого горем короля. Но Хродеберг надеялся, что их замыслы скоро станут не нужны, ибо возвращение Карломана очень сильно удивит всех!

И новый коннетабль ждал прихода брата, про себя горячо надеясь на лучшее.

А Герберт, отыскивая брата в саду, размышлял о королеве-матери, которая возвысила его за то, что он поможет ей свести в могилу его родную сестру, Альпаиду, вслед за ее мужем.

Он понимал, что ему придется крутиться, как белка в колесе, чтобы служить Паучихе, и одновременно сохранить отношения с сестрой и с Хродебергом.

Но жрец надеялся, что его старший брат послужит посредником между родом Дагоберта и королевой Бересвиндой, которая, как известно всему Дурокортерскому двору, была невенчаной женой Хродеберга. С тех пор, как сам Герберт поднялся в жреческой иерархии достаточно высоко, чтобы быть вхожим к королевскому двору, он наслышан был о тайной страсти между королевой-матерью и его старшим братом. И сам убедился в том, узнав, что Хродеберг любил Бересвинду с самой юности, когда она была женой его царственного кузена. И он добился своего, она стала его возлюбленной. Правда, в последние годы их пылкая страсть, кажется, сделалась более скрытной, ибо король препятствовал любви своей царственной матери. Но ведь недаром говорят, что давняя любовь никогда не гаснет!

И Герберт решил, что Хродеберг имеет влияние на королеву Бересвинду, и потому можно просить его о помощи.  Если он хочет уберечь Альпаиду, пусть убедит свою даму сердца помиловать ее! А заодно Жрец-Законоговоритель думал сказать брату: пусть королева-мать не вмешивается в отношения короля с донарианцами, которые непременно попытаются занять первое место во время погребальных церемоний! Ибо Герберт понимал, что нежелательно пока осложнять отношения между семьей Карломана и братством Донара. В политике Герберт разбирался хорошо, это следовало признать!

Обо всем этом Герберт собирался сообщить брату, рассчитывая на его помощь. Он понимал, что воевать на две стороны очень опасно, ибо наслышан был о том, что Междугорье готовится напасть на Арвернию. А ведь он еще не учитывал способную восстать Арморику и ненадежного вассала - Окситанию!

Размышляя так, Герберт не заметил, как приблизился к дубу, стоявшему возле башни, где лежал Карломан. Но возле дуба он увидел фигуру своего брата и быстро направился к нему.

Идя к дубу, Жрец-Законоговоритель вновь задумался о предстоящих траурных церемониях. Как воспримет семья умершего графа Кенабумского, если его враги донарианцы займут первые места на его погребении? Вряд ли Альпаида и ее сыновья порадуются, когда "опоясанные молотом" в траурных одеяниях обступят гроб с телом Карломана и станут во всеуслышание выражать скорбь, тогда как про себя наверняка обрадуются, что он больше не препятствует их замыслам.

Ворон, улавливая мысли Герберта, громко закаркал.

Услышав голос ворона, Хродеберг поднял голову, в надежде, что вещая птица отвечает на его молитву, и что Карломан скоро откроет глаза и вернется к жизни.

Герберт же, услышав ворона, испуганно вздрогнул, подняв глаза. Он, напротив, принял это за дурное предчувствие. Решив, что явился ответ на его тайные думы, Жрец-Законоговоритель воочию увидел, как разгневаются родные покойного Карломана...

Он подошел к брату, а Хродеберг шагнул навстречу ему. И ворон продолжал зорко наблюдать за ними.

- Добрый вечер тебе, брат! - задумчиво, сурово проговорил Хродеберг, протягивая Герберту руку.

- Здравствуй, брат! - отозвался жрец, пожимая ему руку. Он был мрачен, тревожась о будущих траурных приготовлениях. Трудно ему было с первых же дней лавировать между враждебными друг другу силами!

Так встретились сыновья Дагоберта.

- Ты выглядишь усталым, - проговорил старший брат, видя напряженность на лице младшего.

Герберт принужденно усмехнулся.

- Да и ты нынче невесел! Иначе сейчас просто не может быть.

Хродеберг склонил голову в знак почтения к трагедии с Карломаном. При этом он размышлял, с чего начать разговор с братом.

Ворон продолжал внимательно наблюдать за будущим коннетаблем, и тот, ощущая его взор, чувствовал поддержку.

И вот,  он осторожно проговорил:

- Благодарю тебя, Герберт, за то, что ты стараешься быть мягче с нашей несчастной сестрой! Пусть даже ты осторожен не из милосердия, а только потому, что опасаешься нашего отца и меня.

Герберт кивнул, молча, ибо понял, что брат видит его насквозь. В конце концов, сестра не была ему самым опасным врагом, это - дело королевы-матери, а не его личное. Иное дело - родной отец, Дагоберт Старый Лис: вот ему Герберт отомстил бы со всей охотой! Свести его в могилу было бы новому Жрецу-Законоговорителю гораздо желаннее, чем погубить Альпаиду.

А Хродеберг продолжал, мягко, стараясь пробудить  в душе Герберта давно позабытые братские чувства:

- Я очень тебя прошу: постарайся все-таки отнестись с состраданием к Альпаиде! Она и так жестоко страдает, трагедия с Карломаном убивает ее, увы, в самом буквальном смысле. Я даже не прошу тебя проявлять братские чувства! Хотя бы не усугублять ее страданий, не повергать ее в смертельную тоску ты можешь?

Но Герберт, не сомневаясь, как и большинство придворных, что Карломан вот-вот должен умереть, отозвался:

- Если даже я оставлю в покое Альпаиду, не оставят другие, и в первую очередь - твоя возлюбленная, королева Бересвинда! Ибо она стремится погубить графиню Кенабумскую во что бы то ни стало! Я предупредил тебя, а ты постарайся сам, как знаешь, убедить свою даму сердца пощадить Альпаиду. Полагаю, что тебе это должно быть легче, чем всякому другому!

Не сомневаясь, что отношения между его братом и Паучихой остаются теми же, что прежде, Герберт даже не заметил, как Хродеберга передернуло при словах "дама сердца". Он переложил тревогу и ответственность на брата, и теперь чувствовал себя спокойнее, ибо он сделал все, что мог, для спасения сестры!

А Хродеберг при одном лишь упоминании Бересвинды Адуатукийской помрачнел и ушел в себя. Он не стал объяснять, что их многолетним отношениям пришел конец. Но задумался, под силу ли было бы ему даже в лучшие времена убедить королеву-мать пощадить намеченную жертву. Ведь и сейчас, он был рад прервать отношения, ставшие для него тягостными. Но и она, не подозревая о его разочаровании, согласилась расстаться, чтобы сохранить власть! Возможность править Арвернией, советовать своему царственному сыну, пользоваться неограниченным влиянием, в том числе и для того, чтобы губить тех, кто мешает ей, - вот истинная стихия Бересвинды Адуатукийской! Он же слишком долго был слеп, не понимая ее истинной сути. Могуществом при ней, что приписывал ему брат, он не обладал и в лучшие дни. Да и вряд ли хоть кто-то мог убедить Паучиху помиловать ее врага.

Чувствуя устремленный сверху взгляд ворона, Хродеберг стал отвечать брату, с горечью, но обстоятельно и твердо:

- Каждый человек делает все, что в его силах! Проще всего жаловаться на несправедливую жизнь. Но справедливость, как и несправедливость, мы создаем сами. Даже последний нищий может кому-то сделать добро - вот его и прибавится в мире! Ты же, Герберт - Жрец-Законоговоритель, твое дело - толковать законы богов и людей. Как служитель Владык Неба, ты вправе советовать даже королю и его матери, если они ошибаются! Прошу тебя: не ходи на поводу у королевы Бересвинды, пощади нашу сестру!

Герберт молчал, потупив взор. Он думал о том, что Турольд на его месте мог бы ослушаться королеву-мать. Но сам он вынужден лавировать, ибо настраивать против себя грозную Паучиху ему никак не с руки! Отставкой тут может не ограничиться. Поэтому он глядел в оба, ибо предполагал, что и Бересвинда Адуатукийская способна просчитаться. А что до заботы о сестре, то он полагал, что и так сделал для нее много, учитывая, что Альпаида вместе со всей семьей забыла о нем давным-давно.

Ворон наблюдал за попытками братьев найти точки соприкосновения.

Но то, что сказал Хродеберг в следующий миг, вызвало у Герберта яростную вспышку раздражения:

- Не забывай, брат, что в нашей семье никогда не было трусов и себялюбцев, дрожащих за свою шкуру во время общих испытаний! И помни, что в тебе, во мне, в Альпаиде течет одна кровь - нашего отца, принца Дагоберта, и нашей покойной матушки!

Вот что разъярило Герберта - упоминание отца, самого ненавистного ему человека! При этом имени он отшатнулся от Хродеберга, яростно сжал зубы. Лицо его потемнело.

- У меня нет отца! - выдохнул он свистящим шепотом. - Тот, о ком ты говоришь, сам отдал меня жрецам! Его я охотно помогу погубить, если представится подходящий случай!

Хродеберг глубоко вздохнул, видя, что ненависть к родному отцу, который ничем этого не заслужил, въелась в сердце младшего брата, точно ржавчина в попавший под дождь клинок. И он замешкался, не в силах сразу ответить Герберту.

А в следующий миг мысли его прервало резкое карканье. Ворон, сидевшей на дубе, приветствовал своего сородича. хлопанье крыльев. В следующий миг угольный силуэт второго ворона, летящего с запада, показался, как вырезанный, на фоне облаков, окрашенных алыми отблесками вечерней зари. И тут же он спикировал на дуб и сел на ту же ветку, где уже пристроился первый. Тот подвинулся, позволяя ему сесть рядом. И две вещие птицы принялись каркать по очереди, явно беседуя о чем-то важном.

Турольд выглянул в окно и увидел сидящих на ветке воронов и беседующих внизу братьев.

В первый миг Хродеберг с волнением поглядел на обеих птиц. Он понял, что ворон прилетел из Арморики и принес ответ: войне быть или миру. Ах, если бы уже знать то, о чем известно было воплощенным мыслям Всеотца Вотана!..

Герберт же взглянул на воронов испуганно. Он, не знавший доподлинно, какую службу они несли здесь, не сомневался, что посланцы Отца Богов услышали его слова. Но прилетели они благословить его вражду с отцом или, напротив, предостеречь? Этого новый Жрец-Законоговоритель не мог понять.

А его старший брат решил, что не стоит говорить Герберту, что отец больше не коннетабль, и что он занял его место, а также о своем расставании с королевой Бересвиндой. И, хотя Хродебергу было больно от ненависти Герберта к отцу, он все же счел, что его, старшего брата, долг - сохранить с младшим добрые отношения и впредь.

- Брат, прости, я был слишком резок с тобой, - проговорил он, протягивая жрецу руку. - Мне просто очень хочется, чтобы мы поддерживали друг друга. Особенно теперь, когда не только наша семья, но и вся Арверния переживает трудные времена.

Герберт, невесело усмехнувшись, пожал руку брата.

- Я сделаю, что смогу, для тебя и для Альпаиды. По крайней мере, не стану задевать ее сам, а что до прочего - я тебя предупредил. Но что касается принца Дагоберта - нет, и не проси меня!.. А тебе желаю удачи, брат!

Хродеберг печально кивнул, сознавая, что для Герберта отец навсегда останется врагом, по крайней мере, если не произойдет нечто совершенно непредвиденное.

- И тебе удачи! - проговорил он, в то время как Герберт, кивнув на прощание, направился прочь, и скоро его фигура, мелькнув за ухоженными кустами, скрылась в сумерках.

А старший сын Дагоберта, поглядев вверх, заметил на фоне лиственного полога силуэты двух черных воронов, постепенно сливающиеся со сгущавшимися сумерками. Они возились на ветке, продолжая негромко каркать по очереди. Поглядев на них, Хродеберг направился в замок. Может быть, тогда ворон принесет важные вести поскорее!

Итак, братья разошлись в разные стороны. Вроде бы, ничего нового не добавила им эта встреча, лишь чуть затеплила искорку понимания, укрепила намек на взаимопомощь. Но теперь каждый пошел своей дорогой, и вскоре только вороны могли охватить взором их обоих, пока они не скрылись в замке.

Сами же вещие птицы продолжали разговор на своем вороньем языке, делясь последними новостями, важными не только для человеческого мира, но и для них, воронов, посланцев Высших Сил.

[katarsis]

Имхо, Хродебергу стоило сказать, что он расстался с Бересвиндой. А то ведь Герберт уверен, что он сказал, и теперь всё в порядке. Да и о том, что он теперь коннетабль - тоже. Потому что, учитывая обидчивость Герберта, он запросто может посчитать такую скрытность враждебным шагом.

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Имхо, Хродебергу стоило сказать, что он расстался с Бересвиндой. А то ведь Герберт уверен, что он сказал, и теперь всё в порядке. Да и о том, что он теперь коннетабль - тоже. Потому что, учитывая обидчивость Герберта, он запросто может посчитать такую скрытность враждебным шагом.

Все возможно! Поглядим, как сложатся между братьями отношения.

Глава 28. Жезл коннетабля (начало)

Следующее утро было началом хеуимоната месяца. И на этот день, по приказу короля, объявили церемонию передачи жезла от Дагоберта Хродебергу. Об этом королевские герольды объявили по всему замку на рассвете.

И теперь принц Дагоберт со своим сыном стояли в галерее возле статуи витязя в древних доспехах. Тот был изображен с жезлом коннетабля в руках, на поясе у него с одной стороны висел меч в ножнах, а с другой - длинный рог. Каменный витязь напоминал чертами лица известные изображения Карломана Великого. Только был куда моложе, чем большинство портретов императора.

