Печать

[katarsis]

Вот, значит, как звали друида-отступника. В основном тексте его по имени не называли, я думала, он так и останется безымянным. Майлгун, значит. Какое говорящее имя. Мне, вот, интересно, когда он кровь пил, это было пророчество, наглая ложь или буйное воображение, которое он сам спутал с пророческим видением? Ничего невозможного Майлгун, конечно не сказал, но не верится мне, что такому человеку боги будут какие-то пророчества посылать. А, с другой стороны, кто знает?

Превратиться в волка и загрызть Ги Верденнского? Понятное желание, но уже начавшегося Священного Похода это бы не остановило, скорее, наоборот.

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Вот, значит, как звали друида-отступника. В основном тексте его по имени не называли, я думала, он так и останется безымянным. Майлгун, значит. Какое говорящее имя. Мне, вот, интересно, когда он кровь пил, это было пророчество, наглая ложь или буйное воображение, которое он сам спутал с пророческим видением? Ничего невозможного Майлгун, конечно не сказал, но не верится мне, что такому человеку боги будут какие-то пророчества посылать. А, с другой стороны, кто знает?

Превратиться в волка и загрызть Ги Верденнского? Понятное желание, но уже начавшегося Священного Похода это бы не остановило, скорее, наоборот.

В основном тексте друид-отступник и был безымянным, а вот здесь получил имя - Майлгун. Имя, конечно, звучит говоряще, однако дано в честь исторического лица, древнего кельтского короля.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Майлгун_ап_Кадваллон
А пророчество, вероятно, относилось к будущему времени, когда будет обретен меч Нуады. А Майлгун его подгоняет под сегодняшний день. Определенными способностями он обладал, а кровь жертвенных животных их усиливает.
Хорошо, что Карломан не совершил такого поступка! Для него самого, прежде всего.

Три встречи (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.

В ожидании Карломана, в священной дубраве беседовали четверо оборотней. В сгущавшемся полумраке поблескивали их ясные глаза. Двое оборотней-старцев, умудренных жизнью, и двое зрелых мужей, приходившимся им внуками. То были Номиноэ Вещий и Варох Синезубый, Ридвед Лесной и его внук Керетик Охотник.

Варох первым обратился к своему деду, кивнув в сторону поляны, где стоял алтарь.

- Я вижу, наши друиды уже открыто призывают народ к мятежу? И многие среди "детей богини Дану", знатные и простолюдины, прислушиваются к ним.

Номиноэ глубоко вздохнул. Пророчество, высказанное Майлгуном у алтаря, беспокоило и его, хоть вещий оборотень понимал лучше всех, что время его исполнения еще не пришло.

- Да, при дворе Арморики нынче неспокойно! - подтвердил он. - Можно бы похвалить "детей богини Дану", в которых за долгие века подчнения Арвернии не иссякло стремление к свободе! Однако этим пользуются друиды, что всегда рады разжечь в народе мятежный пыл, чтобы, как в древности, вести народ за собой. Но те, кто верен королеве Гвиневере и Арвернии, втайне следят за мятежниками и не позволяют им распоясаться. Хотя Кинврайт в звании Верховного Друида больше занимается политикой, чем стремится выполнять волю богов, но Морветен и я при необходимости даем ему достойный отпор.

Варох кивнул деду в знак благодарности.

- И Карломан, и я надеемся на вашу помощь! Не допустите разгореться в Арморике пламени мятежа! Свободолюбие "детей богини Дану" достойно уважения, но сейчас для него совсем неподходящее время! С востока грозит могучий военный союз, и сейчас следует всем объединить силы, а не разобщаться. Ради этого Карломан и приехал в Арморику. Сейчас "дети богини Дану" обязаны действовать, как подобает верным вассалам, ибо отсидеться в стороне не получится. Хватит с нас и Окситании, герцог которой исполнен вероломства! В войне, что приближается, Арверния и Арморика должны быть едины - и никак иначе! Не допустите восстания!

Номиноэ чувствовал гордость за своего внука, что мыслил, как подобало государственному мужу.

- Мы никогда этого не допустим! Королева Гвиневера и мы все, ее советники, бдительно следим за теми, кто произносит мятежные речи. Мы не допустим восстания и не потеряем время, погасим факел, пока он не разгорелся в бурный пожар. До тех пор же, пока они ограничиваются речами, их не за что наказывать! В Арморике не полагается карать за слова, каковы бы те ни были.

- Это правда, - кивнул Варох. - Вот в Арвернии изменнические речи приравниваются к настоящей измене. Того, кто пожелает зла королю, могут казнить, как за настоящее покушение на его жизнь... По мне, это не самый разумный обычай, и приведет лишь к тому, что подлинные заговорщики не станут кричать о своих замыслах открыто, как наши друиды...

Он примолк на мгновение, затем нахмурился, и бросил в сердцах:

- Если уж друидам не живется спокойно, лучше бы они призвали Морриган на голову Ужаса Кемперра!

При упоминании этого прозвища, которое неведомо кто носил, все присутствующие оборотни помрачнели, их глаза зажглись гневом и скорбью. Ибо вот уже несколько лет, как этот неуловимый выродок-убийца стал одной из повесток для обсуждения Королевского Совета. Но, к сожалению, все, что изобретали для победы над ним, оказывалось до сих пор безрезультатно.

И Варох добавил, чтобы его родичи лучше представляли себе, как здешние события сказываются за пределами Арморики:

- Хоть арвернская столица и далеко от Арморики, но даже там матери пугают непослушных детей Ужасом Кемперра! А мужчины-арверны, слыша о все новых кровавых убийствах, совершенных им, все чаще вспоминают времена Хильдеберта Разрушителя и его пса, Ги Верденнского, времена кровавого дождя для всех ши! Они готовы пожалеть о том, за кого в недобрый час отдала жизнь блаженной памяти королева Игрэйна, и размышляют, что он, быть может, был прав! По одному оборотню-чудовищу дети Миля судят о нас всех, и готовы всех ненавидеть!

При имени Ги Верденнского челюсти оборотней яростно клацнули, как у настоящих волков, и глаза их неистово вспыхнули в сгущающемся полумраке.

Номиноэ, старейший из бисклавре, потупившись, вздохнул:

- Мне так и не удалось найти нашего врага! Даже вода священного источника не показывает его лицо. Видно, он во всем не похож на других бисклавре. Я могу лишь помочь советом бисклавре-охотникам, что стремятся обезвредить Ужас Кемперра.

При этих словах оживился Керетик, лучший охотник среди бисклавре. Ему было сорок шесть лет, и по его облику была гораздо заметнее волчья порода, чем по его родичам. Крепко сложенный, коренастый, с суровыми чертами лица и густой бородой, он носил простой кожаный охотничий костюм. На обнаженных до локтя руках обильно росли густые волосы такого же русо-песочного цвета, как и на его голове. Никто посторонний не мог бы предположить по его облику, что он принадлежит к одному из знатнейших семейств Арморики, в родстве с королевским домом. Но Керетика не волновало, что о нем думают. Как и его дед Ридвед, он больше следовал природе и не любил городов. Еще в молодости Ридвед выстроил в глубокой чаще большой деревянный замок, где и жил по сей день с постепенно увеличивающейся семьей. Его дети, взрослея, вступали в браки, большей частью, с местными оборотнями, повзрослевшие внуки следовали их примеру, - так что в лесном замке обитала теперь сильная и многочисленная стая. Они жили просто, в человеческом обличье ведя свой быт, однако прекрасно знали лес и его тайны. Зато их совсем не интересовала политика и вообще чужая жизнь. Сегодня Ридвед и Керетик пришли в Чаор-на-Ри лишь ради встречи с Карломаном.

И вот, Керетик решительно встряхнул головой:

- Я не зря с зимы выслеживал Ужас Кемперра вместе с двумя лучшими охотниками-бисклавре! Мы разнюхали его след, и готовы, по одному слову моего родича и господина, коронованного бисклавре, хоть этой же ночью пойти по следу выродка и взять кровь за кровь!

Вароха обнадежила решительность кузена, хоть он и встревожился, переглянувшись со старым Ридведом. Ибо слишком опасным противником для любого оборотня был Ужас Кемперра! И все же, он понимал, как и все собравшиеся бисклавре, что его необходимо убить.

Между тем, Ридвед, не говоря ни слова, смотрел то на внука, то на Номиноэ, словно прося у него совета. Ибо понимал, что Керетик рискует жизнью, пускаясь на охоту за Ужасом Кемперра.

Но вещий оборотень проговорил спокойно, не отговаривая своего родича и бывшего ученика, но стараясь немного охладить его пыл.

- Спеши медленно, Керетик! Ведь Карломан, наш господин и родич, приехал в том числе и затем, чтобы обсудить будущую охоту на выродка!

И, как только Номиноэ произнес имя Карломана, он сам показался из-за деревьев. Он улыбнулся, радостно протягивая руки своим родичам. Те приветствовали его гораздо свободнее, чем могли бы люди на их месте, и одновременно - так, что любой, увидевший их, мгновенно понял бы, что эти ясноглазые мужчины - одно целое, команда, стая, и что Карломан очень много значит для тех, кто встречал его.

- Счастье, что ты вернулся домой! - проговорил Номиноэ, приветствуя своего бывшего ученика. - Хоть и привело тебя, как всегда, предвестие несчастья! Редко в последнее время ты навещаешь нас!.. Ну-ну, я же не осуждаю: у тебя государственные заботы!

Майордом Арвернии кивнул, зная без лишних пояснений, что здесь его поймут, здесь все свои.

- Повод, конечно, не самый веселый, и все-таки, я рад, что могу увидеть свою семью, дом, вас всех!

