Расширенный поиск  

Новости:

26.07.2022 - в "Лабиринте" появился третий том переиздания "Отблесков Этерны", в книгу вошли роман "Лик победы", повесть "Белая ель" и приложения, посвященные географии, природе и политическому устройству Золотых Земель.

ссылка - https://www.labirint.ru/books/868569/

Автор Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - IV  (Прочитано 8917 раз)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Цитировать
И плененные заговорщики принялись в два голоса клясть своего вдохновителя, хоть так отводя душу.
Вдохновителя они принялись клясть, а как насчёт подумать своей головой?
Я не очень поняла ход событий, души фениев уже приходили в темницу или только сейчас придут?
Теперь у них, во всяком случае, будет повод призадуматься.
Только придут. Мы решили, что желательно рассказать подробнее, что и как там произошло.
Что-то этот друид уже итак псих психом, куда его дальше с ума сводить? Как такому придурку вообще кто-то поверил?
Фанатик.  Его убежденность опасно действует на тех, кто верит в то же, что и он, и также готов не жалеть ни себя, ни других ради великой цели. Ну, и до заточения он, вероятно, держался все же адекватнее. А вот теперь, когда его духи навестят...

Глава 71. Гнев теней (окончание)
Холод становился все пронзительнее, все нестерпимее. И, когда Кормак Суровый уже решил, что сейчас его сердце остановится и кровь застынет, в неясном морозном мареве сгустились тени. Он видел их - четырех рослых и крепких воинов, одетых поверх доспехов в пледы цветов его родного клана. Под сводами шлемов обозначились до боли знакомые лица. Но он еще прежде узнал их без колебаний: по горделивой посадке головы старшего, по тому, как упирал руку в бедро младший, по жестам, движениям, сохранившимся в точности. Он помнил все их привычки, с детских лет...

У старика защемило сердце, но он даже не успел побеспокоиться о себе, глядя немигающими глазами на своих погибших сыновей. Теперь их фигуры вполне проявились, они стояли перед своим отцом во плоти, совсем как живые. Только вот лица их оставались белы, как мел, не согретые движением живой крови.

Не только Кормак, но и Домнелл увидел их, появившихся в камере. Он перестал метаться и уставился, прислонившись к решетке, сам побледнев до сходства с ожившим мертвецом.

И он увидел, как Кормак медленно, с негнущимися суставами, поднялся с места навстречу грозным призракам, протянул к ним руки.

- Мальчики мои, погибшие за свою родину! Вы пришли за мной?

Но старший из них сурово покачал головой.

- Нет, отец! Воронья Госпожа послала фениев, погибших на Равнине Столбов, к вам к к другим заговорщикам, но не для того, чтобы увести вас. Вы не заслужили войти в сонм павших героев. И не тем способом взялись добиваться свободы для Арморики!

Могильный холод уже не просачивался сквозь стены - он исходил от этих мрачных бледных фигур, посланцев Морриган. Домнеллу, который, не задумываясь, сразился бы с любым смертным противником, жутко было находиться рядом с тенями мертвецов. Он старался взять себя в руки, но его все равно тряс озноб. Рыжеволосый юноша удивлялся, как тан Кормак может видеть в них лишь своих сыновей, словно не замечал, что они мертвы.

Тот же, сумев совладать с собой, скрестил руки на груди и печально проговорил:

- Из любви к вам я посвятил остаток жизни мести за вас! Чтобы не приходилось впредь лучшим сыновьям Арморики погибать за интересы арвернов!

Сыновья Кормака пристально уставились на своего отца горящими мертвенным огнем глазами. Затем старший из них гневно воскликнул:

- Так значит, из любви ты изгнал и лишил наследства моего сына? За то, что он говорил тебе правду, ты с ним обошелся хуже, чем арвернский захватчик, которых ты ненавидишь!

Лицо Кормака Сурового превратилось в маску отчаяния и горя. Он и помыслить не мог, что сыновья, если когда-нибудь встретят его, станут обвинять. Однако упрямо возразил им, с прежней энергией железного духа:

- Я изгнал Фергуса, потому что он предал память своего отца и дядей - вашу память. Он водил дружбу с арвернами и отказался готовить восстание.

В глазах сыновей отразилась неизбывная печаль.

- Мы вместе с арвернами бились против викингов! Когда на побережье Арморики высадились враги, арверны защищали ее вместе с нами, и их не меньше погибло на Равнине Столбов, чем "детей богини Дану"! Ты же служил призракам, отец, и ложной была твоя вера, ради которой ты готов пожертвовать семьей и чуть было не погубил таниста Карломана, величайшего из мужей Арморики! Погляди, куда тебя привел твой выбор! Или не ты совсем недавно сожалел, что доверился бесчестному жрецу?!

