Благодарю, эрэа
katarsis, эрэа
Convollar! Так нападать ведь надо не рано и не поздно, а вовремя. Мстить, конечно, тоже полезно, но, если бы защитили моравов, и мстить бы не пришлось. Тем более, всё равно ведь не отомстят, а только погибнут. Правда, возможно, отомстят за них. Это, если гонцы дойдут. И если Сбыслав их послушает. На помощь, я думаю, всё равно бы пришёл, но мстить - тут неизвестно.
А вообще-то, цель Мстислава сама по себе не так уж и плоха. Если бы сейчас преодолели раздробленность, то, может, и чжалаирам бы потом не проиграли. Сейчас, может, об этом думать и рано, но ведь, когда будет вовремя, так и не сделают.
Если бы Мстислав узнал о нападении на Моравию вовремя, он бы наверняка вмешался. Но он не узнал.
А вот увидим, как отреагирует Сбыслав!
ЦелЬ, может, и не плоха, но не в исполнении такого, как Мстислав. Он бы старался всех принудить к повиновению исключительно силой. И сделался бы тираном. Вон, в "Князе Лесной Земли" гораздо более рассудительный Стемир Сильный порой не выдерживал, пытался всех собрать под одну руку только силой.. А что бы Мстислав натворил?
И, кстати, встречала обоснованное мнение, что феодальная раздробленность не во всем была однозначным злом, как любят изображать историки-государствоцентристы (а за ними и писатели, которые даже во "Властелине Колец" умудряются видеть борьбу централизатора Саурона с феодальной вольницей Гондора и Рохана
).
Во всяком случае, тогда каждое княжество было отдельным государством, они развивались равномерно. Строили города, развивали ремесла, обучали армии, полагаясь на себя. Каждый город считал себя равным другим большим городам. Развивались самостоятельно, создавали альтернативные центры влияния. В конце концов, нам известно, вокруг какого региона, в итоге, соберутся Сварожьи Земли - и это отнюдь не Дедославль. Такого не могло бы статься, будь он метрополией в централизованном государстве, по принципу "Есть ли жизнь за МКАДом?"
Да и большинство выдающихся деятелей той эпохи получали воспитание и действовали, чаще всего, не в самых главных княжествах. То есть, если бы все центролизировались, их бы вообще не могло быть.
Умереть красиво - достойная мечта князя и полководца. И увести с собой всё своё войско. Одно дело увести с собой в Ирий своего противника, но совсем другое - своих воинов.
Или "не проиграть, когда победить невозможно"?
Фейс контроль на входе в Ирий, не снаряжен с почётом - не пустим. Ходит тут всякая рвань, а у нас серьёзное заведение. Ну и что, что погиб на поле боя, вас там несметно погибло, и всех подряд пускать? В Ирий только в золотых браслетах и вообще, отвалите, княжеский сын идёт!
Ну-ну, это, конечно, уже люди сами придумали, судя о порядках в Ирие по себе. Такого от них никто не требует. Там наверняка все же ценят заслуги.
Ярый князь (окончание)
А в сварожском лагере в самом деле начался жестокий бой. В то время, как все войско князя Мстислава Изяславича собралось возле погребального костра княжича Любослава, вархониты вновь атаковали их.
Раздался звук рога, и тут же оборвался. В отблесках пламени темные гибкие фигуры стали карабкаться через возы, огораживающие лагерь.
- К оружию, сварожане! - первым закричал воевода Власт, метнув копье в вархонита, готового спрыгнуть с воза наземь. Оно вонзилось прямо в грудь врагу; тот пошатнулся и упал.
Воины кинулись защищать лагерь. Вскакивали на коней, мчались в бой, загораживали проходы.
Князь Мстислав вздыбил коня, оборачиваясь на пламя, поглотившее его сына. Взмахнул мечом, увлекая дружину в бой.
- Эй, братья сварожане! Умрем, но не сдадимся! - прокричал он громовым голосом.
Воины, видя, что настал решающий бой, ринулись вперед. Князь Мстислав Ярый умел воодушевить своих дружинников, передать им свою ярость.
Теперь врагов было гораздо больше, и они валили валом со всех сторон. Князь Мстислав рубился изо всех сил, преисполненный жестокого упоения битвой. Он радовался, видя, как кочевники падали мертвыми, как они отступали, бледнея, перед сварожскими мечами, не в силах совладать.
- Вперед, сварожане! - кричал Мстислав. - Вырвемся на свободу!
Но уже с другой стороны лагеря катилась новая волна вархонитов. Пока часть из них отвлекали сварожан, другие проломились с противоположной стороны. Обернувшись, Мстислав увидел, как в пробитую брешь темной рекой хлынули всадники в высоких меховых шапках...
