Печать

[Convollar]

За прошедшие годы приморяне окрепли, конечно. Появилось новое поколение, для которого Тамориана почти легенда. Относительное затишье не может быть бесконечным и рано или поздно решающая битва состоялась бы. Сварт хочет уйти как воин, с мечом в руке, у многих народов был такой обычай. Пусть он найдёт в неведомом свою Трайну. Спасибо, эреа Артанис.

[Карса]

Битва только начинается. Верю, Белгород отобьётся. Но встанет это дорого. Может быть, для Сварта или Ганда это будет последний бой. И для много кого ещё.

[katarsis]

Он же колдун все-таки, мог стать невидимым или отвести глаза. Серослава, когда его провожала после их первой ночи, тоже не заметила, как он скрылся, обратили внимание?

Тогда зачем ему была Серослава? Припрятал бы свои "подарки" где-нибудь в городе.

Видимо, наступила решающая битва. Ящеры, явно, намерены стереть людей с лица земли (по крайней мере, с лица Холодных Земель. Для начала). Думаю, пришли, если не все, то большая часть. Ну, и люди, понятно, в городе все. Обе стороны восстановили силы, залечили раны после предыдущей битвы, укрепились. Теперь видно будет, кто с этим справился лучше.
Думаю, Ганд правильно решил участвовать. Возраст, конечно, берёт своё, но опыт есть опыт.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis!

За прошедшие годы приморяне окрепли, конечно. Появилось новое поколение, для которого Тамориана почти легенда. Относительное затишье не может быть бесконечным и рано или поздно решающая битва состоялась бы. Сварт хочет уйти как воин, с мечом в руке, у многих народов был такой обычай. Пусть он найдёт в неведомом свою Трайну. Спасибо, эреа Артанис.

Как только обе стороны укрепили силы, началась новая фаза противостояния. А Тамориана и вправду забывается приморянами, у них уже другая родина.
Вы, кажется, невнимательно читали: не Сварт, а Ганд. И он просит, чтобы не сообщали раньше времени вполне еще живой Руте.

Битва только начинается. Верю, Белгород отобьётся. Но встанет это дорого. Может быть, для Сварта или Ганда это будет последний бой. И для много кого ещё.

Вероятно, так! Однако фэнтезийность этого мира внушает надежду: он посылает людям противников, каких не бывает в нашем мире, но он же дает и помощь против них.

Он же колдун все-таки, мог стать невидимым или отвести глаза. Серослава, когда его провожала после их первой ночи, тоже не заметила, как он скрылся, обратили внимание?

Тогда зачем ему была Серослава? Припрятал бы свои "подарки" где-нибудь в городе.

Так надежнее. Кроме того, Серослава была ему полезна. У нее он выведал, как заманить Родослава в ловушку. Мог бы и еще что-то узнать с ее помощью, или еще что-нибудь устроить. Хотела сперва, чтобы он ей дал под видом лекарства яд для раненого быком Сварта. Но Серослава пролила бы нечаянно этот яд, его лизнула бы собака и умерла. Но затем решила, что это слишком подозрительно, и она должна была заподозрить неладное. Может, через некоторое время Шаа-Рам, встречаясь с ней, и сделал бы идеальную исполнительницу своих замыслов. Но не за несколько дней. Поэтому не стала так писать. Тем не менее, он мог клонить к такому.

Видимо, наступила решающая битва. Ящеры, явно, намерены стереть людей с лица земли (по крайней мере, с лица Холодных Земель. Для начала). Думаю, пришли, если не все, то большая часть. Ну, и люди, понятно, в городе все. Обе стороны восстановили силы, залечили раны после предыдущей битвы, укрепились. Теперь видно будет, кто с этим справился лучше.
Думаю, Ганд правильно решил участвовать. Возраст, конечно, берёт своё, но опыт есть опыт.

Поглядим, решающей ли окажется битва, или еще не совсем. По-разному может обернуться. Впрочем, намерения ящеров вполне серьезны, ну а людям отступать некуда.
Ганд точно не станет лишним в этой битве.