Теперь голоса братьев слышались сквозь гул, подобный реву снежной бури в самую страшную зимнюю ночь, какие бывают раз в столетие. Воздух вокруг них еще больше сгустился, заледенел. Нельзя было понять, кто именно говорит. Только до старика донесся грозный, но и жалобный призыв:

- Подумай, отец, нужен ли Арморике твой путь! У тебя еще есть время осмыслить твою жизнь. Но, если ты и впредь будешь призывать "детей богини Дану" к восстанию, мы не встретимся больше. Предателям не место среди храбрых фениев. Единственное ваше утешение - что вы не успели причинить большого вреда Арморике. Танист Карломан будет жить. И восстание, к которому вы так стремились, не погубит тысяч жизней. Во всяком случае, не теперь и не по вашей вине. Вот почему Воронья Госпожа послала нас сюда.

Кормак Суровый стоял, словно окаменевший, безмолвно выслушивая упреки теней. Ему было трудно переосмыслить все, что считал для себя святым на протяжении жизни. Но, с другой стороны, это говорили его сыновья, и он чувствовал, что, несмотря на весь их гнев, они еще продолжают его любить. И, если они, павшие за Арморику, не винят в своей гибели неправедных союзников-арвернов... значит...

- Я был честен в своем стремлении... - прохрипел старик, стараясь сохранять достоинство. - Я готов был отдать и свою жизнь, если бы такой ценой Арморика была спасена!

- Мы знаем! - донеслось непреклонно-суровое слово сквозь ледяной вихрь. - Потому мы и пришли к тебе!

В это время Домнелл, все это время молчаливо наблюдавший встречу старика с призраками сыновей, наконец, не выдержал. Последние слова призраков привели вспыльчивого юношу в такую ярость, что даже страх прошел. Смело взглянув в горящие мертвые глаза, он воскликнул:

- К нам вы пришли, с нас спрашиваете! А между тем, в соседней камере заточен преступник, гораздо худший, тот, кто втянул нас в заговор! Спросите тогда уж и с него!

Бездонные, светящиеся глаза призраков устремились в самую душу Домнеллу, все там переворачивая.

- С него Воронья Госпожа велела взыскать совсем иной счет! Вы легко отделались!

Они стали таять так же стремительно и внезапно, как и появились. Ледяной ветер сразу утих, и лишь на последнем веянии коснулся плеча Кормака Сурового, и до него донеслось повторенное разными голосами: "Отец..."

Видение исчезло, будто его и не было. Только старый тан, бледный как мел, сел, вернее, упал на ложе, обхватил руками голову и задумался, серьезнее, чем ему когда-либо доводилось за всю жизнь.

Стоявший у решетки Домнелл отер холодный пот со лба, не замечая, что руки его сильно дрожат.

***

Но встреча с душами павших фениев, что довелось пережить им и другим заговорщикам, вправду была ласковым внушением в сравнении с тем, что объявилось в камере друида-отступника.

В первый миг, когда тени стали проявляться рядом с ним, тот даже обрадовался: ведь он сам выкликал души доблестных фениев, и верил, что они пришли по его слову.

- А-а, вы здесь! Вы пришли по моему знаку, чтобы рассудить правых и виноватых!

В ответ ему раздался глубокий голос, веющий замогильным холодом:

- Да, мы пришли к тебе! Но не ты нас вызвал, жалкий предатель своего народа! Мы пришли по велению Вороньей Госпожи, чтобы ты последовал за своим безумием до конца!

И, пока голос вещал, все больше теней обретали зримый облик. При этом стены и решетки не были для них преградой. Даже оставшемуся на страже оборотню стало не по себе, едва он понял, что явится здесь.

Но друида-отступника не так-то просто было сбить с толку даже и сверхъестественным силам. Он свято верил, что Арморику предает кто угодно, только не он.

- Цель оправдывает средства! - изрек он без тени колебаний. - Моя же цель святее всего на свете: свобода Арморики, за которую сражались и погибали наши доблестные фении! Что, заклял я тебя, мстительный дух? Заставил замолчать?

Но в ответ тени замелькали уже в каждом углу камеры. Они проявлялись все яснее, и облик их был жутким. Готов, отвечавший друиду, раздавался теперь со всех сторон.

- Нет, недостойный жрец, тебе не заставить нас замолчать! Не в твоей власти изгнать нас отсюда! Гляди, какую судьбу приняли мы, и на какую ты хотел обречь "детей богини Дану"!

И он увидел всех героев Маг-Туиред, которых знал в былые годы, которых вместе с коллегией друидов провожал на войну, - такими, как их нашли на поле боя.

Он видел сыновей Кормака Сурового - без лица, с рассеченной топором головой; с распоротым животом и вывалившимися внутренностями; исколотых копьями, медленно истекающих кровью, втоптанных в окровавленную землю. Видел семейство герцога Брокилиенского, - наследника главы рода, чью голову викинги насадили на пику, его родичей, изрубленных на куски, - теперь они удерживали уцелевшими руками отрубленные, кровоточащие части тела, - и старших братьев герцога Морврана, с честью носивших кровавые раны. Видел отступник и близких Конмаэла Свирепого, неукротимых фениев, что, даже смертельно раненые, обезоруженные, умудрялись душить и грызть врага. Изрубленные, жутко изувеченные люди были перед ним, стылый воздух пропах кровью и смертью. Даже стоявшему по ту сторону решетки оборотню, хоть он и понял, зачем пришли тени, стало жутко.

