Спасибо.
Первая история, так сказать, вводная, написана полностью и будет постепенно выложена в ближайшее время. А дальше - как повезет.
Продолжаем?
Глава вторая. Нежданные гости
Выйдя из дома на истоптанный круг подворья, Эрме перешагнула через обезглавленный труп бродильца, вскочила в седло и пустила Блудницу через низенькие воротца в колючей изгороди и дальше по накатанной тропе вдоль края виноградника.
Она никак не могла продышаться. Чад пригоревшего масла заполнил легкие, и жар предвечернего неба казался спасением. Даже та вонь, которую уже начинало источать тело бродильца во дворе, не смогла поспорить с гарью внутри комнаты. Казалось, волосы и одежда пропитались насквозь. В бассейн бы сейчас окунуться, с тоской подумала Эрме, снова накидывая на голову шелковый шарф и застегивая плащ у горла. Или принять ванну с розовым маслом и апельсиновыми лепестками. Или встать под горный водопад и чувствовать, как струи бьют по плечам и спине …
Честно говоря, сгодилась бы уже и бочка дождевой воды.
Блудница недовольно фыркала, но шла резвее прежнего: лошадей все же удалось напоить, пусть вода и была смешана с грязью: колодец уже вычерпали почти до дна. Легионеры процедили муть через шарф и рискнули сделать по паре глотков и наполнить бурдюк. Эрме не смогла себя заставить даже пригубить.
Все еще слепящий солнечный свет жег сквозь резную листву, лозы шуршали, усики винограда цеплялись за белую гриву Блудницы. Кто-то уже прошел здесь совсем недавно: в пыли виднелись следы грубой обуви, лозы кое-где были обломаны, а в паре мест Эрме заметила на земле алые пятна.
Когда показался сложенный из камней столбик – межевая мета, обозначающая конец надела Джеммы с Козьего пригорка, женщина остановилась, дожидаясь, пока подъедут легионеры. Здесь следовало решить, куда двигаться дальше.
Тропа, укатанная грубыми тележными колесами, уводила влево и вниз, туда, где вдали, за реденькими рощицами, белела полоса тракта на Монте Россо. Дорога была пуста – все, кто шли в обитель к единственному надежному источнику питьевой воды, предпочитали двигаться вечером и даже ночью, благо луна еще не совсем сошла на нет. Позади обреченно шелестели лозы.
По правую же руку лежала серая скальная проплешина – одна из множества в этой части долины. За века пронизывающие ветра содрали отсюда почву, точно плоть с костяка, и обнажили скелет земли во всей суровой простоте. Порода частью растрескалась и осыпалась, но среди каменного крошева тут и там выделялись крупные серые выступы, плоские и гладкие, словно из-под зубила каменотёса. На одной такой плите темнело пятно.
Эрме расстегнула сумку, притороченную к седлу, и достала оттуда зрительную трубу. Навела, старательно щурясь.
Человек лежал неподвижно, точно статуя на крышке саркофага. Он закинул левую руку за голову, а правой прижимал к лицу тряпку, как будто пытался остановить идущую носом кровь.
Эрме, поморщилась, представив, насколько должен раскалиться от солнечного жара камень. Нужно либо совсем спятить, чтобы выбрать такое место для передышки, либо совсем обессилеть. Но шкура на спине и пониже припечется в любом случае.
Позади послышался перестук копыт. Эрме обернулась. Курт Крамер первым выбрался из-за поворота. Остальные догоняли.
– Где башка? – спросила Эрме.
–У Ройтера, – отозвался Крамер и, помедлив, продолжил: – Монерленги, ребята спрашивают: обязательно эту дрянь с собой тащить? Воняет ведь уже. Все равно до дома не довезем.
– Обязательно, – отрезала Эрме. – И еще сильнее завоняет. Но домой мы попадем нескоро.
– А в обитель ведь не впустят, с такой-то мерзостью, – добавил Крамер.
– А в обитель и не поедем, – сообщила Эрме.
Крамер открыл рот, но ничего не сказал, а вместо этого направил коня вперед, потеснив Блудницу, встал посреди дороги у межевого столба и положил руку на эфес чикветты.
