Расширенный поиск  

Новости:

Для тем, посвященных экранизации "Отблесков Этерны", создан отдельный раздел - http://forum.kamsha.ru/index.php?board=56.0

Автор Тема: Не забыть бы и не потерять  (Прочитано 22158 раз)

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #75 : 08 Окт, 2018, 13:16:23 »

Миниатюры от  фок Гюнце :)
Кошмар во дворце

После восьми дней болезни герцог Ричард Окделл впервые встал на ноги и немедленно собрался с визитом к государю. Долг верноподданного требовал во что бы то ни стало показать, что никакая болезнь не способна сломить истинного Окделла и лишить анакса самого верного и преданного слуги.
Взобравшись на Караса и выехав за ворота, Дик страдальчески поморщилcя при виде предательски выделявшегося пятна свежей краски – похоже, какой-то негодяй опять проявил остроумие – и двинулся по улицам. .Охрана следовала за ним на небольшом расстоянии, ничуть, впрочем, не мешая размышлениям господина, и Дикон порадовался выучке и дисциплине своих людей – не чета распущенным южанам Иноходца.
В это утро герцога Окделла радовало все – и Солнце, и безлюдные улицы – никто не мешал и не оскорблял глаз своим видом – и предвкушение от встречи с обожаемым государем. В конце концов, каждый может заболеть, но только истинно сильный человек не позволит себе валяться в постели дольше необходимого. Точно так же, как только истинный воин и человек Чести мог, несмотря на подступающую болезнь, так твердо держался в тот памятный вечер, когда Окделл перепил Марселя Валме и заставил того выболтать пару секретов. Особенно приятно было думать о том, что сам Марсель, пока Ричард годами сражался и проливал кровь, изрядно поднаторел в выпивке и был признанным собутыльником Ворона
- Пусть знает, на что способны мы, солдаты, - подумал Дик.
Как раз в это время он поднял глаза, обратив внимание на окружающую действительность, и немного смутился, увидев хорошо знакомый памятник Лорио-Строителю. Сегодня памятник указывал куда-то на юг, а может, на юго-восток. Похоже, нынче спасение ожидалось или от Гайифы, или от Эмиля Савиньяка…
- Переделал бы уж его во флюгер, - неожиданно для себя раздраженно подумал Окделл о государе и сам испугался крамольной мысли. Так или иначе, но настроение было изрядно подпорчено, и всю дорогу до дворца Ричард размышлял о несовершенстве мира, в котором Окделлы сражаются и проливают кровь, а прочие отсиживаются за их спинами, лакают кэналлийское, предвещают победу, завиваются и всячески предаются изнеженности нравов.
- Когда мы победим, все будет иначе, – подумал герцог, подъезжая к дворцу.
Сегодня у дворца было на удивление тихо и пустынно. Оставив своих людей во дворе, Ричард приказал проводить себя к государю и был озадачен тем, с каким удивлением посмотрел на него гимнет-теньент. Дальше – больше. В коридорах, переходах и залах по пути не было никого – один раз Дикону показалось, что кто-то впереди, заслышав шаги, шмыгнул в комнатушку, но он не был в этом верен. Герцог удивился еще больше…
Окончательно он осознал, что во дворце происходит что-то не то, оказавшись перед кабинетом Альдо. У дверей, правда, стояли, как положено двое гимнетов, но вид у них был, прямо скажем, неприличный – у левого гимнета под правым глазом красовался огромный свежий (не более одного-двух дней) синяк, а у правого, видимо, для симметрии, такой же синяк был под левым глазом.
- Его величество Вас примет – объявил гимнет-теньент и с удивительной поспешностью удалился.
Недоумевающий Дикон открыл дверь в кабинет и чуть не подскочил на месте, почувствовав в кабинете какое-то неожиданно быстрое движение – казалось, кто-то шмыгнул под стол. Окделл закрыл за собой дверь и оглянулся – пусто… Он сглотнул, озирнулся и заглянул под стол. Там сидела, согнувшись, странная фигура в сиреневом камзоле и черном, закрытом шлеме с опущенным забралом.
- Окделл, ты? – фигура облегченно вздохнула и выбралась из-под стола. По неповторимым белым штанам Дикон опознал государя…
- Ваше величество, что происходит? – пролепетал Дик.
- Что, что! – передразнил его Альдо, поднимая забрало, оказавшееся изрядно помятым. Под забралом обнаружилось изрядно украшенное синяками лицо. – Не что, а кто. Иноходец. Ходит и дерется…
- Как, дерется? – Дик окончательно растерялся.
- А вот так. На следующий день после того, как ты свалился, появился во дворце, встретил Карлиона, «Ты – подлец!», заявил и его по лицу – хрясь! Потом еще кого-то – хрясь! И еще, и еще…
- И что?..
- И ничего… - горько сказал Альдо. – Я к нему только сунулся, а он… Он… и меня хрясь… Четыре раза…
- И вы ему это спустили? – Окделл не знал, что и думать о великодушии монарха.
- Какое там... Я, признаюсь, вышел из себя и приказал его тут же вздернуть. В назидание. А он только расхохотался каким-то демоническим смехом – ничего, дескать, не получится, меня, мол, какой-то там Абсолют хранит… Что за Абсолют, кто таков, откуда взялся, и где Иноходец при него прослышал – не ведаю, только вначале пять веревок оборвались, а на шестой раз виселица развалилась, четверых зашибла… Я им, дуракам – в Багерлее, мол, его, голову отрубить и мне доставить, а без головы и обедать не сяду…
- И что?
- И ничего – еще более горько произнес анакс. – Сижу, жду… День прошел, вечер прошел… Уж полночь близится, а головы все нет… Есть, опять же хочется – с утра маковой росинки во рту не было – анакс же должен держать свое слово… Я сам в Багерлее поехал – а там эти олухи только что последний топор в Ракане извели… То топорища ломаются, то лезвие крошится… Поверишь ли, в городе с того дня ни одного топора нет – подвоз у нас, сам понимаешь…
- И что теперь? – ошалело спросил Дик.
- Так и живу… Иноходец на ночь отправляется в Багерлее, пьет там шадди с настойкой болиголова – говорит, так вкус пикантнее, на ночь выпивает отвар сонного камня для спокойного сна, а утром просыпается – и в город. И всех моих придворных по лицам бьет. А под вечер… - Альдо всхлипнул – под вечер ко мне приходит… Видишь, что со шлемом сделал! А лицо вообще все в синяках… Позавчера зуб выбил… Сижу во дворце один, никто ко мне не ходит… Смотри, ты у него тоже получишь…
- А я что… - испугался Дик… - Я ничего… Я… Я еще образумлюсь… - он поразмыслил и добавил – Наверное…
- Ты образумишься? – эта новость так удивила Альдо, что он отвлекся от своих переживаний. – Хм… А я в тебя верил… Ну, давай, давай, образумливайся… Только – очень язвительным тоном добавил анакс – пока образумишься, зубов восемь потеряешь… А то и шестнадцать.
- Да как он смел поднять руку на носителя священной крови! – возмутился Дик.
- Это я у него тоже спрашивал, - вздохнул Альдо. – Ты, говорю, понимаешь, на кого руку поднял? Мы – Сыны Богов! А он в ответ… Словом, совсем другими сынами меня и моих приближенных обозвал… А насчет Ракана, говорит, Ракана не здесь ищем… И стишок повторяет, дурацкий, дескать, где цветут каштаны, там ищи Ракана…
Тут у дверей кабинета послышались шаги.
- Он… - обреченно всхлипнул Альдо, захлопнул забрало и привычно полез под стол…

Кошмар во дворце-2 или quidquid latet

- Это ты, Дикон? – Робер посмотрел на Окделла иронически-сочувственно. – Ну что же, кто не спрятался - я не виноват. Присяги приносил, кольцом баловался, из Доры бегал, живешь, где не надо, голосуешь как попало – значит, мой пациент… А Альдо где? Под столом, как обычно? Альдо, выходи! Не надоело под столом сидеть?
Герцог Эпине принялся привычным движением засучивать рукава.
- Робер, погоди! – несмотря на всю нелепость ситуации, слова нашлись сами собой. – Так же нельзя… Мы же вместе… Носители божественной крови… Нам надо держаться друг друга… А ты что делаешь? Дерешься… Потомка богов оскорбил… Ап-Салют какой-то придумал… Что за Салют? Откуда ты его взял?
- Абсолют, Дикон, это такая штука… - серьезно ответил Робер… - Тебе не понять… И мне не понять… Обычный человек этого не поймет – может, только сьентифики разберутся… Когда-нибудь… Словом, есть он – и все. А что он такое, откуда и почему – никому знать не дано. А насчет божественной крови – это ты ошибаешься. Не знаешь ты всего, Ричард…
- Чего я не знаю? Я все знаю! Альдо Ракан – потомок создателей и по божественному праву владыка Кэртианы! – гордо выкрикнул Дик.
Робер вздохнул, как терпеливый взрослый, вынужденный объяснять очевидные вещи неискушенному ребенку.
- Не Ракан наш Альдо, оказывается. Совсем не Ракан...
- Как, не Ракан? – оторопел Дик. – Почему?
- Вот уж не знаю, почему, но совсем не Ракан.
- А кто же он?
- Придд, - лаконично ответил Робер.
- Как Придд? – оторопел Дикон. – К-к-какой Придд?
- Обыкновенный Придд. Как все. Все Придды – и он Придд. Как и мы с тобой…
- С ума сошел? – вслух предположил Дикон, но в глазах Робера не было и следа безумия.
- Нет, не сошел. Просто узнал правду. Спасибо добрым людям – помогли разобраться. Вот ты Альдо понимаешь?
- Понимаю! – гордо ответил Дик.
- А никто другой не понимает. Значит, вы оба – Придды. И я – Придд… Нас обманывали, Дикон. Или сами ошибались…
- И Ворон тоже Придд? – поинтересовался Окделл, оказавшийся Приддом.
- Ворон? – задумчиво переспросил Робер, который тоже был Приддом. Несокрушимая уверенность, присущая ему с первых минут странного разговора, впервые дала трещину. – Ну… Ворон, пожалуй, не Придд… Ты его понимаешь? Нет. И я не понимаю. Значит – не Придд… Я же говорю – все запуталось… Спасибо, свет не без добрых людей, помогли разобраться. Впрочем, мы заболтались, а у меня еще дела. Альдо, вылезай! И шлем сними – антикварная вещь все-таки…
Альдо Придд вылез из-под стола и обреченно завозился с застежками ремня…


Кошмар во дворце - III. В поисках выхода

- Это все Айрис… - злобным тоном заявил Ричард Придд, глядя на дверь, захлопнувшуюся за Робером Приддом и украдкой выплевывая на ладонь два выбитых зуба. – Кошка закатная… Пока Иноходец с ней не познакомился, он таким не был… Он был таким тихим… таким мирным… Ласковым...
Ричард тихонько всхлипнул.
- Седьмые штаны! – не слушая Дика, сокрушенно высказался о своем Альдо Придд, рассматривая бело-золотое великолепие, непоправимо испорченное кровью. – Что делать? Портные уже не хотят шить в долг… Может, начать носить фиолетовые с серебром?
- Обидно же! – убежденно заявил Дик.
- Без штанов ходить еще обиднее. И холодно! – не менее убежденно возразил анакс. - И как древние ходили? Ветер, комары, пыль…
- Они ничего не понимали! – брякнул Дикон и сам испугался.
- Ты много понимаешь! – обиделся за древних Альдо. – Вот что теперь делать? Так и будем страдать?
- А я знаю, что делать! – Дикон обрадовался простой и красивой мысли, неожиданно пришедшей ему в голову. – Надо спрятаться. В Ноху. Эр… Ну, словом, Ворон – он добрый! И Приддов любит! Он нас защитит!!!
- Ворон? – Альдо удивленно посмотрел на Дика, подумал и решительно заявил. – А что, это мысль! Хорошая мысль! Не гадюка же он какая-то, в самом деле! Поехали в Ноху! К Ворону!
Он замешкался и пригорюнился:
- Только вот где штаны взять? К Ворону без штанов ехать как-то неудобно… Не так поймут…

Кошмар во дворце - IV. Выход...

К Алве добирались с приключениями.
Проблему штанов, правда, решили быстро – Альдо решительно разоблачил ближайшего гимнета. Тот остался нести караул без штанов, но, впрочем, и без эмоций по этому поводу.
- Как древний воин! – порадовался за него Дик.

Приключения начались в Нохе. Кардинал с интересом рассматривал государя и его приближенного, впрочем, не задавая вопросов. То ли был хорошо воспитан, то ли вопросы не требовались… Допускать Альдо к Рокэ он не спешил, настойчиво домогаясь объяснений причины королевского визита.
- Узника хорошо стерегут, убежать, как я Вам говорил, он не может, но, скажу Вам прямо, настроен к Вам он не слишком благожелательно, - повторял Левий, поглаживая кошку. Та сидела не кардинальском плече и неприязненно рассматривала гостей. – К чему Вашему величеству тратить на него Ваше драгоценное время?
- Поймите, то, чего я хочу, никак не нанесет ущерба узнику и кому бы то ни было, и будет направлено лишь на всеобщее благо! – упрашивал его Альдо. Кардинал только скептически покачивал головой.
В конце концов, кардинал сдался и, видимо в знак доверия, отправил в качестве провожатого не пару своих воинов, а только тщедушного агнца – секретаря.
Дикон рано обрадовался. Когда дверь перед посетителями отворилась, Альдо издал сдавленный звук и рухнул на руки Дику, от неожиданности чуть не уронившему государя. В небольшой уютной комнатке сидели двое – Алва и Робер…
- Чему обязан? - Ленивый баритон эра вызвал у Ричарда Окделла (тьфу! Придда, конечно же Придда! Надо привыкать!) щемящие воспоминания… - Ричард, благоволите успокоить вашего… сюзерена…
Дик принялся утешать Альдо, и тот – сильный человек, что ни говори – наконец, справился с собой и, пугливо поглядывая на Робера, заговорил:
- Мы тут… Придды… пришли… по государственному делу…
- Придды? Опять Придды… Слишком много вас… - неожиданно мягко сказал Алва. - Говорите, по государственному делу? – с легким интересом переспросил он. – Интересно…
- Но… Я бы хотел наедине… - замялся Альдо.
- А Ваш Первый маршал к государственным делам не имеет отношения? Любопытно…
- Глаза бы мои его не видели! – прорвало Альдо. - Он не Иноходец, а гадюка какая-то! Дерется!
- С кем дерется? – явно заинтересовался Алва.
- Со мной! Бьет! Меня побил. Вон, Дикона побил. А Дикон – Придд молодой, начинающий, его пожалеть надо!
- И сильно бьет? – сочувственно поинтересовался Рокэ.
- Да! И сильно, и больно! Только на Вас вся надежда! Объясните ему!
- Это правда? – спросил Алва Робера. – И зачем Вы это делаете?
- Обычай у меня такой, - твердо ответил Робер.
- Откуда обычай?
- Добрые люди подсказали…
- Пора бы отвыкать, - наставительно заметил Алва. – Впрочем, Вам виднее. Добрые люди зря не подскажут... Ну что же, Робер, не смею Вас больше задерживать… Жду к вечеру… А Вы, господа, побудьте пока у меня и не бойтесь – со мной Вас никто не тронет. Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату и располагайтесь. Не туда! – там будуар королевы! Дик, опять подглядываете?
Альдо поспешно захлопнул открытую было дверь, за которой потрясенный Дик успел заметить дыбу, жаровню и разбросанные в художественном беспорядке плети, клещи и кэналлийские сапоги…
Гости, волнуясь, проследовали в соседнюю комнату и, потрясенные, замерли у входа. В достаточно просторном помещении, обильно украшенные шишками и синяками, располагались на кроватях и в креслах все члены Совета.  В полном составе… 

2008г.

Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #76 : 08 Окт, 2018, 14:13:45 »

И ещё от фок Гюнце
За окном творилось что-то мерзкое. То ли дождь, то ли снег сыпал из низких рваных туч, несущихся над самой землей. Мерзко подвывал ветер.
Занес меня Леворукий в эту Олларию… А в Агарисе сейчас тепло, приятно… - подумал Альдо Ракан, с тоской глядя в окно.
Дурное настроение анакса можно было извинить – он плохо спал ночь. Волновался. Да и кто бы не волновался перед первой в жизни встречей с Повелителем Ветра?
- Зато просидел бы всю жизнь в этой дыре и никогда бы не встретился с Рокэ, - утешил себя анакс и кликнул слуг умываться.
Быстро умывшись и наскоро прожевав завтрак, Альдо принялся готовиться к встрече. Приказав подать себе одежду для выхода, он замер в раздумьях. Для начала его смутили белые, шитые золотом штаны. Самому Альдо они безумно нравились, но сейчас он вдруг задумался – Первый маршал Талига слыл большим эстетом.
- А ну как не оценит? – волновался анакс. – Сочтет разфуфыренным провинциалом? Посмеется? Всерьез не воспримет? Нет, белые штаны нельзя…
Подумав, он начал влезать в роскошный костюм, розовый с золотом, но остановился, пораженный внезапной мыслью:
- Нет, лучше не надо. Бестактно. Возгордился, скажет, достаток выпячиваю…
Отвергнутый костюм отправился к белым штанам, а Альдо остановился на чем-то бесформенном, коричного цвета…
- Нет, и это не подойдет, – уже почти закончив облачаться, осознал он. – Неуважительно. Не к кому попало еду – к самому Рокэ Алве! Сочтет за пренебрежение…
Разоблачившись, он замер в раздумьях, и в это время в дверь постучали.
- Ну кто там еще? – нетерпеливо крикнул Альдо. Дверь нерешительно приоткрылась и перед анаксом предстал Повелитель Скал.
- Ну, что тебе нужно, паршивец? – выкрикнул Альдо – нервное напряжение анакса требовало выхода. – Зачем приперся? Видеть тебя не хочу!
- Я… я… - залепетал насмерть перепуганный Дик, пытаясь понять, какие кошки укусили обожаемого государя.
- Что «ты»… - передразнил его Альдо. – Опять отравил кого-то? Или предал? Или очередную клятву нарушил? Вот из-за таких, как ты, нас и не любят. Я еду к твоему эру просить прощения за все твои художества. Он ведь тебя кормил, поил, лечил, учил, одевал, обувал, защищал. А ты его как отблагодарил,? Уйди, противный!
Глаза Дикона стремительно набухли слезами. Несчастный Повелитель явственно всхлипнул и исчез.
- Зря я так, - с раскаяньем подумал Альдо. – Мальчишка же совсем, молодой, неопытный. Жизни не знает. Детства не было, отец погиб, мать ругается, сестра дерется… Вот и попался в сети Штанцлера…
- Войди, противный! – крикнул анакс. Дикон немедленно появился вновь.
- Ладно, ладно, не реви, - успокаивающе произнес Альдо. – Все еще не так страшно… Знаешь что… Отправляйся-ка ты к Придду.
- К этой каракатице? – возмутился было Дик.
- Еще раз услышу такое – совсем рассержусь, - посулил Альдо. - Герцог Валентин-Отто Придд – никакая не каракатица, а весьма разумный и достойный молодой человек. Я ему сейчас напишу письмо и попрошу тебя приютить. А ты поживешь у него в доме и будешь во всем ему подражать. И учиться. Понял? И пока не станешь таким, как герцог Придд, чтобы ко мне не приходил.
Покончив с Окделлом, анакс вновь приступил к облачению. Теперь и костюм выбрался легко, и настроение заметно улучшилось.
- А мальчишка успокоится, - подумал он про Окделла. – Еще и какое-нибудь пророчество к случаю подберет. Мол, Повелители должны стать единым целым. Вот пусть и станет подобен Придду – это куда достойнее, чем кому иному. А там, глядишь, и до Алвы доберется…
Помечтав о вечном и недостижимом, Альдо начал вспоминать, все ли он сделал как нужно.
- Что там Высшие Силы подсказали? Письмо Мэллит написал, - вспоминал он по пунктам. – Мол, прости милая, я тебя недостоин, а вот Робер Эпине тебя любит и ждет. Про розы упомянул. Счастья пожелал. Что еще? Штанцлера в Занху отправил. Налоги снизил. Ноймаринену обоз с ядрами и порохом послал…
Все же ощущение чего-то несделанного не проходило. Вздохнув, Альдо понял, что без обращения к Высшим Силам не обойтись.
Анакс запер дверь и осторожно достал из тайника священный артефакт, позволяющий Избранным познать волю Высших Сил. Со священным трепетом Альдо коснулся матовой поверхности предмета, созданного в незапамятной древности теми, кто был превыше людей. Руки сами собой пробежали по странной, узорчатой поверхности святыни и свершили Зов Высших Сил. Перед трепещущим в ожидании чуда анаксом как обычно, само собой возникло Слово древнего, божественного языка, недоступного людям:
http://kamsha.ru/forum
Покой анакса озарился божественным зеленым сиянием…
21.10.2008
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

фок Гюнце

  • Энциклопедист
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 5845
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 32750
  • El sueño de la razón produce monstruos
    • Просмотр профиля
    • Мысли вслух
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #77 : 08 Окт, 2018, 15:01:42 »

Ох, Четверо! Почитай, десять лет минуло...
Записан
Barbara, Celarent, Darii, Ferio
"Αν ένας γάιδαρος σε κλωτσήσει, δεν έχει νόημα να τον κλωτσήσεις και εσύ" (Σωκράτης)
(אַז מען עסט שוין חזיר, זאָל רינען איבער דער באָרד" (‏שלום עליכם"

Аррольд

  • Граф
  • ****
  • Карма: 46
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 381
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #78 : 09 Окт, 2018, 17:02:27 »

Название: The Present
Автор: Кьянти

"Yesterday is history. Tomorrow is a mystery. Today is a gift.
That's why we call it 'The Present'".
(с) Eleanor Roosevelt


Альте Дерриг
400 год К.С. 24-й день Весенних Скал


Вместо пролога.
«…Руппи прищурился, тщетно пытаясь разглядеть среди туманных фигур Ледяного, а потом над головой оказались черные ветки, и за ними – небо. Как он вновь оказался на земле, лейтенант не понял. Кажется, его что то толкнуло. Что-то, чего он не видел. Ничего, сейчас он встанет.
– Я сейчас встану, – отчетливо сказал Руппи и не встал. Стало холодно, а липу окутало туманом…»


Холодный весенний вечер.
Дорога.
На дороге – карета в окружении всадников.
Суетятся люди, ветер доносит конское ржание, звуки выстрелов, чей-то крик.
Чуть поодаль – придорожная роща: в черных ветвях паутиной запутались слабые лучи заходящего солнца; свет сливается с тьмой, тьма перемежается светом, звуки становятся глуше, растворяются в сгущающейся тишине… Меж деревьев клубятся сизые тени – и из пепельной полупрозрачной дымки появляется темный загадочный силуэт. Высокая закутанная в плащ фигура осторожно ступает на снег, делает шаг, другой – и замирает у поросшего мхом ствола, застывает на миг, повернув черный провал капюшона к тонущему в тучах светилу – и воцарившееся безмолвие внезапно нарушает тихий довольный смех.
Порыв ветра волной прокатывается по кронам деревьев, – и плащ исчезает, на месте жуткой фигуры стоит темноволосый мужчина средних лет.
Черная рубашка, черные брюки, черный камзол, черные волосы, по-кэналлийски стянутые в хвост. Острые черты лица, бледные тонкие губы. И странные разноцветные глаза – один небесно-голубой, другой песочно-желтый – с узкими вертикальными зрачками.
Он стягивает с руки перчатку и касается липы, проводит ладонью по шершавой морщинистой коре, полной грудью вдыхает морозный колкий воздух и смеется, смеется, глядя в закат.
Потом поворачивается и шагает вглубь рощи, легко, словно в танце, скользя меж деревьями, не оставляя следов на снегу.