То был первый коннетабль Арвернии - Роланд, племянник Карломана Великого. Некогда он доблестно погиб в битве, успев передать жезл своему преемнику. Но память и слава Роланда жили до сих пор. Многие миннезингеры слагали о нем песни, известные всей Арвернии.

Теперь Дагоберт с Хродебергом пристально разглядывали жезл коннетабля, скопированный в точных подробностях с настоящего, железного. Длиной примерно в пол-локтя, он был сделан в виде кинжала без клинка, с удобной для держания рукоятью. Широкое лезвие жезла было украшено священными рунами, означавшими силу, мужество защиту: "Уруз", "Турс", "Альгиз" и другие, всего числом семь. За ними, под крупным камнем, что на подлинном жезле был огненным рубином, лезвие венчал королевский ирис и корона, выгравированные золотом. Таков был истинный символ военной власти в Арвернии.

На этот каменный жезл в руках своего древнего предшественника, взирал нынче Дагоберт Старый Лис, облаченный в парадные роскошные доспехи коннетабля, тоже выглядевшие символом власти главнокомандующего.

Рядом с отцом стоял Хродеберг в парадном маршальском одеянии, какое пока еще полагалось ему по званию. И он тоже пристально смотрел на изваяние. Впрочем, не совсем на него. На каменный жезл, что держал в руках каменный Роланд.

И отец, и сын благоговейно взирали на жезл. Ибо владеть им означало великую честь и еще большую ответственность, и полное доверие короля своему главнокомандующему.

Наконец, Дагоберт проговорил, по-прежнему глядя на Роланда, но обращаясь к сыну, который внимательно слушал отца:

- Я всегда мечтал сделаться коннетаблем, будучи лишь третьим сыном в королевской семье. До поры храня свою тайну, мечтал получить заветный жезл, старался быть достойным его. К тому же, передо мной всю жизнь был пример моего дяди, принца Сигиберта. Он был мне и моему брату Хлодеберту ближе, чем наш отец и старший брат, Хильдеберт Строитель. Принц Сигиберт сделал из меня полководца, и, когда пришло время уйти на покой, указал на меня, как на своего преемника.

В тот день, когда принц Сигиберт передал мне жезл коннетабля, мы с ним тоже стояли утром здесь, возле Роланда. И тоже с трепетом смотрели на первого из коннетаблей Арвернии, что отдал жизнь, защищая своего короля.

С того дня, как я сам получил жезл коннетабля, втайне надеялся, что ты, мой сын, станешь моим преемником. Не по знатности рода, но по заслугам своим будешь достоин этого жезла и той ответственности, которую он подразумевает.

Хродеберг внимательно и почтительно слушал отца, стоявшего к нему вполоборота. Он с глубоким сочувствием глядел, замечая, как постарел отец за последние седьмицы, от тревоги за Карломана и противостояния с королевой Бересвиндой.

Произнося последнюю фразу, про "достоин жезла", Дагоберт обернулся к сыну.

На одно мгновение выдержка изменила Старому Лису, и он проговорил дрогнувшим голосом:

- Я бесконечно рад, что ты, мой сын, сделался достойным продолжателем моего дела! Что именно ты заменишь своего престарелого отца и примешь из его рук жезл коннетабля!

Дагоберт мог позволить себе проявить слабость к своему сыну, ибо он был сегодня искренне рад и горд им.

Хродеберг же, гордящийся доверием отца, поклонился ему и растерянно проговорил:

- Я обещал тебе, батюшка, не опорочить тебя и не уронить своего достоинства! - он, конечно, думал о предстоящей войне против Междугорья и Тюрингии.

Дагоберт быстро совладал с собой и позволил лишь на мгновение положить руку на плечо сыну и чуть сжать ладонь. Но для Хродеберга и такое ласковое прикосновение было доказательством величайшего доверия. Он задержал взор на лице отца и дал понять выражением и взглядом, как много для его значило признание с его стороны. Ибо принц Дагоберт был для своих детей, особенно для Хродеберга, любящим, но строгим, требовательным родителем и наставником.

И отец с сыном переглянулись долгим, трогательным и красноречивым, несмотря на молчание, взором. Они оба думали о предстоящей войне. О тех вестях, что принес вчера родным Карломана черный ворон из Арморики: что Совет Кланов проголосовал за мир. Пока еще об этом знала только их партия. Королю и всему двору предстояло помучиться тревогой еще несколько дней, прежде чем приедет гонец с письмом от королевы Армориканской. Ибо близкие Карломана с самого начала решили не напоминать лишний раз о вороньей почте и других необычных умениях "детей богини Дану". Но из самих несказанно обрадовали известия из Чаор-на-Ри! В Арморике сохранится мир - это значило, что арвернам не придется воевать на две стороны, и можно будет собрать все силы для отражения восточной угрозы.

Об этом думали оба коннетабля, бывший и будущий. Их обоих в равной степени радовало, что Хродебергу придется воевать ради защиты  родной земли. Хоть и грозным был будущий противник, зато их дело свято, а победить междугорцев - куда больше чести, чем укрощать непокорных вассалов, сея смерть и разрушение. К тому же, в глубине души и Дагоберт, и Хродеберг сочувствовали "детям богини Дану" и их справедливому гневу на пролитую кровь Карломана. Но, как родственники арвернского короля, они, разумеется, предпочитали, чтобы Арморика сохранла вассальную верность. И теперь они оба гордились, что Хродеберг примет жезл коннетабля ради величайшей цели - спасения отечества.

***

В это самое время Альпаида готовилась присутствовать на церемонии передачи жезла коннетабля. Она сидела в кресле перед большим венетийским зеркалом, и служанка укладывала волосы графини в строгую, но изысканную прическу, соответствовавшую ее печальному, почти траурному одеянию.

Напротив кресла своей свекрови, рядом с зеркалом, стояла Луитберга. Глядя в лицо графине, молодая женщины вздохнула про себя, ибо восхищение поступками свекрови смешивалось в ее душе с беспокойством за ту. Ее названая мать после вчерашних огорчений выглядела еще более изможденной, чем в прошлые дни. Щеки на и без того узком лице запали, нос еще сильнее заострился. Но в глазах графини Кенабумской сверкала непреклонная решимость.

Уловив взгляд своей невестки, она сделала ей знак подойти еще ближе, и та, шагнув вперед, не выдержала, проговорив:

- Матушка, может быть, тебе лучше не идти на церемонию передачи жезла коннетабля? Ты выглядишь еще слишком слабой! Ведь королева Кримхильда позволила тебе остаться в твоих покоях, не сопровождать Малый Двор по состоянию здоровья! Подумай, матушка: ведь соберется весь двор, и там наверняка не упустят случая твои недоброжелатели...

Но Альпаида, не поворачивая головы, над которой хлопотала служанка, сделала жест отрицания. Проговорила спокойно, но твердо, обдуманно:

- Как же я могу покинуть своих отца и брата в столь торжественный для них день? Сегодня нам предстоит принять высочайшую честь, какую только может король оказать подданным: моему брату будет поручено защитить Арвернию от междугорцев!

Альпаида уже знала, что удалось сохранить мир с Арморикой, что королева Гвиневера сумела удержать свой народ от восстания, хоть партия Меча и пыталась посеять смуту. А это значило, что дело ее супруга устояло, и теперь ей ничего не было страшно! И теперь Хродеберг поведет войско Арвернии и ее союзников на восток, чтобы отразить междугорцев. Как же могла графиня Кенабумская остаться в стороне, покинуть своих отца и брата в самый важный для них день?  Ведь она знала, как надеялся отец на Хродеберга, и как радовался, что именно сын сделался достойнейшим из полководцев. Да и сам Хродеберг так долго шел к этому дню, и она просто обязана была его поздравить.

Служанка, заплетавшая черные волосы Альпаиды в косу, обернула их дважды вокруг головы графини, так что получилась диадема. Пока она закрепляла волосы шпильками, Луитберга решилась еще раз попытаться переубедить свекровь:

- Но, если тебе вновь напомнят о предстоящей утрате...

В светлых глазах Альпаиды еще ярче сверкнул стальной отблеск, совсем как у ее отца, Дагоберта Старого Лиса, когда он выводил войска против одетых в железо врагов.

- Вполне вероятно, что королева-мать и другие недоброжелатели воспользуются случаем напомнить мне, что через несколько дней после сегодняшней церемонии наступит и другая, когда моему Карломану вложат в руки меч, дабы он мог войти в Вальхаллу! А также напомнят, что из-за предстоящего траура сегодня не будет пиршества и бала в честь нового коннетабля, как подобает... Впрочем, мало ли что еще может придумать изобретательная королева Бересвинда и ее сторонники!.. Но я все-таки приду на церемонию, поддержу моих отца и брата.

Служанка закончила прическу графини и удалилась, сделав книксен. Альпаида, одетая в темно-синее, почти черное платье без украшений и кружев, отпустила ее и поднялась с кресла, вполне готовая пойти на церемонию передачи жезла коннетабля. И выдержать там все, что Норны еще назначили на ее долю.

Глядя на нее, Луитберга подумала уже в который раз, что лишь такая женщина, как Альпаида, достойна быть спутницей жизни великого человека, каким был граф Кенабумский... Был? Да нет же, он жив и непременно придет в себя, ибо его супруга и близкие верят в это всей душой!

- Теперь я понимаю тебя, матушка! - растроганно проговорила вслух жена Ангеррана. - Лишь такой выбор могла сделать супруга графа Кенабумского, майордома Арвернии... Я только надеюсь от всей души, что и мой муж проявляет себя достойным наследником своего великого отца? Справляется ли он, оказавшись вынужден заменить его в семье и в государстве?

По интонациям иолодой женщины было видно, что этот вопрос мучает ее уже давно. И только теперь она решилась задать его матери Ангеррана.

Жестом показав Луитберге подойти ближе, Альпаида сумела улыбнуться ей после бесконечно долгих дней сплошной скорби. Благо, они были здесь одни, и никто не удивился бы улыбке предполагаемой будущей безутешной вдовы.

- В эти черные для всех нас дни Ангерран действует, как достойный сын моего мудрого Карломана! - утешила она порозовевшую от радости невестку. - Кто еще мог в первые же страшные часы не поддасться мстительности и сохранить мир между королем и нашей семьей? Кто мог бы настолько точно выполнить указания, оставленные Карломаном, и создать военный союз государств? Все это сделал Ангерран на самом первом Королевском Совете, который блестяще провел, замещая майордома! И все последующее время, изо дня в день, Ангерран действует с подлинной государственной мудростью, как на его месте поступал бы и Карломан. Он примирился с королем и разоблачил междугорского посла, он добился назначения Хродеберга коннетаблем, так что в сегодняшнем торжестве большая заслуга Ангеррана! Я уверена, что, когда мой милый супруг узнает, как правил его первенец, он от души поблагодарит его. Ангерран столь же достойный сын Карломана, как и мой брат Хродеберг достоин наследовать нашему отцу. И ты, Луитберга, имеешь полное право гордиться своим мужем, и не сомневаться в нем!

- Благодарю тебя, матушка! Я надеялась на такой ответ, ибо знаю, что ты не станешь не по заслугам хвалить даже родного сына! - проговорила молодая женщина.

- А теперь пойдем! - произнесла Альпаида. - Церемония передачи жезла коннетабля скоро начнется!

Она направилась к дверям, и Луитберга последовала за ней.

[katarsis]

Можно не сомневаться, что на церемонии Бересвинда ещё что-нибудь придумает. Будем надеяться, Альпаида будет готова.

ЗЫ. Что-то я не могу понять, как выглядит жезл. Он в виде кинжала без клинка, но при этом у него есть лезвие. Это как?

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Можно не сомневаться, что на церемонии Бересвинда ещё что-нибудь придумает. Будем надеяться, Альпаида будет готова.

ЗЫ. Что-то я не могу понять, как выглядит жезл. Он в виде кинжала без клинка, но при этом у него есть лезвие. Это как?

Беерсвинда уже придумала, смотрите дальше!

Я неправильно выразилась в описании жезла коннетабля. Он не имеет режущей кромки, в виде кинжала, но не заточен, поскольку всегда имел чисто церемониальное значение, и не использовался как оружие.

Глава 28. Жезл коннетабля (продолжение)

В тронном зале собирался весь королевский двор для церемонии передачи жезла коннетабля.

Поблизости от тронного пъедестала стоял король Хильдеберт в сопровождении свиты и паладинов. Он беседовал со своим кузеном, принцем Хильпериком.

- Доброе утро, кузен! Тебя не удивляет, что я решил заменить коннетабля?

Хильперик покачал головой без удивления.

- Я понимаю, государь, что Арвернии предстоит большая война, и что принц Дагоберт уже слишком стар, чтобы выдержать ее. Пусть он с почетом уйдет на покой, а Хродеберг прекрасно заменит своего отца, - хоть принц Хильперик не был человеком войны, но он был хорошо образован, много читал и слышал о знаменитых войнах прошлого, и понимал, каковы обязательства коннетабля.

Хильдеберт с благодарностью кивнул кузену.

- Спасибо тебе, что понимаешь, Хильперик!..

Но в этот миг король прервался на полуслове, ибо в тронный зал как раз вошла королева Кримхильда в сопровождении Малого Двора. Хильдеберт сделал шаг вперед, поклонился, приветствуя жену, а та прошла через зал и сделала книксен, здороваясь с супругом.

- Рад тебя видеть, моя дорогая жена! - приглушенным тоном проговорил король, поцеловав ей руку.

- Государь, я счастлива быть рядом с тобой в столь знаменательный день! - тепло отозвалась Кримхильда.

Она встала рядом с супругом. А дамы Малого Двора заняли место позади королевы.

Фредегонда стояла рядом с Матильдой Окситанской, приглядываясь к ней и перенимая у нее опыт и знания.

- Сегодня важный для Арвернии день, - проговорила бывшая королева на ухо внучке вейлы. И та кивнула, наблюдая во все глаза за тем, что здесь произойдет.