Воевода Власт собирал остатки войска, готовясь следовать за князем.
- Бейтесь, дети Сварога! - крикнул он, но тут сабля в руках вархонита широким взмахом рассекла ему грудь, достала до сердца. Он застонал и рухнул, раскинув руки.
- Власт! - отчаянно выкрикнул князь Мстислав, видя гибель своего свата. И тут же яростно пришпорил коня, созывая своих последних воинов.
- Вперед, сварожане! - выкрикнул он боевой клич, бросаясь в последнюю атаку вместе с горсткой своих дружинников.
Вархониты, почуяли неладное, стали собираться навстречу, заступая путь сварожанам. Однако, чем плотнее теснились враги, тем яростнее рубился князь Мстислав, упиваясь жестокой радостью боя. Каждый из его ударов достигал врага; а тех ударов и ран, что получал сам, он уже не считал.
Что и говорить: драться Мстислав умел! Быть может, ему недоставало здравого смысла и осторожности полководца, из-за чего он и попал в ловушку. Но, если уж дошло до рукопашной схватки, то мало кто мог устоять против него в яростной пляске мечей. А сейчас он дал полную волю своей ярости, что всегда была сладка ему, туманила разум. Сейчас он не взнуздывал себя, вкладывал все силы в каждый наносимый удар. Ибо он не надеялся и не стремился выжить.
- Вперед, сварожане! - кричал Мстислав, орудуя мечом в самой гуще вархонитов. - Им нас не победить!
Он отбил удар одного кочевника, но тут же две других сабли полоснули по плечу и по груди. Резкая боль пронзила Мстислава, но он только отшатнулся, укладывая с рассеченным черепом еще одного врага. И вновь Мстислав, пришпорив коня, помчался дальше, что-то неистово крича, окруженный врагами, что цеплялись за него, как псы, повисшие на медведе. И за ним мчалась его поредевшая, истекающая кровью дружина, которой передалась ярость их князя.
Но вархонитов было много. Слишком много! Они вновь окружили остатки сварожского воинства, добивая их, одного за другим. И все же, сварожане сражались до последнего. Много кочевников были убиты, когда уже считали себя победителями.
Князь Мстислав Изяславич видел, как гибли остатки его славгородской дружины. Сам он продолжал сражаться, не замечая ран, озираясь вокруг лихорадочно блестевшими глазами. Они приняли достойную гибель, о какой станут петь песни!..
Вархониты с невольным ужасом взирали на ярого сварожского князя, что сразил множество их воинов. Если бы из его ран не текла кровь, он казался бы им черным духом ненависти.
Наконец, один из предводителей вархонитов выехал вперед и отрывисто приказал что-то своим воинам. Новый отряд, вооруженный копьями, окружил Мстислава и ударил с нескольких сторон разом. Пронзенный копьями, Мстислав Изяславич взметнулся вверх, словно взлетал в небо.
- Вперед, сварожане! - прохрипел он, истекая кровью...
***
Он мчался на своем коне сквозь небеса, и радовался, когда тучи расступались перед ним, как стадо коров на лугу. Вот уже впереди зазеленели кроны Мирового Древа - истока вечной жизни, небесного Острова Буяна. И высокий белоснежный терем показался перед Мстиславом. Ему нестерпимо захотелось войти туда.
Он соскочил с коня и подошел к воротам. И здесь, с радостным волнением, увидел тех, кто поднялся в Ирий раньше него.
- Воевода Власт! - воскликнул он, и тут же с волнением перевел глаза на тех, кто стоял рядом. - Любослав, сыночек мой!.. И ты, батюшка...
Трое мужей, стоявших перед ним, кивнули головами, приветствуя его.
- Мы все здесь! Все, кто доблестно погиб в этом походе! - произнес Власт в ответ.
А Любослав поглядел на отца с сочувствием и любовью.
- Батюшка, мне очень жаль, что так произошло! Я старался упросить благих пращуров простить тебя. Но для этого требовалось погибнуть...
Затем князь Изяслав Всеславич, помолодевший, как заметил Мстислав, обратился к сыну с любовью и печалью:
- Мстислав, первенец мой! Я следил за твоими успехами, и гордился твоей доблестью! Но так должно быть, чтобы дальше сварожанами правил не наш род, чтобы не мы стали судьбой Сварожьих Земель!
Мстислав глубоко вздохнул.
- Я думал, что делаю доброе дело!
