Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis! Вы оставляете замечательные комментарии; эрэа
Менестрель и я очень радуемся им!
Что же, у каждого свой путь. Аделард, благодаря брату, выбирает свой путь осознанно. Что из этого получится - увидим. Немножко жертвенности всё-таки есть, но от человека не следует требовать совершенства, да и нужно ли оно вообще?
Жертвенность и в самом Карломане была, унаследована от бабушки Игрэйны. А Аделард многими чертами больше похож на "детей богини Дану", чем на арвернов. Но хорошо, что он прислушался к голосу разума, воплощенному в Ангерране.
Это всё-таки очень заманчиво: найти простое решение для сложной проблемы. А что может быть проще, чем кого-нибудь побить А что не альвы виноваты в ситуации - так то детали.
Ну, герои ведь не знают о них всего, что знают авторы и читатели. Выводы против альвов вполне правомерны, увы. Морган вот уже за них заплатил жизнью.
Но Хильдеберт-то этим Походом хочет не столько людей защитить, сколько исправить свою репутацию. И вот в том, что он её потерял, точно виноваты не альвы.
Ну, что ж. Если Аделард разобрался в себе и чувствует твёрдую уверенность, то всё хорошо. Правда, смущает, что он уходит тайно, словно сбегает, как будто всё же не до конца уверен в своём выборе. И ещё, как бы это не подкосило Альпаиду ещё сильнее. С одной стороны, не должно - братство Циу выглядит нормальным местом, почему бы, в самом деле, Аделарду не вступить в него. Но, с другой, она уже так слаба, что даже небольшое огорчение способно её добить.
Не дадут ему уйти тайно, не отвертится от прощания с родными и материнского благословения!
Соответственно, и Альпаида будет знать, чего ожидать, и выдержит прощание с любимым сыном.
Глава 36. Старший и младший (продолжение)
Дойдя до перекрестка коридоров, молодой человек остановился, размышляя, какую дорогу выбрать: ту, что ведет по лестнице вниз и дальше через королевский сад, или еще немного по галерее, до следующего выхода? Какой путь короче, быстрее и безлюднее?
Случайно, - а может быть, и по велению судьбы, - он остановился напротив парадного портрета своего деда по отцу, короля Хлодоберта Жестокого. Тот был изображен в боевых доспехах, в алом плаще полководца, но без шлема. Аделард задержал на нем взгляд, невольно удивляясь его сходству со своим отцом (кроме глаз) и с Ангерраном.
Сам он, в отличие от Ангеррана, не застал деда. Да и старший брат его не помнил, потому что король Хлодеберт V погиб, когда его старшему внуку от Карломана было всего два года. Однако же обо всех деяниях своего царственного предка Аделард был прекрасно осведомлен. И сейчас, несмотря на то, что надо было спешить, он задумчиво разглядывал его портрет. Правда, покойного короля обвиняли в отравлении племянника (а вернее, он избавил заточенного в темнице Потерянного Принца от страданий после потери любимой). Правдой было и то, что Хлодоберт Жестокий готов был поднять восстание против своего старшего брата, короля Хильдеберта Строителя, чтобы отомстить ему за безвременную гибель старшего сына от любимой женщины - Хлодиона. Лишь смерть самого Хильдеберта Строителя избавила тогда Арвернию от междоусобной войны между братьями. Но все же, король Хлодеберт V был сильным и мудрым правителем, он служил своей стране и отдал жизнь ради ее блага.
Аделард вспомнил, как некогда Ангерран, показывая ему этот портрет, рассказывал ему о деяниях их деда. О большой войне с викингами, случившейся при Хлодоберте Жестоком, когда многочисленный флот северян попытался захватить западное побережье Арморики. Арвернский король выступил на защиту своих вассалов, "детей богини Дану", ибо таков был его долг. Тогда же состоялись и первые настоящие битвы отца Аделарда, Карломана Кенабумского, которому в ту пору было девятнадцать лет. В одном из самых жестоких сражений король чуть было не попал в окружение, ему грозили гибель или плен. И Карломан, спасая отца, ринулся с небольшим отрядом в самую гущу врагов, отвлек их внимание на себя. Почти весь его отряд полег в жестокой сече, но своим внезапным ударом они спасли короля и дали время арвернам и "детям богини Дану" перестроить войска и выиграть бой.
