Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
Карса! Ну, что же, в уме Мхитару не откажешь! Если бы ещё и на добрые дела... Амран. конечно, человек честный и смелый, но угрозами Мхитара не проймёшь, Цвирети сквозь землю не провалился. Спасибо, эреа Артанис. Ждём продолжения.
Увы, так со многими отрицательными героями получается. Они подчас кажутся энергичнее и инициативнее своих положительных противников, так что вправду остается лишь жалеть, что они так распоряжаются своей жизнью. Впрочем, они обычно сами делают выбор, так что вряд ли стоит их жалеть.
Цвирети не провалился, видимо, потому что Боги не вмешиваются в дела людей почем зря. Если люди в состоянии справиться сами, пусть лучше они о себе позаботятся.
Человек предполагает, а провидение располагает. Посмотрим, как повернётся судьба.
Да уж, "провидение" у нас распологёт... расположит... Короче, оно много еще чего натворит!
Интересно, Мхитар, давая указания своей ученице, не подумал о том, что она сама может влюбиться в Амрана? Женщины, ухаживающие за ранеными воинами, ничуть не реже влюбляются в своих подопечных, чем те в них.
У Мхитара есть особые причины полагаться на верность Хализы; о них будет сказано позднее. Кроме того, он, видимо, думает, что она, как колдунья, не поддастся обычному человеку.
После разговора с Мхитаром царевич Амран метался в жару, стонал и бредил. Хализа снова поила его целебными зельями, применяла исцеляющие заклятья, и вглядывалась в лицо пленника, мужественное и гордое даже во сне. Иногда раненый что-то говорил во сне, чаще всего называл имя Леоны. При этом его лицо то искажалось тревогой и гневом, то озарялось светлой улыбкой. И Хализа, сидя возле него, вздыхала и сосредоточенно размышляла о чем-то, хмуря черные брови, когда ее пленник говорил о царице. Ей было о чем подумать.
Когда Амран снова пришел в себя, Хализа сидела с ним рядом, как и в прошлый раз. На этот раз на ней было надето шерстяное пестротканое платье с красным и синим узором, оставляющее открытым очаровательно узкие смуглые плечи. Волосы девушка расплела и подвязала алой лентой, так что они черным шелком струились по плечам и спине молодой колдуньи. Увидев, что раненый пришел в себя, молодая колдунья очаровательно улыбнулась.
- Здравствуй, Амран! Вижу, тебе стало лучше.
Он и впрямь не почувствовал в этот раз такой сильной боли, как прежде, и голова была вполне ясной. Он сразу же вспомнил все, что случилось, и лицо его сразу сделалось суровым. Но, когда увидел Хализу, успокоился, и на губах его мелькнула слабая улыбка.
- Здравствуй, Хализа! Спасибо тебе!
Девушка изумленно поглядела на него.
- Ты благодаришь меня, царевич? Значит, не ненавидишь меня?
Амран не был особенно искушен в женских обольстительных уловках, и не заметил кокетства своей собеседницы.
- Ты заботишься обо мне, лечишь меня. Я не могу в тебе видеть врага.
- Это правда? - девушка подняла на него яркий взгляд темных глаз.
- Лгать я не умею! - гордо произнес Амран.
Тогда Хализа мягко прикоснулась к его руке.
- Тогда, значит, ты позволишь мне быть твоим другом?
Амран нахмурился, размышляя. Ему было трудно решить, что думать о ней. Хализа, конечно, много сделала для него, и он благодарен ей. Но она же ученица Мхитара, а значит, ее следует считать врагом...
- Пока я остаюсь в плену, мне все равно не под силу ничего сделать, а значит, моя враждебность ничего не значит. Так что ты можешь считать меня другом, госпожа Хализа. Я вижу, что ты в глубине души добрая девушка. Мне жаль, что ты служишь Мхитару.
Хализа загадочно пожала плечами.
- Учитель сделал меня той, кто я есть. Он один разглядел во мне личность, позволил учиться, овладеть магией. Твоей царице все было дано само собой, по праву рождения, а мне, знаешь ли, пришлось начинать с пустого места. Если бы учитель не открыл во мне дар, я прожила бы жизнь, так и не узнав ничего. Жила бы как большинство женщин, зная лишь дом, мужа, детей. Точно курица на насесте.
Амран взглянул на колдунью с удивлением.
- Неужели судьба большинства женщин так ужасна? По мне, уж лучше жить как они, чем служить бесчестному колдуну, творить все, что он прикажет!
Девушка гибко потянулась, откинула волосы со лба.
