Большое спасибо, эрэа
Карса, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis, эрэа
Ilona!
Не обманула богиня, Всеслава познала счастье материнства, теперь у них с Радвиласом, как мне кажется, даже многовато сыновей.
Не зря нам показывают аллеманов, собирающихся в поход. Что-то случится во время этого похода и столкновений с литтами. Уж не в этих ли битвах погибнет Алджимантас?
Ничего не много сыновей, по средневековым меркам - вполне обычная семья. У некоторых исторических деятелей (за них точно сказать можно), и по десятку детей бывало. Правда, там, вероятно, не было проблем, как у Всемилы.
Про аллеманский поход и его последствия увидим дальше. Заранее спойлерить здесь не буду.
За Всемилу можно только порадоваться. А вот аллеманы, конечно, вызывают опасения. Мечты у них - просто дух захватывает. Всех убью, один останусь.
Ну, не то что бы прямо "всех убью". Они бы хотели заставить соседние народы служить себе. Хотя, может выйти и так, как Вы говорите.
За песню большое спасибо! Вот и музыкальная ассоциация нашлась.
С детьми разрешилось. Ура!
А эти аллеманы - видно, что серьёзные противники. И настроены более, чем решительно.
Да, к счастью! Теперь можно порадоваться за Радвиласа и Всемилу.
А об аллеманах - смотрим далее. Это еще пока цветочки!
Богиня действительно сотворила чудо: привычное невынашивание в те времена по-другому не лечилось. Всемила счастлива, и это замечательно. Теперь главное, чтобы такое количество сыновей не породило проблемы в следующем поколении.
Упорный народ аллеманы, не отступаются от задуманного.
Да, именно божественное чудо, которое Всемила заслужила своей верой.
Это? Это еще не очень большое количество сыновей! По крайней мере, Радвиласу такого количества окажется мало, он впоследствии еще и со второй женой новым выводком детей обзаведется.
Да, аллеманы приходят всерьез и надолго, и их трудно бывает остановить. А их орднунг регулярно оборачивается для всех большим ахтунгом.
Первым на пути аллеманов встал Палин, город лесных литтов, где правил упорный и отважный князь Даугавис. От прежних времен в Палине остался свой правящий род, и местный вождь продолжал называться князем, хотя и повиновался теперь могущественному властелину в Айваре.
Палинцам в прошлые годы не раз доводилось биться с аллеманами, неспроста оградились и каменной стеной. В лесу у них постоянно стояли заставы, готовые предупредить о приходе непрошеных соседей.
Но граф Аларих Леттенбергский был не менее опытным военачальником. Он послал разведчиков перехватить лесные заставы, и его люди в жестоком бою перебили литтов до последнего человека. Дорога на ничего не подозревающий Палин была открыта.
Взглянув с коня на стену, окружившую город сплошным каменным кольцом, предводитель аллеманов обратился к сопровождающим его воинам:
- Полюбуйтесь! Дикие медведи выучились строить укрепления не хуже нас! Пора вновь обратить в ничтожество этот народ, пока он нас не разбил нашим же оружием!
В предутренних сумерках аллеманы окружили Палин со всех сторон. Встревоженные жители, не сомкнувшие глаз всю ночь, слышали скрип колес, стук копыт, лязг железа, ржание коней. А наутро сквозь серую завесу дождя увидели, что аллеманские полки стоят повсюду, мыши не прошмыгнуть незамеченной. Они придвигали к городским стенам катапульты и стенобойные машины, готовясь проломить укрепления.
Яростно и мрачно глядели осажденные литты на врага. Каждому было ясно, что Палин остался наедине со своей бедой, если уж аллеманы подошли так незаметно. И у каждого сжималось сердце за своих близких, запертых за городскими стенами.
- Мы будем биться, сколько хватит сил, - спокойно произнес Рэмунас, друг князя Даугависа. - Ну а затем...
И сам князь, и каждый из воинов мысленно на все лады продолжали это "затем".
В полдень аллеманы протрубили сигнал, и под белым знаменем для переговором подъехал в сопровождении нескольких рыцарей сам граф Леттенбергский, с ног до головы одетый в железо. Махнул рукой, разглядев на стене князя Даугависа.
