Расширенный поиск  

Новости:

21.09.2023 - Вышел в продажу четвертый том переиздания "Отблесков Этерны", в книгу вошли роман "Из глубин" (в первом издании вышел под названием "Зимний излом"), "Записки мэтра Шабли" и приложение, посвященное развитию науки и образования в Золотых Землях.

Автор Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - II  (Прочитано 16205 раз)

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Это всё-таки очень заманчиво: найти простое решение для сложной проблемы. А что может быть проще, чем кого-нибудь побить >:(  А что не альвы виноваты в ситуации - так то детали.
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Премного благодарна вам, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Все участники этих событий радеют о благе государства.И все понимают это самое благо по своему. И частенько путают своё собственное благо с государственным. Бересвинда понимает, что в том кошмаре, в который ввергло королевство безумие её сына, немалая доля её вины, но исправить что-либо в своём поведении не хочет. Напротив, ищет новых союзников, Вальдраду (которую она совсем не знает), Бертраду, Ги Верденнского. То есть, все эти страшные события ничему эту даму не научили, более того, она вполне довольна затеей сына со Священным походом.
Ага! Действительно, все заботятся о благе государства, не разделяя его от личного. Здесь конфликт не между государственниками и эгоистами (это было бы намного проще; скорее всего, эгоисты там, как и везде, есть, но к власти их не подпускают). Но именно что общую цель все понимают по-своему, и пути к ней выбирают соответственные, порой, просто жуткие.

"Порою люди, не желая зла,
Вершат настолько черные дела,
Что до таких блистательных идей
Не вдруг дойдет и записной злодей.

Один решил раскрыть тебе глаза
И о любимой сплетню рассказал.
Другой тебя приятельски поддел —
А ты от той подначки поседел.

Подумал третий, что державы друг
Обязан доносить на всех вокруг.
И вот — донес за безобидный взор
Тебе прочитан смертный приговор.

И жизнь твоя приблизилась к черте
А ведь никто худого не хотел.
Порою люди, не желая зла,
Вершат настолько черные дела"
(Мария Семенова)
Идеей со Священным Походом она, может быть, и не совсем довольна, но считает ее меньшим злом. "Не можешь остановить - возглавь".
Это всё-таки очень заманчиво: найти простое решение для сложной проблемы. А что может быть проще, чем кого-нибудь побить >:(  А что не альвы виноваты в ситуации - так то детали.
Ну, герои ведь не знают о них всего, что знают авторы и читатели. Выводы против альвов вполне правомерны, увы. Морган вот уже за них заплатил жизнью.

Глава 35. Плетущая Сети и Светоносный (окончание)
Наконец, король решился начать разговор:

- Я продолжаю думать о том, как ранил дядю Карломана!.. Ежедневно молюсь, чтобы боги спасли его; не в искупление моей вины, но ради его заслуг! У престола Арвернии не было слуги вернее него; он в самом деле отдал всю жизнь ради блага королевства!

Бересвинда печально склонила голову; разве не об этом же думала и она сама? Но ей больно было смотреть, как сник ее сын, вспоминая свою вину перед Карломаном.

Он же задумчиво продолжал:

- Должно быть, это призрак ненавистных вейл, что погубили многих в нашем роду, помутил мне рассудок! Теперь я жалею еще и о том, что поддался очарованию Кримхильды. Она обиделась на меня за то, что я покинул ее в ночь любви. Попыталась разжечь во мне ревность, и, к несчастью, ей это удалось. Ведь я уже был готов к худшему, предупрежденный тобой, матушка.

Королева-мать вновь промолчала, и лишь в глазах ее можно было прочесть сожаление о том, что получилось. Но она утешала себя тем, что старалась ради блага королевства. Лишь внимательно прислушалась, узнав, что именно послужило причиной странного поведения Кримхильды.

Между тем король приободрился, встряхнул головой.

- К сожалению, прошлого уже не изменить. Я думаю, что дядя Карломан хотел бы, чтобы я нашел способ искупить свою вину и сплотить арвернов вокруг королевского престола. И я понял, как это сделать! - он подбирался к самому главному.

Бересвинда выжидала, что поведает сын, сама же не спешила задавать вопросы. Еще в молодости она научилась у своей тетки, королевы Радегунды Аллеманской, одному из первых правил политики: "Торопись медленно!" А после училась выжидать, наблюдая за Карломаном. Ничто на свете не могло заставить его совершить необдуманный поступок; и под меч короля он встал не сгоряча, но с точным расчетом, оставив указания своим близким. Карломан многому научился у своих родичей и наставников: Сигиберта, Дагоберта, Теодеберта и Риваллона, и сам еще больше приумножил их политическое наследство.

Графа Кенабумского называли мастером многоходовых партий, но на самом деле он умел доводить до конца и затяжные игры, действуя с удивительным терпением. Однако он не был вездесущ, хоть людская молва приписывала ему и такую способность. Окружающим казалось, что он днем и ночью неусыпно заботится об интересах королевства. Но даже майордому Арвернии требовалось иногда отдыхать. Так и получилось, что в последнее время Карломан слишком занят был международными делами, создавал союз государств против Междугорья и Тюрингии. А проследить, что происходит в самом Дурокортерском замке, в королевской семье, он уже не смог. Вот и получилось, что Кримхильда, предоставленная самой себе, принимала знаки ухаживания от виконта Гизельхера. И это вынуждало Бересвинду ради спасения семейного очага своего сына, указывать королю на недостойное поведение его жены. Сам же Карломан, по-видимому, лишь предупредил своего младшего сына Аделарда, чтобы тот любовался молодой королевой издалека, но не подражал Рыцарю Дикой Розы с его нибелунгскими ухаживаниями.

Размышления вдовствующей королевы прервал голос ее царственного сына:

- Я помирился с Кримхильдой, и она согласна поддержать меня, ради блага престола и всего королевства Арвернского, - при словах о жене лицо короля неузнаваемо просветлело.

- Я рада, что Кримхильда понимает свой долг перед супругом и Арвернией, - сдержанно ответила Бересвинда, уже догадываясь, о чем пойдет речь.

Король же продолжал совсем другим тоном, бодрым и энергичным:

- Пережитая трагедия меня изменила, и благодаря ей я преобразился для новой жизни! Мой дар отныне будет обращен только против нечисти - Других Народов, вредящих людям. Беседа с бароном Верденнским открыла мне глаза, и я понял, как использовать свой дар на благо людям, чтобы он не оборачивался проклятьем. Я начну Священный Поход против альвов. В последнее время слишком часто приходят сообщения о гибели и пропажах людей в заповедных местах, что еще остались в Арвернии. Они нарушили мир с людьми, клянусь молотом Донара! Мой королевский долг - защищать свой народ от любого врага. Я продолжу дело Хильдеберта Строителя, с помощью барона Верденнского, которого собираюсь пригласить ко двору. Он не забыл, как истреблять нечисть. Но для этого мне нужна твоя поддержка, матушка! Благослови меня на Священный Поход. Сейчас королевский род, как никогда, нуждается в единстве.

Паучиха нехотя кивнула. Хотя она догадывалась, о чем пойдет речь, но идеи барона Верденнского тревожили ее. Она в молодости немного застала время Хильдеберта Строителя и помнила, сколько крови, альвской и человеческой, проливали люди Ги Верденнского. А ее царственный сын так горяч и легко увлекается! Охваченный боевым задором, он может опять потерять самообладание и натворить бед. И тогда не пришлось бы Карломану (да пошлют ему Небеса исцеление!) вновь стать под меч короля, чтобы избежать еще худших последствий! При этой мысли Бересвинда Адуатукийская содрогалась от ужаса. Да не допустят боги!

Кроме того, кое-что смущало ее лично. Поддержать короля значило поддержать и Кримхильду, а та не внушала свекрови доверия. Но делать нечего, сын был прав; в тяжелые времена королевский род обязан держаться как единое целое.

И в таких обстоятельствах Священный Поход в самом деле мог помочь королю обелить свое имя в глазах общества. Думая о возможных будущих проблемах, следовало решать те, что уже подоспели. Священный Поход под молотом Донара, с подачи Ги Верденнского, был меньшим из зол. Так - предполагала Бересвинда, - на ее месте решил бы и Карломан. Могла ли в этом случае королева-мать не поддержать своего вспыльчивого, неосторожного, но все равно любимого сына-короля?..

Она возложила обе ладони на склоненную голову Хильдеберта, а затем сделала знак солнечной колесницы. При этом заметила, что король стал носить на груди железный оберег-молоток, которого не было прежде.

- Пусть боги тебя благословят, сын мой, как и я тебя благословляю во веки веков! Сверши все, что задумал, - проговорила она мягко. Но затем голос ее непроизвольно дрогнул: - Но все-таки береги себя в этом походе! Альвы могучи и яростны в бою...

- Но именно мне дано одолеть их! - голос Хильдеберта звучал горячо, исполненный отчаянной надежды, а глаза его блестели. - Со своим даром, я буду непобедим, сражаясь с нечистью! Ни их оружие, ни колдовство не смогут причинить мне вреда. Я вымету из Арвернии всех альвов, вооружившись твоим благословением и любовью Кримхильды, что будет сопровождать меня в Походе.

Ничего не ответила ему Бересвинда, видя, что сын все решил для себя.

Было видно, что королю хотелось встать из-за стола и пройтись по кабинету. Ему не сиделось на месте, точно застоявшемуся коню. Лишь из уважения к матери он остался сидеть за столом.

- Я надеюсь, матушка, что ты поможешь мне в управлении королевством, пока я буду участвовать в Священном Походе, - попросил он. - Кому, как не тебе, могу я доверять в трудный час?

Бересвинда скрыла тонкую улыбку. Она еще была нужна, ее просили о помощи, - стало быть, она по-прежнему оставалась королевой!

- Разве могу я позволить себе покой, когда мой сын просит о помощи? - растроганно произнесла она, хотя сама ни за что не выдержала бы, если бы однажды к ней не обратились с государственными делами.

И мысленно пообещала себе, что никогда не уступит свое влияние на короля, а заодно и на Королевский Совет, Кримхильде, опозорившей свое звание. По крайней мере, до тех пор, пока та не подарит Арвернии наследника, чтобы заботиться хотя бы о его будущем. Неверная, если не телом, то душой королева не должна влиять на интересы государства! Как все же странно выпадает жребий Норн: большинство королев, как некогда она сама, выходя замуж, начинают совсем новую жизнь во владениях своего супруга. А вот Кримхильда осталась дочерью Нибелунгии, вопреки своим священным обязательствам!

И тут Хильдеберт как раз заговорил о своей жене, но таким тоном, какого мать еще ни разу от него не слышала: непривычно тихо, с выражением задумчивой нежности. Бересвинде даже показалось, будто ее сын чувствует себя в чем-то виноватым перед своей женой.

- Я надеюсь, что Священный Поход еще больше сблизит меня с Кримхильдой. И тогда я надеюсь насладиться ею...

Королева-мать сильно удивилась при этих словах, хоть и не подала виду. Насладиться?.. Тут слышался намек на запутанные с обеих сторон отношения короля с женой, но слишком многое было неясно. Бересвинда решила на всякий случай поговорить с графиней Кампанийской об отношения между королевской четой.

О том, что в порыве отчаяния сообщила ей сама Кримхильда, - что им с королем не приходится делить ложе, - королева-мать успела позабыть. Ей не хотелось верить ее словам: если не невестка - то ее сын сам виноват, что его семейная жизнь не сложилась! Ну а последующие трагические события вовсе стерли из памяти то, что им предшествовало, и что, собственно, послужило им причиной.

Поглядев на водяные часы, стоявшие на незажженном в летнюю пору камине, она увидела, что из верхнего отделения в нижнее уже давно стекли все капли воды, рассчитанные на целый час. Это агайское изобретение было сделано в виде бронзовой фигурки девушки с лейкой, поливающей цветы, - одновременно и часы, и красивое украшение для королевского кабинета.

