Печать

[Артанис]

Спасибо вам, милые эрэа Карса, эрэа Convollar!

Какие интересные предсказания. А уж какие туманные! Зря, зря Ярослав так скептически к ним отнёсся. А колечко-то, поди, ещё свою роль сыграет.

Предсказания как предсказания. Ярослав, в силу своего воспитания, не привык на них полагаться, и не горит желанием исполнять это пророчество. Но посмотрим, как со временем жизнь распорядится.
Насчет колечка не думала. Скорее, оно подчеркивает связь поколений. Если его прежде носила Червень, то она-то никакой магией не владела. Разве что сам Светозар его зачаровал. Но, может, именно как связь поколений, и пригодится, как знать...

Таинственно и немного фантастично, но очень интересно. Спасибо!

Так фэнтези же, вот и фантастично. То ли еще будет!

Глава 4. Жених и невеста
Каждый день, проведенный ими в Брониславле, Радомир с Сияной старались повидаться, и подолгу бывали рядом. Выезжали ли княжеские гости на ловы с обученными птицами - молодой князь подсаживал в седло приморскую княжну, красовался перед ней на коне, подзывал для нее ловчую птицу с добычей. Родственники девушки незаметно наблюдали за ними, но не противились. По всему видно было, что у них все ладится всерьез, и скоро можно ожидать сватовства славгородского князя. Что ж, у ее родных не было причин отказывать такому жениху, и они не вмешивались, замечая его ухаживания.
И на посиделках, где Сияна бывала вместе со знатной брониславльской молодежью, Радомир непременно бывал с нею вместе. Он даже совсем забыл о княжеских договоренностях, ради которых съехались гости в Брониславль. Стемир Сильный и другие старшие князья могли и сами договориться  о будущей взаимопомощи в случае войны, о торговых путях и пошлинах между своими владениями, об умыслах своих противников. Молодой славгородский князь обходился без долгих прений. Тем более что его земля не их самых влиятельных, а сам он - один из младших в роду Драгомиричей, и его мнение все равно не будет решающим. Гораздо важней ему было находиться рядом с Сияной, видеть ее,  ловить в ее словах, в жестах и выражении лица признаки разгорающейся любви, развлекать ее, чтобы не заскучала, или, чего доброго, не позволила за собой ухаживать кому-нибудь из брониславльских удальцов.
На вечерние посиделки он часто брал свою лютню, играл старинные песни и те, что складывал сам. Музыку Радомир любил с детства, да и голос, по общему мнению, имел неплохой, и здесь тоже гости его охотно слушали. Но сам он теперь пел только ради Сияны, и бывал польщен, лишь когда она улыбалась и благодарила в ответ.
Вот одна из его песен, к сожалению, много потерявшая в изложении летописца, не владевшего поэтическим даром:
"В привольном небе степи летал быстрокрылый ястреб. Глядел сверху на роскошную землю, видел все зорким глазом, и думал - вечно будет летать один-одинешенек в пустом небе. Думал ястреб, что вовек никому не приручить его. Но раз, летая беззаботно, увидел во дворце над морем златокудрую деву. Слетел к ней на руку ястреб, и больше уж не захотел ее покидать. Широкое облачное небо стало для него пустыней, а свобода - изгнанием. Только из рук златокудрой девы теперь берет пищу хищный ястреб, только для нее одной бьет дичь налету и сражается в открытом небе с сильнокрылыми соперниками."
Сияна, услышав эту песню, зарделась, как степной мак, опустила глаза, притушив ресницами блеск своих глаз.
- Откуда ты взял эту песню? - спросила она тихо.
Радомир почему-то смутился, стал глядеть мимо нее.
- Да так... Слышал, наверное, дома где-то...
Девушка притворно погрозила ему пальцем.
- Ну-ну, князь: не думала, что у тебя такая короткая память! Верно, тому, кто сложил песню про ястреба, не хотелось называть своего имени?
- Я и впрямь его немного знаю; у него подобных легкомысленных песенок, что яблок в мешке, - с нарочитым пренебрежением сказал Радомир.
- Но мне эта песенка совсем не кажется легкомысленной, - проговорила Сияна тихо, чтобы не услышали сидевшие рядом девушки.
Они выразительно переглянулись, не произнося лишних слов.
За окном опять крупными хлопьями валил снег. Все утонуло в молочной мгле, сквозь тонкую пластину слюды ничего нельзя было разглядеть на несколько шагов вперед. Но Радомиру понравился снегопад.
- Пусть Хозяин Зимы пошлет побольше снегу! Когда прояснится, устроим снежную битву.
Через несколько дней на площади Брониславля, где обычно проходили всенародные гулянья, вправду возвели снежную крепость. Снега было столько, что строили с размахом: ледяные стены, облитые водой, с единственной аркой ворот, никакому коню не перескочить. Поставленные ледяные башни были явно переняты у княжеского дворца, хоть и в сильно уменьшенном виде. В погожий зимний день снежная крепость отливала прозрачным голубым отблеском полированного льда. Целую седьмицу ее строили здесь: катали снежные шары, ставили их друг на друга, заливали ледяной водой, чтобы скрепить, лепили из снега, как из глины, чтобы придать форму постройке, и снова заливали. Получился настоящий ледяной дворец, видевшим его было жаль, что он простоит только до весны.
Не пустым развлечением в Сварожьих Землях была снежная битва, взятие ледяной крепости, и не всегда была безопасной, хотя бы ее участники сменили свое оружие на безобидные снежки. Как и другие игры, воспитывала в молодых воинах силу и ловкость, а заодно - умение держать строй, "чувство плеча". Здесь можно было оказаться сброшенным с коня и попасть под копыта, или быть помятым, когда всадники толпились, мешая друг другу. Потому-то такие состязания не считали для себя зазорными и опытные княжеские дружинники, а сами князья поощряли, награждая победителей снежных битв. Простонародье их также любило, причем городские юноши и даже некоторые девушки обычно становились на стену и бросались довольно увесистыми снежными глыбами, изображая защитников крепости. Поглядеть на такое зрелище собирался весь город.
Вот и в этот раз было людно, как на Масленицу. Кроме простых горожан вместе с семьями, на деревянных зрительских помостах сидели все почетные гости, все собравшиеся князья во главе со Стемиром Сильным. Каждый из них ревниво выставил своих воинов в снежную рать, а князья помоложе и их родичи сами готовились попытать счастья. Потому что было почетно одержать победу в снежной битве. Ведь никто иной, как великий князь поставил в середине снежной крепости знамя, на которое предстоит бороться.
- Победитель получит из моей казны полный боевой доспех, - объявил Стемир Сильный. - Покажите свою ловкость и силу, витязи сварожские. Играйте не хуже. чем некогда ваши отцы. Я сам в молодости не одну снежную крепость. Будьте и вы не хуже!
Намек был ясен всем, но в первую очередь - сыну великого князя, готовившемуся к битве вместе с Радомиром и приморским княжичем Боривоем. Как и все участники снежной битвы, они оделись тепло и плотно, но удобно - в туго подпоясанных замшевых кожухах, не сковывавших движений. На руках теплые рукавицы, на головах шапки, покрывшиеся инеем на морозе, а в глазах у всех - молодая удаль и азарт, горячее желание быть первым. Кони под ними так и плясали, словно им передавалось нетерпение всадников.
- Жаль, что нет здесь моего братца Турволода: то-то ему понравилось бы такое состязание! Он бы не одного всадника сшиб здесь с коня, - проговорил Радомир, уминая руками большой ком снега.
- Ничего, обойдемся так, - бодро отозвался Ярослав, оглядываясь на волнующуюся толпу соперников. - Значит, в самой толчее держимся вместе, сколько сможем, проложим дорогу к знамени. Остальные тоже будут хитрить: с виду каждый за себя старается, а на самом деле давно сговорились. В каждой дружине один кто-нибудь станет рваться к знамени, а остальные - ему помогать, расталкивать соперников. Вот и мы будем держаться заодно. Ну а если доберемся, пусть Боги выберут победителя.
Приморский княжич недовольно скривился:
- Ну и игры у вас! Состязаться надо честно.
- А у вас таких игр нет? - поинтересовался Радомир.
- Откуда? У нас и снег-то не успеет выпасть, как уже растает. Из грязи, что ли, строить крепость?
- А, ну да... А какие у вас бывают состязания?
- Первым делом разные конные игры: скачки наперегонки и с препятствиями, уловки разные. Затем - кулачный бой, конечно, копья и луки, как везде, - стал рассказывать Боривой. - Еще метание диска - это мы переняли у агайцев... А, приморские рыбаки соревнуются в гонках на лодках. Но воины ими не занимаются: не викинги, чай, нам весла честь не приносят.
- Ну вот, теперь узнаешь, как здесь состязаются, - Радомир хлопнул приморянина по плечу.
Он не успел договорить, как по знаку великого князя ударили в медное било, объявляя начало снежной битвы.
С громовым топотом, набирая скорость, ринулись к воротам снежной крепости всадники, мчавшиеся тесным строем. Казалось, алое знамя с золотым львом - вот оно, только бы первым прорваться в ворота и ухватить! Но тут же Радомир убедился, что не все так просто. Наперерез им бросилась червлянская дружина, налетела с гиканьем и воплями, точно Лешие. Белогривый под Радомиром заплясал, пугливо прядая ушами. Тверже перехватив поводья, молодой князь увернулся от мчавшегося прямо на него червлянца. И тут увидел, что Ярослав был прав: движения их противников только казались случайной бестолковой суетой, на самом деле они держались заодно, прокладывая себе путь. Радомир разглядел внутри круга всадника, которого остальные как бы тянули вперед, заодно охраняя от всех встречных. При виде их уловок славгородского князя обуяла злость, и вместе с ней - азарт борьбы.
- Получай! - с силой оттолкнул он ближайшего червлянца на огромном черном коне, и, прицелившись снежной глыбой, метнул ее в грудь охраняемому всаднику. Тот от сильного толчка чуть не упал с коня, его свита замешкалась на мгновение, и Радомир с Ярославом прорвались. Боривой отстал от них, ввязавшись в новую свалку.
Но уже катилась наперерез новая дружина соперников. А со стены вдруг ударил град снежных глыб, пущенных защитниками крепости. И это были совсем не те снежки, какими перекидываются дети в игре - огромные снежные шары, с человеческую, а то и с лошадиную голову, еще и обледенелые. Они летали над головами всадников, заставляя уворачиваться и пригибаться. Одного воина поблизости от Радомира ударило снежком в голову; шапка слетела с головы, и сам он покачнулся и рухнул с седла. У другого конь споткнулся на льду и упал, ободрав колени, и теперь жалобно ржал, а всадник ругался. Игра начинала походить на настоящий бой.
В спину Радомиру тоже ударила снежная глыба, и он чуть не ткнулся лицом в гриву коню. К счастью, плотный кожух выдержал удар. Он рванулся к воротам, поискав взглядом Ярослава. Но тот не успел прорваться. Его противник наскочил на княжича на злобном взмыленном жеребце, который, как собака, вцепился зубами в плечо коню Ярослава. Он отскочил, как ошпаренный, и потерял драгоценные мгновения. Другие воины уже прорвались в ворота, и теперь теснили друг друга еще сильней, осыпаемые сверху снежными глыбами.
Радомиру удалось проскочить далеко вперед, и до знамени со львом оставалось всего несколько сажен. Но тут возникла такая толчея, что нельзя было сделать и шагу. Воины налетали друг на друга, теснили, цеплялись сбруей. Казалось, скоро кто-нибудь подомнет слабейших и проскачет вперед по головам. Кони бешено грызлись и визжали, воины, захваченные общим порывом, готовы были покалечиться, но не уступить дороги.
Острый глаз Радомира разглядел высокого бородатого всадника на широкогрудом гнедом жеребце: тот прокладывал себе путь сквозь толчею, как вепрь идет через камыши. При виде соперника он сам стал быстрей пробираться вперед, тесня других, но не мог равняться с силачом. "Эх, жаль, брата моего нет здесь!.." - опять подумал огорченно.
Вдруг что-то прошумело в воздухе, и конь рослого воина вздыбился свечой, едва не сбросив всадника. По широкой груди воина, по темной конской гриве рассыпался, ударившись метательным снарядом, рыхлый снег. Всего на мгновение оторопел силач, но Радомиру этого хватило, чтобы рвануться вперед. Он пришпорил Белогривого, и тот метнулся в прыжке, весь вытянувшись, как бегущая лиса. Распластавшись на его спине, Радомир в неистовом порыве протянул руки, и, опять стиснутый было нагнавшей его толпой, ухватил алое знамя Брониславля. Оно реяло на ветру, золотой лев грозно рычал, потрясая копьем.
Ухватив древко обеими руками, Радомир вскинул его над головой. И замер, увидев на стене, среди городской молодежи, Сияну. Счастливая и гордая, раскрасневшаяся, как маков цвет, она улыбалась жениху и отряхивала рукавицы, залепленные снегом. Тут только Радомир понял, кто отвлек соперника и помог ему одержать победу.