Вовремя: навстречу по тропе поднимались конные.
Все шло через задницу. Так уже который раз едва слышно ворчал себе под нос Вейтц, и Томазо чуть ли не впервые в жизни был согласен с непутевым щитоносцем. Не такого он ожидал от своей первой инспекторской поездки.
Они тащились по дороге почти целый день, до обидного сократив время сиесты. Управляющий, джиор Микеле Трандуони, совсем размяк и уныло колебался в седле, словно подтаявшее лимонное желе, то и дело отирая пот со щек. Однако мантию с оторочкой из черной лисы упорно не снимал всю дорогу. Встречные крестьяне сразу сдергивали шапки. Пока не исчезли. Не шапки, конечно, а крестьяне. Вместе с шапками.
После обители Монте Россо, как только они миновали перевал, полосу Ничейной земли и спустились мимо пограничного поста в долину, местный люд как вымер. Лишь дважды Томазо замечал по склонам крошечные белые домики, спрятавшиеся под тенью пинии или желтой акации, да раз где-то в отдалении коротко взлаяла собака и только. Даже спросить дорогу стало не у кого.
– Дикие места, – проговорил Лукас ван Эйде. – Задворки Тормары. Не ждал бы я здесь толку…
– Мы обязаны освидетельствовать имущество, – просипел джиор Трандуони. – Я не желаю тащить невзысканные долги в следующий отчетный год. Если ваш прежний управляющий был столь небрежен, это его просчеты. Не мои.
Он в который раз вытянул из рукава заскорузлый от пота платок и промокнул лоб.
Сам Томазо тоже мучился от зноя в своей суконной темно-синей курточке. Мучался, но терпел. Он знал правила. Цвета банкирского дома должны быть видны всякому: они не праздные гуляки, а люди на службе. Только наемники наплевали на все предписания, и в Монте Россо даже стащили бригантины. Сейчас, правда, натянули обратно. Томазо, будь его воля, выговорил бы за такое вопиющее нарушение правил, но джиор управляющий смолчал. Значит, помни свое место, ученик.
Он и помнил. Качался в седле, чувствуя, как солнце печет затылок, а когда поднимал голову, то видел уши своего мерина и спину джиора Трандуони. Дорогущий воротник запылился – черная лиса посерела.
Внезапно конь джиора управляющего стал на месте, да так резко, что Томазо пришлось изо всей силы дернуть поводья мерина. Тот обиженно наддал задом, и ученик едва не перелетел через лошадиную голову, но тут Вейтц бесцеремонно поймал его за шкирку, дернул назад, удерживая в седле.
– Куда прешь, дурень косорукий! – с презрением буркнул щитоносец. Томазо вырвался, весь мокрый, чувствуя, как лицо обдало жаром стыда, кое-как подобрал поводья и только сейчас понял, что именно послужило причиной столь резкой остановки.
У межевого столба выстроились всадники. Они напрочь перегораживали дорогу. В первый миг с перепугу Томазо подумал, что напали разбойники, которыми, как уверяли в Каррано, просто кишели юго-восточные склоны Ламейского плоскогорья. Но эти черные латники смахивали на разбойничью банду так же мало, как долбанный Вейтц – на умного человека. Отчасти они напоминали ту стражу на пограничном посту в Монте Россо (по крайней мере гербом Вирентийского герцогства на одежде), но эти были крепче, внушительнее. Опаснее.
Нас больше, подумал Томазо, пересчитав латников. У нас десять бойцов (себя и джиора Трандуони он не учитывал, поскольку драться – удел необразованного солдатья). Однако успокоения такие мысли отчего-то не принесли.
Наконец крайний справа всадник – высокий мужчина с лицом жестким, как кирпич, и скучающе-равнодушными глазами – произнес:
– Кто такие?
– Кто спрашивает? – раздраженно отозвался Лукас ван Эйде. Командир наемников с утра пребывал в отвратительном настроении и явно искал повода для потасовки. Томазо стало не по себе.
– Капитан Черного легиона герцога Джезарио Вирентийского Курт Крамер спрашивает, и больше он спрашивать не станет! – почти не повышая голоса, ответил солдат, и тут, к радости Томазо, вмешался джиор Трандуони.
