Огромное, как мамонт, спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
Карса, эрэа
katarsis!

Прекрасно! Спасибо авторам за возвращение. Странная мысль мне пришла в голову, когда я читала историю Ротруды и Ираиды. Ведь сумели же эти женщины найти общий язык. А если мы вспомним Карломана , сколько у него было женщин, кроме Альпаиды, тех, о которых ничего не сказано в тексте? О тех, кто упомянут, я знаю. И чем этот почти обычай отличается от узаконенных четырёх жён правоверного мусульманина? По сути ничем, только лишь некоторым лицемерием. По крайней мере четыре законных жены, кмк, это лучше, чем одна и три любовницы.
Ну, все-таки даже в нашем произведении бывает по-разному с разными людьми. У кого-то в семейной жизни такое возможно, а кому-то такая жизнь не подошла бы. В семье Гворемора свои обстоятельства, главным из которых стало бесплодие Ираиды. И, кстати, с Ротрудой он не спал после рождения Мундерриха. Так что назвать это двоеженством вполне нельзя.
Что до Карломана - упоминалось, что ему нравятся интересные, незаурядные женщины, его привлекает общение с ними. При этом с той же Матильдой до секса даже не доходило, для нее он был прежде всего наставником, - то есть, он умеет остановиться вовремя. И ему отнюдь не все равно, с кем встречаться. Так что охотником за женщинами, которому важно их количество, он не был, насколько я понимаю из разъяснений эрэа
Менестрель. Возможно, кто-то, кроме упомянутых в сюжете и был еще, но дело для него не в возможности секса как такового.
Думаю, что и здесь у разных людей бывает по-разному. Насчет "почти обычая" преувеличено. А что до реальной жизни - то лучше бы все-таки постараться наладить прочные отношения с одной, чем завести нескольких разных. Больше уважения вызывает.
Давайте лучше попытаемся представить, сколько и как надо зарабатывать среднестатистическому российскому мужчине, чтобы содержать четырех жен со всеми детьми. Если он будет действительно хорошо, добросовестно работать, у него сил и времени едва останется на одну семью. Так примерно и живут в наше время вокруг порядочные мужчины. У большинства из них нет никаких "трех любовниц". Или он никого содержать не обязан, проблемы женщин пусть решают сами женщины, а он к ним только за сексом будет ходить? Такой и вовсе никому не нужен будет, скорее всего. Даже одной, а не то, что четверым. Особенно если учесть, что по нескольку женщин, скорее всего, захотят брать именно те из наших современников, что выглядят и ведут себя ну совсем не как мечта любой женщины, скажем мягко. Далеко не Карломаны и даже не Гвореморы, ни по внешности, ни по манерам, ни по уровню жизни. Герои из книг и фильмов - одно дело, а неумытый хам с соседней площадки, который женщине двух слов без мата не скажет, да еще и поддает регулярно, - знаете, другое. Нет, есть, конечно, умные, привлекательные и порядочные мужчины, но они-то как раз в отношениях гораздо более осторожны и разборчивы.
Уж не встретятся ли сейчас на балконе король и королева? Может, всё же договорятся.
А какой примерно сейчас год по сравнению со Сварожьими Землями? И что за потомок Ящера, которого предстоит сразить великому герою - потомку Карломана Кенабумского? До времён этого героя ещё несколько поколений, как я понимаю. Вероятно, лет 200 от текущих событий.
Скорее бы Карломан вернулся.
Вы угадали!

Читайте, дальше описана их беседа!
Здесь действие задолго до Сварожского Цикла. Его герои еще и не думают рождаться. Там пока живут их дальние-предальные предки.
Тот, Кто Славен Мечом должен родиться через несколько поколений. Может, и не 200 лет, немножко поменьше, но не скоро еще. А потомок Великого Ящера, вероятно, связан будет с теми людоящерами, что показаны в "Хрониках Таморианы". Как выяснилось, их род еще не совсем вымер, либо кое-кто из них сумел вернуться. Тем более, что и сам обещанный герой имеет некую связь с теми временами.