Она слышала, как король негромко беседует с женой. Их разговор не напрямую, но близко касался сегодняшних важных событий.

- Моя дорогая Кримхильда, я собираюсь сегодня после церемонии принести богатые дары на алтарь Циу. И в честь нового коннетабля, да пошлет Однорукий Ас ему воинское счастье, и ради возвышения духа дяди Карломана, - последние слова король проговорил с явным трудом, тяжело вздохнул и печально склонил голову.

Кримхильда понимающе взяла мужа за руку. Их пальцы ласково переплелись.

- И я вместе с тобой принесу дары Циу, помолюсь о графе Кенабумском! - отозвалась она, с болью в душе сожалея, что нельзя признаться Хильдеберту, что его дядя будет жить. - Я верю, сегодня майордом радовался бы назначению своего шурина, герцога Хродеберга, коннетаблем Арвернии?

Король задумчиво кивнул.

- Да, дядя Карломан всегда уважал Хродеберга и ценил его заслуги, хотел видеть его следующим коннетаблем!

И царственные супруги переглянулись, готовясь к важной церемонии, продиктованной военной необходимостью.

***

Тем временем, королева-мать в сопровождении свиты из фрейлин тоже направлялась в тронный зал. Она с особым волнением предвкушала, как тот, кого она любила, примет в руки жезл коннетабля. Пусть даже она не сможет поздравить его наедине, как ей некогда мечталось, все равно станет гордиться им, тем более, что назначение Хродеберга - и ее значимая победа.

Но прежде у королевы Бересвинды было и еще одно важное дело. Она узнала о нездоровье Альпаиды, однако не сомневалась, что та все равно придет на церемонию передачи жезла коннетабля. Даже полумертвая притащится, чтобы поддержать отца и брата, ибо в их семействе всегда царила трогательная родственная привязанность. И Паучиха решила пересечь ее дорогу, чтобы постараться ослабить позиции противника. По пути в тронный зал будет удобное место и время, чтобы побеседовать с почти уже вдовой Карломана.

Бересвинда приготовилась заранее. Лицо ее было исполнено скорби, но взор темных глаз оставался остр, как клинок. Ради блага Арвернии она пойдет на все, не только на то, чтобы изводить Альпаиду!

Расчет королевы-матери оправдался. На перекрестке коридоров она лицом к лицу встретила графиню Кенабумскую и ее невестку.

Такая встреча была нежелательно Альпаиде, но она все еще настолько хорошо владела собой, что не выдала ничем своей неприязни. Почтительно, как подобало приветствовать королеву-мать, сделала книксен, ожидая, что та скажет. Луитберга, мгновенно встревожившись, незаметно приблизилась к свекрови, и последовала ее примеру.

- Здравствуй, благородная графиня Кенабумская! - глубоким голосом проговорила вдовствующая королева.

- Пусть боги хранят тебя, государыня Бересвинда! - отозвалась Альпаида тоном светской вежливости.

Если бы кто-то посторонний мог стать свидетелем встречи двух дам, то не принял бы их за подруг, но и не заметил бы никаких явных признаков враждебности. Придворный этикет давным-давно научил их обеих держаться вежливо даже с теми, кого они ненавидели всей душой.

- Как ты чувствуешь себя, благородная графиня? - с видом участия осведомилась королева-мать.

- Благодарю, государыня! Для сегодняшнего дня - достаточно хорошо, чтобы почтить моих отца и брата в этот знаменательный день, - надтреснутым голосом ответила Альпаида.

Бересвинда кивнула, не сомневаясь в ответе.

- Я была уверена, что ты непременно посетишь сегодняшнюю церемонию! Сегодня произойдет действительно знаменательное событие: твой отец, почтенный принц Дагоберт, передаст жезл коннетабля твоему брату, герцогу Хродебергу! Уж верно, тебя утешает, что твой брат по заслугам признан лучшим из арвернских полководцев?

В глубоко запавших глазах Альпаиды сверкнули искры гордости за свою семью.

- Да, я горжусь, что мой брат действительно оказался достойнейшим, если уж это признал король, затем наш отец, который не сделал бы поблажки и для родного сына, и, наконец, Магнахар, уступивший первенство Хродебергу! Я верю, что все они гораздо лучше женщин разбираются, кто достоин быть главнокомандующим.

В течение разговора Бересвинда тщательно изучала состояние и силу духа своей противницы, "прощупывала" ее, как опытный боец, проверяя, стоит ли ввязываться в бой. Поняв, что супруга Карломана все еще готова сопротивляться, королева-мать решила не щадить ее.

- Надеюсь, что сегодняшняя радость в вашей семье поможет тебе обрести новые силы! Тебе они очень понадобятся: ведь всего через три дня после сегодняшней церемонии, четвертого числа, состоится, к сожалению, и другая! Церемония вложения меча, на которой тебе придется проститься со своим возлюбленным супругом... Ибо, к величайшему горю для всех нас, боги призовут его в Вальхаллу! В связи с этой предстоящей церемонией, и сегодняшняя пройдет гораздо скромнее, чем обычно. Не состоится ни праздник в честь нового коннетабля, ни бал, лишь торжественная служба перед алтарем Циу. А мне остается лишь принести тебе глубочайшие соболезнования по поводу утраты, что для тебя будет гораздо тяжелее, чем для всех остальных!

Зорко глядела Бересвинда - не зальется ли слезами Альпаида, не содрогнется ли в ужасе и отчаянии, не упадет ли замертво, как скошенная трава? Прояви она слабость, королева-мать могла бы оставить ее в покое. Бессмысленная жестокость не привлекала ее, кроме того, Альпаида все же была сестрой Хродеберга.

Но графиня Кенабумская на сей раз стойко выдержала все, сумев даже не измениться в лице, как истинная дочь Дагоберта Старого Лиса, с его легендарной сдержанностью. Ведь она знала, что Карломан будет жить, и что ворон принес из Арморики известие о мире, а значит, и дело жизни ее супруга продолжается. Чего же ей теперь было бояться?

И она отвечала, вежливо и осмысленно:

- Случится лишь то, что назначили великие Норны, государыня! Порой удары судьбы оказываются столь тяжелы, что хочется послать богам проклятье!.. Но тот, кто бросает в небо камни, сам же будет зашиблен ими. Настоящее достоинство человека - в том, чтобы с честью принять волю Небес, и тогда любое испытание послужит к возвышению, а не к падению, - Альпаида говорила негромким, но твердым голосом,о том, что думала и чувствовала в эти черные дни.

Бересвинда уважительно кивнула головой.

- Ты - истинная ученица древних любителей мудрости, благородная Альпаида! Ну что ж, я надеюсь, что твоя философия станет тебе поддержкой, когда Карломана не станет через несколько дней. Увы, мне приходится называть вещи своими именами!..

Луитберга, что стояла рядом с графиней Кенабумской, с опаской увидела, как сильно побледнела ее свекровь, и готова была броситься ей на помощь в любой миг.

Но Альпаида еще раз собралась с силами. Она порой ощущала, что Паучиха, как и все, кто говорят о том, что Карломан должен умереть, тем самым пытаются притянуть его смерть, вопреки силе живой воды. Но она вновь убеждала себя, что жизнь пересилит смерть. И снова проговорила то, о чем думала в эти седьмицы долгими бессонными ночами, ища хоть какую-то опору:

- Если мне придется пережить моего Карломана хотя бы всего на несколько дней, это станет лютым горем моего сердца, которое будет растерзано навсегда!.. Но даже и тогда я не отрекусь от своей любви, пусть она и принесет мне страдания! Даже в этом случае я не хотела бы убить в себе любовь к Карломану, чтобы ничего не чувствовать, точно Всеотец Вотан никогда не вкладывал в меня живую душу, а Фрейя не зажигала в ней огонь любви. Кто любил и может страдать, хранит бесценное сокровище. Только пустому человеку не бывает больно!

При этих словах Бересвинда невольно задумалась, ибо они задели некую потаенную часть ее души. Может ли она, как Альпаида, радоваться, что в ее жизни был Хродеберг, если теперь он, хоть и жив, навек потерян для нее? Или она предпочла бы навсегда погасить даже память о нем, чтобы полностью принадлежать Арвернии?..

Думая об этом, королева-мать не могла ничего решить для себя и про себя.

Но вслух она, однако, сказала не о Хродеберге, а о покойном супруге, короле Хлодеберте VI, дотронувшись до шуршащих складок своего траурного вдовьего платья.

- Как бы там ни было, тебя ждет тяжкое горе, особенно сразу после смерти мужа, Альпаида, - проговорила она, расчетливо поворачивая нож в ране. - Поверь мне: ведь я сама некогда лишилась возлюбленного супруга, погибшего неожиданно, в цветущих годах! Да еще осталась с малолетними детьми, которым надо дать воспитание, а это трудно даже в королевской семье!.. Так что кому, как не мне помочь тебе, Альпаида? И ты можешь в беде обращаться ко мне, я всегда буду рада помочь. Ибо те, кто страдает, должны помогать друг другу.

Слушая дружеские излияния королевы-матери, Луитберга только округляла глаза от изумления, как та смела предлагать дружбу графине Кенабумской, которую сама же хотела погубить.

Альпаида же сдерживала невольно напрашивающуюся усмешку. Она-то была в те годы при дворе, знала, что, если Бересвинда и оплакивала смерть своего царственного супруга, то весьма быстро утешилась, ответив на давнюю любовь Хродеберга. Что же она утешает ее теперь? Кого хочет перехитрить?

Но вслух графиня Кенабумская учтиво ответила, как подобало:

- Благодарю тебя, государыня, за оказанную милость! Твоя поддержка будет для меня и отрадой в несчастье, и великой честью!

Бересвинда тоже усмехнулась про себя, вслух же проговорила дружеским тоном:

- Пойдем сейчас в тронный зал вместе, как подобает сестрам по несчастью! А то, пожалуй, и церемония передачи жезла коннетабля начнется без нас.

Альпаида поняла, что ей сейчас не избавиться от королевы-матери, хотя продолжение беседы с ней не сулило добра. Оставалось надеяться, что во время церемонии кто-нибудь отвлечет Бересвинду, и можно будет встать подальше от нее. А пока приходилось терпеть. И она ответила Паучихе так, словно та никогда и не задевала ее, не причиняла ей боль, не стремилась погубить ее:

- Еще раз позволь поблагодарить тебя от всего сердца, государыня! Для меня честь пойти с тобой. А что до церемонии - король не начнет ее, пока не увидит рядом свою высокочтимую матушку!

- Ты в этом уверена? - быстро переспросила Бересвинда, польщенная, ибо не зря она прилагала столь усилий, чтобы сохранять влияние на своего царственного сына. - Ну что ж, лучше все-таки не испытывать его царственного терпения! Пойдем!

И королева-мать направилась дальше по коридору. Альпаида последовала за нею, чуть позади. Ее сопровождала Луитберга, внутренне вся напряженная: она чувствовала, что ласка Паучихи притворна, и та далеко еще не закончила выпускать яд.

Но деваться было некуда, и графиня Кенабумская с невесткой, а за ними и вся свита Бересвинды, двинулись следом, к тронному залу, где должна была пройти церемония передачи жезла коннетабля. Альпаида при этом думала, что ради отца и брата готова и на эту жертву, и что Хродебергу придется гораздо труднее в грядущей войне - и хвала богам, что не со своими! Бересвинда же, поглядывая на, как она предполагала, почти уже вдову Карломана, удивлялась ее стойкости и вновь приходила к выводу, что Альпаида слишком опасна для ее власти.

[katarsis]

Ну, Бересвинда как всегда А ведь, веди она себя прилично, неожиданное исцеление Карломана стало бы для неё приятным сюрпризом. При всех недостатках, добра Арвернии она желает. А так - будет вполне справедливо опасаться мести. И, кстати, надеюсь, не зря, и Карломан ей как-нибудь отомстит. Хотя, и не уверена: у него, наверняка, на первом месте донарианцы будут.

А Альпаида - просто стойкий оловянный солдатик!

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Ну, Бересвинда как всегда А ведь, веди она себя прилично, неожиданное исцеление Карломана стало бы для неё приятным сюрпризом. При всех недостатках, добра Арвернии она желает. А так - будет вполне справедливо опасаться мести. И, кстати, надеюсь, не зря, и Карломан ей как-нибудь отомстит. Хотя, и не уверена: у него, наверняка, на первом месте донарианцы будут.

А Альпаида - просто стойкий оловянный солдатик!

Она ценит заслуги Карломана перед Арвернией. Но не ждала его возвращения к жизни, и уже много чего успела совершить, исходя из ожиданий, что он умирает.
Вряд ли Карломану будет важно именно отомстить ей. Скорее - отстранить от власти, как некомпетентного правителя, который может быть просто опасен. Вот к донарианцам - да, у него скорее личные счеты.

Альпаида держится, пока у нее остается надежда. Если бы ее не было, вряд ли она выдержала бы.

Глава 28. Жезл коннетабля (продолжение)

В то время, как королева Бересвинда вместе с Альпаидой, Луитбергой и свитой направилась в тронный зал, прозвучали первые фанфары, призывающие обитателей королевского замка для торжественной церемонии.

Дамы шли быстро, чтобы успеть в зал. Но это не помешало Бересвинде Адуатукийской по пути изливать яд в уши графине Кенабумской.

- Моя дорогая графиня, я высоко ценю твою силу духа! Но все же еще раз скажу тебе: ты можешь в любой миг обратиться ко мне за поддержкой! Ибо я предчувствую, что она потребуется тебе. Особенно в первые дни после того, как Карломан, к несчастью, уйдет в Вальхаллу! Сразу после церемонии вложения меча тебе даже трудно будет поплакать над ним, в одиночку или в кругу семьи. Начнутся приготовления к похоронам, бальзамирование его тела. А у тебя станут спрашивать советов, требовать распоряжений, тебе придется выбирать, что положить с ним в гроб, как обрядить твоего скончавшегося супруга... Словом, тебе не позволят даже на миг остаться одной! Вот почему я прошу тебя, моя дорогая Альпаида: обращайся за помощью!