- Пусть будет так! И все-таки это я спасла тебя, я, ученица князя-колдуна! Разве твоя царица смогла бы столько сделать для тебя? Она бросила тебя, поверила, что ты погиб, а вот я спасла... - она как бы невзначай коснулась щеки пленника, с которой только этим утром сама сбрила бороду.
При этих словах Амран покраснел от гнева, сбросил руку Хализы.
- Несчастная! Мхитар воспитал тебя, быть может, развратил, чтобы использовать в своих целях, сделал из тебя покорную рабыню! Разве ты поймешь, что значит для царицы долг перед своим народом? Разве себя спасала царица? Она спасала Карсадари от твоего учителя!
Странное дело, но в это мгновение Амрану показалось, будто на лице Хализы мелькнула какая-то тень, точно он невзначай коснулся старой саднящей раны. Но наваждение прошло так же быстро, как и появилось. Перед ним вновь сидела красивая, могущественная и самоуверенная ученица колдуна.
- Учитель доверил мне самое важное, что для него есть на свете, - проговорила она с гордостью.
Амрану очень хотелось спросить, что же настолько дорого для Мхитара. Но он уже понимал, что в плену не может ожидать откровенности от своих врагов, и предпочел промолчать. Быть может, Хализа со временем выдаст ему больше...
А девушка поднялась со своего места и проговорила тоном заботливой хозяюшки:
- Ты, должно быть, хочешь есть? Тебе нужна хорошая пища, чтобы выздороветь поскорей. Пойду, распоряжусь.
Она принесла ему фасолевой похлебки с тмином и чабрецом, жаркое из курицы, лепешки с овечьим сыром, свежее молоко. Амран в самом деле почувствовал после долгой болезни сильный голод, и с большим удовольствием съел все без остатка.
Хализа, сидевшая на полу, подогнув ноги, молча наблюдала, как он ест. Казалось, что она сосредоточенно размышляет о чем-то. Порой она хмурила черные брови, иногда задумчиво прикладывала палец к губам, как бы запрещая самой себе что-то говорить. А иногда на ее тонких губах появлялась неожиданная улыбка, и лицо колдуньи при этом становилось моложе и светлее.
Когда пленник закончил есть, Хализа сказала:
- До свиданья, Амран! Отдыхай, а завтра я приду к тебе.
И она приходила каждый день, лечила выздоравливающего пленника и беседовала с ним подолгу. Иногда они разговаривали вполне мирно, точно и впрямь были всегда друзьями, а временами горячо спорили. Амран рассказывал о битвах, в каких приходилось сражатсья, и о царском дворе в Уруми. Хализа, сколько могла, поведала, как жила и чему училась в замке князя-колдуна.
К сожалению, царевич не был настолько осторожен, чтобы не восхвалять одну женщину в присутствие другой, и однажды, при очередном восхищенном упоминании Леоны, девушка раздраженно фыркнула:
- Опять она! Ты, когда лежал в бреду, все время вспоминал о ней, и теперь тоже! И что вы все нашли в ней? Потому что царица, что ли?
- Причем тут царица? И кто это - все? - не понял Амран.
- Да вы, мужчины! Мой учитель готов сражаться против всей Карсадари, лишь бы заполучить ее. Ты ради нее прыгаешь в пасть дэви. Иноземрный князь, ваш союзник, тоже влюбился в нее. Не боишься, что царица предпочтет твоего соперника?
Амран побледнел, вспомнив вызывающее поведение князя Ярослава и прерванный поединок с ним. Он с усилием провел ладонью по лбу.
- Нет, такого не может быть! Она не поверит в мою смерть, не отречется от меня!
Хализа с сомнением покачала головой.
- Ты так думаешь? А я слышала, что для женщины мужчина бывает дорог, лишь пока остается рядом. Пропавший возлюбленный кажется ей умершим, ну а что говорить о том, кто вправду считается погибшим? Быть может, прекрасная царица решит, что ей надо утешить горечь потери. А тот сварожанин спас ее под Вардиси, почему бы ей не влюбиться в своего спасителя?
Не помня себя, Амран вскочил на ноги, сжав кулаки.
- Нет, нет! Ты лжешь, колдунья! Леона не изменит мне! Может быть, князь Ярослав помогает ей. Если так, я бесконечно благодарен ему, что бы ни происходило между нами раньше. Но у Леоны не будет с ним иных отношений, чем между царицей и ее союзником.
Хализа досадливо вздохнула.
- Ты упрям, как бык! Ну что ж, жизнь покажет, кто был прав.
