------------
Ближние бояре, сидевшие в гриднице*, обливались потом. И не только потому, что день выдался очень теплым…
Больно уж важные вопросы требовалось обсудить, а князь, как назло, был не в духе, хоть покуда еще держал себя в руках. И каждый понимал, что цена ошибки может быть очень большой. Обида, нанесенная княжеской дочери, а в ее лице – самому великому князю, дело нешуточное, спору нет. И все же, снова ссориться с тугарами, да еще менее чем через год после заключения Вечного мира… Ох, вот горе-то!
Вот потому первый и проклятый извечный русский вопрос «Что делать?» быстро и незаметно сменился вторым таким же: «Кто виноват?!» Разумеется, никто и в мыслях не имел винить в чем-то Крестителя Руси (таких смельчаков не отыскалось). Благо, претендентов в виновники было – хоть отбавляй.
Степенный разговор помаленьку превращался в галдеж:
-Богатыри эти проклятые все затеяли, пусть и исправляют! Ишь, чего вздумали, своей волей Калина менять на Шалаву… Тьфу, ну и имечко!
-Да богатыри-то тут причем?! Волхвы им головы задурили, волхвы! Отыскать бородачей этих, да к ответу… Пусть теперь думают, как Шалаве дать укорот!
-И богатыри, и волхвы! Вместе начудили, вместе пускай и ответят!
-А может, заслать верного человека, чтобы яду Шалаве подсыпал?
-А толку? Если и сумеет отравить, царем-то снова будет Калин! И вот тогда уже завоем… Шалава хоть и сукин сын, но хотя бы войной на нас не идет!
-Калин ли, Шалава ли, хрен редьки не слаще! Тугарин – волк хищный, и покуда шкуру с него не спустишь, мира не будет!
-А кто спускать будет? Ты, что ли?
-Тьфу, вот не было печали!
-Тихо! – повысил голос Владимир, начав сердиться. – Ишь, разорались, будто на рынке! Говорите по одному, спокойно да степенно. Ну-ка, вот ты, Твердило Ясноглазыч, выскажись первым!
Немолодой боярин с багровым от натуги и жары лицом утер пот, шумно вздохнул…
-Мыслю так: звать сюда надобно и волхвов, и богатырей, светлый княже! И приказать: что хотите делайте, хоть из кожи вывернитесь, но чтобы царь Шалава за ум взялся и снова любимую жену свою, дочку твою, господине, к себе приблизил и дурить перестал! Под страхом гнева твоего и великой кары за ослушание. Вот таков мой совет.
-За ними уже послано… - начал было Владимир, но не успел договорить. В воздухе раздался тонкий красивый звон, посреди гридницы сгустился и почернел воздух, а когда пелена рассеялась, взору потрясенных присутствующих предстало дивное зрелище: взлохмаченный старик с длинной седой бородой и с посохом, мужичок неопределенного возраста с щетиной на пьяной физиономии и заплатанной торбой через плечо, и статный, степенный муж в невиданной доселе одеже и обуви, с наполовину опорожненной бутылью в руке и глазами, вылезающими из орбит.
-Мать моя женщина! – с уважительным потрясением произнес он.
-А-а-а!!! Демоны!!! Демоны!!! – пронзительным бабьим фальцетом завизжал Твердило.
И княжеская гридница мгновенно уподобилась женской бане, куда озорники запустили целый выводок мышей. С той лишь разницей, что из дверей и окон лезли не обезумевшие от страха голые бабы, а одетые мужики.