Благодарю, эрэа
Menectrel, за продолжение!
Эрэа
Convollar, эрэа
katarsis, и Вам большое спасибо, что продолжаете читать!
Может быть, если королева Гвиневера позволит, выслать арвернов из Чаор-на-Ри и других городов в Арвернию на ладьях по Леджии? - предложил Сигиберт.
Эвакуация населения из зоны военных действий? Или депортация?
Сигиберт хочет написать письмо королю, но он, видимо не полностью владеет информацией. Письмо может попасть и в недобрые руки, а может убедить короля в необходимости Священного похода. Как преподнести информацию и как её истолковать. Ведь без совета маменьки этот берсерк в короне ничего не решит. Да и Ги Верденнский время даром терять не будет.
Эвакуация с целью спасения, на случай, если начнется восстание, и "дети богини Дану" кинутся бить арвернов по национальному признаку. Однако обстоятельства настолько непредсказуемы, что от этой идеи, как видите, тут же отказались. Ибо собравшиеся вместе арверны могут сами по себе раздразнить партию меча. Все настолько раздражены, что неизвестно, какое событие могут послужить спусковым крючком для восстания. Лучше постараться не доводить до него.
Арверны и их король не менее непредсказуемы, как мы знаем. Но Сигиберт все же надеется, что его послушают. Во всяком случае, он готов до конца сделать все, что в его силах. Будем надеяться, что его письмо все же повлияет положительно. Особенно если Карломан к тому времени придет в себя.
А не допустить вмешательства арвернов - хоть по жреческому, хоть по светскому направлению, как о том пишет мой соавтор, сейчас очень важно. Ни к чему им соваться, раздражать "детей богини Дану".
Сигиберт хочет написать письмо королю, но он, видимо не полностью владеет информацией. Письмо может попасть и в недобрые руки, а может убедить короля в необходимости Священного похода. Как преподнести информацию и как её истолковать. Ведь без совета маменьки этот берсерк в короне ничего не решит. Да и Ги Верденнский время даром терять не будет.
Думаю, Сигиберт, как член королевского дома, сможет учесть большинство подводных камней. Другое дело, что король очень воодушевлён этой молотковой идеей, и его от неё просто так не отвадить. Сложно даже представить, что такое нужно написать, чтоб Хильдеберт отказался от Священного Похода. Но даже если письмо просто замедлит дело - уже хорошо. Ведь Карломану прежде, чем за дела браться, мало очнуться. Надо ещё выздороветь более-менее.
Думаю, что Сигиберт сумеет найти для короля разумные доводы. И Жартилина убедят составить доклад в наиболее мягкой форме. Хотя совсем уж магических результатов от их посланий вряд ли стоит ждать.
Хильдеберта теперь сможет переубедить разве что Карломан, когда достаточно окрепнет (Вы правильно заметили, на это тоже время потребуется). И еще, возможно, Кримхильда сумеет помочь.
Впрочем, я думаю, что про борьбу партий при арвернском дворе впредь будет еще немало говориться.
Глава 62. Письмо дочери (начало)
Накануне нынешнего утра, темной ночью после неимоверно тяжкого для всех дня, Риваллон, как уже упоминалось, проводил свою царственную дочь из священной рощи в ее покои. Там они встретили обеспокоенного Теодеберта, который и не думал ложиться спать, ожидая жену. Он с глубоким сочувствием встретил ее. Гвиневера была напряжена, как тетива на луке, и от усталости едва стояла на ногах, так что отец буквально передал ее зятю из рук в руки. Она даже не произнесла ни слова, лишь взглянула в глаза мужу взором, исполненным боли, тоски, безмерной усталости, и - несмотря ни на что, - надеждой, что теплилась, как огонек одинокой свечи во мраке. У Теодеберта тоскливо сжалось сердце при мысли о том, сколько ей пришлось пережить в последние дни, и особенно - сегодня, когда он не мог быть с ней рядом. И он подавил тяжкий вздох.
- Позаботься о ней, чтобы она могла отдохнуть спокойно, - тихо попросил его Риваллон. - Сегодняшний день был для всех очень тяжел... Кстати, прочел ли ты письмо от Гвенаэль?
Теодеберт не просто прочел письмо дочери, но запомнил слово в слово, а само письмо спрятал в тайник.