[Карса]

Какая битва! И какая победа! Сияна барышня не промах.

[Convollar]

Ишь ты! А барышня и вправду не промах! В смысле и жениха себе присмотрела и и помогла избраннику! Что-то мне это напомнило, вот что?

[Артанис]

Огромное спасибо вам, эрэа Карса, эрэа Convollar!

Какая битва! И какая победа! Сияна барышня не промах.

Да уж, Сияна не промах точно! В прямом смысле - прямо в цель попала.

Ишь ты! А барышня и вправду не промах! В смысле и жениха себе присмотрела и и помогла избраннику! Что-то мне это напомнило, вот что?

Кого-то из ее прародительниц и других родственниц, может быть?

После снежной битвы Радомир поспешил в горницу приморской княжны. Он летел как на крыльях, сердце сладко прыгало в груди. Не одна только победа и гордость первого бойца переполняла его ликованием, хотя, конечно, лестно было одолеть стольких лучших бойцов с половины Сварожьих Земель. Куда важней было, что Сияна не просто видела, как он одержал победу, но сама помогла, что она всей душой разделяет его желания!
Сразу после взятия снежной крепости Радомир не смог поговорить с девушкой. Его, еще со знаменем в руках, вновь окружили, поздравляли с победой. Кроме того, ему, как победителю снежной битвы, досталась награда - доспех из оружейной великого князя. Окруженный народом, Радомир потерял Сияну из виду. Она не подошла его поздравить, как он надеялся, а куда-то исчезла, словно устыдившись своего поступка. И лишь теперь он смог за ней последовать.
- Входи! - сказала девушка, услышав за дверью его голос.
Она сидела у стола и вышивала сорочку яркими цветами и зелеными травам, напевая песню про степного ястреба. Отложив рукоделье, порозовела, взглянув на князя.
- С победой тебя, Радомир Градиславич! - проговорила, указав ему сесть на лавку напротив нее.
Он глубоко вдохнул, набирая воздух в грудь.
- Это ведь ты бросила снежком в того воина? Ты, ты, я видел - рукавицы потом отряхивала. Так что мы с тобой оба сегодня переможцы!
- Победители? - переспросила девушка.
- Переможцы, - повторил Радомир на славгородском наречии. - Это слово гораздо выразительней, в нем больше смысла. Переможец каждый раз одолевает противника в тяжкой борьбе, такой, что, бывает, кровь хлещет и жилы трещат. Переможцем нельзя быть всегда. Сегодня одолеет один, завтра другой. А "победитель" - будто ремесло какое-то, как кузнец или ткач, нет в нем такого смысла. И я, и ты сегодня - переможцы. Скажи, ты нарочно ради меня поднялась на стену?
Сияна отвела глаза, ища, чем бы заняться. Наконец, заметив на столе чашку с остывшим травяным отваром, выпила ее одним глотком.
- Ну почему... Я увидела, как другие играют, и захотелось тоже... Там же еще и наш Боривой был среди вас, я хотела ему помочь... Ну, и тебе тоже...
Но Радомир уже понял все, что хотел узнать. И, не привыкший отступать ни перед кем, в том числе и перед девушкой, порывисто ухватил ладонями ее руки, едва согревшиеся, розовые, с тонкими прожилками, и горячо поцеловал сперва одну, затем другую.
- Благодарю эти нежные ручки, принесшие мне победу, - со смехом проговорил он, вспомнив, как от меткого броска "нежных ручак" здоровенный воин едва не слетел с седла.
Сияна, слыша его смех, облегченно вздохнула.
- А я боялась, злиться будешь, что вмешалась в мужское дело...
- За что ж злиться? Я рад, что ты такая отчаянная. Иной всю жизнь проживет, не узнав, что для него жена готова сделать.
Он потянулся к девушке, хотел ее обнять, но та увернулась ловкой серебристой рыбкой.
- Рук не распускай, сейчас тетя придет!
- Пусть приходит: я перед ней и перед всем Приморьем попрошу тебя в жены мне!
Смяна глубоко вздохнула - вовсе не от огорчения, а от избытка чувств.
- Уже и в жены? Не слишком ли ты торопишься, Радомир? Ты ведь меня почти не знаешь еще. А вдруг я не такая, как ты думаешь? Может, я стану с тобой всю жизнь ругаться, как княгиня Любуша со Стемиром Сильным?
- Поругаешь немного, но, авось, не съешь, - пошутил Радомир. - Зато я уже знаю, что у меня будет не только самая красивая, но и самая храбрая жена во всех Сварожьих Землях. У каждого знаменитого человека была женщина. что своей любовью вдохновляла его на свершения, заботливо возвращала ему силы, исцеляла его раны, молила за него Богов. У твоего прадеда Ростислава была ведунья Влада, а у моего деда Драгомира - Ираида Тиана. Они принесли своим мужьям честь и славу. И я тоже хочу чести и славы, моя Сияна! Будь всегда всем сердцем за меня, как была сегодня, и я ради тебя сверну горы!
Он видел, как глаза девушки сверкали ярче, чем ясное небо Славгородщины в летний день.
- Хорошо... я... подготовлю сегодня родных, - проговорила она тихо.
Вечером она, набравшись смелости, предупредила дядю с теткой, что славгородский князь придет свататься к ней. Несколько мгновений все трое напряженно молчали. Сидя перед приморским князем и княгиней, Сияна сильно беспокоилась. Родителей уговорить было бы легче, их единственная дочь совсем не боялась, но их не было здесь.
- Ну а ты сама-то вправду хочешь за него замуж? - спросил князь Ладомысл Звениславич.
- Да! - не задумываясь, воскликнула девушка. - Радомир мне послан Ладой. Только за него замуж пойду.
- Шальной, взбалмошный какой-то, - княгиня Доброгнева недовольно поджала губы. - Как он тебя в снегу-то извалял, когда катались на санках! Это ли князь - семье голова, земле своей надежная опора? Ветер в голове попутным не бывает.
Но князь Ладомысл неожиданно заступился за Радомира.
- Это ничего; со временем всему выучится. Молодой он еще, а уже князь, сам себе господин, никого над ним нет. Вот и горячится, как необъезженный конь, хочется ему Леший знает чего. Женится на Сияне, да дети пойдут - быстро успокоится, получится настоящий князь. А воин уже сейчас хоть куда, под Орлиной Вежей не опозорился, как иные. А поглядеть, как сегодня держался в снежной битве! Нет, я скажу Бериславу - пусть смело соглашается отдать Сияну за него.
Девушка с гордостью слушала, как высоко дядя ценит ее суженого, как хорошо говорит о нем, о его заслугах. Не удержавшись, подбежала и поцеловала в щеку приморского князя.
- Ах, спасибо тебе, дядя Ладомысл, от нас с Радомиром!
Только княгиня Доброгнева еще сомневалась.
- Знаешь, как говорят: выдать дочку замуж - не напасть, а вот как бы ей замужем не пропасть! Ты же своего жениха знаешь без году седьмица, ну как не уживетесь потом? И нам стыдно будет глядеть в глаза твоим родителям, если сосватаем тебя неудачно.
- Ничего не случится, тетушка! - Сияна готова была решительно бороться за свое счастье. - По сговору, бывает, женят и вовсе незнакомых. А мы с Радомиром все для себя решили. Не было у нас времени на долгие ухаживания: не на соседних улицах живем. Через три дня пора уезжать: нам - в Приморье, ему - в Славгород. Но я уеду только невестой Радомира, и никак иначе.
Перед такой настойчивостью приморский князь и княгиня вынуждены были дать свое согласие. И скоро уже молодые, став на колени, просили благословения у них, как старших в роду, перед столом, где стояла небольшая фигурка Лады, выточенная из алатыря-камня. Прозрачная на свет, ярко-золотистая фигурка Богини Любви одной рукой держала букет цветов, другой прижимала к сердцу доверчиво ласкающегося голубя.
- Прошу вас отдать мне в жены племянницу вашу Сияну Бериславну! Я клянусь перед ликом Матери-Лады, что только Сияна отныне и всегда будет жить в моем сердце. Обещаю до конца жизни любить и почитать ее, жену и хозяйку моего дома, доставить ей почет, какого она заслуживает, как потомок великого рода.
Князь и княгиня тихо коснулись волос молодой пары.
- Решать, конечно, родителям невесты - князю Бериславу Синегорскому и княгине Зое. Но, думаю, с их стороны возражений не будет, когда узнают все. По приезде мы подготовим их. Ну а свадьбу, как положено, сыграем осенью.
Радомир помог Сияне подняться на ноги, и сам встал, но тут же поклонился до земли чете приморских владетелей.
- Благодарю вас, князь Ладомысл Звениславич, княгиня Доброгнева Мирославна! Я очень надеюсь, что вы поможете мне назвать Сияну моей женой. До осени, конечно, далеко, но я дождусь, лишь бы знать, что есть надежда.
Этим вечером в покоях Радомира вновь звучала лютня, но песня была другая. Его воображение, не переставая, играло образами ожидания, времени, неспешно идущего к заветной цели, и подчинения его неустанному ходу, подобно тому, как все живое подчиняется постоянному круговороту времен года. И вот, он глядел сквозь окно своих покоев на оголенный зимный дуб, занесенный снегом, и складывал песню:
"Отзвенела навсегда веселая весна, миновало красное лето. Повсюду царствует холодная Морана, и кажется, что уж не будет конца ее власти. Кажется, что никогда не зазеленеет нежное одеяние весны, не одарит нас щедрое лето. Легко отчаяться, когда кругом бушует зима. О, нетерпеливые люди, если бы вы спросили этот дуб, чернеющий голыми сучьями! Он бы сказал, что сто раз оголяла его зима, и он стоял терпеливо, ожидая теплого дыхания Лели. Дуб знает: как бы ни было тяжело, но в свой через непременно придет босоногая Леля-Весна, в зеленом уборе, с венком на голове и со свирелью в руках. Так и человеку следует отдаться ходу времени, как пловец - бурной реке, и не роптать, что оно идет слишком медленно. Боги исчислили ход времени, и рассчитали его для нас. Как бы ни съедало сердце нетерпение перед долгожданной встречей, надо ждать! Рано или поздно - и в конце концов окажется, что быстрее, чем думаешь, - любое время пройдет!"
Но расставались Радомир с Сияной тяжело. Все для себя решив, они страшились разлуки до самой осени. Вдруг за такое время он или она полюбят другого человека? Или, чего доброго, в собственной душе поблекнет сейчас такой милый образ, не подпитываясь новыми впечатлениями, и при новой встрече окажется совсем не таким желанным? И он, и она яростно отгоняли такие сомнения, но они все равно продолжали точить.
И вот - последний поцелуй, и резвые кони готовы унести их в разные стороны. Сияна, высунувшись из возка, крепко обняла склонившегося с седла Радомира, он гладил ее голову, покрытую пуховым платком, плечи и спину девушки.
- Ну, не плачь, лада моя, - говорил он странным, изменившимся голосом. - Как только наступит время свадеб, приеду за тобой. Позабочусь до тех пор, чтобы славгородцы как следует приняли свою княгиню. Когда они тебя узнают, станут целовать твои следы на земле.
- Мне такого не надо. Лишь бы быть с тобой вместе, - проговорила Сияна, ласкаясь.
- Весь Славгород поставлю вверх дном, чтобы встретил тебя подобающе, - запальчиво пообещал Радомир.
- Не надо вверх дном! Лишь бы сам ты поскорей приехал, а я ради тебя сумею поладить с твоими земляками. буду без тебя вспоминать ваши луга с огненными маками, цветущие сады...
- Ага... А когда я тебя привезу домой, наступит пора жатвы, и наши поля будут золотиться, как твои волосы... А в садах созреют яблоки в кулак величиной, - Радомиру тоже трудно было говорить.
- Но прежде ты приедешь к нам... Увидишь теплое море и горы вдали. Познакомишься с моими родителями. Уверена, они тебя полюбят. Отпразднуем свадьбу в Приморье.
- А затем еще одну - в Славгороде, чтобы никому не было обидно, - подхватил Радомир. - Так все и будет, уже скоро. Ты только жди Сияна, хорошо?
- Хорошо... Я буду ждать... До скорой встречи... ладо мой...
- Я скоро приеду, и мы всегда будем вместе... Всю жизнь... Что бы ни случилось...
Они нехотя разжали объятия, и возница приморской княгини подхлестнул коней, те взяли с места, и возок покатил по мощеной дороге. В то же мгновение Радомир пришпорил Белогривого и, не оглядываясь, помчался прочь, в другую сторону, во главе славгородской дружины. Долго мчался так, не отличая гулкого топота копыт от стука своего сердца. Растущие по обеим сторонам деревья проносились мимо, как будто это они куда-то сорвались в неистовом разбеге, а вовсе не он сам. Морозный ветер хлестал в разгоряченное лицо молодому князю. Раза два из-под копыт выскакивали зайцы, такие же белые, как снег, на котором они лежали. Но Радомир равнодушно провожал их взглядом, и не думая метать стрелы.
Наконец, он успокоился и поехал ровной рысью, позволив коню перевести дух, а воинам - догнать его. Когда князь оглянулся, стольный град Брониславль уже скрылся за холмистой грядой, поросшей густым черным ельником.