Уловив по интонациям своего царственного сына, что он уже сказал самое главное, зачем позвал ее, Бересвинда Адуатукийская взглянула на него, собираясь уйти.

- Если ты готовишься к войне, государь, то нам надо сделать запрос в казначейство: каких расходов он потребует для казны, - осторожно заметила она.

Король встрепенулся, порывисто кивнул своей матери.

- Да, конечно же! Я сам собирался просить тебя узнать о расходах на поход... Война, к сожалению, всегда требует много золота из казны! Но я надеюсь, что мы получим больше, чем потеряем, как только доберемся до тайников альвов!.. Нечисть прячет в своих лесах не только пни да еловые шишки, но и золото и драгоценные камни. Так что мне будет чем пополнить казну и наградить моих храбрых воинов!.. А ты ступай, матушка. Благодарю тебя еще раз, и буду благодарить всю жизнь за все, что ты делаешь для меня и Арвернии!

Королева-мать встала из-за стола. Поднялся и ее сын, чтобы проводив ее до дверей, почтительно поцеловать в щеку на прощание.

- Береги себя, матушка! Твое здоровье - величайшая драгоценность не только для меня, но и для арвернской короны, - он особенно страшился за мать после того, как потерял Карломана.

- Будь спокоен, сын мой! - проговорила Бересвинда, целуя сына, нагнувшего к ней голову. - Еще на моей родине, когда я собиралась ехать к твоему отцу, мне предсказал мудрый жрец, что я проживу девяносто пять лет. А сейчас мне не больше половины этого срока, и я чувствую себя еще вполне бодрой и полной сил, - это был маленький намек сыну, что она еще не вовсе отцвела, и в свои годы имеет право на собственную жизнь, на нечто, помимо государственных интересов. Но этого намека сын, толстокожий, как большинство мужчин, не пожелал понимать.

Самой же Бересвинде вдруг подумалось, что жрец, обещая ей редкое долголетие, не сказал ничего о судьбе ее семьи, о том, что ей уже пришлось похоронить двух своих сыновей и почти всех внуков; и неизвестно, что будет с оставшимся родом. В юности ей и в голову не пришло спросить о судьбе своей будущей семьи. А теперь уже некого спрашивать: жрец давно скончался, в тот самый день, что сам предсказал, чем вызвал у всех большое уважение к его пророчествам.

Король открыл перед матерью дверь.

- До скорой встречи, матушка! - пожелал он.

- И тебе до скорой встречи, государь! Да хранят тебя боги! - ответила Бересвинда, выходя за дверь.

Оглянувшись, она еще увидела, как Хильдеберт взялся за железный молоток висевший на груди, тем самым показывая, какому богу и ради какой цели посвящает себя. Затем он закрыл дверь.

Возвращаясь к себе в покои по черно-белому коридору (ей он был давно привычен, и потому не вызывал особых мыслей), Паучиха обдумывала, что делать дальше. Она понимала, что Священного Похода не избежать, если только не случится нечто совсем уж непредвиденное. Когда ее царственный сын говорит о войне с таким воодушевлением, сводя к ней любой разговор, это означало, что его никто не удержит. Стало быть, остается только помогать ему, чем может, и молиться о его победе!

Заодно следовало выяснить побольше об отношениях сына с его женой. Понятно, об этом не у них нужно спрашивать! Ладно, она разузнает, насколько они близки в самом деле. И надо заручиться поддержкой принцессы Бертрады. Интересно, насколько доверяет своей "сестрице" Кримхильда? А затем - пригласить в свою свиту внучку Ги Верденнского, Вальдраду. Бересвинда смутно припоминала девушку, воспитывающуюся при дворе несколько лет назад. Там видно будет, к чему ее приспособить; но, если ее дед станет советником короля, то и она не окажется при дворе лишней.

Вот какие нити пока что были заметнее других, и за них следовало тянуть. Но следом неизбежно уцепятся и другие, и надо будет действовать точно, чтобы не запутать все дело до состояния клубка, побывавшего в когтях у кошки.

Бересвинда Адуатукийская, прозванная Паучихой, редко задумывалась о старинной пословице, согласно которой, благие намерения приводят в мрачное царство Хель.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Цитировать
Бересвинда Адуатукийская, прозванная Паучихой, редко задумывалась о старинной пословице, согласно которой, благие намерения приводят в мрачное царство Хель.
Воистину.
Всевидящая, всезнающая Бересвинда даже не подозревает о том, что её сын элементарно не исполняет супружеские обязанности. Отчего у него нет наследников. Прелестно! Ну, и конечно, Священный поход, раз это укрепит королевскую власть, пусть будет. И священный дар богов - безумие берсерка, тоже хорошо! ;D Особенно для короля, во владениях которого живут и люди, и альвы, и "дети богини Дану". А ещё оборотни.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Цитировать
Бересвинда Адуатукийская, прозванная Паучихой, редко задумывалась о старинной пословице, согласно которой, благие намерения приводят в мрачное царство Хель.
Воистину.
Всевидящая, всезнающая Бересвинда даже не подозревает о том, что её сын элементарно не исполняет супружеские обязанности. Отчего у него нет наследников. Прелестно! Ну, и конечно, Священный поход, раз это укрепит королевскую власть, пусть будет. И священный дар богов - безумие берсерка, тоже хорошо! ;D Особенно для короля, во владениях которого живут и люди, и альвы, и "дети богини Дану". А ещё оборотни.
Увы, так! :'( Сына спрашивать о настолько интимных обстоятельствах она не считает возможным, Кримхильде не верит, а ее осведомители при Малом Дворе не пользуются таким доверием, чтобы узнать самые сокровенные вещи.
Не они первые, и, увы, не они последние, кто считает, что для укрепления государства нужна "маленькая победоносная война". :'( Здесь просто это происходит на фэнтезийный лад.

Глава 36. Старший и младший (начало)
В тот же день, двадцать восьмого брахмоната, но только ранним утром, в своей спальне проснулся Аделард, младший сын Карломана Кенабумского и Альпаиды. Едва предутреннее небо лазорево просветлело, юноша поднялся с постели. Он был уже одет, словно готовился к чему-то важному. На нем был камзол с гербом графов Кенабумских, с отличительными знаками пятого, самого младшего, сына.

Двигаясь неслышно, чтобы не разбудить слугу, спавшего в соседней комнате, Аделард сунул руку под подушку и достал оттуда свиток, скрепленный его подписью и печатью. Обувшись, он, ступая неслышно, положил свиток на стол, так, чтобы любой, кто войдет в его покои, сразу заметил бы.

Сделав это, он тяжело вздохнул. В этом письме было скрыто объяснение его поступка. Так легче объяснить все, что затрудняешься высказать словами, к тому же, когда пишешь, есть время обдумать каждую фразу. Его родные поймут, когда прочитают. И пусть он идет против воли семьи, но... возможно, вопреки всем убеждениям, Небеса все-таки смилостивятся после этого, и отец возвратится к жизни?..

Ступая неслышно, чтобы никого не потревожить, Аделард покинул свои покои и быстро, но также тихо пошел по коридорам. Он выбирал окольные пути, чтобы его не встретил никто из рано проснувшихся обитателей замка или их слуг. Но, если бы кто-то вздумал проследить путь Аделарда, понял бы, что он отнюдь не блуждает бесцельно, а направляется к одному из боковых выходов из замка, что лежал ближе всех к священной роще, где располагался храм Циу. Там его ожидало братство воинов-жрецов, его наставников и утешителей в эти трудные дни. Они были готовы принять его в свои ряды.

Аделард был исполнен решимости посвятить себя служению богу справедливой войны, ради искупления своей невольной вины в трагедии с отцом. Он убедил себя и позволил жрецам убедить, что, если он посвятит свою жизнь служению Циу, то боги спасут его отца. А теперь в нем еще возникло желание посвятить себя служению родине, как это сделал отец, повторить хоть отчасти его путь.

Вместо того, чтобы сразу спуститься на нижний ярус замка, где находились служебные помещения и стояла стража, беглец направился через картинную галерею, где в это время всегда было пусто. Пусть этот путь дальше, но зато здесь его никто не увидит. В полумраке, лишь немного рассеиваемом светом редких свечей, Аделард замечал портреты прошлых королей и королев Арвернии, своих предков, и их родичей и придворных. Несмотря на спешку и опасения, что кто-то хватится его слишком рано, юноша пошел чуть медленнее, чтобы разглядеть их. Казалось, будто изображенные на портретах люди провожают его глазами. Многие из них были написаны с таким искусством, что, где бы ни стоял человек, ему казалось. что их взгляд устремлен прямо на него.

Аделард припомнил, как в детстве бывал в картинной галерее вместе со старшим братом, Ангерраном. Тот с важным видом расхаживал среди картин, держа братца за руку. Подражая отцу, он стремился показать, что знает так же много, и называл Аделарду имена изображенных на портретах королей, рассказывал об их деяниях. А младший брат заслушивался его повествованиями, как самыми увлекательными сказаниями.

Вспомнив о самом старшем и любимом из своих братьев, Аделард тяжело вздохнул. Несмотря на разницу в возрасте в восемь лет, они были друг другу особенно близки. Кроме того, лишь они помнили с младенчества присутствие обоих родителей. Трое их средних братьев были зачаты в промежутках между дипломатическими миссиями Карломана, во время его редких визитов домой, и знакомились с отцом позже. А в жизни Ангеррана и Аделарда отец имел особое значение. Хотя Аделард, как самый младший, был еще и любимцем матери.

Вспомнив о матери, он на мгновение приостановился, и совесть тут же больно вцепилась в него когтями. "А теперь ты покидаешь мать, убитую горем, когда она лежит больная, потому что не желает пережить отца!"

Но ведь он потому и собирался посвятить Циу свою жизнь, чтобы боги спасли отца, и мать ожила бы вместе с ним! Разве не ясно, что у него высокий долг - спасти их, искупить свою невольную вину?

Однако Ангерран, чьим голосом порой говорила совесть младшего брата, не совсем согласился с ним, хоть и не препятствовал напрямую.

***

Накануне братья вместе с Луитбергой, женой Ангеррана, сидели у ложа отца. Только что лекарь осмотрел Карломана, проверил, ощущает ли тот боль и свет. На этот раз, ничего не сказав, мрачно покачал головой, и сыновья майордома поняли, что это дурной знак. Луитберга при этом поджала губы, а Ангерран, переглянувшись с братом, нахмурился и быстро отвел взгляд. После этого лекарь вышел из покоев, а Луитберга ушла немного отдохнуть, поскольку было уже поздно. Братья остались одни.

Стоя на своем излюбленном месте, возле распахнутого окна, Аделард при свете свечей хорошо видел отца, распростертого на постели. Хотя они поили его питательными отварами, он все равно исхудал за минувшие дни. Чисто выбритое лицо его заострилось, щеки впали, под провалившимися глазами пролегли глубокие тени, и весь он, восково-бледный, выглядел покойником. Лишь слабо вздымавшаяся под легким одеялом грудь, показывала, что в майордоме Арвернии еще теплится жизнь. Светящаяся волшебная сеть окутывала его, сосредоточив свет вокруг раненого плеча, почти уже зажившего за каких-то две недели. Но что толку в заживлении раны, если его душа продолжала блуждать вдали от постепенно слабеющего, несмотря на все заботы, тела?

Ангерран, сидя возле постели с очень прямой спиной, осторожно держа холодную руку отца, рассказывал ему обо всех последних событиях. О важных делах, о распоряжениях, что отдавал вместе со своими советниками. И о семье: рассказывал отцу, как все о нем тревожатся и ждут его выздоровления, как исхудала матушка, и как помрачнел Дагоберт. Сын продолжал разговаривать с отцом, как с сознательным собеседником. Взгляд его, устремленный на бескровное лицо Карломана, казался мертвым.

Аделарду было больно глядеть на них, и он шевельнулся, переведя взор в окно, где на своей излюбленной ветке, как всегда, сидел черный ворон.