Однако фанатизм друида-отступника защищал его крепче всякой брони.

- Я скорблю о ваших ранах! Но ведь не моя вина в том. Грозите виновникам вашей гибели!

- Ты так ничего и не понял, - горько рассмеялась отрубленная голова отца нынешнего герцога Брокилиенского. Это было жутко и дико - голова, не соединенная с горлом и телом, могла говорить и даже смеяться. - Так погибли мы, отомстив за себя викингам. Но, если бы ты втянул Арморику в восстание, такова была бы судьба тысяч людей! Сперва "дети богини Дану" ринулись бы убивать арвернов, а затем арвернские рыцари отомстили бы всему нашему народу.

С каждым словом тени воинов окружали бывшего друида, и ему не вырваться было из их хватки. Один из сыновей Кормака Сурового ухватил его отрубленной рукой за плечо. Брат Конмаэла, похожий, как две капли воды, рассеченный чуть не пополам, вцепился в горло. Все вместе бросили его на пол, окунули в лужу крови, натекшей из их ран.

- Ты никогда не думал, на что обрекаешь людей? - гремел над головой отступника гневный хор теней. - Изведай теперь сам, что ждало бы народ Арморики, если бы сбылся твой замысел, подстрекатель!

Друид-отступник колыхался в озере крови, дышал ею и пил ее, точно рыба, и не мог подняться. Все причиняло боль, терзало, раздирало его. Тысячи раз его пронзали копья, рубили мечи и топоры, пыточные крючья цепляли его ребра. То и дело по нему проносились кони, словно его тело стало полем боя, и удар каждого копыта дробил ему кости, но не мог принести смерть. Тысячи раз он горел в подожженном доме, был женщиной, из чьих рук вырвали младенца, и самим младенцем, задыхающимся от ужаса, и гибнущим воином, и кричащей в агонии лошадью. Это длилось вечно. Ни одно сознание не могло вместить столько ужаса и боли. Он уже не помнил, кем был раньше, и за что его обрекли на эту пытку страхом и безумной болью. Лишь услышал, как раздался высокий пронзительный вопль, разбрызгивая кровавое озеро, будто брошенный камень, и не понял, что это кричит он сам.

- Твою судьбу не придется решать ни друидам, ни королеве, ни Совету Бетморры! - объявил над ним сонм призраков. - Воронья Госпожа сама покарала тебя, чтобы другим неповадно было призывать в сообщники павших фениев!

И вновь каркнул ворон, подтверждая их слова.

А друид-отступник продолжал пронзительно кричать, не умолкая ни на миг. Он не помнил ни одного членораздельного звука, его крик был просто бессмысленным воем. Уже давно никакое человеческое горло не выдержало бы такого вопля, а он все не умолкал, погруженный в озеро страдания. Наконец, ему стало ясно, что кровь и боль - только на поверхности его. Если уйти на дно, как камень, там будут только тишина и покой, там он останется совсем один, никто больше никогда не найдет его. И он нырнул, и милосердная тьма поглотила его, как мягкий донный ил.

Когда еще последние отзвуки невыносимого крика отступника звенели в воздухе, послышались быстрые шаги. По коридору спешил Гурмаэлон Неистовый, которого позвал оборотень-стражник. Второй, что все это время стоял у камеры, позеленел от страха и отвращения к тому, чему довелось быть свидетелем. Он дрожащей рукой указал Гурмаэлону на камеру.

Оборотень-великан провел ладонью по глазам, и вдруг почтительно склонился перед тенями фениев.

- Мир вам на благословенном Авалоне, герои Арморики! А о земных делах мы уж сами позаботимся, покуда живы, - в его голосе звучала надежда, что тени не вмешаются впредь в дела живых, и опаска, - а вдруг будет иначе?..

Он увидел, как жуткие призраки принимают вид живых людей, какой был им дан от природы. Затем снова каркнул ворон, будто призывая кого-то. И рой теней проскользнул сквозь стены замка. Воздух вновь тонко зазвенел, только теперь ликующе, радостно.

Гурмаэлон минутку постоял, прислушиваясь к отдаленным событиям, затем широко улыбнулся молодым оборотням.

- Хвала благодетельной Морриган! Танист Карломан возвращается к жизни! Пойдите в священную рощу - его дуб ожил! А посланники Вороньей Госпожи вернулись в свой мир.

Оборотни радостно переглянулись, едва осмеливаясь поверить.

Только теперь Гурмаэлон взглянул на друида-отступника. Тот сидел на полу, как его оставили тени, не смотрел ни на кого, не говорил и, казалось, ничего не слышал. Даже когда могучий оборотень вошел к нему в камеру и поднял его за горло, тот не издал ни звука. Глаза узника равнодушно блуждали. Как только тот отпустил его, он снова сел на пол, глядя в никуда.