Неизвестный
(напевает)
-Когда качнется небо в переплете
Еловых лап, теряя высоту;
Когда любовь – как пуля на излете –
Случайно жертву выберет не ту;
Когда колокола на старой башне
Замолкнут – звук растает в тишине;
Когда вернуть захочешь день вчерашний –
Ты вспомни,
Вспомни,
Вспомни обо мне.

Дай руку – и пойдем гулять по крышам,
Ловя в ладони летнее тепло;
Возьмем Судьбы небесное стило –
Смерть зачеркнем и жизни перепишем;
Вернем ушедших и спрямим пути,
И сделаем из точек запятые,
И сможем даже счастье обрести,
А нет – хотя бы горы золотые…
Но только – наяву или во сне –
Давая волю радужным мечтам,
Ты помни,
Помни,
Помни о цене –
И будь готов платить по всем счетам.

Песня обрывается.
Неизвестный выходит из-за деревьев на небольшую прогалину на краю рощицы.
На запятнанном кровью снегу лежит человек, над ним, спиной к Неизвестному склонился еще один: некто светловолосый, явно предпочитающий шпаге старомодный тяжелый меч.
Неизвестный некоторое время молча изучает композицию: сочувственно разглядывает тело фок Фельсенбурга и морщится при взгляде на златовласое «исчадие Ада»– видимо, он хорошо знает обоих.


Неизвестный
(фок Фельсенбургу,
наигранно бодрым тоном)


- Здравствуй, Руперт. Здравствуй, мой хороший!
Ты чего разлегся на снегу?

  Леворукий оглядывается через плечо и кривится при виде незваного гостя – очевидно, тоже с ним знаком.

Леворукий
(неприязненно)

- Отвяжись, торгашеская рожа.

Неизвестный
(картинно морщит нос)

- Фи, как грубо…

(Фельсенбургу)

- Руперт?

Фок Фельсенбург
(едва слышно)

- Н…не мо…гу…

Неизвестный
(укоризненно качает головой и продолжает в том же духе)

- Ты не бережешь, мой друг, здоровье.
Бледен, слаб… Как твой гемоглобин?

Леворукий
(раздраженно)

- Он же сдохнет – от потери крови!
Отпусти мальчишку. Не губи.

(Руперту – участливо)

- Парень, как ты?

Фок Фельсенбург
(с трудом выговаривая слова)

- Хо… лодно и… боль…но…

Неизвестный
(заглядывает в мертвенно-белое лицо,
ровным тоном)


- Сожалею. Мальчик обречен.
Он вписался в это добровольно.


Леворукий
(вскакивает на ноги,
разъяренно)


- Добровольно?!

Неизвестный
(поднимает руки и предусмотрительно делает шаг назад)

- Я тут ни при чем.

Леворукий
(саркастично)

- То есть, он убийц с л у ч а й н о встретил
В чистом поле?

 Неизвестный
(спокойно)

- Нет. Но я не лгу.
Чтобы кто-то выжил там, в карете, -
Кто-то  д о л ж е н  гибнуть на снегу.

(кивает на Фельсенбурга)

- Кто-то, кто осознанно подарит
Все свои непрожитые дни
Третьему лицу…

Леворукий
(с недоверием «переваривает» услышанное,
Руперту)


- Ты слышишь, парень?
Если это правда, то… моргни.

Фок Фельсенбург некоторое время бессмысленно смотрит в небо – черные ветви хороводом пляшут перед глазами, но потом делает над собой усилие – и моргает. Дважды.

Леворукий
(ошарашенно)

- Что за чушь… Ведь он совсем…

Неизвестный
(кивает, задумчиво глядя на лейтенанта)

- Мальчишка.
Искренний – и глупый, как школяр.
Преданный начальству. Даже слишком.
Редкий вид. Занятный экземпляр.
Да… Такие сами выбирают
В жизни путеводную звезду.
А когда, бывает, умирают,
То хотя бы не за ерунду.
Не за те дурацкие химеры,
Что у человечества в ходу…

Леворукий меж тем снова опускается на колено и склоняется над Фельсенбургом, пытаясь остановить кровь, – увы, безуспешно: красное пятно на снегу растет…

 Леворукий
(прислушивается к болтовне Неизвестного,
раздраженно)


- Даже так? Хотелось бы примеры.

Неизвестный
(пожимает плечами)

- Если очень надо – приведу.

Леворукий
(нетерпеливо)


- Ну?

Неизвестный
(разворачивается спиной к собеседнику и пристально всматривается в темнеющий горизонт,
равнодушно)


- Свобода. Равенство. И братство.
Мрут за них по сотне раз на дню.
Честь... Любовь... Известность... Власть... Богатство...

Леворукий
(негодующе)

- Что?!

 Неизвестный поворачивается на вопль, видит перекошенное лицо блондина – и тонкие губы кривятся в ироничной ухмылке.

Неизвестный
(насмешливо)

- Ну ты, ей-Богу… инженю.
Столько лет живешь на белом свете –
И не знаешь, в общем-то, людей.
Кстати, говорят, за всё в ответе
Т ы , о мой блондинистый злодей.

Леворукий
(слегка сбит с толку поворотом беседы)

- Я?!

Неизвестный
(издевательски)

- Конечно, ты. А как иначе?
Если ты вмешался – быть беде.

Леворукий
(зло)

-Я не понял, что всё это значит.

Неизвестный
(закатывая глаза и разводя руками)

- Ну, ты – Леворукий или где?

Златовласый собеседник, которого на самом-то деле зовут совершенно не так, морщит лоб, напрягает память – и, наконец, выуживает из неё отрывочные сведения о бытующих в Кэртиане представлениях, понятиях и взглядах. Его оппонент меж тем увлеченно развивает свою мысль.
Записан

Аррольд

  • Граф
  • ****
  • Карма: 46
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 381
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #79 : 09 Окт, 2018, 17:21:16 »

Неизвестный
(развлекается, подкрепляя слова гримасами и «картинами в лицах»)

- Враг. Чужой. Закат. И – кошки, кошки!..
Грех. Порок. Соблазн. Измена. Зло.

Леворукий
(иронично)

- Т ы у них, конечно, свет в окошке…

Неизвестный
(легким тоном)

- Нет. Но мне чуть больше повезло.
Видишь ли, ни взрослые, ни дети,
Ни седые старцы, что мудры
И видали многое на свете,
Ах! – в меня  н е  в е р я т…

(помолчав, чуть более серьезно)

- До поры.
Но как только страхи или страсти
Перед ними встанут в полный рост,
Знают все, что Я по этой части.
На мои услуги дикий спрос.

Леворукий
(презрительно)

- Ты – ничто. Бесплотный, безымянный…

Неизвестный
(отмахивается)

- Именем кичатся дураки.
Плоть бывает редко без изъяна.
К Форме – легче клеить ярлыки…

(задумчиво)

А душа и сердце, друг любезный,
Знаешь, априори, ни к чему
Тем, кто на краю стоит над бездной,
Соскользнуть рискуя в злую тьму;
Кто уже приблизился к Пределу;
Кто идет по лезвию ножа…

Леворукий
(перебивает,
с нотой сарказма)


- Ладно, ты, философ, - ближе к делу.
В этой сделке в чем твоя маржа?

(насмешливо)

Ты ж не зря тащился по сугробам?

Неизвестный
(ядовито)

- Ну, а ты как думаешь, б л о н д и н ?

Фок Фельсенбург
(морщась не то от боли, не то от отвращения к беседующим,
со стоном)


- Прекратите… Сволочи вы… Оба…

Спорщики замолкают и оглядываются на раненного, про которого в пылу выяснения отношений как-то совсем забыли.
Неизвестный, придав лицу в меру виноватое выражение, первым обретает дар речи.


Неизвестный
(странным тоном: то ли и правда устыдился, то ли дурачится)

- Кстати, да. Согласен. Плюс один.

 (берет Леворукого под левую руку и начинает аккуратно оттеснять его к краю прогалины,
издевательски-заботливо)


- Шел бы ты отсюда, друг сердечный,
К дому быстрым шагом налегке.
Вдруг опять твой шустрый подопечный
Огребет подносом по башке?
Или снова сядет. В Багерлее.
Тоже феерический провал.
Знаешь, чтобы было веселее,
Ты бы хоть его застраховал.
Он же регулярно пригревает
Всяких там рептилий на груди…

Леворукий отводит взгляд в сторону и пытается протестовать – но слабо и не существу.

Леворукий
(бурчит)

- Так уж «регулярно»… Ну, бывает…

Неизестный
(кусает губы от сдерживаемого смеха,
назидательным тоном)


- Плохо бдишь, кошатник. Л у ч ш е  бди.

(откровенно веселится)

Твоего шального афериста
Надобно держать на поводке…

Леворукий
(видимо, вспомнив что-то, нехорошо улыбается,
с толикой ехидства)

- А не то – вторая «Каммориста»
Снова замаячит вдалеке?
Не у Вас ли, сударь, – ходят слухи –
Капер из-под носа увели?

Неизвестный мрачнеет на глазах, поджимает губы – лицо превращается в застывшую маску.

Неизвестный
(тяжело роняя слова)

- Я. Сегодня. В принципе. Не в духе.
Так что лучше ты меня не зли.

(уйдя в свои мысли)

Алва, несмотря на оплеухи,
Не живет без фортелей ни дня…

(очевидно, тоже припомнив что-то, заметно оживляется,
доверительно наклонившись к уху Леворукого)


Кстати, драгоценный, - ходят слухи –
Правда ли, что он…т в о я  р о д н я ?

Леворукий прикусывает губу и упорно молчит, изучая ближайший куст.
Неизвестный расцветает, наблюдая за реакцией оппонента.


Неизвестный
(с преувеличенным любопытством)

- Ты чего краснеешь, как девица?

(всплескивает руками и изображает «озарение свыше»)

Боже мой!.. Ну да. Я так и знал.

(укоризненно)

Это же «кирдык», как говорится.
Высший суд. Импичмент. Трибунал.

(грозит Леворукому пальцем)

Ты ведь не имел на это права.
«Никакой протекции родне»!

(качает головой)

Столько лет скрывать... Одна-а-а-а-ко…

(хлопает в ладоши)

Браво!

Леворукий
(внезапно разворачивается к Неизвестному, хватаясь за рукоять меча)

- Ты!..

Неизвестный
(мгновенно отступает и резко меняет тон,
жестко)


- А речь сейчас не обо мне.
Если лейтенант тебе дороже
Кровной, хоть и хлопотной, родни –
Ты с ним поменяться можешь тоже.
Жизнь за жизнь. Рискнешь?

Леворукий
(запальчиво)

- Я…

(осекшись, замолкает, с ненавистью глядит на Неизвестного и – отворачивается.
Фельсенбургу – тихо, избегая смотреть ему в глаза)


- Извини.

Леворукий уходит – медленно, сутулясь, тяжело ступая по снегу.
Неизвестный, не шевелясь, смотрит ему вслед – на бледном лице странная смесь торжества, отвращения и досады.
Золото волос в последний раз мелькает за деревьями и исчезает в подступающей мгле.
Брюнет сердито сплевывает на снег.


Неизвестный
(презрительно)

- Даааа… Орать мы можем, а на деле
Спросишь их: «Ну, что ж вы, господа?» -
Так, глядишь, ряды и поредели.
Все поразбежались. Кто куда.
Тоже мне, герой! Скажи на милость!
Нет, ну правда, Руппи, погляди!

Фок Фельсенбург

- Вряд ли я… смогу…

Неизвестный
(удивленно)

- А что случилось?

Фок Фельсенбург
(уголок рта дергается – несмотря на то, что слова можно разобрать с трудом, ирония слышна очень отчетливо)

- Как бы пуля… Вроде бы в груди…

 Неизвестный оборачивается и, окинув взглядом распростертое на снегу тело и расплывающееся алое пятно, расстроенно прикусывает губу.


Неизвестный
(досадливо)

- Ах, ну да, ну да… Какая жалость…

(наклоняется над лежащим, заглядывает ему в лицо)

На меня хотя бы посмотри.

Холодные ладони ложатся на виски фок Фельсенбурга – и боль отступает, унося с собой и туман, стоявший перед глазами, и неимоверную тяжесть, давившую на грудь. Только воздуха по-прежнему не хватает.

Неизвестный

- Больно?


Фок Фельсенбург
(с легким удивлением)

- Нет…

(помолчав)

А сколько… мне осталось?

Неизвестный

- Думаю, еще минуты три.

Фок Фельсенбург
(прикрывает глаза)

- Можно я… спрошу?

 Неизвестный
(с грустной улыбкой)

- Конечно, Руппи.

Фок Фельсенбург
(с трудом переводя дыхание)

- Объясни подробней… про «маржу»…
Прибыльное дело – эти… трупы?

Неизвестный молчит, по-кошачьи склонив голову набок, - и внимательно изучает лицо не в меру любопытного собеседника. Пауза затягивается – кажется, он никак не может решить с ответом. Или решиться на него.

 Неизвестный
(ничего не выражающим тоном)

- Ладно. Так и быть. Тебе – скажу.
Я не получу и полсуана
С дарственной, оформленной тобой.

Фок Фельсенбург
(уголок рта снова дергается – услышанный ранее разговор не прошел бесследно)

- Ну, не ври…

Неизвестный

- Всё честно. Без обмана.
Глупо блефовать перед Судьбой...
Я довольно быстро выясняю
Душ людских надежды и мечты,
Покупаю, продаю, меняю –
И ищу…

Фок Фельсенбург

- Кого?..

Неизвестный
(тихо)

- Таких, как ты.
Тех, кто ход истории ломает…

Руперт в изумлении открывает глаза – и видит низко склоненное над собой чужое лицо, кривую усмешку на тонких губах, жуткие вертикальные прорези зрачков. Это пугает, лейтенант слабо дергается, предпринимая безуспешную попытку отодвинуться.

Неизвестный
(придерживает его за плечо)

- Полноте, не дергайся, лежи…
...Тех, кто худо-бедно понимает:
Жизни равноценна т о л ь к о  ж и з н ь…
Многие глядят в Наполеоны.
Славный был, не спорю, господин.
Но: таких «глядящих» - миллионы.
А в сугробе мерзнешь ты один,
Стоя на краю своей могилы,
Кровью истекая, чуть дыша…
Вера в человечество, мой милый, -
Самая желанная маржа.
И пока таких, как ты, в природе
Прочие еще не извели –
Я ваш мир подделок и пародий
Подожду стирать с лица земли...
Свойственно людской дурной породе
Нагло заявлять, что «жизнь – игра».
Жизнь – п о д а р о к. Понял?

Фок Фельсенбург
(шепчет)

- Понял… вроде…

Неизвестный
(встает с колен и отряхивает налипший снег)

- Вот и чудно.

Фок Фельсенбург
(отчаянно)

- Что… уже пора?

Неизвестный
(уловив тон сказанного, замирает,
тщательно подбирая слова)


- Время есть. Еще… совсем немного.

( и, помолчав, неожиданно предлагает)

Хочешь – передумай.

Фок Фельсенбург закрывает глаза – липы опять сплетаются в жутком хороводе и боль окатывает сознание новой волной, стирая из памяти образ того, ради кого он на это и решился…

Фок Фельсенбург
(слабо качнув головой)

- Не хочу…

Стук сердца становится реже, сбивается с ритма, ложится на знакомый мотив – реальность шелком холодным выскальзывает из рук, и Руппи, подчиняясь причудам бреда, начинает напевать – по крайней мере, ему так кажется.
Неизвестный наклоняется к Фельсенбургу и с любопытством прислушивается к серии хриплых выдохов.

Неизвестный
(скрывая удивление)

- Что за… песня?

Фок Фельсенбург

- Так… Перед дорогой
Вальдес пел…

Неизвестный
(задумчиво)

- Ну, пой. Я помолчу.


Записан

Аррольд

  • Граф
  • ****
  • Карма: 46
  • Оффлайн Оффлайн
  • Сообщений: 381
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #80 : 09 Окт, 2018, 17:27:00 »

… Белые губы шевелятся беззвучно, но Неизвестному необязательно слышать слова, и видеть черные заломленные в отчаянии ветви, и чувствовать кожей стылое прикосновение мерзлого воздуха – тем более, что Фельсенбург тоже ничего этого уже не слышит, не видит и не чувствует…

Корабельными мачтами высятся над головой липы, звенит и хохочет ветер, наполняя тугие паруса, скрипит под ногой доска – и танцует, танцует бескрайнее синее море с белым снегом пенных гребней, бережно качает его на волне…
Пальцы гладят теплое дерево, и улыбается Олаф, глядя в распахнутое настежь весеннее небо, и забавно морщит нос Арно, азартно блестят черные глаза, солнечный свет заплутал в льняных прядях, а на юте сидит Ротгер в белой рубахе, обнимает ведьму-гитару за талию – она плачет, он смеется, хотя, может быть, и наоборот… Кружит голову знакомый до боли чуть горьковатый свежий запах – море всегда пахнет так: свободой и солью…
Вальдес поет, и Олаф поет, и Руппи поет – и норд-ост срывает слова с губ, подпевает.
Какое им дело до этого странного типа в черном, молча стоящего у самого борта?
Он сойдет на берег – и всё, а у них впереди – Дорога. Долгая-долгая, ясная-ясная…

А перед Дорогой – всегда поют…

…Кто-то жаждет золота и власти,
Кто-то ищет славы и любви.
Наша участь – паруса и снасти,
Шквалы, мели, прочие напасти –
Ведь у нас морская соль в крови.

Страсть, болезнь, безумие, отрава –
Как угодно это назови.
Мы другие, мы имеем право
Не скрывать крутые наши нравы,
Ведь у нас морская соль в крови.

На характер – позже или раньше –
Море всех проверить норовит:
Те, кто лжив, труслив и полон фальши
Держатся от палубы подальше,
А у нас – морская соль в крови.