[Карса]

Ага, уже и о свадьбе сговорились. А как же поухаживать годика этак три?
Как красиво Вы умеете написать!

[Артанис]

Большое спасибо Вам, эрэа Карса!

Ага, уже и о свадьбе сговорились. А как же поухаживать годика этак три?
Как красиво Вы умеете написать!

Пожалейте их! За что им ждать три года? Они и видеться-то в это время особо не смогли бы: от Приморья до Славгорода не ближний свет.
С такими читателями грех не постараться.

Глава 5. Приморская свадьба
Едва наступил вересень, в Приморье примчался гонец с вестью от славгородского князя: тот уже едет вместе с ближними боярами и дружиной за своей невестой, пора готовить свадебный пир! Едва дождался положенного времени жених нетерпеливый, сверх того не пожелал терять ни дня.
Сияну, из-за которой заварилась свадебная каша, в эти дни раздирали противоречивые чувства. Ей полагалось, по обряду, оплакивать свое девичество, скорую разлуку с отцом и матерью, с милым домом. Но она не могла скрыть своей радости, что скоро встретит Радомира, "своего ладо", чтобы стать его женой. Долгая разлука вовсе не охладила ее чувств, как раз наоборот - разжигала их еще сильней, и ожидание вправду казалось нескончаемой мукой. Но иногда, мечтая о том, как они станут жить вместе, Сияна улыбалась посреди грустных песен, которые пела по обряду, вместе со служанками вышивая свадебное платье.
Как-то раз к ней тихо подошла мать, похвалила ее работу и вдруг, когда они остались одни, крепко обняла дочь. Та с удивлением почувствовала на лице ее слезы.
- Расстанемся скоро с тобой, может быть, навсегда, уж точно - надолго, - проговорила княгиня Зоя с агайским выговором, более слышным, чем обычно.
- Мама, ну что ты... Конечно, я буду к вам приезжать в гости. Или вы с батюшкой приедете к нам в Славгород, - успокаивала ее Сияна.
- Ах, дочка, путь дальний, и в гости просто так не наездишься... В степи все время неспокойно: то команы кочуют, то сварожские князья между собой бьются; куда уж ездить в гости? И у тебя, если пошлют Боги, после свадьбы дети пойдут, с ними не покатаешься. Так что простимся с тобой, голубка моя. Вот, мы с отцом и радуемся, что ты нашла жениха себе по сердцу среди сварожских князей, и печалимся...
- Мамочка, ну не плачь, пожалуйста! - Сияна крепко прижалась к матери, тонкокостной смуглой агайянке, на полголовы ниже дочери, всегда аккуратной и изящной; стерла размазавшуюся от слез краску с ее глаз. - Мне тоже больно оставлять вас с батюшкой, но я же не могу всю жизнь сидеть дома незамужней... Я люблю Радомира, и не могу без него... Мама, так Боги устроили, чтобы молодые уходили из дома, что я могу поделать? Ведь и ты когда-то своих родителей оставила ради замужества...
Мать Сияны, Зоя Хризанта, была дочерью агайского наместника в Никополисе, граничившем на полудне с Приморским княжеством. Почти двадцать лет назад какой-то команский род вторгся в земли агайцев и принялся их разорять, а приморяне послали на помощь соседям войско во главе с княжичем Бериславом Остромиричем. Тот помог изгнать кочевников обратно в степь, а заодно познакомился в Никополисе с красавицей Зоей, женился на ней и увез в Приморье. От этого брака родилась единственная дочь - Сияна, теперь готовая в свой черед покинуть родительский дом.
- Когда я была молода, о своих родителях не думала, покидая их, - вздохнула Зоя, не выпуская дочь из объятий. - Зато теперь сердце не на месте. Ведь ты одна у нас с отцом... Не думай, дочка, твое счастье для нас важнее всего. Если чувствуешь, что будешь счастлива с этим человеком, разве станем мы мешать? Пусть хранят вас Афродита Пенорожденная и светлая Лада...
- Спасибо, мама, - Сияна поцеловала ее, и вдруг сама расплакалась от избытка таких противоречивых чувств.
Но в день приезда жениха Сияна уже не рыдала, а, взволнованная и тревожная, высматривала его в окно вместе с подружками невесты. Она поднялась до рассвета и, наряженная в пышное свадебное платье, алое с белым узором, смотрела в окно своей светлицы, приоткрыв фату с лица. Еще когда глядевшие вместе с ней девушки видели вдалеке лишь тучу пыли, Сияна разглядела впереди всадника, далеко опередившего остальных. Вот он приподнялся на стременах, по какому-то наитию взглянул прямо в ее окно и помахал рукой.
- Он! Радомир! - воскликнула девушка, чувствуя, как сердце забилось быстрее.
Славгородский князь и сам дождаться не мог встречи с невестой. Ему передал ее гонец, что свадьба состоится не в Синегорье, где княжил Берислав Остромирич, а, в знак почета, в самом Белгороде Приморском. И, когда впереди, за дорогой, обсаженной каштанами, показался княжеский дворец, Радомир ясно разглядел в одном из окон фигурку в алом и белом.
- Узнала меня Сияна! Узнала! - ликовал он, ухватив за руку ехавшего рядом своего младшего брата, Турволода.
Турволод, боровицкий князь, еще совсем молодой, безбородый, выглядел, однако, настоящим силачом: на голову выше брата и заметно шире в плечах. Ему уже доводилось сражаться под Орлиной Вежей и отбивать набеги кочевников, и даже опытные воины хвалили юного князя за силу и отчаянную храбрость. Кроме того, в бою он впадал в боевое исступление и, как берсерк, рубился самозабвенно, не замечая ран и усталости. Но в мирной жизни горячий и вспыльчивый Турволод был добродушен, если его не злить, а к старшему брату был привязан так же сильно, как в детстве. Всегда и во всем они были заодно. Вот теперь Турволод повернул к брату свою рыжую голову, в крупных завитках кудрей, отливающих на солнце медью, и окинул его наивным взглядом больших, навыкате, голубых глаз.
- Не пойму тебя. Ты же на себя стал не похож, как влюбился в приморскую княжну. Спешишь, чуть нас не загнал насмерть. Надо ли так убиваться ради какой-то девчонки? - простодушно проговорил он еще ломким юношеским баском.
Радомир отмахнулся от брата.
- Ты не поймешь пока. Да я бы и сам не понял год назад... Подожди, может, придет твое время, и ты встретишь девушку, к которой будешь стремиться, как птица, летящая в свое гнездо.
Младший брат пожал плечами, как бы говоря, что не представляет себе такой судьбы.
Соскочив с коня, Радомир бросился в сени княжеского терема, за ним последовал брат и воины. Но на пороге их уже встретили девушки и мальчишки, с самым решительным видом загородили путь, хохоча, кричали:
- Не пустим, не пустим!
- Нет тебе тут невесты!
- Откуда такой взялся? Пришел не зван - уйдешь не дран!
- Плати нам выкуп, тогда впустим!
Сам смеясь вместе с другими, Радомир достал из сумки горсть орехов, пряников, медовых леденцов, цветных лент и кусочков меха, и все это раздал "защитникам", сделавшим вид, что нехотя пропускают его. Тут толпа девушек, наконец, раздвинулась, и молодой князь увидел Сияну. Она радостно вскрикнула и бросилась ему навстречу. Поймав ее, Радомир заключил в объятия и хотел поцеловать.