- Я думаю, - медленно проговорил Гурмаэлон, вглядываясь в душу узника, - он больше никому не причинит вреда.
« Последнее редактирование: 13 Мар, 2023, 06:25:05 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

С друидом жестоко, даже жалко стало, хоть он и урод. Не надо было ему злить богиню.
Ну, а остальных будут судить люди и собственная совесть, у кого она есть. Они (по крайней мере, те, кого показали) уже поняли, что воспользовались гнусным средством, а теперь есть шанс догадаться, что и цель никуда не годилась. Но даже если их казнят, они, конечно, легко отделались по сравнению с друидом.
Записан

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Да, это не тот случай, когда цель оправдывает средство. Скорее наоборот, здесь средство надругалось над целью. К тому же у друида цель была вовсе не благополучии народа Арморики, а в желании вернуть былую власть - как, впрочем, и у верховного друида. Однако считать сторонников партии меча предателями я бы не стала. Друид-отступник, да, его можно отнести к этой малопочтенной категории, но не тех, кто пытался сделать Арморику независимым государством. В данной ситуации их можно обвинить в неумении оценивать политическую обстановку, соотношение сил, нежелание думать о неизбежных последствиях, безусловно, тяжёлых. Их даже в безумии можно обвинить, но не в предательстве. Потому что, с какой стороны не посмотри, Арморика государство вассальное по отношению к Арвернии. И в Дурокортере немало людей, готовых расправится с непокорным вассалом. Начиная с короля, и не говоря уж о его матушке и таких как Ги Верденнский и орден данариев. Тут всё не так просто и не так однозначно.  Сколько времени  старцы в Чаор-на-Ри решали, как быть с вестями о беспорядках в столице? Разве это равноправные отношения? Это отношения вассала и сюзерена. А сюзерен мечтает о Священном походе и войне с альвами. Как мило! А людей, которые погибнут при этом,  можно не считать.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Согласна. К партии меча у меня особых претензий нет, их раздражения на придурка в короне вполне понятно. Но если все умные люди говорят, что восстание лишь захлебнётся в крови - так, наверное, не без оснований. А без толку поубивать людей - это не та цель, к которой стоит стремиться.
Вот заговорщики - дело другое. Ведь не силой их в заговор втянули, и не заколдовали - сами пошли. Доделывать именно то, за что люди и разъярились на арвернов.
Записан