Мы живем под всеми парусами –
Знай, ветра попутные лови.
То, что вы зовете чудесами,
Мы творим – богам на зависть – сами,
Ведь у нас морская соль – в крови…

А когда изменит нам удача,
Захлебнутся чайки горьким плачем,
И Создатель, строго хмуря брови,
Назовет последний день и час,
Море – верно, преданно и честно,
Вопреки пророчествам небесным –
Будет до последней капли крови
На плаву держать упрямо нас…


Холодает.
В синих сумерках плывет заострившийся мальчишеский профиль, тонкий, четкий, словно вырезанный из белой бумаги.
Рядом на снегу, закрыв кошачьи глаза, сидит Неизвестный, обхватив руками колени и положив на них подбородок, – смотрит чужие сны, пробует на вкус чужое шальное счастье…
Наконец, он возвращается к реальности, косится на лежащего Фельсенбурга, фыркает – и в прищуренных глазах пляшут-танцуют черти


Неизвестный
(насмешливо приподняв левую бровь и левый же уголок рта)

- Верно. Если жить безумно хочется,
Да еще «морская соль в крови» -
Можно наплевать на все пророчества.

(тяжело вздыхает и щелкает пальцами)

Ладно, родич кесаря… Живи.

Фок Фельсенбург медленно приходит в себя, открывает глаза…
Дышать становится как будто легче.


Неизвестный
(с чуть заметной усталостью – и досадой)

- Даже если карта будет бита,
Некоторым рано умирать.
Несмотря на прелести гамбита
Мне придется…

(разочарованно разводит руками)

… всё переиграть.
Мне, конечно, нужен тот, в карете,
Но, похоже, не такой ценой…

(внимательно смотрит на изумленного Руперта,
веско)


Кстати, мой совет: держи в секрете
Факт того, что виделся со мной.
Я нечасто делаю подарки
Смертным. Да еще себе в ущерб.
Люди…

(оглядывается, прислушивается к голосам, звучащим все ближе и ближе – и недовольно кривится)


…О, идут… Ну вот, накаркал…
Мне пора.

(поворачивается к Фельсенбургу – и неожиданно, расплывшись в улыбке, подмигивает ошалевшему Руппи)

Увидимся, mon cher.

***

Вместо эпилога.

« – Остановилась! Как есть остановилась… Кровь то!
– Повезло! Ну, теперь до ста лет не помрет.
– Адмиралу его доложи! Живо!
Только что было светло, и сразу – вечер. Мир тает в лиловых сумерках, но ночь – это звезды, а где звезды, смерти нет.
– Господин Роткопф, – шепчет Руппи, – с вашего разрешения я доложу сам!»
http://kamsha.ru/forum/index.php?topic=12018.0
http://kertianslib.ru/fic/kyanti/pi_4.html
Записан

Dama

  • Строители
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6105
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 8136
  • Мы возвратимся туда, где мы не были прежде.
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #81 : 10 Окт, 2018, 20:38:36 »

 РЕКОНСТРУИРУЕМ СОНЕТ?

(По предложению эра Prokhozh'его эры и эрэа взялись реконструировать сонет, который Катарина отправила Алве в Фельп. D.)

Эр Spokelse

По осени дождями плакал сад,
Не радуясь багряному убору.
И птичьи стаи собирались скоро
Переселиться в южные леса.

Он ждал, взывая шелестом ветвей,
Осенней грустью, горестной и слабой.
Безмолвный листопад... И только жаба
Ночами пела, словно соловей.

Укроет снег старинные аллеи,
И сад уснет, сугробами белея,
Но веря, что надежде нет конца,

В преддверии грядущего расцвета
Желанным, но таким далеким летом,
Что отогреет верные сердца.
10.04.2013

  Эрэа Ледышка

Художник юный слышал от друзей,
Что в старый сад повадилось созданье
Прекраснее любого из людей,
Поистине вершина мирозданья.

Он ждал явленья чуда в тишине.
Луною озарен ночной покой.
И вот скользнула тенью по стене,
Изысканной, почти что колдовской.

Неведомы ей низменные страхи
И трепет в ожидании конца,
Который возвещали нам монахи.

Жемчужно-серой жабе не понять,
Как ложь и зло коверкают сердца.
Она – не мы. Ей нечего терять.
10.04.2013

Эрэа Tany

Звезда  слезой скатилась в бархат ночи.
Вчера  простились двое навсегда.
Забыть  едва ли можно эти очи -
В  них плещутся страданье и беда

Он ждал упреков, вздохов, сожалений,
Но  тщетно – подлинная скорбь нема.
Лишь   пальцы мяли долго ветвь сирени
Да крепким льдом сковала грудь зима

Холодной  жабой на душе разлука
Легла  и не желает уходить.
За  что дана влюбленным эта мука?
И  все же рану сладко бередить.

Не  верю в неизбежность я  конца,
Пока  стремятся к близости  сердца.
11.04.2013

  Эрэа Yaga

Он пел весенней ночью страстно.
И разливался песни звук
На много-много хорн вокруг
Такой волнующе-прекрасный.
Он ждал ответа ежечасно
От милых жаб, его подруг,
Услышать жаждал сердца стук
Под влажной кожею атласной,
Прохладный поцелуй сорвать
С девичьих губок неумелых.
И жабам хочется мечтать.
Любовь средь них находит смелых…
И вместе бьются  до конца
Отныне верные сердца.
12.04.2013

(А после, раззадорившись, две эрэа попробовали восстановить сонет на заданные рифмы, написанный Лионелем на поэтическом состязании в замке Гайарэ. D.)

   ПАРНЫЕ СОНЕТЫ эрэа Yaga

    ВАРИАНТ ТРАГИЧЕСКИЙ

- Как может не сложиться  этот стих? –
Проквакал громко молодой певец,
Сонет  сумев представить, наконец,
На суд поклонниц преданных своих.

- Кувшинка для меня – бумаги лист,
Перо – луч солнца в ясной вышине.
Иль вдохновенья не хватает мне? -
Но вдруг раздался мощных крыльев свист…

И жабьей жизни близится закат.
Жестокий час! Последний самый час!
Любовным трепетом недавно был объят
Тот, кто так страшно покидает нас.
Равно трагичны близостью конца
Хвосты и уши, почки и сердца.
12.04.2013

     ВАРИАНТ ЛИРИЧЕСКИЙ

Искусству иль природе дарит стих
Чувствительный лирический певец…
Любви, прекрасной даме, наконец,
К ним устремляясь в помыслах своих.

А кто уселся на кувшинки лист
И, заглушая песни в вышине,
Задел сегодня слух и душу мне
Куда сильней, чем всех пичужек свист?

Несчастный жаб воззрился на закат.
Как он поет и стонет в этот час!
Он не любим. Он горечью объят.
Неужто его плач не тронет нас?
Равно трагичны близостью конца
Хвосты и уши, почки и сердца.
16.04.2013

Эрэа Tany

Мне не дано вознесть убогий стих
Для описанья нежных чувств своих -
Из пересмешника плохой певец,
Но отыскал предмет достойный, наконец.

 Вот взгромоздилась жаба на зеленый лист,
Разнесся над прудом призывный свист.
Пусть эти звуки не сравнимы с трелью в вышине,
Но почему-то слух они ласкают  мне.

Давно угас на небесах закат,
Наш пруд любовной негою объят.
Пока для бородавчатых певцов не пробил час,
Простое «ква»  порадует и нас.

Равно трагичны близостью конца
Хвосты и уши, почки и сердца!
15.04.2013
Записан
Ничьим богам не служи, ничьей веры не оскорбляй.

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #82 : 11 Окт, 2018, 11:29:46 »

Ещё пьеса Кьянти про Неизвестного :)
Грустная история с коммерческим уклоном
Автор: Кьянти
Бета: tigrjonok
Название: Resale
Жанр: General, humor, poetry
Размер: мини
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Альдо Ракан, Неизвестный

Дисклаймер: Герои и цитаты из произведений В.В. Камши принадлежат В.В. Камше.
Относительно остального: что чужое, - то, соответственно, не моё. Материальной выгоды не извлекаю.

Предупреждения:
1) Спойлеры по СЗ-1
2) Это очередной сюр
3) Юмор – черный

Саммари:
Грустная история о том, что практически из любой жизни – или смерти – можно сделать, как минимум, три вещи: трагедию, комедию и бизнес.





«Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика №8974 гр. О.Бендер»
(с) И.Ильф & Е.Петров


***

400 год К.С. 6 й день Весенних Ветров,
Ближе к вечеру


Заброшенный старинный замок.
Западное крыло, одно из немногих сохранившихся помещений.

Высокие готические своды тонут во мгле.
Осторожно заглядывает в огромные витражные окна полная луна, странный нежно-фиолетовый свет медленно просачивается сквозь мутные стекла и растекается по стертым плитам каменного пола, траченным молью гобеленам, рассохшимся книжным шкафам, забитым бесчисленным количеством книг.
Светлячками танцуют в потоках лунного вина пылинки, серебрится шелковое паутинное кружево.
Большой письменный стол, заваленный все теми же нескончаемыми книгами, пергаментными свитками, письмами, бумагами, странного вида и непонятного назначения инструментами. Посередине столешницы расстелена полуистлевшая карта, придавленная с одной стороны чернильницей, из которой торчит черное потрепанное воронье перо, а с другой – кинжалом, на рукоятке которого красуется миниатюрная волчья голова.
Тускло поблескивает в отсветах болотно-зеленого пламени свечей горсть раскатившихся по столу тяжелых золотых монет – свечи плавают в воздухе, роняя на каменные плиты редкие восковые капли, больше похожие на речную тину.

В кресле за столом, спиной к окнам – уже знакомая нам фигура в черном, в руках у которой толстенный фолиант пренеприятнейшего вида и, вероятно, аналогичного же содержания. Неизвестный аккуратно переворачивает обгоревшие с одного края страницы и всё время норовит спрятаться за спинку кресла так, чтобы любопытное ночное светило не подсматривало через плечо.

В стене справа – мертвый пустой камин, выполненный в виде оскаленной драконьей морды. Огромный, почти в два человеческих роста.
У стены слева – столь же монументальные напольные часы. По темно-синему циферблату блуждают двенадцать стрелок: часть практически замерла на месте, другие описывают круги с различной скоростью, некоторые и вовсе движутся в обратную общепринятой сторону. Искрами вспыхивают нанесенные на диск таинственные значки и отметки. Мерно раскачивается маятник: фигурка висящего вниз головой человека – он подвешен за левую ногу, правая согнута в колене так, что получается перевернутая цифра «4».
Холодно.
Тихо.
Пахнет остывшим шадди.

Внезапно откуда-то сверху на стол шумно сваливается крупный мохнатый паук.
Неизвестный нехотя отрывается от изучения фолианта, поворачиваясь на звук.
Насекомое некоторое время судорожно скачет по карте в районе плато, разделяющего два горных хребта, - и шустро исчезает в книжно-пергаментных залежах.
Фигура в плаще испускает глубокий тягостный вздох, с явным сожалением закрывая столь увлекательный труд давно почившего автора, и хлопает в ладоши: книга исчезает, свечи гаснут и послушно занимают свои места в канделябрах.
В каминном провале расцветает привычный оранжевый огонек.

Неизвестный поудобнее устраивается в кресле, меланхолично подперев капюшон правой рукой, а левой, вытянув из чернильницы перо, дополняет изображение компаса на карте в соответствии с собственными представлениями о достоверности: таким образом «N», превращается в «Nowhere», а «S» - в более обнадеживающее «Somewhere»…

Дверь с грохотом распахивается.
В кабинет вваливается бледный, трясущийся, невменяемый от ярости господин Альдо Ракан собственной королевской персоной. Властитель Талигойи бросается к столу, выкрикивая оскорбления и размахивая, как серым потрепанным флагом, каким-то мятым рваным листком – не то выдранной из книги страницей, не то пострадавшим от монаршего гнева письмом.


Альдо
(орет)

- Сволочь! Хам! Мерзавец! Гад! Обманщик!


Неизвестный
(со вздохом)

- Чем-то недоволен. Как всегда.

(чуть громче,
ласково-устало)

- Что ты раскричался, милый мальчик?
Что там за бумажка? Дай сюда!

(приподнимается с кресла и ловко выхватывает из рук молодого человека загадочную писанину,
с нажимом)

- Тихо. Тихо!


Альдо замолкает и с размаху падает в кресло с противоположной стороны стола, шумно сопя и с ненавистью глядя на Неизвестного.


Неизвестный

(углубляется в изучение бумажного клочка)

- Та-ак… Аббатство… Площадь…

(дочитывает до конца и укоризненно качает головой)

- Дикий случай. Среди бела дня!

(тоном, в котором звучит невинное любопытство)

- Ну, и кто у нас «попал под лошадь»?
Про кого…ммм…статейка?


Альдо
(скрипнув зубами)

- Про меня.


Неизвестный
(бормочет)

- Даже так? Ну, что ж…Оперативно.

(чуть заметно поворачивает голову влево, разглядывая, по всей видимости, те самые диковинные часы)

- День-другой – могли и не успеть…


Альдо
(вновь срывается на крик)

- Это отвратительно! Противно!
Гадко! Мерзко!


Неизвестный
(с легким удивлением)

- Ты про что?


Альдо

- Про смерть!


Неизвестный
(помолчав,
ровным тоном)

- В чем проблема?


Альдо
(заходится от возмущения)

- В чем?! Я протестую!!!..


Неизвестный
(вежливо)

- Да?


Альдо

- … Против подобного конца!!

(срывается с места и снова начинает метаться перед столом,
вопит)

- Отравлю!! Повешу!! Четвертую!!

(дубовая столешница вздрагивает под ударом кулака внука грозной Матильды )

- Я – Ракан!!!


Неизвестный молча наблюдает за развернувшейся на его глазах истерикой.
Внезапно силы оставляют почившего венценосца – он падает в кресло и роняет руки на стол, а голову – на руки.


Альдо
(тихо, рыдая)

- Меня – под жеребца!..


Неизвестный
(себе под нос, иронично )

- Самое оно для та… кхм…Ракана.

(осторожно касается плеча безутешного Альдо, с упоением орошающего солеными слезами пергаментные берега далекого северного моря,
медленно, аккуратно подбирая слова)

- Сделка, Альдо. Помнишь? Агарис,
Ночь, таверна, полные стаканы…


Альдо
(поднимает голову от залитой слезами карты,
с обидой в голосе)

- Д-да, до чтобы – дак?..


Неизвестный
(виновато разводит руками, однако, судя по голосу, с трудом сдерживает улыбку)

- Прости. Сюрприз.
Творческая вольность. Но – о деле:
Ты же  с е л  на талигойский трон?


Альдо
(воинственно шмыгает носом, но возражать не решается)

- Что мне эти жалкие недели!


Неизвестный жестом фокусника достает из рукава плаща свернутые в трубочку листы, скрепленные суровой нитью. Вверху на первой странице крупными кроваво-красными буквами выведено слово «Договор».


Неизвестный
(скучным тоном)

- В пункте «Обязательства сторон»
Сроки не указаны.


Альдо берет протянутые ему бумаги, пробегает глазами строчки.


Альдо
(шипит)

- Проклятье!
Негодяй! Паршивый крючкотвор!


Неизвестный
(преувеличенно вежливо)

- Сроки есть в разделе об оплате.

(переворачивает страницу, указывая молодому человеку на соответствующий пункт)

- Ты, мой друг, читал ли договор
Или подмахнул совсем не глядя?
Это всё же важный документ.



Альдо вчитывается в текст указанного абзаца – недоверчиво перечитывает раз, другой, третий – и меняется в лице: злость, растерянность, отчаяние искажают правильные черты. Бывший Повелитель возрожденной Талигойи дрожащей рукой ослабляет ворот – открывает рот, словно хочет что-то сказать, и снова закрывает, не вымолвив ни слова.



Неизвестный
(заботливо)

- В горле пересохло? Чашку шадди?


Альдо
(наконец, отрывает взгляд от злополучного контракта,
растерянно)


- Как же так… Ты мог в любой момент?..


Неизвестный
(серьезным тоном)

- Мог. Но не спешил. Хотя и плохо
Шли дела в захваченной стране.
А потом сегодняшняя Ноха
Стала вдруг нужна.


Альдо
(словно очнувшись ото сна)

- Кому?


Неизвестный
(иронично)

- Не мне.
Видишь ли, мой милый, смерть анакса
Очень резко выросла в цене.


Альдо
(начинает говорить почти шепотом, постепенно опять переходя на крик)

- Кто… купил? Неужто эта плакса?
Ворон?! Окделл?! Штанцлер?!! Эпинэ?!!


Неизвестный
(жестко)

- Альдо, не устраивай мне сцену.

(насмешливо)

- Кстати, ты забыл еще Моро.


Молодого человека начинает бить крупная дрожь.
Неизвестный невозмутимо возвращается к изучению лежащих на столе бумаг.


Альдо
(сдерживая ярость)

- Я желаю знать…


Неизвестный
(перебивает собеседника,
цинично)

- В какую цену
Обошлось разбитое нутро?
Эти цифры – не для насекомых.


Альдо не выдерживает: в бешенстве вскакивает и, перегнувшись через стол, вцепляется в черную материю плаща.


Альдо
(орет)

- Имя!!! Или я тебя убью!
Кто-то из врагов?! Друзей?! Знакомых?!


Неизвестный
(спокойно отцепляет руки нервного анакса от своего одеяния)

- Я своих клиентов не сдаю.

Ракан вырывается из крепкой хватки Неизвестного, и, видимо, пребывая в состоянии аффекта, выхватывает шпагу из ножен. Секунда – и оружие уже прошило фигуру в черном, гарда уперлась в плотную тяжелую ткань…
Мертвую тишину нарушает тревожный бой часов – один удар, второй, третий, четвертый…
Темный силуэт на мгновение исчезает – и тут же возникает перед остолбеневшим убийцей, неторопливо извлекает из груди клинок и аккуратно кладет его на стол.
Пламя в камине трусливо приседает, жмется к стене, лунный фиолет в ужасе выцветает и отступает перед нахлынувшей тьмой, стекло витражей покрывается тонкой сеткой трещин.
Жуткая тень за спиной Неизвестного разрастается и кажется, что человекоподобная доныне фигура внезапно отрастила гигантские уродливые крылья.
Кошмарное, безликое, исходящее волнами холода нечто нависает над бывшим анаксом.

   

Неизвестный
(издевательски,
четко проговаривая слова)

- Хватит! Ты и так предельно долго
Нёсся, закусивши удила.
Думаешь, тогда из чувства долга
Торт с отравой шавка сожрала?
Думаешь, в суде любитель шадди
Вытребовал Алву под крыло,
Преисполнясь дивной благодати?
Думаешь, тебе всю жизнь в е з л о?
Думаешь, ты Избранный? Едва ли…
Ты Предмет – контрактов, тяжб и свар.
Думаешь, тебя не продавали?
В этом страшном мире всё – Товар.


По лицу молодого человека проходит судорога, но врожденные и благоприобретенные качества постепенно берут свое – он, похоже, постепенно приходит в себя. Он не верит – или не желает верить тому, что только что услышал.
Неизвестный внимательно наблюдает за собеседником – а потом внезапно принимает привычный «плащеобразный» облик, хмыкает и, повернувшись к Ракану спиной, отходит к окну.


Альдо
(дрожа и заикаясь)

- М-мы, Раканы…


Неизвестный
(через плечо, саркастично)

- Спорно даже это.


Альдо
(чуть увереннее)

- Мы, Раканы, выше гнусной лжи!

(нагловато)

- Мы не продаемся за монеты!


Неизвестный
(фыркнув)

- Как же… Енниолю расскажи.


Альдо
(лицо озаряется радостью понимания,
злобно)

- Это он – тот самый покупатель?
Этот вероломный старикан?!


Неизвестный
(насмешливо-устало)

- Альдо, сохрани тебя Создатель!
Ты же умный мальчик.


Альдо

- Я Ракан!


Неизвестный
(качает головой,
бормочет себе под нос)

- Это, как проказа, полагаю.
Излечиться, видно, не судьба.
Говорят, могила помогает,
Но, похоже, только от горба.


(возвращается к столу и заставляет Альдо сесть в кресло, а затем сам присаживается на край стола, напротив собеседника)

- Ты – тапон. Ты слышишь звон металла,
Но не видишь дальних перспектив.

(укоризненно)

- Бедный Альдо, что с тобою стало…



Альдо
(грохнув кулаком по столу)

- Я желаю знать!


Неизвестный
(миролюбиво)

- Ищи мотив.


Альдо
(наморщив лоб,
подозрительно)

-Кто-нибудь на трон имеет виды?



Неизвестный
(со стоном)

- Левору-у-укий! Ты неисправим.

