Расширенный поиск  

Новости:

21.09.2023 - Вышел в продажу четвертый том переиздания "Отблесков Этерны", в книгу вошли роман "Из глубин" (в первом издании вышел под названием "Зимний излом"), "Записки мэтра Шабли" и приложение, посвященное развитию науки и образования в Золотых Землях.

Автор Тема: Вирентийский витраж  (Прочитано 14695 раз)

Марриэн

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4407
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 1026
  • Ленивый хоббит
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #15 : 06 Мая, 2020, 21:24:50 »

passer-by,
Цитировать
И да, где там уже бродит Зубоскал,  скорее бы уже они встретились.
Ну, встретиться они, может, и встретятся, но его ли она ждет? Или не ждет? Или думает, что не ждет?  ;)

Идем дальше.

Глава третья. Ночная охота

Обратный путь казался нестерпимо унылым. Усталые лошади тащились по белой дороге, поднимая пыль. Наездники кашляли. Солнце медленно, но неуклонно склонялось к выжженым горам, и оставалось только надеяться, что скоро оно упадет за край мира.
Мерин все больше и больше отставал, пока наконец не оказался самым последним в кавалькаде. Томазо пробовал его подгонять, но скотина, даром что холощеная, была на диво неуступчивой. А, может, просто вымоталась. 
– Эй, сморчок! – окликнул его Вейтц. – Ты что? Совсем поплыл?
Джор Трандуони оглянулся, недовольно сжав губы.
– Томазо! Что ты плетешься?! Догоняй!
Мерин не поддавался. Наконец один из наемников не выдержал и ожег животину плетью. 
– Пошел!
Мерин опомнился, и Томазо, вздрагивая от тряской рысцы, наконец подобрался к голове отряда.
– Вы только погляньте! – издевательски приветствовал его Вейтц. – Сидит, как мешок с репой. Сумку застегни, клерк несчастный! 
Что?! Томазо схватился за ремень и обомлел. Сумка и врямь была нараспашку. Учетная книга и перетянутые бечевами свитки болтались как попало, выскочив из гнезд-отделений. 
– Я застегивал, – растерянно пробормотал Томазо. Джиор Трандуони затряс щеками.
– А ну проверь, разгильдяй! – приказал он.
Томазо торопливо поставил сумку на седло и принялся перебирать документы, чувствуя, как душа медленно скатывается в пятки. Кожаный футляр, перевязанный синей лентой, исчез. 
– Ну!
– Недостает свитка... с разрешительной грамотой, – запинаясь, проговорил он.
– Растяпа! – возопил джиор Трандуони.
– Я застегивал, – снова пробормотал Томазо, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. – Я помню...
– Возвращайся и ищи! – джиор Трандуони был в ярости. – Лукас, выделите солдата для сопровождения.
– Мои люди не воробьи, чтобы без конца сновать туда-сюда! – раздраженно ответил ван Эйде. – Ваш сопляк просрал бумаги, пусть сам и ищет!
Они уставились друг на друга, словно рассерженные псы, готовые оскалить зубы.
– Дозвольте, я его сопроводю... сопровожу! – внезапно встрял Вейтц.  – Я легкий, и потому мой конь еще не слишком устал.
Томазо насторожился: такая щедрость души была странна для Вейтца. Но ужас от допущенной промашки и тревога оттого, что придется возвращаться в негостеприимные пустынные места одному на ночь глядя, перевесили всю неприязнь.
Лукас ван Эйде смерил взглядом  Вейтца. Щитоносец капитана почитай его личный слуга: Вейтц чистил его оружие, приглядывал за конем и стаскивал с пьяного командира сапоги. Возможно, поэтому ван Эйде был расположен к парню на пядь больше, чем к прочим людям на земле.
– Ладно, – согласился он. – Мы станем лагерем недалеко от границы. Чтобы к утру были на месте, сопляки!

Эрме сидела, прислонившись спиной к стволу дымного кедра, и смотрела на солнце, наполовину ушедшее за горб Ламейи. Тень от древесной кроны простиралась далеко, давая укрытие и людям, и лошадям. Легионеры валялись на траве, лениво переговариваясь. Фриц Ройтер так и вовсе дремал, прикрыв лицо беретом. И правильно делал: на сегодняшней вечеринке он будет главным заводилой.
Чуть ниже на обширной плоской террасе на сложенной из булыжников горке лежала голова бродильца. Резкий  запах доносился даже сюда, усиливаясь с каждой минутой, но ничего не поделаешь — это был единственный надежный способ выманить  всю стаю.
Застывшие желтые глаза слепо таращились. Бродилец был самцом: они в отличие от самок, вылезали на сумеречный, а иногда и на предзакатный свет. То, что разведчик выполз  чуть ли не в полдень, весьма настораживало Эрме: ни в одном известном ей труде, посвященном этому представителю нечистого мира тормарской Язвы и ее окрестностей, не было упоминания о столь нетипичном поведении.  Возможно, какая-то патология. Жаль, но предъявить тело в Школу для изучения не выйдет. Тео Верратис бы покопался...     
Место для засады выбрал Крамер, и Эрме была полностью согласна с его доводами.  Дымный кедр был крепок и раскидист, и с его ветвей можно было без труда следить за пространством внизу. Луна поднимется по левую руку и будет только в помощь.
Оставалось лишь ждать, пока не сгустятся сумерки. 
Чтобы отвлечься, Эрме принялась сочинять письмо Джезу. В уме, разумеется, поскольку примостить чернильницу и лист бумаги было некуда. 
Его светлости... и так далее... и так далее...
«Дорогой Джез!
Моя поездка получается куда более продолжительной и беспокойной, чем можно было бы  предположить. Я позволю себе отбросить мелкие дорожные неприятности, неизбежные в любом путешествии, и перейду сразу к основному вопросу. 
Вся долина Монте Россо так же, как и долина Ривары, страдает от зноя, так непривычного для здешней весны. Однако, если окрестности Виренцы отчасти спасает близость полноводной реки, то здешние места лишены такого блага и вынуждены довольствоваться мелкими речушками и ручьями, уже истощившими свои запасы влаги. Впрочем, надеюсь, землеописание собственной державы ты прекрасно помнишь и без пояснений...   
Положение серьезное, Джез. Возможно, обильные дожди смогли бы спасти лозы от окончательной гибели и позволили бы рассчитывать на второй урожай пшеницы, но, увы, горизонт бесконечно чист, что делает эти надежды призраками, готовыми рассеяться от лучей безжалостного солнца. Со всей уверенностью могу утверждать, что со сбором налогов здесь возникнут сильные затруднения. При самом же неблагоприятном развитии событий следует ждать голод и все те последствия, что он принесет...».
 