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Дело ещё и в том, что умные люди свою точку зрения обычно аргументируют, приводят доказательства, обращаются к логике и разуму. Но на толпу много сильнее воздействуют эмоции, да и просто - кто громче кричит, тот и прав. Поэтому умных всегда плохо слышно, а вот вопли слышно очень хорошо. Что до фанатиков, типа друида-отступника, то если хорошенько поскрести любого обличителя чужих грехов и проповедника своей непогрешимости, то обнаружишь всё ту же жажду власти. Над чужой душой, над  разумом. То есть, грубо говоря: "Я знаю, как надо жить, а потому слушайте только меня, подчиняйтесь мне, белому, пушистому и вообще светочу истины! А своей головой думать строго воспрещается".
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа katarsis, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
С друидом жестоко, даже жалко стало, хоть он и урод. Не надо было ему злить богиню.
Ну, а остальных будут судить люди и собственная совесть, у кого она есть. Они (по крайней мере, те, кого показали) уже поняли, что воспользовались гнусным средством, а теперь есть шанс догадаться, что и цель никуда не годилась. Но даже если их казнят, они, конечно, легко отделались по сравнению с друидом.
Не надо было. И спекулировать на именах погибших воинов, даже не поинтересовавшись, что они сами думают на этот счет - тоже не надо было.
У остальных шанс переосмыслить свои ошибки есть. Поэтому тени им, можно сказать, только мягко советовали.
Вообще-то, Морриган кое-что говорила Карломану о будущей судьбе заговорщиков.
Да, это не тот случай, когда цель оправдывает средство. Скорее наоборот, здесь средство надругалось над целью. К тому же у друида цель была вовсе не благополучии народа Арморики, а в желании вернуть былую власть - как, впрочем, и у верховного друида. Однако считать сторонников партии меча предателями я бы не стала. Друид-отступник, да, его можно отнести к этой малопочтенной категории, но не тех, кто пытался сделать Арморику независимым государством. В данной ситуации их можно обвинить в неумении оценивать политическую обстановку, соотношение сил, нежелание думать о неизбежных последствиях, безусловно, тяжёлых. Их даже в безумии можно обвинить, но не в предательстве. Потому что, с какой стороны не посмотри, Арморика государство вассальное по отношению к Арвернии. И в Дурокортере немало людей, готовых расправится с непокорным вассалом. Начиная с короля, и не говоря уж о его матушке и таких как Ги Верденнский и орден данариев. Тут всё не так просто и не так однозначно.  Сколько времени  старцы в Чаор-на-Ри решали, как быть с вестями о беспорядках в столице? Разве это равноправные отношения? Это отношения вассала и сюзерена. А сюзерен мечтает о Священном походе и войне с альвами. Как мило! А людей, которые погибнут при этом,  можно не считать.
Они тоже согласились, что ради восстания необходимо погубить Карломана с помощью колдовства. Пусть не по своему замыслу, пусть все придумал друид-отступник, но они были с ним. Если бы их замысел удался, это было бы уже настоящее предательство.
А так - да: ситуация неоднозначна, и "детей богини Дану", стремящихся к независимости, можно понять. Не меньше, чем, например, сварожан, стремившихся сбросить власть Орды. Только у них тут, условно говоря, своего Журавлиного Поля осуществить не получается, и приходится до сих пор действовать дипломатическими методами, как Святослав Храбрый. Впрочем, в культурном и социальном отношении Арверния и Арморика все-таки друг другу ближе, чем Сварожьи Земли и чжалаирская Орда. Но это - плод тесного сотрудничества последних нескольких поколений, а восстание грозило бы все нарушить.
А что у нас получается не настолько уж все просто, и каждую сторону, даже если она действует глупо, можно в то же время понять (даже не хваля ее) - это авторы могут зачесть себе в плюс. :)
Согласна. К партии меча у меня особых претензий нет, их раздражения на придурка в короне вполне понятно. Но если все умные люди говорят, что восстание лишь захлебнётся в крови - так, наверное, не без оснований. А без толку поубивать людей - это не та цель, к которой стоит стремиться.
Вот заговорщики - дело другое. Ведь не силой их в заговор втянули, и не заколдовали - сами пошли. Доделывать именно то, за что люди и разъярились на арвернов.
Шансов победить арвернских рыцарей и воинские братства в открытом противостоянии у них не много было, если были вообще.
Сами, конечно. Поверили в то, во что им легче всего было верить.
Дело ещё и в том, что умные люди свою точку зрения обычно аргументируют, приводят доказательства, обращаются к логике и разуму. Но на толпу много сильнее воздействуют эмоции, да и просто - кто громче кричит, тот и прав. Поэтому умных всегда плохо слышно, а вот вопли слышно очень хорошо. Что до фанатиков, типа друида-отступника, то если хорошенько поскрести любого обличителя чужих грехов и проповедника своей непогрешимости, то обнаружишь всё ту же жажду власти. Над чужой душой, над  разумом. То есть, грубо говоря: "Я знаю, как надо жить, а потому слушайте только меня, подчиняйтесь мне, белому, пушистому и вообще светочу истины! А своей головой думать строго воспрещается".
"А бояться-то надо только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо".
Не верьте ему! Гоните его!
Он врет! Он не знает - как надо!"(с)А.Галич)

Высшее жречество, кстати, во все времена чаще всего, чаще светских властителей, впадало в манию властвовать над чужими судьбами, считая себя мудрейшими и непогрешимыми. Начиная еще с Таморианы (хотя тамошние Жрецы действительно имели великие заслуги в спасении человечества и части былой культуры). Последующие их наследники в разных странах, к сожалению, переняли не лучшие качества.

Глава 72. Отец и сын (начало)
Они летели следом за лебединым пером по ясному небу, невидимые, бестелесные, как проносившиеся над ними облака. Но сами видели все, и глядели на землю словно с высоты птичьего полета или с вершины очень высокой горы. Какой далекой отсюда была земля, и насколько иной! Она, казалось, превратилась в пестрый клетчатый плед "детей богини Дану", широко расстилавшийся внизу. Конечно же, темно-зеленые клетки - это леса. С высоты было не разглядеть могучих дубрав Арморики, они все сливались в исполинскую зеленокудрую шапку. А другие клетки, светло-зеленые - это, должно быть, луга, холмы и пашни. Если очень приглядеться, можно было рассмотреть внизу дома поселян и изгороди, а также фигурки людей и животных, казавшиеся с высоты не больше муравьев. А вон те, серые клетки - это, должно быть, замки вельмож и города, мощеные камнем. Мелькали и голубые клетки, - это озера и реки, притоки Леджии. А вон та голубая линия, змеившаяся внизу, обманчиво-тонкая, как жила на руке, - не иначе как сама Быстротечная, бегущая вдаль.

- Уже ради этого стоило вернуться к жизни! - воскликнул Карломан, чувствуя, как ветер свистит в ушах. - Теперь я понимаю, почему Номиноэ мало быть оборотнем-волком, и он всегда мечтал быть еще и лебедем. А ты чувствуешь, отец, как прекрасно лететь по небу?

Король Хлодеберт V дотронулся до руки вновь обретенного сына.

- Крылатые кони валькирий носят эйнхириев по небу... Но, Карломан, сейчас нас несет зачарованное перо. А для птиц полет по небу - тяжкий труд, они машут крыльями до изнеможения, ими порой жестоко играет ветер. Для человека научиться летать тоже будет нелегко, если ему суждено когда-нибудь подняться в небо.