Хорошо бы, конечно, встретились и поговорили. Имхо, королю надо преодолеть себя и рассказать Кримхильде ту историю, из-за которой он теперь боится к ней прикоснуться. Тогда она, хотя бы, поймёт, что он над ней не издевался. И вот если им удастся помириться, может даже король и о молотковом походе думать забудет. Хорошо бы.
К счастью, у них получилось! И поговорить удалось, и свою тайну король рассказал Кримхильде, наконец-то. Надеюсь, что они и вправду теперь по-настоящему поймут друг друга. Вот насчет молоткового похода не поручусь. Жена женой, а репутацию свою ему спасать надо, как он считает.
Глава 31. Два сердца и корона (продолжение)
Таким образом, король с королевой одновременно оказались на балконе, но долго не замечали друг друга, поглощенные своими невеселыми мыслями. Оба думали об одном и том же - о своей сложной, запутанной семейной жизни, о том, как сделать первый шаг, самый трудный и страшный. Теперь король понимал, как опрометчиво поступал, поддавшись ярости и желая убить Гизельхера. И вот, за его вспышку безумия платит своей жизнью Карломан! И королева поняла, насколько была неосторожна, добиваясь ревности от супруга. Впрочем, Хильдеберт, может быть, и не воспринял бы все это настолько остро, если бы его не настраивала королева-мать. Вот с ней и впредь всегда придется остерегаться!
А вечер был замечательно хорош! Дул легкий ветерок, донося из сада благоухание пышных цветов. Солнце медленно заходило за облака, и они окрашивались багрянцем и золотом. В саду заканчивали свои песни припозднившиеся птицы, но лишь Фредегонда смогла бы понять их. Обычным же людям и друг друга порой понять бывает не легче.
Кримхильда задумчиво облокотилась на каменную ограду балкона, глядя на высившуюся немного в стороне громаду Круглой башни, на окно покоев Карломана и на возвышавшийся напротив дуб, на ветке которого сидел черный ворон. Все, как всегда, как обычно в последние дни...
Королева увидела, как из распахнутого окна выглянул Аделард и стал озираться по сторонам. Ворон, завидев его, громко каркнул, и молодой человек кивнул ему с печальным видом. Кримхильда тяжело вздохнула, глядя в ту сторону. И лишь этот ее вздох, наконец, услышал король Хильдеберт, стоявший неподалеку. Подняв голову, он встретился глазами с женой.
Взоры обоих встретились, и были красноречивее любых слов. Два сердца одновременно пропустили удар. Но никто не решился первым нарушить молчания. За них говорили глаза.
"Я совершил страшный поступок, и вечно буду сожалеть о том! Но во всем виновата моя любовь к тебе. Ради тебя я готов на любое безрассудство, позабыв, что я король", - громче любых слов кричал взгляд Хильдеберта.
"Я виновата в том, что разожгла в тебе ревность! Быть может, я и вправду слишком много времени проводила в обществе виконта Гизельхера. Но в сердце моем всегда был только ты, мой король, и лишь ради тебя я вела себя вызывающе, потому что отчаялась по-другому привлечь твое внимание!" - не менее страстным взором отвечала ему Кримхильда.
Но никто не решался первым начать разговор, хотя оба сознавали, что судьба свела их опять на балконе этим вечером, чтобы они смогли попытаться понять друг друга.
Образ девушки-цветочницы, горький и сладкий одновременно, стоял перед глазами Хильдеберта, и он боялся развеять его, все равно что убить ее второй раз. Кримхильда же не решалась первой заговорить с мужем. Кто она ему? По закону - жена, уже два года, на самом деле деле была и остается чужой, и неизвестно, изменится ли когда-нибудь такое положение.
Молчание затягивалось...
***
Из тягостных раздумий их вывело новое карканье черного ворона. В окно покоев майордома выглянула Луитберга, супруга Ангеррана, миловидная черноволосая женщина. Она что-то сказала Аделарду, и тот отошел от окна. А ворон остался сидеть на своем наблюдательном посту, переступив на ветке крепкими узловатыми лапами.