Но в это время на противоположной, полунощной, стороне что-то происходило. Ящеры расступились и выкатили вперед какие-то тележки на колесах. И, пока люди недоумевающе глядели со стены, Ирс-Таур, один из уцелевших колдунов, до сих пор державшийся в тени, подал им знак, шевельнув клешневидными пальцами.
- Кровь Земли! - прошипел он, не сводя глаз с высившейся перед ним белокаменной стены. - Посмотрим, как они одолеют Кровь Земли!
На глазах у изумленных приморян тележки подняли черные хоботы и швырнули вверх обычные с виду глиняные горшки. Первые из них разбились о каменную стену, и... из них выплеснулся огонь! Черная смолянистая жидкость вспыхнула быстрее всякого костра, потекла по стене, вмиг объятой пламенем. Камни, из которых была сложена стена, задрожали, медленно оседая под собственным весом, замазка между ними крошилась.
Бельт едва успел перескочить на целый участок стены - в лицо ему дохнуло жгучее пламя.
- Ладно же! И мы вам отомстим! - и, подхватив зашатавшийся рядом огромный камень, он швырнул его в толпу людоящеров. В нем уже поднималась жгучая ярость, и она была ему мила, он силился с ней в единое существо, как всегда бывало с ним в сражении. Поглядев на других "неистовых", защищавших с ним полунощную стену, он увидел и в их глазах жаркое пламя.
Брошенный им камень обрушился на метательные сооружения, круша все на своем пути, из-под него торчали хвосты и лапы раздавленных ящеров. Но уже новые горшки с "кровью земли" разбивались о стену, охватывая ее огнем. Некоторые перелетали дальше, и падали на деревянные дома и постройки. В городе вспыхнули пожары. Раздались крики и плач женщин, вопли детей.
Это лишь подстегнуло "неистовых": они принялись с удвоенной силой бросать со стены все, что было тяжелого, поднимая в одиночку и такие камни, что в обычном состоянии смогли бы осилить трое-четверо человек. Подвернулось под руку бревно - летит и бревно! Одноглазый Аснар ухватил огромный ларь, зачем-то притащенный на стену, и недолго думая, швырнул и его, сметая нескольких ящеров разом.
- Получайте, мразь ползучая! - зарычал он, весь в копоти, с ожогами на руках и лице, со зловещей черной ямой вместо давно потерянного глаза.
Смятые, искалеченные тела ящеров бились в судорогах, другие, легко раненые, отползали прочь. Чешуйчатое воинство попятилось туда, где их не могли достичь камни, но и их метательные машины были бесполезны на таком расстоянии.
А город горел. По улицам метались люди, спасаясь от огня. Над пожарищами подымался черный дым, в этом дыму суетились люди, в основном женщины - большинство мужчин стояли на стенах. Женщины и дети выскакивали из дыма или ныряли туда снова, вытаскивали своих близких и вещи, выпускали из горящих хлевов скотину. Перепуганные кони и коровы, носясь по голову, увеличивали сумятицу.
К Бельту на стену прибежала его жена Айра, вся в слезах и копоти.
- Мои родители погибли! Их дом загорелся от колдовского огня!
Бельт обернулся с искаженным яростью лицом, раскаленным как медь от жары и от безумного воодушевления.
- Ступай прочь! Стена - не место для женщины! Дети в порядке?
- В порядке! - всхлипнула Айра, отшатнувшись от грубого окрика своего супруга.
- Ступай!
Глядя на ящеров сверху вниз, "неистовые" ощущали, как по жилам их растекается ненависть, жарче этой черной смолы, что крошит камень. Возможно, еще немного - и они ринулись бы вниз без приказаний начальников, забыв, что их долг был - оборонять полунощную стену.
Но ящеры и сами спешили поскорей добиться победы. Там, где стена была наполовину разрушена огнем, они стали ловко карабкаться вверх, как лазают обычные ящерицы по гладким камням. Они карабкались быстро, готовые смять эту горстку людей и ворваться в город раньше всех.
Страшный рык вырвался из груди Бельта, и ему отозвались прочие "неистовые". Передний людоящер даже приостановился, вися на руках: ему показалось, что перед ним рычат не люди, а разъяренные медведи. А больше ничего не успел подумать, потому что две могучих руки ухватили его и швырнули со стены, переломив шею. И закипела битва.
Из-за небольшого расстояния битва сразу перешла врукопашную, люди и ящеры теснили друг друга, стараясь столкнуть со стены. Бельт едва успел уклониться от летящего ему в голову топора, и ему рассекло лишь кожу на лбу. Из раны обильно потекла кровь, но он обвел ею обрядовые шрамы в виде молний на лице и мысленно воззвал к Богу Грозы, прося победы. И принялся орудовать коротким обоюдоострым мечом, тогда как ящеры старались поразить его саблями. И спереди, и сзади, сколько он мог разглядеть, так же сражались и остальные. А порой из-за тесноты оружия было не достать, и тогда иной приморянин обхватывал ящера и старался заломать, как медведь, а тот терзал противника зубами и когтями. Но "неистовые" не чувствовали боли и позабыли страх смерти. Бывало и так, что оба врага, оступившись, падали со стены, где местами еще тлела "кровь земли". Не было конца битве. Наступал ли закат, или солнце снова всходило, а люди и ящеры продолжали сражаться. Казалось, они не остановятся, пока не истребят друг друга поголовно.
С другой стороны на закатную стену примчался Коловул с дымящейся, опаленной шерстью.
- В городе пожары! - провыл он.
Сварт, только что поднявшийся на стену с помощью старшего внука, поморщился не то от боли в ноге, не то от тревоги.
- Плохо! Лоус, отпусти сто человек тушить пожары. Коловул, обеги и другие стены, распорядись моим именем о том же.
- Сделаю! Только на полунощной стене уже кипит бой. И в воротах тоже.
- Кто может, те пусть отпустят! Город надо сберечь! Как мой сын?
- Родослав вместе с Хортом держатся! Отбили уже три атаки, сбросили ящеров с Белых Скал! - крикнул оборотень, убегая по стене.
Сварт остановился, слушая, как внизу шипят ящеры, пытаясь вскарабкаться по гладко отесанным камням.
- Когти обломаете! - усмехнулся он.
Перед ним, на высоком каменном зубце, сидела Аэрин, сложив крылья, словно сама продолжение камня. Солнечный свет ярко озарял соколицу, и Сварту показалось, что ее голова и крылья, прежде аспидно-черные, теперь поблекли, словно припорошены пеплом.
- Стареем, Аэрин, - вздохнул он, ласково почесав шею птице.
Та вытянула шею от удовольствия и негромко щелкнула клювом, как бы говоря: ладно, что уж там, и так пожили немало, боги не обидели, а уж повидать-то довелось - на тысячу других жизней хватит.
Обернувшись к внуку, он спросил:
- Ты говорил, что задумал отлить из золота новую вещь.
Юноша оживился, лицо его загорелось вдохновением.
- Да, дед! Хочу, чтобы олень на застежке для плаща не просто бежал, а летел, перескакивая пропасть. Я как-то видел такого на охоте в горах.  Все тело его напряжено, голова закинута назад, так что рога касаются спины, ноги согнуты. Вот это я и хочу показать в работе. Важнее всего выразительность, она одна помогает смертным творцам приобщиться к богам, - горячо произнес Скил.
Его дед крепко сжал юноше руку.
- В тебе ожило мастерство Погибшей Земли! Ты непременно сделаешь своего оленя и много других прекрасных вещей. Если только мы одолеем ящеров...
Ухватив копье, Сварт первым ударил им в глотку карабкающегося на стену людояшера. В тот же миг вокруг сплотился весь отряд Лоуса - поверх каменной стены выросла еще одна стена, живая.
- Бейтесь, приморяне! Не камни, а ваши души - настоящая стена! За ними укрыты ваши жены и дети! - так кричал, ободряя воинов, и Сварт, и Родослав на полуденной стене, и Алет, и Бельт. Почти теми же словами ободряли друг друга женщины в осажденном городе: "Наши мужья, отцы, братья, сыновья - вот настоящая стена и защита, пока они живы, враг сюда не придет!" И, конечно, помнил об этом старый Ганд, защищая с пятьюстами воинами городские ворота, запертые огромным, окованным железом деревянным щитом.
Приморяне не ошиблись в своих расчетах: у ворот натиск был сильней всего. Сотня за сотней ящеры карабкались вверх. Опытный Ганд не позволил им подтащить сюда огнебойные машины: по его знаку приморяне осыпали ящеров целым дождем стрел, целясь в морду, не прикрытую черным железом. Среди приморян достаточно было метких охотников, что не промахивались и по более мелкой дичи.
В первый день осады ящеры так и не смогли прорваться к воротам. Но весь следующий день из их становища доносился оглушительный стук и дым, как от кузницы. А когда солнце взошло на третий день осады, приморяне увидели огромный таран из столетнего дуба, с головой из черного железа, изображавшей дракона. Таран волокли огромные чудовища, вроде тех, на которых некогда спаслись пленники ящеров. Они раскачали его на толстых цепях, и таран ударил в щит ворот. Содрогнулась, казалось, вся стена. Воины хватались друг за друга, чтобы удержаться, как при землетрясении.
Однако Ганд и тут быстро принял решение.
- Кипяток сюда! И смолу! - распоряжался он теми, кто поднимал на стену огромные котлы.
Наружный щит треснул пополам, его оковы задержали таран всего на два новых могучих удара. Теперь чудовища вновь оттаскивали его, чтобы разбить ворота. Сотни людоящеров уже толпились вокруг, готовясь ворваться в город людей.
- Давай! - Ганд махнул рукой, и сразу три огромных котла перевернулись на головы чешуйчатому воинству. Столбы пара заволокли от глаз осажденных страшное зрелище, но стоны и болезненное шипение обыкновенно выносливых ящеров говорили сами за себя.
- И мы можем воевать, не разбирая средств! - сурово произнес Ганд, когда пар рассеялся и стало видно, как уцелевшие ящеры оттаскивают пострадавших. - Эй, во дворе! Поставьте еще воды кипятиться! И смолы тоже!
- Были бы они не ящеры, а рыбы, хоть ухи поели бы! - неожиданно хихикнул какой-то воин. Некоторые поддержали его немудрящую шутку: и такая хороша, когда ходишь в обнимку с Мораной-Смертью!
Третий день держался Белгород Приморский, третий день ящерам не удавалось проломить городские ворота. Но силы людей все же не бесконечны. Им приходилось охранять стену днем и ночью, и некому было их сменить, потому что то же творилось повсюду. Ящеры же, которых было больше, могли сменять друг друга, да и меньше нуждались в отдыхе.
И вот, под утро, когда темнее всего и клонит ко сну, Ганду послышалось царапанье по стене. Все еще чутким слухом он разобрал скрежет когтей о камни надвратной башни. Схватив в руки горящий факел, он увидел над стеной цеплявшиеся чешуйчатые лапы, ухмылявшуюся плоскую голову.
- Тревога! - закричал Ганд таким голосом, что у приморских воинов мигом прошел сон. Взявшись за мечи и копья, они приготовились биться не на жизнь, а на смерть.
Ящеры наметили на ночную пору решающий штурм, и, если бы не бессоница Ганда, они бы добились своего. Но и так, их было во много раз больше, кроме того, они видели в темноте, а люди - нет. По всей стене ночью горели факелы, но лишь отчасти рассеивали мрак. Многие люди гибли сейчас, не заметив в темноте, с какой стороны прилетит к ним смертоносное острие.
Благодаря многолетнему опыту, Ганд продержался дольше многих молодых. Воинская выучка возмещала ему уходящие силы. Он был готов ко всему и спокойно встречал свою судьбу. Ему лишь хотелось отдать свою жизнь не напрасно. А небо меж тем постепенно светлело, еще немного - и вспыхнет солнце. Только он, скорее всего, не успеет увидеть его, как и многие другие приморские воины. Зато фигуры врагов становятся видны все лучше, факелы уже не нужны.
Старый воин высмотрел в толпе ящеров того, кто отдавал распоряжения. Это был высокий, на голову выше других, почти черный ящер, грудь и плечи которого были расписаны изображениями огня. Он быстро проложил себе путь на стену, уложив трех приморян. Увидев Ганда, жутко зашипел, замахиваясь саблей. Ее изогнутое лезвие надвое рассекло предутреннее небо, устремившись навстречу приморскому военачальнику. Он давно уже выбился из сил, дыхания не хватало, сердце гулко стучало о ребра. Кажется, во время битвы его еще и задели раза два, но некогда было замечать раны. Перехватив меч обеими руками, Ганд ударил по склонившейся над ним чешуйчатой морде, прямо между ноздрями щелочками, как раз в тот же миг, когда черное железо вонзилось ему в грудь, под ребро. И, не зная, достаточно ли нанесенной им раны, Ганд последним усилием обхватил плечи чешуйчатого военачальника, покачнулся и вместе с ним сорвался со стены.
Но приморян его гибель привела в такую ярость, что они стали теснить лишенных вождя ящеров. Те и поверить не могли, что в израненных, измученных бессоницей людях вдруг поднимется такая мощь; казалось, будто к ним откуда-то пришли свежие силы. За несколько минут ящеров сбросили со стены, заложили ворота еще крепче.
Когда Коловул сообщил Родославу о том, что Ганд погиб, но натиск ящеров удалось отбить, тот очертил в воздухе знак солнечного круга.
- Пусть боги с честью примут его в Ирие! - прислонившись от усталости к каменному зубцу, он добавил со вздохом: - Только они наверняка придут еще. И нас не хватит надолго.
Накануне ночью здесь тоже отбивали штурм. Трупы ящеров и приморян еще чернели тут и там на утесах Белых Скал. Многие были ранены, в их числе и средний сын Родослава - подросток Хорт, у которого правая рука висела на перевязи. Однако уйти в город, к матери, он отказался. Да и мало кто из раненых воинов, прятавших под одеждой перевязки. Лишь самые ослабевшие, но те уже не спускались сами - их отводили и относили в безопасное место. Вот только долго ли хоть одно место в осажденном городе останется безопасным?
Коловулу хотелось их ободрить, но что он мог сказать?
- Держитесь! Боги нас не оставят! - произнес он, прежде чем бежать дальше, к Алету, который тоже держался из последних сил.
И точно, к полудню того же дня людоящеры снова пошли на штурм, со всех сторон разом. Отдохнувшие, со свежими силами, они неминуемо должны были раздавить изможденную горстку приморян.
Родослав сражался как пещерный лев, и пока Агриков меч сиял в его руках, ни один ящер не мог взобраться на стену. Но вот чья-то увесистая палица обрушилась ему на голову, оглушая. Меч Стихий с жалобным звоном упал на камень. Хорт одной рукой едва удержал отца на краю стены. А в следующий миг и его самого ухватили ящеры, связали и прикрутили к древку копья. Зажмурив глаза, чтобы не заплакать, мальчик слышал. как они шипят вокруг него.
И никто не заметил, как на стене появился еще один мальчик, моложе Хорта, сереброволосый и синеглазый. Это был один из средних тройняшек Алета и Званы - Ярий. Он поднял Агриков меч, которого никто из людей, кроме Родослава, не касался обычно. И совсем не удивился, когда меч ожил и зазвучал под его руками. Он пел о свежем ветре свободы... о яростных вихрях с полунощи, что заносят снегом немеряные леса... о могучих и шаловливых Вьюгах, которым нипочем взбаламутить море или разжечь огонь - просто так, от избытка сил...
Небо заволокли белые тучи, нависли, клубясь, над самой землей. Налетел ветер, рванул их, и, будто пух из распоротых перин, густо повалил снег. А ветер налетал снова и снова, кружась над стенами. Три, пять, десять стремительных вихрей мчались друг за другом в немыслимом воздушном хороводе. Сквозь мельтешение снега показались человеческие лица, лебединые крылья. В одно мгновение пришла зима, да такая, какой еще не бывало в Приморье! Снег заметал Белгород Приморский, закрыл всю весеннюю зелень. Стало так холодно, что у людей зуб на зуб не попадал. Но ящерам внезапный мороз нес гибель, они сразу это почувствовали. Даже колдуны не стали их сдерживать, чтобы не лишиться подданных. Проваливаясь по колено в рыхлый снег, бежали ящеры прочь от города людей, сколько хватало сил. Кто не выдерживал - падал, его кровь охлаждалась, и он оставался лежать мертвым.
А Вьюги преследовали бегущих ящеров, вея своими лебедиными крыльями, звеня и смеясь.
- Звана! И вы, дети Званы! Покружитесь с нами, потомство Стрибога! Проводим непрошеных гостей!
Ярий, не выпуская Агрикова меча, взмыл в хоровод Вьюг, сам не зная, как это получается. Он сделался вихрем среди вихрей, и с восторгом увидел, что и мать, и братья, и маленькая Звездослава здесь. Они мчались в небе с ликованием, какого не пережить на земле, как подумалось Ярию. А над ними мчались по облакам крылатые кони-лебеди.
- Да. Мы все здесь. А со временем и отец будет с нами, - услышал Ярий голос матери.
- А... А снег не занесет наши поля и сады? - в мальчике-вихре вдруг взял верх маленький хозяйственный приморянин. - Вьюги прекрасны, но всему свое время. Без белой метели цветов не созреют яблоки и вишни!
Мать засмеялась и обняла сына лебединым крылом.
- Не беспокойся: неурочный снег растает так же быстро, как и выпал. Но ящеры надолго запомнят зиму среди весны! А меч ты все же потом верни дяде Родославу. Он не твой - не сейчас, по крайней мере.
А в занесенном снегом Белгороде Приморском все, кто пережил нашествие ящеров, благодарили богов за избавление, провожая глазами мелькавшие в облаках белые тени. Когда первое удивление прошло, стали собираться, искать погибших и раненых, обниматься при встрече, плакать и смеяться, что были на волосок от гибели, и все же уцелели, и оплакивать мертвых.
Как только отворили ворота, Рута первой бросилась искать тело Ганда. Проваливаясь в снег, она выкопала его красными от стужи руками, уселась в снег рядом с ним, уложила на колени голову мужа и заплакала, распустив по плечам седые волосы:
- Что же ты нас покинул, муж мой? Вроде бы, долго прожили с тобой, а мне все думалось: еще столько бы - и того мало! Что же не поглядел ты, как будут расти наши внуки? Видно, так отмерила Хозяйка Судеб... А я не прощаюсь с тобой! Слышишь, не прощаюсь - верю, скоро мы встретимся!
Сварт, Родослав с перевязанной головой, его сыновья, Алет, Бельт, Коловул, и все приморяне, выжившие сегодня только чудом небесным, склонили головы перед Гандом, чествуя его и других павших в бою. Мертвых воинов казалось больше, чем живых. Часть города сгорела. Но сам город отстояли.
- Боги за нас! Они вновь помогли нам, когда было нужнее всего! Это значит, что мы победили! За нами живые боги, за нами настоящее и будущее. А у ящеров нет ничего, кроме тени их свергнутого бога! - торжественно произнес Сварт, хотя сердце его сжималось при виде изможденных, сильно убывших в числе приморян.
Утих ветер, унеслись прочь Вьюги, прояснилось небо. И в его свежей синеве над городом кружила Аэрин, глядя сверху на свой народ, одержавший победу.