Бледная, измученная Альпаида глубоко вздохнула. Она верила, она надеялась всей душой, что Карломан будет жить, что ничего такого не случится, и все расчеты Паучихи скоро опрокинутся! Но все же, ее слова создавали иные, тяжкие, мрачные картины. А у графини Кенабумской и так силы были на исходе.

И все же она, преодолевая тоскливую безнадежность, постаралась ответить королеве-матери:

- Государыня, если ты так просишь, то я стану обращаться к тебе! Но, если мне предстоит лишиться супруга, это навсегда разобьет мне сердце. Я даже не думала никогда, что могу пережить Карломана...

Луитберга с тревогой наблюдала за свекровью, боясь: выдержит ли графиня новый удар?..

Королева-мать же, видя, что Альпаида слабеет, усилила натиск, сочтя, что ее словесный яд действует медленнее, чем хотелось бы:

- Моя дорогая Альпаида, возможно, ты еще недостаточно представляешь себе, что означает потерять возлюбленного супруга! Тебе будет трудно выстоять одной. Не отвергай протянутую тебе руку помощи, прошу тебя!

Мертвенно-бледная, с окаменевшим лицом, Альпаида кивнула, ничего не говоря вслух. Она стремительно шагала по длинным коридорам дворца, надеясь во время церемонии избавиться от внимания королевы-матери. Ей казалось, что еще никогда коридоры Дурокортерского замка не были такими длинными, никак их не пересечь...

***

А между тем, в тронный зал, под звуки фанфар, собиралась вся знать, все первые люди Арвернии. Они занимали свои места, в соответствии со своим званием и должностью. Пришел и канцлер, граф Гуго де Кампани, и юстицарий, граф Роберт Амьемский, что должен занять его место, если Гуго станет майордомом.  Вместе с арвернскими министрами на торжественную церемонию собрались и иностранные послы. Здесь находился и Дитрих Молоторукий из Нибелунгии, и Гундахар Лось из Шварцвальда. Отдельно от остальных с высокомерным видом стоял Альбрехт Бёрнландский, взирая на все змеиными глазами. Он готовился сообщить королю Видукинду VII обо всем, что произойдет при арвернском дворе.

В это время король Хильдеберт беседовал со своей супругой, наслаждаясь ее обществом:

- Я надеюсь, что герцог Хродеберг оправдает мое доверие и наилучшие надежды своих родных! Все же, я видел его в сражении, он действительно умеет воевать.

Кримхильда ласково погладила жесткую ладонь своего супруга.

- Государь, я уверена, что герцог Хродеберг - твой лучший военачальник и достойный сын своего почтенного отца! Может быть, я мало разбираюсь в войне, но я доверяю достойным мужам, которые высоко ценят его заслуги.

Хильдеберт успокоенно вздохнул, желая верить своей жене.

Пока они беседовали, зал все больше заполнялся народом. Среди вошедших придворных были Ангерран и Варох. Второй сенешаль занял свое место, а первенец Карломана, уловив жест своего царственного кузена, подошел к нему.

- Здравствуй, Ангерран! - Хильдеберт кивнул ему, как и Кримхильда.

- Здравствуй, государь! И ты, светлая государыня! - произнес Ангерран.

- Ты добился своего, кузен, - усмехнулся Хильдеберт. - Я назначаю твоего дядю коннетаблем! Надеюсь, что в его руках безопасность Арвернии будет под надежной защитой! Я полагаюсь на него в отражении внешней угрозы, пока я сам буду занят делами внутри своего королевства.

Сын Карломана глубоко вздохнул. Его царственный кузен по-прежнему стремился начать Священный Поход. Прежде чем пытаться переубеждать его, следовало хорошо подумать, с какой стороны к нему подойти...

- Государь, поверь мне: сейчас необходимо прежде всего позаботиться именно об отражении внешней угрозы, со стороны Междугорья и Тюрингии! Альвы внутри королевства далеко не столь опасны, как многочисленный противник на его границах!

Король лишь небрежно кивнул в ответ, не оспаривая слова кузена, но и не соглашаясь с ним.

Зато Матильда и Фредегонда выразительно переглянулись, понимая, к чему вел Ангерран. И от души понадеялись, что король все же прислушается к здравому смыслу своего кузена. Особенно на это надеялась внучка вейлы, сознавая, что жить при арвернском дворе, если там вновь начнутся гонения на альвов, станет опасно.

Высказав царственному кузену то, что должен был, Ангерран отошел прочь и встал на свое место. Но сейчас поблизости от короля стояли участники соперничающих воинских братств - Донара и Циу. Они слышали, о чем Ангерран говорил королю. И жрец Донара, Хаген, неприязненно взглянул на сына Карломана, ибо уловил его намек. Ангерран видел его взгляд, но не подал виду.

Зато его брат Аделард, стоявший в рядах посвященных Циу, готов уже был порывисто шагнуть вперед, собираясь заступиться за брата. Но его наставник, жрец Нитхард, положил руку на плечо юноше, призывая его остановиться. И Аделард остался на месте, хотя ему нестерпима была наглость донарианцев, что готовы были угрожать его старшему брату.

И еще кое-кто с тревогой заметил, насколько нетерпимо к чужому мнению держатся "опоясанные молотом". Герцог Гворемор из Земли Всадников с досадой сжал огромные кулаки, замечая, что король все больше поддается влиянию донарианцев. Гворемор радовался про себя, что Арморика осталась мирной, что королева Гвиневера и ее сподвижники сумели не допустить восстания. Но теперь его тревожило, что донарианцы могут сами посеять смуту на его родине. Достаточно им предпринять хоть что-нибудь против живущих в Арморике альвов - и все кланы "детей богини Дану" поднимутся на защиту родной земли!

Вся надежда Гворемора, как и других, посвященных в тайну живой воды, была на Карломана. Хотелось верить, что, когда граф Кенабумский придет в себя, он легко вернет влияние на короля, и ни донарианцам, никому другому уже не позволит своевольничать.

***

В это же самое время Дагоберт и Хродеберг, направляясь в тронный зал для церемонии в их честь, встретились в коридоре с Магнахаром, маршалом востока. Тот, также облаченный в парадные доспехи, был рад, что встретил их заблаговременно. Да и место оказалось очень значимое: повстречались они под картиной на стене, изображавшей последнюю битву коннетабля Роланда в неравном бою в одном из ущелий Междугорья. Был изображен уже конец жестокой сечи, когда, среди груд тел погибших и раненых, весь окровавленный, смертельно раненый Роланд, сдерживая мечом двоих из последнего отряда междугорцев, другой рукой передал жезл коннетабля своему другу, которого только что отослал против его воли предупредить императора Карломана...

Нынешние арвернские военачальники переглянулись, приветствуя друг друга, и с особым значением поглядели на эту картину.

- Здравствуй, кузен! И поздравляю тебя с новым назначением, которое вот-вот объявят открыто! - маршал востока широко улыбнулся и протянул руку своему кузену. Чистой душе Магнахара было чуждо соперничество, и он сам признавал, что Хродеберг годится на пост коннетабля лучше, чем он сам.

Хродеберг учтиво ответил ему:

- Я обещаю прислушиваться к твоим советам, Магнахар! Ибо высоко ценю твои воинские умения и знание противника!

Дагоберт с гордостью взглянул на них обоих.

- Я очень рад, что вы станете помогать друг другу! Ибо жители Белых Гор были трудным противником даже для великого императора и его полководцев, - он указал на картину, висевшую перед их глазами. - Междугорцы стремительно нападали на поселения арвернов и так же быстро отступали под прикрытие своих гор. С тех пор они набрали силу. Теперь ты, Хродеберг, с жезлом Роланда в руках поведешь против них наши войска. И, я верю, ты победишь!

- Я сделаю все, чтобы справиться, батюшка! - просто пообещал Хродеберг.

В этот момент фанфары прозвучали второй раз, и военачальники направились в тронный зал, беседуя по пути.

- Ты уже знаешь, кого поставить маршалом запада вместо себя? - осведомился Магнахар у Хродеберга.

Тот не сразу ответил:

- По традиции, маршал запада обычно считается первым из четырех, заместителем коннетабля, и чаще всего становится его преемником. На случай, если на войне со мной что-нибудь случится, я доверю заменить меня только тебе, Магнахар, как наиболее достойному

Нынешний маршал востока выпрямился во весь рост и уважительно склонил голову в знак благодарности.

- Если так - я желаю, чтобы мы с тобой много лет командовали войсками вместе, но чтобы мне никогда не довелось принять жезл коннетабля из твоих рук, Хродеберг, не иначе как если ты сам решишь уйти на покой! - и он задумчиво прибавил: - В таком случае, нового маршала востока придется выбрать из имеющихся у нас военачальников. Что ж, предстоящая война обязательно выявит новых талантливых полководцев, так всегда бывает.

Дагоберт кивнул, одобряя их деловитый настрой. А Магнахар поинтересовался:

- Знаете ли вы, когда в Дурокортер вернется маршал юга, Норберт Амьемский? Он что-то слишком долго занимается смотром войск на границе с Нибелунгией и Окситанией...

- У маршала юга возникла новая обязанность, - ответил Хродеберг. - Он сопровождает тело погибшего в Окситании при подозрительных обстоятельствах заместителя канцлера. С ним вместе приедет и мой четвертый племянник, Аледрам.

Дагоберт помрачнел при упоминании маршала юга, так что его чело не вполне разгладилось и от имени давно не виденного внука.

- Мне всегда думалось, что Норберт Амьемский ищет славы и почестей не только для Арвернии, но и для себя лично. А теперь еще королева-мать собирается поставить его брата Роберта канцлером. Не многовато ли власти в руках одного семейства? Ведь это род недавно усмиренных принцев крови, сыновья Бертрама Затворника! Сам он давно удалился от дел, но как насчет них?.. Хродеберг, если доведется сражаться вместе с Норбертом Амьемским, не давай ему отбиваться у тебя от рук!

Будущий коннетабль кивнул, собираясь учесть совет отца. Но напоминание о южном направлении вызвало у него другие мысли.

- Самое главное сейчас - узнать, как проявит себя Окситания, когда начнется война с Междугорьем! Нам вовсе не нужно, чтобы герцог Реймбаут ударил в спину.

При этих словах все трое арвернских полководцев тревожно нахмурились, ибо им известно было, насколько коварен и неблагодарен герцог Окситании, с таким трудом доставшейся арвернской короне.

У маршала востока эта мысль вызвала новые тревожные сомнения, уже в ином направлении.

- Затруднения королевств - всегда шанс для ненадежных вассалов! Теперь может восстать и Арморика, у нее есть веская причина... - Магнахар умолк, не договорив: ведь его отец, дед и дядя находились сейчас в Чаор-на-Ри, поблизости от возможных мятежников.

При этих словах на лице Дагоберта мелькнуло особенно хитрое выражение, и Старый Лис прищурил глаза, словно желал что-то сказать без слов. Знавшие его столько лет сын и Магнахар переглянулись и вздохнули с облегчением, уловив его выражение. У Магнахара развеялась тревога, а у Хродеберга не осталось больше сомнений, что за вести принес вчера ворон. Дагоберт явно хотел им сказать, что Совет Кланов избрал мир, и королева Гвиневера удержала свой народ от восстания. Это несказанно обрадовало военачальников, хотя Хродеберг и прежде почти уверен был по реакции родных, что ворон принес счастливые вести.

Доподлинно знали об итогах Совета Кланов лишь немногие, кому ворон принес весть. Ангерран, Варох, Альпаида и ее невестка, Дагоберт, королева Кримхильда и Матильда Окситанская, да еще Гворемор со своей Ираидой, - те, что уже были посвящены во все тайны последних дней, и кого лично затрагивали события в Арморике. Хродеберг догадался, увидев прилет второго ворона. Турольд, наблюдавший из окна, тоже мог догадаться, что ворон принес важную весть, но не знал - какую. Ворона видел также Герберт, но он, похоже, решил, что чернокрылые гонцы посланы лично Всеотцом Вотаном с его небесного престола. Да еще юная Фредегонда, дева с ласточкой, могла что-то почувствовать или расспросить птиц. Но она умела молчать. Для всех остальных же итог Совета Кланов станет известен лишь через несколько дней, когда в Дурокортер примчится, меняя коней, гонец королевы Гвиневеры, - как раз к церемонии вложения меча...

Во всяком случае, сейчас, по выражению лица Дагоберта Старого Лиса, Хродеберг и Магнахар поняли, что относительно Арморики можно уже не беспокоиться.

Дагоберт сделал знак сопровождавшим его военачальникам:

- Пойдемте! Не то скоро прозвучат третьи фанфары.

И военачальники, в честь которых и должна была состояться церемония, прибавили шаг, направляясь в тронный зал.

[katarsis]

Она ценит заслуги Карломана перед Арвернией. Но не ждала его возвращения к жизни, и уже много чего успела совершить, исходя из ожиданий, что он умирает.
Вряд ли Карломану будет важно именно отомстить ей. Скорее - отстранить от власти, как некомпетентного правителя, который может быть просто опасен. Вот к донарианцам - да, у него скорее личные счеты.

Это у него пока нет к ней личных счётов. А вот как узнает, как она издевалась над его женой, пока он умирал, может, они и появятся.
Да и есть ли разница Бересвинде из личной мести её отстранят от власти или по какой другой причине? Власть - для неё самое главное после сына.

Надеюсь на церемонии Паучиха чем-нибудь отвлечётся от Альпаиды. Например, заметит, что мальчик опять со своей женой за руки держится, и начнёт планы мести строить. Или ещё что-нибудь крамольное углядит.