Эрме задумалась, не усилить ли последние строки, чтобы мальчик полностью осознал тяжесть ситуации. Нет, не стоит. Джез, увы, слишком жизнерадостен, он скорее сочтет, что это лишь ее всегдашние мрачные предчувствия. Вот казначею джиору Арнольфини она отпишет во всех подробностях, чтобы он постарался как следует донести до своего повелителя, насколько опасен голодный бунт.
Арнольфини  будет в ярости – страна лишь год назад погасила долги, оставленные герцогом Алессандро. Казна полупуста, а тут еще новые расходы...   Но зерно лучше закупать сейчас: цены и так уже поднимаются, а к осени взовьются до небес.
Нет, пусть  казначейство само чешет затылки, выискивая звонкую монету. У нее сейчас другая цель. 
«... Я приняла решение по возвращении в Фортецца Чиконна, не следовать назад в Виренцу, а двинуться в Тиммерин к подножию Ступеней, чтобы убедиться, насколько надежны тамошние источники и крепки посты...».
А это значит, еще пару недель без возможности работать в Башне, без книг и без приличной ванны. Тоскливая перспектива.
«А вообще, Джез, твоя кузина в свои почтенные тридцать восемь лет сидит под деревом на забытом Благими склоне и  ждет, пока не наступит ночь и твоя земля не явит мерзость из чрева своего...»
Нет, это она уж точно не напишет. Только сомнительной славы ловца тварей ей недоставало к ее и без того богатой и разносторонней репутации. Джез обожает такие истории, он обязательно выспросит подробности и превратит незначительный эпизод в невесть какую байку. Лучше промолчать.
Солнце ушло. Вечер наступал, ясный и неотвратимый.

– Куда они могли отправиться? – едва различимо пробормотал Вейтц.
– Что?! – рассеянно отозвался Томазо, с трудом отрывая вгляд от земли, камней и пропыленной придорожной травы.  – Не отвлекайся. Она должна быть где-то здесь. Не могла же...
– Далась мне твоя бумажка! – рявкнул Вейтц. – Зад ей подотри, когда найдешь!
Томазо удивленно взглянул на оруженосца. 
– Разве ты не сам вызвался вернуться со мной? Что ж теперь бесишься?
– Я вызвался сопровождать тебя, недотепа, – надменно возразил Вейтц. – Стеречь твою унылую рожу. А свитки свои сам ищи. Не отыщешь — выпорют, как галерника. То-то будет забава... Давай-давай, пырься в землю!
И он  встал на стременах, впиваясь взглядом в поросшие лесом склоны.
Томазо закусил губу. Поведение Вейтца настораживало и бесило, но сейчас его куда больше заботила судьба свитка. Кожаный футляр словно провалился сквозь эту жесткую потрескавшуюся землю прямо в огненные глубины Бездны.   
Отчаяние Томазо возрастало с каждой минутой. В том, что его высекут, он не сомневался: в  школе Каррано новициев секли методично, с дотошностью соотнося тяжесть проступка и количество плетей, пока каждый не начинал понимать, что состояние его спины  напрямую зависит от его собственной разумности и осмотрительности. А еще Томазо знал, что плетки не вынесет: боли он боялся ужасно, еще  с той глупой и дикой, добанковской жизни.
Как он мог потерять бумаги? Как?! Он, считавшийся образцовым учеником?!
Шея задеревенела. От жары, усталости и головной боли ломило виски. Солнце ушло, и длинные мягкие тени протянулись по дороге, затрудняя и без того безнадежные поиски. Томазо свешивался с седла, шевеля палкой лопухи на обочине и поднимая ветки акации, но тщетно.
– Все, – внезапно сказал Вейтц. – Приползли.
Несмотря на поглощенность своим занятием, Томазо уловил в его голосе растроенные нотки. Он выпрямился и осмотрелся.
Прямо над ними высился черный межевой столб. Они добрались до того самого места, где днем встретились с Саламандрой. Дальше искать смысла не было, а значит, плетей не миновать. Томазо был готов разрыдаться. 
– И что, – едва сумел пробормотать он. – Повернем назад?
Вейтц снова привстал в седле, дернул плечом и внезапно с шумом, по-собачьи,  принюхался.
– Чуешь, сморчок? Паленым несет. Где-то близко люди.
Томазо и сам уже ощущал отчетливую вонь. Откуда-то из-за пригорка подымалась струйка дыма. Кто жжет костры в такую жарищу?
– Давай-ка проедемся подале, – неожиданно мирным тоном предложил Вейтц. – Может, добудем винца себе. И кони устали. И кто знает, вдруг это те, кто там живут, подобрали твои долбанные бумаги?
Томазо было все равно, куда идти. Плети никуда не денутся. Годился любой повод оттянуть неизбежное.
– Давай, – пробормотал он, и щитоносец торопливо  пнул своего жеребца пятками, заставляя взбираться по склону.

Дом под плоской соломенной кровлей прятался в тени апельсинового дерева и казался полностью безлюдным. Двери и окна были открыты настежь. Просторный двор с каменным колодезным кругом посередке испещряли следы подкованных конских копыт, в колоде для скота запеклась грязевая корка. Вокруг стояла душная вечерняя тишина. Где-то звенела назойливая оса.
Вонь ощущалась гуще, но дым исчез. Казалось, где-то поблизости недавно жарили мясо, и оно попалось, как говорится, с душком. С сильным таким, аж до тошноты.
Вейтц досадливо поморщился, толкнув стоящее на краю колодца ведро.
– Э! – крикнул он. – Селяне?!
Ответом была все та же  тишина. Вейтц спешился и, важно держа ладонь на рукояти ножа, прошел к раскрытой двери. Повел носом.
– Во уксусом-то прет, – заметил он и, стукнув по дверному косяку в знак приветствия, шагнул в дом.
Томазо остался в седле. Отчего-то этот мирный деревенский домик настораживал. Зачем Вейтц полез внутрь?! Ну как сейчас появятся местные, засучат рукава да и покажут заезжим, как шастать  по без спросу по усадьбе. А то ведь и вилы возьмут...
В его деревне чужакам не радовались. Вряд ли здесь иначе.
Словно  подтверждая его подозрения, где-то заскрипела калитка, и послышалось клацанье. Томазо брезгливо поморщился: он прекрасно знал этот звук. Так клацает гнилыми зубами бедность. Сандалии-стукалки с подошвами из коры медной пинии и веревочными завязками надевали только полные нищеброды, кому не по карману были приличные сандалии из бычьей или свиной кожи, не говоря уже о более добротной обуви. Ниже падать было некуда – босиком в Тормаре рискнул бы бродить лишь полный идиот.
Такое убожество носили родители Томазо, его братья и сестры, вся его родня. Носил и он сам до того невероятного дня, за который он каждое утро и вечер возносил благодарные молитвы всем Девяти Благим.
Звук бесил, как бесит скрежет железа по стеклу.
Из-за дома показалась грузная женщина в домотканой серой одежде. Юбки были поддернуты и подвязаны передником, как всегда делают простолюдинки, отправляясь на работу в поле, так что взору Томазо предстали толстые икры и тяжелые ступни с синими линиями вздутых вен. Рукава сорочки были подвернуты, обнажая сильные обветренные руки. В левой женщина держала лопату,  в правой – здоровенный кол для подвязки лоз, которым упиралась в землю, словно посошком. Она шла медленно, словно вконец взопрев  от тяжкого труда.       
– Вейтц! – громким шепотом воззвал Томазо. – Вейтц, вылазь немедля!
Вторя его словам, конь щитоносца топнул копытом и заржал.  Женщина подняла голову.
– Вы еще кто такие? – недовольно произнела она. – Чего надобно?!   
– Мы... мы... водички, – пробормотал Томазо, – Попить...
Из дома показался Вейтц. В руке он держал ломоть лепешки и ожесточенно работал челюстями.
– Водички попить?! – взревела женщина. – А ну пошли прочь, ворье!
Кол поднялся и со свистом рассек пустоту у виска Томазо. Тот чудом успел увернуться — видать, взыграла память об отцовских оплеухах.
– Тише, бабка! Тише! – завопил Вейтц, отбрасывая лепешку. – Я просто зашел посмотреть, не случилось ли чего! Как так – дом настежь!
– Твое какое дело?! То за месяц ни одной чужой рожи – а то весь день ломятся!
Она снова занесла кол и так крутанула острием, что Вейтц шарахнулся прочь и, не удержавшись на ногах, шлепнулся на задницу. Он тут же вскочил, весь красный от злости и унижения, и, сдернув с плеча арбалет,  размахнулся им, словно дубинкой, и заорал: 
– Стой, карга! А то врежу!
Женщина задержала руку, готовую ударить. Медленно опустила кол и оперлась на него. Вытерла лоб и пристально осмотрела юношей. Томазо показалось, что взгляд ее скользнул по форменным синим курткам, задержался на арбалете Вейтца и отметил нож на его поясе.
– А что, ребятки, – внезапно успокоившись, сказала она. – Проголодались?