- К счастью, хотя бы о ней не приходится тревожиться, - он едва заметно улыбнулся. - Она благополучна. И в своем письме дает полезные советы, как склонить кланы в пользу партии лиры.
Риваллон молча кивнул, услышав новости о своей внучке. Затем он, как было уже упомянуто выше, понял, что не сможет заснуть в эту ночь, и до утра блуждал по переходам великолепного замка Чаор-на-Ри. Он размышлял о предстоящем Совете Кланов; о сорванном темном Ритуале; и, конечно же, о своем внуке Карломане, которому уже много лет приходилось жить за двоих - за себя и за своего брата Хлодиона, что погиб так рано и нелепо. И в его гибели Риваллон втайне винил себя, как будто сам отдал приказ заколоть юношу на охоте, а не Радегунда Аллеманская или Хильдеберт Строитель. Ибо тогда, как ясно стало, что арвернский престол должен со временем перейти к линии Хлодеберта Жестокого, Риваллон втайне стал стремиться, чтобы тому, в свой черед, наследовал Хлодион, в обход сыновей Радегунды. Будучи майордомом, Риваллон нарочно устраивал так, чтобы Хлодион привлекал восхищенное внимание и своего отца, и влиятельных вельмож, которые могли впоследствии поддержать его в случае борьбы за престол. Так что у Радегунды Аллеманской, по правде говоря, были основания опасаться Хлодиона, тем более что и ее супруг заметно больше любил сыновей от Гвиневеры. Но Риваллон недооценил, на что способна мать ради будущего своих детей. Отрезвление пришло слишком поздно и жестоко, когда он увидел истерзанное тело старшего внука. Никому с тех пор он не признавался, какие надежды возлагал на Хлодиона, и как тяжко винит себя с тех пор. Гибель юноши стала суровым наказанием за честолюбие его деда. Больше Риваллон уже не пытался вмешиваться в порядок престолонаследия, хотя Карломан, по единодушному признанию, превосходил своими дарованиями старшего брата. И все же, и второму внуку Риваллона теперь грозила гибель, не менее страшная и нелепая, чем у старшего! Хоть и возможность спасения брезжила во мраке, как Путеводная Звезда, но никто не мог поручиться, удастся ли оборотням сопроводить Альпаиду в междумирье, чтобы Карломан сказал ей, что делать.
Между тем, Номиноэ, Дунстан и другие бисклавре, проводившие обряд, за всю ночь не смогли дотянуться до сознания графини Кенабумской. Это произошло потому что она в ту ночь почти не спала, терзаясь тревогой за мужа. Лишь поутру, когда ее сын Аделард попытался сбежать к братству Циу, Альпаида, проводив его, направилась к себе, выпила снотворное и, как упоминалось прежде, была, наконец, перенесена в междумирье, где получила от своего супруга указания.
А между тем, Теодеберт Миротворец уложил Гвиневеру в постель и сам лег рядом, взяв ее за руку. Она заснула, кажется, раньше, чем голова ее коснулась подушки, а вскоре и сам Теодеберт задремал рядом с женой. Впереди был новый день, и им следовало восстановить силы.
Спали оба глубоко, однако сны виделись тревожные: огромные стаи воронов, служившие то ли Вотану, то ли Морриган, а может, и им обоим, носились в небе, совершенно закрывая его, и зловеще кричали.
Но наступившее утро рассеяло ночные сны. Теодеберт проснулся гораздо раньше своей жены, как только первый луч от сияющего венца Суль - или же от золотого копья Луга, как верили "дети богини Дану", - просочился сквозь закрытые ставни на окне. Однако он, хоть и открыл глаза, остался лежать тихо, словно спящий. Он ни за что на свете не побеспокоил бы жену, когда она отдыхает от дневных забот. Уже давно Гвиневера не почивала так спокойно, хотя Теодеберт понимал, что покой ее вызван крайней усталостью, а отнюдь не означал мир в душе. И он лежал рядом с ней, не шевелясь, рука в руке, и думал о Карломане, о том, удастся ли оборотням их обряд, о письме от дочери, что согревало душу.
Гвиневера проснулась, лишь когда солнце поднялось высоко. И почти сразу пришел с испуганным видом слуга из свиты наместника.
- Не можем добудиться принца Сигиберта! Уже который час, как ему полагалось бы проснуться.