[Convollar]

Очень яркое описание битвы, и битва была страшной. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не Вьюги. И всё-таки уже двух колдунов ящеры потеряли, ИМХО, без этого мозгового центра ящеры станут слабее. Спасибо, эреа Артанис.

[katarsis]

Сражение было яростным и чуть не стало решающим. Если бы не Вьюги, людям бы не выжить. И, конечно, возникает сожаление: что бы им не прилететь раньше? Вряд ли не догадались, скорее всего, у Званы не было контакта с роднёй (а что можно через Агриков меч связаться, и вовсе, знать неоткуда). Но и у ящеров остался туз в рукаве, который они ещё не использовали. Помнится, в разговоре колдуны упоминали драконов. А ещё помнится, те драконы, в первых главах, дрались с богами почти на равных. Правда, проиграли.
Жду, что будет дальше.

[Карса]

Да... жестокая битва. Людоящеры отброшены, но окончательно не побеждены. Противостояние продолжается.

[Артанис]

Благодарю вас, эрэа Convollar (и с Днем Рождения ), эрэа katarsis, эрэа Карса!

Очень яркое описание битвы, и битва была страшной. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не Вьюги. И всё-таки уже двух колдунов ящеры потеряли, ИМХО, без этого мозгового центра ящеры станут слабее. Спасибо, эреа Артанис.

Скорее всего бы, плохо закончилось, если бы не Вьюги.
Гибель двух колдунов, конечно, людям на руку. Оставшиеся двое уже вперед не лезут, кстати, берегут себя. Но они тоже способны многое сделать и придумать, что и демонстрируют. Да и старые наработки действуют.

Сражение было яростным и чуть не стало решающим. Если бы не Вьюги, людям бы не выжить. И, конечно, возникает сожаление: что бы им не прилететь раньше? Вряд ли не догадались, скорее всего, у Званы не было контакта с роднёй (а что можно через Агриков меч связаться, и вовсе, знать неоткуда). Но и у ящеров остался туз в рукаве, который они ещё не использовали. Помнится, в разговоре колдуны упоминали драконов. А ещё помнится, те драконы, в первых главах, дрались с богами почти на равных. Правда, проиграли.
Жду, что будет дальше.

Вьюги - все-таки помощь свыше, им ни к чему просто так вмешиваться без крайней надобности в жизнь людей. Победу надо заслужить, надо самим сделать для нее все, что в человеческих силах, и еще немножко - тогда и Высшие Силы помогут своим избранникам. А если люди привыкнут, что на них все блага валятся сверху, и будут чуть что складывать лапки и ждать, когда им помогут, - что это получится? Вьюги не имели права вместо людей выиграть битву. Как на Журавлином Поле не имел права лес ожить и вместо людей сражаться с чжалаирами - только на последнем этапе сражения. Как у Толкина нельзя было летать на Орлах, будто на такси с крыльями.
Да, насчет драконов совершенно верно. В прологе были именно они. И ящеры непременно попытаются с ними договориться, как только будут готовы сражаться вновь. Теперь-то уж точно им выбирать не приходится. Драконы независимы и своевольны, но ради такого случая ящеры постараются их уговорить.

Да... жестокая битва. Людоящеры отброшены, но окончательно не побеждены. Противостояние продолжается.

Чуть-чуть не получился "последний и решительный". Но все же откладывается на некоторое время.