Он видел, какое лицо у Ангеррана, как застыли его глаза. Хорошо зная своего брата, он понимал, что тот весь в напряжении, как грозовая туча. И старался ему не мешать, чтобы ненароком не вызвать его гнев. Он молча смотрел то на отца, находящегося между жизнью и смертью, то на Ангеррана, настолько похожего на него. В этот момент старший брат был готов сразиться ради отца с богом смерти Анку и с самой Хель.

Со стороны казалось, что здесь происходит ночное бдение у тела умершего. Устав от гробовой тишины, воцарившейся после того, как его брат закончил разговаривать с отцом, Аделард тихо переступил с ноги на ногу. Но брат все же услышал его и обернулся со строгим видом. Голос его, хоть и приглушенный, разнесся над опочивальней, как раскат грома:

- Как же ты собираешься вступить в воинское братство Циу, если не можешь простоять и половины ночи, не двигаясь?

Аделард замер, не веря своим ушам. Ему и в голову не приходило, что брат знает о его намерениях, он никому о том не говорил. Но, видно, от Ангеррана, как в свое время от отца, ничего нельзя было скрыть.

А брат продолжал тем же суровым тоном:

- Как ты собираешься вступить в воинское братство доблестного Циу, если не молишься ему о спасении нашего несчастного отца, и не отдыхаешь ночью, чтобы днем всегда быть готовым к битве, как гласит устав воинского братства, а предпочитаешь праздно сидеть здесь?

Младший брат уже вдохнул воздух, чтобы объяснить, что ему, после того, как его приобщат к первым таинствам, будет позволено навещать родных, чтобы поддерживать их; ему уже обещал жрец-наставник в храме Циу. Однако Ангерран не позволил ему договорить.

- Как ты собираешься вступить в воинское братство справедливого Циу, пожертвовавшего собой ради спасения мира, если твоя жертва может оказаться напрасной? Что станет с твоей верой, брат мой, если наш отец останется жить лишь телом, а душа его...

Ангерран прервался, страшась договорить фразу до конца. Он очень боялся, что к тому и идет, судя по поведению лекаря.

У Аделарда как будто что-то повернулось внутри. Прежде он даже не задумывался, чтобы что-то могло пойти не так, настолько убедил сам себя. Но теперь он размышлял над словами брата. И та истина, в которую верил, уже не казалась ему несомненной. Он представил себе: что, если его отец так и останется между жизнью и смертью, а мать тихо истает от тоски о нем? Какое разочарование ждало бы в этом случае Аделарда! А ведь ему, вроде бы, никто ничего не обещал. И никто не требовал от него искупления - ни жрецы, ни знамения Небес.

Старший брат пристально глядел на младшего, видя по его лицу, какая в нем происходит борьба. Вид Ангеррана заставил младшего брата вздрогнуть. Сейчас, так резко ставший серьезнее и старше после свалившейся на его плечи ответственности, он был особенно похож на отца. Если бы не его глаза - стальные серо-голубые, как у матери и деда Дагоберта, а не изумрудные, как у отца, - казалось бы, что сам Карломан разговаривал с юношей.

Продолжая держать в своих ладонях руку отца, Ангерран обратился к брату:

- Если уж ты винишь себя за то, что любил королеву Кримхильду и тайном помогал своему "товарищу по несчастью", виконту Гизельхеру, встречаться с ней, то и я разделяю твою вину! Я знал, что ты делаешь, и не побеспокоился о возможной ревности короля. Не поговорил с тобой вовремя. Старший брат обязан отвечать за младшего.

В его голосе Аделард услышал невыносимую горечь, и от того стало еще более стыдно.

- Ты не понимаешь, брат, это совсем другое! - сдавленным голосом прохрипел он, ощущая себя вывернутым наизнанку.

- Я понимаю, как тебе тяжело, брат! Но как ты думаешь: что получится, если мы все бросим свои обязанности и затворимся в святилищах, искупать непонятно чью вину? - так же горько продолжал Ангерран. - Да и нужно ли вообще богам, чтобы люди им служили из чувства вины, приходили в святилище, как в тюрьму, искупать свои проступки? Нет, брат, я тебя отпущу в братство Циу, - неожиданно, тоже очень по-отцовски, повернул свою речь Ангерран. - Но только при одном условии! Если ты в самом деле чувствуешь, что тебя коснулся перст единственной руки Циу и избрал тебя защищать Арвернию. С предназначением не спорят. Скоро нам, видимо, понадобятся воинские братства, готовые к самой справедливой из войн - за защиту отечества. На границах беспокойно, Междугорье и Тюрингия собрали большую силу. Меня не удивит, если боги вправду избрали тебя, чтобы ты посвятил жизнь защите других. Ты всю жизнь был мечтателем, Аделард, не находил полного удовлетворения ни в государственной деятельности, ни в развлечениях знатных юношей. Я думаю, ты и в Кримхильду влюбился не столько ради нее самой, сколько потому что она была за гранью обыденной жизни: манящая и недоступная, как еще неоткрытая земля за океаном.

Аделард молчал, только в голове его кипели, роились мысли, перестраиваясь на ходу, принимали новые формы, в которых что-то важное укоренялось в его душе, а что-то уходило навсегда. Он не отвечал брату, но чувствовал, что тот прав во многом, а может быть, и во всем.

- Если тебе это нужно, брат, ступай в воинское братство! Но только как защитник родины, готовый ради нее вложить руку волку в пасть, как тот бог, которому собираешься служить. Как наш отец, - тяжело вздохнул Ангерран, глядя на лежащего без чувств Карломана. - Но не как беглец от самого себя и не для того, чтобы торговаться с богами!

Аделард, мучительно подбирая слова, хотел ответить брату. Но тут вернулась Луитберга, немного отдохнув, и разговор братьев прервался.


***

И вот, теперь младший сын Карломана втайне, один, покинул Дурокортерский замок. Одно он знал твердо, многое переосмыслив после разговора с братом: он уходил в воинское братство не зря. Лежа в постели без сна, молодой человек подолгу размышлял над своей жизнью, старался понять себя.

Конечно, Ангерран во многом был прав! Младший брат почувствовал это сразу, узнал свое сердце в высказанном им, как узнают свое отражение в зеркале. И теперь, все для себя решив, мог поручиться, по крайней мере, за одно: он придет в братство Циу, чтобы вместе с другими воинами-жрецами защищать свою родину от любого врага. Лишь теперь он задумался, кто такие рыцари Циу, ради чего они дают свои обеты.

От своей любви к Кримхильде Аделард излечился, не видя ее после трагедии на ристалище, не питая свое чувство новыми впечатлениями. А Ангерран помог ему переосмыслить нелепое, болезненное чувство вины, и юноше стало легче. Теперь младший сын Карломана начал осознавать, что его жертва никому не нужна, и никто из богов не просил его о ней. Он был по-прежнему готов принести обеты и ревностно служить богу войны, а если потребуется - то и отдать свою жизнь ради высокой цели. В этом Аделард был твердо уверен, без позерства. Но, благодаря своему старшему брату, он понял, что в святилище не следует искать искупления, а нужно просто посвятить жизнь своему божественному покровителю и следовать его примеру во всем. И примеру своего отца.

Он переосмыслил свои мотивы, но само решение осталось по-прежнему твердым. В святилище Циу его вело предназначение. И лишь в самой глубине сердца затаилась полудетская надежда: а вдруг его решение все же склонит чашу весов, и боги исцелят отца?..

Одного не смог Аделард - с глазу на глаз объяснить все брату, или, еще хуже - матери, и без того разбитой горем и совсем изможденной. Он долго искал нужные слова, и, в конце концов, решил все высказать в письме, а сам уйти незаметно. Так будет лучше - и близким, и ему самому. Когда он произнесет обет, ему позволят навестить родных. Жрецы в храме Циу готовы были пойти навстречу сыну Карломана Кенабумского: ему не придется ждать первого обета долго, как другим, хотя полное посвящение все равно займет положенный срок.

Тихо, чтобы никто не услышал, Аделард направился дальше, через длинную картинную галерею, в сторону бокового выхода из замка. Уж замок-то он хорошо знал! Никто иной, как Ангерран, показал брату в детстве все ходы-выходы, что некогда сам исследовал вместе со своей подругой, Матильдой де Кампани. Теперь Аделард крался неслышно, как на охоте, всей душой надеясь, что удастся покинуть королевский замок незамеченным.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Что же, у каждого свой путь. Аделард, благодаря брату, выбирает свой путь осознанно. Что из этого получится - увидим. Немножко жертвенности всё-таки есть, но от человека не следует требовать совершенства, да и нужно ли оно вообще?
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Это всё-таки очень заманчиво: найти простое решение для сложной проблемы. А что может быть проще, чем кого-нибудь побить >:(  А что не альвы виноваты в ситуации - так то детали.
Ну, герои ведь не знают о них всего, что знают авторы и читатели. Выводы против альвов вполне правомерны, увы. Морган вот уже за них заплатил жизнью.
Но Хильдеберт-то этим Походом хочет не столько людей защитить, сколько исправить свою репутацию. И вот в том, что он её потерял, точно виноваты не альвы.

Ну, что ж. Если Аделард разобрался в себе и чувствует твёрдую уверенность, то всё хорошо. Правда, смущает, что он уходит тайно, словно сбегает, как будто всё же не до конца уверен в своём выборе. И ещё, как бы это не подкосило Альпаиду ещё сильнее. С одной стороны, не должно - братство Циу выглядит нормальным местом, почему бы, в самом деле, Аделарду не вступить в него. Но, с другой, она уже так слаба, что даже небольшое огорчение способно её добить.
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! Вы оставляете замечательные комментарии; эрэа Менестрель и я очень радуемся им! :-* :-* :-*
Что же, у каждого свой путь. Аделард, благодаря брату, выбирает свой путь осознанно. Что из этого получится - увидим. Немножко жертвенности всё-таки есть, но от человека не следует требовать совершенства, да и нужно ли оно вообще?
Жертвенность и в самом Карломане была, унаследована от бабушки Игрэйны. А Аделард многими чертами больше похож на "детей богини Дану", чем на арвернов. Но хорошо, что он прислушался к голосу разума, воплощенному в Ангерране.
Это всё-таки очень заманчиво: найти простое решение для сложной проблемы. А что может быть проще, чем кого-нибудь побить >:(  А что не альвы виноваты в ситуации - так то детали.
Ну, герои ведь не знают о них всего, что знают авторы и читатели. Выводы против альвов вполне правомерны, увы. Морган вот уже за них заплатил жизнью.
Но Хильдеберт-то этим Походом хочет не столько людей защитить, сколько исправить свою репутацию. И вот в том, что он её потерял, точно виноваты не альвы.
Ну, что ж. Если Аделард разобрался в себе и чувствует твёрдую уверенность, то всё хорошо. Правда, смущает, что он уходит тайно, словно сбегает, как будто всё же не до конца уверен в своём выборе. И ещё, как бы это не подкосило Альпаиду ещё сильнее. С одной стороны, не должно - братство Циу выглядит нормальным местом, почему бы, в самом деле, Аделарду не вступить в него. Но, с другой, она уже так слаба, что даже небольшое огорчение способно её добить.
Не дадут ему уйти тайно, не отвертится от прощания с родными и материнского благословения! :) Соответственно, и Альпаида будет знать, чего ожидать, и выдержит прощание с любимым сыном.

Глава 36. Старший и младший (продолжение)
Дойдя до перекрестка коридоров, молодой человек остановился, размышляя, какую дорогу выбрать: ту, что ведет по лестнице вниз и дальше через королевский сад, или еще немного по галерее, до следующего выхода? Какой путь короче, быстрее и безлюднее?

Случайно, - а может быть, и по велению судьбы, - он остановился напротив парадного портрета своего деда по отцу, короля Хлодоберта Жестокого. Тот был изображен в боевых доспехах, в алом плаще полководца, но без шлема. Аделард задержал на нем взгляд, невольно удивляясь его сходству со своим отцом (кроме глаз) и с Ангерраном.