Записан
" С каждым годом все неизбежней запевают в крови века..." (Н. Гумилев).

Tany

  • Росомахи
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 10067
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 14757
  • И это пройдет!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #16 : 06 Мая, 2020, 22:14:10 »

Влипли, похоже, парни. ;)
Записан
Приятно сознавать себя нормальным, но в нашем мире трудно ожидать, что сохранить остатки разума удастся.
Yaga

Ilona

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1984
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 4823
  • Ты хуже дьявола, минорит. Ты шут.
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #17 : 06 Мая, 2020, 23:21:59 »

О, как интересно. Кажется, сейчас мы узнаем, что случается с домом, в котором побывала нечисть.
Записан
Вот тот, кто возвещал вам истину и уверял, что у истины вкус смерти. А вы верили не столько его словам, сколько его важному виду.

passer-by

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 9222
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 13994
  • Я вольный воробей на ветке, от указаний отвернусь
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #18 : 07 Мая, 2020, 09:28:10 »

Цитировать
Ну, встретиться они, может, и встретятся, но его ли она ждет? Или не ждет? Или думает, что не ждет?
Вот! Ну как тут можно спокойно ждать продолжения? Я так не могу. А тут ещё и появился таинственный персонаж с красными зубами.
Здесь всё так хорошо! Очень динамично, читается легко, на скорости просто. Галопом. Эр Colombo прекрасно заметил, что нет «воды» , ничего лишнего и отвлекающего. Здесь такие зримые описания погибающего виноградника, просто ощущается опаляющая зноем пустыня, несколько фраз и появился совершенно зримый образ то Саламандры, то крестьянки.  Это замечательно. Спасибо.  :)
Записан
"Чистоту, простоту мы у древних берем,
Саги, сказки - из прошлого тащим,-
Потому, что добро остается добром -
В прошлом, будущем и настоящем!" (с)
"Но разве тот, кто трусит глубины,
Найдет свою сияющую пристань?" Марриэн
Είναι ανώτερη σοφία να μπορείς να ξεχωρίζεις το καλό απ' το κακό

Colombo

  • Строители
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 5012
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 11348
  • поручник
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #19 : 07 Мая, 2020, 10:41:29 »

Давно не заходил, думал - есть продолжение... Эх...

По первой части:
Да миль с пяток по тропе вбок, за кустари.
Рифма пяток-вбок отличная, но вот "кустари"... Это может быть и местный термин, и банальная опечатка. Но в первое не очень верится, Билли Оккам не дает. :D
Записан
Правда обычно хороша. Ложь порой превосходна. Смесь того и другого всегда отвратительна.
Ниро Вулф

Красный Волк

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6464
  • Онлайн Онлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7143
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #20 : 07 Мая, 2020, 11:24:56 »

Глотаешь эти эпизоды просто взахлеб, запоем. И - да: тоже уже очень хочется познакомиться с Зубоскалом :). Человек, воспоминания о котором заставляют чаще биться сердце такой более чем незаурядной женщины, как Эрме, личностью явно должен быть по-настоящему яркой. И о прошлом Томазо тоже хочется узнать подробнее. А еще очень жду, когда нас, читателей, представят Его Светлости герцогу Виренцы, Таоры и Армини Джезарио Второму :). И снова - огромное спасибо, эрэа Марриэн! :)
Записан
Автор рассказа "Чугунная плеть"

Марриэн

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4407
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 1026
  • Ленивый хоббит
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #21 : 07 Мая, 2020, 21:25:08 »

Спасибо.  :)
Эр Colombo, так будет же. Сейчас вот третью главу будем заканчивать. :)
И что же не дает Билли Оккаму спокойно закрыть свою бритву? Что его тревожит?  ;) 
Что не так? Слишком явное просторечие?   

Тем временем продолжаем рассказ...



– Монерленги! – негромко позвал Крамер, и Эрме открыла глаза. Надо же, сама не заметила, как задремала. Слава Благим, сон пришел пустой, смутный. Даже не отпечатался в памяти, что было большой редкостью.
– Что, Курт? – спросила она, потирая щеку, на которой явно отпечатался след древесного корня. – Пора?
Крамер кивнул и протянул ей руку, помогая  подняться с земли. Другие легионеры бродили поблизости, потягиваясь и проверяя оружие. Лошадей уже отвели чуть дальше, привязав на полянке в окружении частого колючего кустарника.
Над миром плыли короткие сумерки. Загорались звезды. Дышать стало чуть легче. Недолог был тот момент, когда ночь зальет все вокруг своими чернилами.
– Собрались, – проговорил Крамер, и легионеры выстроились у кедра. Эрме отстегнула с пояса фляжку и протянула капитану.
– Каждый по глотку, – велела она, и фляжка двинулась по кругу, чтобы через минуту вернуться — почти пустой.
– Пошли, – прозвучал приказ, и Ройтер первым двинулся к кедру. Вцепился в  ветви, легко подтянулся и взобрался на нижний сук, быстро перебрался повыше, на заранее облюбованную позицию, уселся поудобнее. Устроил на колене заряженный арбалет.
– Готов, –  отрапортовал он.  Эйрик Штольц вмиг последовал его примеру. Эрме приподняла руки, позволяя Курту подсадить себя – сама бы она не дотянулась, даже подпрыгнув.  Клаас Крамер уже ловил ее под локти. 
– Лет двадцать не лазала по деревьям, – заметила Эрме, усаживаясь на высоте пятнадцати пьедо над землей. –  Ничего. Упаду – лететь недолго.
Курт Крамер хмыкнул, занимая место по соседству.
Засада готова. Теперь оставалось лишь ждать.