- Пусть нелегко! Ведь только то и ценно по-настоящему, что стоит тяжких усилий, - горячо отозвался Карломан. - Зато насколько полнее и богаче будет жизнь крылатых людей!

А лебединое перо, заколдованное Номиноэ Озерным, вело отца с сыном вперед, указывало им путь серебристой звездочкой, тянуло за собой, незримой, но прочной нитью. Они летели все дальше, через всю Арморику, - на восток, вдоль течения Леджии, к арвернской столице - Дурокортеру.

- Взгляни, Карломан: вот замок Тинтагель, в котором ты родился, - сообщил ему отец, указывая вниз на некую точку в середине серой клетки, на берегу Леджии.

Карломан, разумеется, знал, где он родился. Но теперь его охватило непреодолимое желание увидеть ближе это знаменательное место. И это не было блажью. Ведь он переживал сейчас второе рождение, и ему хотелось закрепить узы, связывающие его с земной жизнью. Здесь, где он появился на свет, легче всего было замкнуть кольцо.

Лебединое перо, затрепыхавшись на ветру, стало снижаться, и Карломан с отцом последовали за ним. Скоро внизу выросли башни и шпили старинного замка, в котором, как и в Чаор-на-Ри, угадывались черты и арвернской архитектуры, и присущей "детям богини Дану". Замок, окруженный высокой стеной, стоял на возвышенности. Вокруг него, окруженный еще одной, внешней стеной, расположился целый городок. Там оживленно кипела жизнь, по улицам ходили люди, ездили повозки.

- По-моему, у них сегодня торговый день, - проговорил король Хлодеберт, спускаясь.

И он вместе с сыном, невидимые и неосязаемые, прошли вдоль торговых рядов близ замка Тинтагель. Там местные поселяне и ремесленники выставили на продажу все, что им удалось вырастить либо сделать. Мед и молоко, разнообразные овощи и плоды, местное вино, молоко и сыр, мясо, яйца, шерсть, живой скот и птица соседствовали с тканями и готовой одеждой, с поделками из дерева и глиняной посудой, с коваными изделиями местных кузнецов. Все эти вещи были не настолько хороши, чтобы украсить замок тана, владеющего Тинтагелем, но вполне годились для местных жителей и их гостей. Здесь же заезжие торговцы сбывали вещи, сделанные в чужих краях, среди которых порой попадались и более ценные.

Спустившись на землю и пройдясь по городу, Карломан остался доволен. Стоило прогуляться по узким, давно не мощеным улицам провинциального городка, послушать бойкий говор жителей, споривших за каждый локоть домотканой материи, за каждую головку сыра, чтобы почувствовать себя по-настоящему живым! Их речь, в которой причудливо и сочно сплетался говор "детей богини Дану" с арвернским, их одежды, преимущественно в клановую клетку, - все это была сама жизнь, пусть несколько приземленная, заботящаяся лишь о настоящем, мало думающая о высоких материях, но тоже необходимая часть жизни, как крепкие, глубоко ушедшие в землю корни - у роскошного дерева. Глядя на пестроокрашенные кафтаны горожан, на высокие рогатые чепцы их жен, словно шутовски подражающие нарядам знати, на веселую суету и шум у прилавков, нельзя было порой удержаться от смеха. Однако и смех, что звучит от сердца, тоже может выражать симпатию, и служит средством познания жизни.

- Хорошо, что лебединое перо привело нас к замку Тинтагель, - произнес Карломан, пользуясь тем, что их с отцом никто не видел и не слышал. - А что, отец: когда я родился здесь, все было таким же, как теперь?

- Пожалуй, город с тех пор отстроился шире, - ответил король Хлодеберт. - Тогда стояла зима, только-только начался горнунгмонат, и жители были не столь оживлены. Основные полевые заботы и связанные с ними осенние торги закончились, народ сидел по домам, занимались своими обычными хлопотами. Да и гости в эту пору бывают редко.

Он взглянул на сына ясным, несмотря на окутавшую его прозрачную дымку, взором. События сорокавосьмилетней давности отпечатались в памяти эйнхирия, спустившегося из Асгарда, в точности, как все, что было по-настоящему дорого при жизни.

- Когда мы приехали в замок Тинтагель, повсюду лежал снег. Он шел весь день и ночь, и наши сани катились по мягким рыхлым сугробам. Во дворе замка стоял еще другой замок, из снега, в точности повторяющий настоящий. Дети тинтагельского тана и их городские приятели продолжали работать над ним, даже слепили снежных воинов вокруг замка...

Он показал Карломану на верхнее окошко главной башни, под красной черепичной крышей.

- Вон там, в лучшей комнате хозяйских покоев, ты и родился, мальчик мой! Тинтагельский тан и его жена и слышать не хотели, чтобы сама королева Арморики родила ребенка в покоях для гостей. Ведь мы вынуждены были остановиться здесь именно потому, что у твоей матери начались роды. Не успели вовремя доставить ее в Чаор-на-Ри.