Сам он, в отличие от Ангеррана, не застал деда. Да и старший брат его не помнил, потому что король Хлодеберт V погиб, когда его старшему внуку от Карломана было всего два года. Однако же обо всех деяниях своего царственного предка Аделард был прекрасно осведомлен. И сейчас, несмотря на то, что надо было спешить, он задумчиво разглядывал его портрет. Правда, покойного короля обвиняли в отравлении племянника (а вернее, он избавил заточенного в темнице Потерянного Принца от страданий после потери любимой). Правдой было и то, что Хлодоберт Жестокий готов был поднять восстание против своего старшего брата, короля Хильдеберта Строителя, чтобы отомстить ему за безвременную гибель старшего сына от любимой женщины - Хлодиона. Лишь смерть самого Хильдеберта Строителя избавила тогда Арвернию от междоусобной войны между братьями. Но все же, король Хлодеберт V был сильным и мудрым правителем, он служил своей стране и отдал жизнь ради ее блага.

Аделард вспомнил, как некогда Ангерран, показывая ему этот портрет, рассказывал ему о деяниях их деда. О большой войне с викингами, случившейся при Хлодоберте Жестоком, когда многочисленный флот северян попытался захватить западное побережье Арморики. Арвернский король выступил на защиту своих вассалов, "детей богини Дану", ибо таков был его долг. Тогда же состоялись и первые настоящие битвы отца Аделарда, Карломана Кенабумского, которому в ту пору было девятнадцать лет. В одном из самых жестоких сражений король чуть было не попал в окружение, ему грозили гибель или плен. И Карломан, спасая отца, ринулся с небольшим отрядом в самую гущу врагов, отвлек их внимание на себя. Почти весь его отряд полег в жестокой сече, но своим внезапным ударом они спасли короля и дали время арвернам и "детям богини Дану" перестроить войска и выиграть бой.

После той битвы король Хлодеберт V со своим младшим братом, Дагобертом Лисом, в то время маршалом запада, осматривали все поле боя, заваленное телами своих и врагов, в поисках Карломана. Нашли его, жестоко израненного, без чувств ("Почти как сейчас!" - с болью подумал Аделард, воочию представив мертвенный лик отца). Тогда Карломан пролежал замертво четыре дня, однако раны его затягивались удивительно быстро.

Но это стало ясно потом. А что довелось пережить его родным в первые, самые страшные минуты! Король в гневе обрушился на брата, обвинил, что тот не уберег Карломана, своего ученика и зятя. Он обещал, если его сын умрет, предать своего брата не смерти, но позору, что было еще хуже. Дагоберт, любивший Карломана почти так же сильно, как его отец, не посмел возразить.

К счастью, тогда все обошлось. А спустя всего две седьмицы сам король Хлодеберт V погиб в новом сражении с викингами. Он отдал жизнь защите своего королевства. Тогда Дагоберт вынес смертельно раненого брата с поля боя, а после разбил викингов наголову, и те надолго зареклись от набегов. Почти все царствование сына покойного короля, Хлодеберта VI, викинги не смели тревожить владения Арвернии.

Да, были времена, и не такие уж давние! Умели предки Аделарда защищать свою страну. Умели младшие братья почитать старших, и все вместе - становиться заодно против общего врага.

Взгляд покойного деда с портрета, казалось, заворожил Аделарда. Он не отводил от него глаз, хоть и понимал, что теряет время. Суровый взор короля, что сражался за отечество и отдал за него жизнь, казалось, вопрошал юношу: "Готов ли ты в трудную минуту защищать свою родину, а, если потребуется - отдать за нее всю жизнь, без остатка? Как я и твой отец, мой сын Карломан. Или в тебе оскудела прародительская кровь, как часто бывает, увы, у тех молодых людей, что выросли в покое, за родительской спиной, и ты выучился потакать лишь своим чувствам, не зная важных обязанностей?"

- Нет, дед! - вслух, сам того не ожидая, отозвался Аделард. - Для того я и собираюсь вступить в воинское братство Циу, чтобы, не жалея своей жизни, защищать Арвернию, биться с ее врагами, как достойный потомок своего рода! Клянусь тебе, мои единственные помыслы - служить Арвернии, как мой отец!

Весь в своем воодушевлении, Аделард не расслышал тихих шагов троих людей, что вошли в картинную галерею и остановились в нескольких шагах от него. Это были его старший брат Ангерран, их мать Альпаида, устало опиравшаяся на руку старшего сына, и ее отец, Дагоберт Старый Лис, такой же мрачный, как и все последние дни. Они услышали клятву Аделарда, хоть и произнесенную тихим голосом, и выразительно переглянулись между собой. Родичи поняли, что юноша все для себя решил, и готов вступить в воинское братство не ради бегства от любви к королеве, и не из ложного, внушенного себе искупления вины, но ради великой цели, как подобает верному сыну Арвернии.

Между тем, Аделард, произнеся свой обет перед портретом деда, еще какое-то время стоял, задумавшись, размышляя, что было бы, если бы дед в самом деле сейчас увидел его. Что бы он ему сказал, понял бы его выбор или нет? А отец, ныне находящийся между жизнью и смертью?

Наконец, он почувствовал, что, кроме призрачных глаз портретов, на него устремлены и живые взгляды. Тогда он обернулся и увидел родных.

Альпаида под руку с Ангерраном подошла ближе, за ней последовал и Дагоберт. Аделард молча поклонился им, не зная, что сказать. Он был растерян - как это они так быстро выследили его? И не знал, что у них на уме. Если бы собирались препятствовать ему уйти, наверное, не стали бы ждать, пока он принесет свою клятву?..

Дагоберт первым обратился к внуку, сурово прищурив глаза, взор которых отливал сталью:

- Пошто, как преступник, бежишь из дома в рассветный час, не простившись с родными? Неужто сын моей дочери думает вступить в воинское братство Циу без материнского благословения? - голос его был нарочито холоден, но, хорошо зная деда, Аделард понял, что тот совсем не так уж сердится, и даже гордится им.

А Ангерран проговорил столь же сурово, не угрожая брату, но и не прося:

- Подойди же, брат мой! И повинись перед нашей матушкой за то, что хотел уйти, лишив себя самого величайшего дара, что только существует в мире, от надежной защиты, какую чтут боги, и перед которой даже Анку и Хель порой теряют свою власть! Или ты думал обойтись без материнского благословения?

Юноша, устыдившись, сделал несколько шагов к матери, упал перед ней на колени и опустил голову.

- Милая матушка! Прости меня, пожалуйста, и благослови посвятить всю жизнь защите отечества в рядах доблестного воинства Циу!

Альпаида возложила обе ладони на макушку сыну, благословляя:

- Ступай тем путем, что выбрал для себя, мой милый сын! Да благословит тебя твой небесный покровитель, как я благословляю от всего сердца! Будь счастлив на том пути, что тебе подходит! Оберегай Арвернию и мир людей от всякого врага, как твои храбрые предки. Будь достоин своего отца, благородного Карломана. Неси с честью славное имя, а если придется, то...

При этих словах голос графини Кенабумской заметно задрожал, она сильно побледнела от волнения за сына и за мужа, и Ангеррану пришлось поддержать мать за плечи. Казалось, что она сейчас лишится чувств, однако женщина справилась с собой и продолжала слова благословения, касаясь руками головы коленопреклоненного младшего сына, самого любимого из пятерых, рожденных ею Карломану. В глубине души Альпаиде было жаль, что Аделард навсегда закрывает себе возможность любви и брака. Никогда он не назовет ни одну девушку своей женой, не приведет своих детей ей и Карломану, не продлит дальше в будущее их любовь. Жизнь его будет всецело отдана войне и молитве. Но, если он все твердо для себя решил, и сердце зовет его в святилище Циу - значит, так надо. Это его тропа, и он не сможет быть счастлив ни на какой другой. А ведь любая мать желает прежде всего видеть свое дитя счастливым. И она продолжала, совладав с собой:

- Будь честен и смел, сын мой, защищай слабых и укрощай беззаконных. Отвечай перед богами за то, чтобы среди людей соблюдали их законы, а не все зависело от произвола сильных. Прежде чем сделать важный выбор - сто раз подумай, справедлив ли он. А если сделал, будь подобен стреле в полете, что не повернет назад. Посвяти себя всецело новому пути... Но все же не забывай, что твои родные продолжают любить тебя! - добавила она, отнимая руки от головы Аделарда.

Тот поднялся на ноги, и мать прильнула к нему, сжимая в последний раз в объятиях сына, ставшего таким взрослым. Он выбрал свой путь, что наверняка будет непрост, и отныне ни одной женщине, даже родной матери, не будет дозволено его обнять.

Между тем, Аделард глядел на своих родных поочередно, будто заново узнавал их. Теперь юноша понял, что, хотя в воинском братстве принято отрекаться от прошлого, и ему будет дозволено считать самыми близкими людьми лишь названых братьев по служению Циу, но кровные родственники тоже навсегда останутся его семьей. Они выслушают и помогут найти верный путь и поддержат его решение. Да он и сам ни за что не отрекся бы от них, и никто из богов не потребовал бы от него отступничества. Он поклонился старшим родичам, а затем почтительно поцеловал матери руки.

- Матушка, благодарю тебя за то, что ты все поняла, как всю жизнь понимала каждого из своих близких! Я же хотел уйти незаметно не потому что не дорожу твоим благословением, но лишь из боязни огорчить тебя еще сильнее!

- Мой милый сын, какой бы путь ты ни выбрал, я все равно буду любить тебя не меньше, чем в детстве! - проговорила Альпаида, снимая с шеи и вешая на шею Аделарду золотой медальон-оберег, который юноша спрятал под камзол и сорочку. Ведь там, куда он направлялся, ему больше нельзя будет носить драгоценностей, показывать свое богатство. В братстве Циу возможно лишь состязание в мужестве перед лицом врага, в ревностном служении своему богу, но не в земных богатствах. Однако прощальный дар матери - совсем иное дело, его позволят оставить.

- Матушка, я обещаю тебе быть достойным воином Циу, не подвести своих благородных предков! - поклялся Аделард. Поколебавшись немного: не причинит ли ей еще худшую боль, он все-таки продолжал теми словами, что рвались у него из сердца, жгли кончик языка: - Я постараюсь жить так, чтобы мой отец... какова бы ни была его судьба... гордился бы мной и сказал, что его сын не мог сделать неправильный выбор!

- Да будет так, мой мальчик! - со всей глубиной материнской любви проговорила Альпаида, целуя юношу в глаза. Видя совсем рядом ее лицо, так резко постаревшее, с красными от бессоницы глазами, он почувствовал острую боль в душе. Перевел взгляд на родных, мысленно поручая мать их защите в его отсутствие. Он увидел, как его дед глядит на него, и строгие складки меж его бровей постепенно разглаживаются. Затем Дагоберта, как прежде его внука, словно бы притянул портрет покойного старшего брата, короля Хлодеберта V, и он задержал на нем задумчивый взгляд, словно вспоминал далекое прошлое.

Зато Ангерран выразительно взглянул на младшего брата и чуть заметно кивнул ему.  Аделард порадовался, что может еще на прощание поговорить с ним:

- Благодарю тебя, брат, за то, что ты помог мне понять самого себя! С твоей помощью я осознал, что на самом деле влечет меня в святилище Циу, и иду туда с чистым сердцем, не боясь разочароваться!

Его старший брат протянул ему руку.

- Как же я мог иначе? Старший брат всегда отвечает за младших, даже когда те уже выросли. Наше призвание - не только благо государства. Страшен одинокий правитель, фанатик близ престола, что день и ночь думает только о государстве, в котором у него нет ни одного близкого человека, кто думает, что любит всех, а на самом деле - никого и ничего! Арверния - это не только пространство на чертеже, это еще и близкие люди, которым желаешь счастья, ради которых работаешь, которых защищаешь от врагов, а порой и от них самих. И ты, Аделард, тоже часть Арвернии. И все мы для тебя.

