Печать

[Штырь]

Глава IX
в которой выясняется, что всё не столь уж безнадежно, а вдобавок в ней встречается Тьюн

Но теперь в старом дирижабельном ангаре они стояли втроём, подавленный Эксуайзет, растерянный разочарованный Траксетт и скрывающий своё недовольство абсолютным внешним безразличием механик О’Финли. Через редкие стеклянные проёмы в высоком потолке ангара падали полоски света, в них кружилась поднятая при перемещении ящика пыль. Эксуайзету было горько.
- Я ничего не могу сделать, - робко подтвердил он, - ведь это, сэр, по сути, не что иное, как механизм передачи движущего момента, которому не хватает нескольких узлов.
Тут О’Финли  перестал толкать ящик.
- Эта коробка… часть большого блока, который служит, мне так кажется… чтобы передавать обороты с основного вала на два, идущие к движителям… к винтам, или к колёсам… – продолжал  подавленный Эксуайзет, указывая пальцем, - … и тут ещё кое-чего не хватает. Вот тут, по-моему, должна стоять червячная передача, а вот здесь просто обязан быть стопор обратного хода, фиксируемый пружиной, ну и там, по мелочи… Простите, мистер Траксетт, простите мистер О’Финли, я не смогу починить этот  механизм без всех этих деталей, они очень существенны.
О’Финли распрямился, упёрся руками себе в бока и воззрился на Эксуайзета, отчего тот ещё более растерялся.
- А сюда, вот к этому узлу - что нужно добавить? – спросил О‘Финли, и аккуратно указал чёрным кожаным конусом предплечья в куда-то в край коробки, отчего несчастный Эксуайзет едва не вздрогнул.
- С-сюда, сэр? – Он опасливо наклонился. - Здесь должна быть тяга от рычага переключения… вот эти отверстия… они как раз и нужны для крепления этого рычага… - он робко показал на стенку коробки, - … а здесь, если мы приглядимся, мы увидим потёртость… - он показал на едва заметную дугу, в самом деле, протёртую в едва тонком ржавом налёте внутренней стенки. - Этот рычаг служит для отключения… минуточку, я ещё взгляну. Да, верно, для перевода в нейтральное положение и ещё вот…
- Идите-ка сюда, - оборвал О’Финли, и повернулся, указывая на стеллаж, - откройте, будьте добры, вот этот… - он указал культёй, - … да, второй сверху ящик. Выньте-ка что там есть. В промасленной материи и рядом – в вощёной бумаге. Ну же.
В ящике в самом деле оказались бережно сохранённые детали, кои Эксуайзет моментально вынул, осмотрел, ловко держа в руках. Движения его изменились, Эксуайзет как-то забыл бояться О’Финли, он присел к коробке, сунул в неё белобрысую голову, что-то задумчиво пробормотал себе под нос, сказал «ага», покрутил одну из деталей так и эдак, бережно поднёс её, ловким движением вставил до щелчка, столь же ловко и уверенно взял вторую.
- Минутку, я сейчас подержу вот здесь, - сказал О’Финли, нагибаясь к коробке, и что-то отводя в ней в сторону предплечьем.
- Угу, угу, - задумчиво произнёс Эксуайзет, столь же быстро и умело вставляя вторую деталь.
Он покрутил одну из шестерёнок, посыпалась оранжевая лёгкая труха, раздался скрип и вдруг сразу несколько шестерёнок пришли в движение.
- О, дьявол, - сказал О’Финли, разгибаясь, – дьявол побери меня, Траксетт, где вы откопали этого малого? Я ведь ни слова не говорил, а наш кролик сам разобрался. Всё верно, Экс.. как там… Эксуайзет?
Его рука в чёрной кожаной краге, скрывающей искалеченную культю, легла на плечо Эксуайзета.
- Извините меня, Эксуайзет, если я, кхм… возможно, был пару раз с вами резок. Я был не прав. Вы… да вы молодец!
Эксуайзет, поднявшийся на ноги, явно не верил своим ушам, которые, к слову сказать, начали слегка розоветь на кончиках, отчего сходство в кроликом, о котором столь нетактично счёл нужным упомянуть механик, вновь усилилось.
Он снова оробел.
- Всё это очень хорошо, джентльмены, - сказал Траксетт, - однако же мы ещё не все сказали нашему умелому гостю. Скажите, Эксуайзет, с какими условиями вас берут на пароход «Велиал», и устраивают ли вас эти условия?
- Нет, сэр… То- есть, берут, и да… условия… не устраивают, сэр…
- Видит бог, не стоит смущаться, эти условия никого не устраивают. Мы с мистером О’Финли собрались восстановить… видите этот дирижабль? Мистер О’Финли немало лет был механиком Флота Её Величества, устройство морских и воздушных кораблей для него – открытая книга. Мистер О’Финли уверен… - Траксетт повернулся к механику, и тот безмолвно кивнул, - … уверен, что с вашей и моей помощью он сможет в считанные дни восстановить этот курьерский дирижабль. Полёт на нём до порта Сент-Клеменс, что на острове Мадапалам, займёт не более пятнадцати-двадцати часов, а то и меньше, смотря по погоде. Мы предлагаем вам, мистер Эксуайзет, войти в нашу команду. Все вместе мы восстанавливаем дирижабль и спасаем свои жизни, при  этом наши деньги уплывают из-под носа Эмптифулла, сохраняясь в наших карманах до последнего пенни. Согласитесь ли вы помогать нам, мистер Эксуайзет, согласитесь ли вы лететь с нами? Вот на какой вопрос мы ждём сейчас вашего ответа. Решайтесь, друг мой. Решайтесь.

[Ilona]

Выглядит очень интересно, жаль, что сейчас читать некогда. Обязательно прочту.

Чтобы спрятать текст под кат, надо нажать на тэг "Читать далее".

[Красный Волк]

С возвращением, эр Штырь! Очень-очень радостно снова видеть Вас на форуме. И это Вам - огромная и самая сердечная благодарность за такие теплые слова. И - за то, что решили выложить "Повесть острова Фишбоун" в "Нашей прозе".
Уверена: для тех читателей-форумчан, кто успел полюбить Ваш мир эльфов-огоньков по "Истории старой жестянки" и "Истории лаковой шкатулки", она станет замечательным подарком. Впрочем, как и для тех, кто пока еще с этим миром не знаком . Потому что это всегда подарок - хорошая история о том, что человек должен всегда оставаться человеком. Даже когда безнадежность и беда берут его за горло. И уж тем более когда жизнь без всяких сантиментов проверяет его на прочность. Не только кнутом, но и обещанием сладкого пряника - за то, что он "всего-то" предаст тех, кто встал рядом с ним спина к спине в бою с бедой, и, заодно, самого себя... И, в придачу, это - история о том, что только надеяться и верить, когда в дверь стучится апокалипсис, для человека мало. Нужно еще и знать. И уметь. И делать. И не бояться бросить вызов собственным внутренним демонам, грызущим тебя изнутри и убеждающим: "От судьбы не уйдешь..." Так что еще раз - спасибо!        

[Eydis]

Эр Штырь, спасибо большое, что решили выкладывать свою повесть.

P.S. Как вам наша погодка?

[Tany]

Как здорово чтообе беды эр Штырь и его чудесная повесть с нами!!!
 Прочитала на одном дыхании, где же продолжение?

[Штырь]