Поздоровавшись со всеми по очереди, Карломан положил руку на плечо Керетику. Что-то тревожило его в облике кузена, как будто он стоял за полосой тумана, и его силуэт становился расплывчатым, нечетким.

Однако сам он был исполнен решимости:

- Если только я смогу одержать победу, клянусь тебе, Карломан, я очень скоро возьму с него кровь за кровь!

Карломан постарался отогнать от себя неясные предчувствия.

- Казнить выродка, которого не зря прозвали Ужасом Кемперра, необходимо! И чем раньше, тем лучше. Сейчас, когда угроза с востока все ощутимее, вдвойне необходимо, чтобы внутри страны было тихо. Любая война неизбежно тяжким гнетом ложится на плечи населения. Я помню, как несладко пришлось жителям Арвернии и Арморики несколько лет назад, во время войны с Нибелунгией. Много мужчин ушли на войну и погибли или не могли больше работать из-за ран. На оставшиеся семьи легло бремя повышенных налогов. По нашим землям скитались оборванные беглецы из Окситании. А потом еще появилась оспа и погубила много людей. Неудивительно, что с тех пор в Арморике появились недовольные! И тут еще люди не могли даже в лес пойти безбоязненно, ибо там орудовал Ужас Кемперра. Но та война, что предстоит ныне, с союзом Междугорья и Тюрингии, будет гораздо тяжелее, ибо противник очень силен, и одолеть его будет трудно даже при поддержке других государств. В этих условиях Ужас Кемперра непременно должен быть убит! Этим мы успокоим народ, устранив хоть одну угрозу.

В ответ Керетик пожал прямыми широкими плечами.

- Смело располагай мной! Выродок умело скрывает следы, но я разнюхал их, и знаю, где искать.

Прежде молчавший Ридвед посоветовал внуку:

- Скрывай и ты свои следы вместе со своими помощниками, чтобы выродок не нашел вас первым! Слушай птиц: они замолкают там, где таится выродок!

- Благодарю за советы, дедушка! - произнес Керетик.

К этому времени закат уже совсем догорел, и в священной дубраве стемнело. Но оборотни хорошо видели и в темноте, и их глаза ярко блестели.

Появились блуждающие огоньки и стали носиться над их головами, в знак того, что это место, священно, и что ши покровительствуют собравшимся.

Карломан украдкой поглядел на Керетика сквозь щелку между пальцами, но то, что встревожило его, не пропало. Он переглянулся с Номиноэ, и, скрывая тревогу, обратился к кузену:

- Керетик, когда ты поймешь, что близок к логову Ужаса Кемперра, или найдешь его свежие следы, или даже его самого, посылай одного из своих охотников за подкреплением! Не выходи против него в одиночку!

Керетик нахмурил косматые брови. Просьба Карломана пришлась ему не по душе.

- Я предпочел бы справиться с ним сам, не подвергая опасности других!

Ридвед неожиданно поддержал внука, хоть и по другим причинам.

- До тех пор, пока придет помощь, выродок может и сбежать! Ведь неизвестно, в какой глухой чащобе его обнаружат.

- У вас будет его свежий след, разыщете снова, - парировал Карломан.

Варох поддержал кузена и ближайшего друга.

- Вспомните, сколько раз Ужас Кемперра устраивал засады на тех, кто пытался сразиться с ним в одиночку! И арвернские рыцари, и "дети богини Дану", и местные жители попадали в расставленные им ловушки, полагаясь только на себя.

Спор грозил разгореться. Но тут Номиноэ взял слово, и все четверо оборотней повернулись к старейшему из своего народа.

- Керетик, лучше будь осторожен! Если ты в решающий миг не пошлешь за подмогой, прольется жаркая кровь!

Ридвед, услышав пророчество, побледнел и оперся на руку внука.

- Теперь и я прошу тебя, Керетик: прислушайся к их советам! Они правы! Я и так не сплю ночей, предчувствуя, что тебя ждет недоброе от встречи с Ужасом Кемперра!

Под напором старших родичей и кузенов Керетик вынужден был уступить. Он проворчал, склонив голову:

- Так и быть, я обещаю вызвать подкрепление!

Карломан чувствовал себя неловко из-за того, что пришлось надавить на Керетика. Для бисклавре просьба, совет и приказ вожака - самого уважаемого в стае, - одно и то же, и обязательно к выполнению. Да и сам Карломан не любил употреблять власть там, где вправе был рассчитывать, что его волю исполнят добровольно, тем более - со своими близкими. Лишь тревога за жизнь кузена вынудила его приказывать, как простому подчиненному. Оставалось надеяться, что знамение относительно судьбы Керетика - предупреждение, а не прямое указание, и можно еще избежать худшего, если кузен поостережется и вызовет подкрепление. Потому что, если и Керетик не одолеет Ужас Кемперра, тогда, как предчувствовал Карломан, ему придется самому выйти против оборотня-выродка...

Желая загладить невольную вину перед кузеном и его дедом, он предложил им:

- Прошу тебя, почтенный Ридвед, и тебя, кузен Керетик, почтить завтрашний прием своим присутствием! Вы окажете этим большую честь мне, танисту Арморики! Я соскучился по всем родным, и по вам обоим в том числе. Вы же всегда успеете вернуться в свой лес!

Керетик хотел было возразить, но тут и его дед поддержал Карломана:

- Да и я хотел бы остаться на завтрашний прием! Повидаться со своей царственной племянницей Гвиневерой, со своей сестрой Ангарад и братом Риваллоном. В наши годы каждая новая встреча - драгоценность!

Керетик вздохнул.

- Так и быть, остаемся! Хоть я предпочел бы не тянуть долго с поисками выродка.

Карломан дружески хлопнул кузена по плечу и обратился к своим близким:

- Пойдемте домой!

И они направились через священную дубраву, в сопровождении блуждающих огней, безмолвно беседуя между собой и глядя вперед светкающими в темноте глазами.

Торжество, состоявшееся на следующий день, стало последним радостным днем в жизни Ридведа. Да и то, после он с горечью вспоминал этот праздник. Ибо Керетик, что веселился больше других вместе с Карломаном и Варохом, спустя месяц погиб жуткой смертью в поединке с Ужасом Кемперра. Предчувствие Карломана оказалось не напрасным. Керетик выследил в лесу оборотня-выродка, но, в охотничьем азарте, не позвал никого на подмогу, понадеявшись, что в пророчестве Номиноэ говорилось о том, что прольется кровь самого выродка. И Ужас Кемперра напал на него сзади, и одолел после долгого сражения, хоть и сам получил тяжелые раны. В ярости выродок не только отгрыз голову убитому Керетику, но и водрузил ее на верхушку сосны, как страшный опознавательный знак всем, кто посмеет вторгнуться в его лес. В тот же день дождь смыл все следы выродка, так что никто не понял, куда тот ушел зализывать раны. Да если бы и поняли, что толку? Ведь раненый оборотень, принявший человеческий облик, был подобран близ лесной дороги бродячими артистами, которые, не подозревая ни о чем, увидели только человека, искусанного диким зверем. И он уехал с ними вместе, прочь от Арморики.

Именно гибель Керетика заставила Карломана принять окончательное решение. Которое, впрочем, он скрывал ото всех - даже от матери, жены с сыновьями и Вароха. Хоть тот догадывался кое о чем, как и Дагоберт, и в разговоре с ним они оба избегали упоминать Ужас Кемперра, опасаясь, что Карломан сочтет своим долгом сразиться с ним. Но он и так убедился, что это его противник. И стал готовиться, чтобы уладить сперва все важные семейные и политические дела, так, чтобы они не очень пострадали в случае его смерти.

Вот почему впоследствии, оказавшись на грани гибели и попав в некий загадочный лабиринт, Карломан не удивился, встретив там свою бабушку, королеву Игрэйну. Ведь она погибла, ценой своей жизни остановив другого оборотня-выродка, и ее появление указывало Карломану его будущую судьбу. И он был готов, когда узнал, что сулит ему жребий Норн.

[katarsis]

Хорошо, что Карломан не совершил такого поступка! Для него самого, прежде всего.

Насколько я понимаю Карломана, как раз своим благом он бы легко пожертвовал, если бы это помогло спасти других. Но, вот, могло ли это кому-то помочь?

Жаль Керетика. Хотя, я конечно, понимаю: он не первый, а возможно, что и не последний, кто проиграл Ужасу Кемперра
Но как получается, что Ужас Кемперра даже магией выследить не удаётся? Номиноэ говорит, это от того, что он не похож на других бисклавре, но как это связано?

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Хорошо, что Карломан не совершил такого поступка! Для него самого, прежде всего.

Насколько я понимаю Карломана, как раз своим благом он бы легко пожертвовал, если бы это помогло спасти других. Но, вот, могло ли это кому-то помочь?

Жаль Керетика. Хотя, я конечно, понимаю: он не первый, а возможно, что и не последний, кто проиграл Ужасу Кемперра
Но как получается, что Ужас Кемперра даже магией выследить не удаётся? Номиноэ говорит, это от того, что он не похож на других бисклавре, но как это связано?

Если бы Карломан тогда убил Ги Верденнского, вероятно, к описываемому времени он пришел бы другим, не таким, каким мы его видим. Может, в оборотня-выродка бы и не превратился, отведав человеческой крови, зато мог бы решить, что в политике хороши любые средства. И еще неизвестно, что хуже.

Керетик, конечно, не первый из убитых Ужасом Кемперра противников. Зато, вполне вероятно, сильнейший, вплоть до самого Карломана. Да и, в любом случае, жаль, конечно.
Вероятно, Ужас Кемперра сам подсознательно применяет магию, так что не остается его следов, ни буквальных, ни астральных. А может быть, ему покровительствуют некие потусторонние сущности, например, Анку, бог смерти? Но это уже мои внезапные домыслы, не знаю, подтвердятся ли...