Теодеберт с Гвиневерой, едва облачившиеся в домашние одежды, испуганно переглянулись, бледнея от тяжкого предчувствия.
- Отец!.. - со стоном вырвалось у Теодеберта. - Неужели череда тяжких событий погубит его?
- Пока еще ничего непоправимого, к счастью, не произошло, мой господин, - отозвался слуга. - Принц Сигиберт дышит. Возле него находится твой брат, граф Хлодомер, а также лекарь Оуэн и Арман, камердинер. Это он послал оповестить родных, на всякий случай. Оуэн надеется, что принц-наместник скоро придет в себя, что он просто заснул крепче обычного. Сейчас он готовит для него укрепляющее питье. Оуэн просил передать тебе, мой господин, что лучше не тревожить спящего слишком часто. Вас позовут, если потребуетесь.
- Хорошо. Ступай, - с невольной дрожью в голосе сказал Теодеберт слуге, присаживаясь вместе с женой на край кровати. Он был готов в любой миг подняться и идти, если его позовут к одру отца.
- Конечно, я понимаю, что в такие годы, как у моего отца, человеку трудно оставаться здоровым. И все-таки, у меня кровь стынет в жилах, как подумаю...
В ответ Гвиневера ласково сжала руку мужа и переплела с ним пальцы в узел. Теперь пришел ее черед утешать Теодеберта.
- Не отчаивайся, милый муж мой! Ведь твой отец еще жив, и может очнуться. Если бы он умирал, нас обязательно позвали бы. Хотя, конечно, я полностью разделяю твою тревогу...
Так они сидели вдвоем, плечом к плечу и рука к руке, своим присутствием утешая друг друга и думая о своих близких. Пока, наконец, вновь прибежавший слуга не принес царственной чете новую, утешительную весть: принц Сигиберт очнулся после необыкновенно долгого сна, и даже поднялся с постели. Только сейчас страх начал отпускать Теодеберта и Гвиневеру.
Лишь навестив Сигиберта, смущенного тем, что заставил родных тревожиться (это было до его беседы с Ангарад и Риваллоном), они почувствовали, как на душе становится спокойнее, и понемногу возвращается надежда на лучшее. Свет, падавший из окон, оставлял на полу и стенах широкие золотые полосы, теперь, казалось, сделался ярче, и дышалось легче, словно грудь вбирала теперь больше воздуха, и им хотелось дышать сколько угодно, как в лесах или на горных лугах, вдали от человеческого жилья. И кровь, застывшая было в жилах от тревожного известия, побежала быстрее. Обоим супругам, хоть они и не делились мыслями, хотелось верить, что боги смилостивились над их семьей. Подобно тому, как развеялась их тревога за Сигиберта, проснулась надежда, что исчезнут и другие поводы для боли. Хотя оборотни пока не выходили из покоев, где проводили обряд, и некого было спросить, появилась ли надежда на спасение Карломана.
Возвращение вкуса к жизни заодно вернуло супругам и вкус к еде. После утреннего одевания, им принесли в покои завтрак. Армориканская знать у себя дома держалась гораздо проще, чем обитатели арвернского двора, и не устраивали пышных церемоний из каждого шага своих королей, но лишь в действительно важных событиях. В обычной жизни слуги прислуживали господам лишь ради удобства, а те не считали зазорным самим заботиться о себе. Вот и завтрак армориканской королевы и ее супруга был их личным делом, отнюдь не требующим присутствия свиты.
К завтраку подали только что испеченный черничный пирог, фрукты и прохладную мятную воду. Супруги продолжали за столом хранить молчание, словно боялись спугнуть появившуюся надежду, высказав ее вслух.
И тут Гвиневере вспомнилось письмо от дочери, принцессы Гвенаэль или Бланшар, на арвернский лад. Это письмо передал вчера Дунстан, она же, не читая, отдала его мужу. Настолько трудный день выдался вчера, что она не в силах даже была обрадоваться письму родной дочери! Теперь королева хмурым взглядом посмотрела на Теодеберта, и тот, хорошо зная супругу, понял, какая мысль ее волнует. Ответил на невысказанный вопрос:
- Прежде всего дочь наша шлет привет нам с тобой и всем родным. Она передает наилучшие пожелания от своего владетельного супруга и всей семьи. А самое главное - дает нам советы, как быть. По-видимому, Карломан каким-то образом сумел связаться с нею - ведь в Гвенаэли тоже силен зов твоей крови, любовь моя. Во всяком случае, наша дочь послала гонца к Дунстану на Бро-Эохайд и посоветовала им с Виомарком явиться в Чаор-на-Ри к назначенному сроку, и непременно через священную дубраву. И вот, ты видишь сама, что из этого получилось!