После той битвы король Хлодеберт V со своим младшим братом, Дагобертом Лисом, в то время маршалом запада, осматривали все поле боя, заваленное телами своих и врагов, в поисках Карломана. Нашли его, жестоко израненного, без чувств ("Почти как сейчас!" - с болью подумал Аделард, воочию представив мертвенный лик отца). Тогда Карломан пролежал замертво четыре дня, однако раны его затягивались удивительно быстро.
Но это стало ясно потом. А что довелось пережить его родным в первые, самые страшные минуты! Король в гневе обрушился на брата, обвинил, что тот не уберег Карломана, своего ученика и зятя. Он обещал, если его сын умрет, предать своего брата не смерти, но позору, что было еще хуже. Дагоберт, любивший Карломана почти так же сильно, как его отец, не посмел возразить.
К счастью, тогда все обошлось. А спустя всего две седьмицы сам король Хлодеберт V погиб в новом сражении с викингами. Он отдал жизнь защите своего королевства. Тогда Дагоберт вынес смертельно раненого брата с поля боя, а после разбил викингов наголову, и те надолго зареклись от набегов. Почти все царствование сына покойного короля, Хлодеберта VI, викинги не смели тревожить владения Арвернии.
Да, были времена, и не такие уж давние! Умели предки Аделарда защищать свою страну. Умели младшие братья почитать старших, и все вместе - становиться заодно против общего врага.
Взгляд покойного деда с портрета, казалось, заворожил Аделарда. Он не отводил от него глаз, хоть и понимал, что теряет время. Суровый взор короля, что сражался за отечество и отдал за него жизнь, казалось, вопрошал юношу: "Готов ли ты в трудную минуту защищать свою родину, а, если потребуется - отдать за нее всю жизнь, без остатка? Как я и твой отец, мой сын Карломан. Или в тебе оскудела прародительская кровь, как часто бывает, увы, у тех молодых людей, что выросли в покое, за родительской спиной, и ты выучился потакать лишь своим чувствам, не зная важных обязанностей?"
- Нет, дед! - вслух, сам того не ожидая, отозвался Аделард. - Для того я и собираюсь вступить в воинское братство Циу, чтобы, не жалея своей жизни, защищать Арвернию, биться с ее врагами, как достойный потомок своего рода! Клянусь тебе, мои единственные помыслы - служить Арвернии, как мой отец!
Весь в своем воодушевлении, Аделард не расслышал тихих шагов троих людей, что вошли в картинную галерею и остановились в нескольких шагах от него. Это были его старший брат Ангерран, их мать Альпаида, устало опиравшаяся на руку старшего сына, и ее отец, Дагоберт Старый Лис, такой же мрачный, как и все последние дни. Они услышали клятву Аделарда, хоть и произнесенную тихим голосом, и выразительно переглянулись между собой. Родичи поняли, что юноша все для себя решил, и готов вступить в воинское братство не ради бегства от любви к королеве, и не из ложного, внушенного себе искупления вины, но ради великой цели, как подобает верному сыну Арвернии.
Между тем, Аделард, произнеся свой обет перед портретом деда, еще какое-то время стоял, задумавшись, размышляя, что было бы, если бы дед в самом деле сейчас увидел его. Что бы он ему сказал, понял бы его выбор или нет? А отец, ныне находящийся между жизнью и смертью?
Наконец, он почувствовал, что, кроме призрачных глаз портретов, на него устремлены и живые взгляды. Тогда он обернулся и увидел родных.
Альпаида под руку с Ангерраном подошла ближе, за ней последовал и Дагоберт. Аделард молча поклонился им, не зная, что сказать. Он был растерян - как это они так быстро выследили его? И не знал, что у них на уме. Если бы собирались препятствовать ему уйти, наверное, не стали бы ждать, пока он принесет свою клятву?..
Дагоберт первым обратился к внуку, сурово прищурив глаза, взор которых отливал сталью:
- Пошто, как преступник, бежишь из дома в рассветный час, не простившись с родными? Неужто сын моей дочери думает вступить в воинское братство Циу без материнского благословения? - голос его был нарочито холоден, но, хорошо зная деда, Аделард понял, что тот совсем не так уж сердится, и даже гордится им.