- Да, так бывает; и я сам подал тебе пример! - кивнул Изяслав, сочувственно глядя на сына и внука. - А теперь пойдем к моему отцу, великому князю Всеславу Брячиславичу! Ты и перед ним провинился, Мстислав! Чуть было не омрачил смертный час своего деда...
Мстислав склонил голову, сознавая, о чем речь.
- Я чуть было не задержал Пшемыслава Брячиславича, чтобы дедушка остался в окружении своих старших потомков, а не со своими любимчиками! Боюсь, что я думал о наших интересах, а не о чувствах дедушки...
- Дедушка все знает, - ответил сыну Изяслав. - Пойдем же, взгляни ему в глаза!
И Мстислав последовал за своими отцом и сыном. Ибо он чувствовал: если он хочет остаться с ними, в этом прекрасном сияющем тереме, среди нетронутых кущ - должен сперва выдержать строгий суд предков.
Его близкие привели князя под сень огромного дуба, каких на земле не бывает; верно, это был пращур всех дубов. Под его зеленым шатром стоял князь Всеслав Брячиславич. Он умер в глубокой старости, но здесь выглядел мужчиной в полной силе, как в лучшие свои годы. Широкие плечи его были гордо расправлены, в волосах и короткой русой бороде - ни единого седого волоса. Но в глазах светилась вековечная мудрость. Рядом с ним стояла обретенная в Ирие супруга, княгиня Радмила, которой Мстислав никогда не видел; его бабушка умерла задолго до его рождения.
Князь Всеслав Брячиславич устремил на внука пронзительный взор, и Мстислав понял, что его душа полностью открыта взору пращура. В этот миг его дед видел все: и как он изгнал своего племянника, а затем и брата Ярослава, и как в своей неразумной ярости погубил войско и свой род. Глядя на него, дед только покачал головой, не произнося ни слова.
Мстислав склонил голову, понимая, что это значит. Ему отказано войти в сверкающий небесный терем и под сень чудесных деревьев. Его место - в вечной ночи и холоде, в Кромешном Мире!
Но сын его, княжич Любослав, проговорил, обращаясь к величественному прадеду:
- Государь Всеслав Брячиславич, быть может, вина моего отца в самом деле велика! Но он и его воины бились, как туры, и погибли доблестно! Достойная смерть искупает вину. А об их последнем сражении по праву станут петь певцы!
- Не станут! - вздохнул Изяслав Всеславич. - Забвение ждет и вину твою, и последний подвиг, Мстислав! Так что даже примером для потомков не станет твой неразумный поход. Одно лишь имя реки - Плачея, будет напоминать о тебе, Мстислав Ярый!
И он, никогда не склонявший голову ни перед кем, вздохнул, приложив руки ко груди:
- Что ж, действительно, вина моя перед нашим родом и Сварожьими Землями велика! И я готов принять любую судьбу! Гибель, да еще бесславная - заслуженная кара!
И тогда князь Всеслав Брячиславич протянул руку своему старшему внуку и тихо улыбнулся:
- Но ратная доблесть и осознание вины избавляет от нее!
Он и Радмила протянули руки Мстиславу и вместе с ним, а также сыном и правнуком направились к сияющим вратам белоснежного терема.
***
А на земле осталось лишь бездыханное окровавленное тело ярого князя в окружении трупов вархонитов.
Остальные кочевники, тем временем, добивали остатки сварожской дружины. Много тел в ту ночь полегло на болотистые берега Плачеи, воды которой окрасились кровью! Немногих взятых в плен воинов скручивали ремнями, как скот, ибо те становились рабами победителей.
А чуть позднее вархониты устроили победный пир в разоренном сварожском лагере. Добыча была не так уж велика, в основном кони и оружие, - что еще взять с воинской дружины в походе? Но вархонитам льстила победа над таким доблестным врагом, как Мстислав Ярый. Ибо им удалось одолеть его войско весьма дорогой ценой, хоть их и было много больше, чем сварожан!
Те, кому посчастливилось уцелеть, теперь пировали, пили сладкое вино из Моравии, любовались плясками танцовщиц и обсуждали недавнее сражение.
Победители отсекли голову князю Мстиславу Изяславичу и, очистив его череп добела, послали в дар кагану Бояну Бейбарсу в знак еще одной важной победы.