- Я приехал договориться с тобой, доблестный литтский князь! Если ты откроешь сам ворота и признаешь себя вассалом Империи, то мы расстанемся друзьями! Но, если ты откажешься, мы не оставим здесь камня на камне!
Князь Даугавис горько усмехнулся. Он не первый раз встречал своего нынешнего собеседника; доводилось сталкиваться на поле боя, и во время перемирий тоже. Ему было известно, что аллеманы не разбрасываются пустыми угрозами.
Он оглянулся на свою семью, также поднявшуюся на стену. Встретил блестящий взор Неринги, своей жены. Она ничего не сказала, лишь гордо вскинула голову, и это движение сказало князю больше всех слов. Старший сын, пятнадцатилетний юноша, надел доспехи, пальцами нервно теребил тетиву на луке. Дочь, золотоволосая девочка-подросток, смотрела кругом, не веря своим глазам.
- Отец, ты же не отдашь нас аллеманам, правда? - тихо проговорила она. Ее с детства научили, что от соседей с заката не стоит ждать добра.
- Не отдам, - твердо пообещал Даугавис.
Он внезапно обрел решимость. Чувствуя на себе взоры не только самых близких, но и всех, кто был вокруг, он звучно прокричал, обращаясь к аллеманам:
- Я отказываюсь от переговоров с вами! Вашей милости никто не желает!
Граф Леттенбергский заметил на стене рядом семьи воинов, что пришли в этот час ободрить своих родных.
- Так уж и никто? Здесь много женщин и детей. Если прольется кровь, их гибель будет на вашей совести!
- Кровь невинных - на совести тех, кто начинает войны! - князь Даугавис взревел раненым зубром, так что на лбу его вздулась жила. - Сдайся мы в плен, наших жен и детей ждет вечное рабство! Думаешь, мы не знаем? Мы любим жизнь! Но она не заканчивается на этом свете. После смерти каждый получит, кто чего заслужил. Не одинакова судьба у храбреца и у труса, у того, кто, себя не щадя, бьется за отчизну, и у того, кто себя и других продает, поверив лживым обещаниям!
Литты поддержали своего вождя единогласным боевым кличем, и над воротами взвилось зеленое знамя с пардусом. Частые капли дождя застучали по нему, складки морщились на ветру, и казалось, яростный серебряный зверь оплакивает свой народ.
Тогда аллеманский граф заговорил совсем другим тоном: уважительным, словно вдруг признал литтского князя равным себе:
- Я знал, храбрый Даугавис, что ты и твори воины не ведают страха! Я всего лишь испытывал тебя, а теперь передаю настоящее предложение - не от себя, а от императора Готфрида, да продлят боги его дни! Если ты откроешь ворота и поцелуешь меч на верность Империи, будешь принят, как наш союзник. Сохранишь свою власть и звание, только под имперским знаменем. Подумай: что тебе князь Алджимантас, и с какой стати надо умирать за верность ему? Уж если служить, то по-настоящему могучему владыке, а не тому, кто ничем не превосходит тебя. Чем ты хуже Алджимантаса? С нашей помощью можешь сам стать верховным князем всех литтов!
- Я служу не Алджимантасу, а родной земле! Алджимантас и его род просто способны для нее совершить больше других. Они еще отомстят вам за нас... за наш Палин! - с вызовом отвечал князь Даугавис.
Аллеманские рыцари явственно расслышали, как их вождь заскрежетал зубами.
- Итак, ты отказываешься от всех наших предложений?!
- Даже мальчишка, впервые взявший меч, не настолько глуп, чтобы вам поверить! - презрительно усмехнулся Даугавис.
Граф Леттенбергский повернул коня и поехал прочь, не оглядываясь. Он был сильно раздосадован, и его спутники это заметили. Барон Эрих Вирдумарский, его ближайший помощник, удивленно проговорил:
- Право, я не знаю, предводитель, зачем ты так долго беседовал с этим дикарем! Мы сумеем взять Палин и без его согласия.