Эксуайзет молча переводил взгляд с О’Финли на Траксетта, на висящий под крышей ангара дирижабль, обратно. Чувства его были ясны, вечная его нерешительность была сейчас благоразумна. Наконец – и мы не знаем, что сыграло главную роль, скудость ли средств, спокойная ли уверенность в своих силах обоих его собеседников, невыносимость пребывать и далее в униженном состоянии, а возможно всё это вместе – наконец робкий малый Эксуайзет принял решение.
- Я согласен, мистер Траксетт, - объявил он, и оба джентльмена по очереди торжественно пожали ему руку, скрепляя уговор. Понятно, что механик лишь протянул правое предплечье, зато Эксуайзет отважно его пожал, чего ещё четверть часа назад он и представить себе не мог.
- Что ж, вот и отлично, - сказал Траксетт, - однако мне требуется выполнить вторую часть моего обещания. Я отправляюсь, покуда есть время, искать человека, соответствующего требованиям, предъявленным нашим другом Майнцем. Будем надеяться, удача не оставит нас с вами и в этом деле. Как только вернусь, джентльмены, я в ту же минуту примусь за помощь вам.
- Нам есть, чем заняться, - спокойно заверил О’Финли, - мы разберём и очистим керосином кое-какие детали, да разберём парочку старых механизмов. Ваш костюм, - обратился он к Эксуайзету, - следует сменить на рабочий комбинезон, у меня есть пара-тройка запасных, оставшихся от прежнего моего помощника, вам будет почти впору. Они хранятся в одном из шкафчиков.
Траксетт откланялся и направился к выходу. Он уже подходил к двери, когда в неё раздался стук, потянулись идущие на роликах вдоль стен проволочные тяги, дверь раскрылась, и порог переступил давешний знакомец Траксетта, чудной Тьюн. Мы в прошлый раз не описали Тьюна, а зря, тут есть, что описать. Роста Тьюн был заметно выше обычного, очень худ, вострый нос задран, глаза сияют, румянец во всю щёку, тонкие губы улыбаются всем и каждому. На лохматом затылке шапка с чаячьими перьями, мешком висит зелёный сюртук с широкого плеча, подпоясаны матросским ремнём вытертые синие шахтёрские штаны из крепкой диагоналевой холстины, с медными заклёпками и простроченные в два ряда, на ногах сапожки коричневой кожи, некогда видавшие и плац, и паркет, и кавалерийское лихое стремя, а ныне сведшие самое тесное знакомство с гравием, щебнем, песком да глиной, отчего уже кое-где поразевались их рты. Тьюн гоголем перескочил высокий порог корабельной двери и, весело насвистывая, направился вглубь ангара. Нынче он глядел куда бодрее, чем в тот раз, когда сидел, задумчивый, над своей гуталиновой коробочкой.
- Здравствуйте, сэр, - сдержанно поприветствовал его Траксетт, когда беззаботный Тьюн поравнялся с ним.
- Солнца много! – отозвался Тьюн, улыбаясь Траксетту, - как вам камбала – молчит?
- Хм… полагаю, да, - «только глупец будет на равных разговаривать с явным душевнобольным», с досадою на себя подумал Траксетт.
- Я люблю не всякую музыку, - доверительно сказал Тьюн, прижимая руки к сердцу, - ну вот гобой, или валторна – они милы, не так ли? А я скучаю. А ведь это ещё не юго-запад!
- Совершенно точно не юго-запад, - согласился Траксетт, желая как можно скорее прекратить эту нелепую беседу.
- Проходите сюда, Тьюн, я жду вас, - произнёс О’Финли, на него в недоумении воззрились и Траксетт и Эксуайзет. - Я, как и обещал, отыскал для вас щегла. Удодов на острове нет, а как оказался здесь щегол, я и сам не представляю. - Их недоумение пуще  возросло, когда механик подошёл к одному из стеллажей и указал искалеченной рукой на стоящий с краешку матерчатый куб.
- Щегол! Джоуи! Щегол! – воскликнул Тьюн, сразу же бросившийся к стеллажу. Он махом вскарабкался на полку и сдёрнул с куба закрывавшую его ткань. Куб оказался большой квадратной клеткой, в которой и в самом деле присутствовал щегол, принявшийся в волнении скакать с жёрдочки на жёрдочку.
- Вот! – воскликнул Тьюн, с радостью оборачиваясь к Траксетту, и призывно маша ему рукой, - видали? Щегол! Я обещал Джоуи! А вы говорите… Смотрите, идите ближе! Он клюётся? О’Финли, он клюётся?
- Проверьте, - с улыбкою сказал механик.
- Клюётся! Видели? Он клюётся! Настоящий щегол! Смотрите! Он не улетит, не бойтесь! Щегол!
Чёрной кожаной крагой О’Финли похлопал радостного Тьюна по плечу и бесшумно отошёл к Траксетту.
- Не рядите и меня в блаженные, - вполголоса произнёс он, - я всё вижу и понимаю. Несчастному парню на вид двадцать лет с небольшим, он совершенно безумен, но добр и сердечен. Он заходит ко мне уже вторую неделю, поёт, свистит, болтает. Иногда соглашается поесть со мной, иногда отказывается. Чем он питается в остальное время – бог весть. Признаюсь, щегла я купил у одного из проезжающих, ждал, чтобы подарить пареньку, но в последние дни Тьюн что-то носа не казал.
- Надо думать, шатался в самых неожиданных местах, - сказал Траксетт. – Мне довелось увидать его над обрывом в том месте, где была бухта Орра. Если у вас есть на него влияние, О’Финли, постарайтесь убедить парня держаться подальше от подобных мест. А что это за Джоуи, о котором он вечно твердит?
О’Финли понимающе кивнул.
- Я точно знаю, что никакого эльфа-огонька у Тьюна нет, а ведь именно об этом все и думают, увидав его беседы с коробочкой из-под ваксы. Да только куда там, коробочка пуста. Вы говорите – «убедить»? Неплохая идея, но попробуйте сами.
- Ладно, мне пора идти. Не помешает ли вам Тьюн в работе?
- О, нет. Первое время мне казалось, он будет отвлекать. Но вы знаете, под его нелепую болтовню как-то легче работать. Он разговаривает, поёт, задаёт вопросы и сам же на них отвечает. Это светлый человек, если так можно выразиться. Ему нет дела до мелких невзгод, и, хотите - верьте, хотите – нет, но от него заражаешься чем-то таким, что самому становится легче переносить всякую чепуху. К гибели острова, - тут О’Финли сдержанно улыбнулся, - подобное, само собою не относится, так что будем работать, как решили.
- Безусловно, - кивнул Траксетт и откланялся.

[Штырь]