Глава 15. Уход Сварта
После осады Белгорода Приморского, Сварт еще два года оставался вождем своего народа. Но уже постепенно отдалялся от всевозможных забот, связанных с восстановлением города после нашествия и пожаров. Когда к нему приходили за советом, он охотно помогал своими знаниями и опытом, но действовать все чаще предоставлял более молодым. Да и трудновато стало поспевать всюду, как раньше - хромая нога все чаще подводила, а, когда ветер дул с моря, ныли плечи и спина. Вот он и проводил все больше времени если не у себя дома, то в дымной кузнице, благо, сил в руках еще хватало. Любимый внук Скил стремился перенять у него все секреты мастерства Погибшей Земли. Сварт охотно открывал их внуку, давно уже отлившему своего золотого оленя и другие прекрасные вещи, поражавшие точностью и выразительностью форм. Учил его и ковать оружие: все приморяне знали, что ящеры могут вернуться.
В кузнице Сварт еще чувствовал себя нужным. В городе же... его время уходило, он принимал это без грусти. Даже с гордостью глядел, как отстраивают город после пожара, как погорельцы начинают сначала. Все еще чутким слухом он ловил, к кому сородичи чаще других обращаются за распоряжениями, кто пользуется у них наибольшим уважением, и радовался про себя, видя, что его сына приморяне слушают, как раньше слушали его самого. Конечно, Приморская Земля - не царство, и вождь - не всемогущий владыка, его сын вовсе не обязательно станет вождем. Легко может быть, что у другого и дело спорится в руках лучше, и думы его для народа полезнее. Вождем должен быть не сильнейший и не знатнейший, а достойнейший, как в стае перелетных птиц. Но все же от сына вождя обычно ждут большего, чем от других. И Родослав оправдывал их ожидания.
А его отец, если не работал в кузнице, все чаще грелся на солнышке возле дома, беседовал с родными и приходившими в гости соседями, и вспоминал прошлое. Часто он при этом прикладывал к уху большую раковину причудливой формы и слушал шум далекого моря, не того, что плескалось рядом. Тогда на плечо ему садилась Аэрин, и они оба прикрывали глаза и, казалось, дремали, а на самом деле - переживали заново свое славное прошлое.
Сколько событий миновало на памяти Сварта! Сколько лиц вставали перед ним в памяти! Никого уже не осталось из тех, кто вместе с ним готовил переселение из Погибшей Земли, а затем вел корабли в Приморье. Все они, один за другим, поднялись в Ирий раньше него. Кто-то от болезни, кто-то от несчастного случая или от лап людоящеров. Ушли Талос, Айк, Вирт, Нерис, Балинур. Как мудрый и храбрый воин, пал Ганд на стенах Белгорода Приморского. А Рута, сестра Сварта, всего на полгода пережила своего мужа. Просто не проснулась однажды утром. Давным-давно не было на свете Трайи, так и не увидевшей Погибшую Землю. Только Сварт все эти годы видел ее перед собой, как живую. И все чаще вспоминал ее последний дар: покинуть свою земную жизнь, когда станет не нужен своему племени, одним усилием воли, как делают Жрецы, уйти достойно, в полной силе, не дожидаясь дряхлости и немощи. Что ж, и семья его, и приморяне больше не нуждаются в нем. Он отдал им все, что мог, пора отдохнуть.
И вот, однажды Сварт разослал своих внуков оповестить всех приморян, чтобы собрались к нему в назначенный час, надев лучшие одежды. Никто не знал, в честь чего старый вождь устраивает праздник, но все охотно отозвались и пришли. Собрались все в саду, под яблоней, которую в первый же год посадил сам Сварт. Теперь она выросла в большое раскидистое дерево, укрыла всех широким зеленым шатром.
Дива сбилась с ног, накрывая на стол и готовя угощение. Но вот все было собрано, и гости сели обедать, хваля гостеприимство своего вождя и труды хозяйки. Никто не спрашивал поначалу, зачем их созвали. Сварт сидел во главе стола, обедал со всеми и был неподдельно весел. Он надел сегодня лучшую сорочку из тонкого льна, богато вышитую Дивой, подпоясался ремнем из турьей кожи. Расчесал все еще густую гриву седых волос и бороду, спускавшуюся до пояса.  Приморянам даже показалось, будто их вождь немного помолодел, синие глаза его блестели ярко, как в былые времена. Только что-то уж очень загадочно улыбается, будто задумал что...
Встретившись взором с сыном, сидевшим по другую сторону стола, Сварт весело подмигнул ему.
- Все мечтаешь повидать земли на полунощи?
Родослав, как раз об этом тихо беседовавший с Коловулом, на миг замялся, как бывает у людей, которым трудно делиться своей сокровенной мечтой.
- Думаю об этом, отец, все больше! Если не всем переселиться туда, то хотя бы передовые отряды послать вперед, поглядеть все своими глазами. Стыдно ютиться на краю земли, когда впереди лежит неизведанный обширный край! К тому же, на полунощи нет людоящеров, и мы сможем жить спокойно.
И все приморяне увидели, как старый Сварт ласково улыбнулся, протянув руку сыну:
- Если убедишь достаточно народу - значит, такова воля богов, ступай тогда. Вы - другое поколение, дети не моря, а земли.
Родослав обрадовался: впервые отец одобрил его давнюю мечту. Одно лишь неясное опасение, смутная тревога омрачала его радость...
А Скил, дерзко тряхнув золотистыми кудрями, вмешался в беседу деда и отца:
- А мне нравится здесь, в Приморье! Широка раздольная степь, целое травяное море. Вскочил на коня - и лети хоть до самого окоема. И все видно вокруг, и земля, и небо. Степь - это простор, это свобода! Ни за что не соглашусь отсюда уйти!
Сварт ласково коснулся головы юноши.
- Если ты для себя все твердо решил, боги учтут твое желание. Наша воля не так уж мало значит в этом мире, так мне когда-то объяснила твоя бабушка, Трайя. У тебя, Скил, есть свобода и простор, отважное сердце. Радуйся им! Есть еще твое мастерство. Владей им, пока можешь видеть в золоте его красоту, а не богатство. Не знаю, как долго у людей будет такая возможность... Пусть боги хранят тебя и твоих братьев, Хорта и Вэра! - с этими словами он надел на шеи внукам три золотых подвески: старшему - в виде сокола с распростертыми крыльями, среднему - коня Даждьбога, и младшему - медведя Велеса. Все, кто видел эти украшения, поразились красоте и совершенству работы, а юный Вэр так долго гладил в ладонях золотого медведя, что тот нагрелся от его прикосновений.
Родослав, давно уже с тревогой глядевший на вождя, наконец, не выдержал:
- Отец, что происходит? К чему твои загадочные речи и подарки? Что ты задумал? Скажи, не томи!
Темное от загара, все еще по-старчески красивое лицо Сварта озарилось внутренним светом.
- Тридцать семь лет я был вашим вождем, мои добрые приморяне. Чего мы только не пережили за эти годы, и не раз начинали все сначала, когда победой казалось уже то, что еще живы. Но мы многого добились, и все, что у нас есть, создали мы, и никто иной, - он обвел взором дом и сад, нарядные одежды приморян и не очень роскошную, но вкусную и обильную трапезу на столе.
Жители Белгорода Приморского оживленно поддержали, кивая в ответ:
- Конечно, конечно! Хоть и трудно было, но мы много сделали. Тебя благодарим за все: ты вел нас и убеждал не отчаиваться, ты все эти годы был во главе любого дела! Многая лета тебе, Сварт! - желали они, поднимая чаши медового напитка.
Сварт украдкой отер пальцами повлажневшие глаза.
- Да, это было великое время, хоть и трудное, как всякое начало! Всегда трудно быть первым, прокладывать новые пути... Но дальше вам придется идти без меня! Я складываю с себя обязанности вождя. Я стар, мое время истекло. Выберите другого, достойнейшего среди вас.
Приморяне издали дружный вздох изумления, а затем наперебой стали умолять Сварта остаться их вождем. Они просили, кричали, сидевшие ближе хватали его за руки, обнимали, надеясь удержать. Кто-то в толпе плакал, не стесняясь.
- Оставайся с нами, Сварт! Не хотим другого вождя!
- Неладное ты затеял! До ста лет еще далеко тебе, оставайся с нами!
- Плохо нам без тебя будет! Ящеры опять придут, истребят всех! Останься, Сварт! Ты нам нужен!
- Нет, друзья, не просите! - проговорил старый вождь, только в этот миг понимая, насколько преданны были ему приморяне. - Я уже стар, да еще хром, а среди вас столько могучих и умных витязей. Выберите сами, кто больше всех достоин уважения. А я ухожу. Пусть боги вас хранят во веки веков!
Тогда приморяне уяснили, что он все твердо решил. Понурые, переживая свою утрату, стали мало-помалу обсуждать, кто будет их новым вождем, заспорили. Наконец, среди многоголосого хора голосов стали все чаще повторять одно имя, и уходящий вождь, сидевший молча, улыбнулся про себя: все-таки его род уважают в Приморье!
- Родослав! Родослава в вожди! Правь нам в мире и на войне, сын Сварта! Ты достоин быть вождем!
Сын испытующе взглянул на отца, но, когда тот кивнул и улыбнулся, Родославу пришлось согласиться. Он подошел к отцу, и тот надел ему на шею подвеску - парящего сокола, такого же, как у Скила, но крупнее.
- Вот тебе знак нашего рода, вождь приморян! Чти законы богов и людей, учи им остальных людей. Храни свой народ, по каким бы тропам не довелось идти! Пусть боги оберегают вас и впредь!
Они обнялись, и Сварт почувствовал на своем лице слезы сына. У него  самого на сердце было ясно, и даже весело, и он хотел, чтобы и остальные чувствовали то же.
- Не надо плакать, мои добрые приморяне! Я с вами не прощаюсь. Лишь мое земное время истекает, а в вечности я всегда буду с вами. Этой ночью ко мне приходила твоя мать, Родослав, и научила меня, как сделать. Поставьте для меня на морском берегу укрытие из стоячих камней, как то, где ты нашел Меч Стихий. Тогда мой дух и после смерти будет охранять Приморскую Землю от любого врага. Эта земля всегда меня тянула, когда я увидел ее с борта корабля. Я ее выбрал, а ее боги избрали меня. Я верю, они мне позволят остаться здесь навсегда. И однажды я дождусь здесь ее, как она мне обещала давным-давно.
Почтение к Сварту было еще велико. Никто не решился оспаривать его волю. Только Родослав, удерживая отца за плечи, спросил:
- Ты все твердо решил?
- Да, все точно решил. И вы не грустите! - повысил голос Сварт, обращаясь к народу. - Нечего плакать! Не Морана на меня свои ледяные руки наложит, а сам я выхожу ей навстречу, чтобы и в другой жизни вернуться в Приморье. Ничего не давайте мне в могилу, и коня не режьте - я и без него успею везде. А, если кому из вас или потомков ваших нужен будет совет или просто одиноко станет - приходите к моему каменному кругу и спросите меня. Я отвечу. Но это после будет. А сейчас - ешьте и веселитесь! Пусть наш пир будет настоящим праздником! Траура по мне не надевайте, не обрезайте волос: я из вашей жизни никуда не ухожу!
Понимая желание отца, Родослав, новый вождь, сделал знак, и несколько юношей стали играть на музыкальных инструментах. Один дудел на пастушьем рожке, другой звонко перебирал струны лиры, третий отбивал ритм на бубне, а еще один пел старинную, еще из Погибщей Земли, героическую песню. Зрители заслушались, качая головами в такт музыке. И Сварт тоже слушал со всеми, хлопал в ладоши в знак благодарности. Затем Дива принесла новое угощение, и прощальный пир Сварта продолжался. И он сам ел в последний раз вместе со всеми, спокойно советовал молодым, что делать после его смерти, перемежая важные беседы с веселыми шутками.
Да и никто что-то не ощущал иссушающей сердце тоски, хотя все знали, что провожают в последний путь своего давнего вождя, любимого всеми приморянами. Не было печали утраты, неизбежной на похоронах. Напротив - вспоминались отчего-то только различные приключения Сварта, пока он был вождем, и все спешили их рассказать, пока никто не перебьет. И он сам сидел тут же, поправлял, если кто из молодых что перепутает, да еще с веселой шуткой. И другие смеялись от души.
- Помню, как-то взял Сварт нас, еще мальчишек, зимой на охоту, - рассказывал Марн. - Мы силки на зайцев учились ставить: Лоус, я, да Керт - пусть веселится его душа в Ирие... Ну, поставили, вроде бы, как нас учили,  а вождь потом пришел поглядеть. Да и говорит мне: о, ты, Марн - самый великий охотник Приморья! Я возгордился уже, а Сварт глядит, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, и добавляет: "Когда заяц увидит, что у тебя напутано, станет хохотать, пока не умрет со смеху! Да и других зайцев пригласит полюбоваться. Тут и бери их!" Мы тогда сами вместо зайцев от хохота попадали!
Теперь приморяне тоже долго хохотали, вспоминая забавную историю. Сварт, тоже смеясь, поднял руку.
- Кажется, я тогда сказал: "Утром придешь - а тут уже десяток свеженьких длинноухих валяется!" - припомнил он.
- Вот-вот!
Вспоминали и другие истории, то величественные, то смешные, над которыми все покатывались. И прощание окончательно превратилось в праздник.
После обеда, когда жара немного спала, Сварт поднялся из-за стола и произнес:
- Теперь мне пора! Хочу сесть под каменный свод еще при Солнце, на глазах у светлых богов. Я уже и камни обтесал понемногу, из которых сложите мне последнее жилище; вы еще удивлялись, к чему они нужны. Пойдемте, незачем затягивать прощание!
И он, опираясь на длинный резной посох, важно направился по тропе, ведущей к морю. Родослав со своей семьей и прочие приморяне шли следом. Ими владела по-прежнему не гнетущая тоска, и уж тем более не отчаяние, а светлая торжественность минуты, когда смертные чувствуют рядом дыхание богов.
Немного в стороне от Белых Скал, шагах в ста от моря, Сварт остановился.
- Здесь поставьте мне круг из камней, - велел он.
Приморяне привезли на телеге заранее приготовленные глыбы и поставили их, вкопав ребром в землю. Ни окошка, ни двери не было в последнем жилище Сварта. Лишь вход наверху, который будет затем заложен последней плитой.
Пока складывали камни, Сварт стоял спокойно, скрестив руки на груди, и глядел на небо, словно ждал кого-то.
И она прилетела. Из поднебесной высоты донесся пронзительный клич сокола, и черная точка мелькнула в синеве и стала стремительно падать. Она мчалась целеустремленно, как летящая стрела, но не за добычей. Сложив крылья, она упала на последний камень, еще лежащий на земле. И осталась лежать смятым комком темных перьев.
- Аэрин! - Сварт бережно поднял соколицу, и та из последних сил забила крыльями, сомкнула когтистую лапу вокруг его запястья и повисла, не двигаясь. - Хорошо, Аэрин! Тебе больше не надо беречь меня, как велела она. Мы вместе уходим, и вместе остаемся, я - в Приморской Земле, а ты отныне станешь в вечности оберегом для всего нашего племени - Рода Сокола!
- Да здравствует Род Сокола! - подхватил Родослав, и Алет, и Бельт, и другие приморяне.
Сын и внуки помогли Сварту забраться внутрь каменного круга. Там он сел на пятки, неловко подогнув больную ногу, и бережно положил рядом Аэрин. Затем сложил руки на коленях, закрыл глаза и слегка улыбнулся с мечтательным и отрешенным видом. И даже не заметил, как надвинулась каменная крышка, закрыв от него небо и людей. Сварту было о чем подумать, прежде чем отпустить свою душу...