- Через фату, через фату! - закричали им, напоминая обычай: лица невесты перед свадьбой никто не должен был видеть. Она сейчас - все равно что новорожденный ребенок между вратами рождения и миром яви: для прежней семьи ее уже нет, а для новой еще не успела родиться. А любой, кто находится на границе миров, особенно уязвим для злых чар и всякой нечисти. Пока не утвердится прочно, став настоящей женой, любой взор, даже любимого жениха, может к ней привлечь ненужное внимание. Во всяком случае, сварожане так верили с незапамятных времен.
Радомир, смутившись, поцеловал невесту через фату. Под тонкой шелковой тканью ее губы были горячи, бурное дыхание волновало узорчатый покров. Они неловко соприкоснулись руками и отстранились, не зная, как при посторонних выразить свое волнение и радость встречи.
Свадьбу праздновали широко. В день ее по дороге от святилища до княжеского дворца собралось множество приморян, даже не живущих в самом городе. Они с ликованием встретили молодоженов, ехавших в повозке, запряженной тройкой белых коней, в серебряной сбруе с целым набором звенящих колокольчиков. Не кони - лебеди быстрокрылые везли Радомира с Сияной!
Под пение величальных песен молодых посадили под ракиту, где жрец принял от них клятвы пред лицом Лады. Радомира лихорадило от волнения, он с трудом заставил себя успокоиться, чтобы руки не дрожали, когда будет надевать невесте кольцо. Сияна шепнула ему на ухо из-под фаты, приглушавшей голос:
- Наконец-то... Я думала, умру от нетерпения!..
- Я тоже... - прошептал новоиспеченный супруг, взяв из рук жреца клетку с парой белоснежных голубей.
Они с Сияной вместе выпустили птиц, чтобы те летели в Ирий и рассказали Ладе, что у людей сложилась новая молодая семья, просящая на всю жизнь благословения Богини Любви. Оба крылатых гонца затрепетали белыми флажками в высоком небе и исчезли из виду. Затем молодоженов окружили со всех сторон, шумно поздравляли, бросали горстями зерно, муку, клочки меха.
- Сколько зернышек, столько же вам и детишек! Сколько муки, столько и кун! Сколько шерстинок, столько и скотинок!
Весело гремели бубны, пели свирели, дудели пастушьи рожки, складываясь в веселую свадебную мелодию. Когда свадебный поезд повернул назад во дворец, несколько юношей-музыкантов поехали вперед, не переставая играть. И казалось, что песня сама летит по улицам Белгорода Приморского, обгоняя молодоженов.
Стояло самое начало осени, для Приморья еще вполне летнее время, когда ветер с моря еще не приносит обильных осенних дождей. Светило солнце, обещая жаркий день, а потому раскинули столы в саду княжеского дворца. Здесь каждый гость мог найти веселье и угощение.
Молодых встретили выбранные в народе мальчик и девочка, с положенными пожеланиями протянули им на подносе каравай хлеба, от которого полагалось откусить. Чтобы сделать это, невеста на одно мгновение приподняла фату.
Впрочем, все промелькнуло так быстро, что никто не успел заметить, кроме двоих мужчин, стоявших чуть поодаль от круга гостей. По ним трудно было сказать, сколько им лет: уж верно, не юноши, но и до старости обоим было весьма далеко. Первый - не особенно рослый, но коренастый и плечистый, с густыми пепельного цвета волосами. Второй казался помоложе его, но намного выше и крупнее, черноволосый. Одеты были одинаково: в замшевых кафтанах с турьими поясами, в простых холщовых штанах, на ногах постолы с высоким голенищем, в каких удобно бродить по лесу. Да еще самым примечательным в их облике были плащи из волчьих шкур изумительной выделки, с сохранившейся остроухой мордой. Казалось, что настоящие звери лежат на спинах людей. В лицах мужчин не было очевидного сходства, но странным образом сразу угадывалось, что они родственники, скорее всего братья.
Разглядев под фатой лицо Сияны, старший подтолкнул в бок младшего:
- Гляди, она и впрямь в матушку нашу обличьем!
- Будто вылитая! Да еще и кольцо ее носит! - отозвался великан-брат.
Они быстро и совсем неслышно прошли через толпу, стараясь не приближаться к лошадям, и приветствовали молодоженов поясным поклоном.
- Здравствуй, князь Радомир Градиславич! Здравствуй, государыня Сияна Бериславна! Ты, наверное, нас с Могутой не помнишь, мы ушли странствовать, когда ты еще маленькой была. Но к твоей свадьбе нарочно вернулись.
Сияна растерянно взглянула на них сквозь узкие прорези в фате.
- Я... как будто вас припоминаю откуда-то, а вспомнить не могу, - призналась она.
- Ну как же, мы ведь двоюродные дяди твои, со стороны княжны Червени Ростиславны! Я зовусь Беловой Ратмирич, а брат мой - Могута Ратмирич.
- Ой! - от неожиданности пискнула Сияна. Мигом вспомнилось семейное предание, и все стало понятно. И почему сыновья Червени возрастом должны быть, как ее отец и князь Ладомысл, а у самих ни густой бороды, ни седых волос не видать. И к чему волчьи шкуры, она мигом догадалась.
- Ну вот, уже и "ой", - недовольно осклабился Могута. Радомир при виде оборотней шагнул вперед, загораживая жену.
- Да нет, это в смысле: "ой, я не ожидала", - поспешила оговориться Сияна, дружески протягивая руки оборотням. - Спасибо вам, родичи, что пришли к нам на свадьбу! Рада нашей встрече.
- А мы из своих странствий тебе в подарок принесли десять сороков соболей, да еще жемчуга речного, да алатыря-камня, и моржового зуба из Полунощного края, - похвастался Могута, положив к ногам родственницы большой кожаный тюк.
- И еще запомни, Сияна Бериславна: для нас с братом все пути открыты, и мы, вместе или порознь, будем иногда к тебе в Славгород наведываться. Так что, если нужна будет помощь, не забывай.
- Не забуду, - вежливо пообещала Сияна. А Радомир возразил, что сам как-нибудь сбережет свою жену от всех напастей.

[Convollar]

Ну, это хорошо, что вы не стали тянуть со свадьбой! А сама свадьба очень яркая, такой обряд интересный, только вот Радомир, похоже, лесную родню молодой жены не особо жалует. Посмотрим, что будет дальше! Спасибо, очень живо и выразительно.

[Карса]

Ага, кузены-оборотни на горизонте! Что-то мне думается,  свою роль они ещё сыграют.

[Артанис]

Благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа Карса!

Ну, это хорошо, что вы не стали тянуть со свадьбой! А сама свадьба очень яркая, такой обряд интересный, только вот Радомир, похоже, лесную родню молодой жены не особо жалует. Посмотрим, что будет дальше! Спасибо, очень живо и выразительно.

Свадьбу я описываю уже не первую, но все равно, о таком событии приятно рассказать.
Радомир просто удивился, не думал, каких сюрпризов можно ждать от родни жены. Ничего, освоится.
А дальше будет еще кое-что непредвиденное.

Ага, кузены-оборотни на горизонте! Что-то мне думается,  свою роль они ещё сыграют.

Наверняка, доведется еще встретиться.