С такой точки зрения младший сын Карломана не пробовал смотреть, но тут же подумал, что брат прав. Недаром их отец, невзирая на невероятную занятость на посту майордома, каждый день выкраивал хоть часок, чтобы побыть с супругой и детьми, всегда внимательно беседовал с ними, выполнял их просьбы, давал советы, брал их с собой в поездки, где было можно. Юноша помнил, что в их семье всегда царило ощущение любви, сохранившееся до самого последнего времени. Значит, и вправду любовь к близким прекрасно сочетается с любовью к отечеству!

- Ну, спасибо тебе, брат! - воскликнул он, пожимая руку Ангеррана. - Теперь я... вдвое сильнее становлюсь. И, когда придется мне с братством Циу идти в бой, во мне прибавится решимости - ради своих обретенных названых братьев и ради вас, моих кровных!

- А я, на всякий случай, провожу тебя до святилища Циу, - произнес Ангерран, взяв брата за руку. - Хочу побыть с тобой напоследок, пока можно. И заодно - напомню всем, что ты, даже когда отречешься от всех привязанностей нынешней жизни, останешься нашим родичем.

Прежде Аделард воспротивился бы такому провожанию. Но сейчас, растрогавшись от встречи и прощания с близкими, юноша кивнул. Ему самому вдруг захотелось, чтобы Ангерран, понимавший его лучше, чем он сам себя, был рядом, пока он не произнесет первый обет перед изваянием Циу.

Протяжно вздохнув, юноша оглядел родных блестящими от волнения глазами.

- Благодарю вас, что не позволили уйти тайком, простились напоследок!

И мать, и дед отвели глаза, давая понять, что эта услуга с их стороны не стоит упоминания. Только старший брат кивнул ему:

- Ну что ты, разве мы могли бы бросить тебя в такой судьбоносный час?

- И я тоже вас не бросаю! - воскликнул Аделард, пройдя несколько шагов вместе с братом и оглянувшись на оставшихся позади мать и деда. - Я приду, как только смогу! Буду помогать вам и впредь! Что бы ни случилось!

У него было чувство, как в детстве, когда собирались ехать в повозке из Дурокортера в Арморику или наоборот: оглядываешься назад, на то, что вдруг становится самым любимым, встаешь ногами на сиденье повозки, чтобы было виднее, - а колеса уже крутятся, и кони мчат, и все мгновенно исчезает из виду.

Но теперь он сам правил своей жизненной колесницей, и выбрал путь, которым двигаться. Остается лишь держаться крепче и смотреть вперед.
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Очень трогательное прощание Аделарда с семьёй. Он получил благословение и напутствие, дальнейший путь его определяет его выбор. Но ведь братство Циу - воинский орден, следовательно, они тоже должны участвовать в Священном походе, затеянном не особо умным королём и Ги Верденнском?
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Ну, хорошо, что перехватили по дороге умника :)

Но ведь братство Циу - воинский орден, следовательно, они тоже должны участвовать в Священном походе, затеянном не особо умным королём и Ги Верденнском?
Надеюсь, что нет. Братство Циу, насколько я поняла, должно участвовать только в справедливых войнах. И раз уж боги в этом мире реально существуют, должен же Циу найти какой-то способ известить своих людей, что этот поход таким не является. А вот если как раз посреди молоткового похода нападёт Междугорье, одно только братство Циу против него и останется: армия будет альвами занята (надеюсь, до этого не дойдёт). Вообще, у меня такое подозрение, что король государственными делами не просто не интересовался, а даже не знал о них ничего. На границах, значит, Междугорье с Тюрингией силу набирают, майордом союз против них собирает - чем не время для Священного похода! Самое то! Посол Междугорья будет в восторге!
« Последнее редактирование: 09 Дек, 2022, 22:10:08 от katarsis »
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Очень трогательное прощание Аделарда с семьёй. Он получил благословение и напутствие, дальнейший путь его определяет его выбор. Но ведь братство Циу - воинский орден, следовательно, они тоже должны участвовать в Священном походе, затеянном не особо умным королём и Ги Верденнском?
Надеюсь, что с материнским благословением Аделарду вправду будет легче.
Нет. У богов, а следовательно и у братств, посвященный им, разная специализация. Братство Донара борется с нечистью и Другими Народами, как им полагается. А братство Циу защищает свою землю от вражеских нашествий. Иногда их пути пересекаются, но это бывает редко, при крайней надобности.
Ну, хорошо, что перехватили по дороге умника :)

Но ведь братство Циу - воинский орден, следовательно, они тоже должны участвовать в Священном походе, затеянном не особо умным королём и Ги Верденнском?
Надеюсь, что нет. Братство Циу, насколько я поняла, должно участвовать только в справедливых войнах. И раз уж боги в этом мире реально существуют, должен же Циу найти какой-то способ известить своих людей, что этот поход таким не является. А вот если как раз посреди молоткового похода нападёт Междугорье, одно только братство Циу против него и останется: армия будет альвами занята (надеюсь, до этого не дойдёт). Вообще, у меня такое подозрение, что король государственными делами не просто не интересовался, а даже не знал о них ничего. На границах, значит, Междугорье с Тюрингией силу набирают, майордом союз против них собирает - чем не время для Священного похода! Самое то! Посол Междугорья будет в восторге!
Да, я думаю, что Аделарда и все братство Циу будет ожидать в первую очередь война с обычными земными противниками, защищая отечество. Об этом и Ангерран говорит брату. Но это не значит, конечно, чтобы там было проще или безопаснее.
Король, наверное, знал... Но привык все время полагаться на старших. Есть (был) Карломан, его сменил Ангерран, есть матушка и Старый Лис, - вот и пусть они заботятся о политических тонкостях.
Справедливости ради: к созданию союза вплотную подошли, когда король был в депрессии после того, как ранил Карломана. И он думает, что важнее всего обелить свою репутацию, чтобы за ним народ по-прежнему шел.
О междугорцах и Альбрехте Бёрнландском мы еще узнаем, наверняка. Но не сейчас еще.

Глава 37. Воспоминания Лиса (начало)
В то время, как его внуки беседовали, Дагоберт Старый Лис разглядывал портрет покойного короля Хлодеберта V, своего старшего брата. Словно притянутый его взглядом, продолжал смотреть, в очередной раз удивляясь, насколько повторились его черты в Карломане и в Ангерране.

И он мысленно обратился к брату, словно тот мог слышать его: "Ты можешь гордиться своим сыном Карломаном и его сыновьями. Я воспитал их не хуже, чем мог бы ты сам, достойными тебя и наших предков..."

Мысль течет быстро. Стоит лишь на миг обратиться к давно минувшим годам, они наплывают сами собой, словно река времени обратилась вспять. И, пока прощались его дочь и внуки, для них прошли считанные мгновения, для Дагоберта же успела миновать вечность.

Пристально глядя на портрет своего царственного брата, он последовательно вспоминал, как свела его судьба с Карломаном, младшим сыном Хлодеберта V и Женевьевы Армориканской.

Впервые Дагоберт, тогда еще не маршал, а лишь один из военачальников под рукой коннетабля, принца Сигиберта, как следует узнал своего племянника, когда тому было всего десять лет. Тогда они с Сигибертом и его супругой Дареркой нарочно приехали в Чаор-на-Ри, чтобы отвезти Карломана ко двору его царственного дяди, короля Хильдеберта Строителя. Тогда еще столицей был Кенабум, первые камни будущего Дурокортера едва были заложены на бывшем холме вейл. И ничто не предвещало, что через несколько лет на месте заповедной земли вознесется новая столица, что корона перейдет к ветви принца Хлодеберта, а бывшая столица станет владением его сына-бастарда, Карломана.

По обычаю, дети принцев крови, в том числе незаконнорожденные, воспитывались при дворе, где заботились об их воспитании. Хлодион, старший брат Карломана, уже несколько лет пребывал там. Но Карломана мать и ее близкие отчего-то не хотели отпускать. Женевьева, после того, как стала женой Теодеберта, жила с ним в Арморике, и тянула время, сколько могла.

Когда Дагоберт с Сигибертом и Дареркой вошли в тронный зал в замке Чаор-на-Ри, Женевьева встретила их, сидя на троне вместе с Теодебертом. Тем не менее, тот держался скромно, всем своим видом показывая, что он - лишь подчиненная фигура при своей супруге, как был Риваллон при королеве Игрэйне.

Сам же Риваллон Сто Воронов, кстати, стоял по левую руку от своей царственной дочери. Здесь же присутствовал и его отец, Брохвайл Верный, граф Кемперрийский, что был регентом сперва при малолетстве Игрэйны, а затем - при ее дочери. Он был связан родством с королевским домом Арморики и обладал большим влиянием среди "детей богини Дану". Все это знали и приехавшие посланники арвернского короля. Но существовало еще кое-что, чего они не знали.

Бывший регент, а ныне советник королевы, был оборотнем. Он тщательно скрывал от арвернов свою сущность, хотя их могло бы навести на подозрения, что граф выглядел заметно моложе своих лет. И он, как и Номиноэ Озерный, Гурмаэлон Неистовый и другие оборотни Арморики, горячо поддерживали королеву в стремлении оставить Карломана дома. Хотя бы до тех пор, пока не закончит обучение тайнам Других Народов. Ибо среди детей Женевьевы один лишь Карломан был бисклаврэ.

Гости из Арвернии вошли в тронный зал без доклада, на что имели право, ибо Дарерка приходилась теткой королеве. Однако же все "дети богини Дану" приветствовали их стоя. Одна лишь королева Женевьева осталась сидеть: по обычаю, она могла бы встать лишь перед королем Арвернии, своим верховным сюзереном.

Сигиберт с одетой по-арвернски супругой и Дагобертом подошли к престолу королевы, чувствуя на себе напряженные взоры тех, кто окружал ее.

- Приветствую тебя, доблестный коннетабль Арвернии! И тебя, моя любимая родственница! Я рада, что моего мужа навестили родители. И тебя приветствую, принц Дагоберт! Хороша ли была дорога в Чаор-на-Ри? - звонким голосом осведомилась тогда Женевьева.

- И мы приветствует прекрасную королеву Арморики, а также ее супруга и детей, и всех ее приближенных советников! - отвечал Сигиберт.

А Дагоберт, между тем, оглядывал тронный зал, ища Карломана, за которым они приехали. Но в зале не было детей. Лишь Магнахар, сын Теодеберта от первого брака, в ту пору юноша шестнадцати лет, вытянулся рядом с отцом, явно гордясь, что его уже допускают вместе со старшими на совет.

"Дети богини Дану" и оборотни держались учтиво, однако настороже. Не каждый день коннетабль Арвернии являлся в Чаор-на-Ри! Его присутствие неприятно напоминало им о вассальном долге перед Арвернией.

- Мы приехали по важному поручению короля Арвернии, Его Величества Хильдеберта III, - произнес Сигиберт.

Женевьева, или Гвиневера Армориканская подняла руку, призывая помолчать.

- То, зачем вы приехали, мы обсудим вечером, в семейном кругу. А сейчас, дорогие гости, мы приветствуем вас в Чаор-на-Ри, просим отдать должное нашему гостеприимству!

Вечером того же дня королева действительно приняла гостей в Малом Зале Советов, в окружении только самых близких. Она вновь сидела в главном кресле за круглым столом, и рядом с ней - ее супруг. За креслом своего отца стоял юный Магнахар. По правую руку от королевы, не торопясь садиться в свои кресла, были ее отец и дед, а слева - брат королевы Морветен, затем Номиноэ, Ангарад, и крайним слева - тогда еще молодой, но уже знаменитый воин - Гурмаэлон Неистовый. Все они выжидали, что сообщат королеве гости из Арвернии.

 Здесь уже состоялся откровенный разговор. Сигиберт потребовал отослать Карломана к арвернскому двору. Но королева мягко, но решительно отказывалась отдать его.