[katarsis]

С уходом Сварта и Аэрин заканчивается целая эпоха. Но не поторопился ли он? Ящеры ещё не побеждены. Может, стоило подождать конца войны?

[Карса]

Уходить нужно вовремя. Возможность самому выбрать время ухода - великий дар. Сварт всё правильно сделал. Жаль только, что Аэрин разбилась. Я думала, она просто сядет Сварту на плечо и уснёт вместе с ним. А оставшиеся пойдут дальше. И людоящеров победят, и северные земли освоят. И имя Сварта сохранится в веках в названии Сварожьих Земель. Правда, самого Сварта и его историю забудут.
Интересно, найдёт ли кто-нибудь через много-много-много лет этот дольмен? И что увидит? Истлевшие останки или человека и соколицу? И что подумает?

[Convollar]

Великий, неоценимый дар - уйти в своё время, дала Трайна Сварту. Жаль Аэрин, но бессмертных нет на земле. Посидеть на собственном поминальном пире - может ли кто-то из живущих на это рассчитывать. Сварт отдал свою жизнь людям, и, конечно, он останется в памяти людской. Пройдёт время и живая память станет легендой, но легенды возникают не на пустом месте.
Спасибо, эреа Артанис.

[Артанис]

Благодарю, эрэа katarsis, эрэа Карса, эрэа Convollar!

С уходом Сварта и Аэрин заканчивается целая эпоха. Но не поторопился ли он? Ящеры ещё не побеждены. Может, стоило подождать конца войны?

А он может ручаться, что война закончится скоро, и что он в принципе может дожить до ее окончания? Да и возможностей что-то сделать для своего народа у него все меньше. Он решил уйти вовремя.

Уходить нужно вовремя. Возможность самому выбрать время ухода - великий дар. Сварт всё правильно сделал. Жаль только, что Аэрин разбилась. Я думала, она просто сядет Сварту на плечо и уснёт вместе с ним. А оставшиеся пойдут дальше. И людоящеров победят, и северные земли освоят. И имя Сварта сохранится в веках в названии Сварожьих Земель. Правда, самого Сварта и его историю забудут.
Интересно, найдёт ли кто-нибудь через много-много-много лет этот дольмен? И что увидит? Истлевшие останки или человека и соколицу? И что подумает?

Вот теперь он и воспользовался этим даром, как его научила Трайя.
А Аэрин все-таки птица, хоть и необычная. Сознательно отключить жизненные системы вряд ли смогла бы.
У него есть еще один дар - возможность увидеть дальнейшую судьбу своего рода. Посмотрим, как он распорядится им!
Скорее всего, до исторических времен дольмен Сварта не сохранился. Мало ли что могло произойти - землетрясение или особо сильный разлив моря. В "Полете сокола", во всяком случае, не говорится о нем ничего. Правда, там новое воплощение Сварта присутствует во плоти. Не знаю, связано это как-то или нет.

Великий, неоценимый дар - уйти в своё время, дала Трайна Сварту. Жаль Аэрин, но бессмертных нет на земле. Посидеть на собственном поминальном пире - может ли кто-то из живущих на это рассчитывать. Сварт отдал свою жизнь людям, и, конечно, он останется в памяти людской. Пройдёт время и живая память станет легендой, но легенды возникают не на пустом месте.
Спасибо, эреа Артанис.

Он еще и своему народу дает последний совет - что не надо бояться смерти, что и ее можно встретить не только с поднятой головой, но и с легким сердцем.
Будущие поколения, во всяком случае, долго еще будут помнить его. Остальные - как придется. Но ведь Сварт - не Дарина, чтобы жаловаться на людскую беспамятность.