Карломану не раз рассказывали об обстоятельствах его рождения, но еще никогда он не спрашивал об этом отца. При его жизни такое просто не приходило в голову, и лишь теперь у них появилась возможность поговорить о самом сокровенном, лежащем на дне каждого сердца, будь то человек или ши, король или простолюдин.

- Матушка столько раз рассказывала мне, как ты сопровождал тогда ее в Арморику, вместе с прадедушкой Брохвайлом и бароном Номиноэ. И еще она говорила, что ты очень радовался моему рождению, хотя у тебя уже были двое сыновей.

- И это верно, - изменившимся, дрогнувшим голосом проговорил Хлодеберт, не сводя глаз с башен замка Тинтагель. - У твоей матери к тому времени рос Хлодион, а у Радегунды Аллеманской, моей законной супруги - Хлодеберт. И все равно, твое рождение показалось мне настоящим чудом! Я ждал тогда вместе с Брохвайлом и Номиноэ, когда Гвиневера подарит мне второго сына. К счастью, роды прошли легко. Номиноэ говорил, что так всегда бывает, когда мать и ребенок - оба бисклавре. Оборотням ведь не присущи большинство болезней, что отравляют жизнь людям. Но я все равно тревожился. И очень обрадовался, когда родился сын. Я взял тебя на руки, чтобы наречь имя. У тебя уже тогда глаза были ясные, цветом в точности как у Гвиневеры. И я держал тебя на руках и благодарил богов за еще одно живое чудо, что связывало меня с Гвиневерой, вопреки всему!

- Потому что вам с матушкой приходилось расстаться, верно? - уточнил Карломан, припомнив семейную историю.

Его отец угрюмо кивнул.

- В то время я был лишь средним из арвернских принцев. Еще жив был мой отец, и они со старшим братом надавили, чтобы я вернулся к своей жене. Все-таки она была принцессой Аллемании, не следовало вызывать ее недовольство, ибо за нее могли вступиться могущественные родственники. А она ни за что не позволила бы, чтобы что-то ущемляло интересы ее сына. Будь у меня от Гвиневеры дочери, она, должно быть, смирилась бы. Но уже был Хлодион, и должен быть, по всем признакам и знамениям, родиться второй сын. Она же в то время имела всего одного. И боялась, что сыновья Гвиневеры со временем станут соперниками ее мальчику. Вот почему от меня потребовали отпустить твою мать в Арморику под предлогом ее срочных обязанностей в вассальном королевстве... Все, что я мог - это проводить ее, что должна была подарить мне второго сына, в Арморику! Да, Карломан: твое рождение стало концом нашего счастья, - голос Хлодеберта был исполнен горечи, даже по сию пору.

Карломан помолчал. В детстве, пока он рос в Арморике, ему было обидно, как мог его отец расстаться с матерью, прекраснейшей и лучшей из женщин. Но, когда он повзрослел, это чувство полностью развеялось.

- Так судили боги, отец, - по его интонациям видно было, что он думал об этом не раз. - Возможно, им угодно было, чтобы твой род, волею Норн ставший королевским, распространился шире?

Жесткие губы короля Хлодеберта саркастично дрогнули, словно он желал напомнить сыну, что именно по вине одного из потомков сам Карломан чудом не погиб, - а ведь это вряд ли было бы возможно, будь у него, Хлодеберта, сыновья и внуки только от Гвиневеры. Однако он не сказал этого. Лишь проговорил со светлой грустью:

- Так все и произошло тогда... Я примирился со своей женой, насколько можно было, а Гвиневера с детьми поселилась в Арморике. Через несколько лет она стала женой моего кузена Теодеберта, тогда как раз овдовевшего. Я знал, что она не вышла бы замуж без любви, и постарался порадоваться за них.

- Матушка и мой названый отец много раз говорили, как тронул их твой подарок им на свадьбу, - задумчиво проговорил Карломан. - Но, по твоему рассказу, меня удивляет одно: как это вы дали мне имя величайшего из пращуров? Побочному сыну, которого отправили расти к "детям богини Дану"...

Лицо Хлодеберта Жестокого озарила горделивая улыбка.

- Это имя нарек тебе мой отец, а твой дед, в правление которого ты родился. Он был уже тогда смертельно болен, но обладал даром видеть суть вещей и людей, а болезнь даже усиливала его проницательность. Когда твоя беременная мать пришла к нему проститься, он объявил: "Сына, которого носишь, назови Карломаном, ибо он будет достоин славы величайшего из предков!" Никто не ждал такого требования. Своих законных внуков - сына Хильдеберта Строителя и моего, - король нарек нашими именами, как бы намекая, что они будут достойны своих отцов, но не пойдут особенно далеко. А тут вдруг - Карломан! Но, конечно, для меня было честью дать тебе это имя. Мой отец умер в тот же год, всего через несколько месяцев после твоего рождения. Но с тех пор и я, и другие много раз вспоминали его слова и убеждались, что он был прав!