- Но добиться от Даугависа покорности было бы гораздо почетнее, чем убить! К тому же, его появление под нашими знаменами послужило бы примером для многих литтов. Жаль, что не удалось! - вздохнул граф.
Не теряя времени, аллеманы начали осаду. Со всех четырех сторон загрохотали тараны и стенобойные машины, начали проламывать стены. Осажденные днем и ночью несли стражу. Прицельно били из луков во всех, кто приближался к стенам. Почти все лесные литты были умелыми охотниками и стреляли не наугад, а закаленные бронебойные стрелы пробивали рыцарские доспехи.
Там, где пущенные машинами огромные камни проламывали часть стены, тут же сквозь брешь врывались аллеманы, и начиналась бешеная стычка. Имперские войска в самом деле были прекрасно обучены. Когда же впереди бились посвященные в воинское братство, их мощь удесятерялась, а страх за свою жизнь, любые сомнения, были им решительно неведомы. Не замечая боли, они дрались даже иссеченные, исколотые. На полуденной стене литты утащили труп одного аллеманского берсерка. Он один убил человек сорок, прежде чем его смогли одолеть. В его теле застряли восемнадцать стрел, две из них - возле самого сердца, но умер он лишь после того, как ему раскроили голову секирой. Таков был противник, штурмующий Палин.
Но и сами литты, загнанные в угол, уже не помышляли о продлении жизни. Окруженные десятью тысячами аллеманов, они старались лишь погибнуть не зазря. Защищали каждый камень, каждый пролом в стене. Встречали врага кипящей водой, расплавленной смолой сверху.
Шесть дней и шесть ночей держался Палин, словно остров, затопляемый половодьем. Им не от кого было ждать помощи. Аллеманы напали тихо, и ни в соседних городах, ни в Айваре, несомненно, еще не знали об их походе. Палин остался один на один с беспощадным врагом.
Двое ловких парней решились ночью, незаметно спустившись со стены, пройти через болото в соседний город, передать призыв о помощи. Их спустили и стали ждать, решившись продержаться до прихода помощи. Но утром аллеманы метнули катапультой отрезанные головы гонцов. Теперь надеяться было не на что.
Без надежды и без страха держались литты на стенах обреченного города. Мужчин становилось все меньше, теперь защитниками становились женщины и дети. Княгиня Неринга каждый день, одетая в доспехи, вместе с мужем обходила рушащиеся стены. Взяв большой охотничий лук, она стреляла в рыцарей не хуже любого мужчины. Не один аллеман успевал изумиться, встретив бестрепетный взор золотоволосой "литтской валькирии". И многие другие женщины в обреченном городе бились не хуже мужчин в те последние дни. Метали камни и стрелы, привычными к любой домашней работе руками брались за мечи и топоры. И, получая смертельные раны, успевали с последним вздохом обрадоваться, что не достанутся врагу живыми, не узнают унижения и рабства.
Из своей пещеры над речным обрывом, где жила летом и зимой, выбралась старая Варга. Она была жрицей, посвященной невероятно давно, сгорбившейся от старости, с лохматыми белыми волосами, похожая крючковатым носом и пронзительными желтыми глазами на старую хищную птицу. Никому не известно было, сколько лет старой Варге, знали только, что больше ста. Она в своей пещере держала живых змей, варила яды и зелья, изгоняла духов болезней, заговаривала раны. Палинцы уважали и боялись ее. И вот - старая Варга пришла к ним на шестой день осады. Она не стала на сей раз лечить раненых, потому что ее помощь только отсрочила бы неизбежное. Лишь помогла уйти тем, кто от ран уже не могли сражаться. Зато она принесла сосуд, полный яда для стрел.
- Хорошую приправу приготовила я для аллеманов! Многие из них останутся здесь навеки! Но и те, кто уйдет из Палина, погибнут до конца этого года! Это я, старая вещая Варга, обещаю вам! - объявила старуха, размахивая кривым жертвенным ножом.
И, видя на некоторых лицах недоумение, старая жрица пронзительно завопила:
- В бой, если не хотите быть рабами! На Высшем Небе уже воздвигнут для нас другой Палин! Мы войдем туда все вместе! А сейчас на стены, или я сама убью того, кто струсит! На стены, литты!