Три встречи (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.

На следующий день после торжественного приема в честь приезда таниста Карломана, обитатели королевского замка в Чаор-на-Ри готовы были приняться за важные дела. Хотя многие из них накануне легли спать поздно, утром они уже были на ногах и выглядели исполненными сил.

Они собрались в Малом Зале Советов. Том самом, где хранился нос корабля Эохайда Техтмара и другие реликвии "детей богини Дану". Здесь некогда Дагоберт Лис застал еще юного Карломана, подслушивающего под дверью вместе со своей сестрой и Варохом. Как же давно это было!

Сейчас королева Гвиневера Армориканская сидела во главе стола вместе со своим супругом, Теодебертом Миротворцем. Рядом с королевой находился ее брат Морветен. Карломан, ее сын и наследник, расположился напротив матери. По левую руку от таниста сидели Варох и Номиноэ, а по правую - Дагоберт Старый Лис.

Карломан приготовился, наконец, сообщить, по какой причине он столь неожиданно приехал в Чаор-на-Ри. Впрочем, мудрые правители Арморики и сами догадывались о том.

- Как вы уже знаете, ибо мой дядя и тесть, коннетабль Арвернии, конечно, поведал вам, - при этих словах Дагоберт кивнул, подтверждая, а Карломан продолжал: - Нам угрожает большая война! Союз воинственных королевств, Тюрингии и Междугорья, стремится поглотить все окрестные государства. У нас с ними идет борьба на опережение! Если мы сможем убедить разобщенных соседей соединить силы против общего врага, у нас есть надежда остановить завоевателей. Иначе союз двух могучих королевств поглотит все сопредельные страны по очереди. Но, чтобы они создали свой союз, с которым Междугорью и Тюрингии придется считаться, следует забыть старые и новые обиды и вражду, хотя бы на время! Я уже много сделал для этой цели, несколько месяцев переписываюсь с чужеземными государями и именитыми вельможами. Однако для самых важных переговоров необходимо личное присутствие. Сам я не могу надолго покинуть Дурокортер, а тем более - уехать в другую страну, чтобы налаживать отношения и выяснять, в самом ли деле Торисмунд Нибелунгский готов протянуть руку Междугорью и Тюрингии, вопреки интересам своей внучки, королевы Кримхильды... - Карломан сделал паузу, внимательно глядя на своих родителей и наставника. Те быстро уловили, к чему он клонит.

Встретившись взглядом с Теодебертом, Карломан обратился уже прямо к нему:

- Мой названый отец! Тебя я чту наравне с моим покойным родным отцом (да веселится он в Вальхалле), и со своим дядей и тестем, - он кивнул Дагоберту, затем снова обратился к отчиму: - Ты - самый искусный дипломат Арвернии и мудрый государственный муж, на тебя я полагаюсь, как на самого себя. Именно поэтому я хочу, чтобы ты отправился в важную дипломатическую поездку к нашим соседям и предполагаемым будущим союзникам... Разумеется, в сопровождении моей прекрасной матушки! - добавил Карломан, подмигнув ярким глазом королеве Гвиневере.

Она - моложавая, такая же зеленоглазая, как ее сын, чуть заметно улыбнулась ему. А Теодеберт тихонько вздохнул, выслушав речь своего пасынка.

- Я польщен твоей похвалой, Карломан! Поверь, я все понимаю, ибо мне не меньше, чем тебе, дорого благо Арвернии! Что до меня - я готов ехать хоть сегодня... Однако ты знаешь, что мой почтенный отец боится отпускать меня куда бы то ни было! Нам надо придумать, каким образом преодолеть его упорство.

Тут вмешался Дагоберт, памятуя о недавней неудачной игре в фидхелл с Сигибертом Древним.

- Мой почтенный дядя бывает неистово упрям, как только заходит речь о возможном отъезде Теодеберта! Как бывший коннетабль, он правильно оценивает восточную угрозу и отдает себе отчет в текущем положении вещей. Однако принц Сигиберт не может пересилить себя, чтобы отпустить Теодеберта, а тем более - благословить его на долгую поездку. Даже мне не удалось перехитрить дядю, ибо Сигиберт Древний по-прежнему сохраняет свою проницательность!

Нынешний коннетабль помолчал, пристально глядя на Карломана. Зная, что тот не любит принуждать своих близких, Дагоберт все же счел, что на сей раз не будет другого выхода.

- Я думаю, что Сигиберт Древний подчинится приказу Почти Короля!

Номиноэ укоризненно взглянул на говорившего, и промолчал с мрачным видом.

Теодеберт же вздохнул и подтвердил, с явной неохотой:

- Да, приказу Почти Короля мой отец уступит, но невольно, скрепя сердце. Мне во время поездки будет тревожно, как мой отъезд не укоротил отцу жизнь. А он станет изводиться, страшась за меня.

- Лучше бы решить все по-доброму, тогда и боги поддержат нас, - высказался Номиноэ.

Тогда Вароху пришла в голову мысль, как все уладить.

- Если и тебе, Карломан, не удастся убедить почтенного принца Сигиберта, тогда вместо Теодеберта могу поехать в Нибелунгию я.

Морветен тут же возразил ему.

- Лучше все же послать к нибелунгам и прочим народам, которые следует посетить, посла, что ближе им по воспитанию, верит в тех же богов, и лучше сможет их понять.

Карломан кивнул, размышляя про себя. Он подумал, что поехать с дипломатической миссией мог бы и его первенец Ангерран, что воспитан по обычаям знатных арвернов, блестяще образован и умеет ладить с людьми...

Королева Гвиневера, словно услышав мысли сына, поинтересовалась:

- Может быть, вместе с Варохом пошлешь Ангеррана, чтобы приобретал опыт?

Мысленно восхитившись проницательностью матери, Карломан отвечал:

- Сразу без двух сенешалей мне не обойтись. И заменить их некем: лишь Ангеррану и Вароху я доверяю, как самому себе. Так что, если я не сумею преодолеть упорства названого деда, поедет либо Ангерран, либо Варох.

- А, если Теодеберт все же уедет, и королева Гвиневера будет сопровождать его, - заметил Дагоберт, - придется следить еще пристальнее, чтобы Арморика не восстала. Кто заменит "детям богини Дану" их королеву?!

- По закону, наместник Арморики - принц Сигиберт, - напомнил Номиноэ. - Надеюсь, что Риваллон и Морветен помогут ему!

Морветен кивнул, обещая помогать. Однако у Карломана тоже возникли сомнения.

- Вы, конечно, поможете! Но Сигиберт все-таки арверн. Не всем "детям богини Дану" его наместничество будет по душе. А это опасно в условиях, когда открыто проповедуют мятеж!

Однако советники армориканской королевы, как видно, были настроены на лучшее.

- Ты прав! - согласился Морветен. - Во всем виноват Кинврайт, Верховный Друид, что ныне занимается политикой, вместо того, чтобы исполнять роль посредника между богами и людьми, как подобает. Но мы следим за ним, и не допустим восстания. Ты можешь быть спокоен за Арморику, Карломан!

Граф Кенабумский вздохнул. Он мог полагаться на своих родичей по матери, и знал это. Но ему было тревожно, что придется покинуть Арморику после того, что довелось увидеть и услышать. Его томило неясное предчувствие...

***

А в это время Магнахар Сломи Копье попытался, как и обещал, убедить своего деда, Сигиберта Древнего.

Когда он пришел, Сигиберт играл в фидхелл со своим другом и лучшим партнером по игре, Риваллоном Сто Воронов. Рядом с престарелым принцем, сидевшим в кресле, стоял его младший сын Хлодомер Одноглазый, а за спиной - камердинер Арман.

Занятый игрой с другом, Сигиберт увидел, как в его покои вошел Магнахар, и ласково улыбнулся, приветствуя внука. Затем смешал свои фигуры и извинился перед Риваллоном:

- Прости меня, друг: я хочу сыграть партию с внуком.

Риваллон подвинулся вместе со своим креслом в сторону.

- Удачи тебе!

Магнахар подвинул одно из свободных кресел, стоявших у стены, и сел напротив деда.

- Почту за честь, дедушка!

- Предлагаю тебе сыграть в фидхелл, Магнахар! - азартно предложил старец, заново расставляя фигуры. - Военачальник обязан знать не только ту тактику и стратегию, какой придерживается обыкновенно!

Магнахар и вправду был лучше знаком с арвернскими обычаями и их же играми, но не стал возражать деду. Тем более, что ему предоставлялся повод попытаться убедить упрямого старца.

Не зная того, Магнахар играл так же искусно, как и Дагоберт Лис, и, как и он, попытался во время игры убедить своего деда.

- Арвернским военачальникам, к сожалению, вскоре, видимо, придется сражаться не только на игральной доске, - вздохнул Магнахар. - Вскоре от нас потребуется отдать ради победы все силы, сделать все возможное, лишь бы одолеть Междугорье и Тюрингию!

Сигиберт с тоской поглядел в глаза внуку, и с трудом заставил себя сосредоточить взгляд на доске.

- Я знаю, чего ты хочешь, внук! - проговорил он столь же проницательно, как и прежде. - Ты тоже пришел убеждать меня отпустить твоего отца в длительную поездку! Но я не могу этого сделать! Простите меня - но, пока я жив, Теодеберт никуда не поедет. Похороните меня прежде, если я вам мешаю! Так и передай Карломану!