Однако братья-оборотни оказались еще не самыми неожиданными гостями на приморской свадьбе. Когда уже все расселись за столами и начали пировать, возле жениха и невесты вдруг появилась женщина. Никто не заметил, когда она возникла или с какой стороны подошла совершенно неслышно. Женщина была пожилой, вернее было даже назвать ее старухой, но благообразной и бодрой. Она двигалась так легко, словно не знали никаких старческих немощей. Да и лицо ее, загорелое, как печеное яблоко, еще вовсе не было увядшим, хотя волосы, заплетенные в единственную косу, еще замечательно густые и пышные, совершенно побелели. Но замечательней всего в ее облике были глаза - бездонной глубины, яркие и чистые, как только что развернувшиеся весенние листья. Встретившись с нею взором, Радомир вспомнил ведуна в Брониславле и, уже не удивляясь ничему, догадался, как зовут эту женщину.
С минуту стояла она молча, любуясь на молодую пару. Затем протянула руки им обоим.
- Здравствуйте, лебеди белые, ясный месяц да звездочка светлая! - проговорила она нараспев. Руки у нее были маленькие и шершавые, но горячие, как огонь. У обоих от ее прикосновения пробежала по телу дрожь, словно она была жрицей, готовящей их к таинству.
Увидев пожилую женщину, подошел ближе отец невесты, князь Берислав Синегорский, и сам приморский князь Ладомысл Звениславич.
- Тетушка Листава? - проговорил последний, не веря своим глазам.
Стоявшая перед ними женщина, босая, одетая опрятно, но просто, в потертую шерстяную поневу и сорочку, вышитую старинными оберегами, в простом линялом платке, с ожерельем из желудей на шее, не очень-то похожа была на княжескую родственницу. Но, глядя, как приветствует ее княжеская семья, и другие знатные приморяне поднимались со своих мест, здоровались с гостьей, приглашали ее за стол.
- Сто лет жизни тебе, Листава Ростиславна! Спасибо тебе, что посетила наш праздник, ведающая тайны земные и небесные! Благослови молодую чету.
Листава, мягко улыбнувшись, стояла за спиной жениха и невесты, положив руки им на головы.
- Спасибо вам, милые приморяне! Давно уже я не видела, как празднуют у вас радостные события, не слышала в своем лесу ваших песен. Не удержалась, пришла на вас полюбоваться, свадебной каши попробовать... Рада, что здесь собрался почти весь род Ростислава. Только моего брата Светозара здесь нет, но тут уж ничего не поделаешь. Если бы он счел нужным, уж наверное, сумел бы придти вовремя... А молодым я от всего сердца желаю счастья. У меня и подарочек есть для вас небольшой, от земли и воды сварожской.
Она вынула из висевшей на поясе сумы сперва два деревянных кругляша, гладко отполированных, так что темные и светлые прожилки на дереве сплетались, точно линии на ладони. На каждом были тонкой кисточкой начертаны знаки Лады. Ведунья протянула их молодоженам.
- Пусть любовь ваша на всю оставшуюся жизнь останется такой же жаркой и светлой, ясным костром горит, а не едким дымом расползается! Храните эти обереги, мной заговоренные; с ними никакая тень вовек не упадет между вами. На дружную жизнь, на лебединую верность! Оберег не даст ничьей чужой воле повредить вам.
- Спасибо, бабушка Листава! - с чувством прошептала Сияна, а Радомир поцеловал руки старой ведунье.
- Обереги, конечно, важный подарок, но еще не все, - продолжила Листава, освободив руки, и достала из сумы тканый поясок, весь переплетающийся вшитыми в него сухими травами. Положила его на колени Сияне.
- Это уж тебе одной, молодица. Самые верные женские средства хранятся здесь. Когда будешь беременна, подпоясывайся этим поясом, и во время родов пусть он будет на тебе. Тогда сможешь много детей подарить своему князю, и сама только окрепнешь после них, здоровье и красоту сохранишь надолго.
Сияна горячо поблагодарила ее за этот подарок, а гости охотно согласились, что лучшего подарка для новобрачной нельзя найти. В искусстве Листавы приморяне были свято уверены: дочь знаменитой Влады - не деревенская знахарка какая-нибудь.
Но и на этом подарки Листавы Ростиславны еще не закончились. Когда она в третий раз сунула руку в суму. гости смотрели, не скрывая любопытства: что она вытащит еще?
Она достала невзрачный с виду плоский белый камушек с морского берега. Положив его на колени Сияне, сказала так тихо, что лишь ближайшие соседи смогли расслышать:
- Это не для семейной жизни, и неизвестно пока, когда пригодится. Но пригодиться может, так что ты его, пожалуйста, не теряй. Он заговорен от неупокоенных душ.
- Ой! - Сияна зябко поежилась. - А где я возьму неупокоенные души?
- Не шути такими вещами, молодица! - ведунья сделала знак солнечного колеса. - Не ты их взять можешь, а они тебя! Если вдруг придется когда столкнуться, кинь его на землю и скажи: "Белый камень, белый хлад пусть земля втянет назад. В царство Нави, нежить, катись, железной стеной от живых отгородись!"
- Неужели вы думаете, я позволю моей жене подвергаться опасности от неупокоенных душ? - гневно возмутился Радомир.
Но старая ведунья многозначительно покачала головой.
- Да ведь мало ли как жизнь поворачивается? По крайней мере, я не тебе - жене твоей дарю этот камень вместе с заклятьем. Может, пригодится когда-нибудь, а если нет - камушек мой сумы вам не оттянет. Только ты про него не забывай, Сияна Бериславна.
Тут старший из братьев-оборотней, Беловой, шепнул ей на ухо:
- Возьми камень. Листава Ростиславна просто так говорить не станет.
И Сияна взяла заговоренный камушек и несколько раз мысленно повторила заклятье, пока не затвердила накрепко.
- Вот и славно! - Листава звонко хлопнула в ладоши. - Ну, теперь веселись, Приморская земля, и вы, гости славгородские!
Музыканты заиграли величальную песню молодой чете, и гости стали приплясывать в такт, хотя для плясок время еще не пришло. Листава Ростиславна одобрительно кивала, глядя сверкающими глазами, как разгорается веселье среди пирующих гостей. Сама она, однако, съела лишь немного пшенной свадебной каши, сваренной с медом, ягодами, орехами. Некогда - а у простонародья зачастую и сейчас, - такая сладкая каша была основным блюдом на свадьбах, так что и само празднество часто называли "свадебной кашей". Разумеется, княжеская семья по такому случаю выставила множество разнообразного угощения, так что ломились столы, однако Листава довольствовалась малым. Как и молодожены, которым, по обычаю, в свой вечер ничего, кроме свадебной каши, есть не дозволялось. Они ели с одного блюда, причем Сияна ловко ухитрялась не открывать фату.
Посидев немного за столом с молодыми, Листава встала и откланялась.
- Счастья и долгой жизни вам, князь Радомир и княгиня Сияна! Спасибо вам за праздник ваш, добрые приморяне. А мне пора.
И, как никто не ожидал, пожилая тихая на вид женщина пронзительно засвистела, точно уличный сорванец. В ответ ей послышался топот копыт, и в распахнутые ворота влетел большой олень. Промчавшись стрелой, он остановился перед ведуньей, гордо вскинув изящную голову с целым ветвистым кустом рогов. Люди замерли, не веря своим глазам. Никто еще не видел настолько близко живым и здоровым такого красавца. Под гладкой шкурой оленя так и ходили сильные мышцы. Солнечные блики золотили его бурую шерсть.