– Вкусно ты, тетка Джемма, стряпаешь, – заявил Вейтц, облизывая пальцы. – Прямо заправский повар.
Томазо промолчал. Еда, на его вкус, была самая что ни наесть дикарская: лепешки из грубой, наполовину ржаной, муки, жареные стебли золотого лука и какая-то непонятная подлива бурого цвета.  Но даже будь они на приеме в герцогском палаццо и угощайся отборными яствами, Томазо не смог бы проглотить ни куска: не лезло. Завтрашний день внушал тоску. Выпорют. Обязательно выпорют...   
Вейтц же жрал в три горла и, против всякого ожидания, вел себя без особой заносчивости, даже напротив, сделался на свой лад любезен. То ли устал собачиться, то ли еще что...
За столом они сидели вчетвером – откуда-то с огорода приплелась веснушчатая замурзанная девчонка, изумленно воззрилась на  новые лица и, повинуясь легкому бабкиному шлепку, молча упала на лавку. Так и сидела, вытягивая из своей плошки хрусткие луковые побеги, жевала и исподлобья зыркала то на гостей, то на дверь. Не чаяла, видать, когда уйдут.
Не дождется, угрюмо подумал Томазо. Вейтц твердо вознамерился заночевать здесь и, как ни странно, крестьянка была не против такого расклада. Может, надеялась на звонкую монету от банковского служивого. Это она зря — Вейтц только обещать был горазд.   
– Сейчас бы испить, – мечтательно сказал оруженосец, запуская пальцы в свои патлы. –  Чего легенького...
Томазо ожидал, что крестьянка пошлет наглого вымогателя ко всем безликим тварям, но тетка Джемма встала и отправилась во внутреннюю пристройку-кладовую. Вернулась с глиняными чарками и кувшином. Светлая, соломенного оттенка жидкость наполнила сосуды, распространяя вокруг себя щекочущий ноздри аромат.
Вейтц  пригубил напиток и, напустив на себя вид знатока, одобрительно прищелкнул языком. Крестьянка скупо улыбнулась и подошла к земляному порогу, за которым открывался вид на кусок остывшего сумеречного неба, с неясной пока еще россыпью звезд. Выглянула наружу и резко – Томазо даже вздрогнул – захлопнула дверь.
– Ты чего? – удивленно спросил Вейтц. – Только-только посвежело чуток...
– Комарье налетит, – проворчала та, накладывая засов. – Или собаки бродячие. Шляются. В дом лезут, паскуды.
Она плотно прикрыла ставни, набросила крючок, и комнатушка погрузилась в полумрак — масляный светильник-плошка не давал толкового света. Уксусный привкус на языке сделался ощутимее. Бутыль они, что ли, разлили?
– Ложитесь спать, ребятки, – сказала тетка Джемма. – Нечего сумеречничать. И мы с внучкой пойдем.
Она турнула девчонку из-за стола, и обе направились в соседнюю комнатушку, отделенную  дощатой щелястой дверцой. 
– Лады, тетка, – не стал перечить Вейтц. – Доброй тебе ночи.
Он взял кувшин, свою чарку и с самым беспечным видом завалился на топчан, закинув ноги в грязных сапогах на спинку. Томазо тоскливо огляделся: больше спального места не наблюдалось.
– А я где?
– А где пожелаешь, –  фыркнул Вейтц. –  Можешь на лавке, можешь на полу. Кто первым лег — того и постелька, сморчок. И ты не теплая девка, чтоб я ее с тобой делил. Огонь гаси!
Томазо обиженно поморщился, но делать было нечего – пришлось устраиваться на лавке, подложив под голову свернутый плащ. Можно было, конечно, пойти на конюшню, зарыться в сено, но... он же не крестьянин и не бродяга, из милости пущенный на ночлег. Приличный человек ночует в доме, под крепкой крышей.
Он вытянул шею и дунул на светильник.

Минуты текли медленно. Клаас завозился, точно курица на насесте, и шепотом проговорил:
– А если они не придут? Если...
– Брат, ты чем слушал, когда объясняли? – резко оборвал его Курт Крамер.
– Придут, Клаас, – уверила Эрме. – Стая всегда идет по следу разведчика. У него вот здесь, – она коснулась себя под нижней челюстью, – железы. Они, даже у мертвого, выделяют ту вонь, которая тебя так бесит...
– А я-то думал, это башка от жары тухнет...
– На себе не показывают, монерленги, – заметил Курт. – Примета дурная.
– Что, жабры прорежутся? – улыбнулась Эрме. – Или лишние зубы?
Легионеры рассмеялись, но быстро смолкли, оборванные шиканьем Ройтера. Он вглядывался в окрестности, держа арбалет наготове.
Эрме чувствовала лопатками шершавую кору. Этот дымный кедр был куда меньше того гигантского мертвого дерева, с которого начался отсчет ее собственного, подлинного пути. Тогда тоже стояла жара, летняя, тяжкая, и годовалая Лаура постоянно плакала и просилась на руки. Лаура...
На столе в Башне лежит неоконченное письмо – она успела написать лишь одну фразу, прежде чем посланец Джеза вызвал ее на Герцогский Совет. Чернила давно уже высохли, и ветер, пробравшись через приоткрытые окна, читает и перечитывает одни и те же слова.
Лаура, девочка моя, надеюсь, ты простишь свою матушку, за то, что ее письма так редки, но знаешь...
Она попробовала представить дочь. Почему-то она никогда не могла вообразить ее взрослой, почти девятнадцатилетней, в строгом белом плаще Сестер Времени. Нет, навязчивая память всегда подкидывала тот момент, когда они впервые расставались в весеннем саду, и пятнадцатилетняя Лаура, застыв в оплетенной плющом арке, глядела ей вслед со своей загадочной мечтательной улыбкой.   
Честно говоря, все эти годы  Эрме надеялась, что девочка передумает. Но срок близился, а Лаура так и не решилась выбраться из своего уютного, скрытого за прочными стенами, мирка. Большой мир, его потрясения и предательства  слишком напугали этого ручного птенца... 
«Знаешь, девочка моя, мир так переменчив. Ничего прочного, ничего надежного».
Эрме мысленно скомкала неписанную страницу.
Нет, девочка моя, лучше тебе об этом не напоминать.