Глава X
в которой неожиданно выявляются скрытые таланты

Встреча с Тьюном неожиданно подняла настроение Траксетту, он вышел из ангара на божий свет, прищурился на яркое солнце, заметил, что никого нет, и широко потянулся, снял шляпу и помотал головой. Как всё же приятно жить на свете! С моря легко навевал чистый солёный ветер, небо было высоким и ясным, в такие солнечные часы казалось, что все опасения надуманы, однако Траксетт ничуть не обольщался. Удачно сложилось с ремонтом дирижабля, думал он, но вот будет ли удача в поисках помощника штурману? Неясно, и такое пятнышко затемнит любой самый солнечный день. Ладно, нечего вешать нос прежде времени.
Отправлюсь-ка я в «Репейник», думал он. Где ещё можно сыскать в такое время кого-нибудь из техников, что не успели покинуть остров? Едва помянул он «Репейник», тут же вспомнилась ему мисс Хафхоуп. Вчера вечером её не было, верно не будет и нынче. И так куда лучше, не без горечи признал Траксетт, нужны ли молодой женщине столь серьёзные испытания? Вспомнил он и её улыбку. Какой-то неизвестный ему человек когда-нибудь будет видеть эту улыбку каждый день. Он будет видеть её утром, отправляясь на работу, будет видеть её вечером, придя домой, а в выходные дни, в праздники это милое лицо будет перед ним постоянно. Будет ли он ценить такое везение? Будет ли он осознавать, что… Тут Траксетт оборвал свои мысли – к чему ворошить пустое? Надо думать о деле, напомнил он себе. Найти хоть какого-нибудь человека с нормальным зрением и мало-мальскими познаниями в искусстве расчётов, найти и уговорить… на смертельный риск. Не столь уж мудрёная задача. Простая задача, всего и делов…
Он зашёл в «Репейник», в пабе был полумрак, светло лишь в просветах от окон. И никого, лишь чья-то одинокая фигура у стойки.
- Здравствуйте, мистер Траксетт. Рада вас видеть.
Это была мисс Хафхоуп.
«Не уехала? Странно, приятно, непонятно», подумал Траксетт, стараясь держаться невозмутимо и сдержанно.
- Добрый день, мисс, – он поклонился.
- Садитесь, сэр, прошу вас.
Мисс Хафхоуп сидела на высоком стуле, подбородок на ладошках, вуаль поднята, у локтя остывает чашка с какао. Глаза её оглядывали Траксетта с головы до ног, взгляд был спокойный и лишённый какого-либо кокетства.
- Благодарю вас, – он сел напротив, не зная, как же начать разговор и о чём следует его вести. – Простите, мисс Хафхоуп, есть ли в таверне кто-либо ещё?
Мисс Хафхоуп оглянулась.
- Не вижу. И не видела с утра. Пастинсон, тот самый, что так лихо дрался вместе с вами против дикой орды, отважный Пастинсон уже исчез. И остальные с ним.
- Как – «исчез»?
- С вещами и накоплениями, как иначе? И повара, разносчики, мойщики, горничные… кто там ещё?.. точно так же. А я вот не исчезла, сижу здесь, допиваю какао и думаю… впрочем, не стоит мне  отвлекать вас, сэр, всякими пустяками. Ах! Мистер Траксетт, я едва не запамятовала. – Тут мисс Хафхоуп улыбнулась. Улыбка её была живая и искренняя, лицо сделалось таким милым и притягательным, что в то же мгновение пробежала у Траксетта по спине тысяча холодных мурашек. – Я хочу поблагодарить вас, - она протянула руку и положила на его ладонь, слегка сжав. Узкая её ладошка была тёплая, а пожатие – сердечное. – Вы истинный мужчина.
- Не стоит слов, я сделал то же, что сделал бы и любой другой. Да и мои достижения в этом… инциденте… более чем скромные: дал оплеуху, получил оплеуху, сидел на полу. Мисс Хафхоуп, я…
«С чего же начать? у меня были месяцы, чтобы повести такой разговор, но я пуще огня страшился подойти к ней, сейчас мы можем поговорить, но где-то под нами дрожит пробуждающийся вулкан. О, какой нелепый я человек -   пока не задрожит земля подо мною, не тронусь и с места. И нет времени поговорить, нужно не забывать про дело, ради которого пришёл. Ну что за разговор у нас выходит!»
- Мисс Хафхоуп, вы ведь знаете в посёлке немало людей, не так ли?
Мисс Хафхоуп пожала плечами.
- Я знаю даже вас, мистер Траксетт, хотя вы и нелюдим, - она вновь улыбнулась, смягчая обращение. - Как тут не знать остальных?
«Уж это верно, нелюдим. Эх, отчего мне не треснули по рёбрам полгода назад?»
- Хорошо знаете?
- Простите?
- Ну, что они за люди, с какими способностями…
- Способностями? – удивилась мисс Хафхоуп. - Какие могут быть способности у людей, являющихся рабами Эмптифулла?
«И ведь не возразишь».
- Ну, уж у вас-то способности есть.
- Какие, например?
- Вы поёте.
Мисс Хафхоуп махнула ладошкой.
- Перестаньте, я довольно слабая певица. Как аккомпаниатор я ещё могу кое-что, но вокал в лучшем случае средненький... Впрочем, вы ведь ведёте речь о совершенно иных способностях?
«Увы».
- Да. Я бы хотел узнать, есть ли кто-то из техников или механиков, работающих на шахте, кто мог бы…
- А, так вы ничего не знаете? – искренне удивилась мисс Хафхоуп.
- «Ничего» – что именно?
- Все ушли. Вчера все грузили свои вещи на «Велиал», доходило и до драк за лучшие места. Остров покидают и простые рабочие, и техники, и механики. Мне Пастинсон платил за вечерний выход вдвойне, я полагала, что хорошо зарабатываю, но оказалось, что всё немножко не так. Вы знаете, что шхуна «Ламия», принадлежащая Эмптифулу, уже ушла с острова, увозя несколько брусков нибелунгена? За каждый брусок, говорил инженер Стетссон, можно купить целый пароход, крошечные куски нибелунгена добавляют в сталь и из этой стали получается какая-то особая броня. Что я рассказываю, вы в подобных вещах разбираетесь куда лучше меня. Все техники уже на борту «Велиала», и странно, что вы не там.
«Странно, что не там мисс Хафхоуп». – Тут Траксетт кое-что сообразил, - «боже праведный, как она сама-то думает спасаться?»
- А зачем вам именно техники, мистер Траксетт?
- О, это просто. Мне нужен всего один человек, совершенно любой, который обладает нормальным зрением и хоть сколько-нибудь разбирается в тригонометрии, или вообще в математике.
- Как интересно, - и без того большие тёмные глаза мисс Хафхоуп стали ещё больше, - именно в тригонометрии? В жизни не могла себе представить, что кому-то может понадобиться тригонометрия. Разве острову нужны землемеры?
- Нет, безусловно.
- Определить по катету и двум синусам все данные треугольника, отыскав тем самым расстояние до какой-нибудь дальней точки… Взять дискриминант в квадратном уравнении… - мисс Хафхоуп развела руками, - мне и в голову не приходило, что такое вообще кому-то сможет понадобиться. А особенно на заброшенном посреди океана острове!
- Как вы сказали? – Траксетт едва не привстал. – Синусы? Дискриминант? Мисс Хафхоуп, вы имеете представление о таких понятиях?
- Я получила образование в пансионе, мистер Траксетт, а главное, мой покойный отец был учителем алгебры и геометрии, и мне приходилось помогать ему. Хотите верьте, хотите нет, перед отъездом в миссию я купила задачник для выпускного класса мужской школы, и от скуки уже три раза его прорешала.
«Ушам своим не верю!»
- В таком случае… - тут Траксетт представил себе на мгновение, как они с мисс Хафхоуп летят на одном дирижабле, и его окатила тёплая волна, тут же сменившаяся холодной: «ужели такое возможно?»
- В таком случае, - повторил он, разок сбившись, - быть может, именно вас, мисс Хафхоуп, я и ищу.
Тут мисс Хафхоуп посмотрела на него взглядом сразу и недоумённым, и настороженным, и, что всего более поразило Траксетта, радостным.
«Или я обманываю сам себя?»
- Поясните, пожалуйста, свою мысль, мистер Траксетт.
Он откашлялся.
- Видите ли, мисс Хафхоуп… Вам знаком механик О’Финли?
- У которого нет кистей? Но который и без рук может сделать всё вдвое лучше и ловчее, чем иные хоть бы и с восемью руками?
- Мы с мистером О’Финли начали восстанавливать дирижабль, способный довезти несколько человек на остров Мадапалам. Починка требует нескольких дней, но у нас нет сомнений в её успешности. До Мадапалама меньше двухсот миль, а его порт Сент-Клеменс, куда мы намерены держать путь, принимает заметное количество всевозможных судов, и даёт возможность попасть, считай в любую точку света.
- Боже мой…
- У нас есть штурман, вы помните, его зовут Майнц. Он слеп, лишь один глаз едва-едва видит тени. Однако Майнц заверил нас, что в состоянии научить самым азам штурманского ремесла любого человека с хорошим зрением, и хоть немного знающего математику.
Какое-то время мисс Хафхоуп просто молча смотрела на него, точно не верила услышанному.
- Боже, мой, - произнесла, наконец она, - милый мистер Траксетт, неужели всё, что вы говорите, сбудется?
«Милый? Так, Траксетт, имей в виду, тебя назвали милым вовсе не потому, что ты милый. Скажи «спасибо» дирижаблю, О’Финли и даже пузатому шуту Майнцу».
- Так вы согласны лететь с нами, мисс Хафхоуп?
- Согласна. Согласна! Когда я встречусь с Майнцем?
- Думаю, лучше всего прямо сейчас пойти к нему.
Мисс Хафхоуп поднялась. Странно, она всегда казалась Траксетту высокой, должно быть из-за особой стройности, а тут оказалось, она ему едва по плечо.
- Идёмте, сэр?
- Да, мисс.
«И пусть Майнц только попробует мне заикнуться про женщин!»
*  *  *

[Штырь]

*  *  *
Майнца они нашли в его доме на Баттерфляй-стрит. Некогда это был обычный сарай, прежним владельцем перестроенный в жилой дом, и теперь неуклонными стараниями Майнца постепенно возвращаемый в исходное состояние. Майнц был нынче трезв, скептичен, насмешлив и зол, он то рыгал, то почёсывался, что не удивительно, ведь мисс Хафхоуп не решалась выйти из-за спины Траксетта, а разглядеть её слабым взором единственного глаза штурману было не по силам.
- Привели, Траксетт? Ну, ну. Парень прячется у вас за спиной, верно, вы пугали его мною. Эй, малый, не бойся. Я ещё не съел никого из своих гостей, хотя моро-моросави своим примером доказывают нам, что и такое возможно в нашем мире. Выходи на свет, я задам тебе вопрос-другой, мы сходу поймём, что влипли, дадим тебе хорошего пинка, да и отправимся пить дальше, пока остров не взорвётся и не погубит нас всех. Траксетт уже объяснил тебе, что у нас к чему? С точки зрения моряков и воздухоплавателей я, старый Майнц, всем хорош: и диплом и опыт  штурмана у меня есть, и ругаюсь я за троих, одна беда - слепой, как мерин в шахте. А у тебя, сынок…
- Мистер Майнц, - оборвал его Траксетт, - я не прошу вас встать в присутствии мисс Хафхоуп исключительно из-за ваших больных коленей. Однако я могу попросить вас сдерживать свой язык с этой минуты и впредь.
- Э… - осёкся Майнц, в самом деле попытался слегка привстать, но не преуспел. – Мисс Хафхоуп? Весьма рад. – Красное его лицо, следует заметить, выглядело при этой радости достаточно кисло. - Простите, если слегка ругнулся при вас. На эту палубу женская ножка не ступала ещё ни разу с того момента, как прибили последнюю доску, да и до этого вряд ли она здесь порхала, оттого я не привык сдерживаться. А мистера Траксетта моя ругань не смущает, после армейской службы он только ещё лучше понимает мою мысль, если я сдабриваю её парочкой слов, непроизносимых в присутствии леди. Рад бы угостить вас кофе или чаем, да только в этой каюте напитки не совсем те. Впрочем, есть джин. Если разбавить его водой…
- Мистер Майнц, во-первых, пригласите мисс Хафхоуп сесть.
- А! Раздери меня гром небесный! Там под столом должна быть банка, выдвиньте её, Траксетт, я буду вставать дольше в шесть с половиной раз.
- Вижу. Садитесь на эту скамеечку, мисс, прошу вас. Во-вторых, мистер Майнц, мы с мисс Хафхоуп пришли по делу. Не буду ходить вокруг да около. Штурман, я привёл вам ученика. Ваша задача – выучить мисс Хафхоуп той части вашего мастерства, что поможет нам с вами взлететь с острова Фишбоун, взять правильный курс и держать его до самой посадки в порту Сент-Клеменс. Необычный пилотаж и прокладка сложных курсов не требуются. Определение курса – поддержание его – всё. Мисс Хафхоуп – наша безусловная и полноценная надежда, никаких половинок.
Какое-то время Майнц молчал, то и дело тяжело дыша.
- «Никаких половинок», - хрипло произнёс он. Его левый глаз пошевелился, он повернул голову, в солнечном свете вгляделся в сидящую на скамеечке мисс Хафхоуп и снова вздохнул.
- Никаких половинок. Другие, верно, успели удрать, я правильно понял, Траксетт?
- Да,  Майнц.
- Все, до единого?
- Знаете, я как-то не смог сейчас отправить на розыски спрятавшихся взвод пехотинцев. Тем не менее, по дороге к вам ни на одной улице мы не встретили ни души.
- И я не могу их осуждать, - качнул головой Майнц.
- Оставим их. Могу доложить вам, сэр, что мисс Хафхоуп превзошла алгебру и геометрию, и не жалуется на зрение, посему прошу вас отнестись к ней самым серьёзным образом и, не тратя времени попусту, начать её обучение. Времени у нас немного, мне необходимо спешить в ангар помогать в восстановлении дирижабля, оттого я вынужден вас оставить.
- Минуту, Траксетт, - поднял жирный палец Майнц. – Всего минуту. Пускай мисс Хафхоуп ответит мне на один вопрос. Один - это ведь не смертельно?
Траксетт вопросительно взглянул на мисс Хафхоуп, та поёжилась, но кивнула.
- Задавайте, штурман. Мисс Хафхоуп готова отвечать.
- Чему равен косинус тридцати градусов? – спросил Майнц, по бычьи наклоняя голову.
- Единице, сэр, - мисс Хафхоуп и глазом не моргнула.
- О! – Майнц поднял голову, и его выпученные бесцветные глаза уставились куда-то между Траксеттом и мисс Хафхоуп. – О! Единице! Ч-ч-чёр… э… будь я пр-р-р… словом, неожиданно. – Он снова вздохнул. – Боже праведный… Как я смогу учить, если мне не дозволено произносить считай половину моего словаря?
- Ничего, Майнц, вы справитесь, - сухо сказал Траксетт.