Завоеватель, пытавшийся теперь править разоренной дотла Моравией, где родился и вырос, обрадовался этому дару. К тому времени он, как и большинство злодеев, начал страшиться будущего возмездия. Его дед, великий князь Бронислав Темный, которого Боян приказал колесовать, предсказал ему смерть от сварожского князя. И Боян приглядывался к сварожанам. Тем более, что те были союзниками и родичами уничтоженного им княжеского дома Великой Моравии, через его заклятого врага - собственноручно обезглавленную им княжну Святославу, виновницу казни его матери. Среди сварожан наиболее опасным ему виделся Мстислав Ярый, самый сильный и воинственный князь. И, когда вассалы Бояна прислали ему череп Мстислава, каган решил, что избежал предсказанной судьбы. Он сделал из черепа чашу, оправил ее в золото и стал пить из нее на пирах. У кочевников это считалось своеобразным знаком уважения к побежденному достойному противнику.
Из этой чаши великого кагана вархонитов отравила спустя несколько лет, в 830 году, наложница-моравка, Велислава, одна из дочерей княжича Ростислава и Святославы Сварожской. Некогда она была первой любовью Бояна, в юности, когда он еще звался Войко и жил при дворе своего царственного деда. Но она и тогда была чрезмерно горда и избегала его, бастарда. А теперь Боян, сокрушивший Моравию огнем и мечом, убил мужа Велиславы, вассального князя Черногорского, и их детей. Ее же саму взял силой и оставил при себе. Велислава не убила себя, как поступали при первой возможности многие пленные моравки. Она задумала убить Бояна. И не спешила, чтобы все совершить наверняка.
Ее месть осуществилась. Боян умер, испив из черепа сварожского князя Мстислава Ярого. Но сама Велислава за три года до этого родила ребенка от ненавистного завоевателя. Посему, вархониты жестоко казнили наложницу, отравившую кагана, но ее сына оставили в живых и взяли под свою опеку, как будущего наследника.
Вскоре после гибели Бояна, вархонитов смогли изгнать из Моравии. В Аллемании подрос спасенный княжич Святополк, наследник рода великих князей. Его поддержали родичи-аллеманы, а также сварожане. Моравы подняли восстание против ненавистных кочевников. Их вдохновлял бывший сварожский князь Ярослав Изяславич вместе с сестрой Святополка. Поднялась сила, вытеснившая вархонитов из Моравии.
Однако они увезли с собой маленького сына кагана Бояна. Впоследствии от него, в ком так густо перемешалась вархонитская кровь с моравской, наследие убийц и жертв, пошел сильный род. В некоторых потомках брала верх враждебность степных владык, другие же своей жизнью пытались загладить давнюю вину.
***
Но все это случилось позднее, да и касалось других краев. А что же было тогда, в цветене 824 года? Узнали ли в Сварожьих Землях о гибели князя Мстислава Изяславича и его дружины? Дошли ли его гонцы до стольного Дедославля, и что предпринял великий князь Сбыслав Всеславич?
Владигор и Гарко дошли. Пеший путь до границ Сварожьих Земель занял шесть дней, что они прошли, питаясь дичью, добытой стрелами, укрываясь от случайных вархонитских разъездов. Но дошли, и, купив коней на пограничной заставе, стрелой полетели в Дедославль.
Великий князь Сбыслав Всеславич выслушал рассказ Владигора с изумлением. Он не поверил бы, но перед ним стоял изможденный, покрытый грязью, зять его племянника Мстислава Изяславича. И великий князь с видимым сожалением покачал головой, узнав, что родич его терпит бедствие. Он даже сумел выжать из глаз несколько слезинок. Но в глубине души чувствовал едва ли не облегчение, что беспокойный Мстислав уже никогда не сможет доставлять ему заботы.
Вслух же он проговорил, отвечая Владигору:
- Я всем сердцем скорблю о поражении моего племянника, ярого, как тур, князя Мстислава Изяславича! Однако какой же помощи ты ждешь от меня? Сам ведь сообщаешь, что, еще когда вы уходили, там начался бой. Скорее всего, помогать уже давно некому! Твой тесть, князь Мстислав, пошел в поход на вархонитов по собственному почину, ибо был сильнейшим из князей. Я же, как было условлено, охраняю Дедославль, чтобы никакой враг не посмел вторгнуться. Так что ни Мстиславу, ни тебе нечего пенять на меня!
Владигор пошатнулся от усталости и жестокого разочарования. Закричал, протягивая руки к великому князю, сидевшему на троне:
- Но ведь ты один в Сварожьих Землях обладаешь военной силой, достаточной, чтобы отомстить вархонитам, государь! А главное - узнать, что стало со сварожской дружиной!
Сбыслав разозлился, и хотел сперва ответить юноше не менее рьяно. Но смирил себя при боярах и воинах, находившихся в зале. И произнес с покровительственным видом, точно обращаясь к повредившемуся в уме человеку:
- Что стало - и так ясно из твоих слов: все погибли! - великий князь дождался, когда Владигор нехотя кивнет головой, а затем продолжал: - Я не поведу свое войско за пределы своей земли, не навлеку вражду с могущественными вархонитами! Не имею права поступать, как ярый, но неосторожный Мстислав: на моих плечах лежит ответственность за все Сварожьи Земли!