- Позволь моему сыну остаться еще на год, - попросила она, уловив выразительный взгляд своего деда. - В Кенабуме довольно и Хлодиона. Что мои сыновья значат при дворе? Всего лишь бастарды, хоть их отец и брат короля. А здесь они - мои законные наследники.

- Поскольку в их жилах течет и арвернская кровь, король не дозволит твоим детям воспитываться только по армориканским обычаям, - назидательно разъяснила Дарерка своей племяннице.

Сигиберт, благодарно кивнул супруге за поддержку, повел решительное наступление:

- Ты уже слишком долго откладывала под разными предлогами отъезд мальчика ко двору, Женевьева! Такое пренебрежение волей короля будет, в конце концов, расценено как оскорбление. Подумай также заодно и о будущем своего сына! Где, как ни при королевском дворе, вместе со своими братьями, он получит самое лучшее воспитание?

- Он получает его здесь! - гордо заявила королева, и ее советники приосанились при этих словах, а яркие глаза оборотней воинственно замерцали. Гурмаэлон уже хотел что-то возразить, но под выразительным взором Номиноэ смолк, не перебивая королеву. Брохвайл Верный многозначительно усмехнулся, когда зашла речь об образовании.

Сигиберт понял, что угрозами их смирить трудно, лучше попытаться убедить по-хорошему:

- В твоих сыновьях, Женевьева, смешалось лучшее, что есть у арвернов и "детей богини Дану", самая благородная кровь с обеих сторон. Стало быть, твой сын будет принадлежать равно обоим народам, он соединит их, как золотая цепь. А для этого он обязан любить и знать оба народа одинаково!

При этих словах Дагоберту, стоявшему за спиной коннетабля, тогда послышался за дверью едва слышный шорох, как будто там кто-то стоял, изо всех сил стараясь не двигаться и даже не дышать. Прислушавшись, он стал бесшумно красться к дверям. Его не зря в то время уже стали называть Лисом за пару удачно устроенных на войне засад. Бесшумно подойдя к дверям, Дагоберт внезапно распахнул их, обнаружив троих ребят, слушавших разговор старших.

Черноволосый мальчик десяти лет, высокий для своего возраста, очень похожий на принца Хлодеберта (своего отца и старшего брата Дагоберта), смело выпрямился перед своим дядей. Его изумрудные глаза дерзко блеснули. Под мышкой он держал книгу в кожаном переплете, а за другую его руку держалась девочка с удивительно белой кожей. Рядом с ним стоял мальчик года на два старше, в одежде сына вождя одного из армориканских кланов.

Дагоберт бросил быстрый взгляд на королеву, и та кивнула детям:

- Входите уж, если вам хватает ума подслушивать разговоры взрослых! На сей раз они касаются, по крайней мере, тебя, Карломан.

Черноволосый мальчик первым переступил порог, за ним последовали остальные.

- Так значит, это ты - Карломан, сын королевы Женевьевы, - Дагоберт нарочно обратился к мальчику на арвернском языке, проверяя, поймет ли тот. Последний раз он видел Карломана еще маленьким, однако ошибиться было нельзя: глаза, как у Женевьевы, говорили сами за себя.

- Да, это я, - мальчик глядел настороженно, прикидывая, чего ждать от приехавших. По-арвернски он говорил превосходно. - А это моя единоутробная сестрица Гвенаэль, или, по-арвернски, Бланшар. Это мой лучший друг, Варох из Приозерного клана, - второй мальчик, чьи губы были перемазаны вареньем из черники, молча поклонился. - А ты - принц Дагоберт, брат короля и моего отца? - с любопытством переспросил Карломан.

Тот тонко усмехнулся. Дети, конечно, подслушивали, но, чтобы поладить с ними, не следовало начинать с выговора, это Дагоберт понимал, как отец Хродеберга и Альпаиды. И он серьезно кивнул в ответ.

- Да. А что ты читаешь?

- О сражениях Карломана Великого, нашего прародителя, - ответил мальчик, показывая дяде книгу.

Теперь уже не только Дагоберт, но и Сигиберт с супругой удивленно взирали на Карломана. А мать и ее близкие с напряженным волнением смотрели: что будет дальше?..

- Вот как, молодой человек? А скажи: каким образом воины Карломана Великого во время войны с Междугорьем перешли через Белые Горы в сорок шестом году от рождения императора?

- Они спустили с вершины горы лавину, благороднейший Дагоберт, и под ее прикрытием спустились с перевала незаметно, - без запинки произнес мальчик, не заглядывая в книгу, однако голос его от волнения сделался звонким. - Междугорцы подумали, что арверны погибли в горах, и перестали следить за перевалом, и Карломан Великий застал их врасплох! Только это произошло не в сорок шестом, а в сорок седьмом году!

Дагоберт с Сигибертом удивленно переглянулись, не ожидая от мальчика таких познаний. Но его мать и ее советники глядели гордо, не сомневаясь в его успехах.

- Мы всему учим Карломана, что сами умеем, - произнес Брохвайл Верный. - Не думаю, что образование можно получить только в Кенабумском замке.

Сам же мальчик, казалось, ничуть не беспокоился, в то время как его родные скрывали недовольство и тревогу, даже страх. И Дагоберт решил попытаться привлечь его в союзники.

- Ты любишь читать о великом императоре, в честь которого тебя назвали?

Карломан тогда переглянулся с Варохом, затем с матерью.

- Я вообще люблю читать. А Карломана Великого чтут в Арморике за то, что он договорился с королем Градлоном Вещим, принял "детей богини Дану" как свой народ и закончил войну, что стоила больших жертв обеим сторонам. Потому меня и назвали в его честь, - обстоятельно проговорил мальчик.

Дагоберт увидел, как Женевьева привстала было в своем королевском кресле, но тут же села на место, глядя на сына так, словно ее жизнь зависела от того, что он выберет. Но она не вмешалась.

- Есть место, где ты сможешь гораздо больше узнать о Карломане Великом и других своих славных предках. Сможешь познакомиться со своими родственниками и арвернскими вельможами. Заведешь новых друзей, многое узнаешь и сам научишься воевать, как твой тезка, Карломан Великий. Тогда ты сможешь больше сделать и для "детей богини Дану".

Слыша сладкую, убедительную речь арверна, Брохвайл, Гурмаэлон и даже Номиноэ подались вперед. Лица у них были суровые, явно недовольные тем, что происходило. Вслед за своими советниками и сама королева проговорила совсем не своим голосом - зло, отрывисто:

- Я не могу отпустить Карломана! Только не его! У вас есть Хлодион, можете, если надо, отнять у меня Гвенаэль, но его - нет!

Теодеберт мягко положил ладонь ей на руку, и раздражение королевы слегка унялось. Благодарно кивнув сыну, Сигиберт проговорил вполголоса, так что дети не расслышали:

- Ты ведь боишься только за Карломана, правда? В свое время легко отпустила Хлодиона, готова отдать даже маленькую дочь, а он - совсем особое дело. Не тревожься, Женевьева! Я клянусь Мировым Древом, что смогу защитить его от нападок Ги Верденнского, хоть тот и в чести у короля. И мой племянник Хлодеберт защитит своего сына!

Оборотни - Брохвайл, Номиноэ, Гурмаэлон, - переглянулись между собой, удивляясь, откуда Сигиберт догадался о тщательно хранимой ими тайне. Но их королеве в эту минуту было не до того. Она прерывисто выдохнула, словно чья-то тяжелая рука стискивала ей горло. Взглянула на сына, оживленно беседующего с Дагобертом, и закрыла глаза.

- Пусть все будет, как он сам решит, - опустошенно вздохнула она.

- Тем лучше! - обрадовался Сигиберт, тут же подойдя к мальчику. - Карломан! Хочешь ли ты повидать своего отца и братьев, увидеть нашу прекрасную столицу? Или ты хотел бы остаться здесь?

Карломан переступил с ноги на ногу, с задумчивым взрослым видом.

- Я... я бы хотел побывать при дворе в Кенабуме, - проговорил он, виновато взглянув на мать. И поспешил объяснить: - Матушка много мне рассказывала о дворе моего царственного дяди, о моем отце и братьях, об обычаях Арвернии. Ведь ваша земля мне тоже не чужая!

И по тому, как произнес мальчик эти слова, и Дагоберту, и Сигиберту стало ясно, что он не раз слышал такие речи от матери и старших родственников, и в них проснулось уважение к семье армориканской королевы.

Словно догадавшись об их мыслях, Женевьева сошла с трона и, подойдя к сыну, обняла его одной рукой.

- Я знала, что этот день рано или поздно придет, но хотела, чтобы ты подрос немного. Однако, я вижу, ты уже достаточно взрослый, чтобы выбирать.

- Я тоже видел, что для Карломана пришла пора покинуть материнский дом, - вздохнул Номиноэ сочувственно.

Ангарад же встретилась глазами с Женевьевой.

- Всех нас покидают дети. Кого-то раньше, кого-то позже. Одних уносит жизнь, других смерть. Смирись. Такова судьба, - проговорила женщина, похоронившая свою дочь, что была первой женой Теодеберта, матерью Магнахара.

Женевьева вздохнула и опустила глаза перед ее бестрепетным взором.

- Сын мой, я поручаю тебя заботе родичей, - она молящим и вместе с тем пронзительным взором окинула арвернов. - Возвращайся, мой Карломан!

- Я всегда буду возвращаться домой, к тебе, матушка! - горячо пообещал мальчик. - А, пока нас с Хлодионом не будет рядом, у тебя останется Гвенаэль, - при этих словах девочка прильнула к матери.

- Пусть будет так! - проговорила Женевьева. - Я прикажу собирать твои вещи, сын. А ты зайди потом ко мне, попрощаемся напоследок.

Вдруг Варох, не сразу осознавший, что Карломан вправду уедет, подскочил, взглянул на него недовольно:

- Ты что, один уезжаешь? Ты же мне обещал, что мы всюду будем вместе!

Карломан нерешительно взглянул на своих родичей, и Дагоберт, улыбнувшись возмущенному воплю мальчика, кивнул:

- Ладно: напиши письмо своим родителям, и, если тебя отпустят, возьмем вас обоих! Одним мальчиком больше - двору не повредит...


Да, так впервые он по-настоящему узнал Карломана. А как складывалось потом? Трагическая гибель Хлодиона, когда король отдал младшего племянника в оруженосцы ему, Дагоберту. Воспитание и взросление мальчика, его взаимная любовь с Альпаидой, приведшая к свадьбе. Затем сражение с викингами, едва не ставшее роковым...
« Последнее редактирование: 09 Дек, 2022, 22:38:54 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Карса

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1016
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 672
  • Грозный зверь
    • Просмотр профиля

Вот что значит долго не читать новые части. Столько всего успело произойти и столько ещё готовится. Беспокоит священный поход. Хочется, чтобы он не состоялся. Бересвинде хоть кол на голове теши, никак не успокоится, всё мнит себя великим кукловодом. Хотя уже натыкалась на непредвиденные последствия собственных действий. Фредегонда идёт к своей цели, но что-то слишком медленно. Так, глядишь, Карломану спасать уже будет некого и нечего, всё сгорит в огне воцн, священных и не очень.
Записан
Предшествуют слава и почесть беде, ведь мира законы - трава на воде... (Л. Гумилёв)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Дети растут и уходят из родительского дома, и это правильно. У каждого свой путь, и на этом пути человек одинок. В том смысле, что он должен принимать решения сам, а этому, сидя под юбкой матери не научишься. Даже если это такая мать, как Гвиневера. Вот младший сын Бересвинды жил советами матушки, и чем это кончилось? А Карломан уже в десять лет сумел принять решение сам.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Вот что значит долго не читать новые части. Столько всего успело произойти и столько ещё готовится. Беспокоит священный поход. Хочется, чтобы он не состоялся. Бересвинде хоть кол на голове теши, никак не успокоится, всё мнит себя великим кукловодом. Хотя уже натыкалась на непредвиденные последствия собственных действий. Фредегонда идёт к своей цели, но что-то слишком медленно. Так, глядишь, Карломану спасать уже будет некого и нечего, всё сгорит в огне воцн, священных и не очень.
Приходите и читайте почаще, пожалуйста! :)
Готовится многое, это точно! Насчет Священного Похода - даже я пока не знаю в точности, что и как состоится, в каком виде и в каком объеме. Но война ведь тоже дело небыстрое, требует подготовки. Поэтому, я думаю, время еще есть.
Дети растут и уходят из родительского дома, и это правильно. У каждого свой путь, и на этом пути человек одинок. В том смысле, что он должен принимать решения сам, а этому, сидя под юбкой матери не научишься. Даже если это такая мать, как Гвиневера. Вот младший сын Бересвинды жил советами матушки, и чем это кончилось? А Карломан уже в десять лет сумел принять решение сам.
Ну да, не зря же тут проводилось противопоставление между их семьями. Гвиневера смогла правильно воспитать детей. А Карломан, как выясняется, и в детстве был уже весьма самостоятельным человеком, и ему дозволялось самому принимать решения.