Через час Томазо измучился вконец. Лавка была жесткой и узкой, лежать было жутко неудобно, да еще и ноги свисали, когда вытянешь. И что самое обидное, мучился лишь он один.
Зараза Вейтц вовсю сопел носом. Наверно, весь кувшин вылакал, со злостью подумал Томазо, не раз за этот час слышавший, как оруженосец прикладывается к чарке. Женщины сперва возились в своей каморке, но вскоре тоже улеглись и примолкли.
В комнате стояла душная тьма, наполненная дымком очага, запахами уксуса, жареного лука  и вина.  Надрывно звенел комар-пискун, и Томазо отчего-то не сомневался, кого он изберет своей жертвой.
Окно, что ли, открыть? Плевать на комарье, все равно не спать, зато уксус перестанет есть губы. Томазо приподнялся на локте, сел, потирая лицо.   
Шлепанье. Легкое, едва различимое, словно ребенок бьет ладошкой по столу. Вот, снова и снова, и звук идет снаружи.
Томазо отнял руки от лица. Прислушался. По ту сторону двери кто-то был. Кто-то бродил у порога, приближался, шлепая по стене, по косякам и двери, и тут же отскакивал, словно    играя. Собаки?  Но ни одна собака не будет так себя вести...
Шлепанье усилилось. И что самое жуткое: теперь оно слышалось сразу и у порога, и под окном и по правой стене. Невидимые ладони ударяли в глинобитные стены, точно в барабан.
Томазо продрал озноб. Сразу, словно всплыв из темного колодца, вернулись все слышанные в детстве рассказы, все те страшилки о жутких порождениях Язвы, которыми матери по горло пичкают детей. 
Благие, сейчас же весна... Гнилые ветра еще спят, воды чисты и все грязные твари таятся по своим логовам. Или не таятся?! Или пришли по его несчастную душу?!   
– Вейтц! – осторожно позвал Томазо. – Вейтц, просыпайся!
Вейтц не слышал. Он повернулся на бок и безмятежно похрапывал. Чувствуя, что вот-вот разрыдается, Томазо вскочил с лавки и принялся трясти щитоносца.
– Вставай! Вставай! Встава-ай!
Шлепанье нарастало. Резкое, словно частая дробь дождя. Словно ладони сжались в твердые кулачки, готовые проломить стену.
– Сдурел?! – Вейтц спросонья рванулся и отвесил Томазо сильнейший тычок в лицо. – Порешу, сморчок!
Томазо откатился к очагу. Кровь из рассеченной скулы текла на губы. Вейтц во мраке застыл на месте, выставив руки для обороны, и вслушивался в перестук, часто дыша.
– Что за шутки?! – проревел он, хватая со стола арбалет. – Кто ломится?! 
Внутренняя дверь распахнулась, в глаза ударил свет. Томазо загородился рукой, зажмурился, отползая в угол.
В проеме стояла тетка Джемма бледная, с собранными в узел волосами и железной лопатой наизготовку. За ее спиной, словно взъерошенный котенок, жалась девчонка. Глаза ее были дико вытаращены, в одной руке –  мотыжка, в другой — светильник с горящим фитильком.
Тетка Джемма оглядела комнату. 
– А ну, ребятки, – недобрым шепотом сказала она. – Ну-ка заткнулись.
И Томазо внезапно понял, что кроме Вейтца, никто в доме не спал.

Луна ползла по небосводу, точно усталая галера. Говорят, на Мраморном архипелаге есть поверье, что ночное светило — призрачный корабль, перевозящий души с берега бренного мира на берег вечный. Оно плывет по небу, меж звездами и планетами, словно меж островами, собирая пассажиров и постепенно погружается все глубже в темные воды вселенной, наполнясь грузом сомнений, страстей, пороков, пока не перевернется под этой тяжестью в новолуние. Те, кто сумеет отбросить все лишнее, ненужное, земное, доплывают до обетованного берега, а остальные...
Благие, что только не лезет в голову! Призрачный корабль, надо же... Человек, который рассказал ей эту легенду, сам оказался ненадежным и лживым, как месяц, и так же легко исчез в тумане времени, как меркнет месяц при наступлении дня. Может, и впрямь лежит где-нибудь на морском дне – ведь не зря же Йеспер шатается по Тормаре в одиночку! – и жадные крабы давно полакомились его наглыми бледно-зелеными глазами.(Эрме передернуло при этой мысли).
И только память продолжает выбрасывать воспоминания, словно прибой — обломки разбитого при кораблекрушении корабля. Щепки, ни на что не годные, но такие острые...
Сегодня поистине день колкой щепы.
– Ш-ш-ш, – Фриц Ройтер вскинул кулак, привлекая внимание. – Слышите?
Они насторожились, но поначалу ничего не услышали. Дымный кедр легонько качал ветвями, фыркнула вдали лошадь, стукнув копытом.   
– Вот, – Ройтер поднял палец. – Вот. Снова. Оно?
Теперь и Эрме различала, как шелестят камешки под плоскими ступнями. 
– Да, думаю. Оно. Они.
– Ну, Фриц, не подведи, – сказал Крамер. – Сделай все чисто.
– Не бойся, командир, – хмыкнул Ройтер. – Главное, чтобы болтов достало.
Он вскинул арбалет и принялся искать цель. Эрме приподнялась, ододвинув нависшую ветку. Лунный свет давал возможность различать кустарник на дальнем краю поляны и ближнюю осыпь, но тени были глубоки. Создания ночи привыкли таиться в тени, но сейчас  им придется показаться, пусть и на короткое время.
– Слева, – прошептал Курт. – За валуном.
Ройтер только кивнул. Он, видимо, выжидал, пока цель не приблизится. Эрме и сама теперь различала приземистые силуэты, копошашиеся на склоне. Один, второй, еще двое...
Она чувствовала странное спокойствие. Это всего лишь охота, пусть дичь в этот раз непривычная. Но в сущности, чем это отличается от засады на черного горного медведя? Джез Старый постоянно таскал ее на медвежьи травли. Однажды она даже сидела на помосте  с копьем, вот так же поджидая добычу. 
Тени двигались на краю поляны, словно не решаясь приблизиться. Все труды по естественной истории Тормары, сами по себе весьма путанные и спорные, сходились в одном: бродильцы неразумны. Жажда человеческой плоти выводит стаю наружу и подземной норы и заставляет следовать за вожаком-разведчиком, как стадо овец — за старым бараном. Если бы не странная способность парализовывать внимание жертвы своим близоруким желтым взглядом, они были бы не опаснее мелкого волка с лавовой пустоши. Самые простые и незамысловатые твари из всей проклятой фауны Язвы.
Разглядят ли они, что вожак мертв? Или почуют? Испугаются? Или все же подойдут ближе? Ветер сопутствовал людям, но насколько тонко чутье тварей,  Эрме могла лишь догадываться. 
Одинокая тень, припадая к земле, поковыляла через террасу к каменной горке. За ней двинулась другая, третья... Эрме видела, как напряглась спина Ройтера. Легионер выцеливал дичь.
Щелкнул спусковой крючок. Болт врезался в тело, отбросив бродильца шагов на пять, и тот же миг Крамер ударил кремнем, высекая огонь. Комки горящей промасленной пакли полетели вниз, на камни, высветив бледные оскаленные морды и синюшные тела. Клаас уже зажигал факел.
Ройтер бешено крутил ворот арбалета. Вот он снова вскинул его, и новый болт ушел в полет и отыскал цель. Эйрик Штольц решил не остаться в стороне и бросил в одну из тварей кинжал. Попал в бедро, и бродилец, завыв, заметался, ударился боком о камни, упал, суча лапами и истекая кровью.
Ворот работал снова – Ройтер явно намеревался подтвердить славу самого быстрого арбалетчика в Легионе. Еще две твари  кинулись врассыпную, шлепая между камней. Свистнула стрела, тварь споткнулась на бегу и упала, как подкошенная.
– Вон еще один! – заорал Штольц. – Удирает!
И, не совладав с азартом, он вырвал у младшего Крамера факел и спрыгнул наземь.
– Эйрик! – крикнул капитан, но Штольц уже в три  прыжка преодолел расстояние до каменной горки, схватил булыжник и со всей силы запустил в спину бродильца. Эрме поморщилась, услышав, как омерзительно хрустнули кости и как тело покатилось вниз по склону.
Настала тишина, прерываемая лишь хрипением раненой твари. Эйрик Штольц повыше поднял факел, освещая поляну, вытянул из ножен чикветту и, подойдя к бродильцу, быстро ткнул острием.
Хрипение прекратилось.
Ройтер опустил арбалет. Лицо его было невозмутимо.
– Мишени кончились, монерленги?
– Да, Фриц, – ответила Эрме. – Удачная охота, джиоры.
В стае редко когда бывало больше пяти-шести особей. И если они не напали все разом, значит, или больше никого и не было, или оставшийся был стар или слишком слаб. Если такой и высунется из норы, то конце концов крестьяне добьют его сами. Основное дело они сделали. Долина Монте Россо очищена от дерьма.
Завтра вернемся в Фортецца Чиконна, подумала Эрме, спрыгивая наземь прямо в руки капитана Крамера.  Пара дней передышки – и в Тиммерин, дела не ждут.
Она вышла к каменной горке. Голова бродильца таращилась на разгром, учиненный его стае.
– У него зубы не ядовитые? – спросил Штольц с края поляны. – Я выбью парочку – парням в роте показать...
– Не вздумай! Весь будешь в этой слизи, а мыться негде.
– Как скажете, монерленги, – отозвался он обиженно-дурашливым тоном. – А я-то ожерелье собра... Монерленги...
Голос Эйрика звучал придушенно, словно легионер подавился. Эрме оглянулась и увидела, как Штольц пятится, выставив чикветту перед собой. 
Сначала она различила только тьму за камнями, мглу, в которой теплой россыпью зажглось множество светлячков. 
И лишь миг спустя пришло понимание.