Сидя под каменным сводом своего последнего жилища, Сварт вспомнил, как здесь же, в Приморской Земле, еще молодым и сильным, он встретился с богами, и говорил с ними, и они отметили его своими знаками. Вот они, знаки, навсегда впечатались в его кожу, но ему не надо опасаться, что они исчезнут у его племени - они живут, многократно повторенные в разных видах, обеспечивая приморянам благоволение высших сил. Но и это уже не его забота. Он может отдохнуть. Совсем немного - и он встретит тех, кто ушел в Ирий раньше него: своих друзей, родных, сестру с зятем... Трайю!..
Он открыл глаза, но уже не земные, а иные, которым было впору видеть тайное во всех трех мирах - Прави, Яви и Нави, что покоились на ветвях могучего Древа Жизни. Он сам стоял на одной из ветвей, как на широкой дороге, ведущей в бесконечность среди обширных зеленых полей. Над полями пели жаворонки, а в траве стрекотали кузнечики. И он глубоко вдохнул чистый сладкий воздух и направился вверх по дороге.
Она появилась рядом внезапно - не пришла и не прилетела, а просто стала рядом и взяла его за руку до боли знакомым жестом. Она - прежняя, юная, светлая, как была в первую их встречу, в Праздник Полной Луны!.. И Сварт бросился к ней, задохнувшись от радости, обнимал и целовал ее, чувствуя, что и сам стал опять молодым, и шептал ей на ухо:
- Трайя!.. Наконец-то мы вместе! Ты со мной, на наших небесах... Сколько лет прошло... как трудно было дождаться... но это ты, Трайя, Трайя!..
И она тоже плакала от радости, и целовала его, и они стояли так, обнявшись, бесконечно долго. Времени не было, оно не имело здесь власти.
Но вот Трайя слегка отодвинулась, не размыкая рук, и проговорила с легкой улыбкой:
- Боги тебе вручили еще один дар. Погляди же, как сложится судьба нашего рода.
- Я готов увидеть ее! Знать будущее - еще одно захватывающее приключение.
И он взглянул вниз, туда, где сменяли друг друга дивные картины. Он видел Род Сокола, расселившийся на огромные расстояния от Приморья. Они кочевали в степи на конях и в повозках с высокими колесами. Они уходили дальше в немеряные леса полунощи, достигали на закате другого моря, сумрачного и холодного, а на восходе - огромной реки, широкой как море, шире главной реки Погибшей Земли - Данаи. И на полдень, туда, где было теплее, тоже уходили его потомки, и там, обжившись на берегах других рек, забывали, откуда пришли, и лишь в их речи, хоть и сильно изменившейся, еще угадывалось старинное родство. Да и сам коренной род, выйдя из Приморья, уже не назывался приморянами, они носили другое имя, и Сварт, слыша в нем благодарность Отцу-Небо, с гордостью уловил и отзвук собственного имени. Однако, расселяясь и размножаясь, потомки Рода Сокола принимали все новые имена, чтили новых духов-покровителей, некоторые и вовсе забирались так далеко, что со временем превращались в отдельные народы, и даже язык их сильно менялся. Но Сварт узнавал их всех, потомков его рода.
Шли века. Строились и разрушались города, мчались по степи стремительные кони, лязгали мечи, обращаясь то против неведомых чудовищ, а то против людей чужого племени. Шумели леса, падал над ними снег, а весной расцветали цветы. Так повторялось бессчетное число раз. Даже звезды успели измениться на небе, а под ними из века в век все так же гуляли влюбленные пары, и так же кто-то ехал по степи, ища кого-то или спасаясь сам, как и во времена Сварта, и так же люди сеяли и убирали урожай, строили дома, а на солнышке, не постаревшем ни на день, играли их дети. Сменяли друг друга бесчисленные лица, и Сварт с учащенным биением сердца порой узнавал тех, кто проходил при его жизни. Он хотел позвать их, но Трайя мягко остановила.
- Ни к чему; ведь эти люди тебя не слышат. Они еще не родились, - сказала она, и Сварт продолжал наблюдать.
Много веков кипела жизнь в степях и лесах Холодных Земель. Сварт узнавал своих потомков, живущих в деревянных избах и в неприметных землянках, носивших одежду из льна и медвежьи шубы. Их жизнь была простой, иногда суровой, но и в самых грубых из них он видел прирожденное достоинство. А время, между тем, шло своим чередом. И вот, постепенно, среди многих разобщившихся родов поднялся один, взявшийся вновь объединить потомков приморян в единый народ. Сварт видел их - рослых, сильных витязей, настоящих глав большого рода, и мудрых женщин. Они строили большие города, гораздо больше Белгорода Приморского, и оттуда правили всей обширной землей, и каждое племя признавало их власть, как в большой семье сыновья чтят отца.
Увидел Сварт внезапно и себя самого - такого, каким он когда-то открыл Приморскую Землю. Он родился далеко на полунощи, в городе Велеса, но пришел к теплому морю, гонимый семейными распрями. Только ли это? Или он подсознательно помнил, как была ему дорога эта земля, и его вело давнее обещание? Но он пришел, и Приморская Земля его узнала.
- Трайя! Встретимся с тобой там? - прошептал он с волнением.
- Да! Вот, гляди, гляди! И в той жизни я буду связана со Жрецами. Но там мы сможем преодолеть все преграды. Вернее, сначала мне придется тебя спасти от страшной смерти, а затем уже ты освободишь меня, и мы будем вместе всегда!
На одном дыхании, не отводя глаз, глядел Сварт за полной приключений жизнью своей семьи и их будущих детей.
- Вот это да: и оборотни будут с нами! И какие-то люди, похожие на харантийцев! И даже иные из Жрецов откажутся от своей власти! Да здравствует Род Сокола!
Ликующий резкий клич был ему ответом. Сварт поднял глаза. Аэрин, живая и здоровая, в блестящем оперении, слетела ему на плечо, ласкаясь. Сварт погладил ее.
- Смотри, они продолжают чтить тебя; твое изображением у них на знаменах! - сказал он соколице, одобрительно щелкнувшей клювом.
И снова они с Трайей следили за судьбой своего народа. Опять мчались по степи всадники, то свои, то вражеские, опять горели и заново поднимались из пепла города. В то время, как на полудне гремят битвы, на полунощи, в немеряных лесах, стучат топоры - там строятся и украшаются новые города, туда перетекает население, ища спокойной жизни. И вот уже один из могущественных вождей, именуемых князьями, потомок Сварта, входит ночью тайно один в святилище, берет небольшую деревянную фигурку Матери-Земли и уносит с собой. И в ту же ночь уезжает со своими людьми на полунощь, в Лесную Землю - прочь от древней нелюбимой столицы, туда, где родился и вырос.
Сварт даже негромко рассмеялся.
- Прямо как и мы некогда бежали в Приморье под покровом ночи! Узнаю родную кровь!
- Тише! Взгляни, что у других будет! - шепнула Трайя.
А между тем, в полуденных степях лилась кровь, и плененный врагами князь изнывал от тоски, а жена, из приморского рода - внучка его второго воплощения? правнучка? - мчалась по степи на спине родича-оборотня, на выручку любимому мужу. А вдали, в Полуденных Горах, нашел пристанище и даже царство еще один потомок Рода Сокола, изгнанный родичами. А поодаль от Приморья, но тоже в краю теплых зим, еще один родич-князь должен защищаться уж не от внешних врагов - от своих родных и приближенных, замышляющих отнять у него власть, отнять любимую жену и сына от нее.
И тысячи лет спустя будут кипеть людские страсти! И у знатных, и у простых людей - войны, распри, а счастья мало, да и то короткое! О, боги, да будет ли когда-нибудь иначе?
Но вот все заволакивает огнем и дымом. В жарком черно-красном мареве мчатся всадники на низкорослых мохнатых конях, рубят, хватают, жгут все, что встретится. Надо всеми владениями потомком Сварта слышен горький, безутешный плач. А там, где и плакать некому - одни обгоревшие головешки, да черное отъевшееся воронье. Никогда еще, ни в какие времена не видел Род Сокола такого бедствия! Да полно, может ли хоть кто-нибудь выдержать, когда все живое гибнет? Застыли Сварт и Трайя, глядят остановившимися глазами: неужто видят они гибель их рода?
Но, как звезда в кромешном мраке, высветилась фигура одного из князей Рода Сокола. Он еще в молодости железной рукой остановил иных врагов, грозящих с заката, и сумел задобрить тьму с восхода, так что его народ, страдавший в рабстве, смог дышать свободнее. Сварт видел перед собой лицо этого человека - строго-красивое, с мудрыми и печальными глазами, - да ведь это Ганд! Конечно, намного моложе, чем он помнит Ганда даже в давние годы, и не вполне его черты, а все же это он, сомнений нет. Сварт махнул рукой, приветствуя его, хоть тот в своем будущем и не мог его видеть.
- Да хранят тебя боги, Ганд! Если кто-то сможет найти правильные решения там, где, кажется, их нет, то лишь ты один!
А там, куда он продолжал глядеть, прошли еще несколько поколений. Долго земли потомков Рода Сокола оставались под властью чужеземцев. Нищета, запустение, повальные болезни, нашествия врагов, распри между княжескими владениями свирепствовали повсюду. И все же прорастали постепенно ростки надежды, посеянные великим вождем, воплощением Ганда. Его потомки сумели собрать силы для решающего удара врагу. Под их руку стали многие из потомков Сварта, даже и такие, чьи предки давным-давно забыли об общем происхождении, числя себя иностранцами. Среди них Сварт с удивлением узнал одного из Жрецов; он сохранил свою мысль и память, живя среди людей, и вожди Рода Сварта почитали его, как отца. Он поднял против врага силы родной земли, и Роду Сокола удалось, хоть и с неимоверным трудом, одолеть превосходящего врага.
- Ага! И Жрецы могут делать доброе дело, когда захотят! - торжествующе воскликнул Сварт.
- До этого времени пройдет столько людских жизней, что и Жрецы могут мзмениться, что-то переосмыслить для себя. И тогда их мудрость сольется с живой народной силой, с храбростью воинов, обороняющих родную землю, - пояснила ему Трайя.
- Ага. Но ведь там еще не все закончено... - и Сварт продолжал глядеть.
Прошли еще несколько веков, и новая беда грозила земле Рода Сокола. Она за это время усилилась, уже именовалась царством, как Погибшая Земля, а ее правители, потомки Сварта, из князей сделались царями. Но царский род внезапно прервался, и пользуясь этим, недобрые соседи (тоже потомки приморян, забывшие родство!) привезли к ним самозванца, выдав за спасшегося царевича. Когда его убили, распознав обман - тут же нашли нового, и разгорелась война, в которой никто не знал достоверно, кто прав, кто виноват. Казалось, скоро не будет не только царства - не останется камня на камне. Хуже нашествий извне были внутренние раздоры, и люди метались, не зная, кто прав, кому верить. С болью в душе глядел Сварт на будущие злоключения своих потомков.
И второй раз там, где уже не на что было надеяться, поднялась фигура могучего, умного и отважного юноши с глазами и душой Ганда. Он один может смирить врагов и укрепить пошатнувшееся царство, и, если сам избежит всех опасностей - ему суждено быть царем. Уже не просто сокол, но царственный кречет становится на крыло - правда, Аэрин? Конечно, правда, уж ты-то не ошибешься насчет потомков твоего рода... А вот и Рута в новой жизни, с ним рядом! Пусть и выросла на царском престоле, но все равно она! Сестра!
Сварт следил за ними, не отводя глаз, с таким волнением, как будто сам находился там, и решалась его собственная судьба. Он даже не понял, в какой момент исчезли чудесные видения.
И тогда навстречу Сварту и Трайе вышла женщина выше человеческого роста, величавая, сосредоточенная с виду. В руках ее, как живое, кружилось веретено, наматывая бесконечную нить. А к ногам ластилась трехцветная пушистая кошка.
- Теперь вы знаете больше, чем удается узнать о будущем большинству людей, - молвила Хозяйка Судеб. - Рады ли вы узнать?
Трайя и Сварт почтительно поклонились ей.
- Нашим потомкам предстоит великая судьба, госпожа!
- Не я и не Отец-Небо определяем ее. Нить наматывается сама, и только от нее зависит, какой узор будет соткан. И мы не можем обещать, что жизнь вашего рода будет легкой.
- Зато в них мы видим большую силу духа и готовность бороться за счастье. Это значит больше, чем если бы оно им досталось само собой. Тем, что приходит легко, люди редко умеют распорядиться прввильно, - отозвалась Трайя.
Хозяйка Судеб устремила испытующий взор на Сварта.
- Ну а ты доволен?
- Да, - без тени сомнения отвечал он. - Счастье - не в вечных удовольствиях, а в осмысленной, полезной другим жизни. Теперь я знаю, что мои потомки проживут именно такую жизнь. И мы с Трайей когда-нибудь обязательно встретимся здесь, в Приморской Земле, о которой мечтали в той жизни. А у наших потомков и всего Рода Сокола впереди тысячи лет, полных удивительных свершений. Если бы все это знали, никто бы не боялся смерти. Смерти нет! Ее власть над живыми короче, чем снегопад по весне. Мы с Трайей не умерли, мы живы. И люди, что умерли до нас. И животные: вот перед нами Аэрин. Мы бессмертны. Все живое бессмертно!
И, пока Сварт говорил так, перед ними все шире и шире открывалась дорога, ведущая вверх и вглубь, к поросшим лесом холмам, откуда, звеня, сбегали на равнину прохладные ручьи с ключевой водой. Не сговариваясь, они пожелали пойти туда. И Сварт взял жену под руку, и они направились дальше. А над ними летела, то паря, как на ниточке, то весело кувыркаясь в воздушных потоках, Аэрин.

[Карса]

Как интересно представлено посмертие. Смерти нет, есть бесконечная череда воплощений. И Сварт видел потомков рода Сокола. Вернее, наверное, сказать, народа, ведь не все они кровные родичи. А одним из Жрецов он назвал Яргородца, видимо. В книге он (Яргородец) так не воспринимается. Вот как-то не причисляла я его к Жрецам, хотя понятно, чья душа в нём воплотилась. А дальше, после Венцеслава, что, ничего уже не было? Или не показали? Ведь должна же продолжиться история Сварожьих Земель.
Здорово, что там, куда направились Сварт и Трайя, зелёные холмы, журчащие ручьи, наверное, и лес где-то поблизости есть. Целый мир, доступный лишь после смерти и до следующего воплощения. И, возможно, для каждого свой. Да и не все, возможно, туда попадают. А недостойные где оказываются? В Пекле?

[Convollar]

Счастье - не в вечных удовольствиях, а в осмысленной, полезной другим жизни.

Вот уж ни слова не прибавить, не убавить. Сварт и сам прожил такую вот жизнь и таким было его счастье - с примесью горечи, с радостями и невзгодами. А иначе это была бы не жизнь, а бессмысленное полусонное существование. Сказал же кто-то (забыла кто именно), что люди часто рождаются и умирают, не приходя в сознание. И счастье, конечно не в вечных удовольствиях, такое счастье, как еда без соли, пресная жвачка. Именно  осмысленная жизнь, а в такой жизни всегда есть и опасность и печаль и горечь, жизнь в которой обязательно присутствует целт, может быть счастливой. Иное дело - какая цель, но это уже другая история. (Что-то меня в философию потянуло, прошу прощения).