Глава 37. Воспоминания Лиса (продолжение)
Дагоберт Старый Лис подавил тяжкий вздох, снова вспоминая прошлое. Подумать только - в том самом сражении Карломан не просто спас жизнь своему отцу и королю, но и изменил сам ход войны с викингами, словно боги ради его героического самопожертвования склонили жребий в пользу арвернов и "детей богини Дану". После этого викинги уже не могли пересилить союзных войск, а затем и вовсе обратились в бегство.

И теперь, перед портретом царственного брата, Дагоберт почувствовал, будто события далекого прошлого эхом повторяются вновь. "Позор на мою голову, если я позволил погибнуть твоему сыну от Женевьевы, моему племяннику и зятю, Карломану Кенабумскому, Почти Королю!" - мысленно обратился он к Хлодеберту V. Сердце у Дагоберта болезненно сжалось. Снова он не уберег Карломана...

Летом 785 года от рождения Карломана Великого, они воевали с викингами на северном побережье Земли Всадников. На западе упорно защищались кланы "детей богини Дану", что собрались, когда на вершинах холмов зажгли сигнальные костры. А на севере ожесточенно отбивали вражеское нашествие войска короля Арвернии.

После только что миновавшей кровопролитной битвы король Хлодеберт Жестокий сидел в своем шатре, где проводились военные советы. Перед ним на столе лежал подробный чертеж местности, с указанием расположения войск.

Усталый и бледный король не снимал с себя доспехов, что были сильно помяты, все в бурых пятнах крови. Лишь шлем его лежал в стороне.

В шатре было только одно кресло - королевское, и он, сидя в нем, грозно смотрел на своих военачальников - коннетабля, своего дядю, принца Сигиберта, и родного брата, Дагоберта, маршала запада. На последнего был устремлен пронзительный взор короля, не предвещая ничего хорошего. Но Дагоберт стоически выдержал все, не смея отводить глаза. Сигиберт, стоя рядом с ним, хмурился и с досадой сжимал кулаки.

Все трое ожидали тревожных известий. Побочный сын короля, Карломан Кенабумский, до сих пор не вернулся с поля битвы, а сражался он на самом опасном участке. Искать его был послан Магнахар, внук Сигиберта, приходившийся Карломану сводным братом. Поиски длились до сих пор.

- Это надо же! И на Лиса найдется тот, что хитрее него! - голосом, исполненным ледяной ярости, обратился король к стоявшему перед ним брату. Он просто не мог уже сдержать накопившееся раздражение, и особенно - тревогу за теперь уже единственного сына от Женевьевы, которую, кажется, и теперь еще продолжал любить.

Дагоберт только сжал губы, не смея возразить царственному брату. Да, верно: ярл Рагнар Сын Ворона оказался хитрее него, готовившего замысел битвы вместе с королем и коннетаблем! Более того: вождь викингов не только разгадал его хитрость, но и его самого умудрился заманить в ловушку, и, если бы не Карломан...

Коннетабль, принц Сигиберт, попытался увещевать своего венценосного племянника:

- Мой государь, последнее слово было за мной, так что вини во всем меня! Это я настоял на том замысле сражения, не ожидал, что ярл Рагнар осмелится на дерзкую вылазку.

Король махнул рукой и тяжело опустил ладонь на чертеж.

- Теперь уж ничего не изменить! Если все же случится худшее, вместе со мной предстанете перед королевой Арморики, и попробуете объяснить ей, уже так страшно потерявшей одного сына... - голос короля предательски дрогнул: гибель Хлодиона, старшего сына от Женевьевы, оставалась глубокой раной и в его сердце, - что случилось с ее наследником, за которого мы отвечаем все вместе - и вы, и я!

Коннетабль лишь покорно кивнул, помрачнев. И Дагоберт, глядя на старика, удивился его хладнокровию. Сам он ни за что не захотел бы предстать перед королевой Женевьевой и ее мужем, своим кузеном Теодебертом, с известием о гибели Карломана! Между тем, он сознавал свою вину, и поэтому терпел упреки короля. Ведь Карломан был в этой битве под его началом, больше того - он бросился с маленьким отрядом в самое опасное место, чтобы в какой-то мере исправить его ошибку. Кому же еще отвечать, если его племянника и зятя найдут мертвым?

Наступило молчание. Чутким, поистине лисьим слухом Дагоберт прислушивался к звукам за стенками королевского шатра, к приглушенному шуму шагов и голосов в военном лагере.

Наконец, послышались быстро приближавшиеся шаги. Король и его родичи обернулись ко входу, раздираемые страхом и надеждой.

Вошел Магнахар в сопровождении Хродеберга, сына Дагоберта. Оба были бледны, забрызганы кровью, глаза яростно горели.

У короля и его родичей при виде молодых людей готов был сорваться с губ нетерпеливый вопрос: "Что?!" Но все трое настолько хорошо владели собой, что смогли не выдать гложущую тревогу.

Подойдя ближе, Магнахар - в то время уже молодой человек двадцати пяти лет, рослый и крепко сложенный, - остановился перед королем, низко склонив голову. Королевского брата и своего деда он, казалось, не заметил.

- Что? - резко спросил Хлодеберт Жестокий. Сигиберт с Дагобертом затаили дыхание, ожидая ответа, каков бы он ни был.

- Мы пока не нашли Карломана, - тяжело, как загнанный конь, выдохнул Магнахар. - Воины продолжают поиск на том месте, где битва кипела страшнее всего. Но что стало с моим братом, пока неизвестно. Там груда кровавых тел. Мы нашли то место, куда устремился Карломан со своим отрядом, подняв королевское знамя Арморики. Тем он привлек внимание викингов, и они обрушили туда главные силы. Отряд Карломана принял бой и стоял до последнего человека... Знамя и сейчас развевается на месте сечи, воткнутое в сырую от крови землю. По нему мы быстро нашли то место. Но что там творится... О, Великое Древо! - он ошеломленно помотал головой. - Тела своих и врагов громоздятся вповалку. Почти все так изрублены, что трудно понять, кем они были при жизни. Мы видели отрубленные головы, руки... Тела убитых навалены друг на друга, как бревна, в пять-шесть рядов. Я думаю, если кто-то падал в эти завалы еще живым, то быстро задыхался под тяжестью других упавших. Мы не нашли ни одного живого в этом кровавом хаосе...

Магнахар старался говорить бесстрастно, подражая самообладанию старших, но Дагоберт слышал, как его голос то и дело содрогался от ужаса. Переведя же взгляд на своего сына, стоявшего на шаг позади Магнахара и глядевшего себе под ноги, он увидел, как тот позеленел, и на лбу у него выступили капли пота. Видно было, что он пересиливает приступ тошноты. Для Хродеберга война с викингами стала первым боевым испытанием, и богам оказалось угодно, чтобы оно сразу же оказалось таким жестоким...

Король, слушая повествование Магнахара, тоже сильно побледнел, стиснул от ярости зубы с такой силой, что под кожей обрисовались скулы. Что ж: все понимали его чувства, ведь по всему выходило, что Карломан не мог уцелеть в самой гуще битвы!

Выслушав до конца, он вскочил на ноги, и кресло его упало на ковер. Магнахар с Хродебергом испуганно отступили перед гневным правителем. Дагоберт лишь покачал головой, слушая описание поля битвы, а Сигиберт помрачнел еще больше. Стало быть, им все же придется сообщить Женевьеве о гибели ее второго сына! И пусть Карломан погиб не зря, пусть он своим самопожертвованием завоевал победу, - но разве матери будет легче от того?

Дагоберт подумал еще и о страданиях своей дочери Альпаиды, если ей суждено овдоветь такой молодой. Всего два года как поженились они с Карломаном, и очень любили друг друга. Одна была надежда: что у Альпаиды остался на память о Карломане маленький Ангерран, и она могла найти утешение в материнстве. А там, глядишь, пройдет время - и она сможет полюбить другого человека.

Между тем, король неожиданно для всех ударил медным молотком по лежавшему на столе гонгу, так что звон и гул пошел по всему шатру. Сразу вбежал королевский слуга, тут же маячили всполошившиеся стражи.

- Коня мне! - приказал он голосом, похожим на карканье ворона. - И коней этим господам! - кивнул он на своих родных. - Я сам поеду искать моего сына Карломана!

Воины убежали исполнять приказание. Сигиберт тем времнеем попытался переубедить короля. На правах одного из старших королевских родственников, он иногда оспаривал желания своих царственных племянников, Хильдеберта Строителя и Хлодеберта Жестокого. И они обыкновенно выслушивали его замечания уважительно, хоть и не всегда следовали им.

- Государь, нужно ли тебе ехать туда? Что ты станешь делать среди кровавого месива? Позволь другим найти мальчика! Ведь там может быть опасно. Вдруг какие-нибудь недобитые викинги притаились на поле боя?..

Но Хлодеберт V взглянул на коннетабля взором, подобным палящей стуже в самую суровую зиму где-нибудь в Норланде, когда свирепый мороз обжигает так же, как открытый огонь.

- Навлечь на себя месть разгневанной женщины, тем паче матери - еще опаснее! Это я, увы, знаю на своем опыте! - процедил он сквозь зубы, вспоминая гибель Хлодиона. И направился к выходу.

Дагоберт последовал за ним. Ему вспомнилось, какие отчаянные, почти звериные огни горели в глазах Женевьевы после гибели старшего сына. Маршал запада не решался представить, что с ней будет, если Карломан погиб. Как бы не вздумала отомстить арвернам за несчастья своей семьи! Хотя они и сражались сейчас за свободу Арморики от викингов, но как знать, что возьмет верх в душе Женевьевы - благодарность королевы или отчаяние страдающей матери?..

Король ждал, когда приведут коней. Он был исполнен ледяной ярости и боли от потери второго сына от Женевьевы. Как он в свое время любил эту женщину, о боги! Настолько, что готов был жениться на ней, вопреки воле королевского совета. Однако этот брак ничего не прибавил бы к славе Арвернии, и ему пришлось взять в жены Радегунду Аллеманскую. Однако и после этого Женевьева и их сыновья, Хлодион и Карломан, еще долго были отрадой его сердца.

Раздражая себя такими мыслями еще сильнее, Хлодеберт выбежал из шатра опрометью. Свежий, несколько остывший к вечеру воздух очистил его мысли, помог успокоиться. Он сжал рукой эфес меча, которым неплохо поработал в недавнем бою. Родственники последовали за ним, не смея возражать. Даже Сигиберт молчал, понимая, что с королем сейчас шутки плохи, можно ненароком вызвать новую вспышку гнева отца, потерявшего сына. Тем более, что сын только что спас жизнь своему отцу!

К королю подошел старший из его законных сыновей, наследный принц Хлодеберт. Он был послан на переговоры с посланников викингов, ярлом Рольфом.