(заходит за спинку кресла, в котором расположился визитер, мягко закрывает Альдо глаза руками, и шепотом, медленно, вкрадчиво – в монаршее ухо)

- Вспомни нанесенные обиды,
Мой голубоглазый херувим:
Лес Святой Мартины… Или Дору –
Трупы разгребали до утра…
Участь достославного Надора…
Вспомни жертв Айнсмеллера, Люра…
Вспомни разорённые гробницы…
Ну, смелее. Что же ты? Я жду.
Знаешь, что творится на границах? –
Там еще страшнее, чем в Аду…
Вспомни страх и ненависть на лицах…


(убирает руки; что за это время успело предстать перед внутренним зрением приверженца белых штанов – остается только догадываться, но лица на Альдо нет и он опять близок к срыву)


- Ты у нас догадливый такой,
Вот и думай, кто бы мог молиться –
При живом тебе – за упокой;
Кто бы отдал всё, себя включая,
Чтобы ты не пережил весны?


Альдо
(с трудом выговаривая слова)

- Я не знаю.


Неизвестный
(укоризненно поцокав языком)

-Это удручает.


Альдо
(истерично)

- Я не знаю!!


Неизвестный
(припечатывает)

- Думай!


Альдо
(минуту спустя,
мертвым голосом)

- Полстраны…


Неизвестный выходит из-за кресла и направляется к камину.
Несмотря на то, что огонь при его приближении разгорается ярче, остальная часть комнаты начинает погружаться во тьму – растворяются в жадном голодном сумраке покалеченные витражи и древние гобелены, полчища книг и резная мебель, хрупкие пергаментные оболочки и паутинная седина…
Угловатый силуэт застывает на трепещущем пламенном фоне – из пальцев Неизвестного выскальзывает тот самый клочок бумаги, принесенный Альдо, кружится, падает и тонет в огненном море.
Внук Матильды молча сидит в кресле, обхватив голову руками.



Неизвестный
(не оборачиваясь,
философски)

- Если брать в расчет всё то, что было, -
Это не кончина, а мечта…
И мориск – не пегая кобыла
С длинной плетью грязного хвоста.


Альдо
(тоскливо)

- Лучше бы уж с Алвой поединок…
Как-никак – почёт, азарт, борьба…


Неизвестный
(пожимает плечами)

- Извини, мой мальчик, это – рынок.
Рынок – это хуже, чем Судьба.
Очень жаль. Такие нынче нравы.
Скорбных дней тяжелая печать.


Неизвестный поднимает левую руку – пламя встает на дыбы, закручивается в бешеную огромную воронку, огненным коридором уходящую в неизвестность. Тьма за спиной захлестывает комнату и сжавшегося в кресле Альдо подобно стылой черной воде.
Молодой человек оглядывается вокруг и только сейчас замечает, что, кроме него, Неизвестного и камина – больше ничего нет.

Альдо
(испуганно)

- Ты куда?


Неизвестный
(с грустной усмешкой)

- К заказчику расправы.
Плату по контракту получать.


Альдо
(бросается к Неизвестному и хватает его за рукав,
с надрывом)

- Ну и кто способен на такое?
Кто настолько мстителен и лют?
Кто, скажи?!


Неизвестный
(спокойно)

- Оставь меня в покое.


Неизвестный небрежным движением плеча сбрасывает руку Альдо и исчезает в обезумевшем хороводе искр. Огонь вспыхивает в последний раз – и внезапно гаснет.
Альдо отшатывается, закрыв лицо руками, падает - и кричит, кричит, захлебываясь вязкой чернильной тьмой.


Альдо

- Назови мне имя!!!



В наступившей тишине раздается тихий смех, и голос Неизвестного произносит:

- Абсолют.

19.05.2009
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #83 : 11 Окт, 2018, 11:42:12 »

И ещё из творчества эрэа Кьянти
Песенка Робера Эпинэ

Pulvis et umbra...

Я помню всё – в подробностях, в деталях.
Так, словно всё случилось лишь вчера:
Сверкнули капли крови на металле –
Упал располовиненный Люра.
И вот, среди людского половодья
Осенним – будь он трижды проклят – днём,
Ты на прощанье бросил мне поводья:
«Эй, Эпинэ, присмотришь за конём?»

Не сумел, не успел,
Не сберёг я коня…
Где он бродит теперь,
Удилами звеня?..
Слышен цокот копыт в горьких горных ветрах…
Всё, что есть у меня,
Всё, что есть у меня…

Я помню всё, хотя забыть хотел бы –
Немало утекло воды с тех пор –
На площади распластанное тело
И гулкий грохот выстрела в упор…
Она сказала: «Ты же дружен с Альдо…
Присмотришь?» - повторяла как рефрен.
Итог – неутешительное сальдо:
И минус внук, и минус сюзерен.

На холодном ветру,
На холодных камнях
Умер бывший мой друг,
Всё на свете кляня.
Опустился туманом удушливый страх…
Всё, что есть у меня,
Всё, что есть у меня…

Я помню всё. Но верить не желаю
Ни дикой правде, ни кошмарной лжи.
Она живая, да, она живая! –
Но почему-то на столе лежит…
«Довольно-ка, дружок, лететь галопом,
Давай героя из себя не строй;
Свою страну и жизнь свою прохлопал –
Так присмотри хотя бы за сестрой…»

Режет руки трава,
Маки – ярче огня…
Неужели мертва?
Среди белого дня
В алом море беспомощно тонет сестра…
Всё, что есть у меня,
Всё, что есть у меня…

Я помню всё… Глаза темны, как вишни,
И губы шепчут имя еле слышно –
И больше
больше
больше
слов не нужно…
Но – мы не в силах что-то изменить.
И я судьбу испытывать не стану,
И я
иду
иду
иду
к фонтану –
Скользнёт в струю воды змеёй жемчужной
С любовью мне подаренная нить…

Пляшет солнце в волне,
Звонким смехом дразня,
Кружит голову мне
Шалых бликов игра…
…Догорают закатные маки в кострах…
…Лёг туманом на камни удушливый страх…
…Слышен цокот копыт в злых холодных ветрах…
Всё, что есть у меня,
Всё, что есть у меня,
Всё, что есть у меня –
Это тени и прах.
09.12.2009

Сильвестр
Ночь выдалась удачной, давно он не загадывал так далеко…

Сильвестр залпом допил творение Бенедикта, поморщился, стряхнул с высохшего плана песок, перечитал, остался доволен. Надор, Эпинэ, Придда, Дриксен, Кадана, Кагета, Бакрия, Ургот… Вроде он ничего не забыл».

(с) В.В.Камша, «Лик Победы»



Замер Сильвестр, любуясь картиной:
Роли расписаны – все до единой.
Планы составлены. Цели ясны.
Выбран уже даже регент страны.
Письма разосланы. Риск невелик.
Дриксен, Кадана, Кагета, Талиг –
Мир упорядочен. Выгодны войны.
Так почему на душе неспокойно?
Что мы с тобой не учли, проглядели?
Вроде всё правильно. Каждый – при деле.
Все амбразуры закрыты телами.
Шадди допить – и заняться делами…

Пылью пропитаны древних труды.
Горек пронзительный привкус беды.
Сердце…болит…и сознание меркнет…

Всё учтено.
Кроме собственной смерти.

   

Робер и Клемент
Где-то в двадцатых числах месяца Весенних Молний, 400 г. К.С.
Талиг, Оллария.
Дворец, один из отдаленных покоев
Поздний вечер

Стол, стул, на столе – скудный ужин, вино, печенье и Клемент.
За столом – герцог Эпинэ, наливает красное: себе – в бокал, Клементу в блюдечко.



Эпинэ
(уже подшофе, салютует крысу бокалом)

Что же, друг мой верный, будь здоров,
Будь здоров,
Ни о чём не думай – пей до дна,
Пей до дна.
Есть у нас с тобой и стол и кров,
Стол и кров,
И ещё бутылка вина.


Клемент
(вглядывается в лицо герцога и недовольно дергает усами)

Снова лгут слова и глаза
И глаза.
Что с тобой опять?


Эпинэ
(отводит взгляд и «уходит в несознанку»)


Что со мной –
А что со мной?


Клемент
(воротит нос от спиртного,
ворчливо)

Ты же говорил: завязал!


Эпинэ
(кивает)

Завязал…

(неуверенно, с надеждой)

Но…может быть, ещё по одной?..

(выпивает вино, доливает)

Шадди мы оставим для святых
Для святых –
Пусть они ночами не спят
Да, не спят…

Клемент
(иронично)

А скажи, уверен ли ты
Да-да, ты,
Что там каждый светел и свят?

Снова лгут слова и глаза
И глаза,
Горек терпкий привкус вина…

Эпинэ
(подхватывает)

…И вины.
Снова нет дороги назад,
Да, назад –
Снова все мосты сожжены.

(выпивает вино, доливает)

Пиво – мы оставим друзьям…


Клемент
(закатывает глаза)

Ах, друзьям…


Эпинэ
(не слушая крыса)

…Боль – и седину на висках
На висках…

Клемент
(неодобрительно наблюдая за питейным процессом,
сердито)

Слушай, Эпинэ, ты же пьян.

Эпинэ
(стукнув кулаком по столу,
упрямо)

Я не пьян!

(смотрит на свои ладони)

Кровь в бокале – и на руках.

Снова лгут слова и глаза
И глаза –
Я не верю им ни на талл
Ни на талл…

Герцог хватается за бутыль – крыс, не выдержав, вцепляется в неё с другой стороны, пытаясь помешать хозяину.

Клемент
(верещит)

Отпусти бутылку, сказал!
Я сказал!


Эпинэ доливает вино, выпивает, пролив часть на траурно-черный камзол.

Эпинэ
(проводит руками по черной ткани и, видимо, вспоминает причину)

Боги, я опять опоздал…

Эпинэ доливает вино, выпивает, предлагает крысу печенья, смоченного в напитке, - Клемент негодующе чихает и отворачивается.


Эпинэ

Мы нальем касеры врагам
Всем врагам –
Пусть с похмелья сдохнут враги
Все враги.
Заплатив по старым долгам
По долгам,
Может быть, я стану другим…


Клемент
(фыркнув)

Ты – другим?
Ой, не смеши.

(ныряет за корзинку с печеньем и вытаскивает откуда-то кружевной платочек, принадлежащий Марианне – тонкая ткань еще хранит слабый запах духов,
с обидой)

Про любовь забыв на бегу
На бегу,
Ты опять не принял в расчёт
Нас в расчёт.


Эпинэ
(слабо улыбается,
виновато)

Вам, боюсь, я вряд ли смогу
Не смогу
Кроме Слёз дать что-то ещё…

Я боюсь, что лгут мне слова – и глаза,
И не пережить нам весну…

Робер роняет голову на руку и затихает, уткнувшись носом в стол.
Крыс, досадливо морщится и, подбежав к хозяину, пытается его растормошить – прыгает по герцогской макушке и кусает Иноходца за ухо.


Клемент
( негодующе )

Ну и ну!
Слушай, Эпинэ, так нельзя.
Так нельзя-а-а-а!


Эпинэ не реагирует – Клемент, устало вздохнув, возвращается к корзинке.


Клемент
(грустно похрустывая печеньем)

Вот ведь незадача: уснул…
10.01.2010
И один из героев от эрэа Tany :)
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #84 : 11 Окт, 2018, 14:16:15 »

И третья часть трилогии эрэа Кьянти про Неизвестного :)
Автор: Кьянти
Название: Сделка, или «Фауст» по-кэртиански
Жанр: General, humor, poetry
Размер: мини
Рейтинг: PG
Пейринг: РА/Неизвестный
Дисклаймер: Герои из произведений В.В. Камши принадлежат В.В. Камше.
Относительно остального: что чужое, - то, соответственно, не моё. Материальной выгоды не извлекаю.

Саммари:

« - Но он говорит, что пришёл по делу, выгодному для вас.
   - То есть для него. Оставьте меня. Я знаю, как выиграть это сражение».

(с) Оноре де Бальзак

Комментарии:
1)   Поставлю-ка я заранее АУ и ООС. Лучше перебдеть. А то не отобьюсь ведь потом ))
2)   Насчет некоторых лексических, стилистических и прочих моментов – я в курсе. Однако, поскольку, это сюр и фарс, возможно, даже трагифарс, то пусть всё будет, как есть.
3)   Время действия – по следам «От войны до войны».

Предупреждения: Юмор – мрачноват.




«Ценности абстрактны. Цены конкретны».
Габриэль Лауб



Оллария.
Особняк Алва.
Кабинет маршала на третьем этаже.
Ночь.
Камин.
Два кресла.
В одном из них – Первый Маршал. На коленях – гитара, на столике рядом – полупустая бутылка.
Не первая. Далеко не.
Герцог уже изрядно пьян, и постоянно «клюет носом», вяло перебирая струны и сонно глядя на пляшущие язычки пламени.
Внезапно в комнате становится чуть темнее, словно чернильный мрак, хлынув в приоткрытое окно, на миг затопляет кабинет. И тут же огонь в камине оживает, взметнувшееся вверх пламя закручивается в подобие смерча, золотистым дождем летят во все стороны искры…

Алва поднимает голову, с трудом приоткрывает один глаз и видит, что из огненного водоворота  ему навстречу шагает высокая закутанная в черную ткань фигура. Появление странного гостя в плаще с низко надвинутым капюшоном вызывает у Маршала смутное ощущение дежавю, но… но он, увы, выпил слишком много «Черной крови», чтобы вспомнить что-либо конкретное. Он, похоже, вообще уже в том состоянии, когда граница между явью и сном стирается напрочь…


Алва
(вглядевшись в меру сил в ночного гостя,
поморщившись)

-Знал бы, что такая дрянь приснится –
Обошелся б как-нибудь без сна.


Неизвестный некоторое время разглядывает Алву, батарею пустых бутылок у стены и осколки бокала на полу у кресла.



Неизвестный
(смеясь)

- Маршал, Вы, чем попусту браниться,
Лучше бы плеснули мне вина…


Гость делает неуловимое движение рукой и протягивает Алве бокал – точную копию разбитого. Впрочем, разбитый бокал, как ни в чем не бывало уже стоит на столике рядом с бутылкой вина. Осколки на полу исчезли.
Алва мрачно смотрит на Неизвестного и даже не думает реагировать на это предложение, попирая, разумеется, все законы гостеприимства.
Однако гостя такой прохладный прием, похоже, не смущает. Он сам наливает себе вина и, осторожно обойдя кресло, где нашел себе приют  Первый маршал, отправляется в обход кабинета, с интересом рассматривая интерьер. Внимание Неизвестного привлекают охотничьи трофеи. Он довольно долго разглядывает их, время от времени делая глоток вина, и, наконец, возвращается к камину и хмурому Алве, молча наблюдающему за чересчур самостоятельным посетителем.


Неизвестный
(салютуя бокалом Алве,
весело)

- Вкус у Вас отменный, в самом деле.

(указывает рукой с бокалом на кабаньи головы)

- Только экспозиция не та.


Алва
(неприязненно)

- Ну, а Вы б чьи головы хотели?


Неизвестный
(сквозь смех)

- Крупного… рогатого скота.
При таком-то опыте богатом…

(прищелкивает пальцами, как бы вспоминая что-то)

Я поспорил кое с кем – на тал –
Многим Вы наставили рога-то?
Сотня – есть?


Алва
(еще более неприязненно)

- Не знаю. Не считал.


Неизвестный
(продолжает веселиться)

- Быть Вам, герцог, битым. Батогами.
Это только времени вопрос.


Алва прищурившись, разглядывает угольно-черный на фоне рыжего каминного пламени силуэт, причем взгляд становится все менее сонным и более осмысленным. Видимо, степень опьянения Маршала обратно пропорциональна  степени  бесцеремонности ночного гостя.


Алва
(издевательски-учтиво)

- Батогами легче – не ногами.
Сударь опустился до угроз?


Неизвестный
(сдерживает смешок)

- Что Вы! Нет. Вас покарают строго
Те, кому Вы натянули нос…


(вглядывается в не предвещающее ничего хорошего выражение лица Первого маршала Талига и решает немного его успокоить)

- Алва, да расслабьтесь Вы, ей-Богу!
Это долговременный прогноз…


Алва
(холодно)

- Вот что, друг мой, либо Вы дорогу
Как-нибудь сумеете найти
Сами к пресловутому порогу,
Либо…

(кладет руки на подлокотники кресла, в каждой руке – по пистолету)

… я считаю до пяти.


Неизвестный
(равнодушно)

- Не рекомендую. Бесполезно.
Впрочем, если пули Вам  не жаль…


Алва
(насмешливо)

- Вы – железный?


Неизвестный

- Нет. Я бестелесный.


Алва поднимает руки с пистолетами. От стоящей перед камином фигуры его отделяют едва ли несколько шагов. Неизвестный молча пожимает плечами.


Алва
(иронично)

- Не убью, так хоть попорчу шаль.


Гремят выстрелы, но фигура в черном не двигается с места. На секунду Маршалу приходит в голову шальная мысль, что он каким-то чудом ухитрился промахнуться,  - но нет: в груди Неизвестного, аккурат напротив сердца в черноте плаща зияют два проделанных пулями отверстия. Сквозь них пробиваются отсветы каминного пламени.
Неизвестный некоторое время созерцает пребывающего, видимо, в прострации Алву, и, в конце концов, решает первым нарушить затянувшееся молчание.


Неизвестный
(со вздохом)

- Ну и как? Надеюсь, полегчало?


Алва вместо ответа нашаривает на столе бутылку и допивает вино прямо из горлышка. Тянется за следующей, но, увы: эта была последней. Остальные уже опустели, причем довольно давно.


Неизвестный
(сочувственно)

- Что, вино закончилось?

(идет к двери и выглядывает в коридор)

- Гарсон!..


Эхо гуляет по пустым коридорам пустого дома: в приступе Очень Дурного Настроения Первый маршал разогнал к Леворукому до утра всех слуг. Гость с грустью понимает, что идти в винный погреб придется, похоже, ему самому. Оглядывается на все еще не вышедшего из ступора герцога и укоризненно качает головой.


Неизвестный
(с легкой досадой)

- Да уж… Не блестящее начало.


Алва
(тряхнув головой,
бормочет себе под нос)

- Надо же, какой паскудный сон:
Ни проснуться, ни убить нахала…


Неизвестный
(направляется в коридор, но задерживается на пороге кабинета)

- Я недолго… Герцог! По одной?


Алва оценивающе разглядывает темный силуэт Неизвестного, наполовину прошедшего  с к в о з ь  дверь.


Алва
(задумчиво)

- По одной, похоже, будет мало…



Неизвестный
(усмехаясь)

- «Черной», разумеется?


Алва
(поразмыслив)

- «Дурной».


***
Некоторое время спустя.

Кабинет Первого маршала.
На полу у столика стоит корзина, из которой торчат запыленные бутылочные горлышки.
В креслах у камина Алва и Неизвестный –  не торопясь, смакуют терпкое вино.
Неизвестный делится впечатлениями. Судя по этому, а также по тому, что отсутствовал он несколько дольше, чем требуется для похода в винный погреб и обратно, без самостоятельной экскурсии по особняку не обошлось.


Неизвестный

- Дом прекрасен. Даже фееричен.
Но – прошу простить – при всем при том,
Как он ни шикарен, он вторичен.
Этот дом – не больше, чем симптом.

(Маршалу – сочувственно)

- Не тошнит от жизни-то?


Появление «Дурной крови», похоже, несколько примирило герцога с появлением Неизвестного.
По крайней мере, Алва хоть и неохотно, но поддерживает беседу.


Алва
(пожав плечами)

- Бывает…
И о чем Вам это говорит?


Неизвестный
(философствует,
с ноткой иронии)

- Большинство обжор всегда скрывает,
Что у них – хронический гастрит.
Знают их в лицо везде и всюду –
В сотнях ресторанов и бистро:
Напоказ – роскошную посуду,
А еду в помойное ведро.
Доползут до милой оттоманки,
Пытку дастарханом претерпев,
Пострадают – и запросят…

(смотрит на огонь сквозь бокал с рубиново-черной «Кровью»)

… манки:
Приглушить желудочный напев.

(мечтательно)

А гастрит мучителен и долог…
Помню, мне рассказывал Панург…


Алва
(перебивает,
язвительно)

- Вы, любезный, гастроэнтеролог?


Неизвестный
(судя по интонациям голоса - улыбается)

- Я? Навряд ли. Я скорей хирург.


Алва
(припечатывает)

- Режете.


Неизвестный
(замявшись)

- Излишки отсекаю.

(приложив руку в черной перчатке к простреленной груди,
проникновенно )

- Знали бы Вы, сколько барахла
В Человеке…


Алва
(отмахивается)

- Я не упрекаю,
Сударь, Вас за выбор ремесла.