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Это у него пока нет к ней личных счётов. А вот как узнает, как она издевалась над его женой, пока он умирал, может, они и появятся.
Да и есть ли разница Бересвинде из личной мести её отстранят от власти или по какой другой причине? Власть - для неё самое главное после сына.

Надеюсь на церемонии Паучиха чем-нибудь отвлечётся от Альпаиды. Например, заметит, что мальчик опять со своей женой за руки держится, и начнёт планы мести строить. Или ещё что-нибудь крамольное углядит.

Поглядим, как получится, относительно настроя Карломана, когда он обо всем узнает.
По крайней мере, для него одно другому не помешает (личная месть - политической целесообразности).
А Бересвинда, конечно, в любом случае будет стараться вернуть власть.
Посмотрим, как получится во время церемонии!
Тогда неприятности могут достаться еще и Кримхильде.

Глава 28. Жезл коннетабля (продолжение)

После второго звука фанфар в тронный зал вошли жрецы. Верховный Жрец Альфгар в сопровождении Турольда и Герберта сразу направился к королю.

Тот вместе с Кримхильдой и кузеном Хильпериком сделали несколько шагов навстречу жрецам, в знак уважения.

- Приветствую вас, почтенные служители богов! - произнес Хильдеберт, учтиво склонив голову. Хильперик наклонился, а молодая королева сделала книксен.

Альфгар, облаченный в парадную, хоть и траурную, жреческую мантию, кивнул в ответ, как и его спутники.

- Приветствую тебя, государь, и тебя, государыня Кримхильда, и тебя, принц Хильперик! - произнес жрец звучным голосом. - Мы собрались здесь сегодня по случаю церемонии передачи жезла коннетабля! Я с великой радостью освящу обет, который засвидетельствует Жрец-Законоговоритель, во имя Вар, Хранительницы Клятв. А после попрошу у Владык Асгарда благословения новому коннетаблю!

Король, исполненный благодарности, вновь кивнул Верховному Жрецу.

- Будь любезен, почтенный Альфгар: заручись поддержкой богов! Она пригодится нашему оружию, и особенно - коннетаблю Хродебергу, ибо его ждет весьма сильный противник.

- Внешняя угроза весьма велика, - подтвердил Верховный Жрец. - Но, с помощью богов, наше доблестное воинство одолеет ее!

Они не говорили прямо о востоке. Однако стоявший поблизости Альбрехт Бёрнландский их услышал. Он хитро прищурился, понимая, что арверны всерьез готовятся к борьбе. Неспроста им понадобился новый главнокомандующий. Если бы не союз его государя с Тюрингией, Старый Лис еще долго и верно служил бы своему королю. Но в преддверии большой войны, Арвернии, конечно, будет полезен коннетабль помоложе. Тем более, что по нынешнему коннетаблю жестоко ударила трагедия с его зятем майордомом.

Пока Верховный Жрец беседовал с королем, сопровождавший его Турольд обменялся взглядами с Варохом и с Ангерраном. Он без слов сообщил им, что Карломану становится лучше. Им-то, как и никому из близких людей, не было к нему доступа! Так хотя бы старый жрец, что дневал и ночевал у постели раненого майордома, был единственным, кто мог принести весточку...

Герберт же поискал взглядом сестру, но, разумеется, не нашел ее в зале. И стал смотреть на донарианцев, зная, что их поддерживала королева-мать. Они собирались вести Священный Поход против альвов. Новый Жрец-Законоговоритель нахмурился, размышляя, что для таких мер неподходящее время, когда Арвернии грозит война.

Но, стоило Герберту перевести взор на стоявших поблизости жрецов Циу, как он заметил своего младшего племянника Аделарда. И сразу ощутил волну негодования, и уже не собирался возражать против Священного Похода.

Затем, по знаку Верховного Жреца, Турольд и Герберт отошли на свои места возле трона и близ королевской семьи.

Матильда и Ангерран, стоявшие на разных краях зала, внимательно переглянулись, без слов понимая друг друга. У молодой женщины горячо забилось сердце, ибо она поняла, что Карломан выздоравливает. Затем герцогиня Окситанская, стремясь поделиться своей радостью, посмотрела на Фредегонду и улыбнулась ей, давая понять, что все хорошо.

Но внучка вейлы и сама уже чувствовала, что Карломану стало лучше, и внутренне вся ликовала, но стремилась сдерживать с виду неуместную для окружающих радость.

***

А королева-мать со свитой и Альпаида с Луитбергой были уже вблизи от тронного зала.

Здесь им встретилась принцесса Бертрада со своими фрейлинами. Она учтиво присела в реверансе перед старшими дамами.

Королева-мать приветствовала невесту племянника:

- Здравствуй, милая принцесса Бертрада! Следуй за нами в тронный зал, ведь ты уже почти вошла в королевскую семью Арвернии!

- Здравствуй, государыня Бересвинда! И ты, высокородная графиня Кенабумская! - проговорила принцесса в ответ.

- Здравствуй, светлейшая принцесса! - проговорила Альпаида настолько усталым, монотонным голосом, что Бертрада удивленно остановилась, поглядев на нее.

- Графине Кенабумской, к сожалению, нездоровится! Да это и неудивительно: ведь она очень близко к сердцу принимает трагедию с ее доблестным супругом, - глубоко вздохнула Бересвинда, намекая Бертраде, что пора и ей принять участие в травле графини Кенабумской.

Заметив их переглядывания, Луитберга нахмурилась и подошла еще ближе к свекрови, стремясь поддержать ее во всех смыслах этого слова.

Принцесса Бертрада поняла намек своей царственной покровительницы. И, обернувшись к Альпаиде, проговорила, опустив глаза, с видом полного участия:

- Я всем сердцем соболезную тебе, благородная графиня! Мне так жаль, что, несмотря на все усилия жрецов и лекарей, не удается спасти доблестного майордома, твоего супруга... Увы, это судьба, и нам всем остается только принять ее. Как бы ни была она тяжела, особенно для тебя...

Сама Бересвинда Адуатукийская мысленно готова была поаплодировать принцессе, умевшей лицемерно сочувствовать с совершенно невинным видом!

Альпаида же медленно обернулась к принцессе, и та уловила сухой, воспаленный блеск ее провалившихся глаз. Никто из присутствующих не услышал внутреннего стона, что так и не сорвался с плотно сомкнутых губ графини. Но все мгновенно увидели, как она покачнулась и упала бы, не подхвати ее за плечи Луитберга, бросив ненавидящий взгляд на стоявших рядом женщин. Она прислонила к стене неподвижную, как бы окаменевшую Альпаиду, дала ей понюхать флакончик с благовониями.

Бертрада сама изумилась такому сильному действию ее слов, и стояла, широко распахнув свои голубые глаза. Она не ожидала, что Альпаида сломается сразу. Но принцесса не подозревала, сколько яду Паучиха успела пролить в душу Альпаиды. А ведь даже самая заветная надежда на лучшее может пошатнуться, когда все вокруг говорят только о смерти и отчаянии.

И теперь Альпаида, стоявшая у стены, под шепот участливых слов Луитберги, старалась вновь собрать из осколков рассыпающийся мир, вспоминала знамения, виденные в огне, об их будущем вместе с выжившим Карломаном.

Паучиха первой сориентировалась в обстановке, сделала знак принцессе, отсылая ее.

- Ступай в тронный зал, милая Бертрада! Сообщи, что мы скоро придем, как только графине Кенабумской станет лучше.

Невеста принца Хильперика поспешила уйти в сопровождении своей шварцвальдской свиты. А королева-мать, приблизившись к Альпаиде, продолжила ковать железо, пока не остыло:

- Если тебе сейчас так плохо, благородная Альпаида, как же ты выдержишь последующие траурные дни? Ну ничего, подождем немного, пока ты придешь в себя! Даже церемония может подождать, пока тебе необходима помощь в твоем горе!..

Альпаида, опиравшаяся на руку Луитберги, измученно закрыла глаза, понимая, что Паучиха намерена и дальше жалить ее ядовитынми укусами.

***

А принцесса Бертрада тем временем вошла в тронный зал и приблизилась к своему жениху, стоявшему рядом с королем и молодой королевой. Царственная чета учтиво приветствовала ее, а Хильперик поклонился своей нареченной и поцеловал ей руку.

- Счастлив приветствовать тебя, моя принцесса! - проговорил он.

Бертрада постаралась скрыть улыбку, думая в этот миг о белоснежных свадебных лилиях.

Две молодых четы - король с королевой и принц с невестой, встали рядом. Они были схожи, как отражение в зеркале, эти два кузена и две кузины. Хильперик и Бертрада выглядели смягченным вариантом королевской четы, обладая более спокойным и рассудительным нравом, чем Хильдеберт и Кримхильда.

Принцесса проговорила, как бы с глубокой тревогой:

- Я только что видела в коридоре, надалеко отсюда, графину Кенабумскую. Ей явно нездоровится, она чуть не лишилась чувств, если бы ей не помогли...

Ангерран, услышав о самочувствии матери, глубоко встревожился. Но он не успел ничего предпринять, ибо в этот миг в тронный зал вошел Дагоберт вместе с Хродебергом и Магнахаром. Взоры всех собравшихся устремились на коннетабля и его преемника, ведь ради них здесь и собрался весь двор. Они же прошли через зал, торжественные и гордые, и подошли к королю, приветствуя его.

- Пусть боги хранят вас! - негромко проговорил Хильдеберт, обращаясь к тем, кто столько лет охранял Арвернию.

И в этот миг фанфары пропели в третий раз - громко, призывно, так что слышавшим их чудилась тяжкая проступь рыцарской конницы и шорох развернутых знамен.

Но король, стремительно оглянувшись по сторонам, растерялся. Ибо он не нашел в зале свою высокочтимую матушку. Вместо этого заметил лишь, как, едва смолк последний отзвук фанфар, его кузен Ангерран подошел к Хильперику и Бертраде.

К самому же не на шутку задумавшемуся королю подошел Дагоберт вместе с обоими маршалами. И как раз вовремя, ибо Хильдеберт не знал, что ему делать. Не мог же он начать церемонию, если рядом с ним нет его высокочтимой матушки?! Не пришла к третьему призыву фанфар и его почти уже овдовевшая тетушка, Альпаида Кенабумская. До короля доносились обрывки разговора Ангеррана и принцессы Бертрады, касающиеся как раз причин отсутствия обеих дам.

И король, вместо того, чтобы отдать приказ о начале церемонии, решил потянуть время. Обратился к Дагоберту Старому Лису:

- Мой любезный родич, не жаль ли тебе будет сейчас передать жезл коннетабля маршалу Хродебергу?

Старик спокойно покачал головой.

- Нет, государь! Для человека, созданного ради больших дел и большой ответственности, отнюдь не последняя по важности задача - понять, когда ты не сможешь больше действовать так же хорошо, и уйти на покой вовремя, уступив место лучшему из учеников. Тот, кто продолжает цепляться за власть, не понимая, что теряет силы, становится жалок и смешон. Он не только погубит свою былую славу, но и испортит дело, которому служил. Пусть Хродеберг идет дальше! А я одержал свою последнюю победу - над собой.

Король помолчал, ощутив глубокое уважение к старому полководцу, брату его деда. А Хродеберг с Магнахаром молчаливо слушали, готовые вступить в беседу, если потребуется. И тоже впитывали в себя важный урок, преподнесенный Дагобертом.

Между тем Ангерран, подойдя к кузену Хильперику, уточнил у его невесты:

- Благородная принцесса, прошу тебя любезно уточнить, в каком состоянии ты застала мою матушку? - спросил он, не скрывая тревоги.

- Ах, виконт, я очень испугалась, когда графиня Кенабумская едва не упала в коридоре без чувств, - ответила Бертрада с деланой наивностью милой девочки. - Правда, она была не одна: ее сопровождала виконтесса Луитберга, и, самое главное, государыня Бересвинда находилась вместе с ней. Она велела мне идти сюда, а сама осталась с графиней Кенабумской. Должно быть, поэтому она сейчас запаздывает.

При этих словах Ангерран мгновенно насторожился, чувствуя, что не к добру, если Паучихе удалось добраться до его матери.

- Моя матушка была вместе с королевой-матерью? - переспросил он.

- Да, и государыня Бересвинда от души соболезновала ей. Может быть, это так сильно расстроило графиню Кенабумскую? - Бертрада выглядела как сама невинность.

Ангерран глубоко вздохнул, всерьез тревожась за мать. Если уж Паучиха всерьез заполучила ее в свои лапы, то поддержки одной лишь Луитберги может оказаться недостаточно для матушки.

Он переглянулся с Матильдой, стоявшей напротив него, и тоже всерьез встревожившейся за Альпаиду. Виконт сделал ей условленный знак о помощи, о каком договорились заранее. К счастью, подруга детства сразу его поняла.

Склонившись к Иде Моравской, Матильда что-то шепнула ей на ухо и незаметно, среди других обитателей дворца, заполонивших тронный зал, вышла прочь.

Никто не заметил уход Матильды. Одна лишь ее мать, Кродоар де Кампани, стоявшая рядом со своим супругом, обратила внимание, по придворной привычке, но не подала виду. Если Ангерран попросил Матильду отлучиться, это могло быть важным. Лучше не мешать.

Да еще Фредегонда выскользнула следом за герцогиней Окситанской. Ее вело отчасти чутье вейлы, говорившее, что эта отлучка может означать больше, чем церемония передачи жезла коннетабля, отчасти же банальное любопытство. Внучка вейлы стремительно и невесомо, как ее ласточка, проскользнула среди передвигающихся по залу гостей. И выбежала вслед за Матильдой в одну из боковых дверей.