« Последнее редактирование: 10 Мая, 2020, 11:16:24 от Марриэн »
Записан
" С каждым годом все неизбежней запевают в крови века..." (Н. Гумилев).

Tany

  • Росомахи
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 10067
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 14757
  • И это пройдет!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #22 : 07 Мая, 2020, 22:11:25 »

Похоже, и охотники влипли... ;) Спасибо, Марриэн :)
Записан
Приятно сознавать себя нормальным, но в нашем мире трудно ожидать, что сохранить остатки разума удастся.
Yaga

Ilona

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1984
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 4823
  • Ты хуже дьявола, минорит. Ты шут.
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #23 : 07 Мая, 2020, 22:24:42 »

Эрме хочется дать совет - щепки на растопку годятся.  :D И да, во что же там влипли все?
Записан
Вот тот, кто возвещал вам истину и уверял, что у истины вкус смерти. А вы верили не столько его словам, сколько его важному виду.

Leana

  • Зелёная и пушистая
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1352
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 1310
  • Жить хорошо!
    • Просмотр профиля
    • я на дайрях
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #24 : 08 Мая, 2020, 09:33:16 »

– Вкусно ты, тетка Джемма, стяпаешь.

Полностью согласна с сутью фразы в контексте приобщения к творческой стряпне. Но буковка таки пропущена.  ;)
Записан
Это нелепо - разделять людей на хороших и плохих. Люди бывают либо обаятельны, либо скучны. (с) Оскар Уайльд

Красный Волк

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6464
  • Онлайн Онлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7143
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #25 : 08 Мая, 2020, 09:49:47 »

Тоже согласна: "ни на что не годные" щепки порой могут стать отменным топливом для того еще жаркого костра, пламя которого, если в него щедрой рукой плеснуть чего-нибудь горючего, взовьется до небес... :) А продолжения снова жду с нетерпением. Огромное спасибо, эрэа Марриэн! :)
Записан
Автор рассказа "Чугунная плеть"

Марриэн

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 4407
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 1026
  • Ленивый хоббит
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #26 : 10 Мая, 2020, 11:53:31 »

Спасибо ))

Ilona, Красный Волк, получится ли развести костер из этой щепы - покажет время.
 
Leana,
Цитировать
Но буковка таки пропущена.
Спасибо, поправила.  :)

Продолжаем...