(уходит с головой в свои мысли)

-Со своей хваленою отвагой
Я недалеко от Вас ушел.
Все мы режем: кто ножом, кто шпагой,
Кто пером опять же…

(замолкает на миг и чуть вздрагивает, словно очнувшись, поднимает взгляд на Неизвестного,
деловым тоном)

- Хорошо.
Чем обязан? Что у Вас за дело?
Вряд ли я нуждаюсь в докторах.


Неизвестный
(вкрадчиво)

- Маршал, я лечу не только тело,
Я врачую Ненависть и Страх,
Слабость, Нерешительность…


Алва
(скептически)

- Как мило.


Неизвестный
(продолжает)

- Я дарю Надежду и Мечту,
Красоту, Свободу, Власть…


Алва
(присвистнув)

- Нехило.

(насмешливо)

- Хорошо. Я понял. Я учту.
Если мне понадобится что-то,
Где, скажите, можно Вас найти?
Да, и, кстати, многих идиотов
Вы уже успели так «спасти»?
И еще одно, мой друг бесценный:
Какова, поведайте, цена?

(истолковывает молчание Неизвестного по-своему и решает его «приободрить»)

- Ну же… Не стесняйтесь, Авиценна.
У меня богатая казна.


Неизвестный
(вполголоса, без тени иронии)

- Я беру недорого.


Алва

- Смелее!..


Неизвестный

- Душу.


Алва
(хохочет)

- Душу? Только и всего?

(поднимает глаза к потолку)

- Господи, помилуй дуралея…

(Неизвестному – преувеличенно-вежливо)

- Вам она, простите, для чего?


Неизвестный

- Для экспериментов. Я учёный.

Первый Маршал нехорошо прищуривается и меняет тон, с него в момент слетает веселость.


Алва
(саркастично)

- Точно? А похож на торгаша.
Неужели в мире обреченном
Нет для Вас желанней барыша?


Неизвестный
(тихо, но твердо)

- Нет.


Алва
(с явно наигранным ужасом в голосе)

- Да Вы – чудовище, мой милый!


Неизвестный
(спокойно)

- Я делец. Попробуйте понять:
Кто крадет, кто отбирает силой,
Я предпочитаю – обменять.


Алва
(иронично)

- Ну и как? Меняют?


Неизвестный
(пожимает плечами)

- Каждый третий.
Ведь расчет до ужаса простой:
Большинству, увы, на этом свете
Не душа нужна, а…

(поднимает свободную руку – в пальцах из ниоткуда возникает монета)

 …золотой.


(задумчиво играет монетой –  блики плывут по желтому диску,
мечтательно)

- Правда, есть еще оригиналы –
Спецзаказы, не из прайс-листа –
Но…

(вздыхает)

… таких, к несчастью, очень мало.
За последний век – не больше ста.


Алва пристально смотрит на гостя, потом на монету, и все равно не успевает заметить, куда и как ночной визитер ухитряется её спрятать. Кажется, она просто растворилась в воздухе.


Алва
(аккуратно подбирая слова)

- И давно Вы так – негоциантом?


Неизвестный
(с охотой погружается в воспоминания)

- О, давно! Мне очень много лет.
Помнится, мы завтракали с Кантом…


Алва
(снова впадает в иронию)

- Он Вам продал душу за омлет?


Неизвестный
(абсолютно серьезен)

- Он мне продал душу за другое,
То, чего все жаждут на земле…


Алва
(перебивает)

- Стоп! Не говорите. За… жаркое?
За салат? За суп? За крем-брюле?
За паштет? За плитку шоколада?
За бутыль хорошего вина?..


Неизвестный
(усмехнувшись)

- Нет, мой друг. За Истину.


Алва
(издевательски тянет)

- Да ла-адно!..
«Истина»… Кому она нужна?

(пристально смотрит на молчащего гостя)

- И всучили-то, небось, подделку –
Проще ж с неба, вон, достать звезду.


Неизвестный
(разыгрывает оскорбленную невинность)

- Мне – не доверять?! Как это мелко…

(и, не выдержав, хохочет)

Но – Вы правы: я его…


Алва
(припечатывает)

- Надул.


Неизвестный
(пытается защищаться,
сквозь смех)

- Мы не оговаривали строго…


Алва
(смеясь, доливает в бокалы вина)

- Не-ет, мой друг, Вы все-таки свинья.


Неизвестный
(пожимает плечами)

- Я не виноват, что Истин – много,
И, увы, у каждого – своя.

(назидательно подняв вверх указательный палец)

Вещь – любая! – многовариантна.

(разводит руками)

Это не подделка – в а р и а н т.


Алва
(хмыкнув)

- Я лишен торгового таланта.


Неизвестный

- Вы военный – я негоциант.


Алва ставит бокал на столик  и по-кошачьи, с наслаждением потягивается.


Алва
(насмешливо)

- Жаль, что Вы явились не к обеду,
Я бы отдал всё за фуа-гра...


Неизвестный внезапно меняет тон, голос звучит ниже и резче, пальцы свободной от бокала руки вцепляются в подлокотник кресла.



Неизвестный
(обрывает Алву)

- Чушь! Я предлагаю Вам Победу,
И, поверьте, это не игра!


Алва не мигая глядит на огонь.


Алва
(медленно, лениво)

- В чем победу? В глупых поединках
С крысами без чести и мозгов?

(пожимает плечами)

-Я бываю часто на поминках
Мне не приглянувшихся врагов.
В карточных сражениях? В интригах?
Может быть, в очередной войне?


(внезапно он замолкает, игра света и тени превращает лицо в подобие жутковатой маски, в голосе отчетливо слышится сдерживаемое раздражение)


-Я и так в победах, как в веригах,
Преизрядно надоевших мне.
Если что увязнуть не давало
Мне в болоте юбок и винца –
Это ощущение Провала.
Краха. Вероятного Конца.

(переводит дыхание и, справившись с собой, вновь переходит на легкий ироничный тон,
махнув рукой)

-Поздно, сударь… Я уже отведал
Риском освященное питьё…

(перебирает гитарные струны и качает головой, губы кривятся в усмешке)

-Купленная загодя Победа!..

(жестко)

-Нет уж. К Леворукому её.
(с интересом рассматривает собеседника,
задумчиво)

- Странно... Большинство предпочитает
Побеждать – и в жизни, и в мечтах.


Алва
(язвительно)

- Б о л ь ш и н с т в о  по-прежнему считает,
Что земля стоит на трех китах.


Неизвестный
(с любопытством)

- Ну, а Вы?


Алва
(безразличным тоном)

- Я слышал, что бытует
Мысль об обитаемых мирах…
Но – у нас за это четвертуют.


Неизвестный
(тихо, как бы сам себе)

- А у нас – сжигали на кострах,
Говоря, что пламя очищает…

(вздохнув, решает сделать еще одно «коммерческое предложение»)

Что ж, тогда... Тогда, быть может, Власть?


На лице Алвы  появляется выражение откровенной скуки.


Неизвестный
(изумленно)

Неужели тоже не прельщает?!


Алва
(зевая)

- Не-а. Накомандовался. Всласть.
Аж до несварения, до рвоты,
До непроходящей тошноты –
Всеми: от любовницы до роты…

(видит, что гость собирается возразить, очевидно, апеллируя к своему богатому опыту, и останавливает его жестом,
предостерегающе)

- Б о л ь ш и н с т в а  убогие мечты…


Неизвестный
(примирительно поднимает руки,
с усмешкой)

- Знаю-знаю: не интересуют.
Вы из тех, кто их не признает,
Кто колоду под себя тасует…


Алва
(кивает)

- Именно. Тасует – и  сдает.


Неизвестный тихо смеется: жизнь похожа на карточную игру лишь отчасти, и, видимо, Маршал тоже это прекрасно понимает…


Неизвестный
(подумав)

- По законам личностного роста
Всё-таки почетней – тасовать.


Алва

- Я сдаю охотно.


Неизвестный

- Что так?


Алва

- Просто
В это время легче смухлевать.

(не торопясь, делает глоток вина)

Та же власть в своём особом роде.
Наглость, красота и звон монет –
Ключик к человеческой природе.


Неизвестный
(с живым интересом)

- Кто-нибудь ослушался?


Алва
(пожимает плечами)

- Да нет…
Делают, что им ни поручают,
Кто – с душой, кто –  заточив клинки…


Неизвестный
(сочувственно-понимающе)

- О… Надоедает?


Алва
(безразлично)

- Удручает.
Хочется повеситься с тоски.


Неизвестный
(задумчиво наблюдает за игрой огненных искр в бокале с вином)

- Всё же это странно, очень странно…
В Вас совсем тщеславие молчит?


Алва
(прикасается к струнам,
напевает)

- Власть – гибрид полыни и каштана:
Колется и дья-авольски горчит.


Неизвестный
(говорит чуть быстрее, с некоторой горячностью, кажется, он даже… волнуется?)

- Да, но править Временем, Эфиром,
Подчинить себе и Свет, и Тьму!..


Алва
(перебивает,
лениво)

- Сударь, ну зачем мне власть над миром?
Что мне надо – я и так возьму:
Женщину ли, крепость ли. Удачу
Я не упускал еще пока.

(снисходительно смотрит на Неизвестного)

-Ну зачем мне целый мир впридачу?
Что, я так похож на дурака?

(смеясь, отмахивается от собеседника и, допив вино в бокале, тянется к корзине у столика)

-Нет уж, забирайте Власть-смутьянку
И оставьте мне колоду карт.
Мне уже и так испортил пьянку
Ваш ночной коммерческий азарт.


Пока Алва открывает новую бутыль и разливает «Дурную» по бокалам, гость сосредоточенно молчит, аккуратно соединив пальцы рук «домиком».


Неизвестный
(медленно, с расстановкой)

- То есть, всё на свете в Вашей власти?..


Алва
(уточняет)

- В с ё,  ч т о   н у ж н о,  чтобы жизнь прожить.


Неизвестный
(рассеянно кивает)

- Да, Вы правы… Правы, но – отчасти.

(вздыхает)

Что ж… Тогда осмелюсь предложить…


Лишний раз убедившись, что перед ним истинный мастер торгового ремесла, герцог начинает хохотать, да так, что, задевает многострадальный бокал, и тот снова разбивается.
В свете каминного пламени остро поблескивают осколки.
Темно-красная жидкость лужей растекается по полу, на ковре расцветают кровавые пятна.


Неизвестный
(вполголоса, серьезно)

- Зря смеётесь. Этой вещи ради
Мир не раз утоплен был в крови.


Алва продолжает веселиться, небрежно наигрывая какую-то быструю забавную мелодию и, кажется, даже не заметив бесславной гибели алатского хрусталя.


Алва
(смеясь)

- Речь о кардинале с чашкой шадди?


Неизвестный
(грустно)

- Речь, мой милый герцог, о Любви.


Смех обрывается. Пальцы Первого Маршала неуверенно касаются струн… Один перебор… Другой… Неизвестный чуть подается в сторону собеседника, жадно всматриваясь в его застывшее лицо, понижает голос…


Неизвестный
(тихо)

- Ну?.. КупИте то, над чем не властны.
По рукам – и можете кутить
Дальше…


Алва, как зачарованный, смотрит на протянутую Неизвестным руку, медленно, едва заметно наклоняется вперед…


Алва
(странным, не «своим» голосом)

- Говоришь, Любовь?..


Неизвестный
(шепотом, словно не веря своей удаче)

- Согласны?..


Время останавливается: замирает угольно-черный силуэт Неизвестного с протянутой герцогу рукой, застывает  танцующий огонь в камине, густая пряная тишина растворяет без остатка тихий стон гитарной струны… Неподвижно сидит в кресле Первый маршал Талига – дыхание прерывается и сердце пропускает удар…

Алва делает слабое движение рукой и чуть задевает струну...
И струна внезапно рвется с оглушительным звоном – и тут же, словно сорвавшись с цепи, взвивается пламя, в места в карьер срывается время, барабанной дробью грохочет пульс…

Неизвестный вздрагивает.
Герцог резко выдыхает и, подавшись назад, откидывается на спинку кресла. На лице – чуть бледнее обычного –  привычное насмешливо-злое выражение.


Алва
(выплевывает слова одно за другим)

- Нет. Увы. Мне нечем Вам платить.


Неизвестный
(взволнованно частит)

- То есть, как так – «нечем»? Нет, послушай,
Подожди, подумай, не спеши…


Алва
(вежливо, саркастично)

- Я так понял, Вы берёте души?
У меня, любезный, нет души.
Нечем с Вами, сударь, поделиться.
Очень жаль, но Вы старались зря.
Я, мой друг, бездушно полстолицы
Перевешал враз на фонарях.


Неизвестный
(бормочет)

- Как же так…


Алва
(с наигранным изумлением)

- А Вы чего хотели?
Я давно бездушен.


Неизвестный

- Стоп-стоп-стоп…


Алва
(не слушая его)

- На моём счету полно дуэлей,
Казней, войн – и есть один потоп.


Неизвестный
(пожав плечами,
цинично)

- Ну и что? Подумаешь! Бывает.
За Талиг, за жизнь, за короля…


Алва
(уйдя в свои мысли)

- Кто с душою – тот не убивает,
Ни забавы для, ни пользы для;
Тот в запале головы не рубит…


Неизвестный
(язвительно уточняет)

- Головы – мерзавцев и ворья.


Алва
(все так же отрешенно)

- …Тот чужие души так не губит,
У кого по счастью есть своя;
Тот кошмары в жизнь не воплощает…


Неизвестный
(кивает,
ехидно)

- Тот сидит спокойненько в норе…


Алва
(шепотом)

- …Тот благословляет и прощает…


Неизвестный
(с усмешкой)

- Как наш преподобный Оноре.

(берет со стола бокал и делает глоток,
светским тоном)

- Кстати, он, увы, отравлен вроде…

(ловит тяжелый взгляд выплывшего из глубин размышлений  Первого  маршала и решает уйти от обсуждения участи его преподобия,
деловито)

- Ладно, обойдемся без души.


Алва
(с кривой усмешкой)

- Вот уж правду говорят в народе:
Хуже, чем ызарги, торгаши.

(прикладывается к бутылке и возвращается к излюбленному иронично-насмешливому тону, тому самому, по которому зачастую трудно бывает определить, когда Маршал шутит, а когда говорит всерьез)

-Я заинтригован, если честно.


Неизвестный
(с надеждой)

- Значит, я на правильном пути?
Алва

- Скажем так, мне просто интересно:
Сможете ли что-нибудь найти
Вы во мне – пригодное к обмену?


Неизвестный
(смеется,
уверенно)

- Я – смогу. А что на выбор есть?
Назовите, Маршал, Вашу цену.


Алва
(уклончиво)

- Лучше Вы.


Неизвестный

- Ну, ладно. Скажем, Честь.


Алва ставит бутылку на столик и, подается вперед. Гость в плаще тоже наклоняется к Алве.
Маршал, указывая пальцем вниз, на ковер перед креслами, понижает голос и, широко распахнув ярко-синие «честные-честные» очи, заглядывает в темноту капюшона.


Алва
(доверительно)
 
- Как-то раз, на этом самом месте,
Я проснулся рано поутру,
Огляделся – ба! –

(разводит руками)

 …а нету чести…
Честное бесчестное – не вру.


Гость качает головой и переходит на тот же непонятный тон: то ли паясничает, то ли откровенничает.


Неизвестный
(укоризненно поцокав языком)

- Нет – совсем?


Алва
(сокрушенно роняет голову на грудь)

- Совсем.


Неизвестный
(тянет)

- Какое го-оре!
Где же я теперь достану Честь?


Алва
(с готовностью)

- Можете пошерудить в Надоре.


Неизвестный
(отмахивается,
досадливо)

- Был я там…


Алва
(с любопытством)

- И что?


Неизвестный

- Ну, я же здесь.

(подумав)

- А скажите, друг мой, есть ли Совесть?


Алва
(сочувственно смотрит на гостя)

- Совесть – у такого подлеца?


Неизвестный
(резюмирует)

- Тоже нет.

(вздыхает и говорит тихо, как бы сам себе)

- Печальнейшая повесть.
Впрочем, дочитаем до конца.

(задумчиво перебирает складки плаща и, добравшись до проделанных пулями дыр, внимательно их рассматривает)

- Просчитаться было бы обидно…

(продевает палец в одну из дырок и издает еще один тяжкий вздох)


Алва искоса посматривает на обладателя испорченного плаща, он  не слышит – или делает вид, что не слышит, - того, что бормочет Неизвестный.


Алва
(нахально)

- Я куплю Вам новое пальто,
Не волнуйтесь.


Неизвестный
(укоризненно)

- Алва, Вам не стыдно?


Алва
(нагло, на повышенном тоне)

- Мне? За что?

(широко разводит руками)

- За это шапито?


Неизвестный

- По какому праву Вы…


Алва
(обрывает)

- По леву.
О каком, простите, речь стыде?
Я их всех…

(делает не слишком приличный, но красноречивый жест)

… Включая Королеву.
В спальне, на столе, в саду – везде!


Неизвестный
(медленно)

- Нет у Вас достоинства… Печально…


Алва
(негодующе)

- Это, извините, почему?
Есть. И я им горд чрезвычайно.


Неизвестный секунду молчит, соображая, что имеет в виду собеседник.


Неизвестный
(сообразив, отмахивается)

- Э т о  мне и вовсе ни к чему.


Алва
(назидательно)

- Зря Вы так. Полезнейшая штука.
Может чудеса порой творить.


Неизвестный
(устало)

- С Вами говорить – сплошная мука…


Алва
(снова меняет тон, переходя на серьезный с нотой сарказма)

- А со мной не нужно говорить.
Вряд ли я Вас чем-нибудь уважу.
Обо мне судачат все в миру:

(загибает пальцы)

«Лжив. Циничен. Склонен к эпатажу».

(прищурившись, пристально смотрит на гостя,
полуутведительно)

-Я ведь даже Вам не по нутру?


Неизвестный
(тихо, с усмешкой)

- Верно, Рокэ, верно… Так уж вышло.
Но причина этого проста:
Вы, мой друг, бедней церковной мыши.


Алва
(поправляет)

- Лучше уж – «бездомного кота».


Неизвестный пожимает плечами и, взяв со столика бокал, сосредотачивается на вине.
Герцог делает еще пару глотков прямо из горлышка бутылки, после чего возвращается к лежащей на коленях гитаре. Пальцы скользят вдоль грифа, обводят контур, гладят теплое полированное дерево – и гитара кажется большой ласковой кошкой, которая вот-вот замурлычет…
Алва начинает наигрывать медленную, приятную мелодию – звуки льются, сплетаясь с тихим потрескивание поленьев в камине. Он играет уверенно, но мелодия то и дело сбивается – когда пальцы ловят пустоту на месте порвавшейся струны. Впрочем, музыка настолько прекрасна, что даже эта хромота не портит её, скорее наоборот – зачастую небольшой изъян только добавляет очарования…


Светает.
Легкий ветер колышет занавесь. Скрипит, чуть качнувшись, оконная створка.
Неизвестный оглядывается, смотрит на бледнеющий сумрак за окном, потом  - на слабые язычки пламени в камине.


Неизвестный
(встает,
тихо)

- Мне пора.


Алва
(поднимает на него взгляд и равнодушно пожимает плечами)

- Задерживать не стану.


Неизвестный
(протягивает Алве руку)

- Что ж, прощайте…


Герцог задумчиво разглядывает черную кожу перчатки и вдруг застывает, напряженно выпрямив спину, - для прощального рукопожатия загадочный гость протягивает ему руку, точь-в-точь, как несколько раньше, когда предлагал эту сумасшедшую сделку. Только это не правая, а…


Алва
(шепотом,
сам себе)

- Л е в а я  рука!..


Внезапно лицо Алвы озаряет широкая улыбка. Он резко поднимается на ноги, сбросив с колен гитару, и протягивает Неизвестному левую руку.

(с вызовом)

- А хотите: жизнь – за Кэртиану?


Неизвестный реагирует мгновенно – отдергивает свою руку и даже прячет её за спину.


Неизвестный
(с безмерным изумлением в голосе)

- Ишь ты!..


(несколько секунд оценивающе разглядывает Алву, качает головой и делает шаг назад, к камину)

 - Я подумаю…

(еще пара шагов назад – Неизвестный, рассмеявшись, поднимает руку в прощальном жесте, и черный силуэт растворяется в сумерках каминной пасти)

- Пока!..
23.02.2009.
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

Мальк, просто Мальк

  • Хранитель
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 2621
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 15942
  • Legendary Creature - Gnome Illusionist
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #85 : 12 Окт, 2018, 18:29:57 »

Решено, стало быть, так.
Данная тема, как изначально и предполагалось, открыта только и исключительно для републикации работ наших форумчан (как нынешних, так и бывших), размещённых когда-то на прежнем форуме этого сайта.