Упомянув своего названого внука, старец задумался: почему же сам Карломан за время, что пробыл в Чаор-на-Ри, не делал никаких попыток убедить его? Это насторожило старца. И все-таки, глядя в глаза Магнахару, он никак не мог переступить через себя.

Магнахар с глубоким сочувствием погладил руку деда.

- Мы с почтением относимся к твоему желанию, дедушка! А сейчас давай играть!

Сигиберт Древний с большим трудом оторвал взгляд от глаз Магнахара, таких ясных, светло-голубых, как вода в роднике...

Один раз маршал востока обыграл деда, второй - проиграл, однако он не смог убедить его отпустить Теодеберта в заграничную поездку. Сигиберт оставался непреклонен.

Наконец, старец махнул внуку рукой:

- Ступай, Магнахар! Мы с тобой еще побеседуем и поиграем. Но только не говори мне о том, чтобы отнять у меня сына! На это я никогда не соглашусь.

Магнахар вышел, поклонившись деду, и снова уловил его исполненный тоски взгляд.

Он отправился к Карломану, и поведал ему все о разговоре с дедом. Упомянул и о том, как тот глядел на него.

Карломан внимательно выслушал, сопоставляя факты, и вдруг сам пристально взглянул в глаза Магнахару.

- У тебя глаза твоей бабушки, Дарерки! - воскликнул он. - И твой дедушка Сигиберт видел в тебе ее. Вот почему он глядит с тоской и болью. И... Я, кажется, понимаю, чего боится мой названый дед. И, если так, думаю, у меня получится убедить его отпустить твоего отца Теодеберта!

Магнахар с надеждой поглядел на своего названого брата. Он знал, конечно, как тяжело переживал дед смерть своей жены, и надеялся, что Карломан сможет ему помочь.

- Удачи тебе, брат! - пожелал он.

Но майордом Арвернии не направился немедленно к Сигиберту, как ожидал маршал востока.

- Нет, я подожду более удачного момента для разговора с дедушкой! - пообещал он. - Спешить следует медленно!

Последующие несколько дней Карломан вел себя как ни в чем не бывало, как будто и не приехал в Чаор-на-Ри ради важного дела. Он развлекался, побывал во всех своих любимых местах, принимал у себя вельмож Арморики, и беседовал со своими близкими, как ни в чем не бывало. Словом, вел себя так, словно приехал совсем не затем, чтобы поручить своим родителям дело государственной важности. И, навещая Сигиберта Древнего, он охотно беседовал с ним о самых разных вещах, играл со старцем в фидхелл, но не делал ему никаких намеков, проявлял одни лишь родственные чувства и называл его дедушкой.

Лишь по прошествии нескольких дней Карломан решил, что его час настал, и собрался поговорить с Сигибертом...

[katarsis]

Интересно как он его убеждать будет. А не торопиться, конечно, решение хорошее. Сигиберт уже заранее воинственно настроен, надо, чтоб он расслабился.

Последующие несколько лет Карломан вел себя как ни в чем не бывало, как будто и не приехал в Чаор-на-Ри ради важного дела.

Предполагаю, что здесь опечатка?

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!
Как именно Карломан убеждал Сигиберта, у нас уже было написано флэшбеком в одной из предыдущих глав. Но теперь постараемся все написать подробнее!
Да, разумеется, там говорилось "несколько дней". Опечатка, и, к сожалению, не единственная. А я только сейчас смогла их исправить.

[Артанис]

Три встречи (ОКОНЧАНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.


Готовясь к решающему разговору с Сигибертом, Карломан решил прежде посоветоваться со своей матерью о том, что происходило здесь, в его отсутствие, несколько лет назад.

Мать с сыном прогуливались по священной роще возле замка, там, где рос королевский дуб. Они беседовали обо всем, что было для них важно, как будто стремились обсудить все на свете, на целую жизнь вперед.

— Передай мои наилучшие пожелания Альпаиде и сыновьям! — пожелала королева Гвиневера. — Если уж вы редко бываете у нас, то я надеюсь по возвращении из поездки вместе с Теодебертом навестить вас в Дурокортере.

Карломан склонил голову, чувствуя себя немного виноватым в том, что не может уделять матушке достаточно много внимания.

— Я надеюсь, мы все доживем до того времени, когда сможем все вместе приехать к тебе, просто так, чтобы порадоваться друг другу, побыть вместе одной семьей, как подобает! Но для этого необходимо, чтобы в Арвернии был покой, и здесь тоже!

Гвиневера ласково взяла сына за руку.

— Я все понимаю, Карломан! Ты не по своей воле навещаешь меня слишком редко. И я ни в чем тебя не виню! Напротив — горжусь тобой, мой сильный и мудрый сын, как только может гордиться мать. Ведь мало у какой матери было столько поводов для гордости, как доставляет мне мой сын и внуки!

Карломан поцеловал руки матери.

— Что бы я делал без тебя, лучшая из матерей, без твоей мудрости и глубокого понимания! Тем более, что и сегодня мне необходим твой совет!

— С удовольствием помогу тебе, если только я знаю, о чем идет речь! — заверила королева, прогуливаясь вместе с сыном по еще не одетой в зелень весенней роще.

Повернув к ней голову, Карломан попросил мать:

— Расскажи мне, как умерла твоя тетушка Дарерка, и как дедушка Сигиберт переживал ее смерть.

Гвиневера тяжело вздохнула. Всегда бывает жаль живым вспоминать ушедших на светлый Авалон!

— Ее смерть застигла нас всех неожиданно! Никто даже не подозревал, что она больна, а сама она никому не жаловалась. Кроме того, тот год выдался тяжелейшим для всех. Ты помнишь сам: война, бремя налогов, оспа, беглецы из Окситании, которых приходилось устраивать в лагеря для проверки, чтобы они не переносили болезнь… Я была тогда так занята, что уже не осталось сил замечать знаки и предзнаменования. Впрочем, знамение о том, что с кем-то из близких случится несчастье, все-таки коснулось меня. Но я подумала, что оно говорило о Хлодомере. Ты помнишь, что как раз незадолго до того он был тяжело ранен, потерял глаз, но остался жив… Вот почему никто не ждал смерти Дарерки!

— Расскажи мне, как она скончалась, — Карломан спрашивал не из праздного любопытства: ему обязательно нужно было узнать о тех событиях, чтобы найти правильный подход к Сигиберту Древнему.

— Как я уже сказала, Дарерка никому не жаловалась на нездоровье, — повторила Гвиневера. — Уже потом мы вспомнили, что в свой последний вечер она была особенно ласкова со всеми, особенно с супругом и старшим сыном. Они с Сигибертом ужинали вместе с Теодебертом и со мной, и она расспрашивала нас о делах в стране и пожелала нам всего лучшего. После ужина Дарерка захотела погулять в саду. Она так просила, что Сигиберт уступил ее желанию и отложил свою ежевечернюю партию в фидхелл с моим отцом. Хотя у него в тот год особенно сильно болела нога, он взял свою трость и вышел вместе с тетушкой прогуляться по саду. Они гуляли и задушевно беседовали. Затем Дарерка наблюдала, сидя рядом с Сигибертом в его покоях, как он играл в фидхелл с моим отцом. Мне показалось тогда, что она глядит на твоего деда Риваллона особенно пристально: ведь он к тому времени уже был вдовцом, похоронив и свою вторую жену, Шамару Лесную. Но и тогда никто из нас не заподозрил неладного: всем хотелось думать лишь о хорошем… Уже потом стало ясно, что она неосознанно прощалась с нами всеми…

Гвиневера глубоко вздохнула, вспоминая тот день пятилетней давности.

— А наутро Арман обнаружил Сигиберта, сидящего возле тела жены, сжимавшего ее похолодевшую руку. Он все шептал ей какие-то бессвязные слова, словно прощался с ней, как с живой, ведь им не довелось проститься напоследок. Когда же его с трудом отвели прочь от нее, в другие покои, Сигиберт был сам не свой, и, казалось, никого не узнавал и ни с кем не разговаривал в следующие несколько дней, до самых похорон. Впрочем, уединение близких покойника в обычае у «детей богини Дану», так что большинство людей сочли проявление его горя похвальным. За все время до похорон он лишь однажды промолвил, что хочет похоронить Дарерку по обычаям «детей богини Дану». Мы все очень боялись, как Сигиберт, в его возрасте, переживет такое потрясение. Но он — мужественный человек, и с трудом заставил себя смириться и жить дальше.

Карломан кивнул и заговорил о том, что его волновало в этой истории сильнее всего:

— Я заметил, что именно с тех пор мой названый дедушка Сигиберт старается не отпускать от себя надолго сыновей, Теодеберта и Хлодомера.

Его мать грустно кивнула.

— Каждый раз, когда нам нужно хотя бы ненадолго отлучиться, приходится подолгу уговаривать его, даже там, где не может быть никакой опасности. Например, два года назад, когда мы должны были ехать на свадьбу короля Хильдеберта с Кримхильдой Нибелунгской, Сигиберт вел себя так, словно уже лежал на смертном одре, и страшился умереть, не простившись с нами. Но до сих пор это выглядело всего лишь старческой причудой. Никто и подумать не мог, что его упрямство так повлияет на дела государственной важности!

Карломан поклонился матери, затем ласково обнял и поцеловал ее.

— Благодарю тебя, моя мудрая матушка! С твоей помощью я разобрался во всем. Думаю, теперь я смогу преодолеть сопротивление дедушки Сигиберта. Так что готовьтесь вместе с батюшкой Теодебертом к поездке!

Гвиневера сделала над головой сына солнечный круг — знак жизненной силы, удачи, покровительства высших сил.