Проследив за ним, Хильдеберт судорожно сглотнул и проговорил, радуясь про себя открывшейся теме для беседы:
- Когда майордомом был граф Риваллон Кемперрийский, дед Карломана (да минует его горькая доля!), он держал воронов и понимал их язык. Его так и называли - Риваллон Сто Воронов. И много позже его птицы продолжали наблюдать за Дурокортерским замком. Когда я с братьями и кузенами в детстве играли под этим дубом, с его ветвей за нами часто приглядывал ворон. Может, и этот самый: они ведь живут долго... Иногда мне кажется, что и мой дядя (да пошлет ему Эйр исцеление!) тоже понимает их язык.
Кримхильда поглядела на ворона. Надо было как-то продолжать беседу, и, хоть ей сперва было не по себе, решительность "Нибелунгской Валькирии" скоро взяла верх. Она произнесла так, словно как ни в чем не бывало продолжала светскую беседу:
- В Нибелунгии тоже почитают воронов, самых мудрых птиц. Ведь двое из них, Хугин и Мунин - Разум и Память, - служат самому Всеотцу Вотану.
- Об этом и у нас знают, - подтвердил Хильдеберт. - Когда мы детьми не слушались наставника, он грозил, указывая на ворона: "Вещая птица обо всем поведает владыке Асгарда, и он решит, кто из юных принцев достоин своего звания!"
Мысли короля, сделав круг, вернулись к тому, что его мучило сильнее всего, не давая отвлечься:
- Теперь Всеотец знает от вещего ворона, что король Арвернии совершил преступление!
В голосе супруга Кримхильда услышала неисчислимые муки совести и сожаления о том, что произошло. В ней родилось сочувствие к Хильдеберту. Она поняла, что целая пропасть лежала между характером ее мужа и теми поступками, что он совершал неосознанно, под влиянием ярости или ревности. И она медленно подвинула к нему руку по каменной перекладине ограды, словно желая, но не решаясь еще подать ее прямо.
- Государь, не отчаивайся! Вороны Всеотца видят не только наши поступки, но и читают в сердцах.
Хильдеберт судорожно вздохнул и поглядел на жену взором, исполненным благодарности. Их глаза снова встретились, и стена отчуждения, возводившаяся между ними на протяжении двух лет благодаря их ошибкам и вмешательству советчиков, вдруг дрогнула и зашаталась, будто устала стоять.
В сущности, до сих пор они мало разговаривали по душам: встречаясь при дворе, ограничивались церемонной вежливостью, а наедине почти не бывали. Они не могли узнать друг друга, составить верное представление о личности тех, с кем суждено было разделить жизнь и престол. Лишь назывались мужем и женой. Но теперь пришло время для откровенного разговора, и это понимали они оба. Ибо дальше тянуть было некуда. Их брак, так и не начавшись, полетит в пропасть, если они не приложат усилий, чтобы спасти его.
Пролитая по их вине кровь Карломана подвела их, наконец, к взаимопониманию. Впервые за два года супружества, они пожелали выслушать и постараться понять друг друга, как следовало бы с самого начала.
Так два сердца, которые соединила корона, первый раз в жизни забились в унисон.
***
Король отворил перед женой дверь своих покоев, жестом приглашая ее пройти.
- Пойдем, сударыня, и побеседуем спокойно, - предложил он, переводя жену через порог.
Кримхильда огляделась, присела в кресло. Король подвинул ближе к ней фаянсовый кувшин с водой и чашу, заботясь, если ей захочется пить. Сам он сел напротив, отодвинув со стола в сторону листы пергамента, попавшиеся под руку. Тяжело вздохнул, выбирая слова, что смогут ее убедить.
- Я прошу у тебя прощения, сударыня, за то, что позволил ревности затуманить мой разум! Я слишком много наслышан был о том, что Рыцарь Дикой Розы влюблен в тебя: о его ухаживаниях, серенадах, что он тебе пел. И обо всем этом я слышал не от кого-нибудь - мне об этом сообщала моя дорогая матушка на протяжении последних нескольких месяцев. Как видишь, я терпел долго! Возможно, что матушка немного преувеличивала опасность твоего общения с виконтом Гизельхером, но лишь ради твоего блага!