Но как раз в эту же дверь мгновением позже входили две юные принцессы, Регелинда и Адельгейда, племянницы короля. Их сопровождала наставница, графиня де Шароле, а также сыновья герцога Гворемора. Им опять довелось быть кавалерами юных принцесс. И теперь мальчики, тщательно причесанные и очень серьезные, в темно-серых строгих камзолах, они ничем не напоминали участников недавних ночных приключений. Гарбориан, идущий под руку с принцессой Регелиндой, выглядел почти взрослым. Мундеррих, старавшийся поменьше хромать, для чего ступал лишь на носок увечной ноги, тоже выглядел достойным спутником для младшей принцессы, Адельгейды, которая, по счастью, с пониманием относилась к его телесным недостаткам.

Все выглядели торжественно, ибо они готовились присутствовать при важной церемонии, да и в Арвернии почти уже надели траур...

Их маленькая процессия уступила дорогу быстро идущей герцогине Окситанской, ибо она в прошлом была королевой и приходилась матерью младшей из принцесс. Фредегонда же проскользнула вслед за своей спутницей, настолько быстро, что один лишь Гарбориан успел уловить боковым зрением ее стремительную походку, разлет ее черных шелковистых волос, аромат лесных цветов. Он узнал свою новую подругу, и ему захотелось повидаться с ней, поговорить, полюбоваться ею. Образ Фредегонды, загадочной, удивительной, бесстрашной и ловкой, в обществе которой всегда было интересно и ему, и брату, уже глубоко запал в его юное сердце. Не сознаваясь себе, старший сын Гворемора скучал по внучке вейлы, когда долго ее не видел.

Увы, вместо этого приходилось сопровождать принцессу и выполнять ее желания, говорить только с ней и только о том, о чем она захочет. Преодолевая глухую тоску, наследник герцога Земли Всадников вошел под руку с принцессой в тронный зал.

[katarsis]

Бересвинду резко захотелось придушить Но, к сожалению, на неё даже наорать не имеет права никто, кроме короля. А его здесь нет. Не знаю, что сможет сделать Матильда, но её помощь точно понадобится. А может, и Фредегонды. Жаль, что у неё больше нет воды, но всё-таки, она вейла, возможно, и так что-то может.
Но неужели Бересвинде за это ничего не будет? Я, конечно, верю, что её отстранят от власти, но её так и так бы отстранили: за глупость, а не за это. А что-нибудь похуже, наверняка, король не позволит.
Бертрада пока непонятна. С одной стороны, она явно помогает Бересвинде, но с другой, если бы не она, Матильда бы и знать не знала, что нужно бежать на помощь. Это может быть случайностью. А может и не быть. Пока непонятно.

[Артанис]

Спасибо, эрэа katarsis!

Бересвинду резко захотелось придушить Но, к сожалению, на неё даже наорать не имеет права никто, кроме короля. А его здесь нет. Не знаю, что сможет сделать Матильда, но её помощь точно понадобится. А может, и Фредегонды. Жаль, что у неё больше нет воды, но всё-таки, она вейла, возможно, и так что-то может.
Но неужели Бересвинде за это ничего не будет? Я, конечно, верю, что её отстранят от власти, но её так и так бы отстранили: за глупость, а не за это. А что-нибудь похуже, наверняка, король не позволит.
Бертрада пока непонятна. С одной стороны, она явно помогает Бересвинде, но с другой, если бы не она, Матильда бы и знать не знала, что нужно бежать на помощь. Это может быть случайностью. А может и не быть. Пока непонятно.

Да, Бересвинда - она такая! Не раз вызывает такое желание. Но для авторов комплимент, что наши герои вызывают столь сильные чувства.
Вряд ли король станет на нее кричать. Разве что в состоянии берсерка. Старший ее сын, Хлодеберт VII, может быть, еще мог быть с матерью по-настоящему строг. Но Хильдеберт слишком привык полагаться на нее с детства.
Матильда, как минимум, может спасти Альпаиду от королевы-матери. Что и проделает дальше. Насчет Фредегонды не знаю, возможно, и она пригодится.
Бертрада же пока остается темной лошадкой и для самих авторов, как и для других персонажей. Возможно, она рассказала обо всем, чтобы ее продолжали считать проще и наивнее, чем она есть.

Глава 28. Жезл коннетабля (продолжение)

В то время, как королева-мать, изображая заботу, больно жалила Альпаиду, та, прикрыв глаза, вспоминала видение в огне, ее будущее счастье с Карломаном, что непременно должно сбыться.

А Бересвинда продолжала говорить с ядовитой ласковостью:

- Я всю жизнь восхищаюсь вашей с Карломаном любовью! Такая красивая дружная пара, так всю жизнь поддерживали друг друга! Порой казалось, что в вас течет одна кровь на двоих и бьется общее сердце... И вот - увы, твой благородный супруг уходит в Вальхаллу... - Паучиха сделала паузу и продолжала, понизив голос: - Жаль, что сейчас ты не можешь даже проститься с ним! Но у тебя будет возможность побыть рядом с Карломаном, когда его не станет, до начала погребальных церемоний, после того как его тело перенесут в королевское святилище.

Паучиха вонзала ядовитое жало в страдающее сердце Альпаиды. А та, закрыв глаза, изо всех сил вспоминала видение в огне...

Они с Карломаном находились на берегу Леджии. Там, где некогда произошел их первый поцелуй, однако сами они были уже не юные, а нынешние, повзрослевшие, зрелые, но все еще полные сил. Они обнимали друг друга, счастливые, радостные. А вокруг звенело голосами птиц цветущее жаркое лето. Кругом среди сочной травы цвели цветы. Их любимый жасмин, усыпанный белоснежными звездами, издавал чарующий аромат. А они с Карломаном кружились в танце, держась за руки...

Стоявшая рядом со свекровью Луитберга, наклонившись к ней, окинула королеву-мать взглядом, полным жгучей ненависти. Свита фрейлин Бересвинды стояла в стороне, молча наблюдала за всем, что происходит, ибо они были хорошо обучены своей госпожой.

Еще ближе подойдя к неподвижно застывшей графине Кенабумской, Паучиха проговорила:

- У нас с тобой одна судьба, моя дорогая Альпаида! Ведь и я тоже своими глазами видела, как внезапно и страшно погиб мой возлюбленный супруг... Когда я увидела, как копье пронзило его тело, и жаркая кровь полилась из раны, я думала, что не переживу этого, что умру или сойду с ума!.. Черные тучи сомкнулись надо мной, и боль поглотила меня, как ледяная река... Одна лишь мысль о детях, оставшихся без отца, привела меня в чувство... Твои же сыновья, Альпаида, к счастью, взрослые, и не нуждаются в тебе настолько сильно... Во всяком случае, я прошу тебя: обращайся ко мне за утешением в любой миг! Я всегда буду рядом с тобой, как подобает сестре. Ведь наши мужья - братья, и у них одна судьба!..

Луитберга поддерживала Альпаиду за плечи. А та, слушая зловещие речи королевы-матери, мысленно сейчас находилась на лугу с Карломаном. Надежда, что это видение сбудется, поддерживала ее, помогала выстоять, не кануть в пучину отчаяния.

Бересвинда же, закончив изливать яд, чуть отстранилась, любуясь результатом своей работы. Удовлетворившись произведенным на Альпаиду впечатлением, Паучиха позволила себе нотку великодушия. Обратившись к Луитберге, она проговорила громко, чтобы слышала свита:

- Я прошу тебя, любезная виконтесса: проводи графиню Кенабумскую в ее покои, ибо она убита горем, и не в силах присутствовать при церемонии передачи жезла коннетабля.

И в этот миг появилась Матильда Окситанская, а за нею Фредегонда.

Матильда подошла к дамам и остановилась перед ними. Фредегонда же осталась чуть позади. Она внимательно наблюдала, как станет действовать ее наставница, чье сердце принадлежит Карломану.

Матильда же в мгновение ока оценила обстановку и поняла, как следует действовать.

И начала играть, как научил ее дурокортерский двор. Сделав книксен в знак приветствия, повторенный за ней Фредегондой, она обратилась с приветствиями прежде всего к королеве-матери:

- Да осветят боги твой путь, государыня Бересвинда!

Затем с деланой наивностью обернулась к Альпаиде:

- Здравствуй и ты, благородная графиня Кенабумская! Но, кажется, с тобой что-то случилось? - деланая наивность в ее голосе сделала бы честь и принцессе Бертраде. - Я встревожилась, ибо уже прозвучали третьи фанфары, а вас все нет! Король и королева, - на этом слове Матильда сделала особый акцент, для Паучихи, - сейчас беседуют с коннетаблем, принцем Дагобертом, и его преемником, маршалом Хродебергом. Они уже пришли в тронный зал для торжественной церемонии.

Как и рассчитывала Матильда, мысли Паучихи при этих словах приняли совсем иное направление. Неужели она могла позволить, чтобы ее царственный сын подвергался наущениям своей жены, или, чего доброго, начал церемонию, не дождавшись ее?!

Бересвинда взглянула на Альпаиду - та, бледная, как полотно, полузакрыла глаза и, казалось, держалась на ногах только потому, что ее поддерживала Луитберга.

И она отвечала Матильде, любезно и изящно, как подобало, ибо и та некогда была королевой Арвернии:

- Графине Кенабумской в самом деле нездоровится, и ей не следовало бы покидать свои покои!.. Но я благодарю тебя, дочь моя, и твою юную спутницу, за то, что напомнили мне о начале церемонии! Если теперь графиня под надежной защитой, то мне следует оставить вас. Ибо король ждет меня, как подобает сыну! - последние слова Бересвинда проговорила с особенной холодной важностью.

С этими словами Бересвинда Адуатукийская удалилась прочь в сопровождении своих фрейлин. Матильда же на прощание кивнула ей, сделав вид, что приняла все за чистую монету. Фредегонда невольно восхитилась ее выдержкой.

***

Между тем, в тронном зале Дагоберт Старый Лис, беседуя с королем, одновременно оценивал обстановку, улавливал, что делают и говорят собравшиеся. Он услышал краем уха, о чем беседовал его старший внук с принцессой Бертрадой, и заметил боковым зрением знак, который Ангерран подал Матильде, которая тотчас же покинула зал.

Старик, в свою очередь, понял, что следует тянуть время. Он, в отличие от Хильдеберта, он старался ради своей дочери.

Он незаметно сделал знак сыну отойти, а сам продолжал беседовать с королем. Внешне он оставался, как всегда, невозмутим, но в душе дрожал от страха за Альпаиду.

- Государь, я верю, что тебе доведется провести еще много значимых для Арвернии церемоний! - говорил он. - Но не забывай, какое значение имеет должность коннетабля именно сейчас, когда враг стоит на границах Арвернии! - убеждал старый полководец.

- Ты увидишь, я сделаю все, чтобы никакой враг, ни внешний, ни внутренний, не мог вредить безопасности моего королевства! - многозначительно заверил Хильдеберт.

Тем временем, Хродеберг, после знака отца, переглянулся с Магнахаром и полошел к своему племяннику Ангеррану. Тот же, в свою очередь, покинул принца с его невестой, оставив их мило ворковать.

Дядя с племянником переглянулись, выражая всем видом тревогу об Альпаиде, не появившейся в тронном зале вовремя.

- Где твоя матушка? - тревожно спросил Хродеберг.

- Ей опять нездоровится, потому что ее перехватила королева-мать, - тихо проговорил Ангерран, стараясь не показывать беспокойства.

Хродеберг глубоко вздохнул, ибо лишь такую реакцию вызывало в нем теперь очередное упоминание Бересвинды Адуатукийской, что столько лет была ему дороже жизни.

Они оба уловили на себе колючий, неприязненный взгляд. Это Герберт глядел на своих родичей, недобро и отчужденно. Ибо он видел, как все они заботятся об Альпаиде и друг о друге, - и только он для всех оставался чужим. Кроме того, он не так давно узнал, что жезл коннетабля перейдет от его отца к брату, и его разозлило, что Хродеберг не сказал ему об этом сам.

А между тем, собравшиеся в тронном зале придворные внимательно наблюдали за королем. Он же, держа под руку Кримхильду, сам был непривычно задумчив. Его тревожило отсутствие матери рядом с им во время важной церемонии. Да и то, что тетушка Альпаида не смогла придти, казалось королю упреком и напоминанием о его неизгладимой вине.

И разговор с Дагобертом сейчас был для короля как нельзя кстати. Хотя он, исполненный тревоги, предпочел бы сегодня вообще обойтись без всяких церемоний и оказаться один в своих покоях.

Старик заверил его, положив ладонь на рукоять жезла - символа своей власти, сто пока еще висел у него на поясе.

- Государь, прими мой последний совет, прошу тебя! Прежде чем начать войну, если только тебя к ней не вынудят чрезвычайными мерами, сначала разузнай обстановку, и продумай: сможешь ли ты выстоять против нескольких противников со всех сторон?

Хильдеберт печально вздохнул:

- Да-да, знаю! Арморика грозит мне восстанием, Окситания ненадежна, а в стране кишат коварные альвы, в то время как на восточной границе скалит зубы опасный враг! Но мы будем себя защищать, и не позволим растерзать себя жадной стае волков!

Дагоберт с глубоким сочувствием поглядел на своего двоюродного внука. Ему хотелось бы заверить его, что Арморики можно теперь не бояться, как, в сущности, и альвов. Но он не подал виду, что знает нечто важное, и лишь тихо проговорил:

- Государь, быть может, враг окажется не столь уж силен и многочислен, как видится со стороны? Ведь у тебя есть надежда сохранить мир с твоими вассалами! По-настоящему следует вооружаться лишь против восточных границ. И ты можешь всегда рассчитывать на моего сына и преемника Хродеберга, как раньше ты сам, твой отец и старшие братья полагались на меня.

Король с благодарностью кивнул старому полководцу.