***

В тот вечер за вечерней партией в фидхелл напротив престарелого наместника сел за игральную доску его старший сын, Теодеберт Миротворец. За его спиной стоял Дагоберт, а за спиной Сигиберта — Риваллон. Они оба с интересом следили за игрой, и время от времени подсказывали, один — своему кузену, второй — другу и свату.

Сигиберт принялся за игру, ожидая, что сын сейчас сам попросит отпустить его (ведь откладывать дальше было нельзя). Но Теодеберт — недаром умнейший дипломат Арвернии! — говорил за игрой о чем угодно, только не о своей предполагаемой поездке.

— Друиды обещают, что этой весной пройдет достаточно дождей, так что урожай будет хорош.

— Это радует, — кивнул Сигиберт. — Когда народ сыт и не раздавлен нуждой, он больше доволен своей жизнью и не испытывает желания что-либо менять. И у вас с Гвиневерой будет меньше хлопот… Ты играй, играй! Половина твоих фигур еще не ходила!

— Наша главная забота, отец — чтобы ты был здоров и счастлив! — заверил Теодеберт, двигая в наступление одной из черных фигур.

— Дави слева, — шепнул Дагоберт своему кузену еле слышно. — Смотри на все четыре стороны! Сейчас белые прегруппируются, и одержат победу!

Теодеберт последовал совету, но его отец заметил, поглядев на нынешнего коннетабля Арвернии.

— А подсказывать нечестно, Дагоберт! Коль сел играть, пусть играет один! Впрочем, я и так сейчас его обыграю! — добавил Сигиберт, выстраивая свои фигуры в круговую оборону.

Риваллон улыбнулся, радуясь, что успех в игре привел его старого друга в доброе расположение духа.

— Кроме меня, знающего и Сигиберта, и фидхелл столько лет, один лишь Карломан может играть с ним на равных! — проговорил он, и, увидев итог игры, обратился к престарелому наместнику: — Поздравляю с победой!

Сигиберт, улыбнулся, разгромив белыми фигурами строй фигур сына. Ему было приятно, что люди продолжают ценить его мудрость и заслуги, хотя бы ограничивающиеся ныне игрой на доске.

В этот миг вошли Гвиневера и Карломан. При виде дамы Теодеберт поднялся на ноги и поклонился своей царственной супруге. То же сделали Дагоберт и Риваллон. Лишь Сигиберт из-за больных ног и возраста остался в кресле, но и он почтительно склонил голову перед королевой Арморики. Хотя и мог, строго говоря, этого не делать, ибо Гвиневера была вассалом его родича, короля Арвернии. Но он, как и все обитатели Чаор-на-Ри, глубоко почитал свою царственную невестку. Как и ее сына Карломана, которому ласково улыбнулся, встретившись взглядом.

Они обменялись приветствиями. И Карломан, усадив мать в кресло рядом с Теодебертом, сам почтительно поклонился названому деду.

— Здравствуй, дедушка! Рад видеть тебя. Тем более что, к сожалению, через несколько дней я буду вынужден уехать обратно в Дурокортер. Государственные дела не ждут!

Повисла выжидательная тишина. Родные, знавшие основную цель приезда Карломана, ожидали теперь же серьезного разговора. Но майордом Арвернии держался так, будто пришел сюда единственно ради родственной беседы. И Сигиберт попросил его:

— Если ты не возражаешь, мне бы хотелось сыграть с тобой партию в фидхелл! — мысленно он удивлялся, почему Карломан сам не попросит его отпустить Теодеберта в путь.

Но тот улыбнулся, как ни в чем не бывало:

— Почту за честь, дедушка!

Карломан, сев в подставленное кресло напротив названого деда, расставил фигуры, как полагалось при фидхелле. Белые, с верховным королем в центре и четырьмя вождями по краям, выстроились солнечным крестом, а черные окружали их со всех сторон, ведя наступления. Карломану достались белые.

Они принялись играть, и Сигиберт сразу же почувствовал, что имеет дело с совсем иным противником, чем Дагоберт, Магнахар или Теодеберт. Да и присутствующие здесь поняли, что Карломан играет совсем по-другому. Он предугадывал ходы противника и делал свои, не подставляя собственных фигур. И, чтобы играть с ними наравне, старейшему из королевского дома приходилось собирать все силы. Что он и делал, с удовольствием отмечая, что может еще держаться против названого внука. И за этой мыслью в голове Сигиберту, как молот, стучала еще одна: неужели и сейчас Карломан не попросит у него отпустить Теодеберта? Или просто не прикажет ему, как подобает Почти Королю?

А Карломан играл, воодушевляясь сам и поздравляя двоюродного деда с каждым удачным ходом.

— Прекрасно, дедушка! Ведь это ты вместе с дедушкой Риваллоном учил меня хитросплетениям игры на доске. Как и многим другим играм, военным и политическим. И, если я чего-то достиг, то лишь потому что у меня были мудрейшие наставники на свете, — он переглянулся с Дагобертом и Теодебертом, которые согласно кивнули в ответ. — Сейчас меня радует прежде всего, что я могу и ныне продолжать учиться у тебя, дедушка Сигиберт!

Королева Гвиневера кивнула свекру, подтверждая, что каждое слово, произнесенное ее сыном — чистая правда.

Дагоберт подтвердил слова Карломана:

— Да помогут нам боги, дядя Сигиберт, не только дожить до твоих лет, но и вполне сохранить накопленную за долгую жизнь мудрость, как это удалось тебе!

И Теодеберт дипломатично сообщил отцу:

- Счастлив королевский род Арвернии, что может во всех испытаниях опереться на твою мудрость, батюшка!

Сигиберта тронули их похвалы. Ведь он знал, что его младшие родичи - сами давно большие люди, опора престола Арвернии. И, если они хвалят и благодарят его - значит, он в самом деле им нужен, и еще может приносить пользу, несмотря на свои преклонные годы. И ему захотелось быть полезным и нужным в их трудном, однако необходимом государственном деле. Однако что он мог сделать, глубокий старец, с трудом способный передвигаться? По сути дела, только одно. Престарелый наместник знал, чего именно от него ждут. Но как же трудно было пересилить величайший страх своей души, и сделать то, чего от него ждут!

А Карломан, проигрывая и кое-как спасая остатки своих фигур от неминуемого разгрома, попросил старца, подмигнув ему зеленым глазом:

- Я очень надеюсь, дедушка, что ты перед моим отъездом дашь мне мудрый совет! Коннетабля Сигиберта все еще помнят наши враги, междугорцы, и он помнит их боевую силу. Нужно, чтобы враг убедился, что Арверния и ее союзники не стали слабее, а, напротив, намного сильнее, чем во времена, когда принц Сигиберт стоял во главе войск...

Старец слабо улыбнулся в ответ искусной похвале. И тут же увидел перед собой Дарерку - ту, что покинула его, не успев проститься. И все-таки, она продолжала жить рядом с ним, в нем самом, в его памяти и душе, как и все близкие люди... Разве хотела бы Дарерка, чтобы он удерживал возле себя их старшего сына, когда его услуги необходимы родине?

И тогда Карломан сказал, взяв руки Сигиберта в свои и лукаво блеснув зелеными глазами:*

— Я обещаю тебе, дедушка (так, по привычке с детства, обращались к Сигиберту Древнему все арвернские принцы), если ты решишься отпустить моих родителей в путь, эта поездка не продлится слишком долго. Пока я, к сожалению, не могу открыть всего, но, если батюшка Теодеберт успешно выполнит свою миссию, мы в дальнейшем сможем избежать большой крови и создадим сильнейший союз со времен великого императора, моего тезки! Он принесет всем людям благоденствие и процветание, я обещаю тебе, дедушка!

Что и говорить, убеждать Карломан умел! Вскоре Сигиберт, издав тяжкий вздох, взглянул на своего сына, но уже не столь несчастным взглядом, как совсем недавно.

— Что ж… Если надо, поезжай, Теодеберт! Я не имею права удерживать тебя, если тебя ждут важные заботы… Да, да, поезжай! Простимся, на всякий случай. Случится только то, что людям сулили норны.

Услышав эти слова, Карломан улыбнулся загадочной, едва уловимой, как у его матери, улыбкой, и коснулся холодных рук старика:

— Не беспокойся, дедушка: вам еще рано прощаться навсегда! Мое чутье подсказывает, что у тебя в запасе еще есть несколько лет. Так что не бойся их отпустить.

И тогда Сигиберт совсем поверил ему. Потому что о чутье Карломана, тоже унаследованном от матери, знали все родичи, да и многие другие люди. Он не раз его проявлял, с первого взгляда отличая больного человека от здорового, даже если болезнь только пустила корни в его теле и еще не успела отразиться в облике и внешнем состоянии. При первом взгляде на любую женщину он мог узнать, беременна ли она, и кто у нее родится. Лишь самые одаренные провидцы могли соперничать с Гвиневерой Армориканской и с ее сыном.

Он тихо вздохнул, умиротворенный впервые за долгие дни.

Таким образом, Теодеберт Миротворец сумел выполнить свою дипломатическую миссию, после того как Карломан убедил его престарелого отца отпустить его с Гвиневерой в долгий путь. Что ж, их поездка оказалась удачной, и они смогли призвать под знамена Арвернии новых союзников, в том числе былого противника - Нибелунгию. Так среди сопредельных государств складывался военный и политический союз, который вскоре по праву стали называть Союзом Карломана, в честь его создателя, графа Кенабумского.

Сигиберт Древний дождался возвращения своего старшего сына и убедился, что тревожился за него напрасно.

А сам Карломан, что поручился двоюродному деду за его жизнь, спустя несколько месяцев едва не погиб от меча своего короля. Ибо он был готов пожертвовать жизнью ради чести королевства и его правителя, ради дела, которому он посвятил всего себя.