Кримхильда кивнула, хотя ей так и хотелось усмехнуться в ответ. Королева-мать, радеющая о ее пользе!.. Но она понимала, что говорить что-то королю о его матери бесполезно.
Король же продолжал:
- Я думаю, мы еще можем начать все сначала, оставив в прошлом все, что отягощало нашу жизнь... Я рад, что не убил Рыцаря Дикой Розы. Но все же пусть лучше он не приезжает в Арвернию!
- Я и сама рада его отъезду, и всем сердцем надеюсь, что он найдет себе счастье подальше от меня, - искренне заверила Кримхильда.
- И вообще, я прошу тебя, сударыня, чтобы тебя не восхваляли впредь посторонние мужчины! - в голосе короля вновь послышалось раздражение, помимо его воли. - Здесь Арверния, и нужно следовать ее обычаям!
Кримхильда все слушала молча. Сейчас осторожность твердила ей стерпеть нарекания мужа, тем более, что ей, в сущности, вовсе не льстило внимание других мужчин, кроме него. Но на последней фразе короля она горделиво вскинула голову и обожгла его пронзительным взором голубых глаз. Будь что будет, но она имеет такое же право на откровенный разговор, как и он, хотя бы за этим последовала его новая вспышка бешеного гнева!
- А как мне следовало завоевывать твое внимание, государь супруг мой, если ты за два года брака упорно предпочитаешь моему ложу войны, турниры и охоту?! Что я должна была сделать, чтобы ты меня заметил?
Хильдеберт все же взял себя в руки, умудренный недавними трагическими событиями. Отвечал ей, стараясь сдерживаться, лишь чуть повысил голос:
- Дорогая моя, да ради чего же я вызвал нибелунгских рыцарей на поединок, как не ради доказательства своих чувств к тебе?! Я хотел сразиться за твою красоту, мечтал, чтобы ты увидела мою победу, рукоплескала мне! Но, к несчастью, все пошло не так...
Он почувствовал, что распаляется, и, отпив глоток воды из своей чаши, чтобы успокоиться, глубоко вздохнул и обратился к жене уже совсем другим тоном:
- Кримхильда, я избегал тебя потому, что боялся причинить тебе вред...
Она удивленно вскинула брови и язвительно переспросила, не в силах удержаться:
- Какой вред мог быть больше того, что получился в итоге? Уже два года я остаюсь девой, не имея права стать ни женой, ни матерью, но становясь мишенью для подозрений. Лучше бы ты избавил меня от этого вреда!
Она говорила резко, но король понял ее раздражение и справедливость ее упреков. Но не знал, как объяснить жене всю правду, рассказать о том, что с пятнадцати лет мучило, жгло, отравляло его душу. Как поведаешь, если молчал всю жизнь, даже с самыми близкими? Тем более ей, до боли похожей на погибшую девушку-цветочницу?! Это все равно что обнажить себя полностью, сняв не одежду, но собственную кожу...
Кримхильда видела в его глазах такую тоску и боль, словно он страдал от незримой, но страшной раны. Под этим взглядом у нее все переворачивалось внутри. И вместе с тем, она догадывалась, что в этом-то, в той тайне, что мучает Хильдеберта, и скрыта главная преграда их семейному счастью. Молодая королева не была уверена, что ей хочется узнавать тайну, которая причиняет им столько зла. Но понимала, что сейчас судьбоносный момент в их отношениях. Если она выслушает и сумеет понять своего мужа, у них еще может все быть хорошо, они обретут надежду на настоящую прочную семью.
Она вспомнила, с каким терпением всегда выслушивали собеседника Карломан, Альпаида, Матильда. Стараясь подражать достойным примером, Кримхильда сложила ладони на краешке стола и поглядела на мужа, чувствуя, что ему необходимо выговориться.
Король резко вздохнул, собираясь с силами. Расслабил руки, до боли сжимавшие стол и оглядел их, как бы удивляясь, что они делали сами по себе, помимо его желания.