– Мы мирные путники, джиор капитан! – торопливо воскликнул он. – Я Микеле Трандуони, управляющий отделением Банкирского дома Фоддера в Форлисе, а это мои люди. Мы совершаем путешествие по делам банка!
– Разрешительные грамоты, – все тем же ровным тоном сказал Курт Крамер.
– Оформлены и заверены, – успокоил его джиор Трандуони. – Томазо, предъяви!
Томазо торопливо сбросил с плеча сумку, готовясь вытащить свиток с удостоверяющей печатью пограничного прево. Грамота давала добро на пересечение границы чужого государства с отрядом сопровождения числом до дюжины. Где же она? Где? А, вот…
– Не стоит, джиор Трандуони, – услышал он глубокий мелодичный голос. Женщина, что до того момента держалась за спинами латников, подала свою лошадь вперед. Джиор Микеле насторожился, словно фотренская борзая, выпрямился в седле, приосанился и даже попытался втянуть живот, что являлось задачей невыполнимой. Лукас ван Эйде только презрительно поморщился, глядя на эти старания, и Вейтц, подражая наставнику, фыркнул.
Томазо же смотрел на женщину и пытался оценить, что она из себя представляет. Он не мог сказать, молода она или нет, красива или нет (алый шарф полностью окутывал голову и плечи, оставляя только глаза), но он отлично видел, что шарф этот тончайшего шелка и стоит соответственно, что и плащ не из дерюги. И что лошадь – ладное серое создание — вообще беррирской породы, благороднее (и дороже) которой в Тормаре не бывает.
Словом, чем больше Томазо смотрел, тем сильнее ощущал, что они нарвались на неприятности.
– И какие же дела привели управляющего столь почтенного банкирского дома в наши дикие места? – спросила женщина. Джиор Трандуони слегка замялся, но тут Курт Крамер сделал весьма заинтересованное выражение лица.
– Видите ли, прекрасная незнакомка, – любезно ответил джиор Трандуони. – Дело наше самое скучное. Мы ловим злонамеренного должника.
– Как занятно. А если чуточку подробнее?
– Можно подробнее, дамочка, – Лукас ван Эйде смачно сплюнул в пыль. – Пять лет назад один ушлый сукин сын взял займ и решил, что может не отдать. Сделал ноги. Сгинул, чтоб его. Недавно наш человек встретил этого парня в порту Фортьезы и, естественно, доложил по начальству. С той поры мы и разыскиваем говнюка…
– Лукас! Как можно! Дама...
– Этого негодного человека.
– Но разве это не дело вашей стражи? – удивилась женщина. – Отчего же вы, почтенный джиор Трандуони сами предпринимаете столь утомительное путешествие? И отчего вы решили, что ваш должник скрывается в этом унылом, выжженном солнцем краю? Есть места куда привольнее и многолюднее.
– Ответ на оба вопроса прост: как оказалось, этот парень имеет здесь имущество. Ранее этот момент весьма небрежно упускался из виду прежним руководством нашего отделения, но после моего назначения на должность была проведена ревизия просрочек, и...
– И выяснилось, что с вашего беглеца есть что содрать? – пророкотал Курт Крамер.
– Да чтоб ваша братия столько ждала, да ни в жизнь не поверю! – подал голос еще один всадник.
Вот здесь Томазо был с ним согласен. Как он ни ломал голову, но столь странное поведение прежнего главы отделения туда не укладывалось.
Женщина подняла ладонь, призывая к молчанию.
– Имущество? Здесь, в долине Монте Россо? – спросила она с внезапным напряженным интересом. – Вы уверены, джиор Трандуони?
– Именно так. Он указал, что является господином замка… замка? Как называется эта дыра, Томазо? – щелкнул пальцами управляющий.
– Кастелло Кобризе, джиор, – осмелился блеснуть своей отменной памятью Томазо.
Женщина рассмеялась.