- Да... - Гвиневера задрожала при мысли, что молодые оборотни могли бы не успеть сорвать темнейший ритуал.
- Гвенаэль также пишет нам, что Карломан, когда несколько месяцев назад приезжал сюда, чтобы убедить моего отца отпустить нас с тобой в поездку, заодно пригляделся к некоторым из обитателей священной дубравы. Он уже тогда заметил, что один из друидов так сильно стремится к восстанию, что жажда свободы способна завести его сколь угодно далеко. Понятно, что тогда не шло речи о темных ритуалах, но партия меча начала готовиться к восстанию давно, трагедия с Карломаном стала для них всего лишь поводом. А тогда, встретившись и поговорив с этим друидом, он понял, что тот не выбирает средств для достижения целей, что кажутся ему святыми. И тогда же Карломан поговорил с учеником этого друида, юным Браном, "своим маленьким другом", которого сам отдал в обучение жрецам. Наша дочь пишет, что Карломан сказал тогда мальчику о выборе, что может встать перед каждым. О тяжком выборе, что делается душой и сердцем, без оглядки на чужую мудрость.
- Мой сын оказался прав, - с гордостью произнесла Гвиневера. - Бран сделал правильный выбор, какой не каждому из взрослых мужчин по силам.
- И это также вселяет надежду! - постарался Теодеберт обнадежить жену. - Карломан словно бы заранее знал, на каких людей ему придется положиться в беде, и оставил для них знаки. Он многое предусмотрел!
Гвиневера подняла на мужа глаза, отчаянно желая верить его утешениям, и все же напоминая себе, что даже Карломан не смог обезопасить себя заблаговременно от клинка короля Хильдеберта.
Колеблющаяся между страхом и надеждой, она, наконец, взяла себя в руки и осведомилась по возможности спокойно:
- О чем еще пишет наша Гвенаэль?
- Она обещает послать тебе помощь, что на Совете Кланов склонит народ в пользу партии лиры; но пока я сам не понял, о чем идет речь, - задумчиво отозвался Теодеберт. - Кроме того, она сообщает о Совете Бетморры. Она по просьбе Карломана приглашает некоторых из оставшихся в Арморике ши показать свои чары, дабы "дети богини Дану" уразумели, какой силой обладает Совет Бетморры, и не просили у него помощи в войне против арвернов. Наша дочь пишет: лучшее, что может сделать Совет - это не вмешиваться, как и прежде. Ибо земли, где сейчас живут "дети богини Дану" и арверны, некогда принадлежали ши, и они не хотят ввергать их в хаос. Также она молится, чтобы Совет счел трагедию на ристалище несчастным случаем.
- Слава Матери Богов! Это лучшее из возможных для них решений, - отозвалась Гвиневера вполне серьезно. Как бисклавре, вхожая в Совет Бетморры, как и ее сын, она хорошо представляла, какой силой обладают Другие Народы, стоит им только решить, что все дозволено.
Теодеберт согласно кивнул.
- Гвенаэль пишет о том же. Она говорит, ши не могут сделать так, чтобы от их заклятий страдала только одна сторона. Допустим, они сгноят урожай на полях в Арвернии или нашлют на них саранчу. В результате, арверны, чтобы не голодать, станут отбирать весь хлеб у "детей богини Дану", те озлобятся, и будет один путь - к восстанию. Почти наверняка, пишет наша дочь, вмешательство Совета Бетморры принесет больше зла, чем добра.
Гвиневера сжала похолодевшими пальцами руку своего мужа.
- Благодарю Кернунаса, бога лесов, что они оказались настолько мудры, как и подобает сильнейшим! В их праве было отомстить за моего сына, Коронованного Бисклавре, но они смогли отказаться от мести, подумав о последствиях. Я молю богов, чтобы и мне всегда хватало мудрости, как бы ни повернулось дело! И еще, о великие боги, умудрите хоть немного людей, обитающих в наших землях!
Теодеберт вздохнул и мысленно присоединился к молитве своей супруги.
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - III (Прочитано 10797 раз)