* Этот отрывок описан в качестве флэшбека во главе "Фидхелл" нашего основного произведения.

[katarsis]

Вот, значит, как это было. Сигиберт сначала сам преодолел свой страх, и уже после этого получил обещание, что они с сыном ещё успеют встретиться. Сигиберт молодец, ну, и Карломан, как всегда.

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Вот, значит, как это было. Сигиберт сначала сам преодолел свой страх, и уже после этого получил обещание, что они с сыном ещё успеют встретиться. Сигиберт молодец, ну, и Карломан, как всегда.

Да, этот рассказ тоже многое раскрыл в непосредственной предыстории нашего основного произведения.
К счастью, все сложилось наилучшим для всех образом.

Дар вейлы (НАЧАЛО)
Июнь 794 года, Шварцвальд, Берн. Кунигунда Шварцвальдская, Вультрагота Чаровница Чертополох.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.

Когда, летом 794 года от рождения Карломана Великого, шварцвальдской принцессе Кунигунде, дочери Гримоальда Медведя, сообщили, что ей предстоит стать женой принца Теодориха Нибелунгского, она сперва была растеряна. Эта рослая, сильная девушка, учившаяся владеть мечом наравне с молодыми рыцарями Шварцвальда, та, кого сравнивали то с валькириями, то с легендарными агайскими амазонками, - внезапно оказалась сбита с толку. Разглядывая присланный ей портрет жениха, старалась понять, какие мысли кроются за его высоким чистым лбом, улыбнутся ли ей наяву его губы, как на портрете, или скривятся насмешливо при виде шварцвальдской "медведицы". С лаской ли поглядит на нее нареченный жених или вовсе отвернется, как от ненужной, постылой? До чего трудно готовиться стать женой человека, которого совсем не знаешь, даже не видела ни разу в жизни!

Разумеется, Кунигунду, как и любую знатную девушку, воспитывали так, чтобы она готова была выйти замуж по сговору старших. А как постараться добиться любви в будущем браке - уж ее дело! Но, чем ближе становилось ее замужество, тем больше тревожилась принцесса: что будет, если ее предстоящая семейная жизнь не заладится?.. Тогда она останется совсем одна в чужой стране: не кинешься к батюшке с матушкой, не попросишь их о помощи!..

И отец, герцог Гримоальд, и бабушка, вдовствующая герцогиня Клотильда Арвернская, и матушка, и братья и младшие сестры убеждали семнадцатилетнюю Кунигунду, что она столь хороша собой, что королевич Теодорих сразу, с первого взгляда, влюбится в нее.

- Ведь и ему посылали твой портрет, и он сообщил, что восхищен твоей красотой, и стремится к счастливой встрече, - говорили ей.

Кунигунда лишь вздыхала в ответ.

- Он отвечает так, как должен, как велит ему придворный обычай! Может, я и молода, но не так уж наивна. Да и жить-то нам придется не с портретами, а с живыми людьми. Придется еще постараться понравиться, узнать друг друга, чтобы быть, как две половинки единого целого, что называется семьей.

В ожидании свадьбы Кунигунда приказала сшить для нее новые наряды, по последней нибелунгской моде. Проводила много времени перед зеркалом, заставляя своих фрейлин делать ей разные прически, чтобы узнать, какая ей пойдет больше. Теперь принцесса сожалела, что недостаточно думала о своей красоте. Ей казалось, что жених примет ее за переодетого мальчишку, а не за прекрасную принцессу, каковой ей подобало быть. И ничьи увещевания не могли успокоить ее тревогу. Даже когда ее мать, бабушка и опытные придворные дамы уверяли ее, что также в свое время выходили замуж по сговору, и ничего, прожили хорошую жизнь, ибо родные плохого не посоветуют, - все это не могло утешить Кунигунду. Подобно многим молодым, она чувствовала себя неким новым, единичным на свете существом, переживающим испытания, каких, думалось ей, не знал еще никто. Ей казалось, что у ее родителей, у бабушки и у всех других жизнь могла сложиться лишь так, как сложилась. И только она, принцесса Кунигунда, первой на свете оказалась на распутье между любовью и страданием; и никому, никому на свете не понять, что она ощущает сейчас.

Пожалуй, как ни странно, наиболее действенной для Кунигунды оказалась поддержка ее названой сестры Вультраготы, которая была на три года моложе нее, никакого опыта не имела, ссылаться на чужие примеры не могла, и не пыталась поучать ее.

Девочке исполнилось всего четырнадцать лет, но она уже обрела неизъяснимое очарование вейлы. Высокая для своих лет, тонкая и изящная, и вместе с тем уже женственная, Вультрагота будто не ходила по земле, а летала над ней. Ей уже глядели вслед и, краснея, объяснялись в любви пажи и оруженосцы, и не было сомнений - еще год-два, и их примеру последуют посвященные рыцари.

Вультрагота, выросшая как приемная дочь герцога Шварцвальдского, знала, что кона в действительности. Живущие в Шварцвальде вейлы учили ее пользоваться своей силой. Хотя она до сих пор точно не знала, что ей хотелось бы сделать с помощью магии, но иногда она пела в своей спальне или в саду загадочные песни на языке древних альвов или вовсе без слов, учась сплетать чары. Ей нравилось, когда по ее воле распускались цветы, и когда к ней ласкались животные, даже самые неприветливые, вроде огромного лося-вожака из герцогского зверинца. Вультрагота приручила его, и они с Кунигундой иногда катались на лосе верхом.

И вот, однажды юная вейла сопровождала названую сестру в храм Фрейи, где обычно девушки перед свадьбой оставляли венки из цветов на алтаре богини любви.

Перед статуей Фрейи, вырезанной из дерева так искусно, что она стояла перед девушками, словно живая, остановилась Кунигунда. Она повернула руки ладонями вверх, как просительница. Проговорила горячо, исполненная тревоги:

- Владычица Сердец, Хозяйка Ожерелья, Ездящая на Кошках, прошу тебя: услышь деву, что подобна сейчас птенцу, вылетающему из гнезда - или примет его небо, или крылья сломаются, и он погибнет, разбившись о землю! Так и я не знаю, чего мне ждать в замужестве с принцем Теодорихом Нибелунгским, который мне совсем незнаком. Будет ли он мне добрым мужем и смогу ли я полюбить его? Прошу тебя, всемогущая Фрейя, обрати сердце Теодориха ко мне, Кунигунде Шварцвальдской, и зажги в наших сердцах негасимый пламень взаимной любви! Соедини меня с моим женихом, чтобы мы были светом друг для друга, чтобы все радости и тревоги мы разделили вместе, чтобы у нас родились красивые и крепкие дети, чтобы жизнь наша текла полноводной рекой, и мы не могли бы никогда наскучить друг другу! Прошу тебя, великая Фрейя: пошли мне знак, что мой будущий муж будет поистине моим!

Так страстно, с такой отчаянной мольбой просила Кунигунда, возложив на алтарь венок из белых и багряных роз, что Вультрагота не удивилась бы, если бы статуя богини любви вдруг ожила, чтобы утешить ее. И юная вейла сама мысленно стала просить богиню любви, чтобы та подарила счастье ее названой сестре. Как ей хотелось, чтобы замужество Кунигунды оказалось счастливым!

И внезапно Вультрагота поняла, что следует делать. И сразу же увидела, как потемневшее от времени, покрытое лаком против гниения лицо деревянной Фрейи, освещенное теплыми огоньками свечей, стало живым и ясным. Вультрагота дождалась, когда богиня кивнула ей, и возликовала про себя.

Как только они с Кунигундой покинули храм, девочка схватила ее за руки и, приплясывая, радостно воскликнула:

- Я знаю, как тебе помочь, сестра, я знаю! Подожди несколько дней, и я сделаю тебе самый лучший оберег! Даю слово: он покорит тебе принца Теодориха, и будет оберегать вашу любовь всю жизнь! Сама Фрейя благословила меня помочь тебе!

В какой-нибудь другой семье вдохновенную речь Вультраготы, вероятно, сочли бы порожденной полудетским-полудевичьим воображением, которое плохо отличает вымысел от реальности. Но только не в семье герцога Шварцвальдского, где знали альвов достаточно хорошо, и сами роднились с ними. Вультрагота же не раз являла всем свои способности, и близкие привыкли ей доверять.

- Ой, моя милая сестричка! - Кунигунда порывисто схватила девочку за руки. - Если ты это сделаешь, то я... вместе с моей будущей семьей, всю жизнь буду благодарить тебя!

В ответ Вультрагота отступила на несколько шагов, подняла голову, скрестила руки на груди, напуская на себя загадочный вид, и молвила замогильным голосом, подражая верховной жрице:

- Великие Асы наделили меня даром, и мой долг - проявлять его на благо всем людям!

Впервые в последнее время Кунигунда смогла улыбнуться. Ее названая сестра действовала настолько артистично, что принцессе на миг даже померещилась высокая сухопарая старуха вместо смеющейся девочки. И она крепко обняла Вультраготу, так что они услышали, как бьются сердца друг друга.

- Ты - настоящая Чаровница Чертополох, как тебя прозвали! - проговорила Кунигунда. Затем погрустнела: - Мне будет не хватать тебя, когда я уеду!

- Может быть, еще увидимся когда-нибудь, - понадеялась Вультрагота, ласково сжимая руку названой сестры. - А если и нет, будем переписываться. И, в конце концов, когда ты возьмешь в руки сделанный мной оберег, ты всегда ощутишь мою любовь!

- Я надеюсь! - вздохнула Кримхильда. - А... каким он будет, этот оберег?

- Увидишь! - подмигнула ей названая сестра.