[Штырь]

Глава ХI
в ней дело доходит до стрельбы

Весь оставшийся день до глубокой ночи Траксетт провёл в ангаре О’Финли с самим механиком и с Эксуайзетом. Одетые в одинаковые рабочие комбинезоны, они не покладая рук занимались восстановлением старого дирижабля. Необходимо было подобрать подходящую гондолу, паровую машину и механизмы передачи и руления. Подбором занимался сам О’Финли, который за последние месяцы успел облазить свалку брошенных кораблей и дирижаблей и изучить её вдоль и поперёк, самое подходящее успел прибрать к рукам с помощью своего воздушного «подъёмного крана». Теперь эти его прежние заделы сослужили неплохую службу – выбирать было проще. Под руководством механика Траксетт с Эксуайзетом из трёх коробок передач собрали одну, и во время работы Траксетт имел отличную возможность лишний раз увидеть, как работа по душе меняет человека к лучшему. Занимаясь сложными механизмами, робкий Эксуайзет становился спокоен, он более не трепетал, ни перед кем не заискивал, никого не опасался, вообще работать с таким напарником было одно удовольствие. Ловкие руки его успевали оказаться в нужном месте в нужную минуту, тут поддержать, там подкрутить, здесь указать. Поначалу, только оглядев разложенные на брезенте детали, отмытые О’Финли и Эксуайзетом в керосине, Траксетт пришёл в полное уныние, поскольку совершенно не представлял себе, как вообще возможно всё это привести в порядок и заставить работать. Однако он прикусил язык, ни словом не обмолвившись о своих сомнениях, а вместе с товарищами, засучив рукава, принялся за дело, и работа пошла. Некоторую надежду вселяло в него спокойствие О’Финли  и Эксуайзета, те словно и не видели никакой проблемы. К вечеру удивлению Траксетта не было предела: коробка передач была собрана полностью. Каждая шестерёнка стояла на своём месте, все детали блестели там, где им должно было блестеть, матово тускнели смазкой там, где им необходимо было быть смазанными, всё проворачивалось там, где должно было проворачиваться, цеплялось там, где должно было цепляться и стопорилось там, где должно было стопориться. При этом, ни О’Финли ни Эксуайзет не высказывали ни особой радости, ни каких-либо иных чувств, точно коробка передач починилась сама собой, без их участия.
О’Финли руководил общей работой, а кроме того нет-нет да и помогал что-то к чему-то подсоединить, что-то куда-то направить, что-то куда-то вставить и, признаться, Траксетт то и дело ловил себя на мысли, что у механика с руками полный порядок, настолько уместны, отточены, правильны и полезны были ловкие движения трёх обрубков пальцев на одной руке, да конуса культи предплечья на другой.
Коробка была установлена на один из верстаков, к ней с помощью металлического вала присоединили загадочную машинку, всего более напоминавшую мясорубку, под въедливым руководством механика Траксетт с Эксуайзетом поочерёдно крутили здоровенную рукоять этой машинки, прилагая немалые усилия, а О’Финли всматривался в работу коробки, следил за шестерёнками, время от времени переключая рычаг, отчего в коробке раз за разом менялся порядок сцеплений, какие-то из шестерёнок переставали крутиться вовсе, зато в общий концерт вступали другие. При этом О’Финли  хмурился, вид у него был недовольный, и Траксетту казалось, что вот-вот что-то сломается, однако испытания внезапно закончились. Лицо О’Финли полностью прояснилось, а Эксуайзет и вовсе не унывал.
- На второй передаче чуть сбоит, - только и сказал он небрежно.
- Нет, не сбоит, - возразил О’Финли, - мне поначалу тоже так казалось, но всё в порядке. Достаточно на сегодня, джентльмены, - добавил он, протирая кожаный конус правого предплечья сухой чистой тряпицей, – предлагаю отужинать, да готовиться ко сну. Завтра нас ожидает достаточно насыщенный день, и я уже вижу, какие именно сложности нам предстоят. Ничего фатального, однако, лёгкой нашу завтрашнюю работу не назовёт никто.
И тут Траксетт спохватился. Он оглянулся на высокие оконные проёмы старого ангара, за проёмами царила кромешная тьма.
«Каков я олух! Мисс Хафхоуп сидит до полной темноты в логове старого крокодила Майнца! Как ей добраться к себе домой по крутым косогорам нашего полудикого острова? Как она будет ночевать одна в заброшенной гостинице? Нет, мистер Траксетт, вы определённо не годитесь в организаторы  мало-мальски серьёзных дел!»
- Я тоже вижу кое-какие сложности, дорогой О’Финли, - сказал он, - правда, это сложности несколько иного плана. Предстоит решение организационного вопроса, джентльмены.
Он в двух словах объяснил суть проблемы, О’Финли и Эксуайзет выслушали его, и механик кивнул.
- Вы абсолютно правы, Траксетт. В сложившейся ситуации, когда значительная часть населения, если не вся, покинула остров, нам следует держаться вместе, и мисс Хафхоуп ни в коем случае не должна быть исключением. Возможны единичные выходки кое-кого из оставшихся молодцев, наподобие недавнего происшествия в «Репейнике».
Несколько встревожился и вполне безмятежный доселе Эксуайзет.
- Мистер Траксетт! Я тут подумал… А вдруг… моро-моросави?
- Бросьте, Эксуайзет, - Траксетт отрицательно покачал головой. - При той публике, что населяет наш чудный край, для сотворения подлинных неприятностей в людоедах нет никакой нужды; наши мирные добрые люди запросто учудят такое, что никаким туземцам и не снилось. Как бы там ни было, я сию же минуту отправляюсь за мисс Хафхоуп. Не могли бы вы дать мне один из своих фонарей, О’Финли?
- Не только фонарь. Убедительно прошу вас, сэр, захватить с собою пару вещичек вон из того шкафа, - с прибитой над верстаком широкой доски с висящими на крючочках ключами механик ловко подцепил одетым в чёрную кожу обрубком пальца медный ключ с бородкой и биркой с цифрой «семнадцать», и подал Траксетту, - всё исправно, всё снаряжено и заряжено. Скорее всего, оно не понадобится, но лучше захватить. Тёмная ночь на диком острове, брошенном почти всеми его обитателями, не лучшее время и место для беспечных прогулок.
Траксетт хотел, было, возразить, однако решил, что механик абсолютно прав.
Что ж, так оно и оказалось.

[Штырь]