Желающие ознакомить нас с фиками, взятыми с других интернет-ресурсов, - вправе создать в этом же разделе отдельную тему и постить там. Однако - с переборчиыостью и осознанием того, что тексты чернушного характера будут удаляться (без предупреждения и обсуждения) со стопроцентной вероятнотью, а тексты скучые и маловысокохудожественные - с вероятностью большой.
(В случае сомнения - можно присылать текст на премодерирование кому-либо из Хранителей)

Спасибо за внимание,
Хранитель.
Записан

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #86 : 12 Окт, 2018, 22:08:37 »

И ещё пьеска от эрэа Кьянти
Название: Тет-а-тет
Пейринг: Лионель Савиньяк, Чарльз Давенпорт
Рейтинг: PG-13
Жанр: незамутненный стеб, джен

По заявке с Хот-Феста:
«Лионель/Чарльз. Отряд Северной армии попадает под обвал. Лионелю удаётся вывести всех вовремя, но они с Давенпортом, отстав от отряда, оказываются под обвалом. Надежды на спасение почти нет, и Чарльз, не выдержав гнетущей обстановки и полагая, что им уже не спастись, решается высказать маршалу всё, что о нём думает. Реакция Ли и чем всё закончилось - на усмотрение автора. Жанр – любой».

Отказ: Мир и герои – В.Камше, заявка – заказчику, автору фика – текст и моральное удовлетворение. Все пинки за стёб и несдержанность – маршалу и его подчиненному. Я тут вообще ни при чем. ))))

Саммари: Еще один эпизод из жизни Лионеля Савиньяка, людоеда человека и амбидекстра.
Внезапно горы.
Внезапно обвал.
Савиньяк и Давенпорт, спасаясь, традиционно ныряют в какую-то дыру, где их благополучно и заваливает. Из расщелины в потолке свежеиспеченной пещеры проливается скудный ручеёк солнечного света, озаряющий суровую реальность, данную товарищам по несчастью в ощущение, - каменный мешок, десять шагов в длину, пять в ширину, без признаков воды и растительности. Выход из пещеры плотно завален камнями.
Обалдевший от стремительной смены декораций, виконт потерянно топчется посередине их скромного убежища. Граф, обладающий более крепкими нервами и потому уже пришедший в себя, внимательно осматривает каменную осыпь, замуровавшую путь к свободе.

Давенпорт
(растерянно)

- И что?

Лионель
(мрачно хмыкает)

- И всё…

Давенпорт
(с ноткой недоверия и легкого ужаса)

- Совсем? Вот так вот сразу?!

Лионель
(задумчиво,
проводит рукой по каменному монолиту)

- Однако же, фикрайтер – молоде-е-ец…

Давенпорт
(в ужасе от снисходящего на него понимания)

- Без армии! Без связи!! Без припасов!!!
В руках фаната!..

(бросается к начальству и истерично вопит, вцепившись в маршальский камзол)

- Маршал, нам звездец!

(оставляет поморщившегося маршала в покое и начинает кружить по пещере)

- Из-за шальной фантазии злодея
Мы с вами не дотянем до седин.

(внезапно останавливается и замирает в дальнем углу, косясь на упорно молчащего Савиньяка)

- Я жду уже, от страха холодея,
Излюбленных «эн-цэ-пиццот-один».

Савиньяк, видя прогрессирующую потерю адекватности, не выдерживает и снисходит до сдержанной полуулыбки.

Лионель
(слегка насмешливо)

- Вы, Чарли, пессимист и параноик.

Давенпорт
(вновь повышает тон)

- Да ну вас с вашим юмором к Врагу!

Лионель
(пожимает плечами)

- А вдруг он пишет что-нибудь иное?
Вдруг нас спасут?

Давенпорт
(с сарказмом)

- И кто? Сергей Шойгу?

(с мрачной обреченностью в голосе)

Нас тут заслэшат! А потом – зароют!

(обвиняюще тыкает в сторону маршала пальцем)

- А вы – самонадеянный гордец –
Играете бездумно в Главгероя,
Не чувствуя –

(хлопает себя по пятой точке опоры)

ничем! – что нам звездец!

Лионель Савиньяк едва заметно морщится, но предпочитает молчать.
А вот его подчиненного, решившего помирать с музыкой, уже, что называется, понесло.

Давенпорт
(с обидой)

- И вы моих не цените стараний!
Для вас я – чуть умнее, чем дебил!

(с надрывом и легкой нотой мечтательности в голосе)

Вот был бы я сейчас, к примеру, ранен…

Лионель
(невежливо хмыкает)

- Я милосерден. Я бы вас добил.

(рассуждает как бы сам с собою, причем непонятно, шутит он или нет)

Случись такое горе в самом деле,
Фичок бы стал, ей-Богу, хоть куда.
Была бы у меня на две недели,
По крайней мере, сносная еда.

(вздыхает)

К несчастью – это видно из начала –
Талантливая наша молодёжь
Пером и духом сильно измельчала.
Кровищи нет. Один сплошной нудёж.

Давенпорт
(с непередаваемым отвращением)

- Чудовище…

Лионель
(скучным тоном,
возвращаясь к изучению заваленного прохода)

- Ага. Дитя порока.
Спесив, циничен, лжив, жестокосерд.
Младенцев ест у нас на завтрак Рокэ,
Я – только офицеров. На десерт.

(поворачивается к Давенпорту, неожиданно жестко, приказным тоном)

- Не время для истерик и для паник.

Давенпорт
(негодующе)

- Да вы не человек, вы – глыба льда…

Лионель
(закатывает глаза,
тонко пародируя интонации светского разговора)

- «Знакомься, Айсберг, это – наш Титаник.
Титаник, это – Айсберг…»

Взбешенный Давенпорт резко разворачивается и направляется вглубь пещеры.

Лионель
(насмешливо, с легким интересом)

- Вы куда?

Давенпорт
(почти рычит)

- Я снобов ненавижу с колыбели.
И если б не треклятая война…

Виконт переводит дух и замолкает, пытаясь совладать с накрывающей его бессильной яростью.
Граф остается верен себе – голос звучит ровно, несмотря на нехороший прищур.

Лионель
(ободряюще)

- Ну, что же вы, дружище, оробели?..

Давенпорт
(не выдерживает)

- Да я б уже давно послал вас на!..
Я всё терпел, от злости сатанея!!

Лионель
(резко обрывает)

- Довольно, сударь. Хватит вам блажить.

Увы, виконта уже прорвало на откровенность.

Давенпорт
(орёт)

- …Но с вами умирать – еще страшнее,
Чем с вами – жить, и чем у вас – служить!
Понять не мог, хоть с детства слушал старших,
За что вас уважает мой отец?!
Ведь вы – не гениальный Первый Маршал!
Вы – ПОЛНЫЙ… ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ… ЗВЕЗДЕЦ!!!

Всё время страстного обличительного монолога маршал проводит прислонившись к каменной кладке и судя по выражению лица, погрузившись с головой в свои мысли.
Наконец, запал у Давенпорта кончается, и тот, прооравшись, все-таки замолкает.


Лионель
(на удивление миролюбивым тоном, загадочно улыбаясь, слегка растягивает слова )

- Я, в принципе, не склонен к укоризне.
Но, краем уха, слышу голоса,
Твердящие: в твоей настала жизни
Чернющщщщщая, как уголь, полоса.

(взгляд маршала чуть заметно тяжелеет, в голосе проскальзывают металлические нотки)

- Мы с этим разберемся в гарнизоне.
Моей коварной мести план таков:
Торчать ты будешь при моей персоне
Отныне – до скончания веков.

Наслаждаясь эффектом, он замолкает и в полной тишине становится слышен приближающийся к каменной ловушке неясный шум – крики людей, конское ржание, стук падающий камней… Давенпорт прислушивается – и холодеет.

Давенпорт
(заикаясь)

-Н-не может быть…


Лионель
(уже не скрывая торжества, ласково-злорадно)

- Спасатели всё ближе.
Финал на горизонте.

Давенпорт
(в отчаянии)

- Как?! Уже?!!

Осознание всей глубины и фатальности совершенной им ошибки исторгает из груди офицера нечеловеческий вопль.

Давенпорт

- Фикрайтеры! Мерзавцы!! Ненавижу!!!
На кой вы ляд родили куцый джен?!!

Он без сил падает на колени, привалившись к стене, и с мукой во взоре наблюдает как в монолитной казалось бы преграде появляется один просвет, другой, третий… Воодушевленные ободрением начальства, солдаты разбирают завал, не жалея сил.

Давенпорт
(с тоской)

- Писали бы уж лучше ахинею
На тридцать глав, ей-Богу, как всегда…

Лионель
(хмыкает и, подумав, изрекает)

- Вам, Чарльз, не фанфик нужен подлиннее,
Язык бы покороче – это да.

Маршал шагает в освободившийся проем, и блаженно жмурится, вдыхая свежий весенний воздух.
Обернувшись, внезапно он весело подмигивает несчастному офицеру и расплывается в знаменитой фамильной улыбке.

Лионель
(тоном удава, приглашающего кролика к столу)

- Ну что, дружок, пойдём служить Отчизне.
И вообще, не вешай нос, милок.

(помолчав, он глубокомысленно заканчивает)

Простейший текст – порою к тру-у-удной жизни
Лишь многообещающий пролог.
09.12.2009
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #87 : 12 Окт, 2018, 22:12:47 »

Автор: Mik@
Название: Ничья кавалерия
Жанр: юмор
Рейтинг: нет его
Пейринг: Робер Эпинэ, Эмиль Савиньяк и ещё одно копытное.
Дисклеймер: персонажи и вселенная принадлежат В.В.Камше
Саммари: и поди ты их пойми…



- Брось, Эмиль! Просто признай, что с женщинами разговаривать не умеешь, и брось. Если, конечно, не хочешь присоединиться к тому умнику в лазарете, что пытался подчинить эту красавицу силой.
Да, ход не слишком честен и не особенно мудрён. Зато, если повезёт, сейчас раскроется какой-нибудь страшный лошадиный секрет семейства Савиньяк. Разрубленный змей, любопытно! А пока имеем. Рассветной красоты и закатного норова трёхлетнюю зильберку*, позавчера доставшуюся разведчикам совершенно невообразимым образом. Толпу побитых и покусанных претендентов на роль её нового хозяина. Одного многажды переломанного, доселе полагавшего, что не родилась ещё та лошадь, которую бы он… и так далее по всем статьям истинно ослиного упрямства, более свойственного почему-то людям. Тихих, смурных и отругивающихся сквозь зубы конюхов, утвердившихся в мысли, что дриксы не зря разводят своё лошадиное достояние для себя одних, как бы его и сие сокровище вернуть с извинениями? И наконец, цвет талигойской кавалерии в лице двух самоуверенных остолопов, тоже, в общем-то, считающих, что «не родилась», но имеющих на то собственные резоны. Остолопов, разумеется, заключивших пари на успех безнадёжного дела и жребий для полной дурости бросивших. Средний Савиньяк пытал счастья первым. Что ж, вперёд. Принципиально не деморализуемый Эмиль бодро сглотнул подначку и приступил.
И что? Вот это и есть савиньяковская премудрость в конном деле? Идиотище, ты зачем кобыле глазки строишь?! Ты ей в глаза глянь. Повнимательнее. И чем скорее, тем лучше. И на ноги заодно. Особенно на правую переднюю. Ритуал лошадиного соблазнения пресёкся быстро и категорично: за попытку погладить гордое создание по отливающей начищенным серебром шее граф Лэкдеми поплатился собственной правой. Только задней. Или нижней? Да так молниеносно, что его и отдёрнуть не удалось.
- Кости целы?
-Твоя очередь! – До стены дохромал, не упал – уселся, значит, целы. – Посмотрим, умеешь ли разговаривать, по крайней мере, с лошадьми. – Перекошенные болью и досадой губы упрямо сложились во что-то вроде ухмылки.
Что ж, смотри. На то, что его собственная хитрость не раскрыта раньше времени, Иноходец рассчитывал вполне. Подпустила. Смотрит. Добра не обещает, но это ещё не угроза. Поднесённую к чёрным бархатным губам ладонь стерпела. Ноздри чуть расширились, дрогнули. Потянулась к руке – сама. Умница девочка. Прихватила пальцы одними губами. Ага, распробовала! Не спеша, слизывает с руки сладкую, влажную кашу.
- Овёс с сахаром? – Прозрел у стены Савиньяк. – Шулер ты!
- Тебе кто мешал? – Продавать зильберке глаза, по примеру лягнутого друга и соперника, он ещё остерегался, но в голосе звучала бездна нежности. – Да и не в том дело. Просто, видишь ли, Эмиль, барышня – северянка, ей блондины дома надоели. Так что, не хотелось тебя расстраивать, но твои потуги были обречены с самого нача…
Прочувствованная речь оборвалась в особо патетическом месте самым некуртуазным образом – подвыванием, переходящим в сдавленное шипение. Покончив с угощением, дриксенская красотка так тяпнула руку дающую, будто иной благодарности не мыслила. Сказочные агатовые глазищи пылали неукротимой злостью, за спиной вежливо, то бишь, опустив голову и уткнувшись носом в колено, ржал Эмиль.
- Ппфффххххххашли, интриган, стратег и просто красавец, а то ещё и голодными останемся. Правую-то зачем совал?
Кто б его раньше спросил: зачем. Самое малое, на неделю леворукий Эпинэ и столь же левоногий Савиньяк, морщась и хромая, поплелись на ужин.
Впрочем, обладатель дважды лошадиного герба сдаваться не собирался. И после отбоя, под покровом темноты была предпринята новая попытка приручения норовистой пленницы, требовавшая полной интимности и вдохновения. Доселе он ни разу не видел, чтобы такое срабатывало, но как-то слышал от отца, что, если дремлющая лошадь привыкает к твоему присутствию и голосу, наутро проникается доверием по самые копыта. В принципе, такой красавице, пусть и кусачей, он мог бы петь дифирамбы от первого лица, но поддержка гения не повредит. Веннен нашёлся весьма кстати.
Ночь висела над холмами лунной волшбой и осыпалась звёздами, строптивая прелестница изредка переступала во сне, прядала острыми ушами, но протестов не выражала. Сонеты не иссякали долго. Очень долго. Потом перетекли в бессвязные откровения, не вспомнить бы о них днём, потом всплыли какие-то строчки из памяти. Разрубленный змей, ещё ни одной даме он не изъяснялся таким проникновенным полушёпотом столько часов подряд. И даже язык не устал. Кажется. На невообразимо дальнем горизонте заворожено и лениво просыпалась заря. Из копны сена в углу конюшни донеслось тоже заспанное, сиплое «кхмы», на корню истребившее весь лиризм момента длиною в ночь.
- На свадьбу пригласишь? – Из сена показалась растрёпанная белобрысая шевелюра.
- ? ? ? … ! ! ! – Соблюсти приличествующую в присутствии дамы куртуазность Иноходцу не удалось.
- Ну, после ТАКОГО всенощного уединения, ты, как честный человек, чтоб не сказать Человек Чести, просто обязан…
- Лишняя здоровая нога осталась?
- А у тебя лишняя рука? И язык явно пока не пострадал…
Ещё мгновение, и друзья-лошадники с удовольствием избавили бы друг друга от помянутых излишков.
- О чём воюем, молодые люди? – Знакомый непрошибаемо спокойный голос подействовал на обоих как ведро холодной воды, выплеснутое на голову в самый неожиданный момент.
Несколько дней назад получивший краткосрочный отпуск по каким-то неотложным семейным делам Райнштайнер возвышался в сереющем дверном проёме аллегорией воплощённого здравомыслия. Уже вполне разбуженная дружеским обменом любезностями зильберка звонко фыркнула, повела узкой мордой, изобразила немыслимой красоты дугу длиннющим шёлковым хвостом и воззрилась на бергера с такой очевидной и неподдельной симпатией, что отвергнутые страдальцы взвыли дуэтом.
- Блондины – шатены… Чушь кошачья! Северян она любит!
- Патриотизм – страшная вещь…
- Обречены?
- Обречены.

_______________

* как на самом деле называется зильбер женского пола, не знаю

03.12.2009
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...

Dama

  • Строители
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6105
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 8136
  • Мы возвратимся туда, где мы не были прежде.
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #88 : 14 Окт, 2018, 20:19:07 »

  Эрэа Alarven, цикл "ВАЛЕНТИН" (D.)

                      ВОЛНЫ…

      (Место действия - Багерлее. Автор)

- Нет, - он улыбается – холодно и равнодушно. Прямо в гладкое холеное лицо мерзавца в буро-зеленом. И у него получилось – судя по дернувшейся щеке врага,
- Нет, герцог, я не заговорщик, - улыбка примерзает к лицу, как в северную стужу металл к теплой коже… Примерзла или запеклась кровью в ране. Не отодрать. Разве что вместе с кожей…
- Среди Приддов нет заговорщиков. И лжецов – тоже… герцог.
Холеная морда дернулась еще раз – чуть-чуть… Обозлен, что не назвали обер-прокурором или за то, что обозвали тем, кем он является? В любом случае, это твоя последняя победа, Валентин, столь же незначительная, как и все предыдущие. Ты клялся Джастину жить за двоих, а сделанного тобой не хватит и на одного… Совсем не хватит. Ну что ж, клятвопреступники среди Приддов уже были.
- Посмотрим, что вы запоете дальше… герцог.
Лед тает… но кровь, запекшаяся в ране - нет. Как чужой, усмехается уголок рта:
- Не имею чести обладать хорошим голосом, и уж тем более не стал бы петь для… вас.
Мерзавец разочарован. Гордись, граф Васспард, только что узнавший, что ты отныне - герцог Придд. Гордись – та победа была предпоследней… Долго ли умирал отец?! Не сейчас! Не сейчас, а потом, в камере. Ты сможешь! «Лед, блестящий на солнце»!..
Мерзавец вновь спокоен. Когда-то Юстиниан Придд сумел отомстить за своего отца сполна. Юстиниан не имел дела с Колиньярами. Эти живыми не выпустят ни одного из Приддов…
- Увы, - мерно качнулась холеная харя, - что же вы не унаследовали матушкиных талантов…
Что?! Что?!! ЧТО?!!!
Кодекс Франциска запрещает!.. Мало ли что он запрещает, Валентин Придд! Когда это запреты распространялись на врагов?..
Чужая жесткая хватка на плечах. И вековые стены вокруг. Эти стены уже сожрали тысячи жизней… десятки только в последние дни!.. А у тебя, бывший граф Васспард, только одна жизнь, и даже ею ты не распоряжаешься. Чтобы отдать ее вместо…
- Помогите герцогу Придду спуститься вниз. Как бы он не начал… возражать…
Может быть, все-таки!.. Ради всего святого, ради Создателя, Леворукого, всех древних демонов!..