– И что, за все эти годы вы и впрямь не проверили, правда ли это? – весело спросила она
– Эти сведения были подтверждены подписью нашего бывшего управляющего, оформившего сделку, джиори. Мы не имеем основания сомневаться в подлинности…
– Вы что, имеете в виду, что этот ублюдок наплел с три короба? – рявкнул Лукас ван Эйдэ, впиваясь в женщину злым взглядом.
– Не то чтобы совсем наплел, – голос женщина все еще был смешлив, но глаза ее сделались серьезными. – Замок Кастелло Кобризе действительно существовал. Четыре столетия назад. Он стоял где-то в той стороне, – рука, вокруг запястья которой были обвиты четки, указала вправо, туда, где за скальными проплешинами и сплошной стеной колючего кустарника подымались красные склоны Ламейи, заросшие непролазным лесом. – Кастелло Кобризе был полностью разрушен во время землетрясения. Теперь там живут разве что дикие козы да птицы. И этот ваш должник никак не может быть джиором замка.
– Да кто вы такая?! – рявкнул Лукас ван Эйде. – Что мы, как идиоты, слушаем неизвестно кого?!
– Лукас! – возопил джиор Трандуони. – Где твоя учтивость?!
Черные латники дружно положили руки на оружие. Томазо сглотнул.
– Что ж, джиоры, пора представляться...
Женщина скинула шарф на плечи.
Красивая? Томазо ни пяди не понимал в такой странной материи, как женская красота. Но от женщины словно распространялось ощущение властности.
-– Я Эрмелинда Диаманте ди Гвардари графиня ди Таоро, – проговорила женщина, и, глядя в ее бесстрастное лицо, Томазо понял: всякие шутки кончились. – Здесь я представляю Его Светлость герцога Виренцы, Таоры и Армини Джезарио Второго, моего кузена. Все что я говорю сейчас, должно расцениваться как официальный ответ его светлости банкирскому дому Фоддеров. Земли долины Монте Россо принадлежат непосредственно герцогской короне, за исключением Фортецца Чиконна, господином которой является наш вассал барон Феррис. Если вы желаете получить письменное подтверждение, вы вольны обратиться в канцелярию Реестровой палаты в Виренце. Я развеяла ваши сомнения, джиоры?
Ее речь произвела сильное впечатление. Джиор Трандуони весь как-то обмяк, словно бурдюк, в котором проткнули дыру. Лукас ван Эйде выругался сквозь зубы (крайне неразборчиво и с осторожностью). Наемники перешептывались.
Вейтц толкнул Томазо пальцем под ребра. Его глаза горели.
– Во нарвались! Это ж Саламандра! – прошептал он. – Дыши через раз, сморчок: говорят, ей убить – как стакан вина выпить!
Кажется, этот факт вызывал у щитоносца восторг. Вейтц вообще был слегка помешан на оружии и кровопролитии. Дурень на голову ударенный.
– Я слышал иное, – пробормотал Томазо. – Говорят, она покровительствует Вирентийской школе лекарей...
– Видел четки? – не унимался Вейтц. – Видел?
– Ну, видел, – ответил Томазо.
– Она, говорят, человека ими задушила. Как гароттой, прикинь?
Томазо прикинул. Поглядел на руки графини ди Таоро, на тонкие запястья, на узкие ладони с длинными пальцами. Не верилось, что ей достанет силы затянуть узел на чьей-то шее и держать достаточно долго.
Это было из того же разряда, что невзысканный вовремя кредит, оформленный под сомнительное слово нищего лжеца. Глупо, нелогично и необъяснимо, как и вообще весь мир за пределами банка. Стоило ли вникать в подобные странности? Томазо сомневался.
На правой руке графини ди Таоро мерцал перстень с зеленым камнем. Та самая Искра Гвардари?
Он так отвлекся на болтовню Вейтца и свои мысли, что не расслышал вопрос джиора Трандуони. Зато расслышал ответ.
– Это нежелательно, – твердо заявила Саламандра. – Мой совет: возвращайтесь в обитель Монте Россо. В противном случае я именем герцога отзову вашу грамоту, что повлечет определенные... последствия для вашего отряда. Повторяю, вы можете отправить своего гонца в Виренцу, но я не позволю вооруженным наемникам слоняться по долине и ломиться в каждый дом.