*  *  *
Шум во тьме – признак беды – Траксетт услышал ещё издалека, на ближней к ангару крайней улице посёлка Фэйрфлай-стрит. Он не пошёл, как собирался, вверх к переулку, а спешно перемахнул невысокий забор, на бегу срывая с плеча полученный у О’Финли армейский карабин, добежал, сминая в темноте грядки, до следующего забора, разделяющего два земельных участка, перебрался и замер, вглядываясь. На Баттерфляй-стрит мелькали огни нескольких факелов. И как раз неподалёку от дома штурмана. «Плохо дело». Он снял карабин с предохранителя, взял его наизготовку и, пригнувшись, тронулся дальше, озираясь по сторонам. У последнего дощатого забора, уже выходящего на Баттерфляй-стрит он застыл.
Вокруг дома штурмана в самом деле мелькали огни факелов и слышались громкие голоса. Теперь стал слышен пьяный гогот, ругань, удары по деревянной двери, а потом и вовсе - звон разбитого стекла.
- Эй, жирный ублюдок! Не прячься, тебя видели в окне! Выдавай нам дамочку, пока мы не спалили твою задницу со всей твоей вонючей хибарой!
- Огня, ребята! Хворост или плетень! Плевать я хотел на всё! Джуд, не стой как пень, тащи лестницу. А ты, придурок, помоги ему! Живее!
- Только суньтесь! – послышался сдавленный хриплый голос Майнца.
- Ха! Сунемся, ещё как!
- Леди, леди, выходи к нам! Можешь не тратить румяна, сойдёшь и так!
- Давай-ка по-хорошему, мисс! Мы тут джентльмены хоть куда. Вот старина Чак – чем не граф?
- Я – барон!
- Баран ты, а не барон.
- Ха-ха!
- Жги, Падди!
Так, ярдов где-то двадцать пять - тридцать. Траксетт взвёл затвор, быстро навёл карабин на ближайшего, влезшего на бочку и отдававшего команды, в отсвете факелов мушка легла на жирную ляжку. Медленно нажал на спусковой крючок, в ушах грохнул выстрел, старая приятельница – отдача – дружески саданула по плечу.
- Чёрт!
- А-а-а! Меня убили!
- Джека убили! О, дьявол, убили Джека!
- А-а-а! О-о-о!
- Жирный начал пальбу! Сжечь его вместе с домом!
Огня стало больше, факела заметались. Раненый поднял вой. Траксетт дёрнул затвор, руки работали сами – достать патрон из подсумка, вставить, довести затвором до полного щелчка, навести прицел.
Следующая цель – беснующийся крепкий бородач с факелом в одной руке и с дубинкой в другой, ближе всех подошедший к дому. Ярдов сорок, пожалуй. Огонь, Траксетт!
Второй выстрел ударил по ушам уже меньше, плечо на этот раз словно и не заметило удара, что значит – давняя привычка к длительной стрельбе. Траксетт вновь целил по ногам и вновь попал – бородача снесло, и к вою первого раненого прибавился до неприличия женский визг второго.
«Фальцет. Ну, господа, что скажете?»
У кого-то из нападавших оказался и револьвер – среди криков, визга и воя послышались один за другим три громких хлопка, вновь зазвенело стекло. «Стреляют по дому. Могут ведь и попасть в кого-либо из наших…»
Траксетт перезарядил карабин. «Что дальше?»
- Куда ты палишь, недоносок? Ты ослеп? Он за забором! Эй, говорю же, целься в ублюдка за забором! На той стороне улицы, ты, дурак!
«Так, становится всё интереснее…»
Зашипел сунутый в бочку факел, за ним второй. «А парни-то отнюдь не глупы». Света становилось меньше, крика тоже, лишь визг и стоны обоих раненых не становились ни тише, ни реже.
«По крайней мере, угроза пожара отодвигается на какое-то время».
В свете последнего затухающего факела Траксетт успел заметить как одна за другой в канаву на той стороне улицы ныряют тёмные фигуры. «Тут либо армейское прошлое, что плохо, либо просто перепугались, что лучше».
Так, или иначе, доски забора – не защита: Траксетт лёг на живот. Глаза худо-бедно привыкали к темноте, да и луна то и дело немного подсвечивала через густые наплывающие облака, кое-что видно и из-под забора – та сторона улицы, темнеющий дом, а вот и ещё огонёк, оказывается, кто-то прячет факел то ли за бочкой, то ли за ящиком.
«Как это называется? Цугцванг? Нет, как-то по другому. Вспомнил – пат. Похоже, так и будем ждать рассвета, лёжа на брюхе, и опасаясь атаки с той стороны».
Ночи в этих краях тёплые, плотный рабочий комбинезон, выданный запасливым О’Финли, да своя фланелевая рубаха не дадут замёрзнуть. Траксетт лежал, стараясь не шевелиться. Ствол карабина из-под забора неподвижно смотрит на ту сторону улицы. «Замечу первое же шевеление – стреляю, и сию же минуту быстро перемещаюсь… куда? а вон к той колоде. Залегаю за колодой, перезаряжаю, жду следующего шевеления на той стороне. Пат? Тянем время, к кому первому придёт подкрепление, тот и выиграет».
Стало куда тише. Время шло. Оба раненых стонали и покрикивали, грязно ругаясь на компаньонов, но теперь их ругань и стоны стали неким фоном, на который вряд ли кто-то обращал внимание. Оба живы, стоны не ослабевают, как оно бывает при заметной потере крови. Ни Майнц, ни мисс Хафхоуп вообще не слышны. «Хорошо ли это? Будем считать, что неплохо».
Звуки флейты, играющей до боли знакомую мелодию прорезали ночь не хуже, чем пушечный выстрел. Бодрый боевой марш, какие же там были слова? «Ну-ка, ребята, вы что там, заснули? Нам не преграда горящий костёр, кивер пробила залётная пуля, но веселее идёт гренадёр!» Звуки близятся снизу, флейта и топот вверх по Баттерфляй-стрит. На той стороне улицы кто-то не выдержал, шевельнулся, и палец Траксетта точно сам по себе нажал на спусковой крючок. Выстрел попал в такт мелодии, вой ужаса на той стороне взвился в самое небо.
- Бежим!
- Бежим!
Стрельбы с той стороны нет, Траксетт, меняя прежний план, в три секунды перезарядил карабин, навёл в сторону удирающих вверх по склону, взял чуть выше, стрельнул ещё раз для пущей острастки. Снова быстро перезарядил, поднялся, перемахнул через забор, с карабином наизготовку побежал через дорогу, высматривая канаву – нет ли в ней кого?
Сзади лилась флейта, шаги приближались, но ни голоса, ни выстрелов. Одиночка. Кто он, чёрт меня возьми? Ладно, главное, неприятель отступает.
Луна вырвалась, осветила разорённый двор. Двое раненых лежат, как лежали: здоровяк распластался на животе, но дышит, лицо поглядывает снизу вверх в непритворном страхе, второй, бородач, лежит навзничь на спине, корчась от боли прижимает к животу простреленную ногу. Больше ни раненых, ни убитых, никого. Сзади флейта.
Траксетт оглянулся.
Тьюн маршировал, сосредоточенно глядя перед собой, тонкие пальцы ловко вспархивали над отверстиями флейты. «Ну-ка, ребята, забудем усталость, к славе великой ведёт монсеньёр. Золото сплыло, но слава осталась, и веселее идёт гренадёр!» Слова-то Траксетт помнил, но вот откуда здесь взялся бедолага Тьюн? А ну, как вернутся эти?
Траксетт подошёл к первому раненому, не склоняясь, оглядел рану. Лужица крови под штаниной подсохла. Второй – тоже крови немного.
- Эй вы, оба. Будете лежать спокойно – никто вас не тронет. Дёрнетесь – получите пулю. Кто думает, что я шучу?
- Эммххх…. нет, сэр…
- Ууу! Сэр! Ооо! Нет, нет, сэр…
- Значит, мы договорились. – Он повернулся к Тьюну, который уже маршировал на месте, из-под шапки взглянул на Траксетта, узнал, подмигнул, но игру не прекратил.
- Постойте здесь, Тьюн, я только зайду в дом, хорошо?
Тут его осенило, он сделал шаг в сторону и крикнул в темноту:
- Смит! Брюс! Держать этих под прицелом, и направьте людей в погоню за остальными.
Надеясь, что блеф по крайней мере не повредит, он подошёл к дому, постучал.
- Майнц! Дружище! Это я, Траксетт! Всё чисто, мерзавцы уже убрались. Откройте!

[Штырь]

Глава XII
стрельба окончилась, но волнения остаются

Какое-то время за дверью не было слышно ни единого писка. Потом заскрипели половицы.
«Кто-то жив».
Потом послышался хриплый кашель. Ближе. Топтание за дверью.
- Траксетт?
- Да, Майнц, это я, не бойтесь.
Звякнул засов. Дверь приоткрылась, в щели стало видно настороженное лицо, Майнц вытягивал вперёд левую сторону лица, еле видящий глаз ходил вверх-вниз.
- Ей-богу вы?
- Да, да. Откройте же. Как там мисс Хафхоуп?
- Она-то? Храбрее нас с вами. – Майнц, наконец, распахнул дверь.
- Ни минуты не сомневался.
Он щёлкнул предохранителем, обогнул Майнца, прошёл в комнату, на ходу забрасывая за плечо ремень карабина. Под каблуками захрустели осколки оконных стёкол. В дальнем углу комнаты со скамеечки поднялась мисс Хафхоуп. Лицо её было бледным, глаза наполнены слезами.
Траксетт остановился, под сапогами снова хрустнуло.
- Прошу вас…
- О, мистер Траксетт!
Она отвернулась, закрыла лицо руками и кинулась прочь из комнаты.
«Боже праведный! Что делать?»
Дверь вела в крошечный чуланчик, заглянуть в него Траксетт не решился, ему было слышны сдавленные звуки, точно кто-то плачет, уткнувшись в подушку.
«Слёз твоих никто не должен видеть, жалоб твоих никто не должен слышать», - вспомнил Траксетт. – «Ну ладно, я такое переживу, а каково без слёз женщине?»
Он отошёл к окну, вгляделся во двор. Оба раненых лежали на своих местах, начав уже, как водится, переругиваться, Тьюн влез на бочку и играл, свесив ноги, что-то похожее на мазурку.
«Звучит не очень угрожающе. И - слава богу».
Прошло, верно, три-четыре минуты, за спиной его послышались тихие шаги. Он обернулся.
Мисс Хафхоуп привела себя в порядок, но её руки и ноги двигались неестественно правильно, ясно, что свой внешний порядок она поддерживала напряжением всей своей воли.
«Спину ровно, выше взгляд», - вновь вспомнил наставления Траксетт, - «эта женщина по самообладанию даст сто очков вперёд многим мужчинам».
- Прошу меня простить, мистер Траксетт. Я позволила себе несдержанность.
- Мисс Хафхоуп! В произошедшем целиком моя вина. Мне следовало предусмотреть такой вариант развития событий. Я понимаю, что подобная оплошность с моей стороны непростительна, но, тем не менее, прошу меня извинить.
За спиной послышался грузный топот.
- Это я, если кто не разглядел…
Хриплый голос Майнца заглушил слова мисс Траксетт, которая, похоже, решила повторно извиниться.
- Я прошёлся по двору, там малыш Тьюн исполняет вальсы, а два недоумка валяются на земле без дела. Это вы поджарили их окорока, Траксетт?
- Да.
- Поделом им. У меня в одном из рундуков завалялся револьвер, но я не озаботился держать его под рукой, старый никчёмный филин, так что и мне тоже поделом. Вот только мисс Хафхоуп ни за что ни про что перенесла потрясение. Но она держалась крепче, чем фигура русалки под бушпритом – не моргнула и глазом!
- Вы крайне снисходительны ко мне, мистер Майнц.
- Так, - сказал Траксетт, - прошу меня простить, но нам следует действовать. Я предлагаю следующее: сейчас мы берём все необходимые вещи, и все вместе перебираемся в ангар О’Финли. У нашего запасливого механика отличный арсенал, и там мы будем в безопасности. Не представляю, чтобы эта банда рискнула сунуть туда нос! Утром я с… с Эксуайзетом отправлюсь в гостиницу и мы заберём ваши вещи, мисс Хафхоуп. У нас нет иного выбора, всей нашей команде до самого дня отлёта придётся жить под одной крышей. Ваше уединение, мисс Хафхоуп, обеспечено: у О’Финли, насколько я знаю, несколько палаток.
Мисс Хафхоуп только молча кивнула.
- Предлагаете? – Майнц издал хрюкающий звук, несомненно, это был смех. – Вы же наш капитан, Траксетт. Вы - отдаёте приказ. Я отправляюсь собирать вещи, сэр, и прошу вас, мисс Хафхоуп, помочь мне. Лоции и карты я не забуду, а вот насчёт полотенец, наволочек и прочего я весьма плох. Да и мой пылкий взор вряд ли кто назовёт соколиным.
*   *   *