- Ты - живой портрет девы, которую я не смог спасти, а вместо этого невольно убил своими руками! - хрипло прошептал он, глядя на заваленный пергаментами стол, не смея поднять глаза на жену.
И он кратко, насколько было возможно, поведал Кримхильде о девушке-цветочнице, в гибели которой был виновен. Молодая королева слушала, не перебивая, и в ней усиливалось горячее сочувствие несчастной девушке и своему мужу, что столько лет жил с чувством своей вины, пусть и невольной.
- Когда я тебя встретил, не знал, послана ли ты мне в благословение или в проклятье, - продолжал Хильдеберт. - Вот почему меня так тянет к тебе и одновременно отталкивает. Лишь с тобой могу я быть счастливым, Кримхильда! Но одновременно меня приводит в ужас одна только мысль, что ты так же погибнешь от моей руки...
Кримхильда так и не находила слов, хотя теперь ей все становилось ясно. Особенно - странное поведение Хильдеберта в их последнюю встречу: ведь он желал ее так же сильно, как и она его, - и вдруг покинул ее, ничего не объясняя! Что тогда испугало ее? Медальон! Медальон Вультраготы, оставшийся от матери, висевший на цепочке, что вдруг сдавила ей шею... Ах, как некстати все произошло! Что же ты, материнский оберег, вздумал спасать хозяйку от ее законного супруга?..
Думая о том, что должен был чувствовать Хильдеберт в момент наивысшего напряжения, она уже не удивилась, что малейшая случайность показалась ему роковой. То, что в такой момент он подумал о ее безопасности, а не о своем желании, яснее любых слов доказывало его любовь к ней.
Но что теперь Кримхильда могла сказать своему мужу, чью самую горькую тайну, наконец, узнала? Постараться успокоить его, пообещать, что теперь все будет хорошо? Но она еще не могла полностью поручиться ни за него, ни за себя. Или выразить бурное сочувствие - ужаснуться той давней трагедии, может быть, заплакать, как героини сентиментальных сказок для маленьких девочек? Нет, это слащаво и убого, и будет нелепо! Но что годится ей сказать, чем поддержать супруга? А может быть, ничего не говорить, просто подойти к нему, безмолвно заглянуть в глаза, вложить ладонь в его руку, чтобы он понял до конца, как она ждала его эти два года, как страдала? И пусть он обнимет ее, и она прильнет к нему, и ничто больше им не помешает!
Однако молодая королева не успела ничего для себя решить. В это время за окном вновь хрипло, как спросонья, закаркал ворон на своем наблюдательном посту. Должно быть, кто-то из близких Карломана подошел к окну, и ворон приветствовал старых знакомых. А может быть, сообщил своим хозяевам - богам последние вести о состоянии Карломана. И совсем скоро Всеотец Вотан спросит у вещих норн, каков жребий Карломана: суждено ли ему ныне жить или умереть от ран, нанесенных родным племянником?..
Король смолк и покачал головой. Он вновь увидел дядю - мертвенно-бледного, истекающего кровью... Затем - девушку, так похожую на Кримхильду - мертвую, с пробитым виском, и ее волосы рассыпались по мостовой...
Неужели ему суждено вечно убивать тех, кого любит? Доколе?!
Что бы он себе ни говорил, как бы не стремился верить, что его особые свойства - не проклятье, а дар богов, просто пока еще не нашедший достойного применения, но уже свершившиеся события говорили сами за себя. На его руках кровь близких. Что будет дальше?.. Даже если в глазах окружающих он сможет смыть эти пятна черной ледяной кровью альвов, на его совести они останутся всегда!
Мотнув головой он прогнал наваждение, а Кримхильда вздрогнула, испуганная его резким движением. Ей показалось, что сейчас его вновь охватит ярость берсерка. Слишком хорошо она запомнила, каким бывает ее царственный супруг в неистовом исступлении!
Король заметил ее испуг и горько усмехнулся. Поделом ему: собственная жена теперь его боится!.