Они расстались у входа в деревянный дворец, и дочь герцога направилась в свои покои, а юная вейла - в мастерскую резчиков по дереву, пристроенную к дворцу.

Что оберег будет деревянным - Вультрагота поняла сразу. Дерево - самый живой и близкий человеку материал, оно хранит тепло солнца и тепло человеческого сердца. Кроме того, дерево больше всего любили в Шварцвальде, и многие из местных жителей умело вырезали из него самые разные предметы. Вультрагота тоже была искусна в резьбе по дереву, значит, она сможет целиком своими руками создать подарок для названой сестры. И вложить в него тепло, какого не бывает ни в холодном камне, ни в тяжелом, безжизненном металле.

Но вот что именно ей вырезать из дерева? В Шварцвальде многие, даже знатные люди, носили браслеты, цепочки, наборные пояса из разных пород дерева. Но в Нибелунгии супруге наследного принца носить такие вещи, пожалуй, неуместно. Вдобавок, все они хорошо заметны, и пойдут далеко не к любому наряду. Нужно что-то маленькое и не очень заметное, чтобы Кунигунда могла его носить всегда, незаметно для окружающих.

И тут Вультрагота сообразила: медальон! Деревянный резной медальон, который названая сестра будет носить под одеждой, и никто из посторонних не узнает о нем!

Приняв решение, юная Чаровница Чертополох направилась прямо в мастерскую. Герцогские резчики, работавшие там, поднялись на ноги, приветствуя девушку, принадлежащую к семье их господина. Однако никто из них не удивился. Прошли те времена, когда старший мастер приглядывал, чтобы девочка не поранилась, работая с ножами для резки по дереву. Теперь Вультрагота доказала всем свое умение, и у нее имелось в мастерской собственное место в углу и свой набор инструментов, хранившийся в сделанном ею же ларе.

Она стала выбирать кусок дерева, подходящий для ее работы. И ей сразу же посчастливилось найти в мастерской ветвь дуба из священной рощи. Эта ветвь отломилась и упала этим утром во время сильного ветра. Таким образом, можно было считать, что дерево отдало ее само, на пользу людям. Брать что-то у священных деревьев было запрещено, но, если они сами делятся с людьми - это совсем иное дело, такой дар шел, безусловно, на пользу людям. Лучшего материала для оберега было не найти! Кроме того, когда обломанный край ветви аккуратно выровняли, его поверхность получилась идеально круглой. И в его плотной чистой древесине, там, где она прочнее всего, Вультраготе сразу же увидели очертания будущего медальона-оберега. Именно такой формы и такого размера, как он и должен быть!

Дочь вейлы начала аккуратно срезать одним из ножей верхний слой древесины. И одновременно стала слагать заклинание, чтобы сделать медальон настоящим оберегом для своей названой сестры.

[katarsis]

Кунигунду я понимаю. Страшно, конечно, ехать в незнакомую страну, к незнакомому жениху. Но зато это, наверное, и интересно - много нового увидишь, чего так бы никогда не увидела. Главное, чтоб с женихом поладить.
На юную Вультраготу посмотреть интересно. Она вейла, но совсем не такая, как Фредегонда. Искренняя и открытая. Хотя, видимо, частично разница объясняется тем, что Фредегонду мы видим при иностранном дворе, а Вультраготу при общении с сестрой. И на погибших дурокортерских вейл она тоже не похожа. Она похожа сама на себя

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis!

Кунигунду я понимаю. Страшно, конечно, ехать в незнакомую страну, к незнакомому жениху. Но зато это, наверное, и интересно - много нового увидишь, чего так бы никогда не увидела. Главное, чтоб с женихом поладить.
На юную Вультраготу посмотреть интересно. Она вейла, но совсем не такая, как Фредегонда. Искренняя и открытая. Хотя, видимо, частично разница объясняется тем, что Фредегонду мы видим при иностранном дворе, а Вультраготу при общении с сестрой. И на погибших дурокортерских вейл она тоже не похожа. Она похожа сама на себя

Очень приятно читать Ваши комментарии, особенно поутру!
Конечно, они разные, даже в одной семье. Возможно, это связано с тем, что Вультраготу, несмотря на трагедию ее родителей, все же любили больше. И они, пока были живы, и Гримоальд со своей семьей - тоже. А Фредегонда, и Брунгильда, наверное, тоже, ведь чувствовали, что в семье сложные отношения. А может быть, дело в чем-то другом. Фредегонда по своей природе более честолюбива, в ней больше человеческого. Вероятно, ее сестра больше похожа на мать. Вультрагота, как мы узнаем, еще и занимается искусством - резьбой по дереву. Фредегонда, насколько можно понять, таких увлечений не имеет.

Дар вейлы (ОКОНЧАНИЕ)
Июнь 794 года, Шварцвальд, Берн. Кунигунда Шварцвальдская, Вультрагота Чаровница Чертополох.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.

Срезая с дерева кору и верхний слой древесины, Вультрагота напевала:

- Я убираю верх, чтобы сделать оберег для моей любимой сестрички Кунигунды! Прошу тебя, священный белый дуб, что отдал нам свою силу: подари счастье моей названой сестре, принцессе Кунигунде! Вот, я срезаю новый слой дерева, освобождая будущий медальон. Пусть Кунигунда будет счастлива всю жизнь свою! Ради Фрейи, что послала тебя нам, ветвь священного дуба: раскройся и отдай нам свою силу! Оберегай и защищай мою сестру Кунигунду!

И, пока Вультрагота напевала свое первое заклинание, она срезала одним из ножей те слои древесины, что не пригодятся ей. Затем она взяла другой нож, сперва намечая контуры будущего медальона-оберега. Она сразу же увидела, что он будет иметь форму дубового листа. К этому призывала сама суть кусочка дерева, что покоился в ее руках. Да-да: приглядевшись, Вультрагота сразу увидела, как любой мастер по дереву, в кольцах и древесных прожилках форму будущего изделия!

- Сохрани, священный дуб, всю свою силу! Оберегай, подарок Фрейи, семью Кунигунды и будущего супруга ее, принца Теодориха! Пусть соединит их любовь раз и навсегда, на всю жизнь!

Напевая так, она аккуратно срезала ножом один слой древесины за другим, повинуясь расположению колец и прожилок. Конечно, можно резать и поперек древесных слоев. Но такое изделие будет слабее. А для оберега совсем не годится неволить дерево: оно не сможет стать защитником и другом.

Скользил нож в руках Вультраготы, срезая тонкие, почти прозрачные щепки, пахнущие деревом и огнем. Юная вейла чувствовала, как дерево нагревается в ее руках. Конечно, это было естественно при такой работе, что она совершала. Но девочка знала, что здесь скрыта и иная причина: священный дуб отзывался на ее просьбу, и соглашался помочь!

И она запела вполголоса новое заклинание, глядя, как под ее руками складывается то, что она задумала:

- Во имя великой Фрейи я, наследница вейл, пробуждаю в тебе, оберег из священного дуба, силу беречь и хранить любовь! Пусть та, что его носит, обладает даром привлекать сердца, и будет счастлива в браке! Я прошу тебя: подари им детей, рожденных в любви и ласке! Прошу: подари мужу и жене, Теодориху и Кунигунде, счастье разделить вместе всю жизнь! Да не гаснет над ними факел Фрейи, отблеск вечного негасимого света!

И, пока Вультрагота напевала так, ее руки сами продолжали резать по дереву, соскабливать, стачивать лишнее, пользуясь то одним инструментом, то другим. Она вся была здесь, в создании оберега, в который вкладывала и труд свой, и мысль. Но одновременно перед ней, словно окно, открывалось видение, и она наблюдала за юношей-принцем и сказочно красивой молодой женщиной. </i>Но это не были Теодорих и Кунигунда. У юноши были черные волосы королевского рода Арвернии, а дева с кудрями цвета утренней зари, в наряде из перьев ласточки, могла быть лишь ее матерью, Морганеттой.

У девочки тоскливо сжалось сердце, когда она увидела, с какой любовью они глядят друг на друга, сидя в обнимку под каменными сводами грота. Они были - как две половинки медальона, что делала сейчас их дочь. Лишь вместе они чувствовали себя живыми, целыми, настоящими.

- Мы с тобой никогда не расстанемся, в этой жизни или в другой! - поклялся Хильдеберт.

- Я счастлива, что мы есть друг у друга! Мы и наша девочка, которой обещано славное будущее, - Морганетта взяла с постели из мягкого мха младенца, в котором Вультрагота с понятным изумлением узнала саму себя.

- Наша дочь с самого своего зачатия впитала в себя нашу любовь, которая будет жить в ее душе вечно, - проговорила вейла, поцеловав ребенка. - Когда она повзрослеет, то сможет, столь щедро одаренная, сама делиться с другими людьми силой любви!

И отец, и мать Вультраготы положили ладони на голову дочери, крепко сплетая пальцы. А она, глядя теперь в прошлое, на своих родителей, вдруг отчетливо поняла, что то было их последнее свидание. Когда Потерянный Принц после этого вернулся во дворец, за ним проследили и взяли под стражу по приказу его царственного отца. А отряд жестоких убийц отправился в лес и истребил всех вейл, кроме нее одной - малютки, спрятанной в запечатанном магией гроте...</i>

Видение исчезло, перед Вультраготой по-прежнему лежал только древесный брусок, которому еще предстояло придать форму дубового листа. Но она теперь знала, что действительно обладает силой наделить его чарами любви! Ее родители, которых она никогда не видела наяву, помогли ей.