[Штырь]

*   *   *
Собирались быстро. Несчастных, валяющимся на дворе, Траксетт, ухватив под мышки, приволок к стене дома, прислонив к ней спинами, а мисс Хафхоуп перевязала их раны чистой белой тканью. «Мы ничего такого не хотели, мэм, сэр… Сердечное вам спасибо, сэр, мэм».
Траксетт вкратце опросил обоих. Всего их было семеро, вселившихся напропалую, раз уж вещи на пароходе и вот-вот в путь. В разгар пьяного праздника кто-то помянул певицу: никто не видел её на пароходе, так отчего бы не поискать на берегу? Уже стемнело, свет горел в одном-единственном доме посёлка, там были слышны голоса, вот и… «Ей-богу, чистое недоразумение, леди!» «Я так вообще шёл мимо, клянусь всеми святыми…»
- Вернутся ваши дружки, поведайте им: увижу кого вблизи – тотчас открываю огонь. На стрельбу по ногам я патроны отныне не трачу. Ясно?
- Храни вас бог, сэр, ясно!
- Мы сами-то ничего такого, простите мэм, простите, сэр!
Тьюн слез с бочки и бродил по двору, наигрывая на флейте самые разные мелодии, вновь прозвучала и гренадёрская тема.
- Боже, - подняла оживший взгляд мисс Хафхоуп, - это же марш «Ле дюк д’Эпине». А играет мальчик превосходно. Похоже, его учили музыке.
- «Мальчик» спас наши жизни, - заметил Траксетт.
Он в нескольких словах рассказал мисс Хафхоуп об успешной атаке под музыку Тьюна.
- И вы под эту музыку побежали навстречу револьверным выстрелам?
- Меня учили именно так и делать, мисс Хафхоуп. Но большую часть успеха обеспечил этот малый. Без него мы сидели бы в канавах до сей поры, и неизвестно, чем бы всё закончилось.
Мисс Хафхоуп подошла к Тьюну, тот стоял посреди двора столбом, и разглядывал флейту.
- Тьюн, малыш. Спасибо тебе!
Ладошками наклонила она его лохматую голову, встала на носочки и поцеловала в лоб.
Тьюн помотал головой, как делают дети, которым ласка приятна, но при чужих взорах они её стыдятся.
- Это же Баттерфляй-стрит? – спросил он, глядя сверху вниз на мисс Хафхоуп.
- Да, малыш.
- А где же тогда бабочки?
- По ночам они спят.
Тьюн огляделся.
- Жалко. Надо будет прийти днём. А как-то давеча на Дрэгонфлай-стрит я видел стрекозу!
- Да неужели?
 - Правда. Большущую! Она ведь там живёт?
- Наверное.
- Я так и знал! Я расскажу Джоуи.
- Всё готово, сэр, - прогудел Майнц.
У Майнца нашлась даже тачка, куда сгребли всё необходимое, и Майнц, пускай хромой и больной, не позволил Траксетту её катить. «Винтовка в ваших руках куда важнее, сэр: мало ли кто глядит на нас из темноты?»
Так они и двинулись, впереди мисс Хафхоуп, за нею послушный ей Тьюн с флейтой, затем одышливый Майнц, выбирающий дорогу для тачки по звуку шагов впереди.
«А в хвосте колонны настороженный и злой цепной пёс Траксетт, мистер Только-Сунься, не выпускающий из рук карабина».
- Этот фрегат, - просипел Майнц, задыхающийся при ходьбе, - осиливает три узла, а то и два. Маловато, что и говорить.
- Какой фрегат? – сразу не сообразил Траксетт.
- Тачка, будь она неладна.
- Как – три узла? - обернулась мисс Хафхоуп, - я сама их складывала. Четыре узла и саквояж.
- Ох… - Майнцу оставалось лишь вздохнуть.
- А! – воскликнула мисс Хафхоуп, - простите, мистер Майнц, я сразу не поняла. Вы же объясняли мне про мили и узлы!
- Фуф. Мне нужно передохнуть. Ничего удивительного, что вы малость подзабыли, с такой-то морокой! Я вообще едва не забыл кто я, и как меня звать. Отдышимся, да пойдём.
Медленно и с остановками они кое-как преодолели переулок и уже спускались по Фэйрфлай-стрит, когда встретили О’Финли. Механик шёл навстречу с коротким револьвером флотского образца в левой руке, за спиной его был закреплён длинный гибкий бамбук с фонариком на конце. Фонарик светил заметно выше и в стороне; «рыба-удильщик», называл своё изобретение механик, благодаря ему он шёл в тени и в сравнении с человеком, несущим фонарь в руках, являлся не очень удобной мишенью.
Траксетт вкратце пересказал ему произошедшее.
- Услыхав пальбу, я показал Эксуайзету как пользоваться дробовиком и револьвером, оставил его на страже, и отправился за вами, сэр.
 - Всё в порядке, О’Финли. Идём к вам, отдыхаем. А с утра – за дело.
Они успели пройти лишь пару дюжин шагов.
- Стойте!
Внезапный крик Тьюна заставил всех застыть. Траксетт и О’Финли подняли оружие наизготовку. «Чёрт дери, что там ещё стряслось?»
- Стойте! Я совсем забыл!
Тьюн хлопнул себя по лбу.
- Надо же! Я сразу хотел сказать! Забыл… Я вчера видел крота. Живого! Правда. Не верите? Настоящего! У него лапы…
- Бог с тобою, Тьюн, - сказал Майнц, опустивший рукоятки тачки, - разве можно так пугать людей?
- Живой крот! Он делал носом вот так… - Тьюн наморщил нос и попытался пошевелить кончиком. – А шкура гладкая! Лапы. Не верите? Правда, правда!
Траксетт и О’Финли переглянулись, вздохнули.
Все вновь тронулись в путь, и уже без приключений добрались до ангара.

[Штырь]