Среди общего изумления, Листава легко прыгнула на спину оленю, на котором не было, разумеется, ни седла, ни упряжи. Но ведунья держалась на нем, как на самой смирной лошади.
- Прости, что заставила тебя придти к людям. Да старая я уже становлюсь, не поспеть было вовремя своими ногами, - проговорила она, гладя оленя между рогов.
Рогатый скакун прыгнул вперед и помчался, обгоняя ветер, унося прочь свою необыкновенную всадницу. И долго еще приморяне вспоминали ее появление на свадебном пиру Радомира с Сияной.
А пир, между тем, все разгорался. Молодожены сидели за своим столом тихо, разговаривая между собой,  и ждали вечера, по обычаю. Но гости уже достаточно угостились яствами и медами, и теперь им хотелось веселиться, переполненным буйной силой, особенно молодым. Некоторые ходили от одного стола к другому, ища себе подходящее общество.
Брат жениха, князь Турволод, прошелся мимо братьев-волкодлаков, как бы невзначай задел плечом Могуту.
- Чего тебе? - сразу откликнулся тот.
Молодой князь, сразу приметивший здоровенного волкодлака, задорно встряхнул рыжей головой:
- Хочу бороться с тобой! Давай мериться силой. Только учти: меня еще никто не укладывал на лопатки.
- Ишь ты! - Могута стремительно и плавно поднялся из-за стола, сбросил волчью шкуру на колени брату. - Да и меня, вроде, еще никто не колотил, - он насмешливо изогнул губы, смерив взором молодого князя.
Может быть, такой взор зеленовато-карих глаз оборотня устрашил бы многих людей. Но только не князя Турволода. Тот сбросил плащ и кафтан, оставшись в одной легкой сорочке.
- Вот и хорошо! Значит, я буду первым.
Пиршество смолкло, все беседы стихли, все внимание обратилось к состязавшимся. Внимательно переглядываясь, опытные воины, каких здесь было немало, оценивали шансы бойцов. Ростом оба одинаковы, и в плечах каждый - косая сажень. Могута при всей очевидной исполинской силе был гибок и быстр, как лесной зверь. Казалось, что Турволоду нечего надеяться победить его. Он тоже - витязь, каких мало, но ему всего семнадцать лет...
К юноше подошел один из старших славгородских бояр, Славята, бывший наставник Радомира и Турволода.
- Княже, образумься. Не порти свадьбу своему брату, сядь на место. Не он же задирал тебя, честь тебя не обязывает драться.
Но в глазах Турволода уже разгорались красные огоньки. Он сбросил со своего плеча руку боярина.
- Не мешай, дядька Славята! Я уже все решил.
Он двинулся навстречу противнику, который снова усмехнулся:
- Лучше передумай, пока можешь! Учти: на мне-то все зарастет, как на собаке, а вот тебе могу попортить девичье личико...
Вместо ответа Турволод глухо заревел и бросился прямо на соперника. Тот ловко уклонился и встретил его атаку мощным захватом рук. И оба противника сцепились, подобно дерущимся змеям, покатились в пыли перед взорами зрителей. Их мускулистые тела в обрывках одежды мелькали с такой скоростью, что не разобрать было, кто есть кто. Оба награждали друг друга полновесными ударами и костоломными захватами. Казалось, что никто не может долго выдержать этой первобытной стычки. Но оба вошли в такой раж, что не замечали, как трещат в руках противника их сминаемые мышцы, как хрустят кости в неестественных изгибах.
Радомир, не выдержав, оставил невесту, подбежал к дерущимся, позвал брата:
- Турволод! Уймись, хватит! Я тебя зову, слышишь? Кому сказал?
Но Турволод не видел и не слышал ничего, кроме великана-оборотня, которого надо победить. Так же и тот, и ничьи окрики до них не доходили. Подойти ближе, чтобы растащить силачей, опасались, как бы не попасть под горячую руку.
- Облейте их водой, а то убьют друг друга! - приказал князь Ладомысл Звениславич.
Быстро принесли несколько ведер воды из колодца в саду, и окатили ею бойцов. Те не сразу опомнились, но, наконец, сели, моргая глазами, все в ссадинах и ушибах, мокрые с ног до головы.
- Уф! Ты не волк, Могута, скорее медведь, - проговорил Турволод, вытирая кровь с рассеченного лба.
- А ты, юноша, и вправду быку скрутишь рога! Не встречал еще у человека такой силы, - признал волкодлак, помогая бывшему противнику подняться. Сам-то он и впрямь восстанавливался гораздо быстрей.
После этого неожиданного состязания пир продолжался своим чередом. Звучали застольные пожелания и здравицы молодым. Музыканты пели песни, а кое-кто из гостей пытался им подпевать. Потом те, что помоложе, пустились в пляс.
Только новобрачных все это не касалось. Их дело было - ждать, пока взойдет вечерняя звезда. Радомира раздражали эти правила. Он мог бы тоже вместе с Сияной кружиться в праздничном хороводе. И спеть им величальную песню получше наемных певцов. Но это было против обычая.
Долго тянулся жаркий осенний день. Но вот, наконец, солнце склонилось к закату, ушло за окоем, точно нырнуло в море, и сразу стало темно. В Приморье не бывает долгих сумерек, как в полунощных землях - либо день, либо ночь.
На небо взошла вечерняя звезда, которую агайцы посвящали Афродите. Настало время молодым идти в подклеть. Родители напоследок обнимали дочь, окончательно передавая ее супругу.
Их снова окружили, шумно желая всяческих благ, осыпали шутками, порой весьма вольными, так что Сияна покраснела бы, не скрывай фата ее лицо. Подбадриваемые и подталкиваемые, молодожены направились в свою первую спальню. Музыканты, провожая их, затянули песнь в честь Ярилы, бога жизненной силы во всех ее проявлениях, как нельзя более уместную по данному случаю.
У дверей подклети их встретил Турволод, успевший отдохнуть, умыться и переодеться после рукопашной, с мечом у пояса. Оттеснив толпу прочь, он сперва легко приподнял над полом Сияну, а затем и брата, крепко прижав его к груди.
- Ну вот, и справили свадьбу! Поздравляю тебя, сестрица! - грохочуще захохотал он, точно Леший. - Ступайте! Ваш праздник только начинается, мой тоже - буду вас, по обычаю, охранять до утра, не смыкая глаз! - он выразительно взялся за меч. Затем могучими руками втолкнул брата и его жену в подклеть и запер дверь.
Щелкнул засов, отрезая былую жизнь Радомира и Сияны. Они переглянулись, при свете единственной свечи разглядели узкое помещение, единственную разобранную постель...
- Иди ко мне, лада моя. С сапогами я сам разберусь, - произнес Радомир, вспомнив, что, по обычаю, жена в первую брачную ночь обязана снять с мужа сапоги.
Вместо этого он сорвал с ее лица фату заодно с заколками, которые ей нацепили, укладывая волосы в сложную прическу. Сразу стало легче дышать. Девушка рассмеялась, вдохнув полную грудь свежего ночного воздуха, долетавшего в волоковое окошко. Из сада послышались голоса пирующих, мелодия свирелей и флейт.
Но Сияна еще не успела надышаться, как Радомир поцеловал ее, и одновременно обнял крепко, как ему мечталось с самой первой встречи, а наяву еще никогда не доводилось, прижал к себе, укладывая на постель.
Ему хотелось видеть ее всю, воочию - свою белую лебедь на белоснежной лебяжьей перине, точно в облаке морской пены, как агайская Афродита. Но она была стыдлива, и он сразу погасил свечу, трезво рассудив, что успеет за всю жизнь вдоволь налюбоваться молодой женой.