Джиор Трандуони и Лукас ван Эйде сблизили головы и принялись совещаться. Лукас ван Эйде недовольно стучал кулаком по колену, джиор Трандуони качал головой, отчего щеки у него смешно тряслись. Вейтц что-то бубнил. Томазо не слушал. Он вдруг ощутил усталое разочарование. Все пошло через задницу – с самого начала. Жизнь за пределами конторы по-прежнему оставалась тупой и неприятной штукой.
– Мы возвращаемся, ваша светлость, – объявил наконец Микеле Трандуони. – Но позвольте узнать: не направляетесь ли вы сами в обитель? Я почел бы за честь сопровождать...
Даже здесь он пытался выглядеть любезным кавалером.
– О нет, благодарю, – отозвалась Саламандра. – Я, знаете, как и вы – охочусь. Легкой дороги, господа!
Пожалуй, в голосе ее звучал тончайший оттенок насмешки.
Лукас ван Эйде первым развернул коня. Наемники последовали его примеру. Особо расстроенными они не выглядели: слишком жарко, чтобы обнажать мечи.
– Да, джиор Трандуони, окажите любезность... Скажите: как зовут этого вашего злонамеренного должника? Должна же я знать, кого повесить за столь непростительную ложь?
– Йеспер Варендаль, – отозвался джиор Микеле, оборачиваясь. – Также известный как Йеспер Зубоскал.
– Какое интересное имя, – равнодушно заметила Саламандра, но Томазо мог поклясться, что она добавила что-то еще. Не очень лестное.
– Какое интересное имя, – сказала Эрме, чувствуя, как сердце ускорило стук. – Наглец, – прошептала она. – Сукин сын, не знающий меры.
Как он сказал, этот наемник? «Недавно наш человек встретил его в порту Фортьезы». Корабли с Маравади чаще всего возвращаются именно туда. Был ли Зубоскал один? Или... нет? Кто еще вернулся?!
Какая тебе разница, Эрмелинда Гвардари, одернула она себя. Все давно забыто и засыпано пеплом и солью. У тебя есть свои дела, и они куда важнее. И нечего здесь раскисать от одного напоминания...
– ... дорога, – проворчал Крамер, и Эрме моментально вернулась к реальности.
– Что ты сказал?
– Я говорю: скатертью дорога! – повторил легионер, кивком указывая на удаляющийся отряд. – Катитесь, пока целы, живоглоты.
– Банки полезны, Курт, – заметила Эрме. – Ты и сам знаешь. Правда, иногда они зазнаются, и тогда следует вовремя бить по жадным рукам.
– Может и так, монерленги. Но, сдается, эта синяя шваль здесь не к месту.
Эрме невесело улыбнулась. Крамер слишком долго служил ее семье, чтобы не понимать подоплеки слов и дел.
– Ты прав, Курт. Арнольфини, Ларони, Медео – все эти банки Виренца примет у себя. Но Фоддеров здесь не будет. По крайней мере, пока я могу этому помешать. Пусть идут, откуда пришли.
– Тогда отчего наши чиновники вообще выдали грамоты? – недоуменно спросил Клаас. – Не пускали бы и все. Пинком под зад и пусть катятся с того склона перевала.
– Они подданые Гордейшей. Это слишком малый повод, чтобы ссориться с Акульим садком.
– Это, брат, называется политикой, – пояснил Курт Крамер. – Когда вроде бы и войны нет, но и с миром туговато. Привыкай, здесь так часто бывает. После обмозгуешь.
– Дозвольте спросить, монерленги, – встрял Эйрик Штольц. – Мы, что и впрямь на Монте Россо не двинемся? Или вы так сказали, чтоб от этого жирдяя отвязаться?
– Ты скверно слушал, Эйрик. Мы сегодня охотимся.
– Без сокола и без собак? – с некоторым подозрением спросил Крамер. – Это на кого же?
Капитан, как и другие легионеры-греардцы, довольно мало знал об милых особенностях тормарской фауны. Увы, сегодня придется восполнять пробелы.
– На довольно пакостное зверье. Видишь ли Курт, к моему глубокому сожалению, бродильцы – твари стайные.