Нет!!! Лифт в советской девятиэтажке вредно влияет на психику. Это такое железное, обшарпанное и грохочет.
Вот так прям везде?
Везде, где бывал - дома три навскидку припомню. Но надо отдать должное - самый грохочущий лифт мне попался в больнице. Дверь закрывалась пушечно, открывалась тоже.
Тогда что такое площадка
Площадка маленькая очень. В длину - ровно два лестничных пролёта, в ширину - метра полтора.
Спасибо, представил. Неэкономный расход лестницы. При шести квартирах на этаж можно сделать широкую лестницу, по которой даже кресло с больным тащить удобно.
И у нас окна на обе стороны (кирпичной дом 1958 года постройки). Есть окошко между кухней и ванной - очень удобно, днем можно мыть руки, не включая свет.
И у нас четверушка, что дальше всех от лестницы, на обе стороны окна. Но окошко между кухней и ванной и для хрущёвок более чем типично.
До этого жили в дореволюционном доме. Квартира была ужасной. Проходные комнаты (две с видом на соседнюю стену), зачем-то две прихожих, две темные кладовки без батарей (зимой там очень холодно было), кухня большая и узкая, раковина в дальнем конце, всегда приходилось при свете посуду мыть.
Поностальгировать, что ли... Новая Басманная 9 - жил у бабушки, когда учился в последних классах в
московской школе. Кухня большая и широкая с сундуком посередине и тараканами, две плиты, три семьи, замечательный сосед Зиновий Маркович Тененбаум aka Зуня... Дом у ж/д моста, от проходящих поездов все гремело - воспроизведено в фильме "Сталкер".
Вот я и говорю - весьма неплохо жилось "академикам".
Почему - "жилось"? И отчего-то вспомнился Галич.
Все завидовали мне: "Эко денег!"
Был загадкой я для старцев и стариц.
Говорили про меня: "Академик!"
Говорили: "Генерал! Иностранец!"
О, бессонниц и снотворных отрава!
Может статься, это вы виноваты,
Что привиделась мне вздорная слава
В полумраке санаторной палаты?
А недуг со мной хитрил поминутно:
То терзал, то отпускал на поруки.
И всё было мне так страшно и трудно,
А труднее всего — были звуки.
Доминошники стучали в запале,
Привалившись к покорябанной пальме.
Старцы в чёсанках с галошами спали
Прямо в холле, как в общественной спальне.
Я неслышно проходил: "Англичанин!"
Я "козла" не забивал: "Академик!"
И звонки мои в Москву обличали:
"Эко денег у него, эко денег!"
И казалось мне, что вздор этот вечен,
Неподвижен, точно солнце в зените...
И когда я говорил: "Добрый вечер!",
Отвечали старики: "Извините".
И кивали, как глухие глухому,
Улыбались не губами, а краем:
"Мы, мол, вовсе не хотим по-плохому,
Но как надо, извините, не знаем..."
Я твердил им в их мохнатые уши,
В перекурах за сортирною дверью:
"Я такой же, как и вы, только хуже'"
И поддакивали старцы, не веря.
И в кино я не ходил: "Ясно, немец!"
И на танцах не бывал: "Академик!"
И в палатке я купил чай и перец:
"Эко денег у него, эко денег!"
Ну и ладно, и не надо о славе...
Смерть подарит нам бубенчики славы!
А живём мы в этом мире послами
Не имеющей названья державы...
1965