[Convollar]

Прекрасное описание свадьбы, да и Листава уж очень интересна. Но, ИМХО, Радомиру придётся узнать ещё много нового о родне своей жены. И о жене, возможно, тоже. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Спасибо, эреа Артанис!

[Артанис]

Благодарю Вас, эрэа Convollar!

Прекрасное описание свадьбы, да и Листава уж очень интересна. Но, ИМХО, Радомиру придётся узнать ещё много нового о родне своей жены. И о жене, возможно, тоже. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Спасибо, эреа Артанис!

Рада, что Вам понравилось!
И Радомиру что-то придется узнать, и Сияне придется осваиваться на новом месте, во владениях своего мужа. Как же, на то и семейная жизнь.

Глава 6. Славгородщина
Настала пора Сияне уехать с мужем в его родовой удел, в Славгород. Там Радомир трижды обведет ее вокруг очага, принимая окончательно в свою семью. Та земля, еще неведомая, станет для бывшей приморской княжны новым домом. Там ей суждено прожить жизнь, родить наследников для Славгородской земли, пусть прекрасной, по словам Радомира, но тревожной и беспокойной.
Молодая княгиня пустилась в путь не в возке, а рядом с мужем, на золотисто-буланом коне. Этого красавца со стоячей гривой, стройного, резвого, как лань, Радомир подарил жене наутро после свадьбы. Сам подвел к нему Сияну, предложил угостить скакуна яблоком.
- Я его купил еще жеребенком у команского хана и сам объездил. Да жаль, он не дотянул ростом до боевого коня. Зато тебе под седло будет как раз. Нравится?
- Очень, - Сияна не сводила глаз с коня, который, заметив внимание к себе, переступал тонкими темными ногами, будто пританцовывал. Скормив ему яблоко, ласково провела ладонью по теплой замшевой морде. - Как зовут его?
- Тебе им владеть, ты и назови, - сказал Радомир, вкладывая поводья в руки жене.
- Тогда пусть будет Огонек, - не задумываясь, сказала Сияна, разглядывая богатую упряжь и седло, убранное тисненой кожей с украшениями из алатыря. Конь не противился новой всаднице; как видно, обучение не испортило ему характер, а может быть, Сияне передался от предков дар обращаться с животными.
- Я так и подумал, - улыбнулся Радомир. - Он будто светится на солнце, как и ты, поэтому я и дарю его тебе. Только косы свои от него прячь: примет за жито и зажует.
Молодой князь игриво взялся за косы жены, заплетенные теперь надвое, как положено замужней. Она легко шлепнула его по руке.
- Выдумаешь всегда что-нибудь! Жито - это хлеб, это жизнь наша, потому и зовется так. А причем тут мои волосы?
Но Радомир зарылся лицом в золотые косы жены, пахнущие горными травами:
- А вот увидишь, как приедем домой. Там как раз сейчас спеет жито. И каждый сноп - золотистый и пышный, точно волосы твои...
И вот, кони мчат их по степи, залитом еще ярким осенним солнцем. Осталась далеко позади Приморская земля, даже соленый запах моря не долетит сюда. Вот она, сколько может окинуть глаз - степь, такая же бескрайняя, как море: золотые нивы да широкие луга до самого окоема. И небо над ними - высокое, бездонно-синее. И слепящий круг солнца в нем...
Ой, степь сварожская, Исконная Земля, колыбель могучего племени! Мало найдется мест, равных ей, когда весной она покрывается буйным разноцветьем, или жарким летом, когда расстилается травяное море до самого окоема. Но как же хороша она золотой осенью, когда, утомленная летними заботами, нежится, отдыхая, под лучами солнца. Ясноликий Даждьбог, которого здесь зовут Хорсом, больше всего любит степные края, и щедро делится с ними теплом и светом, чтобы рос богатый урожай, чтобы наливались соком плоды земные, чтобы пчелы несли в улей больше меду, а скотина нагуливала молоко, жир, шерсть. Оттого-то под солнечными ласками степь сама по осени становится вся золотой, как солнце. Будто и впрямь налитые светом, золотятся по осени тяжелые снопы жита. Желтеют повсюду поставленные стога сена, а там, где трава не скошена под корень, она сама сохнет под солнцем. Деревья, прежде чем заснуть до весны, тоже одеваются золотом, и этот наряд не беднее летнего.
Такой славгородскую землю и увидела впервые молодая княгиня.
Сперва ехали еще через Червлянскую и Холмоградскую земли, но вот уже Сияне сказали, что начинаются владения ее супруга. Теперь она с особенным интересом приглядывалась ко всему, что было вокруг, чувствуя на себе внимательные взоры и своих спутников, и встречавшихся в пути жителей.
Стояло время полевых работ, и повсюду, где они проезжали, поселяне-смерды убирали жито. Сияна видела, как ловко работают и мужчины, и женщины: как они жали серпом высокие, золотисто-рыжие колосья, увязывали их в снопы и складывали на телеги, чтобы отвезти на молотильню. Казалось, у них в руках и вправду кипело живое, яркое золото. Сияна как-то сорвала ржаной колос и растерла в ладонях; спелые зерна, пахнущие ветром и солнцем, легко выпали ей на ладонь. Она подумала и высыпала их в сумку.
- Можно будет их посадить в саду? Пусть и у нас под окном растет жито, хоть для красоты, - сказала она мужу.
Но молодая княгиня не только любовалась видами, но и глядела, как живут люди во владениях ее супруга. Ей нравились их глинобитные избы, крытые соломой - не избы, а хаты, как говорили славгородцы. Сияну каждый раз смешило это слово, но она старалась сдерживаться. Конечно, глинобитные мазанки - не то что брониславльские могучие строения из бревен, сколоченные на три века. Куда проще и беднее их славгородские хаты, а все же каждая снаружи побелена, а некоторые еще и пестро разукрашены в меру хозяйского умения.
Хотя был как раз разгар полевой страды, поселяне всегда тепло приветствовали проезжавшего князя, подходили, чтобы поздороваться с ним. Сияна с гордостью замечала, что славгородские жители, похоже, любят Радомира, и он с ними говорил запросто, не чурался простолюдинов, оторвавшихся от полевых работ, полуголых или в мокрых от пота сорочках.
Несколько раз князю с женой случалось и заночевать в деревенских хатах. Не всегда поблизости имелась боярская усадьбы, чтобы расположиться с удобством, и путники порой принимали приглашение какого-нибудь гостеприимного поселянина. Княжеские воины ночевали тогда на сеновале или во дворе, а Радомир с Сияной устраивались на лучшей постели, что могли предложить хозяева. А прежде того под вечер вокруг них собиралась вся деревня. Одни делились жалобами, в основном на соседей или княжеских управителей, просили князя их рассудить. Другим просто любопытно было поглядеть, какую жену взял себе князь Радомир.
Молодую княгиню охотно зазывали к себе испросить благословения - коснуться яблони, чтобы лучше плодоносила, подержать на руках ребенка, чтобы рос здоровеньким. Людям нравилось, если их молодая госпожа, может быть, уже носящая под сердцем дитя, испросит для них милости Богов; верили, что ее Боги охотнее послушают.
Сияна никогда не отказывалась, особенно после того, как увидела, насколько трудно живут простые славгородцы. В первой же мазанке, где они остановились на ночлег, был земляной пол, утоптанный до каменной твердости, и всего одна горница. Вместо дверей ее разгораживали только тканые занавески. За одной занавеской ночевали хозяин с женой, за другой - старые родители хозяина. Отгородились от них старшие сыновья со своими женами и младшие дети. Больше десятка человек ютились в тесной хате, где, казалось, и не повернуться! Ночью, лежа рядом с мужем на лавке, устланной колким сеном, Сияна долго не могла заснуть, слушая, как на чердаке пищат и дерутся мыши.
- Это что же, все славгородцы живет, как здешние хозяева? - спросила она шепотом, чтобы не услышали за занавеской - только руку протянуть.
Радомир вздохнул, гладя ее плечи.
- Эти? Эти, лада моя, еще благополучны. Урожая в этом году богато, хватит прожить до весны, а в тесноте - не в обиде, зато вся семья цела. А вот на кого команы нападут, тем приходится туго. Одних убьют, других угонят в плен. А третьим на пепелище все начинать сначала, лишившись всего.
- И такое часто здесь бывает? - испуганно воскликнула княгиня.
- Нередко. На то и нужен князь с дружиной, чтобы быть начеку, степных хищников отваживать прочь, как волков от овчарни. В любое время следует быть готовым к войне. Но ты не бойся: у меня теперь, когда ты рядом, втрое прибавилось силы и отваги. Спи спокойно, лада, и славгородцы мои пусть спят...
Но не всегда путники пользовались гостеприимством местных жителей. Случалось заночевать и по-походному. Тогда вечером сидели все вместе у костра, рассказывали разные были и небылицы. Сияна охотно слушала их, особенно те, что рассказывали о прошлом славгородщины, открывали ее душу и характер...
Широка и привольна славгородская степь, всему живому в ней хватает места. Скачут по ней, куда глаза глядят, табуны диких коней и стада нескладных с виду, но удивительно быстроногих сайгаков. Величественно бродят по степи могучие туры, опасные даже для опытных ловчих. Весной, когда разливаются реки на четыре брода, Белая и ее притоки наполняются рыбой. Тут и круглые, как сковородки, лещи, и жирные сазаны, и хищные щуки. А бывает, что зайдет в мелкие протоки и более ценная рыба - осетр, стерлядь, белуга. Весной славгородцы не сетями берут рыбу - баграми. Но первую рыбину непременно ловят живой и выпускают обратно: пусть передаст Водяному Белой реки, что люди не жадничают, не грабят его зазря, свято соблюдают правду речную. И вода пока что кормит славгородцев не хуже земли.
Также и всякой птицей богата Славгородская земля. По степи разгуливают важные, как бараны, дрофы, нехотя подымаясь на крыло, и их мелкие, с курицу, родичи стрепеты. Степные озера и поймы речные полны разных уток и гусей, и даже лебедей. Едва наступит весна, из Ирия прилетает длинноногий красноклювый аист, но уж на него никто из славгородцев не вздумает охотиться. Они верят, что аист приносит счастье тем, на чьей крыше поселится.
Полна разнообразной жизни славгородская степь. В небе серебряным колокольчиком поет-заливается жаворонок. Там, где уже скошен хлеб, и кажется, ничего не может быть среди жесткой колючей стерни, вдруг из-под самых копыт вспархивает выводок серых куропаток, выскакивает вспугнутый заяц. В небе над пустеющими полями кружат на распростертых крылах ястребы, канюки, луни, высматривая в поле мышей. Не умолкая, трещат кузнечики, будто знают, что степь без их звона не степь. Нет в ней пустоты, не бывает остановки в нескончаемом биении жизни. Даже зимой, когда земля отдыхает под снегом. Даже летом, в самый солнцепек.
Но не одних сварожан, любимых детей сияющего Хорса, привлекала издавна красота степи и ее богатства. С давних времен сражались за владение ею с кочевыми племенами, живущими грабежом. В противостоянии с ними выросли Сварожьи Земли. В честь давней победы над кочевниками когда-то был поставлен и Славгород, где правил теперь князь Радомир Градиславич. Тому минуло сот лет, да и само то степное племя, которое сварожане звали "черными башлыками" за их войлочные шапки, теперь совсем не то, что прежде. Некогда грозный соперник давно умалился, растратил былую мощь. Остатки "черных башлыков" теперь научились у сварожан возделывать землю, часто шли на службу к сварожским князьям. Радомир тоже принял к себе один их род и позволил им поселиться на своей земле в обмен на военную службу.
Зато другие кочевники - команы, пока еще сильны и воинственны, и чуть ли не каждый год опустошают ближайшие сварожские княжества, разоряют села и даже города. Они, команы, тоже  чувствуют красоту раздольной степи. Недаром ставят на возвышенностях каменные изваяния своей богини степей, выражая, как могут, свое благоговение. Проезжая мимо таких "каменных баб", сварожане на всякий случай выплескивали перед ней чашку молока, ложили кусок хлеба: с чужими богами, да еще в пути, лучше не ссориться.
Но с самими команами уживаться сварожанам было трудно. На протяжении многих поколений они были им врагами, не желая мирно разделить широкую степь. Радомир нарочно повез жену подальше от команских разорений последних лет, желая, чтобы она видела только красивое. Пусть узнает со временем, как живет славгородская земля. Зачем ей начинать со зрелища пожарищ и запустения, с обездоленных поселян, которым крыша в непогоду кажется за счастье? Не следует огорчать свою ладу чужими бедами.
- Это Любославль, мой второй по величине город, - однажды сказал князь Радомир, когда они проезжали мимо города, окруженного высокой каменной стеной. - А вон уже и дорога на Славгород. Через пару дней будем на месте.

[Convollar]

Прекрасное описание степей, просто очень хорошее. Быт поселян тоже хорош - без пасторальных красот, зато вполне достоверно. Вообще всё путешествие интересное. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.

[Артанис]

Благодарю, эрэа Convollar!

Прекрасное описание степей, просто очень хорошее. Быт поселян тоже хорош - без пасторальных красот, зато вполне достоверно. Вообще всё путешествие интересное. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.

Надо же Сияне познакомиться со своим новым княжеством, хоть немного узнать, как живут там люди, чтобы освоилась на новом месте, не чувствовала себя иностранкой. Значит, о славгородской земле нужно написать особо. Да и название обязывает.