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Карса, эрэа Convollar!

Как интересно представлено посмертие. Смерти нет, есть бесконечная череда воплощений. И Сварт видел потомков рода Сокола. Вернее, наверное, сказать, народа, ведь не все они кровные родичи. А одним из Жрецов он назвал Яргородца, видимо. В книге он (Яргородец) так не воспринимается. Вот как-то не причисляла я его к Жрецам, хотя понятно, чья душа в нём воплотилась. А дальше, после Венцеслава, что, ничего уже не было? Или не показали? Ведь должна же продолжиться история Сварожьих Земель.
Здорово, что там, куда направились Сварт и Трайя, зелёные холмы, журчащие ручьи, наверное, и лес где-то поблизости есть. Целый мир, доступный лишь после смерти и до следующего воплощения. И, возможно, для каждого свой. Да и не все, возможно, туда попадают. А недостойные где оказываются? В Пекле?

Сварт и Трайя видели своих будущих потомков, тех, что нам уже хорошо известны. Ну, или станут известны со временем, я надеюсь.
И в широком смысле слова, Род Сокола - все же не только их личное потомство, но и все, кто происходит от приморян, народа Сварта. Вождь, основатель народа - все равно что общий отец.
Да, имеется в виду Лютобор Яргородский. Все же он и вправду был воплощением одного из Жрецов. Хотя в этой своей жизни научился многому и сильно изменился. Но Сварт знал о Жрецах не понаслышке, связь с ними уловил.
После Венцеслава, я даже не сомневаюсь, было много чего! Просто Сварт и Трайя дальше уже не смотрели, убедились, что их потомки выдержат любые испытания, и можно дальше не волноваться за них.
В Ирие, конечно, есть все, что могут пожелать себе люди. Любые условия. Нет лишь такого, что может причинить вред.
Нет, не пекло (это больше к тем странам, где боятся испепеляющего зноя). В северных широтах со злом и смертью традиционно ассоциируется лютый холод. Вот и Кромешный Мир, где царствуют Чернобог и Морана, представляли царством вечной зимы. Туда и отправляются грешники, недостойные Ирия. Это напоминает скандинавское царство Хель - тоже повелительницы зимы и смерти. Да и Йотунхейм в скандинавской мифологии - страна ледяных великанов, где никогда не заканчивался ледниковый период, - тоже место еще то.
Это как в одном романе Юрия Рытхэу, про чукчей, написано, как до революции одного чукчу крестили: он принял христианство, и тут же стал ругать Бога, чтобы после смерти попасть в ад и там погреться после вечной стужи...

Счастье - не в вечных удовольствиях, а в осмысленной, полезной другим жизни.

Вот уж ни слова не прибавить, не убавить. Сварт и сам прожил такую вот жизнь и таким было его счастье - с примесью горечи, с радостями и невзгодами. А иначе это была бы не жизнь, а бессмысленное полусонное существование. Сказал же кто-то (забыла кто именно), что люди часто рождаются и умирают, не приходя в сознание. И счастье, конечно не в вечных удовольствиях, такое счастье, как еда без соли, пресная жвачка. Именно  осмысленная жизнь, а в такой жизни всегда есть и опасность и печаль и горечь, жизнь в которой обязательно присутствует целт, может быть счастливой. Иное дело - какая цель, но это уже другая история. (Что-то меня в философию потянуло, прошу прощения).

Для такой жизни, как была прожита Свартом, трудно найти достойное его завершение. Но, кажется, ему (и мне) это удалось.
За своих потомков он может быть спокоен. Может быть, не у всех, но будет среди них много тех, чья жизнь будет достойной и осмысленной, даже если подчас нелегкой (как и у самого Сварта).
Ну а теперь поглядим, что будут делать ближайшие его потомки!