Беспощадно-ледяная волна захлестывает с головой. Волны предали его. Они не дали ему уйти…
Волн нет, их больше нет. Есть кабинет негодяя в буро-зеленом – другой кабинет, внизу. И стекающая с волос на шею ледяная вода… Сколько на него вылили – ведро, два, три?
В затылок кто-то невидимый вбивает раскаленный молот, этот молот не остудит и целое море воды, но это не самое страшное…
Последнее, что он помнил – был летящий ему в лицо кулак гвардейца. А Колиньяра он не достал. Он никого не спас и у него не будет возможности отомстить. Ни малейшей.
- С возвращением, герцог. У вас слабые нервы… для Придда.
Он зря надеялся – на Создателя, на Абвениев, на Леворукого с его кошками!.. Не пришел никто. Никто не услышал мольбы последнего герцога Придда. Не «все-таки»… Не его самого. Потому что молот, оказывается, бьет не только в затылок - в виски, в лоб. Но не заглушает… Не заглушает!!!
- Всегда хотел увидеть взбесившегося Спрута… - мерзкая, мерзкая, мерзкая… «морда» будет оскорблением для безвинных зверей!
– Но к делу, герцог. Вы хотите, чтобы ваша матушка умерла побыстрее? Без дальнейших хлопот и неприятностей? Или еще понаслаждаемся… музыкой?.. Ну же, герцог? Всего-то ваша подпись… «Придды – заговорщики». Или вы надеетесь выйти отсюда? - голос поднялся почти до визга, - интересно, от кого унаследовали голос ваши братья? Сколько им лет, а, Валентин?! У кого лучше голос, как вы думаете?.. Пожалуй, я ошибался, вы и есть спруты! Ледяные бесчувственные гадины, вам плевать даже на собственную семью! Ну?! Хорошо же, будем слушать дальше! Пока музыка не смолкнет…
Валентин, качнувшись, начал набок оседать со стула, и на него тут же вылилось послушное ведро жидкого льда. Еще одно…
Теперь можно открыть глаза. Вода будет течь с волос на лицо… И никто не поймет, что по щекам она будет струиться уже горько-соленой… Как морские волны, неотвратимо поднимающиеся из ледяных глубин…
Жизни не будет, и не будет мести, но не будет и последнего поражения! Не проиграть, когда победить невозможно!..
6.09.2007

 ЛЁД, БЛЕСТЯЩИЙ НА СОЛНЦЕ

 (Глава, предшествующая непосредственно дуэли, данная от лица Валентина Придда. Автор)

- Капрал, сегодня прохладно, - Валентин Придд остановился у боковой калитки, пропуская Ричарда вперед.
- Да, монсеньор.
- Угостите своих друзей, когда сменитесь.
- Премного благодарим, монсеньор.
Тусклый блеск золота и еще более тусклая зависть в глазах Окделла. В чем дело, сударь? Мало наворовали у своего бывшего эра?!
Серое-серое небо… Серее траура… Зачем сейчас?! Что тебе этот выродок, предатель и мародер? Он посмел назвать бывшей твою королеву, но разве ему ты собирался мстить?
- Мы прошли достаточно, - Валентин Придд выпустил локоть Ричарда и отступил вбок. – Не стоит и дальше скрывать наши чувства.
- Вы предлагаете покончить с делом здесь?
Он предлагал прекратить идти под руку, как лучшие друзья или гайифские кавалеры, но какая разница?.. А Окделлу совсем не хватает терпения. По большому счету, ты – дурак, Валентин Придд, но не согласиться на дуэль было нельзя. Окделл рвался в бой как бык на красную тряпку. Не терпелось продемонстрировать, чему научился за последние полтора года. У человека, которого предал…
- Если угодно, - сощурился Валентин, - но Верхний парк для наших целей несколько удобнее.
- Что ж, сотня лишних шагов никому не повредит.
- Несомненно.
Пологий бурый склон остался позади – вместе с мраморным быком с человечьей головой. Повелители Скал один раз уже оставили его позади, и нынешний даже не оглянулся. Вернее всего – не знает. Кичиться предками и не узнать собственный бывший герб – кем надо быть? Ричардом Окделлом…
Мерзлая листва про ногами… Хрустит… Весной она была жива, она так хотела жить… Она не знала, что придет осень и убьет ее. Он тоже прошлой весной еще ничего не знал…
Плеск воды… Драконий источник… Сотни лет в него на счастье бросают монетки. Бросить? Нет. Чего-чего, а счастья-то не будет точно. Разве что загадать на удачу, но такую удачу на источник не сваливают. Даже если он – Драконий…
Аллея… Та самая, с дикими розами… Сейчас они облетели…
У этого пруда стояла тогда Катари. Катари с белой веткой шиповника в руках. И вздрогнула, когда он подошел к ней… Он считал себя взрослым – считал после смерти Джастина! – но рядом с ней вновь казался себе наивным мальчишкой… И ей наверняка тоже…
Валентин сам едва не вздрогнул от шороха, но это Окделл засмотрелся на тополя, облепленные птичьими гнездами. Едва не упал. Жаль, что не упал… Нет, хорошо, что не упал. Пришлось бы подавать руку…
- Осторожней, сударь.
- Благодарю, сударь, - теперь Недовепрь уставился на останки голубя на аллее. Таки свалится!
- Смотрите под ноги. Упасть перед боем – дурная примета.
Потому что драться, хромая, трудно. Если, конечно, ты не Рокэ Алва.
- Впрочем, мы почти пришли.
- Вы неплохо знакомы с дворцовыми парками, - небрежно бросил Окделл.
А ты неплохо знаком с уединенными аббатствами…
- Увы, у меня не было возможности их изучить…
Кто ж тебя просил вместо этого Алат изучать?!
- У меня хорошая память, - Валентин пожал плечами, - очень хорошая. Иногда это помогает.
- А иногда мешает?
Ах ты!.. В Багерлее бы тебя! К Колиньярам с Манриками, мразь!..
- Видимо, да. Глядя на ваше счастливое лицо, осознаешь всю прелесть забывчивости.
Лед, блестящий на солнце. Так учил отец. Что бы ни происходило при тебе… что бы ни делали с тобой… или с близкими тебе! – лед, блестящий на солнце! Он не выдержал всего дважды, но Окделл – не отец и не мерзавец Колиньяр!..
- И что же я по вашему забыл?
Издевается?! Нет… Создатель, нет!.. Валентин едва подавил желание расхохотаться.
- Вот как? Выходит, вы забыли даже то, что забыли? Не рискну вам напоминать, в глубинах памяти водятся очень опасные рыбы!..
И иногда всплывают из глубин. Учти это, Окделл. На будущее. У таких, как ты, оно бывает…
- Может, я и забыл, сколько в столичных парках статуй, зато помню, как держать шпагу.
- Возможно. Но вот помните ли вы, кем вам приходится тот, кто вас этому обучил? – бесполезно, Валентин. Если Ричард Окделл сейчас что-то поймет, это будет не Окделл, а его приятель Эпинэ…
- К счастью, не тем, кем вашему покойному брату.
Да что ты говоришь?! Конечно, не тем. Джастин Придд был учеником Алвы. Мечтал стать другом. И больше никем. И уж точно не предателем и не отравителем!
- Вас следовало бы пожалеть, не будь вы столь глупы, - Валентин невольно тронул герцогскую цепь. Это Джастину следовало бы ее носить. Если бы не… - До смерти или до первой крови?
- Как вам угодно. Но иногда первая кровь оказывается последней.
Оказалась бы. Твоя! Не появись вовремя Алва тебя спасать!
- Я слышал о подобном. А вы видели.
- Сударь, мы сошлись на том, что деремся здесь, в Верхнем парке, без свидетелей, пока можем и желаем продолжать бой.
- Оружие? Вам довольно шпаги или желаете еще и кинжал?
- Я не кэналлиец!
Да. Тебя всего лишь из милости взял к себе в оруженосцы кэналлиец и научил тому, что ты хочешь сейчас продемонстрировать. Отрекшись при этом от учителя!..
Что ж, Окделл, ты вдвойне не кэналлиец, потому что, отказавшись от кинжала, ты выдал себя. Будучи учеником Алвы, так и не выучился драться левой. А значит, шанс есть!
- Разумеется, вы не кэналлиец.
Дернулся. Хорошо.
- К вашим услугам.
- К вашим услугам.
27.10.2009

   ЭПИНЭ

(Визит Повелителя Молний в особняк Повелителя Волн после дуэли. Автор)

    Ну что ж, Эпинэ, я ждал тебя. Я ждал твоих вопросов. Ты ведь не умеешь врать и говорить о погоде тоже не умеешь. Какого ответа ты ждешь? И зачем он тебе, если ты все равно не поверишь?!
    Я не ученик Рокэ Алва. Да, я фехтую хуже Окделла. Но я не проиграл. «Не проиграть, когда победить невозможно». Мне это сказал Джастин. Я знаю, от кого он это услышал. А ты, Эпинэ?
    Или ты думаешь, что я победил? Ты, кого любила моя сестра, ответь мне! Ты знаешь, чего мне стоила эта осень?! И кого… Ты должен знать, ты ведь тоже не спишь ночами… У тебя тоже нет времени, но заснешь ли ты спокойно, если оно у тебя появится? И я не засну…
    Кто я для тебя, Эпинэ? Не говори, я знаю сам.
    Ты не умеешь лгать, почему ты не умеешь лгать?! Кто я для тебя? Тот, кто и для всех остальных - «ледяной спрут», «скользкая гадина»? «Приддов поймут только Придды», но ты ведь и не пытаешься… А мог бы.
    Скажи мне, Эпинэ, почему, если один топает ногами, орет и брызжет слюной, а второй даже не повысит голоса, орущий – всегда жертва, а его противник – хладнокровный негодяй?! С чего ты взял, что ему легче?! Только потому, что он не умеет орать и топать? Молчишь, Эпинэ. Молчишь, потому что я не спрашиваю. А ты не умеешь читать по лицам.
    Тебя втравил в это твой дед, мой отец – меня. Твоя мать умерла у тебя на руках (видишь, я даже это знаю), моя… мою замучили в застенках палачи манрико-колиньяровской своры. Ты ждал казни в Кагете, я – в Багерлее. Я остался один, как и ты. Ты тоже унаследовал вместе с титулом вину, которую невозможно искупить. А также тех, за кого отвечаешь больше, чем собственной жизнью. Ведь умереть можно лишь один раз… Скажи, Эпинэ, а ты любил горько и безнадежно? Знаешь ли ты, что это, когда даже любовь становится привычным самообманом и внезапно разлетается брызгами ледяных волн… И вечно стылое море уносит ее прочь, стирая даже следы на песке… Молчишь, Эпинэ… Должно же быть что-то святое в сердце и душе, кроме мести и долга, но у меня не осталось больше ничего… Скажи мне… Впрочем, нет, не говори. Я вижу сам.
    Молчишь? О чем мы еще не поговорили? О вине? Пей его в моем доме спокойно, я – не Окделл. О погоде? Она унылая, как всегда. Об Окделле и его лихорадке? Я не солгал, она есть и у меня, иначе что за горячечный бред проносится сейчас в моей голове? А нет - так будет. Когда ты уйдешь. Но ты не увидишь этого по моему лицу, пока я жив.
    Даже если ты всем, и в первую очередь Окделлу, с которым носишься, как когда-то Алва, скажешь, что нашел меня лежащим без чувств, сам ты будешь знать, что лжешь, а себе ты лгать точно не умеешь и никогда не научишься. Ты ведь не Ричард Окделл. Есть такое средство, Эпинэ. Да, мне пришлось выпить его, иначе бы «герцог Придд тебя не принял»… Завтра мне будет во сто крат хуже, но моей слабости никто не увидит. Даже ты.
    Скажи мне, Эпинэ, ответь только на один, самый важный вопрос – могу ли я тебе верить?! Молчишь. Молчишь, потому что я и не спрашиваю. И не решусь спросить. Ибо ты сам знаешь, какой единственный ответ я должен буду дать тебе после «нет». А Придды не убивают гостей в собственном доме.
    Ты хочешь уйти, Эпинэ? Что ж, уходи…
30.10.2009
Записан
Ничьим богам не служи, ничьей веры не оскорбляй.

Akjhtywbz22

  • Флёр Сомсовна - папина дочка
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4345
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6150
  • Блондинка - это не цвет волос. Это алиби...
    • Просмотр профиля
Re: Не забыть бы и не потерять
« Ответ #89 : 15 Окт, 2018, 20:20:50 »

Мне очень нравится Валентин, фанфики про него тоже прочитала с удовольствием и переживанием за этого невероятного Зарразу. А есть ещё про него у эрэа Alarven?

А вот про ещё одного моего любимчика от эрэа lady_may
НЕОСВЕЩЕННЫЕ ПОДРОБНОСТИ ИЗ ЖИЗНИ МАРСЕЛЯ ВАЛМЕ

Автор: lady_may
Фэндом: Отблески Этерны
Жанр: планировался юмор, что вышло – судить читателям 
Персонажи: Марсель Валме, пока еще теньент Арамона, граф Валмон, а также некоторые другие герои ОЭ в дальнейшем продолжении
Предупреждения: возможна некоторая степень АУ и ООС. Это так, заочно 
Примечания: все права на персонажей и мир – Вере Викторовне; права на содержание – мне, уж не обессудьте
1

Серые стены, мощенная серыми камнями серая площадь, серое небо над серым домом. Серое, серое, серое, кругом все совершенно серое, непередаваемого мышиного оттенка. В действительности Лаик оказался еще гаже и еще серее, чем представлялось в самых страшных кошмарах. Марсель виконт Валме не сдержал тоскливого вздоха. Неужели, в ЭТОМ месте ему придется проторчать целых полгода?! В то время как за пределами унылого поместья жизнь будет бить ключом, его вынудят сидеть на скучных занятиях, выслушивая скучных менторов, и ко всему прочему, удобств в Лаик – явно как в казарме, то есть никаких. Определенно, это будут самые худшие полгода в его жизни!
Под сапогами хлюпнула вода, юноша помянул Леворукого и посмотрел под ноги. Он стоял прямо посреди огромной, грязной, невероятно живописной лужи. В ней отражались низкие дождевые тучи и собственное унылое лицо. Марсель скорчил своему отражению рожицу и шевельнул носком сапога. Унылая физиономия пошла рябью, вместе с грозовым небом и возникшей над правым плечом папенькиной головой. Обернувшись, юноша сразу же наткнулся на суровый взгляд и снова тяжело вздохнул. Будь его воля, ноги бы его тут не было. Велика радость – слушать про особенности саграннских гор, или что там еще почитают необходимым для образования молодого дворянина? Марсель с этим был решительно не согласен. Единственное, что он полагал нужным для своего собственного образования, – это умение играть в тонто и вьехаррон, разбираться в винах, сочинять стихи и играть, скажем, на лютне. Владеть шпагой его вполне мог научить капитан Леро, что он, собственно, успешно делал последние два года. А землеописательными науками и геометрией пусть занимается кто-нибудь другой. Увы, дворянские традиции и папенькина воля были твердей и незыблемей надорских скал и окделльского девиза. Так что у наследника Валмонов выбора не было, разве что сбежать из отчего дома, но разочаровывать папеньку – Создатель упаси, такого греха Марсель на свою душу брать не желал, хоть о Рассветных Садах перестал надеяться с тринадцати лет, когда тайком от родителей распил бутылочку превосходной «Вдовьей слезы» и был пойман на горячем, то есть на пьяном.
Виконт вышагнул, наконец, из злополучной лужи. Интересно, сразу же по приезду на новое место вляпаться в грязную лужу – это к чему? Марсель хотел бы надеяться, что к чему-нибудь хорошему, теплому и сухому. Но до хорошего, теплого и сухого еще нужно было добраться, а значит, для начала – принести клятву и распрощаться наконец-то с папенькой, хотя последнее юноша предпочел бы сделать еще в Валмоне. Увы, все те же треклятые дворянские традиции требовали сопровождения ближайшего родственника. А у Марселя, вестимо, никого ближе папеньки не было. Тут юноша представил означенную близость и содрогнулся. Создатель, это было совершенно ужасно и нелепо!
Пока виконт Валме утопал в тоске и глупых мыслях, дражайший родитель в сопровождении пары гвардейцев Лаик уже промаршировал до двери поместья. А на пути Марселя снова лежала лужа, не менее большая и грязная, чем предыдущая. Юноша сделал широкий шаг и с чувством наступил в самую ее середину. Зловредная лужа хлюпнула, булькнула и окатила обнаглевшего с ее точки зрения наследника Валмонов до самого верха сапог, грозя замочить жидкой грязью штаны. Марсель во второй раз за день помянул Леворукого и всех его кошек и бросился догонять дражайшего родителя.
Тяжелая дверь открылась, из нутра дома хорошенько пахнуло затхлой сыростью и щедро обдало виконта вместе с порывом сквозняка. Юноша сморщился, с трудом сдерживая рвущийся чих. Поместье Лаик явно невзлюбило Марселя с первого же марселевского взгляда, по-видимому, расцененного поместьем недостаточно благоговейным. Наследник Валмонов вытянул шею, пытаясь рассмотреть что-нибудь из-за широкой спины папеньки. Затея с треском провалилась, поскольку то, что не закрывал собой родитель, загораживали гвардейцы Лаик.
– Граф Валмон, виконт Валме, следуйте за мной. – У слуги, открывшего дверь, голос был под стать поместью – по-мышиному писклявый и какой-то… серый. Широкая родительская спина втянулась в дверь, гвардейцы пропустили юношу, дверь закрылась.
Марсель все-таки чихнул – громко, с чувством. Звук срикошетил от стен и потолка в узком коридоре и понесся вперед, загодя уведомляя начальника Лаик о прибывших. Граф Валмон едва заметно качнул своей неизменной тростью. Едва заметно для сопровождающего их слуги, но не для почтительного сына, который тотчас устыдился своего громогласного чиха. Стыд закончился быстро, его виконту всегда недоставало, и юноша сунулся вперед.
В эту пору года темнело рано, да и тучи на небе не способствовали обилию света, так что в коридоре была непроглядная темень, а оттого он казался длинным, если не бесконечным. Тоска, чуть отступившая от виконта после произведенного чихом эффекта, вернулась и стиснула Марселя в крепких объятиях. Юноша в очередной раз тяжело вздохнул и больше не пытался высунуться вперед родителя.
За дверью в конце коридора оказался кабинет, а в кабинете обнаружился противный, красномордый и готовый поспорить своими габаритами с папенькой свин. Виконт живо ухватился за эту удачную мысль и вперил взгляд в поднявшегося из кресла навстречу вошедшим теньента. А это, вестимо, он и был. Временно исполняющий обязанности начальника Лаик теньент Арамона. Гроза унаров и ночной кошмар для диет.
– Граф, счастлив видеть вас, – голос у ночного кошмара был воистину кошмарным, а в сочетании с приторно сладкой улыбкой на лице и вовсе повергал в ужас. Хотелось броситься под защиту к папеньке и взвыть в голос. Марсель вовремя вспомнил, что он наследник графов Валмон, и подавил неуместный порыв. – Это честь для меня принимать вас и вашего сына в Лаик.
Если Арамона пытался быть учтивым, то выходило у него это из рук вон плохо. Счастлив он их принимать! Да уж, тут и впрямь великосветский прием. Виконт фыркнул про себя и вздернул подбородок с самым высокомерным видом. Свин в теньентском мундире чуть скис, но снова воспрянул духом, когда заговорил папенька.
– Премного благодарен за радушную встречу, теньент Арамона, – граф с достоинством кивнул головой, как будто их тут встречали с фанфарами и шпагами наголо. Чуть качнулась трость, мол, во всем следует быть дипломатичным. Юноша с трудом сдержал фырканье. – Мой сын и наследник явился принести клятву братству Фабиана и готов следовать его законам.
Марсель был готов, как крыса в мышеловке. Но у той хоть было право огрызаться и отбиваться, юношу никто не спрашивал, все только утверждали.
– Я буду счастлив принять виконта Валме в унарские ряды, граф. Ничуть не сомневаюсь, что сей почтенный молодой человек не посрамит имени Валмонов. – Будь у Арамоны хвост, он бы им уже вилял в желании засвидетельствовать господину графу свое почтение и безмерное уважение. На счастье утонченной эстетической натуры Марселя означенный орган у теньента отсутствовал, хотя объемистый зад едва заметно подрагивал, явно сожалея, что нечем завилять, и оттого вынужденный сдерживаться.
Виконт с трудом удержал в себе не приличествующий наследнику Валмонов гогот. Его сдерживала лишь широкая родительская спина. Позорить папеньку лучше в его отсутствие, а то снова придется стыдом впрок запасаться.
– Не сомневаюсь, – величаво кивнул граф и повернулся к почтительному сыну, давящемуся смехом. Правда, под укоризненным взглядом родителя давиться чем бы то ни было разом расхотелось.
Марсель с достоинством вышел вперед. При виде необъятного теньентского пуза достоинство ощутимо сдало назад. В носу защекотало от сдерживаемого смеха, только воспоминание о папеньке за спиной заставило смех все-таки сдержаться. Но слова, которые следовало сказать, вылетели из головы напрочь.
– Я готов служить Отечеству, – наконец, ляпнул Марсель, чувствуя, что пауза затягивается. Отечество в лице Арамоны колыхнуло пузом и погрозило патриоту толстым пальцем:
– Послужить Отечеству вы еще успеете, виконт, – и хихикнуло, явно довольное собой. В чем заключалась шутка, виконт не понял и предпочел остаться в неведении. – А пока с вас довольно будет и клятвы унара.
Теньент протянул Марселю объемистую книгу, переплетенную свиной кожей. Юношу так и подмывало спросить Арамону, с какого именно места его скальпировали для переплета, но он вовремя вспомнил о дражайшем родителе за спиной и в очередной раз за сегодняшний день сдержался. Не вовремя пришло чувство гордости за свою сдержанность, и теньентская рука с книгой повисла в воздухе перед носом Марселя.
– Сын мой, вам следует ознакомиться со сводом законов братства и поставить свою подпись, – прозвучавший из-за спины папенькин голос был полон укора за марселевскую рассеянность. Виконт отодрал наконец-то свой взгляд от внушающих священный трепет теньентских габаритов и с полной серьезностью заверил родителя и Арамону в своей готовности одарить братство своим автографом.