А Ангерран проговорил столь же сурово, не угрожая брату, но и не прося:
- Подойди же, брат мой! И повинись перед нашей матушкой за то, что хотел уйти, лишив себя самого величайшего дара, что только существует в мире, от надежной защиты, какую чтут боги, и перед которой даже Анку и Хель порой теряют свою власть! Или ты думал обойтись без материнского благословения?
Юноша, устыдившись, сделал несколько шагов к матери, упал перед ней на колени и опустил голову.
- Милая матушка! Прости меня, пожалуйста, и благослови посвятить всю жизнь защите отечества в рядах доблестного воинства Циу!
Альпаида возложила обе ладони на макушку сыну, благословляя:
- Ступай тем путем, что выбрал для себя, мой милый сын! Да благословит тебя твой небесный покровитель, как я благословляю от всего сердца! Будь счастлив на том пути, что тебе подходит! Оберегай Арвернию и мир людей от всякого врага, как твои храбрые предки. Будь достоин своего отца, благородного Карломана. Неси с честью славное имя, а если придется, то...
При этих словах голос графини Кенабумской заметно задрожал, она сильно побледнела от волнения за сына и за мужа, и Ангеррану пришлось поддержать мать за плечи. Казалось, что она сейчас лишится чувств, однако женщина справилась с собой и продолжала слова благословения, касаясь руками головы коленопреклоненного младшего сына, самого любимого из пятерых, рожденных ею Карломану. В глубине души Альпаиде было жаль, что Аделард навсегда закрывает себе возможность любви и брака. Никогда он не назовет ни одну девушку своей женой, не приведет своих детей ей и Карломану, не продлит дальше в будущее их любовь. Жизнь его будет всецело отдана войне и молитве. Но, если он все твердо для себя решил, и сердце зовет его в святилище Циу - значит, так надо. Это его тропа, и он не сможет быть счастлив ни на какой другой. А ведь любая мать желает прежде всего видеть свое дитя счастливым. И она продолжала, совладав с собой:
- Будь честен и смел, сын мой, защищай слабых и укрощай беззаконных. Отвечай перед богами за то, чтобы среди людей соблюдали их законы, а не все зависело от произвола сильных. Прежде чем сделать важный выбор - сто раз подумай, справедлив ли он. А если сделал, будь подобен стреле в полете, что не повернет назад. Посвяти себя всецело новому пути... Но все же не забывай, что твои родные продолжают любить тебя! - добавила она, отнимая руки от головы Аделарда.
Тот поднялся на ноги, и мать прильнула к нему, сжимая в последний раз в объятиях сына, ставшего таким взрослым. Он выбрал свой путь, что наверняка будет непрост, и отныне ни одной женщине, даже родной матери, не будет дозволено его обнять.
Между тем, Аделард глядел на своих родных поочередно, будто заново узнавал их. Теперь юноша понял, что, хотя в воинском братстве принято отрекаться от прошлого, и ему будет дозволено считать самыми близкими людьми лишь названых братьев по служению Циу, но кровные родственники тоже навсегда останутся его семьей. Они выслушают и помогут найти верный путь и поддержат его решение. Да он и сам ни за что не отрекся бы от них, и никто из богов не потребовал бы от него отступничества. Он поклонился старшим родичам, а затем почтительно поцеловал матери руки.
- Матушка, благодарю тебя за то, что ты все поняла, как всю жизнь понимала каждого из своих близких! Я же хотел уйти незаметно не потому что не дорожу твоим благословением, но лишь из боязни огорчить тебя еще сильнее!
- Мой милый сын, какой бы путь ты ни выбрал, я все равно буду любить тебя не меньше, чем в детстве! - проговорила Альпаида, снимая с шеи и вешая на шею Аделарду золотой медальон-оберег, который юноша спрятал под камзол и сорочку. Ведь там, куда он направлялся, ему больше нельзя будет носить драгоценностей, показывать свое богатство. В братстве Циу возможно лишь состязание в мужестве перед лицом врага, в ревностном служении своему богу, но не в земных богатствах. Однако прощальный дар матери - совсем иное дело, его позволят оставить.
- Матушка, я обещаю тебе быть достойным воином Циу, не подвести своих благородных предков! - поклялся Аделард. Поколебавшись немного: не причинит ли ей еще худшую боль, он все-таки продолжал теми словами, что рвались у него из сердца, жгли кончик языка: - Я постараюсь жить так, чтобы мой отец... какова бы ни была его судьба... гордился бы мной и сказал, что его сын не мог сделать неправильный выбор!