- Силой вейл, что исходит от Неба и от Земли, я заклинаю: пусть этот оберег подарит принцессе Кунигунде и принцу Теодориху счастье в любви и семейной жизни, каким наслаждались мои родители! - прошептала Вультрагота, прорезая дерево ножом точно по его темным и светлым прожилкам. Теперь она действовала так, словно замышленный ею медальон всегда был скрыт в этой части дерева, и она не вырезала его, а освобождала из древесного плена, чтобы он сделался тем, чем предназначили ему быть Норны, которые определяют судьбу всех живущих - богов, альвов, людей, животных и растений.

Вультраготе потребовалась целая седьмица, чтобы сделать задуманный оберег, но она не спешила. Каждый день продолжала свою работу. К этому времени дома заметили, что воспитанница герцога не вылезает из мастерской. И однажды за завтраком сам названый отец добродушно осведомился, чем она занимается.

- Я готовлю подарок для Кунигунды, который она возьмет с собой в Нибелунгию, на память, - звонко проговорила Вультрагота, не поясняя до конца свой замысел.

Герцог Гримоальд улыбнулся, радуясь за своих детей, любящих друг друга. А сама Кунигунда опустила глаза, исполненная надежды, хоть и тревожилась за будущее.

И вот, наконец, день за днем, Вультрагота сделала медальон из священного дуба, в форме дубового листа. Придав ему нужную форму, выдолбила внутри и разделила на две половинки, так что он раскрывался, как миниатюрный ларец, и внутрь можно было положить что-нибудь маленькое. Затем она тщательно отполировала дерево до идеальной гладкости, так что его приятно было брать в руки. И, наконец, тончайшим, как кончик пера, резцом, каким искусные мастера вырезали на дереве целые картины, она прочертила древние руны, что должны были принести счастье молодой чете. Гебо - защита. Вуньо - радость. Айваз - Мировое Древо, основа всего сущего. Они обозначали удачу, жизненную силу, законный жизненный порядок, прочный, как ясень Иггдрасиль. И последней из рун Вультрагота смелой рукой прочертила руну "Эваз", похожую на взявшихся за руки мужчину и женщину, и означающую близость, гармонию двух начал.

Трудная это была работа, но Вультрагота смогла начертить руны правильно и красиво. Затем она прорезала в черенке "дубового листка" отверстие, чтобы носить медальон на цепочке. Он был сделан плоским, чтобы не выделялся под одеждой. И напоследок юная вейла покрыла медальон слоем прозрачного древесного лака, чтобы предохранял дерево от гниения на долгие годы, и при этом не затемнял его и не скрывал ни единой подробности. Получилась настоящая деревянная драгоценность - глаз не отвести! И, надев медальон на золотую цепочку, Вультрагота знала, что в нем живет большая сила!

Девушка подарила названой сестре оберег как раз в тот день, когда сообщили, что посольство Нибелунгии выехало, чтобы привезти невесту принца... Кунигунда выслушала это известие мужественно. Но, оставшись одна в своих покоях, расплакалась, уткнувшись в подушки.

Такой ее и застала Вультрагота. Села с ней рядом и одной рукой провела по роскошным косам Кунигунды, растрепавшимся сейчас в беспорядке. Другой же рукой втиснула ей в ладонь деревянный медальон.

- Вот оберег, что сделает тебя счастливой! Теперь твой жених непременно полюбит тебя и будет любить всегда! И ты повидаешь новые красивые места, познакомишься с интересными людьми, о которых даже не слышала прежде!

Кунигунда приподнялась и с любопытством поглядела на резной медальон у себя на ладони.

- Я чувствую в нем живое тепло! - удивленно воскликнула она.

- Так и есть, - улыбнулась Вультрагота, помогая названой сестре надеть оберег. - Я делала его с любовью и ради любви! Так что носи его и ничего не бойся!

Кунигунда крепко обняла названую сестрицу.

- Да хранят тебя боги, моя маленькая вейла! Какой красивый медальон! Как бы ни сложилась моя жизнь, но я верю, что лучшего подарка еще не приходилось получать!

Нося на груди оберег Вультраготы, шварцвальдская принцесса постепенно успокоилась, и уже не так боялась предстоящего замужества. Он придал ей веру в себя, и она разглядывала портрет своего жениха с надеждой, что они понравятся друг другу. И оберег порой начинал пульсировать у нее на груди, как маленькое сердце, посылая девушке волны тепла.

В тот день, когда за ней приехали послы Нибелунгии, Кунигунда сумела взять себя в руки, и встретила их на крыльце деревянного дворца, стоя рядом с отцом, матерью и старшим братом Радельгардом. В своем праздничном платье, сияя молодостью и здоровьем, Кунигунда была подобна древним королевнам из саг, которых "больше золота красило сияние светлых кос". Хотя в золоте и драгоценностях, конечно же, не было недостатка.

Глядя на нибелунгских рыцарей, что красовались перед хозяевами, показывая молодцеватый вид и наездническое искусство, шварцвальдцы старались выглядеть не хуже. Уже были отобраны те, кто будет сопровождать принцессу в Нибелунгию, и они тоже стремились показать, что шварцвальдцы достойны уважения. Раз уж Шварцвальд отдавал Нибелунгии свою принцессу, там, по крайней мере, должны были признать ее лучшей из дев, причем во всеуслышание!..

А они и признали! Как только нибелунги примчались, горяча коней, и спешились перед семьей герцога Шварцвальдского, их глава, граф Конрад, до земли склонился перед принцессой и ее родителями.

- Ваше Высочество, я вижу, что Шварцвальд отдает нам в дар бесценную жемчужину! Но Нибелунгия сумеет украсить ее достойным блеском и оправой!

Остальные нибелунги поклонились своей будущей принцессе в знак согласия. А сын графа Конрада, Дитрих, не очень высокий, но подвижный и ловкий молодой рыцарь, взглянул на Кунигунду, и вдруг, к ее удивлению, преклонил перед ней колени.

- О, прекрасная принцесса, прими восхищенные похвалы от твоего жениха, принца Теодориха! Он с нетерпением ждет твоего приезда. И теперь я буду счастлив заверить принца, что портрет его нареченной меркнет перед ее живым обликом, как луна перед солнцем!

И здесь принцесса Кунигунда показала, что она не только хороша собой, но и образована, и знает обычаи сопредельных стран. Ее не смутило открытое и прилюдное излияние чувств нибелунгских рыцарей, хотя в Шварцвальде обычно говорили о нежных чувствах более сдержанно. Кунигунда улыбнулась с видом победительницы, коей полагается всеобщее преклонение не только за ее звание, но и за красоту.

- Благодарю тебя, учтивый рыцарь, за привет от моего жениха! Я также стремлюсь как можно скорее встретиться с ним лицом к лицу.

Граф Конрад проговорил, понизив голос, так что слышали только герцог и его семья:

- Мой сын Дитрих - ближайший друг наследного принца Теодориха! Принц, сожалея, что не вправе сам приехать за своей невестой, поручил ему передать ей все, что у него на сердце с того дня, как он получил ее портрет!

Тут Кунигунда уловила смеющийся взор Вультраготы, которая, стоя сбоку, среди герцогской семьи, подмигнула ей. И принцесса успокоилась окончательно в ожидании своей судьбы. Если ближайший друг принца говорит ей комплименты, не ограничиваясь официальными приветствиями, то можно надеяться, что и сам принц встретит ее, как подобает любящему жениху!

И она обратилась к Дитриху, протянув ему руку для поцелуя:

- Если боги пошлют мне счастье, то и я стану чтить тебя, как первого из своих друзей!

С того дня и навсегда Дитрих Молоторукий признал себя рыцарем принцессы Кунигунды. Что доказал на турнире, устроенном в Берне перед отъездом, где он одержал победу, одолев здешнего рыцаря, Гундахара из Эльхфельда.

Когда же принцесса Кунигунда встретилась в Нибелунгии со своим нареченным, она убедилась, что оберег Вультраготы действует безошибочно. Они с принцем Теодорихом сразу понравились друг другу, а последующая семейная жизнь не только не охладила их чувств, но, напротив, помогла им узнать друг друга и сделала их взаимные узы еще крепче. В их браке родились двое детей - принцесса Кримхильда и принц Мундеррих.

А потом настала война с Арвернией. И принц Теодорих остался командовать одной из важнейших крепостей, а свою семью он хотел отослать прочь под охраной верного Дитриха. Но принцесса Кунигунда попрощалась с детьми и надела на шею дочери оберег, сделанный Вультраготой. Сама же она осталась с мужем и погибла с ним, сражаясь как рыцарь, вместе с гарнизоном осажденной крепости, что стоял насмерть, и был почти поголовно истреблен рассвирепевшими арвернами.

Впоследствии дочь Кунигунды, Кримхильда, и младшая дочь Вультраготы, Фредегонда, встретились на родине предков, в Арвернии, куда обеих привела судьба. Там они продолжили дружбу своих матерей.

[Menectrel]

Сборник «Скрытые Страницы»

https://ficbook.net/readfic/13472831

№ - По Хронологии

Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 20
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 21
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 22
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 18
Королевский Роман (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи) 17
Жаркий День (Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик) 23
Веление Сердец (Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард) 24
Три Встречи (Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ) 25
Дар Вейлы (Июнь 794 года. Шварцвальд, Берн. Кунигунда Шварцвальдская, Вультрагота Чаровница Чертополох, Гримоальд Медведь, Дитрих Молоторукий) 19

[katarsis]

Ещё одно окошко в прошлое героев. Тех, которые в сюжете не участвовали, только упоминались. Теперь, по крайней мере, о матери Кримхильды можно сказать немного больше, чем одно имя и происхождение. Хорошо, что её брак был счастливым. А было так благодаря амулету Вультраготы или он лишь усилил любовь, которая и так бы возникла, уже не узнаешь. Да и надо ли?