Книга со сводом унарских правил оказалась тяжелой. Тоска с наглым смешком хлопнула Марселя по плечу, юноша пошатнулся, едва сдержав стон отчаяния. Но наследник Валмонов не мог позволить себе выказать недостойные чувства, так что Марсель перехватил книгу поудобнее и обреченно открыл первую страницу. С первых же строк он понял, что свод законов было бы уместнее назвать сводом запретов, потому что у унаров было только одно право – посещать занятия менторов, все остальное строжайше запрещалось. Пребывание в Лаик было равносильно заточению в Багерлее, и еще неизвестно, где виконт предпочел бы оказаться, предоставь ему кто такой выбор. Во всяком случае, в Багерлее хотя бы не заставляли выслушивать нудные поучения об окружностях и квадратах.
– Виконт Валме, вы обязуетесь следовать законам братства?
– Обязуюсь, – безрадостно подтвердил Марсель, после того, как с чувством продекламировал означенные законы вслух. До Дидериха и Веннена составившему их было далеко.
– Вы укрепились в желании вступить в ряды унаров?
– Укрепился, – в обратном, но папенька заблаговременно занял стратегически важную позицию, дальновидно отрезая почтительному сыну пути к отступлению.
– Граф, вы поддерживаете своего сына в его стремлении? – «Создатель, я буду послушным! Я никогда больше не залезу в папенькин шкаф с винами! Я каюсь во всех своих грехах! Я буду…»
– Поддерживаю, – видимо, грехи, лежавшие на виконте, были слишком тяжкие, и их следовало искупить не менее чем восьмью месяцами страданий.
– Тогда распишитесь, виконт, и принесите клятву перед лицом Создателя! – торжественный Арамона определенно был еще кошмарней Арамоны почтительного.
Ставя свою подпись под сводом законов фабианского братства, Марсель чувствовал себя так, словно подписывал себе смертный приговор. Полгода в Лаик, собственно, и ожидались смерти подобными, а помилованием здесь, увы, и не пахло.
Откуда-то из темного угла возник олларианец. Виконт уставился на него с неподобающим любопытством и прикинул, может ли в кабинете быть потайной ход или священнослужитель отсиживался за теньентским креслом. Мысль о потайном ходе заставила Марселя чуть воспрянуть духом – что ж, возможно, пребывание в Лаик может быть и не таким тоскливым. Главное – спровадить, наконец, дражайшего родителя, а там можно и делами заняться. Так что юноша расправил плечи и заучено отбарабанил положенные слова, притом мыслями уже витая в непременно существующих и, хотелось бы надеяться, множественных тайных лаикских ходах.
– Я свидетельствую, – Арамона разве что не прослезился, вызвав у Марселя непреодолимое желание предложить ему свой кружевной надушенный носовой платок. В который раз пришлось сдержаться, папенька мог не оценить сыновнего благородного порыва.
– Я свидетельствую, – послышалось, или в голосе родителя и впрямь прозвучало угрожающее предупреждение? Марсель на всякий случай счел за благо притвориться глухим.
– Да будет по сему! – склонил голову олларианец и отступил за теньентскую спину. Виконт тут же сунулся вперед, желая посмотреть, куда денется служитель Создателя, но Арамона успел оттеснить не в меру любопытного Марселя. То ли давал олларианцу возможность скрыться, то ли просто так совпало. Подозрительность виконта склонялась к первому.
– Я счастлив принять вас в ряды братства, унар Марсель, – свин в теньентском мундире двинулся вперед и сделал руками странное хватательное движение. Юноша на всякий случай отступил назад, обниматься с Арамоной он не стал бы даже под страхом смерти. Спина наткнулась на неожиданное упругое препятствие. Граф положил почтительному сыну на плечо пухлую руку и кивнул временному начальнику Лаик:
– Надеюсь, мой сын не запятнает имя Валмонов. – В словах папеньки Марселю снова почудилось предупреждение, и он мгновенно оглох. Вышло вдвойне удачно, потому что крупный рот Арамоны задвигался, вероятно, исторгая новую порцию заверений в любви – простите, уважении. Виконт искренне понадеялся, что как только дражайший родитель отбудет, свин в теньентском мундире наконец-то закончит с любезностями.
Папенька что-то сказал, теньент что-то ответил, Марсель уставился в окно. Но предаваться мечтам о том, как он будет исследовать поместье на предмет наличия потайных ходов, долго не удалось. Граф уверенным движением развернул почтительного сына к двери, Арамона разве что ковриком у двери не расстелился, и виконт поспешно вынырнул из своей глухоты. Оказалось – вовремя.
– Унар Марсель, проводите своего почтенного родителя, – объемистый зад снова начал подрагивать, но юноше было уже не до того. Сейчас он распрощается с папенькой! На целых полгода! Перспектива пребывания в Лаик эти самые полгода уже не казалась столь удручающей, какой она была сразу по прибытию в поместье.
В коридоре стоял уже знакомый слуга, на этот раз со свечой, отчего папенькина тень казалась огромной и грозной, а его собственная – вытянутой и худой. Марсель было возрадовался последнему, но, скосив глаза на свой живот, удрученно вздохнул, посетовав про себя на обманчивые тени. Кажется, восьмимесячная диета (в том, что кормят в Лаик, как в казармах, виконт не сомневался) ему впрямь не помешает.
Всю дорогу до ворот в Лаик папенька хранил многообещающее молчание. Марсель уныло плелся следом, загодя готовясь к родительским наставлениям. Но к такому нельзя приготовиться, и юноша тяжело вздохнул, когда господин граф наконец-то заговорил:
– Я надеюсь, что вы и впрямь не посрамите моего имени, сын мой. По вашему возвращению из Лаик я надеюсь увидеть настоящего мужчину, который будет достоин продолжить наш род.
Марсель вздохнул и прикинул, на сколько придется раскошелиться, чтобы нанять какого-нибудь мускулистого теньента с умным выражением лица.
– Я не желаю получать письма о вашем неподобающем поведении. Потому постарайтесь не наделать позорящих ваш статус моего наследника глупостей. – Папенька оглядел Марселя, пожевал губами и добавил: – Во всяком случае, в первый же день.
– Разумеется, батюшка. – Почтительный сын уставился на родителя честными глазами и заверил: – Вы можете быть совершенно спокойны, я не сделаю ничего такого, что заставило бы вас стыдиться моего поведения.
Граф Валмон снова пожевал губами, глядя на своего наследника, и удрученно покачал головой.
– Если в Лаик из вас сделают нечто удобоваримое, и вы наконец-то возьметесь за ум, я пожертвую во имя Создателя четверть своего состояния.
Марсель чуть было не ляпнул: «Уверяю вас, вам не придется нести таких убытков», – но вовремя спохватился, что не стоит огорчать папеньку раньше времени. В конце концов, каждый имеет право на светлую надежду. Поэтому виконт принял самое серьезное свое выражение лица и, не дрогнув, встретил суровый родительский взгляд. Граф укоризненно качнул головой.
– Учтите, если вы опозорите наше доброе имя, я лишу вас наследства.
Юноша вздохнул и стал строить планы по финансовому обеспечению своих будущих похождений после выпуска из Лаик.

Продолжение
2

Смотреть в спину отъезжающему папеньке оказалось неожиданно грустно. Марсель затряс головой, пытаясь понять, что за напасть с ним приключилась, раз он неожиданно решил взгрустнуть о столь желанном отъезде дражайшего родителя. Предаваться самокопательству помешал наконец-то прорвавшийся из низких грозовых туч дождь. На макушку капнуло раз, другой, виконт схватился за свои волосы. За путь из Валмона в Лаик они успели отсыреть, теперь еще и грозили намокнуть. Марсель поспешно отвернулся от ворот, за которыми уже исчез папенька с сопровождением, и похлюпал по лужам к дому. Куда ему идти, юноша не представлял себе даже примерно, Арамона не озаботился никакими указаниями. На счастье, в коридоре возле дверей обнаружился тот самый слуга со свечой, по всей вероятности, как раз поджидавший наследника Валмонов.
– Унар Марсель, прошу за мной, – прошелестел он и скрылся в стене. Марсель несколько секунд пялился на то место, где исчез мышастый слуга. Создатель, в Лаик что, за слуг приведения держат?! Из стены появилась голова, поинтересовавшаяся:
– Унар, вы идете?
Юноша бездумно сделал пару шагов вперед и с облегчением перевел дух. Привидениями здесь и не пахло, в сумраке коридора, едва освещенного свечой в руке слуги, он попросту не заметил узкий проем в стене. В поместье вообще все было узкое и сумрачное, и Марсель с тоской вспомнил светлые и просторные коридоры замка в Валмоне. А эти коридоры ко всему были еще и многочисленными, с большим количеством разнообразных ответвлений. Сначала виконт пытался запоминать дорогу, потом бросил это безнадежное дело – чтоб не заблудиться в лаикском лабиринте, нужно было раздобыть где-нибудь красную нить, как в гальтарской легенде о быкоголовом чудовище, жившем в подземном лабиринте.
Слуга свернул в очередной коридор, закончившийся дверью, за которой обнаружился предбанник купальни. Марселевская тушка тотчас возрадовалась предстоящим водным процедурам и рванулась к проему, ведшему непосредственно в саму купальню. Прорыв не остался незамеченным, и наперерез виконту бросился худющий, одни кости и никакого мяса, слуга.
– Унар, подождите! Сначала мне следует заняться вашими волосами.
Марсель резко затормозил, но по инерции качнулся вперед и уткнулся носом прямо в шею цирюльника. Пахнуло потом, и юноша брезгливо отскочил. Даваться такому в руки совсем не хотелось, но несчастные локоны и впрямь нуждались в уходе. Другого цирюльника в пределах Лаик, судя по всему, не было, так что выбирать не приходилось.
– Мои волосы следует умастить оливковым маслом, обождать четверть часа, затем сполоснуть теплой – слышите? Теплой, ни в коем случае не горячей! – водой, после нанести розовое масло, обождать не менее пяти минут и еще раз ополоснуть теплой водой. – Слуга слушал наставления новоиспеченного унара с таким обалдевшим видом, будто Марсель разглагольствовал, по меньшей мере, об отличиях поэзии Дидериха от стихов Веннена. Юноша удрученно вздохнул – судя по всему, заниматься волосами ему придется собственноручно. Вверить этому неотесанному деревенщине свои золотистые локоны – свою гордость! – было решительно невозможно. А цирюльник тем временем наконец-то отмер и пробормотал, во все глаза глядя на виконта:
– Простите, унар, но по уставу Фабианового братства ваши волосы должны быть коротко остриженными…
Марсель утратил дар речи. Кажется, от изумления сам собой открылся рот, но юноша этого даже не заметил. Он смотрел на слугу и не мог поверить. Его чудесные локоны собирались искромсать… Мягкие, шелковистые локоны… Виконтовскую гордость… Искромсать… Леворукий и все его кошки, ИСКРОМСАТЬ?!
У виконта наконец-то прорезался голос, но от возмущения Марсель заговорил тонким фальцетом:
– Закатные твари, что вы сказали?! Вы собрались обрезать мои… мои… – наследник Валмонов задохнулся, не в силах выразить словами свои чувства. Цирюльник моргнул и потер кончик длинного носа:
– Унар, таковы правила, я ничего не могу поделать. Через полгода вы сможете снова отрастить свои волосы до той длины, какая вам нравится.
Наверное, это должно было Марселя утешить, но юноша и не подумал утешиться. Золотистые локоны были для него дороже всех папенькиных коллекционных вин, обрезать их он не позволит!
– Только через мой труп! – чуть справившись с возмущением, уже своим обычным голосом возвестил виконт.
Слуга уставился на строптивого унара круглыми глазами. Вероятно, от ужаса, так что Марсель чуть приосанился, ощущая себя почти таким же грозным, как папенька.
– Но…
– Никаких «но», сударь! – с достойной папеньки твердостью отрезал наследник Валмонов. – Уходом за волосами я, так и быть, займусь самостоятельно, но не позволю вам даже прикоснуться к ним ножницами!
– Теньент Арамона будет недоволен, – пробормотал обладатель длинного носа, и у Марселя возникло непреодолимое желание защелкнуть на нем мышеловку. Но потом он вспомнил дражайшего родителя и его просьбу не наделать глупостей в первый же день, рассудил, что цирюльниковый нос в мышеловке вполне может быть расценен означенной глупостью, и, пересилив себя, сдержался. Опять. При этой мысли виконт взгрустнул – сдерживать свои желания было не в его привычках, но нарушать волю папеньки, когда он отъехал еще недостаточно далеко, все же не стоит. Поэтому юноша вздохнул и пообещал себе наверстать упущенное за сегодняшний день завтра же с утра. Чуточку полегчало, и Марсель милостиво позволил цирюльниковому носу еще немного поздравствовать на свободе.
– Не извольте беспокоиться, с Арамоной я договорюсь. – Виконт сделал неопределенное движение рукой, и слуга загрустил. Юноше даже стало совестно, расстраивать человека, который всего-то пытался исполнить свой долг цирюльника, папенька бы не одобрил. Потом Марсель порылся в своих закромах, обнаружил, что запасы совести закончились, и мысленно развел руками, мол, я бы с удовольствием, но чего нет, того нет. Слуга вздохнул и грустно предложил виконту перейти в купальню, и юноша с величайшим удовольствием проследовал в смежное помещение. Удовольствие тщательно обозрело содержимое этого самого помещения, по недоразумению назвавшегося купальней, пожало плечами и вышло. Марселю пришлось остаться, потому что его тушка возмущенно требовала водных процедур.
– Розовой воды не будет, – сообщил тушке виконт, тушка не замедлила праведно вознегодовать. Юноша полностью разделял ее мнение, но, бросив взгляд на слугу, пожалел последнего. Несчастный ведь не виноват в отсутствии удобств. Хотя носу определенно не помешает знакомство с мышеловкой. Так, исключительно в профилактических мерах.
Но когда виконт сунул руку в лохань с водой, жалость к бедолаге сделала ручкой и удалилась. Марсель повернулся к слуге, тот бросил обреченный взгляд на дверной проем, но явно все же поборол искушение и с видом готового к своей судьбе человека посмотрел на юношу. Тот восхитился, честь и ремесло определенно были для цирюльника на первом месте. Странно, что Люди Чести до сих пор не ухватили его с руками. Впрочем, сообразил виконт, с происхождением у бедолаги явно было грустно, хотя надо бы спросить, в каком поколении он цирюльник. Тысячелетнее цирюльничество было, на взгляд Марселя, не хуже тысячелетнего графства.
– Принесите мне горячей воды, сударь, – подражая папеньке, сурово повелел юноша. Кажется, вышло неплохо, потому что слуга, даже не думая пререкаться, поплелся к двери.
Ждать пришлось почти сорок минут. Виконт успел посидеть на лавке, сунуть нос во все углы, обнаружить забытую кем-то и изрядно обглоданную мочалку возле крысиного лаза. Когда цирюльник наконец-то вернулся, Марсель был готов на стенку лезть от скуки. Несчастная тушка взывала к милосердию и пуховым перинам, глаза начали слипаться. Но принесенную воду юноша, тем не менее, тщательно проинспектировал, выдержал приличествующую паузу и, наконец, под громкий облегченный выдох слуги одобрил.
Смирившись с воистину старогальтарскими условиями, Марсель взял свою волю в кулак, показал его развопившейся тушке и по-быстрому помылся. Локоны пришлось намылить отвратительного качества мылом, но за путешествие из Валмона в Лаик волосы сильно отсырели и были немыслимо грязными, так что пришлось сжать зубы и довольствоваться имеющимся куском. Про себя виконт подумал, что срочно нужно распаковать купальные принадлежности и брать их с собой. Наконец, юноша обтерся какой-то мало заслуживающей доверия тряпочкой, по недоразумению назвавшейся полотенцем, потянулся за одеждой и взгрустнул. Унарская форма была просто омерзительна! Грубая ткань привела тушку в ужас, покрой штанов и рубахи заставил ужаснуться Марселя. Двумя пальцами подняв с лавки полагающуюся ему одежду, виконт оглядел ее со всех сторон, даже понюхал. Единственным положительным моментом был тот факт, что тряпье, во всяком случае, было чистым. Оглянувшись на дверной проем, за которым торчал выдворенный из купальни слуга, юноша тоскливо вздохнул. Если потребовать привезенную одежду, придется проторчать здесь еще не менее получаса, а выбравшийся из теплой воды Марсель уже начал замерзать. К тому же, явно не приученный к приличной одежде цирюльник обязательно что-нибудь перепутает, и придется ждать еще минут сорок, пока он, наконец, принесет то, что от него требуют. Виконт еще раз оглядел унарскую форму. Что ж, для того, чтоб дойти до своей комнаты, сойдет, а там он поскорее сбросит это омерзительное тряпье и наденет приличную одежду.
Слуга встретил Марселя с обреченным вопросом:
– Унар, все в порядке?
Судя по всему, он уже готовился к новому недовольству виконта. Тот, оценив самоотверженность, смилостивился и даже не стал говорить о грубой ткани и покрое, который, вероятно, был в моде еще при Франциске Первом. Так что юноша только утвердительно кивнул, и на лице цирюльника появилась недоверчивая надежда.
– Луис проведет вас в вашу комнату, унар, – поспешно сказал он, отступая от двери в коридор. Марсель хлопнул слипавшимися глазами и вышел в коридор, где обнаружился уже знакомый слуга со свечой. Луис, а это, вестимо, был он, кивнул юноше и удалился куда-то вглубь коридора. Виконт без возражений последовал за слугой, мечтая о теплой постели и мягкой перине. Верховая езда определенно сказалась на нем не самым благотворным образом.
На сей раз коридоры и вовсе казались бесконечными, у Марселя рябило в глазах от многочисленных проходов и переходов, они с Луисом то поднимались по лестницам, то петляли по темным коридорам. Как здесь можно ориентироваться, юноша решительно не понимал.
Наконец, слуга вошел в коридор, в котором было понатыкано дверей, прошел почти до тупика в его конце и остановился. Дверь была дубовая, крепкая и напоминала о валмонских винных погребах. Луис загремел ключами, с трудом провернул замок и толкнул дверь.
– Вот ваша комната, унар Марсель. Вещи уже доставлены.
Новоиспеченный унар широко зевнул, вошел и в обалдении остановился на пороге.
В Валмоне в таких длинных, узких каморках хранился хозяйственный инвентарь. В Лаик это по недоразумению называлось унаровской комнатой. Впрочем, тесноту виконт еще был готов пережить, но обстановка этого помещения, для которого «келья», и та звучала комплиментом…
– Я буду спать… ЗДЕСЬ?! – юноша обернулся к не успевшему уйти слуге. Тот с некоторым недоумением кивнул. Бедолага цирюльник явно не поделился с коллегой опытом обращения с виконтом Валме.
– Да, унар Марсель. На время вашего пребывания в Лаик это ваша комната.
Наследник Валмонов издал странный сдавленный звук, тушка, мечтавшая о перине и не менее чем трех подушках, преисполнилась негодования. Потому что мечтам сбыться было не суждено. Узкая кровать без полога была застелена одиноким матрасом, серела такая же серая, как и весь Лаик, простыня в паре с тощим одеялом, одиноко ютилась у изголовья плоская, как столешница, подушка. Ко всему прочему, обстановку довершал стол, стул, сундук, в углу были свалены привезенные с собой сумки. На этом интерьер марселевской комнаты завершался.
Виконт со зверским выражением лица бросился на слугу, тот отшатнулся, но не успел покинуть зону досягаемости Марселя и был схвачен за грудки. Луис на голову превосходил новоиспеченного унара, однако сейчас казался значительно ниже ростом, а на лице его отразился непередаваемый ужас.
– Где перина? Я вас спрашиваю, где ПЕРИНА?! – страшным шепотом возопил юноша, от возмущения почти потеряв голос. – Где ТРИ взбитые подушки? ГДЕ?! Да вы смерти моей хотите!
Если несчастный слуга чего и хотел, так это вырваться из рук безумного унара и скрыться в коридорных лабиринтах. Но Марсель держал крепко, периодически встряхивая Луиса и вопрошая местонахождение настоящей кровати. Бедолага хрипел, дергался и приседал. В какой-то момент виконт допустил оплошность, и слуга с предсмертным хрипом вырвался. Шарахнувшись в сторону от юноши, он подобрал полы своего серого, похожего на монашеское одеяния и бросился прочь из коридора. Марсель дернулся было за ним, но Луис уже успел проворно выскочить в темный лабиринт, и виконт затормозил, осознав всю бесполезность погони. Шансов догнать слугу и потребовать ответа не было, зато перспектива заблудиться и до утра бродить в неосвещенных коридорах щербато лыбилась наследнику Валмонов. Тоскливо вздохнув, юноша поплелся к своей комнате, пока на шум никто не вышел, – а встречаться со своими завтрашними однокорытниками в такой позорный момент не хотелось совершенно, – и зашел. Апогеем марселевских мучений стало отсутствие каких бы то ни было внутренних запирающих средств. Виконт со стоном отчаяния оглядел комнатушку, обнаружил подходящий для подпирания сундук и вспомнил, что дверь открывается наружу.
Кровать жалобно взвизгнула. Марсель уткнулся носом в подушку и взвыл. Громко и проникновенно.

« Последнее редактирование: 15 Окт, 2018, 20:29:17 от Akjhtywbz22 »
Записан
Звучит в ночи гитара Соберано.
Струна звенит, а сердце замирает...