- Да будет так, мой мальчик! - со всей глубиной материнской любви проговорила Альпаида, целуя юношу в глаза. Видя совсем рядом ее лицо, так резко постаревшее, с красными от бессоницы глазами, он почувствовал острую боль в душе. Перевел взгляд на родных, мысленно поручая мать их защите в его отсутствие. Он увидел, как его дед глядит на него, и строгие складки меж его бровей постепенно разглаживаются. Затем Дагоберта, как прежде его внука, словно бы притянул портрет покойного старшего брата, короля Хлодеберта V, и он задержал на нем задумчивый взгляд, словно вспоминал далекое прошлое.
Зато Ангерран выразительно взглянул на младшего брата и чуть заметно кивнул ему. Аделард порадовался, что может еще на прощание поговорить с ним:
- Благодарю тебя, брат, за то, что ты помог мне понять самого себя! С твоей помощью я осознал, что на самом деле влечет меня в святилище Циу, и иду туда с чистым сердцем, не боясь разочароваться!
Его старший брат протянул ему руку.
- Как же я мог иначе? Старший брат всегда отвечает за младших, даже когда те уже выросли. Наше призвание - не только благо государства. Страшен одинокий правитель, фанатик близ престола, что день и ночь думает только о государстве, в котором у него нет ни одного близкого человека, кто думает, что любит всех, а на самом деле - никого и ничего! Арверния - это не только пространство на чертеже, это еще и близкие люди, которым желаешь счастья, ради которых работаешь, которых защищаешь от врагов, а порой и от них самих. И ты, Аделард, тоже часть Арвернии. И все мы для тебя.
С такой точки зрения младший сын Карломана не пробовал смотреть, но тут же подумал, что брат прав. Недаром их отец, невзирая на невероятную занятость на посту майордома, каждый день выкраивал хоть часок, чтобы побыть с супругой и детьми, всегда внимательно беседовал с ними, выполнял их просьбы, давал советы, брал их с собой в поездки, где было можно. Юноша помнил, что в их семье всегда царило ощущение любви, сохранившееся до самого последнего времени. Значит, и вправду любовь к близким прекрасно сочетается с любовью к отечеству!
- Ну, спасибо тебе, брат! - воскликнул он, пожимая руку Ангеррана. - Теперь я... вдвое сильнее становлюсь. И, когда придется мне с братством Циу идти в бой, во мне прибавится решимости - ради своих обретенных названых братьев и ради вас, моих кровных!
- А я, на всякий случай, провожу тебя до святилища Циу, - произнес Ангерран, взяв брата за руку. - Хочу побыть с тобой напоследок, пока можно. И заодно - напомню всем, что ты, даже когда отречешься от всех привязанностей нынешней жизни, останешься нашим родичем.
Прежде Аделард воспротивился бы такому провожанию. Но сейчас, растрогавшись от встречи и прощания с близкими, юноша кивнул. Ему самому вдруг захотелось, чтобы Ангерран, понимавший его лучше, чем он сам себя, был рядом, пока он не произнесет первый обет перед изваянием Циу.
Протяжно вздохнув, юноша оглядел родных блестящими от волнения глазами.
- Благодарю вас, что не позволили уйти тайком, простились напоследок!
И мать, и дед отвели глаза, давая понять, что эта услуга с их стороны не стоит упоминания. Только старший брат кивнул ему:
- Ну что ты, разве мы могли бы бросить тебя в такой судьбоносный час?
- И я тоже вас не бросаю! - воскликнул Аделард, пройдя несколько шагов вместе с братом и оглянувшись на оставшихся позади мать и деда. - Я приду, как только смогу! Буду помогать вам и впредь! Что бы ни случилось!
У него было чувство, как в детстве, когда собирались ехать в повозке из Дурокортера в Арморику или наоборот: оглядываешься назад, на то, что вдруг становится самым любимым, встаешь ногами на сиденье повозки, чтобы было виднее, - а колеса уже крутятся, и кони мчат, и все мгновенно исчезает из виду.
Но теперь он сам правил своей жизненной колесницей, и выбрал путь, которым двигаться. Остается лишь держаться крепче и смотреть вперед.