Сегодня годовщина Галича Александра Аркадьевича, поэта и барда.
Есть два стиха, которые я люблю перечитывать. Здесь ещё не выкладывала, посему пусть будут на обновлённом форуме.
***
Ещё раз о чёрте
Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт: - Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!
И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, - потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!
И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, - потом!
И что душа? - Прошлогодний снег!
А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!
И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо
И вот здесь распишись, в углу!
Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон...
И я спросил его: - Это кровь?
- Чернила, - ответил он...
Аллилуя, аллилуя
- Чернила, - ответил он.
1969
***
Красный треугольник
Ой, ну, что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький...
Я с племянницей гулял — тёть-Пашиной,
И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.
Поясок ей покупал — поролоновый,
И в палату с ей ходил — Грановитую...
А жена моя — товарищ-Парамонова —
В это время находилась — за границею...
Приезжает, ей привет — анонимочка,
Фотоснимок, а на нём — я и Ниночка!
Утром встал я, ан, нет моей кысочки,
Ни вещичек её нет, ни записочки...
Нет как нет...
Ну, прямо, нет как нет!
Я к ней, в ВЦСПС — в ноги падаю,
Говорю, что всё во мне переломано,
Мол, прости, что я гулял с этой... падлою,
Извини меня, товарищ-Парамонова.
А она, как закричит — вся стала чёрная:
«Я на слёзы на твои — ноль внимания!
Ты мне лазаря не пой, я — учёёёная,
Ты — людям всё расскажи, на собрании!»
И кричит она, кричит, а голос слабенький,
А холуи уж тут как тут — каплют капельки,
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дёргалов,
И какой-то «референт», ну, что из органов...
Тут как тут...
Ну, прямо, тут как тут!
Ладно, в воскресенье прихожу на собрание,
Дело, помню как сейчас, было первого.
Я, конечно, бюллетень взял заранее,
И бумажку из диспансера нервного...
А Парамонова, гляжу, вся в новом шарфике,
А как увидела меня, вся стала — красная,
У них первый был вопрос — «Свободу Африке!»,
А потом уж про меня, в части «Разное»...
Как про Гану — все в буфет за сардельками,
Я бы тоже взял кило, да плохо с деньгами...
А как вызвали меня, так сник от робости,
А из зала мне кричат: «Давай подробности!»
Всё, как есть...
Ну, прямо, всё, как есть!
Ой, ну что ж тут говорить? что ж тут спрашивать?
Вот стою я перед вами — словно голенький!
Я ж с племянницей гулял, теть-Пашиной,
И в «Пекин» её водил... и в Сокольники...
И — в моральном, говорю, моём облике —
Есть растленное влияние Запада!
Но... живём-то, говорю, не на облаке,
Это ж просто, говорю, соль — без запаха...
И на жалость я их брал, и испытывал,
И бумажку (что от психов) зачитывал,
Но поздравили меня с «воскресением» —
Закатили строгача с занесением!
Ой, ёй, ёй...
Ну, прямо — ой, ёй, ёй...
Вот тогда, я взял букет покрасивее,
Стал к подъезду номер семь (для начальников),
А Парамонова, как вышла — вся стала синяя,
Села в «Волгу» без меня, и отчалила!
Я тогда прямым путём в раздевалку, и
Тёте Паше говорю: «Буду вечером...»,
А она мне говорит: «С аморалкою —
Нам, товарищ дорогой, делать нечего!
И племянница моя, Нина Саввовна,
Она думает теперь — тоже самое,
Она всю свою морковь нынче продала,
И домой, по месту жительства — отбыла.»
Вот те на...
Ну, прямо, вот те на!...
Ну, тогда я прям в райком шлю записочку —
Мол, прошу принять по личному делу я...
А у Грошевой сидит — моя кысочка,
Как увидела меня, вся стала — белая.
И сидим мы с нею так вот прямо — рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ-Грошева:
«Схлопотал он строгача, ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь по-хорошему»
...и пошли мы с ней вдвоём, как по облаку,
И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку,
Она скушала «дюрсо», а я «перцовую» —
За советскую семью... образцовую!
Вот и все...