Славгород, как и Любославль, стоял на возвышенности, на высоком берегу Белой реки, сверху глядя на открывавшуюся во все стороны степь. Поразмыслив, Сияна поняла, что так и нужно степному городу, чтобы издалека видно было любую угрозу. Придут ли загоном команы, вздумает ли, не в добрый час, какой-нибудь обнаглевший сварожский князь повоевать соседа - славгородцы заметят вовремя и успеют подготовиться. Правда, стена и земляной вал перед нею показались молодой женщине пониже, чем в Любославле, но сам город, поднимаясь на высоких склонах холма, высился над степью величественно и грозно.
Уже оповещенные о возвращении князя с молодой супругой, славгородцы украсили город для торжественной встречи. Над каждой дверью повесили вьющиеся плети хмеля, сплетенные с полевыми цветами и колосьями ржи. Сами горожане в лучших одеждах вышли встречать княжескую чету, старались подобраться ближе, чтобы разглядеть, какую супругу взял себе князь Радомир.
- Едут, едут! - загомонили мальчишки, забравшиеся на воротную башню, откуда их, по такому случаю, не погнали стражники, как обычно.
Славгородцы не разочаровались. Молодая княгиня, ехавшая на резвом золотистом Огоньке рядом с мужем, была очаровательна. Со светлыми косами, уложенными в высокую прическу, как будто надела солнечный венец. Раскрасневшаяся от волнения, она была еще краше обычного, когда улыбалась славгородцам, то и дело оглядываясь на мужа: все ли в порядке?.. Но Радомир ни минуты не сомневался, что его лада так же придется по сердцу славгородцам, как и ему самому. С его лица не сходила ликующая улыбка, и супруге передавалась его убежденность. Никогда еще славгородцы не видели такой красивой пары. Любуясь, как ловно правит конем молодая княгиня, как хороша ее стройная фигура в старинной одежде - богато вышитой сорочке и поневе в желтую, зеленую и коричневую клетку, как носили здешние женщины, горожане не сомневались, что их князь удачно выбрал себе супругу. Провожая их взором, приветственно кричали, подпрыгивали, махали руками.
- Да здравствует князь Радомир Градиславич! Да здравствует княгиня Сияна Бериславна! Живите сто лет!
Сияна в ответ тоже махала им рукой, приподнявшись на стременах. От волнения ей стало жарко, дыхание участилось.
- Слышишь, как тебя приветствуют? - шепнул Радомир на ухо жене.
- Почему меня? Нас обоих...
- Нет!.. Меня одного никогда так не приветствовали. Это они ради тебя собрались.
Собравшиеся горожане проводили их до княжеского дворца. Здесь Радомир легко снял жену с коня и поднялся с ней по ступеням крыльца, поставив на ноги уже наверху. Там они остановились, лицом к толпе.
- Здравствуйте, люди славгородские! - звонким от волнения голосом проговорила Сияна. - Рада познакомиться с вами. Боги меня привели к вам, быть женой князю Радомиру Градиславичу, значит, и мы с вами Небом суждены друг другу.
Молодая женщина старалась держаться величественно, подражая тетке Доброгневе, но чувствовала, что это ей не очень удается, и надеялась, по крайней мере, что голос ее не дрожит слишком уж заметно. Лишь поздоровавшись с горожанами, она смогла разглядеть княжеский дворец, которому предстояло стать ей домом.
В отличие от большинства славгородских домов, дворец был деревянным. Высокий трехъярусный терем с пристройками разной высоты. Сияне сразу бросилось в глаза, что окна, затянутые, как повсюду в Сварожьих Землях, тонкими слоями прозрачной слюды, были сделаны большими, точно широко раскрытые глаза, с широкими резными наличниками. Крыша дворца была остроконечной, покрыта красной черепицей. Запрокинув голову, чтобы охватить все взглядом, Сияна разглядела над коньком крыши славгородское знамя. На синем, как безоблачное небо, поле расправлял крылья золотой не то лев с крыльями и орлиными ногами, не то орел с львиной головой и передней частью тела. Загадочный грифон, означавший мощь, отвагу и ярость, красовался на знамени у всех потомков князя Драгомира, только цвета у каждой ветви были разные. Недоброжелатели, правда, говорили, что грифон в данном случае означает еще и склонность выдавать желаемое за действительное: что, как никто в точности не видел грифона наяву, так же несбыточны были стремления Драгомира сделаться великим князем; и что потомков его этот знак тоже не доводит до добра. Впрочем, о ком ни разу в жизни не говорили худого?..
В княжеской горнице был накрыт стол, там собрали пир в честь прибывших. Судя по тому, как ломились столы под богатым угощением, славгородцы не собирались спускать, что их князь женился не дома, и хотели отпраздновать свадьбу не хуже приморской. Но прежде всего следовало соблюсти обряд. Под внимательными взорами гостей Радомир взял за руку жену и троекратно обвел ее вокруг горящей печи, как положено, по ходу солнца.
- Очаг домашний, прими новую хозяйку, согрей нашу семью, подари нам счастье, - проговорили молодые вместе.
Поклонившись очагу, молодая хозяйка подбросила в огонь пару поленьев, а за печку поставила плошку молока вместе с лепешкой.
- Прими, батюшка Домовой, от молодой хозяйки, признай ее в праотеческом жилище.
За печкой зашуршало что-то, завозилось, и на мгновение Сияне привиделось, что из пристенка прошмыгнула то ли большая пушистая мышь, то ли ласка, и тут же скрылась. Но и приношение вмиг исчезло.
Славгородские бояре, узнав об этом знаке, стали поздравлять княгиню; по их мнению, лучшего и желать было нельзя. Домовой редко показываетя наяву, тем более при посторонних, а раз появился, пусть и зверушкой, значит, княгиня ему приглянулась.
Когда молодые сели за стол, вокруг собралась княжеская челядь во главе с немолодой, властного вида женщиной. Та, поклонившись Сияне, сняла связку ключей, висевшую на поясе, и протянула ей.
- Вот тебе, матушка-княгиня, ключи от всех покоев княжеских, от амбаров, кладовых, поварни, от медуш, погребов и сокровищниц. Пять лет я за ними надзирала, с тех пор как ушла в Ирий матушка Радомира Градиславича; то-то, верно, радуется она теперь, глядя на вас! Ну а теперь ты в своем дому будешь распоряжаться, а я уж доживу свой век спокойно.
Сияна подумала, что и это своего рода проверка. В голосе пожилой женщины слышалась, хоть и скрываемая, обида. Приняв ключи, она постаралась улыбнуться, как могла теплее:
- Как тебя зовут, почтенная?
- Желань, - кажется, ее взгляд чуть-чуть смягчился.
- Так вот, почтенная Желань: я пока еще ничего не знаю здесь, даже осмотреться не успела, а ты уж предлагаешь мне распоряжаться. Лучше я сперва у тебя поучусь, а ты покажешь мне, как привыкла вести дела, чтобы я по незнанию не испортила ничего. Да и когда освоюсь, стану у тебя спрашивать совета, если ты не откажешься.
Пожилая ключница растерянно выпрямилась. На глазах ее блеснули слезы. Потом она поклонилась княгине уже с настоящим, а не с вынужденным почтением.
- Ты и вправду достойна быть княгиней, не только красотой, но и мудростью! Если кто-нибудь против тебя скажет, я первая скалку о его хребет сломаю!..
Сияна вздохнула с облегчением, чувствуя, что лед сломан. Гости подняли кубки в честь молодой четы. У Радомира, когда он с гордостью взглянул на жену, глаза блестели как смарагды.
Так Сияна сделалась славгородской княгиней. Жизнь сразу же закружила ее водоворотом забот, которых она не избегала, желая быть настоящей помощницей своему супругу. Ведь сколько в княжеском владении служб, которыми прежде распоряжалась Желань, а теперь следует управлять ей, хозяйке! И все это - еще не считая оружейной, конюшни, ловищ, псарни, мастерских. То - мужское дело, ими занимался сам князь и поставленные им управители. Но и на долю супруги оставалась уйма разных обязанностей. В них Сияна теперь терпеливо разбиралась. изучала все имущество своего мужа, а заодно и людей, поставленных его беречь.
Узнавала и ближников княжеских - бояр, а больше всего боярских жен, что часто являлись к ней в гости. Старалась, приглядываясь к ним, выяснять, чем дышат их мужья, во всем ли они едины с Радомиром. Не все важные гостьи одинаково нравились молодой княгине. Иные держались высокомерно, предлагали ей свои советы и поддержку, пока не наберется опыта, и всем видом показывали, будто без их мужей князь Радомир ни за что не обойдется. Такие сразу не внушали доверия Сияне, но она старалась и с ним на всякий случай ладить, лишь бы ненароком не повредить мужу в его отношениях с первыми людьми княжества.
Бывало, в первые дни она так уставала, что вечером падала в постель совсем без сил, пока Радомир не приводил ее в чувство ласками и поцелуями. Только с ним молодая женщина себя ощущала юной и свободной, как прежде. Иногда, пока позволяла погода, он брал жену прогуляться верхом, и они, оседлав Белогривого и Огонька, уезжали в ближайший к городу лес, полный запахов мокрой от дождя земли, опавших листьев и грибов. Казалось - набери этот лесной запах в кувшин и запечатай, чтобы открыть среди зимы, и зимой повеет листопадом.
Но к середине зимы молодая княгиня стала меньше двигаться, и больше не ездила верхом. Теперь она чаще сидела в своей горнице, а дворцовая челядь приходила к ней туда для отчета и распоряжений. Скоро все узнали, что Сияна ждет ребенка, и славгородцев обрадовала эта весть. Стало быть, и впрямь Лада послала ее князю Радомиру, если так быстро благословила их брак.
По совету Листавы, будущая мать с самого начала носила под одеждой ее пояс, не сомневаясь, что он поможет ей благополучно родить Радомиру сына. Они оба не сомневались, что будет сын. Князь все свободное время бывал рядом с женой, оставил все дела и дружину на бояр, даже прежде любимые ловы, соколиные ли, звериные, его сейчас не привлекали. По вечерам он пел ей песни, что услышал раньше или сочинил сам. Но выбирал только самые светлые и чистые: никаких злых чар, никаких порождений мрака. Выбирал самые прекрасные сказания о героических подвигах, о великих победах, чтобы будущий княжич их запомнил. Сияна соглашалась, не сомневаясь, что еще не родившийся ребенок все слышит.
Их первенец родился в конце липеня, когда небо и земля задыхались от зноя. Роды начались с вечера, а поутру, когда взошло солнце, маленький княжич появился на свет. Молодой матери казалось, что в родовых муках прошло бесконечно много времени, однако пояс Листавы показал себя, да и сама Сияна была исполнена решимости в своем, женском сражении. Вытерев от пота ее странно полегчавшее тело и переодев в сухую сорочку, повивальная бабка пообещала, что следующих детей княгиня родит совсем легко.
- Первый мальчик все же помучил тебя, государыня, но с другими, как приноровишься, пойдет легче. Богато народишь детишек князю Радомиру.
- Много? - с трудом улыбнулась княгиня, разлепив искусанные губы, припоминая особенности славгородского говора.
- Да, да. Богато, - повторила повитуха, и посторонилась, едва не сбитая с ног князем Радомиром. Услышав о рождении сына, он громко завопил и бросился к роженице, чуть не сорвав дверь с петель.
Своего первенца Радомир и Сияна назвали Брониславом, в честь князя Бронислава Великого, самого знаменитого из сварожских правителей. Хоть и не происходили из его рода, все же Бронислава Великого почитали все сварожане без исключения, не только как могущественного князя, но и воина и полководца, того, кто, хоть и не навсегда, но все же одолел воинственных команов и научил их бояться сварожского оружия. Лучшего имени для наследника степного Славгорода, издавна воюющего с кочевниками, было не придумать.

[Карса]

Вот и Славгород мы увидели, и княжича нового поприветствовали. Что-то дальше будет. Интересно, а дочери у Сияны появятся?

[Convollar]

Умница Сияна. Совсем молоденькая, а как она разумно вела себя, с желанью, к примеру. Да и супруга обрадовала, сына ему подарила. Спасибо, эреа Артанис, что-то дальше будет?