Ее призыв поднял в последних защитниках города последний всплеск мужества. Воины наскоро прощались друг с другом и со своими родными и шли на стены, исполненные решимости. И сражались неистово, никого не щадя и не давая пощады. Они гибли один за другим, таяли, как весенняя льдинка. Но многие сотни аллеманов полегли в тот последний день от мечей литтов, от отравленных стрел Варги.
Князь Даугавис, не спавший с самого начала осады, и в бою действовал как во сне. Ему казалось, если он перестанет двигаться, то рухнет замертво и заснет прямо среди сражающихся. Но он дрался, лучше, чем когда-либо в жизни, защищая с последними воинами уже выломанные ворота. Почти все литтские витязи уже погибли. Жена князя прикрывала ему спину, каждого подходившего аллеманами встречала ударом кинжала. Их сын погиб на полунощной стене еще три дня назад, а дочь, как все дети в Палине, легла под жертвенный нож Варги. Вот здесь, за их спиной, в деревянной башне крепости, куда уже ринулись аллеманские берсерки, не боящиеся огня.
Даугавис в очередной раз ударил мечом рыцаря с черными перьями на шлеме, не обращая внимания на кровоточащие раны в плече и в груди. Кругом громоздились трупы своих и врагов. Неринга отбила очередной удар, назначенный мужу. И тут копье, брошенное аллеманским кнехтом, пригвоздило женщину к столбу ворот. Даугавис страшно закричал. Тут же мимо него просвистела ременная петля. Палинский князь едва успел отскочить. Значит, живым хотят взять? Нет, он не доставит им победы!
Опережая новую брошенную петлю, Даугавис вонзил нож себе в горло. И упал на груды поверженных литтов и аллеманов. Совсем близко перед собой увидел свежую зеленую траву. И улыбнулся. Омытая недавним дождем, трава сочно зеленела, точно по весне. Знак, что жизнь не заканчивается никогда.
Даже опытные аллеманские рыцари не видели такого побоища. Они растерянно взирали на лежавший в руинах Палин. Даже радость победы не спешила приходить, ибо что это за победа, когда нет ни одного побежденного, способного сознавать ее, да и от войска победителей не менее трети полегли здесь? И что воины императора получили взамен? Груду развалин?
Напоследок жители успели зажечь многие дома, и теперь город горел. Но княжеская крепость была цела.
- Возьмите оттуда все ценное, - сказал граф Леттенбергский воинам своего личного полка. - Потом разрушьте все! От Палина не должно остаться и следа!
В крепости аллеманы не нашли ни одного живого литта. Лишь трупы, по большей части женщин, детей, стариков, лежавших с перерезанным горлом. Лица у них, по большей части, были на удивление спокойны, совсем не похожи на павших насильственной смертью. И никого, кто мог бы их убить!
- Что ж, они сами себя истребили, - проворчал один из рыцарей, командующий собиранием трофеев. - Все забрали? Ну, пойдем.
И только он произнес эти слова, как над головами угрожающе затрещало, а снизу повалил дым. Аллеманы ринулись к двери - но двери не было. Зато прямо перед ними возникла жуткого облика старуха с кривым окровавленным ножом в руках.
- Вы отсюда не выйдете! - непреклонно объявила она. - Вы сгорите вместе со мной и с телами ваших жертв, хоть и не заслуживаете такой славной смерти. Слышите: башня уже горит! Попробуйте выйти отсюда!
Пока она говорила, помещение все больше заволакивал дым, сквозь пол стали прорываться рыжие языки пламени. При виде них могучий берсерк Зигимер ударил кулаками в стену, где должна быть дверь. Но навстречу ему поднялась жгучая стена пламени, подхватила аллемана, как водоворот щепку.
Берсерки не боялись огня. Но горели в нем, как самые обычные люди.
Крепость палинских князей вспыхнула как вязанка хвороста. Никто не вышел оттуда живым.
Оставив Палин гореть, аллеманы разрушили стену вокруг города, тщательно превратив в груду щебня все, что когда-то было создано здесь людьми.