Пока они беседовали, придворные, видя, как тянется время, начали в тревоге перешептываться. Всех волновало отсутствие королевы-матери, что до этого дня была всемогущей и неотступно соблюдала придворный церемониал. Теперь обитатели королевского зала спорили, пытаясь угадать, что может сулить ее отсутствие.

Но вот в открытые настежь парадные двери вплыла сама Бересвинда Адуатукийская, величавая и властная, как всегда. Зловещий шелест ее траурных шелков сразу же заставил умолкнуть шепот придвоных, которые почтительно приветствовали королеву-мать.

Король мгновенно просветлел лицом, радуясь приходу матушки. Дагоберт же прервал разговор. Кримхильда насторожилась, ибо не ожидала добра от прихода свекрови.

Все внимание придворных теперь сосредоточилось на короле и на его матери.

Идя через тронный зал к своему царственному сыну, Паучиха зорко оглядывала присутствующих, оцениваала тех, кто имел значение.

Она негодующе взглянула на Кримхильду, стоявшую под руку с королем, словно уже заполучила его в свою единоличную собственность. Пообещала себе, что, сломив Альпаиду, доберется и до своей невестки, которая теперь, лишившись мудрой защитницы, не сможет сопротивляться долго.

Затем перевела ехидный взгляд на Дагоберта Старого Лиса, стоявшего рядом с царственной четой. Верно, старик не ожидал, что его любимая дочь будет так быстро сломлена горем!

Затем королева-мать перевела взгляд на принцессу Бертраду, мило беседующую со своим женихом. Шварцвальдская девочка еще наивна, однако после обучения при дворе станет ей хорошей союзницей, и будет полезна впредь, так же как были до сих пор Ода де Кампани и ее дочь.

Наконец, ее взор упал на Хродеберга, с которым когда-то была так счастлива. И Бересвинда ощутила невольную тоску и волнение, за которые тут же разозлилась на себя. Ведь и взгляд-то ее был мимолетным, и она постаралась тут же отвести глаза... Но как он хорош в парадном маршальском одеянии! Впрочем, облачение главнокомандующего всеми арвернскими войсками пойдет ему еще больше... Нельзя, не следует теперь на него глядеть!..

Она поспешно перевела взгляд на Ангеррана, стоявшего рядом с дядей и Варохом. Первенец Карломана вызывал у нее что-то вроде сочувствия, ведь ему предстояло в скором времени лишиться и отца, и матери, и даже отцовской должности не унаследовать.

Напоследок взор Бересвинды упал на жрецов - Турольда, что столько раз ставил ей палки в колеса, но теперь лишен своего высокого звания, и Герберта. Она уловила, с какой неприязнью глядит на своих родных новый Жрец-Законоговоритель, и его взгляд порадовал Паучиху. В Герберте она обрела ценного союзника!

Так размышляла королева-мать, приблизившись к своему царственному сыну. Хильдеберт сделал несколько шагов ей навстречу, в знак почтения.

- Моя дорогая матушка, наконец-то ты здесь! - проговорил он учтиво, но несколько отчужденно. Наладившиеся в последнее время отношения с Кримхильдой отвлекли короля от матери, да и ее, хоть и мимолетный, взгляд на Хродеберга он тоже уловил...

- Прости меня, мой дорогой сын, - с видимым сожалением проговорила Бересвинда. - Но я встретила графиню Кенабумскую и задержалась, чтобы оказать ей помощь, ибо состояние здоровья вынудило ее вернуться в покои... - понизив голос, Паучиха продолжала: - Я опасаюсь, что, когда графа Кенабумского не станет, Альпаида последует за ним! Жизненная сила иссякает в ней...

Король нахмурился при этих словах. Ему хотелось, чтобы Альпаида присутствовала на церемонии в честь своих отца и брата. Возвысив их, он в какой-то мере мог загладить свою вину перед ее семьей, перед дядей Карломаном. Кроме того, его волновало состояние тетушки. Если ее не станет, это будет означать, что он погубил и ее тоже.

Стоявший поблизости от короля, Дагоберт сумел сохранить спокойствие. Но смотрел на королеву Бересвинду, не скрывая ненависти, как и его внуки, Ангерран и Аделард. Они не сомневались, что это она, к своему наслаждению, постаралась измучить, истерзать Альпаиду! И только надежда на возвращение Карломана, с которым оживет и его любящая супруга, поддерживала в них, особенно в старом коннетабле, бодрость.

Встревожилась и королева Кримхильда, неприязненно взглянув на свекровь. Ей составляло большого труда сделать вид, что все идет, как должно.

Но в этот миг Ида Моравская выступила вперед из рядов дам Малого Двора. Сделав реверанс перед королевской четой, она проговорила:

- Государь, дозволь мне обратиться к государыне Кримхильде!

- Дозволяю! - ответил Хильдеберт. Прежде его всегда втайне забавлял женский церемониал, не менее строгий, чем военный.

Тогда Ираида сказала молодой королеве:

- Государыня, сейчас пока преждевременно тревожиться о судьбе графини Кенабумской! Герцогиня Окситанская пошла, чтобы встретить ее, если потребуется. Подождем, какие вести она принесет.

У королевы Кримхильды отлегло от сердца при этих словах.

- Благодарю, Ираида! Будем надеяться, что Матильда принесет нам утешительные вести.

Королева-мать, не сомневавшаяся, что Матильда не сможет сообщить об Альпаиде никаких утешительных вестей, мысленно усмехнулась. Король, искренне желавший добра своей несчастной тетушке, подчувствовал себя обнадеженным вместе с женой, и они вновь украдкой пожали друг другу руки.

Ну а Дагоберт Старый Лис усилием воли сохранял спокойствие, как перед большим сражением. Но внутренне он был исполнен тревоги за дочь, на которую обрушилось в последнее время столько жестоких испытаний. Ему стоило огромного труда думать о церемонии, которая должна пройти, как подобает, а не об Альпаиде.

Волнение уходящего со своего поста коннетабля заметно было лишь по его напряженно побелевшим пальцам, сжимавшим украшенную священными рунами рукоять жезла - символа его должности.

[katarsis]

Как изящно Матильда от Бересвинды отделалась. Из неё, и правда, вышла бы отличная королева. Но Паучиха своё дело уже сделала: сомневаюсь, что Альпаиде хватит сил присутствовать на церемонии

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Как изящно Матильда от Бересвинды отделалась. Из неё, и правда, вышла бы отличная королева. Но Паучиха своё дело уже сделала: сомневаюсь, что Альпаиде хватит сил присутствовать на церемонии

Матильда и была королевой; жаль, что муж так рано умер! Если бы он прожил дольше, было бы лучше для всех. У Арвернии был бы толковый король, у Матильды - хороший супруг, и ей не пришлось бы даже думать о герцоге Окситанском. И даже Бересвинде было бы лучше: она бы сочеталась браком с Хродебергом, родила бы ребенка, который мог у них быть, и меньше вмешивалась бы в политику. Но не судьба оказалось!
А Фредегонда на что же? Может быть, она поможет Альпаиде; Вы же предполагали.

Глава 28. Жезл коннетабля (окончание)

Королева-мать ушла, оставив Луитбергу в одиночку поддерживать неподвижно замершую Альпаиду. И молодая женщина продолжала обнимать свекровь, стоявшую, прислонившись к стене. Альпаида была бледна, как мел, стояла, полузакрыв глаза. Она едва поняла, что королева Бересвинда ушла. Ибо ее ядовитый голос продолжал звучать в ушах и в сердце графини Кенабумсой, точно погребальный набат. Но она упорно боролась, воскрешая в памяти воспоминания о видении в огне. Точно глоток живительной воды для путника, истомленного палящим солнцем пустыни...

Она вновь увидела, как наяву, своего Карломана. Они, в объятиях друг друга, танцевали на том месте, где расцвела их любовь. А вокруг них пели птицы и расцветала яркая живая природа, и жасмин, свидетель их любви, издавал чарующий аромат, а прозрачные воды Леджии катились мимо со звонким плеском.

Луитберга внимтельно поглядела на свекровь, и тяжело вздохнула. Обратилась к приблизившимся Матильде и Фредегонде:

- Графине неможется... Королева-мать совсем извела ее!..

Матильда бережно взяла Альпаиду за руку и вместе с Луитбергой отвела ее на стоявшую поблизости софу, на которую и усадила ничего не замечавшую графиню.

Фредегонда последовала за ними, и остановилась рядом с Матильдой. Глядя на графиню Кенабумскую, она ощущала, что та, хоть душа ее была жестоко истерзана, еще не сломлена. Она хранила надежду, верила в лучшее, и все еще готова была сопротивляться. Значит, ей можно помочь. И внучка вейлы вдруг ощутила, как это сделать.

Альпаида осталась сидеть в окружении двух самых близких женщин, Матильды и Луитберги. Обе они с двух сторон ласково обнимали ее за плечи и тревожно глядели на нее, ибо состояние графини Кенабумской внушало им большие опасения.

Фредегонда осталась стоять перед Альпаидой, постепенно приходившей в себя, и продолжала внимательно разглядывать ее.

Тем временем, Альпаида покачала головой, стараясь отогнать черный морок, созданный ядом Паучихи. Той все-таки удалось поселить в ее душе жуткие, мрачные видения. Графиня не могла осознать, где она, что происходит. Куда привели ее Матильда и Луитберга? Не в королевское святилище ли, к гробу ее Карломана, дабы она могла побыть рядом с ним, с его мертвым телом?..

Несчастная женщина вновь замотала головой, отгоняя окутавший ее бред, порожденный гибельным отчаянием. Сознавая, что с ней творится неладное, она пыталась осмотреться, понять, что происходит.

- Отдохни немного, и мы отведем тебя в покои - обратилась к ней Матильда.

Луитберга тоже говорила со свекровью, исполненная тревоги:

- Матушка, как ты себя чувствуешь? Лучше ли тебе?

Едва слыша их голоса, Альпаида, как в тумане, глядела на юную Фредегонду. Она, конечно, узнала девочку с ласточкой, что добыла живую воду для Карломана. Но теперь графиня ощущала в ней нечто иное. Давно потерянное, почти позабытое, но все-таки вернувшееся из лесных гротов и полуразрушенных мегалитов. Ощущение тайны, загадочной силы, нечеловеческой красоты, волшебства...

- В детстве, когда был только что построен Дурокортер, я вместе с Карломаном часто ездила в лес, и мы бывали в Старых Камнях, у вейл... - проговорила графиня.

Фредегонда не ответила ей напрямую, но подошла ближе и по наитию стала на колени перед сидевшей Альпаидой. Взяв в свои руки ее холодные ладони, начала их согревать, делясь силой, поднявшейся во внучке вейлы, как огонь. Она не училась, как следует помогать, но действовала по наитию, как подсказывала кровь вейл, текущая в ее жилах. И знала твердо, что делает правильно. Воодушевленно обратилась к супруге Карломана:

- Благородная графиня, утешься! Я видела в огне во время жертвоприношения, как должно произойти. Мне открылось, что твой достойный супруг будет жить! Он вернется к тебе и ко всем близким, поверь! Воспрянь же духом, госпожа! Твой муж всегда был верен себе. И ты способна собраться с силами и придти на церемонию передачи жезла коннетабля. Это нужно для королевы Кримхильды, которую всегда оберегал твой супруг, ради блага которой он позволил пролить свою кровь! Ибо тенета Паучихи ядовиты и губительны. Если дать ей волю, она погубит не только королеву Кримхильду, но и всех и вся. Ибо, как я слышала, королева-мать вновь возвысила братство Донара, а они способны утопить в крови весь свет!

Тепло, исходившее от рук девушки, возвратило Альпаиду к настоящей жизни. Придя в себя, она смогла понять, о чем говорит Фредегонда, и осознала ее правоту. Мрачные видения, навеянные Паучихой, развеялись в ее сознании. Исчез гроб с безжизненным телом Карломана. На мгновение еще задержались иные видения, дарящие надежду. Она вновь закружилась среди трав на речном берегу вместе с улыбающимся Карломаном. Ей больше не приходилось рыдать над ним, они смеялись вместе...

А затем Альпаида окончательно пришла в себя и осознала происходящее. И обратилась к юной вейле, все еще стоявшей на коленях перед ней.

- Благодарю тебя, моя милая Фредегонда! Боги послали тебя, чтобы помочь нам!

Внучка вейлы мысленно улыбнулась. Она подумала о том, что ведь сам же Карломан устроил ее приезд к Дурокортерскому двору... Именно для того, чтобы она спасла его, а теперь еще и его жену!

Графиня Кенабумская же, придя в себя, обратилась к сидевшим рядом Матильде и Луитберге:

- Все хорошо, родные мои!.. Не беспокойтесь: мне еще хватит сил, чтобы противостоять королеве Бересвинде и всем, кто мысленно уже похоронил Карломана! А сейчас нам надлежит идти в тронный зал, на церемонию передачи жезла коннетабля. Я готова действовать, как подобает жене доблестного Карломана Кенабумского, дочери и сестре двух коннетаблей Арвернии!

Она не просто обрела силы, но говорила вдохновенно, словно полководец перед битвой. Ибо тепло, что передала ей сидящая в ногах юная вейла, вернуло Альпаиде силы, и на душе у нее стало спокойнее.

Матильда и Луитберга, пораженные преображением графини, не решились ей возразить. Они помогли Альпаиде подняться. И Фредегонда тоже встала на ноги.

Теперь графиня Кенабумская, поддерживаемая молодыми женщинами, стояла перед внучкой вейлы.

- Благодарю тебя, милое дитя, за то, что ты уже второй раз делаешь для меня и для Карломана! - с чувством проговорила она. - Обещаю, что ты можешь впредь рассчитывать на мою помощь, если она еще что-то значит при Дурокортерском дворе! Я буду с тобой заниматься науками и политическим искусством, как некогда занималась с Матильдой.