Глава XIII
в ней, несмотря на волнения и трудности, идёт подготовка к отлёту

Тревоги позднего вечера не прошли даром, и хотя и Эксуйазет, первый раз в жизни держащий оружие, и мисс Хафхоуп держались неплохо, не говоря уже о тёртых О’Финли и Майнце, всё же чувствовалась общая подавленность. Переговаривались все глухо и в вполголоса, не было видно улыбок; за стенами ангара царила ночь, наполненная невидимыми неприятелями, под ногами пока ещё твёрдая земля в любую минуту грозила дрогнуть и затрястись. «Я боюсь. Все боятся. И нет нам слов ободрения». Лишь Тьюн не вешал нос, набрал  пригоршню ненужных гаек, залез на верх высокого стеллажа и теперь метко кидал гайки в деревянную бочку, вот и развлечение, этому малому и трава не расти. По контрасту с неунывающим Тьюном вся обстановка выглядела лишь хуже. Старик Майнц, утомлённый нескучным деньком, сидел, опустив руки и повесив нос, мисс Хафхоуп сидела, обхватив себя руками, стараясь не подать виду, как чужда для неё столь непривычная обстановка, как гнетёт её неопределённость и зыбкость будущего. «Эй, Траксетт! Где твоя совесть? Кто, скажи на милость, должен ободрять тебя? Разве не ты должен вселять в этих людей, что тебе доверились, уверенность и бодрость? Тьфу, противно смотреть на вас, сэр. Какой вы старший уоррент-офицер, когда вы – тряпка…»
Траксетт влез на железный ящик и стукнул в него кованым прикладом.
- Прошу минуту внимания, леди и джентльмены, - сказал он. – Мы находимся в чрезвычайных обстоятельствах, оттого и меры наши тоже чрезвычайны. «Что ты несёшь? Какие меры? Поговори с людьми, как человек!» Не забудем, что мы – единая команда. На всякий случай, моим заместителем является уоррент-офицер О’Финли, затем штурман Майнц. Наша первая задача с мистером О’Финли – разместить всех в ангаре с наибольшим удобством и обеспечить отдых до утра. В ночной караул отряжаются трое: я, О’Финли и Эксуайзет. Затем. С утра, мы с вами, Эксуайзет, отправляемся в гостиницу за вещами мисс Хафхоуп, затем за вашими и за моими. Оставшиеся готовят завтрак. После общего завтрака безотлагательно начинаются работы по восстановлению дирижабля. Штурман! Вы с мисс Хафхоуп работаете по своему плану, места в ангаре достаточно, когда вам понадобятся занятия под открытым небом, дадите знать мне, я решу, кто будет вас охранять.
Все слушали молча, все смотрели на него, не сводя глаз.
«А теперь начинай врать, умник. Бодрись и всем покажи, как ты во всём уверен, да как ты и чёрта в ступе не боишься».
 - Самое главное – нас ждёт успех. Хочу заверить, пока мы работаем, бояться нечего, поскольку любая внешняя угроза будет нами моментально пресечена. Когда мы завершим работу… - он закашлялся и сбился, - … кхм-м,  пускай восстановление дирижабля дело непростое, но абсолютно возможное, всё необходимое для этого у нас есть. В три дня… - он взглянул на О’Финли, и механик уверенно кивнул, - всего в три дня мы полностью завершим свою работу, будьте уверены. Дирижабль будет как новенький. Затем – самое большее сутки на сам полёт. Это абсолютно точно. Штурман Майнц и его помощник мисс Хафхоуп также прекрасно справляются со своими обязанностями, справятся и дальше, я прав, мистер Майнц?
Все взглянули на штурмана, тот поднял голову, нехотя кивнул. «Сомневается? Боится? Просто устал?»
- Конечно, я прав. Хочу поблагодарить всех, леди и джентльмены, сегодняшний день был проведён нашей командой с немалой пользой. Все показали себя с самой похвальной стороны, никто не убоялся никаких напастей, все молодцы.
«Крикнуть, что ли, «ура»? Нет, как-то безвкусно». Траксетт представил себе ответное унылое вымученное «ура». Лучше уж никакого, чем эдакая пародия на бодрость.
- Спасибо, что выслушали, леди и джентльмены. Сейчас мистер О’Финли поможет мисс Хафхоуп обустроиться в отдельной палатке, а испытанный суровый боец Эксуайзет подойдёт ко мне по вопросу караульной службы, остальных прошу отдыхать.
- А Джоуи? – неожиданно крикнул с верхушки стеллажа Тьюн.
- Что? Какой ещё Джоуи? – подивился Траксетт.
- Его же нет, - ответил Тьюн, болтая ногами. – Он далеко, за тыщу миль. Ему что делать?
«Ему? Да провалиться к дьяволу, что же ещё?»
- Хм. Пускай готовится, читает устав и ждёт приказаний этот ваш Джоуи.
- Хорошо, - беззаботно отозвался Тьюн, - я так ему и скажу.
Он снова нацелился гайкой, бум-с, попал.
«Меткий парень».
- Звали, сэр?
 Траксетт спрыгнул с ящика. Эксуайзет стоял перед ним едва не навытяжку, за плечом на ремне дробовик.
- Неплохо держитесь для штатского, мистер Эксуайзет. Имеете ли вы представление о том, что такое караул, и кто такой часовой?
- М-м… Очень смутное, сэр.
- Понятно. Идёмте, я расскажу.
*  *  *

[Штырь]

*  *  *
Нам нет надобности описывать каждый из последующих дней: за единственным исключением, о котором ниже, все они были точь-в-точь капли перцовки, горькие, крепкие, похожие. Всякое утро начиналось с приведения себя в порядок, затем завтрак; кашеварил Траксетт, и делал это преотлично, он гордился своим умением готовить и, нужно заметить, гордился не напрасно, благо, на изыски высокой кухни никто не рассчитывал. Затем Майнц со своей помощницей углублялись в изучение штурманской науки, трое же мужчин, по рабочему одетые, принимались за восстановление дирижабля.
В первый день им удалось из двух паровых машин изготовить одну.
- Машина нештатная, - хмуро предупредил О’Финли, - по размерам-то она входит в моторный отсек и точно садится на станину, однако вес её едва не вполовину больше обычной, а выдаваемые лошадиные силы меньше. Что поделаешь, ничего иного у нас нет.
Хмурый О’Финли самым придирчивым образом проверил каждую мелочь. Дирижабль – покуда только шар – подогнали к машине и закрепили её стропами, добавили через впускной клапан фаэтония, шар всплыл на пару футов от земли, его на растяжках, точно строптивого быка отвели в распахнутые широкие высокие ворота, и паровой двигатель в две минуты очутился снаружи, встал на каменистой площадке. Шар отогнали в сторонку и заякорили, в котёл была залита вода, в топку накидан уголь. Через несколько минут разбросанный по колосникам уголь разгорелся, стрелки манометров начали двигаться, О’Финли хмурился, Эксуайзет пожимал плечами – ему доселе не приходилось сталкиваться с неожиданностями в работе паровых машин, отчего и происходила его определённая беззаботность в этом смысле.
Наконец пары были должным образом разведены, напряжённый О’Финли не переставал заглядывать туда и сюда, велел Эксуайзета подкинуть угля, подал энергию «на вал», отключил, снова подал, довёл температуру и давление до критических отметок, превысил их – тут Эксуайзет встревожился;  стрелки дрожали, двигатель гудел, раздавалось шипение, всё это нарастало и нарастало, О’Финли же и глазом не моргнул. Наконец он велел успевшему не на шутку встревожиться Эксуайзету сбросить пар.
- Что-то худо-бедно получилось, - проворчал он.
Траксетт знал механика не один день. Такое его поведение безошибочно показывало, что собранный ими двигатель куда как неплох,  насколько вообще может быть неплох двигатель, собранный из списанного старья.
- Теперь – гондола, - сказал механик, и через четверть часа паровая машина вернулась в ангар.
Они принялись за восстановление гондолы дирижабля. Они резали, рубили, пилили, сверлили; переносили, подтягивали, крепили; они нагревали в горне клёпки и вколачивали их в отверстия ещё раскалёнными, а затем плющили тяжёлым молотом. Они чертовски уставали, но каждый, оглядывая сделанное, чувствовал какой-то подъём в своей душе. Так они проработали этот день и следующий, и ещё один; они установили в моторный отсек паровой двигатель, соединили его с коробкой, распределяющей энергию вала; чередой валов поменьше они подсоединили на бортовых кронштейнах оба пропеллера; они взялись за систему управления, провели и закрепили проволочные и стержневые тяги к элеронам, закрылкам и хвостовому оперению.
Только один случай нарушил эту идиллию и внёс нешуточный разлад в едва начавшее спокойствие.
В предпоследний день они дружно обедали, поглядывая на преображённый дирижабль, держащийся на стропах посреди ангара, с гондолой, палубой с фальшбортом на носу и корме, с леерами по бортам, вдруг тяжкий гул донёсся до слуха, земля под ногами дрогнула, зазвенела посуда, медленно-медленно колыхнулся на стропах вытянутый зелёный шар.
«Началось», - прочёл каждый из них в глазах своих товарищей, - «боже праведный, началось».
- Спокойно, леди и джентльмены, спокойно, - услышал Траксетт свой голос. Голос этот удивил его самого, он был спокойный, уверенный, на пару тонов ниже его обычного. – То, что сейчас произошло всего-навсего отдалённый признак грядущего, отнюдь не начало землетрясения или извержения.
«Боже, как бы я хотел верить тому, что говорю», - взмолился Траксетт, чувствуя, как дрожь пробегает по его спине.
- Наш капитан дирижабля абсолютно прав, - совершенно хладнокровно заметил О’Финли, ловко удерживающий вилку обрубками пальцев левой руки, вот уж кто явно ничего не боялся, - то, что сейчас произошло, по-научному именуется «продром». Такие толчки-продромы свидетельствуют о возможном – через несколько дней, или недель – крупном землетрясении. К тому времени мы с этим зелёным малышом, - он кивнул на всё ещё тяжко колеблющийся на стропах дирижабль, - будем далеко отсюда.
«Чёрт, неужто я угадал?»
Траксетт почувствовал облегчение. Они с механиком были давно знакомы, бывали во многих переделках, и Траксетт полагал, что страх О’Финли неведом вовсе, а познания его в науках глубоки и всесторонни, и коль скоро О’Финли говорит, что ничего страшного нет, то стало быть так оно и есть.
Кабы он знал, что сейчас механик О’Финли напряжением всех сил сдерживает охватившие его дрожь и панику, что он безумно рад неведомо из каких глубин памяти выскочившему научному меткому словцу, тогда бы Траксетт напугался куда сильнее.
По счастью, он сего не знал.
Тем не менее, приготовления их неуклонно завершались. Дирижабль всё больше и больше принимал вид вполне годного к полёту воздушного корабля. Мисс Хафхуоп со штурманом упорно занимались, мисс Хафхоуп то читала вслух выдержки из книг, то решала задачи, заданные ей Майнцем, то что-то чертила на бумаге. Они выходили и на открытое небо, днём при солнце и вечером при звёздах. Майнц объяснял, мисс Хафхоуп кивала, задавала вопросы.
Тьюн обжился в ангаре, О’Финли был совершенно прав, когда говорил, что присутствие Тьюна помогает работе. Он разговаривал, пел, играл на своей флейте – где только он взял её? кто только обучил его игре? – кидал гайки в бочку, рассказывал про жуков и соек, он никому не мешал и не надоедал; надо сказать, что Траксетт иной раз замечал, что в чём-то понимает Тьюна несмотря на его нелогичность и непредсказуемость.
Вдобавок, без Тьюна было бы скучно.
Преобразился Эксуайзет, и это было заметно. Бледный, несколько похудевший, с кругами под глазами Эксуайзет трепетно слушался механика О’Финли, из кожи вон лез, стараясь помочь, и, как заметил Траксетт, даже старался подражать ему в поведении.
В эти считанные дни Эксуайзет стал так же хмурится, как О’Финли, стал так же немногословен, как О’Финли, даже приглаживать свои белобрысые вихры он стал совершенно теми же движениями, что и О’Финли, предплечьями, без кистей. Было бы преувеличением сказать, что механик и его молодой помощник сделались точно родные братья, однако же рослый, плечистый и мускулистый черноволосый О’Финли и невысокий, рыхлый белобрысый Эксуайзет в какие-то три-четыре дня стали на удивление схожи. И, воля ваша, затурканный клерк стал куда меньше робеть. 