Осознав, что слышит отказ, Владигор пошатнулся и с ненавистью взглянул на великого князя. Тот отшатнулся, но тут же взял себя в руки и проговорил по-отечески:
- Тебя же, зять и гонец моего, без сомнения, покойного племянника, я приму как желанного гостя в великокняжеском тереме! Прошу тебя, отдохни с дороги!
Но Владигор не желал больше ни мгновения оставаться под крышей того, кто предал князя Мстислава и самую память о нем. Он выбежал из терема, как безумный, вскочил на коня и помчался в Славгород, к родным, к жене своей Зоре Мстиславне, чтобы поведать ей о страшной судьбе ее отца и брата.
Таким образом, гибель дружины князя Мстислава Ярого осталась неотомщенной. Говорили, что их души не смогли по-настоящему найти покой в Ирие, и еще долго скитались на берегах Плачеи, оплакивая свою участь.
В глубине души, князь Сбыслав Всеславич сознавал вину перед Мстиславом. И, как многие в подобных обстоятельствах, стремился сделать вид, что ничего не произошло, обелить себя в глазах окружающих и в памяти потомков. Он запретил летописцам упоминать князя Мстислава. Не дозволил и певцам слагать песни о Яром Князе. Память о Мстиславе должна была умереть вместе с ним.
Но в Славгороде оставались дочь и зять Мстислава, будто заноза в теле великого князя. Он хорошо запомнил, с какой ненавистью глядел на него Владигор, покидая великокняжеский терем. Хотя Славгород ныне утратил военную силу, Сбыслав Всеславич все же опасался мести оттуда. Чутко следил, не ведется ли там военных приготовлений.
Нечистая совесть сделала Сбыслава подозрительным. Он всюду видел измену. Боялся ездить по дорогам, страшась засады, и путешествовал лишь по рекам, на ладье.
Именно это его погубило, как раз когда он уже готов был сыграть на опережение и ударить по тем, кто внушал ему страх. В 826 году, когда Сбыслав плыл со свитой через пороги Данатры, княжеская ладья налетела в тумане на подводную скалу и перевернулась. Великий князь Сбыслав Всеславич и все, кто сопровождал его, утонули.
Тело Сбыслава и многих других утонувших вынесла река несколько дней спустя. Похоронами распоряжался следующий по очередности брат, Брячислав Всеславич. Он же зажег погребальный костер Сбыслава. Ибо ему и его роду теперь по праву принадлежало великое княжение в Сварожьих Землях. Соперников у них не оставалось. Последний из сыновей Изяслава, Ярослав, не собирался возвращаться в Сварожьи Земли, став советником юного князя Великой Моравии. А у Сбыслава остались только три дочери, и ни одного сына.
Брячислав Всеславич во многих отношениях был не похож на своих старших братьев: он старался всегда поступать справедливо. Желая исправить ошибку, допущенную своим осторожным братом Сбыславом, он утвердил Славгородское княжество за Зорей Мстиславной и ее мужем Владигором Властовичем. Так началось возрождение Славгородской Земли.
Впоследствии Владигор постарался увековечить память своего тестя, князя Мстислава Ярого. Узнав о судьбе его черепа, увезенного в Моравию, он обратился с просьбой найти его. Бывший изгнанник Ярослав Изяславич передал Владигору останки своего брата-гонителя. Чашу из черепа князя Мстислава, принесшую смерть кагану Бояну Бейбарсу, сожгли на погребальном костре вместо целого тела.
Впоследствии Владигор нанимал певцов, дабы прославить подвиг Мстислава. Но их песни были немногочисленны, и забылись со временем. Посмертной славы, о какой мечтал Мстислав, не получилось. Его поход не сделался даже печальным предостережением для новых поколений удалых воинов, ибо о нем никто не помнил. Лишь имя реки - Плачея сохранилось в веках, но никто не мог вспомнить, почему ее так назвали.
И, когда, много веков спустя, другой славгородский князь - Радомир Градиславич, воин и певец, потерпел поражение близ Плачеи от другого племени, он дивился про себя: неужели был уже прежде другой неразумный полководец, загубивший здесь свое войско? Но, зная на память множество сказаний, он никогда не слышал имени Мстислава Ярого.
Слишком горд и яростен был князь Мстислав, чтобы остановиться самому в своей жажде власти и славы. Рука Небес остановила его, чтобы поручить Сварожьи Земли более достойному роду.