Глава четвертая. Битва под Козьим пригорком

– Ушли?!
Вейтц стоял у порога, лицом к двери, выставив арбалет перед собой. В рыжем  свете лампадки лицо его казалось очень бледным. Лоб усеивали капли пота. Девчонка, прижавшись  к оконной раме, вслушивалась в ночные шорохи. Мотыжка в руке ходила ходуном.
– Ушли, – подтвердила она тонким голоском, и Томазо внезапно понял, что это первые ее слова, сказанные за вечер. – Как есть сгинули.
Томазо выдохнул, не веря в собственное счастье. Он совсем уж приготовился отдавать душу Благим, но внезапно дробь ударов, терзавшая стены, разом смолкла. Он откинул голову назад и пребольно врезался затылком в  ножку топчана.
Вейтц обернулся. Лицо его исказила гримаса ярости, столь знакомая Томазо.
– Ты, карга! – рявкнул он, направляя арбалет на крестьянку, стоявшую посреди комнаты. – Ты куда нас заманила?! На какую погибель?!
Голос его срывался на крик. Глаза были злыми и мутноватыми. Палец подрагивал на крючке. Он же пил, с ужасом подумал Томазо. Сейчас палец дрогнет, нажимая, и тогда... Томазо даже зажмурился, чтобы не видеть. Девчонка у окна издала негодующий вопль.     
Но тетка Джемма не сробела.
– Чего ты, малый? – успокаивающим грудным голосом произнесла она. – Чего взбеленился? Чего стрелой тычешь? Уймись, малый...
Томазо в жизни не слышал, чтобы с Вейтцем кто-нибудь так разговаривал. Он ожидал  взрыва бешенства, но оруженосец уставился на тетку Джемму, как будто доселе не видел, потом бросил арбалет на лавку, оперся кулаками о столешницу и грязно, самыми последними словами, выругался.   
– Я, может, вам, ребяткам, жизнь спасла, – все тем же тоном продолжала тетка Джемма. – Что ежели б вы с ними где-то на воле повстречались, а? Я все сделала, как монерленги велела. Дверь заперла, ставни заперла...
– Монерленги? – Вейтц снова вскинул голову. – Саламандра?! Она здесь была?! Куда она отправилась?!
– Была, – подвердила крестьянка. –  А куда пошла, не ведаю. То ее светлости дело...
– А эти...они куда деваются? –  рискнул спросить Томазо.
Тетка Джемма помрачнела.
– Кто ж знает. Здесь этой пакости лет пятнадцать как не видывали... Как теперь будем жить... с такой дрянью в соседстве...
– Где лаз на крышу? – Вейтц снова взялся за арбалет, закидывая ремень за спину.
– Там, – тетка указала на внутреннюю каморку, и оруженосец, едва не столкнув женщину с дороги, бросился туда. – Сморчок, посвети!     
Лаз на крышу – обязательная деталь любого тормарского дома. На крыше сушат травы, вялят виноград на изюм, а летом так и спят, если не донимают комары. Для чего он понадобился сейчас, когда снаружи, возможно, еще бродят ночные твари?!
– Сморчок, чтоб тебя!     
– Ты чего, малый? – тетка Джемма сама взяла светильник и пошла за щитоносцем. – Чего задумал? А ну, перестань!
Вейц ее не слушал: он стоял на деревянной лесенке в углу и уже отодвигал щеколду. Толкнул люк – в душную вонючую теплынь каморки ворвался поток свежести. Вейтц взбежал по ступенькам и –  идиот несчастный!  –  исчез в проеме люка.   
Тетка Джемма опустилась на широкий топчан, укрытый мятым лоскутным одеялом.
– Ой, малый, – пробормотала она.
Томазо остановился на пороге каморки, не решаясь двинуться следом, и в этот момент кто-то толкнул его в плечо. Девчонка! Она протиснулась внутрь и, насупившись, ринулась мимо бабки к лестнице.
– Ты-то куда?! – тетка Джемма поймала ее за ворот рубашки, но девчонка вывернулась угрем. Сандалии застучали по ступенькам, и спустя мгновение уже было слышно, как хрустит солома.
– Эй, сморчок! – раздалось с крыши. – Слабо тебе?!
Томазо, чувствуя, как все тело протестует, осторожно протиснулся мимо женщины и медленно, словно на позорный помост, полез. Ноги стали словно ватные.
Они  же сумели, говорил себе Томазо. И ничего. Бродильцы уже ушли. Ничего не случится, не случится, не случится... Шепча эти слова, как заклинание, он добрался до отверстия люка,  перевалился через край, и кое-как поднялся на ноги. Колени еще противно подрагивали. 
После пропитанной уксусной вонью комнаты ночь поражала обширностью пространства и тишиной.  Убывающая луна видела над виноградником и темными лесистыми склонами. Отчего-то сразу привиделись времена, когда он вот так же ночевал на крыше. Век бы не вспоминать.
Вейтц, держа арбалет под рукой, стоял у кроны апельсинового дерева.
– Ишь ты, выполз, – пробормотал он, когда Томазо, опасаясь приближаться, замялся поодаль. Но слова эти прозвучали почти равнодушно, словно мысли оруженосца были заняты другими вещами.
Девчонка сидела на соломе, свесив ноги вниз. Томазо подошел ближе, осторожно огляделся. Никакого движения. Серое полотно двора выглядело совершенно так же, как вечером. Разве что  колодезное ведро валялось на земле. Апельсиновые деревья позади дома стояли  в безмолвии.
Куда ушли твари? Появятся ли они еще, или Томазо повезет, и он уберется из этой проклятой долины раньше?   
Солома шуршала под ногами. От нее еще шло дневное тепло.
Справа, на склоне блеснула вспышка огня. Исчезла. Блеснула снова. Вейтц насторожился, вытянулся, вглядываясь, но долина снова была темна и спокойна.
Текли минуты, но ничего не менялось. Томазо уже надоело топтаться на крыше, и тут ветер донес крик. Неразборчивый, приглушенный расстоянием, он повторился вновь. И вновь — уже тише.
Томазо сжался, не зная, куда прятаться.
– Где?! – рявкнул Вейтц. Девчонка вскочила, ткнула пальцем куда-то за виноградники, что-то тараторя.
Ни слова больше не говоря, Вейтц подбежал к краю крыши и спрыгнул вниз. Приземлился на пятки, мягко, точно дикий кот, мотнул башкой, вскочил и бросился к конюшне. Томазо в полном ужасе следил, он пытается сбить замок, на который предусмотрительная тетка Джемма заперла лошадей и коз. 
Девчонка сдавленно пискнула и прыснула к люку. Послышались негодующие вопли тетки Джеммы, оконные ставни ударили о стену, и девчонка перелезла через подоконник, бренча связкой ключей.
Сандалии-стукалки процокали через двор, где Вейтц все еще пытался  с помощью колышка вырвать петли кованой накладки. Девчонка сунула щитоносцу ключи, тот мигом расправился с замком и вбежал внутрь. Заржала лошадь, истошно заблеяли козы.   
Томазо ошеломленно замер, не понимая толком, что случилось.  Внизу, в доме ругалась тетка Джемма: кажется, она (еще одна безумная!) снимала дверной засов.
Наспех оседланный жеребец вылетел из конюшни. Вейтц, приникнув к гриве, направил его к колючей изгороди, всадил шпоры в бока. Конь прыгнул над оградой и спустя миг уже исчез за поворотом тропы.
– Ой, малый, малый, – пробормотала тетка Джема, отворяя дверь. – Куда ж ты?! Дурная голова у твоего дружка, парень. Отчаянная. Не удержится на шее. 
– Он мне не дружок, – пробормотал Томазо, садясь на краю пристройки на корточки. У него не было ни малейшего желания высматривать, куда понесло долбанутого щитоносца. Дождаться бы утра и убраться восвояси. Пусть выпорют. Зато не сожрут.
Тетка Джемма взглянула на него снизу, с порога.
– Твоя правда, парень, –  себе под нос произнесла она. – Не водить вам дружбы.
Вновь загремели копыта, и к изумлению Томазо из конюшни показался мерин. На его спине без седла, управляясь лишь при помощи узды, сидела девчонка. Мерин спорой рысцой процокал к воротцам.
– Ненча, ты куда?! – вскинулась тетка Джемма. – А ну, стой! Стой сейчас же!
– Эй, ты! – заорал Томазо, вскакивая на ноги и мечась по крыше. – Верни лошадь, дура!
Но девчонка, подстегнутая криками, только сильнее заработала пятками. Мерин, словно очнувшись от всегдашней своей полусонной одури, развил невероятную для такой ленивой скотины прыть и вскоре скрылся из глаз.   
– Да что ж такое деется-то! – тетка поспешила к изгороди, но на полпути остановилась, пойманная одышкой, приложила ладонь к груди. Постояла, глядя на темные дебри виноградника, и, сгорбившись, поковыляла назад к дому.
– Вернется – выпорю! – услышал Томазо бормотание. 
Томазо едва дождался, пока она войдет в дом и, торопливо сбежав по лестнице вниз, вновь запер дверь на засов. Собрался было закрыть ставни, но тетка Джемма остановила:
– Не надо... 
Уселась у открытого окна на лавке, уставилась во мглу.
Томазо упал на топчан, привалившись к стене. Ночь ползла в комнату. Дальние вскрики больше не повторялись, но все равно сердце екало при каждом шорохе во дворе. Какого рожна Вейтц понесся туда? Совсем спятил от винища? Про девчонку Томазо и не раздумывал — дура она и есть дура!
Дорожная торба Вейтца, истрепанная, с потрескавшейся кожей, вещь под стать владельцу, – валялась в изголовье. Один из карманов порвался, и из него выкатились стертые игральные кости. Томазо лениво подобрал их, подкинул на ладони. Вейтц вечно подбирал всякие подобные вещицы: камни, пуговицы, мелкие медные монетки не поймешь какой страны, раскрашенные карты. В торбе вечно бренчало, и ван Эйде не раз по пьяни угрожал вышвырнуть вон «лавку старьевщика». Томазо раскрыл торбу, чтобы забросить туда кости. Пальцы разжались.
Внутри сумки, среди всякой мелкой дешевой дряни, составлявшей имущество щитоносца, лежал прекрасно знакомый Томазо кожаный футляр, перевязанный синей лентой.