Герцогиня Окситанская кивнула девочке, поздравляя ее с наибольшей удачей, какую только можно было обрести при Дурокортерском дворе.

Фредегонда сделала реверанс перед будущей наставницей.

- Благодарю тебя, благородная графиня Кенабумская! Для меня будет великой честью принять твое покровительство!

Она была искренне благодарна супруге Карломана. Он и Альпаида будут лучшими наставниками, о каких только можно мечтать при Дурокортерском дворе! Кроме того, теперь никто не удивится, почему она сблизится с семьей могущественного майордома.

Затем все, во главе с исполненной решимости Альпаидой, направились в тронный зал.

***

А в тронном зале пока что ожидали известий от Матильды, ушедшей искать графиню Кенабумскую. Но герцогиня все не возвращалась, а время шло, и собравшиеся там заскучали, ибо церемония никак не начиналась.

Наконец, королева-мать обратилась к сыну и Кримхильде:

- Должно быть, Альпаиде стало совсем плохо, и Матильда решила проводить ее в покои.

С этими словами Паучиха обернулась лицом к стоявшему поблизости Дагоберту и другим своим врагам, и проговорила, исполненная злорадства:

- Я опасаюсь, что Альпаида уже не оправится от своего жестокого горя! Слишком сильно она любила своего супруга!

Услышав это, Дагоберт нахмурился еще сильнее и сжал до боли жезл коннетабля, который собирался сегодня передать своему сыну. С виду он сохранял спокойствие, но внутренне готов был хоть прямо сейчас уничтожить Паучиху.

Остальные ближайшие родные и друзья семьи майордома тоже молчали, но взорами прожигали черные шелка платья Паучихи. Сыновья Карломана, Варох, Гворемор и другие родичи не могли выразить обуревавших их чувств, но обменивались яростными взглядами, стараясь не поддаваться отчаянию.

Им хотелось верить, что Карломан скоро вернется к жизни. Но как они взглянут ему в глаза, если не сумеют уберечь его жену от губительных нападок Паучихи?

Ангерран с Аделардом переглянулись, исполненные тревоги за мать. И Варох тоже глубоко вздохнул, молчаливо восхищаясь преданностью жены его кузена и друга.

Хродеберг вновь ощутил, как его сердце кровоточит, растерзанное коварством Бересвинды, которую он так долго любил. Он вновь убедился, с какой расчетливой жестокостью вдовствующая королева старалась уничтожить Альпаиду, как радовалась ее страданиям. И Хродебергу было нестерпимо больно при этой мысли.

Герберт встревожился, услышав, что его сестра опасно больна. Все же в нем не было настоящей ненависти к Альпаиде. Хотя его успокоило, что ему не придется самому добивать сестру.

Тут же стояли дамы Малого Двора, все напряженные. Они не знали, что думать, но боялись за графиню Кенабумскую, которую все глубоко уважали.

Королева Кримхильда сжала руку своего царственного супруга, стараясь поддержать его, ибо он тоже переживал всей душой о своей тетушке, супруге дяди Карломана. Его мучило, что они оба сойдут в могилу по его вине.

Кримхильда знала больше супруга о том, что должно произойти, и все еще сохраняла надежду на лучшее. Но и она тоже была исполнена тревоги. И за Альпаиду, которой она сочувствовала всей душой, благодарная ей и ее великолепному супругу за все, что они сделали для нее. Но и собственное положение вызывало у молодой королевы тревогу и страх. Ведь, если не станет Альпаиды Кенабумской, то королева-мать погубит и ее, Кримхильду!

Король, переглянувшись с женой, взглянул на Дагоберта и Хродеберга, ради которых здесь собрались все. Он понимал, что больше нельзя тенуть.

Хродеберг чуть заметно кивнул отцу, а затем сурово поглядел на королеву Бересвинду.

Дагоберт переглянулся с внуками и снова плотно сжал жезл коннетабля, с которым собирался сегодня расстаться навсегда. Он понимал, что от него зависит сейчас. У него был выбор: потянуть время еще немного или начать церемонию.

Паучиха, видя, что Старый Лис медлит с выбором, обратилась к своему царственному сыну:

- Государь, не пора ли уже начать церемонию передачи жезла коннетабля? Все, кто мог придти, уже собрались!

Король внимательно слушал мать, а Дагоберт нахмурился еще сильнее. Он был готов потянуть время, хотя бы ради того, чтобы пришла Матильда и поведала, как чувствует себя его дочь...

Молодая королева первой вдруг изменилась в лице, взглянув в сторону парадного входа, откуда недавно пришла королева-мать. Дагоберт, шагнув вперед, тоже стал глядеть в стторону распахнутых дверей.

Бересвинда Адуатукийская не оглядывалась. Она лишь заметила, как Кримхильда отвернулась от нее. Мысленно разозлившись на непочтительную невестку, она пообещала себе проучить ее. И продолжала говорить королю:

- Не годится заставлять весь двор ждать! Пора нам всем начать церемонию!

Но уже в следующий миг король, тоже поглядев на лвери, сделал знак, прерывая мать.

Бересвинда изумилась: еще никогда сын не смел перебивать ее! Но Хильдеберт вместе с Кримхильдой направились к дверям. И, обернувшись, наконец, в ту же сторону, Паучиха увидела, как в тронный зал вошла...

Альпаида, великолепная и гордая даже в своем скромном, почти траурном платье. Хоть и бледная, она горделиво держала голову, и взор ее блистал.

За ней следовали Матильда и Луитберга, и, позади всех, Фредегонда, не стремившаяся привлекать внимания. Но, между тем, все взоры присутствующих обратились на графиню Кенабумскую и ее спутниц.

Увидев Альпаиду, королева Бересвинда застыла на месте, не веря своим глазам, и словно окаменела.

Она и представить не могла, что у Альпаиды хватит сил придти сюда! Ведь она излила на нее столько яду, и та изнемогала от боли!

Сама же Альпаида со своими спутницами направились к королю и королеве. Они были великолепны. В этот миг графиня Кенабумская гораздо больше похожа была на королеву Арвернии, чем растерянная Бересвинда.

Дагоберт широко улыбнулся, встретив взглядом дочь. Редко такая радушная улыбка появлялась на лице невозмутимого Старого Лиса, а тем более в окружении всего королевского двора!

А остальные родственники облегченно выдохнули, увидев Альпаиду, возвратившуюся к жизни.

Королева-мать собиралась с мыслями. Она никак не могла поверить, что жена Карломана так быстро придет в себя и будет готова действовать!

Хильдеберт с Кримхильдой приблизились к Альпаиде. А та и ее спутницы приветствовали королевскую чету учтивым реверансом.

Король осторожно поинтересовался у тетушки:

- Как ты чувствуешь себя, любезная графиня?

- Благодарю за заботу, государь! - учтиво кивнула Альпаида. - Я чувствую себя сейчас сносно. И готова присутствовать при церемонии передачи жезла коннетабля, столь важной для моей семьи!

Ее ответ заставил королеву-мать внутренне скрипеть зубами, хоть она и старалась сохранять спокойствие.

Зато молодая королева, переглянувшись с супругом, взяла Альпаиду за руку и проговорила с искренней радостью:

- Прошу тнбя, любезная тетушка, сопровождать нас сегодня, здесь и в храме Циу! Ты по праву должна стоять сегодня рядом с нами при столь знаменательном событии, как дочь и сестра двух главнокомандующих!

Король кивнул, охотно соглашаясь с женой, и Альпаида встала рядом с ним и Кримхильдой, под взорами всего королевского двора. И все глядели на нее и восхищались. Это был торжественный триумф Альпаиды, а для королевы-матери - ее сокрушительное поражение.

Фредегонда же, вновь ставшая незаметной, однако же, видела все. И то, что видела, становилось для нее хорошим уроком. Она поняла, что даже побежденный враг, пока он жив, способен оправиться от сокрушительного поражения. Хотя бы он и казался разбитым, обессиленным, может еще оказаться опасен. Так она думала, еще не размышляя, кто может в будущем сделаться ее врагом...

А пока что королевская чета и принц Хильперик с принцессой Бертрадой, выглядевшей как воплощенная невинность, вместе с Альпаидой направились к пъедесталу у трона.

Королева-мать, злобно глядя в спину графине Кенабумской, пообещала себе не щадить ее. А после сломать Кримхильду, и желательно - навсегда.

Дагоберт, собираясь, наконец-то, передать сыну жезл коннетабля, отягощавший его пояс, радовался и за него, и за дочь, что так удивила сегодня всех. Сегодня был день триумфа его семьи. Но все-таки старик, как и все его родные, продолжал тревожиться за Альпаиду.

Луитберга нашла среди присутствующих в зале Ангеррана и, подойдя к нему, тихо сообщила мужу:

- Мы помогли матушке Альпаиде, хоть ей и было плохо, ибо королева-мать едва не извела ее. Но виконтесса Фредегонда исцелила матушку и вернула ей бодрость. У этой девочки большой дар!

Матильда ни с кем не разговаривала, заняв свое место среди дам Малого Двора. Но зато она улавливала на себе перекрещивающиеся взгляды Паучихи, Бертрады и своей матери, а также Ангеррана и Аделарда.

Рядом с ней была и Фредегонда, что уловила на себе взов своей кузины, принцессы Бертрады, а также ее статс-дамы, госпожи Гедвиги, что прежде была и ее наставницей. Нетрудно было сейчас заметить внучку вейлы, ибо она осталась стоять в свите молодой королевы, позади Альпаиды и рядом с Матильдой. Герцогиня Окситанская приобняла девочку за плечо, подумав с тревогой, что Фредегонда становится слигком заметна. Слишком рано она угодила в круговорот политических интриг! Хорошо, если хотя бы донарианцы и Ги Верденнский не пронюхают о ней больше, чем надо!..

С такими мыслями все они готовились к предстоящей церемонии передачи жезла коннетабля, наблюдая, как Дагоберт и Хродеберг становятся друг перед другом.

При этом они вышли на середину тронного зала. Все присутствующие расступились в разные стороны, обращая теперь взгляды на них. По знаку короля, Верховный Жрец и Жрец-Законоговоритель приблизились к ним.

И тогда Хильдеберт проговорил:

- Пусть начнется церемония возведения в должность коннетабля, во имя Арвернского королевства! И да благословят великие боги нового главнокомандующего - Хродеберга, герцога Блезуа! Пусть посвященные жрецы подтвердят его право священными клятвами!

После объявления короля, все обернулись к Дагоберту с сыном. А те поклонились на три стороны, своему королю и своей земле.

Затем Дагоберт проговорил все еще сильным голосом:

- Я, принц Дагоберт, из рода Карломана Великого, желаю, по старости и состоянию здоровья, уйти на покой! Вследствии чего отрешаюсь от звания коннетабля и передаю жезл Роланда тебе, доблестный Хродеберг, маршал запада! Будь всегда храбр и верен, оберегай родную Арвернию. И да хранят тебя боги!

С этими словами уходящий коннетабль передал жезл, рукоятью вперед, в руки сыну. Хродеберг принял его и поднял на обеих ладонях перед грудью, чтобы видели все. С глубоким волнением он чувствовал тяжесть символа высочайшей воинской власти, и молил Циу помочь ему всегда быть достойным этого знака.

Он вновь поклонился, взволнованно чувствуя, как бьется сердце. И проговорил клятвенным тоном:

- Я, Хродеберг, сын Дагоберта, из рода Карломана Великого, обещаю, приняв жезл коннетабля, быть достойным его и защищать землю Арвернии от любого врага! Я стану оберегать владения своих предков, и обещаю приложить при этом все силы и умения воина и полководца. Да помогут боги мне быть истинным защитником Арвернии!

После этого к новому коннетаблю приблизились жрецы, Альфгар и Герберт. И тогда Верховный Жрец провел руками над головами Дагоберта и Хродеберга, и торжественно проговорил:

- О, великие боги, славные владыки Асгарда! Призываю вас узреть жителей благословенной вами Арвернии! Прошу вас: одарите благословением Хродеберга, коннетабля Арвернии! Пусть будет он доблестен и самоотвержен, как сам Циу, бог воителей! Он же клянется перед вами быть опорой и защитой престола Арвернии и ее владений, как ясень Иггдрасиль, на котором держатся девять миров!

- Клянусь! - снова произнес Хродеберг, воздев ладони, на которых лежал новообретенный жезл.

Затем, по знаку Верховного Жреца, вперед выступил Жрец-Законоговоритель. Не оборачиваясь в сторону своего отца, стоявшего совсем близко, Герберт трижды сделал обеими руками солнечный круг над головой своего старшего брата. Хоть Хродеберг и не сообщил ему о своем назначении, все же оставался единственным родным человеком, с которым ему хотелось общаться.

- Пусть примет твою клятву Вар, Хранительница Обетов, и запишет твои слова на скрижаль вечности! - благословил он брата.

Тогда Хродеберг вложил жезл коннетабля за пояс, ибо тот уже принадлежал ему. Встретил одобрительный взгляд и улыбку отца. Перевел взгляд на Альпаиду, тоже глядевшую с восхищением. И все собравшиеся вельможи склонили головы, приветствуя нового коннетабля Арвернии.

Король, кивнув своему новому главнокомандующему с благосклонным видом, произнес во всеуслышание:

- Поздравляю тебя, коннетабль Хродеберг! А теперь последуем с вами вместе в храм Циу для торжественной службы в честь нового коннетабля!

При этих словах вся семья короля и весь королевский двор покинули тронный зал и последовали в храм Циу. Шествие открывали король и принц со своими дамами, а рядом с ними шла Альпаида.

Для каждого из тех, кто собрались сегодня для торжественной церемонии, события этого дня наверняка должны были запомниться надолго. А многие из них получили прекрасный урок, которые наверняка пригодится им в будущем, в новых политических играх.