Глава 16. Скил
В утренней прохладе цветеня-месяца степь расстилается, куда глаза глядят, зеленая и свежая, умытая росой. Густо алеют, будто капли крови, полевые маки. Поднимаются на высоких сочных стеблях изящные головки тюльпанов. А в траве золотятся пушистые одуванчики, точно крошечные солнца.
В эту пору, в конце весны, вся степь полна жизни. Из-под самых копыт коней выскакивают зазевавшиеся зайцы и удирают, смешно вскидывая на бегу длинные ноги. С треском вырвавшись из травяных зарослей, тяжело взмывают большие длинноногие птицы - дрофы. Это самцы, а самки в эту пору высиживают птенцов и не покидают гнезд. Их так просто не найдешь: травяное море высоко, прячет больших птиц с головой. Дикие лошади пасутся,  лишь немного отодвигаясь при виде всадников. Где-то на окоеме рыжеют спины сайгаков, прибежавших издалека на солончаки Приморья, полизать целебную соль. А порой каменными глыбами вырастают вдали стада могучих туров. Огромные быки подымают от травы тяжелую голову, провожая недобрым взором проезжавших мимо людей. Сейчас у них в стаде время рождений, коровы ревностно охраняют маленьких телят, и тут к ним не подходи!
Но всадники - две сотни вооруженных приморян, - проносятся мимо, даже не оглядываясь на птиц и зверей. Не для охоты они скачут по степи. Не следы дичи высматривают два молодых волколака, сыновья Коловула и Ильвы. Они в волчьем обличье то рысят впереди, принюхиваясь к едва заметным следам на траве, то, далеко опередив всадников, останавливаются и поджидают. Не случайно оказался отряд здесь в эту пору, в двух днях пути от Белгорода Приморского. Молодые оборотни - Быстр и Смел, - принесли вести, что видели в степи следы большого отряда людоящеров. Они направлялись, вроде бы, в сторону от города, но приморяне все равно встревожились. Врага следовало знать в лицо и быть осведомленными о его замыслах. И Родослав с Коловулом послали отряд в две сотни всадников, строго наказав им лишь проследить за ящерами, а сражаться - только если на них нападут. Отряд повел старший сын вождя, Скил.
И вот, теперь всадники шли по указанному оборотнями следу. Там, где проходили ящеры, трава оставалась примята когтистыми лапами. А где земля была мягче, отпечатывались следы с длинными пальцами, похожие на птичьи. Это все, что замечали люди, даже наклонившись с седле к земле. Но чутьистые оборотни, само собой, узнавали гораздо больше о тех, кто прошел здесь.
И вдруг братья-волки остановились и негромко призывно взвыли. Всадники тоже замерли как вкопанные. Посреди степи чернела  широкая вытоптанная колея, уходившая вдаль. Вся земля размешана в пыль, трава вокруг обглодана и просто выщипана с корнем. И в пыли отпечатались следы высоких колес, следы конских копыт, овец, собак... Словно черный ремень, колея надвое прорезала степь, уходя вдаль.
Братья-волколаки забегали назад и вперед вдоль колеи, долго обнюхивали ее, изучая, как самые обычные псы при виде свежего следа. Наконец, обернулись к всадникам.
- Чужие люди! Они издалека, их запах ни на что не похож. Их много, числом больше, чем живет в Белгороде Приморском. Они переселяются откуда-то, верхом и в повозках. Гонят большие табуны коней, стада овец и коров.
Приморяне, в большинстве своем молодые, оживленно столпились, не наезжая на следы, стали обсуждать увиденное.
- Что это за люди? Откуда они взялись?
- Приехали откуда-то с восхода, похоже. Степь широка, что удивляться, если там живут какие-то люди?
- Но ведь Приморье наше!
- До нас здесь не было людей. Но знают ли они об этом?
- Что теперь? Будем биться с ними?
Голоса все громче, споры все сильней. Некоторые всадники уже горячили коней, готовые пустить их вскачь за непрошеными гостями.
Скил сидел на коне молча, сосредоточенно размышляя. Наконец, сказал:
- Проследим за ними, но в бой пока не вступаем! Уж не за этими людьми ли идут ящеры?
Быстр снова обнюхал след.
- Вчерашний. А ящеры на него вышли перед рассветом. Да, они наверняка пошли следом.
Скил натянул поводья своего рыжего коня, нервно переступавшего под ним.
- Поспешим! Если ящеры нападут на пришлых людей, мы вправе вмешаться. Враги наших врагов - наши друзья.
Один из его друзей, Оран, ехавший рядом, с сомнением покачал головой.
- Ты уверен, что эти люди годятся в союзники? Мы ведь о них ничего не знаем!
- Я, конечно, не уверен, но попробовать можно. Враги наших врагов - наши друзья. А ящерам все люди как кость в горле, так что они почти наверняка нападут.
Он оказался прав. После полудня, когда солнце стало изрядно припекать, издалека донесся топот копыт, лязг металла, гортанные крики на непонятном языке и зловещее шипение людоящеров. Подхлестнув коней, приморяне бросились вперед.
Посреди поля стояли сомкнутые высокие повозки, с колесами в рост человека, крытые сверху пестро раскрашенным войлоком. Вокруг них столпились вооруженные всадники, смуглые, в одежде из овчин. И лица их, и одежда показались непривычными приморянам, еще никогда не видевшим никого, кроме сородичей. И все же, с виду это были самые настоящие люди. Они защищались, будто туры, когда те, спрятав своих телят, занимают круговую оборону, со всех сторон оборачиваясь рогами к врагу. Так и люди из степи не позволяли никому прорваться к повозкам. А на них с холодной яростью наступали ящеры, закованные в броню из черного железа. Опять люди посмели вторгнуться в их владения - значит, следовало их окружить и истребить всех до одного, пока и эти не укрепились в последнем оплоте рода Великого Ящера! По-другому они не могли поступить. И ящеры рубились изо всех сил, пользуясь совершенством своего оружия, подсекали ноги коням, чтобы достать всадника; а то, оттолкнувшись задними ногами и хвостом, подскакивали вверх и вцеплялись в горло.
Хотя ящеры, как видно, застали противника врасплох, но скитальцы сопротивлялись решительно. Быстрые и подвижные на своих проворных конях, они сперва осыпали ящеров градом стрел. Целились они не наугад, стрелы ударялись о черную броню, но не могли ее пробить. Разве что иной стреле удавалось поразить незащищенное заколдованным железом место. Тогда степным людям пришлось встретить натиск противника в ближнем бою.
Когда подоспели всадники Скила, шел самый разгар битвы, и трудно было сказать, кто одолеет. Приморяне, не задумываясь, стали рубить ящеров. Степные люди, кажется, на миг слегка опешили от нового нежданного вмешательства. Скил на мгновение встретился взглядом со смуглым юношей примерно своих лет и широко улыбнулся, не зная, как еще выразить, что они на одной стороне. Тот, похоже, понял его, сам кивнул и улыбнулся в ответ. И тут же, извернувшись в седле, раскроил саблей чушуйчатую морду ящеру, пытавшемуся подобраться сзади.
Скил отметил, что сражаться верхом степные наездники умеют как нельзя лучше, и что к седлам у них приделаны приспособления, увеличивающие упор для ног, так что всадник был совершенно свободен в движениях, мог даже свеситься вниз, уклоняясь от удара, или вовсе вскочить ногами на спину коню. Что некоторые и проделывали в сражении.
Молодой приморянин развернул коня и заставил его сделать громадный прыжок, желая показать степнякам, что не хуже них ездит верхом. Проносясь мимо повозок следом за ящерами, он успел увидеть, что в одной из них войлок отодвинут, и оттуда наблюдают за битвой двое людей. Седой старик с редкой бородой (молодые степняки были вовсе безбороды) и девушка. Оба они не сводили глаз со сражения, на лицах их поочередно отражались скорбь, надежда, страх, гордость за своих. На старике, сидевшем на белом войлоке, была надета, несмотря на тепло, бобровая шуба и такая же шапка. На коленях он держал обнаженный меч. У девушки, сидевшей у его ног, были большие темные глаза, горячие и выразительные. Когда в них дрожали слезы, ее черные брови хмурились, а маленькие смуглые руки сжимались, как от сильной боли. Одета девушка была в легкую шубку из белых козьих шкур, и их мех удивительно шел к ее глазам и круглому смуглому лицу, к черным, как смоль, косам, разметавшимся по ее плечам.
Все это Скил успел заметить и запомнить не более чем за долю мгновения, потому что тут же опять шипящей волной налетели ящеры. Вместе со Скилом сражались его товарищи и оба молодых оборотня, он видел, как они вертятся в самой гуще битвы. Сыновья Коловула не получили его бессмертия, но убить их было так же трудно. А бок о бок с приморянами бились против общего врага люди из степи.
На глаза Скилу снова попался виденный прежде юноша. Он что-то крикнул на своем языке  и помчался, далеко опередив остальных, следом за  несколькими врагами, вдруг пустившимися бежать. Ящеры еще могли драться, но почему-то повернулись хвостами и бросились со всех ног к своим собратьям, стоявшим на холме.
"Что ты делаешь, глупец, это же засада!" - хотел крикнуть Скил молодому степняку; но, увы, ни слова не мог понять из их возгласов, которыми пришлые обменивались во время боя. Тогда он сделал единственное, что мог: пришпорил коня и пустил наперерез ящерам, на помощь новому союзнику.
Но он опоздал. Тяжелая черная секира разрубила плечо, рассекла грудь степному юноше. Тот покачнулся, захлебываясь кровью. Скил подхватил еще трепещущее тело, забросил себе в седло. Вокруг него уже собрались люди, продолжая бой. Приморяне и степняки разом обрушились на ящеров, рубили и топтали копытами, пока в последнем из них не иссякла искра жизни.
Только тогда Скил, внимательно оглядев свою, увы, поредевшую дружину и отдав им распоряжения, направился к повозкам неизвестных людей. Там уже толпился народ, слышалась непонятная речь. Из повозок доносился плач женщин.
Спешившись, Скил сделал несколько шагов навстречу, еще не зная, как будет договариваться с людьми, языка и обычаев которых не знает. Будь у него побольше времени, собственное решение показалось бы ему безумным. Да и сейчас товарищи шепотом пытались его отговорить, Оран даже положил руку ему на плечо. Но Скил понимал, что пути назад нет. Оставалось надеяться, что их поступки скажут пришлым людям больше слов.
Но тут случилось чудо! Из толпы пришельцев навстречу приморянам вышел человек со светлой кожей. Одетый, как и все, в ладно пригнанные овчины, по виду вполне обжившийся в степном племени, он выглядел иначе. Уже пожилой, с сединой в волосах и в бороде, он явно был когда-то русоволосым, а кожа, несмотря на сильный загар, больше напоминала приморян, чем степняков, среди которых он, по-видимому, жил. При виде Скила со спутниками, глаза у этого странного человека округлились от удивления. Он приложил руку к груди и крикнул хриплым голосом:
- Во имя всех богов, откуда вы, молодые люди? Не потомки ли жителей Погибшей Земли?!
Он говорил не совсем так же, как они, но очень похоже, так что приморяне поняли каждое слово. И, к радости незнакомца, Скил ответил на том же языке:
- Да, мы - приморяне, пришли сюда почти сорок лет назад из-за моря. Вождем нашего народа был Сварт, мой дед  - пусть душа его веселится в Ирие. А я - Скил, старший сын Родослава. Но скажи лучше, кто ты, почтенный путник? По твоей речи слышу, что и ты происходишь из Погибшей Земли. Но как же ты оказался среди этих достойных уважения чужеземцев?
Надо было видеть, с какими чувствами слушал незнакомец звуки своей родной речи! Лицо его прояснилось, а на глазах выступили слезы.
- Ах да! Я слышал о Сварте, когда был ребенком. Все было удивлялись, куда он исчез со своими мятежниками, и вдруг почему-то перестали о нем вспоминать... А меня зовут Аршак. Тридцать лет назад я, еще молодым, охотился в горах в Стране Тенистых Садов, где мы жили тогда. Мне не повезло: я упал в ущелье и сломал ногу. Товарищи меня не нашли и решили, что я погиб. Но меня отыскали местные варвары, вылечили... а потом продали другому соседнему племени, и меня увезли далеко, в сторону края земли, где восходит солнце. Я несколько раз сменил хозяев, удаляясь все дальше. Пробовал бежать, но опять попал в плен. Так, в конце концов, оказался в Великой Степи, у народа хагана Гиргеня, - Аршак указал руками, что речь идет именно об этом племени. - Сперва был рабом. Потом в одном сражении помог своему хозяину и получил свободу. Женился, завел свою кибитку. Так и кочую теперь. Возвращаться мне некуда, да и обжился тут... Лишь иногда набегает тоска, что не с кем поговорить на родном языке, так что я уезжал один в степь, и там сам с собой говорил, пока не надоест, - доверчиво поведал странник. - Но боги послали мне драгоценный дар: я снова вижу потомков народа Погибшей Земли, говорю с ними!..
Скил, и сам растроганный, приветствовал Аршака по старинному обычаю, как учили старшие.
- Мой отец и все приморяне будут рады встретиться с тобой, Аршак! А тебя боги послали нам, как и нас - тебе! Ты поможешь нам столковаться с твоими нынешними соплеменниками? Скажи им, что мы, приморяне - хозяева здешней земли, и не уступим ее, но, если они пришли с миром, мы встретим их по-дружески. И, главное, скажи, что таких вот ящеров в Приморье еще много, и мы сами постоянно сражаемся с ними, что они ненавидят всех людей. И, если мы с ними будем, как сегодня, биться сообща, то сможем одолеть ящеров.
Выслушав, что его просили перевести, Аршак скорбно опустил голову.
- Речь твоя разумна, юноша,  и я охотно переведу ее, но позже. Сегодня у племени Гиргеня черный день.  Эти двуногие чудовища убили много людей. Сам хаган Гиргень оплакивает двоих сыновей. Подожди, пока он будет в силах выслушать тебя.
Кочевники расступились, и Скил снова увидел старика в бобровой шубе и девушку рядом с ним. Они оба сидели там же, подогнув ноги и низко склонив головы, так что лиц было не разглядеть. Перед ними лежали на кошме два жестоко изрубленных тела. В одном из них Скил узнал того самого юношу, которому пытался помочь, другой, с зияющей в животе раной, казался несколькими годами старше.
"Хаган Гиргень и его сыновья? А девушка - его дочь?" - подумал Скил, пытаясь разглядеть девушку. Но на не поднимала голову, и по тому, как вздрагивали ее острые плечи под мехом снежных коз (если такие есть), видно было, что плачет.
Приморяне стали поодаль, склонив головы из почтения к чужому горю. Сам они готовились отвезти домой погибших и раненых товарищей, не смешивая их с людьми Гиргеня, так как не знали, как отнесутся пришлые.
Прошло немало времени, прежде чем хаган кочевников поднял голову. Лицо его казалось пепельно-серым, одряхлевшим за несколько часов, но он уже мог видеть и слышать, что было вокруг. К нему подошел Аршак и что-то произнес на ухо. Наверное, передал слова Скила. По крайней мере, хаган задержал на нем долгий изучающий взор, а затем что-то сказал толмачу. Тот произнес во всеуслышание:
- Скил, сын Родослава! Хан Гиргень видел, как ты хотел спасти его сына и сберег его тело от лап чудовищ. Приди сюда и сядь по правую руку. Хаган Гиргень нарекает тебя сыном и предлагает тебе в жену свою дочь Лайлу - Алый Цветок Степей. Когда закончится время плача по погибшим, она станет твоей женой.
При этих словах девушка подняла голову, украдкой вытирая глаза. Ее лицо носило все следы глубокого горя, но ей было вполне естественно проявить любопытство к человеку, с которым так внезапно связывали ее судьбу. Снова взглянув в ее черные глаза, Скил почему-то вспомнил огненно-жаркие степные маки и тюльпаны. Она была хороша даже сейчас, и юноше захотелось когда-нибудь увидеть, как она улыбается.
И он подогнул ноги и неловко сел по правую руку от хагана Гиргеня, как было велено.
- Государь хаган, мне очень жаль, что твой народ уже пострадал от лап коварных врагов, которые и нам чинят много бедствий! Твое желание - большая честь для меня, хоть я сознаю, что не могу возместить тебе утрат, - велел он Аршаку перевести.
Так произошла первая встреча приморян со степными кочевниками.