[Штырь]

Глава XIV
наука штурмана Майнца

Штурман Майнц сидел в парусиновом кресле за столом, ощупывая руками расстеленные карты, придавленные тяжёлыми линейками и угольниками. Его слепые глаза то и дело шевелились под веками. Первое время движение этих выпученных блёклых пузырей пугало и отталкивало мисс Хафхоуп, однако за последние дни она успела привыкнуть и перестала замечать их.
- Альфа Единорога на сорока трёх градусах, а Шило-в-Заднице… прошу простить, я, само собой, хотел сказать Серпентиум, такая, как мы помним, заметная звезда, переместилась к востоку. И вот вопрос, где же мы находимся по долготе?
  Мисс Хафхоуп проверяла карты и таблицы, что-то шептала. Снова проверяла.
- Получается, на… на ста шестнадцати градусах западной долготы?
- Отчего же так робко, мисс? Всё верно.
Мисс Хафхоуп съёживалась, нервно поводила плечами под накинутой от ветра шалью. В чём тут подвох? Наука о движении по звёздам всегда выглядела невыразимо сложной, непостижимой. Однако правила, разъяснённые слепым ворчливым грубияном, неожиданно оказались понятны, логичны и доступны. Расчёты, проводимые по этим правилам, казавшиеся непосильными из-за сложных терминов и множества каких-то совершенно невероятных значков, оказались не многим более сложны, чем подсчёт петель в сложном вязанном рисунке, следовало только точно подставлять значения, аккуратно считать и методично выполнять последовательность. Но ведь не может быть, чтобы такая сложная наука давалась новичку так просто. Да ещё и женщине!
Никому, и в первую очередь самой мисс Хафхоуп не приходило даже в голову, что она, в самом деле, способностями к математике может превосходить даже многих мужчин. Все, и в том числе мисс Хафхоуп отчего-то были уверены, что женщина и математические способности не могут сочетаться. Никому не приходило в голову, что у женщины математические способности могут попросту дремать, не особо нужные в жизни, зато, став востребованными, они могут явить себя во всей своей красе.
Точно так же и со способностями к преподаванию. Никому – и в первую очередь самому штурману Майнцу – совершенно не приходило в голову, что первоклассным преподавателем не обязательно является лишь строгий требовательный педант, назубок знающий многие страницы десятка книжек и нетерпимый к малейшим заминкам или оговоркам. Кто бы мог ожидать, что грубый вредный неопрятный старикан окажется знающим, терпеливым и толковым преподавателем? Что грубоватый, но вполне добродушный человек, влюблённый в свою работу, хорошо знающий её по своей многолетней практике, может единственно ради удовольствия проговаривать у себя в голове многие положения из учебников, переводя их на вполне доступный язык, отшлифовывая до афоризмов.
Когда ученица штурмана прорешала все задачки без единой оговорки, когда некоторые из задач она самостоятельно решила разными способами, когда с помощью секстана она безошибочно вычислила точные координаты острова, тогда оба, учитель и ученица перевели дух и посмотрели друг на друга. Конечно, слепые глаза штурмана Майнца просто шевельнулись в орбитах и уставились туда, куда указывали им наделённые тончайшим слухом широченные мохнатые уши штурмана, однако мисс Хафхоуп уже привыкла к этим невидящим глазам и спокойно выдержала этот слепой взгляд.
- Теперь вы – мои глаза, мисс Хафхоуп.
- Да, сэр.
- Теперь вы – глаза нашего воздушного корабля.
- Да, сэр.
Штурман Майнц качнулся в своём парусиновом кресле.
- Скажите, мисс Хафхоуп, а какого вообще цвета ваши глаза?
Такой вопрос, не имеющий ни малейшего отношения к штурманскому делу, совершенно не удивил мисс Хафхоуп. Она уже знала, что ровным счётом ничего злонамеренного за ним не таится. Какой бы ни был грубиян, штурман Майнц был по-своему тактичен.
- Карие, сэр.
- Карие? Вон как. У меня-то были серые, что туман на болоте. А когда вы узнали, что они у вас карие?
Мисс Хафхоуп пожала плечами. 
- Не помню. Я просто всегда это знала. А что?
Штурман Майнц растянул губы в улыбке, что было, несомненно, большой редкостью.
- Не поверите, мисс, я до девятнадцати лет понятия не имел, какого цвета у меня глаза. Мне оно было без надобности, вот я и не знал. А как мне стукнуло, значит, девятнадцать, тут вдруг дед выделил деньги на фотографическую картину для всей нашей семьи. Это было в Зееланде, такое, знаете, гнилое побережье, иной раз добром и не поймёшь, где кончается прибрежная марь, а где уже начинается море. На этой картине всё наше семейство – Майнцы, и Баттке, и иные прочие фамилии, все друг другу родня – стоят строем, что твои матросы с крейсера на плацу, и у всех глаза вылуплены, смотрят в кружок, точно оттуда на них деньги посыплются. Дед хотел запечатлеть всё семейство перед смертью, и запечатлел, а вскоре, ясное дело, помер. На поминках все рассматривали эту фотографическую картину, да хвалили дальновидность деда. Уж куда дальновиднее – взять, да помереть… Но не о том речь. Моя двоюродная тётка тут возьми, и скажи мне, ах, мол, Ганси – меня, ежели по настоящему, Гансом зовут, вовсе и не Джоном, да собственно, и Джоном-то нынче особо никто не зовёт, - у тебя, говорит, Ганс, на фотографической картине глаза точно как у твоего дяди Питера, такие же серые. Ну, я глянул в зеркало уже со значением. Точно, серые. Ну, узнал, и что? У нас у всего семейства такая серая пелена в глазах. А у вас, стало быть, карие. Хм. И каково оно, с карими глазами?
- Благодарю вас, сэр, в целом неплохо.
- Неплохо, неплохо, если, конечно не считать, что мы нынче со всеми своими глазами, хоть зрячими, хоть незрячими, хоть карими, хоть пусть фиолетовыми знай, сидим себе, да ждём, когда вулкан начнёт припекать нам задни… в общем, когда вулкан покажет нам, кто тут главный.
- Надеюсь, мы успеем улететь, сэр.
- А я и не сомневаюсь, что мы взлетим, мисс. Я даже не сомневаюсь, что вы разыщете путь по звёздам куда лучше, чем иные остолопы в мореходной школе. Словом, ни взлёт, ни полёт меня нисколько не пугают. Меня заботит только посадка. Простите, ежели вас лишний раз пугаю.
- Что вы, сэр, нисколько не пугаете. Я ничуть не боюсь…
- А то я не слышу! Боитесь, ещё как. Меньше чем я, конечно, ну да я – известный трус. Все грубияны трусы, смелому нет нужды грубить. Я боюсь пуще всех, а вы, мисс, куда меньше, но всё одно, боитесь. Я, как ослеп, стал заметно лучше соображать. Раньше мог увидеть у кого какого цвета, к примеру,  те же глаза, да только что это давало? Сейчас этого не вижу, и ничуть не расстроен. Зато теперь, хоть и без глаз, а людей вижу насквозь. Что Эмптифулл честный, честный, а жулик, я знал ещё задолго до всех его фокусов. Тут и глаза не нужны. А что наш Эксуайзет по всем законам жулик, а парень честный, я тоже знал. Неужто я бы с глазами это видел?
- А мистер Траксетт?
- А что «мистер Траксетт»? Как сделаем посадку в безопасном месте, я вам всё выложу про мистера Траксетта, всё поведаю, как на духу. А покуда извините, он не кто-нибудь, а наш с вами капитан. Капитанов, мисс, не обсуждают, им подчиняются по первому свистку, только поспевай. Давайте-ка лучше разберём ещё одну задачку. Записывайте.
*   *   *