- Лучше не говори мне ничего такого о Леоне, если хочешь остаться моим другом, - предупредил Амран, вновь садясь на свой тюфяк. Иной обстановки пленнику после выздоровления так и не предоставили.
Девушка не стала возражать ему.
- Я ведь желаю тебе добра, Амран. Чтобы тебе не пришлось пережить разочарование...
В тот же день Мхитар расспросил свою ученицу о свиданиях с пленником.
- Как он себя чувствует? Не пора ли для надежности заковать его в цепь?
Почему-то Хализа смутилась, отвела взор.
- Учитель, я думаю, что царевич еще не вполне восстановил свои силы. Ему не преодолеть железную дверь и стражу. Да и мне легче будет сломить его упорство, если ему не придется терпеть жестоких лишений.
Мхитар склонил голову, косясь на свою ученицу.
- Ты так думаешь? Ну хорошо, попробуй еще. Если у тебя не получится, я помогу тебе по-своему.
- Я постараюсь справиться, учитель, - пообещала Хализа.
На самом деле она, взявшись за обольщение Амрана по приказу своего учителя, стала считать это поручение долгом чести для себя. Приглядываясь к исцеленному ею пленнику, подолгу беседуя с ним, колдунья надеялась разглядеть в нем хоть каплю мужского интереса, но не находила. Все его чувства, очевидно, были отданы одной лишь царице Леоне. Он был с Хализой всегда вежлив, как подобало царевичу, испытывал, по-видимому, искреннюю благодарность. Но ничем не давал понять, чтобы она привлекала его иначе. Неприступность Амрана заставляло колдунью думать о нем больше, чем она ожидала от себя. Точно охотница на редкую ценную дичь, она изобретала способы покорить Амрана. И при этом ей не хотелось, чтобы Мхитар заковал пленника в цепи или велел ей опоить того любовным зельем. Это умалило бы честь ее победы. Хализе хотелось, чтобы покорение Амрана стало ее личной заслугой.
Впрочем, своему учителю она не выдала честолюбивых замыслов.
После разговора с Мхитаром она набралась терпения и несколько дней не навещала своего пленника. Время проходило, а царевич видел лишь охранников-"змееносцев", приносивших ему пищу и расхаживающих днем и ночью за дверью его обиталища.
В помещении не было окон, и никакие звуки снаружи не доносились в башню, где держали пленника. И все-таки Амран отмечал время, насколько можно было. Смену дня и ночи он определял по смене караулов за дверью, а каждые миновавшие сутки обозначал черточкой на стене, сделанной угольком, выпавшим из зарешеченного камина. Считая черточки-дни, Амран узнавал, что прошло уже пять месяцев, как он томится в плену.
Хализа не появлялась шесть дней. Наконец, когда утомленный печалью и скукой пленник дремал на своем тюфяке, дверь отворилась без обычного лязга, и Амран услышал легкие девичьи шаги, затем уловил немного терпкий, мускусный аромат благовоний.
- Вот и я, царевич! Скажи, скучал ли ты без меня? - послышался лукавый голос Хализы.
Она сидела рядом с ним, вновь нарядно одетая, с подведенными веками, веселая и смеющаяся.
Амран подскочил, будто ужаленный. При ее словах он улыбнулся, но улыбка вышла печальной:
- У пленника много времени и мало занятий. Конечно, меня радует любой, кто может развлечь.
Но Хализа, казалось, не заметила этого "любой". В тот день она смеялась и дурачилась, как ребенок, расспрашивала Амрана о его детстве и сама рассказывала смешные истории. В конце концов, и он засмеялся вместе с ней, отвлекшись от собственного печального положения. А назавтра день пришла задумчивой и молчаливой, так что ему самому пришлось развлекать ее беседой. В другой раз принесла зурну и попросила Амрана сыграть на ней, а сама танцевала перед ним, как на настоящем празднике. В конце концов, Амран уже перестал удивляться взбалмошным выходкам девушки, и не пытался уразуметь, какая она в самом деле.
Разбирайся он лучше в душах женщин, мог бы заподозрить, чего добивается Хализа. Но Амран всю жизнь любил одну только Леону, а другие девушки, понятное дело, не пытались завлекать жениха царицы. За время своего плена он привык к Хализе, был глубоко благодарен ей, и скучал, если долго не видел ее, но не сомневался, что она просто помогает ему скоротать время.
День протекал за днем, и стану украшали все новые угольные черточки. Судя по ним, на свободе давно миновала зима, и теперь повсюду цвели сады.
А в жизни пленника все оставалось по-прежнему.