Самым страшным мама считает вызов к уже убитому молодому мужчине. Убил его собственный тесть по непонятной причине, готовился, убивал долго и со вкусом, шваброй , утыканной гвоздями, и железной кружкой. Осенняя полночь, пустой темный двор, скрип приоткрытых дверей, заляпанная даже на потолке кровью хата, притаившийся за сараем убийца… Фильм ужасов.
Впрочем, были и другие страшненькие истории. Например, как успокоить отца, по вине которого погиб собственный ребенок? Это был долгожданный единственный сынишка в семье уже не очень молодых людей. После работы мальчик упросил отца покатать его на тракторе. Трактор перевернулся, слетел в кювет, голова ребенка оказалась зажатой под мышкой у отца. Когда их извлекли, малыш уже не дышал, но мужчина долго не мог поверить, все просил маму сделать какой-то укол и разбудить сынишку.
Были и курьезные случаи. В своем первом рассказе на конкурс я описала спасение повешенного, была такая история на самом деле. Повесился мужик по пьяной лавочке, но не совсем удачно. Когда его привезли в больницу для написания справки о смерти, мама приказала нести в стационар и начала отхаживать. Шейные позвонки оказались целы, асфиксия полностью не наступила и через полчаса висельник ожил. Был и случай спасения другого пьяненького, который потом купил несколько килограммов шоколадных конфет, завернул в газету и вручил маме с надписью шариковой ручкой «За спасение моей души». Самым забавным способом вызвать доктора все признали появившуюся на нашей двери в амбулатории надпись мелом в первый день нового 1970 года. Сия эпистола гласила: «Александра Тимофеевна, у меня заболели дети. Возможно, грипп. Придите, но не слишком рано. С собой возьмите трубку, аспирин и антибиотики!» Автор оригинальной надписи был человеком странноватым. Чего стоила сваренная им собственноручно кровать или хитроумный запор на калитке, открыть который без помощи хозяина не мог никто.
Коллектив в больнице был дружный. В лучшие времена работало более полусотни человек: пять врачей, два десятка медсестер, столько же санитарок, повара, водители, кочегары, прачки, завхоз, конюх, дворник. Вместе отмечали Новый год и день медицинского работника. На Новый год приходили с семьями в амбулаторию, пели и танцевали до утра, на день медика обычно выезжали к реке или озеру, варили уху, делали шашлыки. Все были примерно одного возраста, многие дружили семьями. Никаких склок и интриг не возникало. Разговоры за столом, естественно, были специфическими, типа: « А у больного из второй палаты вчера была рвота. Передайте, пожалуйста, мне вот тот салатик». «Попробуйте лучше этот. Меня больше беспокоит жидкий стул у ребенка из пятой…» Споры о диагнозах и симптомах перемежались обменом рецептами блюд и напитков. Непривычных людей это немного напрягало.
Перед Новым годом сдавали годовой отчет, готовились долго, сдавали в районной больнице до позднего вечера, после сдачи врачи и статистики по традиции заезжали отметить удачу в ресторан. Это было в те времена, когда бутерброд с черной икрой стоил чуть больше рубля. Ездили всем коллективом на экскурсии в Киев, Гомель, Латвию, в местную филармонию на концерты заезжих знаменитостей, изредка - в театр. Все возникшие в процессе проблемы решали тут же в коллективе, любителей выпить конюха и дворника обычно разбирали на товарищеском суде, мама долгое время была его председателем, потом главой профсоюзной организации больницы, впрочем, это были неоплачиваемые общественные нагрузки. Дворник, кстати, был человеком интересным. Во время войны он попал в плен, оказался во власовской армии, потом искупил вину кровью. Полностью трезвым его никто никогда не видел, но ему все прощали за золотые руки, незлобивый нрав и безотказность. Время от времени он одалживал у кого-нибудь из врачей трешку до получки и всегда отдавал. В подпитии долго извинялся странными словами: «Не звиняйте и не прощайте». Его неизменно прощали.
Работали исключительно за зарплату и спасибо. Всякий раз когда я вижу нехорошую ухмылку при словах «Моя мама врач», охота сначала дать в морду, а потом уже разбираться. Никогда и никаких левых денег моя мама за свою работу не брала. Тогда это было не заведено, единственный раз мужчина, проживающий в городе, подсунул коробку с конфетами, в которой оказалось несколько двадцатипятирублевых купюр, за лечение его матери. Мама немедленно в присутствии главврача вернула деньги и конфеты, выругала неудачливого взяткодателя, приняла извинения и поймала сочувственный взгляд, мол, бывают же такие дуры. Впрочем, пациенты иногда старались отблагодарить куском мяса или сала, банкой молока, меда, от этого отказываться было грех, получалось, что брезгуешь чистосердечным даром. Кроме того, врачам в кафе и магазинах иногда продавали из-под полы дефициты того времени: селедку, майонез, растворимый кофе, хорошие конфеты… Больше никаких выгод и преимуществ медики на селе не имели. Считалось, что заниматься хозяйством им некогда, поэтому огороды были небольшие, сараи хлипкие, из живности держали только кур. Это потом, в лихие 90-е, пришлось взять по несколько огородов, прикупить и коз, и поросят, и гусей, а наша соседка врач обзавелась даже коровой.
Больница всегда была передовой, получала награды и переходящее красное знамя, в нее везли из области делегации зарубежных гостей: чехов, вьетнамцев, чилийцев, португальцев. Естественно, в особо сложных случаях пациентам оказывали первую помощь и направляли в город, благо он у нас под боком, но основная масса сельчан одиннадцати сел участка лечилась у нас. Была специальная палата для ветеранов войны, несколько детских палат, терапия, свои физ- и рентгенкабинеты. В зимние месяцы на стационар ложились старенькие бабушки – тепло, чисто, сытно, еще и лечат бесплатно. Иногда из района направляли умирать безнадежных онкобольных. Долгое время при стационаре жил мальчик-инвалид. Его родители, из соседнего села, отказались от увечного ребенка при рождении. У Юрика были неестественно вывернуты ручки и ножки, ходить он не мог, но головенка была светлая. В больнице его все любили, больше всего он боялся, что отдадут в интернат, но лет в шесть его все же отвезли в специализированный интернат на юге Украины. По слухам, позже он даже женился.
По средам врачи выезжали в окрестные села на патронаж. Там были свои ФАПы со средним медперсоналом, но детей и диспансерных больных каждый месяц осматривали врачи. Всего обслуживали 10-11 сел, некоторые были не меньше нашего, со школами и садиками. В те годы у мамы на участке было несколько сотен детей.