Почтительно поклонившись отцу, Хлодеберт проговорил, довольный собой:

- Викинги соглашаются на наши условия. Ярл Рольф поклялся на мече от имени своего предводителя, Рагнара Сына Ворона, что викинги отступят, признав победу за арвернами и "детьми богини Дану".

Но вид у короля и его близких был такой мрачный, что они, казалось, даже не услышали известия о победе. Сразу догадавшись, в чем дело, он произнес полувопросительно-полуутвердительно: 

- Но что значит победа, если мой брат так и не объявлялся?

Не слушая вопрос сына, Хлодеберт Жестокий огляделся вокруг, увидел слуг, по его мнению, недостаточно расторопно выполнявших распоряжения:

- Где наши кони?! Почему вы перестали нести службу? Вам годится лишь пасти баранов!

Слуг будто ветром сдуло. Но короля и не заботила их судьба. Ему было необходимо хоть на чем-то выместить свое раздражение. И ведь каждая минута промедления была подобна смерти, если они не успеют найти Карломана живым! Ему было все труднее сдерживать себя. В другое время он обрадовался бы победе, но сейчас был способен думать лишь о том, что она куплена слишком дорогой ценой.

Его брат Дагоберт, хорошо зная короля, понимал, что тот старается сейчас отвлечься на что угодно, лишь бы не думать о Карломане, и о том, как придется сообщить самую худшую новость его матери, королеве Женевьеве Армориканской...

В это время громко запели рога, выдувая сигнал союзников - "детей богини Дану". И в тот самый миг, когда королю, наконец, подали коня, они появились в пределах видимости.

Подошел брат королевы Женевьевы, Морветен, командующий ополчением кланов. Его сопровождали двое юношей: его сын Жартилин и Варох Синезубый, друг Карломана. Сегодня им, к несчастью, пришлось сражаться в разных местах, и он еще не знал о судьбе своего друга. Он тревожно осматривался, ища его. Сам Варох немного хромал, нога его ниже колена была перевязана.

Никто при этой встрече не произнес ни слова. Морветен, чувствуя, что что-то не так, склонил голову перед королем Арвернии.

- Здравствуй, государь! Я пришел доложить, что герцогу Земли Всадников удалось остановить атаку викингов и перекрыть им путь к морю.

Ни король, и никто из его окружения не ответил ему.

Варох, все более беспокоясь, тщетно искал взглядом Карломана. Жартилин, заразившись его тревогой, также стал оглядываться, удивляясь, почему его кузена нет с королевской семьей. В свою очередь, Морветен тоже заметил беспокойство сына.

- Где Карломан Кенабумский, сын и наследник моей царственной сестры? - спросил он внезапно охрипшим голосом. Взгляд его, устремленный на короля и его родных, сразу похолодел.

Никто по-прежнему не произносил ни слова, но воздух зазвенел от напряжения, словно встретились не союзники, отражающие нападения общего врага, а давние и непримиримые противники.

Варох, не выдержав больше, свистом подозвал своего коня, и тот примчался, готовый принять всадника в седло. Несмотря на раненую ногу, юноша первым вскочил в седло, опередив даже короля Арвернии.

Он мчался искать своего друга. И его благородный порыв передался всем остальным.

- Где? - крикнул Варох.

Магнахар понял и махнул рукой:

- Там, где знамя Арморики!

Пришпорив коня, юноша помчался в ту сторону, и остальные, во главе с королем Арвернии, последовали за ним, к месту недавней битвы.

Когда добрались до холма, где все еще развевалось королевское знамя Арморики, водруженное Карломаном, уже смеркалось. На бывшем поле боя, где теперь воины разбирали трупы, горели факелы. Их рыжие сполохи хоть немного скрадывали жуткий вид изрубленных тел, почерневшую, запекшуюся кровь. Но ничто не могло скрыть густой мясной запах иссеченной плоти, потоков крови, пота, железа. Кони, чуя этот запах, фыркали и замирали, боясь идти дальше.

У подножия холма король со свитой вынуждены были остановить коней: дальше пройти было нельзя. Спешившись, они стали подниматься, там, где землю уже расчистили от трупов. Ноги и вправду вязли в рыхлой окровавленной земле.

Король некоторое время молча наблюдал, как, в свете факелов, воины собирают тела. Затем сам, стиснув зубы, оттащил за ноги труп викинга, взялся за другое тело.

- Ищите, ищите! - хрипло потребовал он. - Карломан где-то здесь, мы найдем его!

Сигиберт, Дагоберг, Магнахар, Хродеберг, Хлодеберт-младший, Морветен, Жартилин, Варох, - все трудились не покладая рук, вороша окровавленные останки своих и врагов. Им помогали паладины и слуги короля, воины поискового отряда.

Здесь воистину царил кровавый хаос! Внук Сигиберта ничуть не преувеличил, повествуя о побоище. И много после Дагоберту снилось в кошмарах, как они ищут Карломана, или, - как он думал с горечью, глядя, что осталось от убитых, - его изувеченное тело. Здесь попадались трупы, буквально изрубленные на куски, хоть и были защищены доспехами. То и дело факел, который услужливо наклонял к самой земле следовавший за Дагобертом факельщик, выхватывал из сгущающегося сумрака застывшие лица молодых и зрелых воинов, или вовсе - месиво из запекшейся крови, костей и жил. Дагоберт мотал головой, и воины уносили трупы дальше, своих и врагов. Уже не так важно было теперь, за какую сторону пал каждый, жестокая смерть всех уравняла и объединила, свела все счеты.

Неожиданно рядом с Дагобертом оказался Варох. Он уверенно лазил среди мертвых тел, ища своего друга, и каким-то образом всякий раз решительно угадывал, что нашли не то тело. Его способность была кстати, так как уже совсем стемнело.

Они продолжали искать среди завалов тел, громоздившихся под знаменем, прекрасно понимая, что, чем больше проходит времени, тем меньше надежды найти Карломана живым.

Но вот Варох вдруг подскочил и осторожно потянул одно из тел, окровавленное не меньше других. Лицо было так сильно залито кровью, что не разглядеть. Но юноша, задыхаясь от волнения, выволок его из груды прочих тел.

- Это он! - воскликнул Варох, задыхаясь от радости.

Теперь и Дагоберт разглядел на найденном теле обрывок зеленого плаща, каким-то чудом не запятнанного кровью, как все остальное вокруг. Этот плащ, с нашитым трилистником, его племянник надел в сегодняшнюю битву, в честь родины своей матери - Арморики. И, видимо, он вправду принес ему удачу!

- Карломан! - крикнул Дагоберт, вместе с Варохом осторожно укладывая тело юноши наземь.

В одно мгновение король и его сопровождающие собрались вокруг. В напряженном молчании они наблюдали, как воины переложили юношу на носилки.

Но поздно! И голова Карломана, и грудь были рассечены мечами или топорами викингов, и он не двигался и не слышал, как его нашли. Старший из воинов, освободив руку юноши от латной рукавицы и нарукавника, долго прощупывал пульс, затем с сомнением покачал головой.

- Кожа холодная, как у мертвеца, а тело еще не окоченело, гибкое, будто живое. Должно быть, он умер совсем недавно. А сколько он сделал ради сегодняшней победы, сколько людей обязаны ему жизнью!

Дагоберт увидел, как его царственный брат рухнул на колени рядом с сыном, зарычав, как медведь:

- Дай мне самому осмотреть моего сына! Лучше сними пока с него латы, и мы узнаем, что с ним!

Когда с Карломана, то ли мертвого, то ли находившегося в глубоком беспамятстве, с трудом совлекли доспехи, отец его и другие близкие внимательно осмотрели юношу. Как большинство опытных воинов, они кое-что понимали в медицине, вернее - в военной хирургии. И Варох был первым, кто, второй раз за эту страшную ночь, был готов радостно воскликнуть. Но, мгновением спустя, и король крикнул со страхом и надеждой, прильнув ухом к груди Карломана:

- Он жив!..

На мгновение Дагоберту показалось, что и юноша, и его царственный брат обманывают себя,  не в силах смириться с гибелью Карломана. Лишь когда сам осторожно прислушался, маршал понял, что они говорят правду. Сердце юноши билось, хоть и слабо, но размеренно.

Близкие люди растерянно толпились вокруг Карломана, не зная, что делать теперь. Король приказал прибывшим с ним паладинам перенести юношу на носилках в его шатер, где лекари немедленно занялись ранами молодого графа. Промыли и перевязали их, особенно самую страшную рваную рану на скуле, которая при обработке снова закровоточила.

После того, как ему оказали первую помощь, юноша, хоть и мертвенно-бледный, лежал тихо и спокойно, словно спал. Грудь его чуть заметно вздымалась и опускалась, но сам он не очнулся ни ночью, ни на следующий день, ни в последующий, хотя раны его, по словам лекарей, заживали с удивительной быстротой. Никто не мог понять, что с ним происходит. Возможно, кроме Вароха, который ни днем, ни ночью не покидал своего друга...

Вот тогда король Хлодоберт V, проведя двое с половиной суток у смертного ложа своего сына, сказал с ледяной яростью своему брату, Дагоберту Лису:

- Если Карломан умрет, или не очнется больше, за это ответишь передо мной и перед королевой Арморики лично ты, за то что допустил его гибель, - ведь он сражался под твоим началом! Нет, я не предам тебя смертной казни. Но твой меч переломят на площади, при всенародном собрании; твой герб сожгут; твое имя запретят называть; и ты доживешь свой век в ссылке, всеми презираемым изгоем!

Дагоберт опустил голову под гневным взором царственного брата. Что значило наказание от короля в сравнении с тем гнетом, какой возложит ему на сердце собственная совесть? Кроме того, отчасти брат говорил так не потому что гневался на него, но чтобы примириться с "детьми богини Дану", наказав виновника трагедии.

- Если Карломан умрет или не очнется больше, я готов понести любое наказание, - с болью в душе, но твердо глядя в гневные глаза короля, отозвался он.

Сигиберт, находившийся здесь же, у постели Карломана, который их не слышал, простер ладони по направлению к братьям, прося их выслушать.

- Прошу вас, не спешите давать опасные обещания! Подождите хотя бы несколько дней. Я думаю, Карломан может еще очнуться. Как - не знаю, но у родичей его матери много разных тайн, вы же знаете, что говорят о "детях богини Дану"... А теперь я вижу, что он всей душой пошел в свою бабушку, королеву Игрэйну, - проговорил старик, осторожно откидывая волосы со лба спящего юноши, подумав о том, что Игрэйне, когда она погибла, было столько же лет, сколько теперь Карломану. - Прав был Риваллон, и Номиноэ Озерный тоже: в нем - ее кровь. Но для него еще есть надежда, не будем пока отчаиваться!

И Варох, сидевший у изголовья друга, кивнул со сдержанной радостью, хоть и не имел права объяснить, в чем тут тайна.

Они оказались правы: Карломан пробыл в забытье четыре дня, но очнулся. Раны же его зажили очень быстро и почти бесследно. Только на скуле остался едва заметный шрам.
« Последнее редактирование: 11 Дек, 2022, 07:10:39 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Великая вещь, кровь "детей богини Дану"! Именно поэтому их потомков следовало бы сохранить, а не устраивать Священные походы. Не только поэтому, но и древняя кровь альвов имеет значение. Но в том сражении Карломан получил очень сильные раны, однако очнулся сам. А после поединка с берсерком в короне он лежит уже больше двух недель.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Да уж, в такой мясорубке выжил, и тоже со смертельными ранами, а пролежал всего 4 дня. А сейчас-то почему так долго? Я уже начинаю подозревать, не вмешалась ли тут какая-нибудь магия? Или это молитвы тех предателей, которые молятся о его смерти так действуют? Рана, вроде, заживает, а душе-то что мешает вернуться?
А экскурс в прошлое интересный. И король Хлодеберт Жестокий совсем с другой стороны раскрывается. Похоже, он был лучшим королём, чем братец. По крайней мере, судя по тому, что известно.
Записан