– Не смотри в глаза! – закричала Эрме. – Эйрик, не смотри им в глаза! Беги!
Но было поздно. Штольц еще пятился, но шаг его уже сделался нетвердым, замедленным. Сквозь прищуренные веки Эрме различила, как светлячки устремились вперед... и сама побежала, выдергивая кинжал, еще надеясь оттащить Эйрика и уже понимая, что не успеет.
Еще миг – и на поляну ворвалась живая лавина. Сопящая, визжащая, булькающая, она накатила на Штольца, вмиг сбив его с ног. Навстречу ей с обнаженной чикветой ринулся Крамер. Твари облепили его. Чикветта вметнулась и опустилась, расплескивая желтую кровь, еще раз и еще раз. Крамер бил наугад, чикветтой, латной перчаткой, бил, бил, бил. Где-то слева орал Ройтер – бродильцы атаковали и оттуда. 
Эрме на мновение замерла в растерянности. Бродильцы, приметив новую цель, устремились к ней. Эрме, опомнившись, рванула плащ, обматывая руку. Вовремя: зубы первой твари вцепились в ткань, с треском разрывая ее.  Эрме ударила кинжалом, метясь в горло. Попала – кровь плеснула в лицо, едва не залепив глаза. Вторая гадина прыгнула, ударив в живот. Эрме пошатнулась и, уже падая, успела пнуть бродильца ногой в грудь. Тварь отскочила, бросилась вновь и напоролась на  выставленный кинжал.
– Клаас! – прорычал Крамер. – Уводи монерленги! К лошадям! Живо к лошадям!
Рука легионера вцепилась в плечо, рывком поставив Эрме на ноги.
– Быстрее! – крикнул он прямо в лицо.
И побежал, таща Эрме за собой. Краем глаза она увидела Ройтера, увешанного бродильцами, как затравленный медведь – собаками.  Видение меркло – огни гасли, и только луна теперь освещала поле боя. Сколько же их?! Сколько?!
Она выдернула руку так резко, что Клаас едва не упал.
– Стой!
– Монерленги?!
– Стой! Я приказываю! Стой и дерись!
Никто и никогда больше не скажет, что Саламандра побежала на своей земле, бросив своих людей! 
– Монерленги! – заорал Клаас, и она шарахнулась в сторону, лишь чудом увернувшись от налетевшего бродильца. Легионер взмахнул чикветтой, но сзади прыгнули еще несколько. Эрме ударила ножом, наугад, чувствуя, что удар не достиг цели. Ударила вновь, со всей силой, чувствуя, как лезвие ушло в мягкую плоть.  Бродилец рванулся и потянул тощие когтистые пальцы к ее глазам.
Что-то тяжелое свистнуло сбоку. Эрме бросила взгляд через плечо: рядом с Клаасом возник человек — светлая рубашка серела в свете луны. Он держал здоровенный древесный сук с торчащими шипами обломанных веток.
– Берегись! – крикнул человек.
Она едва успела пригнуться. Человек ударил своей дубиной, разнося голову нападающей твари. В лицо полетели теплые ошметки. Эрме некогда было осознавать, что это такое – она просто сдернула шарф и наскоро вытерла глаза и щеки. Клаас продолжал отбиваться, и она бросилась ему на помощь, но новоявленный спаситель успел раньше. Он отшвырнул бродильца, как щенка, оставив добивать легионеру, и поспешил навстречу катящейся волне, в центре которой еще держался Курт Крамер.
Эрме бросилась следом, до боли сжав кулак с кинжалом. Только бы не выронить...
– Монерленги! – Клаас все еще пытался ее остановить, но Эрме едва различала его сбивающийся голос. В уши ворвался перестук копыт. На край поляны вылетела лошадь. Взвилась на дыбы, отчаянно заржав. Всадник скатился с ее спины, вовремя выскользнув из стремян. Вскочил на ноги. Кто это? Откуда? Какая разница, лишь бы помог!
Удар был такой, что она забыла, как дышать. Ноги подкосились, и она упала, врезавшись ладонями и коленями в каменистую землю. Кровь забарабанила в виски, и ее грохот уничтожил все иные звуки. Каждый удар сердца сотнями игл отдавался во всем теле.
Что со мной?!     
Эрме попыталась глотнуть воздуха – хоть самую малую каплю, но он словно загустел.  Подбежавший Клаас кинулся поднять ее и вдруг отпрянул, точно обжегшись.
Что со мной?!   
Перстень на безымянном пальце наливался неправильным, злым, алым светом. Еще миг и от ее ладони  по земле, залитой слабым лунным сиянием, поползли тонкие — не толще волоска –  едва различимые алые нити. Они расползались, словно змейки, исчезая среди камней и редкой травы, и Эрме зачарованно смотрела, как они утекают, сливаясь с тенями. Пальцы царапали землю, словно не повинуясь ее воле.   
А потом, словно разорвав завесу кошмара, в уши ворвался истошный визг.
Записан
" С каждым годом все неизбежней запевают в крови века..." (Н. Гумилев).

Красный Волк

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6464
  • Онлайн Онлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7143
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #27 : 10 Мая, 2020, 12:58:39 »

Потрясающе написано. Ну просто ошеломляюще великолепно и мастерски. Вейтц - молодчага, внучка у тетки Джеммы выросла замечательная, а симпатия к Томазо у меня стремительными темпами начинает улетучиваться. От всей души спасибо, эрэа Марриэн - и очень-очень жду продолжения! :)
Записан
Автор рассказа "Чугунная плеть"

Tany

  • Росомахи
  • Герцог
  • *****
  • Карма: 10067
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 14757
  • И это пройдет!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #28 : 10 Мая, 2020, 13:04:08 »

Уфф, еле дух перевела... Томазо, может, и хороший, но не орел. А Вейтц и остальные герои - герои и есть. Спасибо, Марриэн :)
Записан
Приятно сознавать себя нормальным, но в нашем мире трудно ожидать, что сохранить остатки разума удастся.
Yaga

Красный Волк

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6464
  • Онлайн Онлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 7143
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля
Re: Вирентийский витраж
« Ответ #29 : 10 Мая, 2020, 13:49:25 »

Ну, струсить в такой вот ситуации, когда ты очень молодой, очень зеленый и впервые попал в подобную жуткую передрягу - оно само по себе вполне извинительно. Но меня и до этого царапала в эпизодах, где Томазо выступает репортером, его мысленная риторика: "драться - удел необразованного солдатья" , "глупо, нелогично и необъяснимо, как и вообще весь мир за пределами банка", "еда, на его вкус, была самая что ни наесть дикарская"... А отношение Томазо к поступку Вейтца и Ненчи - его, похоже, уже и вовсе не спишешь на одни только юношеские фанаберии и комплексы персонажа и на его неумение, по молодости лет, разбираться в людях. Но выписан этот персонаж как репортер шикарно :).
Записан
Автор рассказа "Чугунная плеть"