- Прежде я не слышал этой истории, - удивился Карломан.

- Ее скрывали от тебя, чтобы ты не возомнил себя избранником, коему все дозволено от рождения, а стремился стать лучшим из лучших, - признался его отец. - Вот почему я в годы твоего ученичества был к тебе строже, чем к твоим братьям и кузенам. Требовал от тебя большего, ибо ты был способен на большее.

- Я всегда это понимал, отец. И не считал тебя несправедливым, - тихо проговорил Карломан, пожимая руку отцу.

Заговоренное перо лебедя вновь позвало их в дорогу. И они, взмыв, закружились, легкие, как тени, над башнями замка Тинтагель. Его мощный фундамент был заложен больше тысячи лет назад "детьми богини Дану". Затем явившиеся сюда арверны сожгли и разрушили замок до самых ключевых камней, а со временем отстроили на его месте нечто свое, уже в собственном стиле. Следующие поколения владетелей добавляли все новые надстройки.

- Здесь я родился, - проговорил Карломан, заглядывая в витражное окно. - Пожалуй, на этой земле мне больше всего подойдет быть погребенным, когда придет мое время. Между Арвернией и Арморикой, которым я равно принадлежу всю жизнь, и кровью, и сердцем. Пожалуй, надо будет заранее выстроить здесь для себя гробницу, чтобы приучить к тому родных.

Даже король Хлодеберт, казалось, удивился решению сына, глаза его широко распахнулись.

- Мои потомки - упрямые люди, - проговорил он скорее с одобрением. - У них наверняка уже приготовлена для тебя роскошная гробница в главном храме Кенабума. Им будет трудно понять, если граф Кенабумский, Почти Король, завещает похоронить себя в другом месте.

- Лишь бы они не уложили меня туда прежде времени, - усмехнулся Карломан в тон отцу. - А, коль у меня будет время, я сумею их переупрямить. Во всяком случае, мне вполне пойдет замок Тинтагель, чтобы здесь замкнуть круг жизни.

Сейчас ему, еще не вполне вернувшемуся в мир живых, лишенному своего тела, как нельзя лучше соответствовало общество отца, спустившегося к нему из Асгарда. Любой живой человек испугался бы слов Карломана, умолял бы его не думать о смерти, стал бы молить богов. Но умерший король сознавал, что смерть тела, раньше или позже - неотъемлемая часть вечного круговорота, и реагировал иначе, чем знавшие только одну жизнь. Отец и сын понимали сейчас друг друга, как никогда прежде.

Они летели вперед в облачном небе, и на душе у них была тишина.
« Последнее редактирование: 14 Мар, 2023, 06:33:22 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Цитировать
Уже ради этого стоило вернуться к жизни! - воскликнул Карломан, чувствуя, как ветер свистит в ушах.
Они были
Цитировать
невидимые, бестелесные,
Если бестелесные, то откуда уши?
И вообще они не могли найти лучшего времени для поговорить и погулять по Тинтагелю?
Цитировать
- Лишь бы они не уложили меня туда прежде времени
Если ещё где-нить погуляют, то и уложат.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Цитировать
Уже ради этого стоило вернуться к жизни! - воскликнул Карломан, чувствуя, как ветер свистит в ушах.
Они были
Цитировать
невидимые, бестелесные,
Если бестелесные, то откуда уши?
И вообще они не могли найти лучшего времени для поговорить и погулять по Тинтагелю?
Цитировать
- Лишь бы они не уложили меня туда прежде времени
Если ещё где-нить погуляют, то и уложат.
Бестелесными они были в значении, что их никто из обычных людей и животных не мог видеть (бисклавре, как мы знаем, могли, может быть, и не только они). Сами же они не были слепо-глухо-немыми, стало быть, и звуки могли воспринимать на слух.
Нет, лучшего времени поговорить с отцом, который, так-то умер и давно находится в Вальхалле, Карломан не мог найти. Вряд ли у них там мертвые каждый день приходят в гости к живым. Только по очень важным делам.
К тому же, и перо, заговоренное Номиноэ, спускается и дает им возможность побывать в местах, что в будущем сыграют важную роль в судьбе Карломана. Ничего не происходит просто так. Да и не настолько много времени там тратится на самом деле.

Глава 72. Отец и сын (продолжение)
Отец и сын пролетали дальше, по направлению Леджии, хоть в небе и не было необходимости следовать проторенным тропам. Но перо лебедя вело их так, пролетая над могучим потоком, сверкающим под ярким летним солнцем. Если снизиться, можно было разглядеть идущие по реке крутобокие купеческие ладьи, и даже рыбачьи лодки.

Все дальше на восток уносились они. Вот уже недалеко было до Кенабума, бывшей столицы Арвернии, а ныне - центра владений Карломана.

Но лебединое перо не повело их в город. Вместо этого оно затрепетало и стало медленно опускаться на высокую скалу над рекой. Некогда здесь, должно быть, обрушилась часть камней, и теперь скала спускалась почти отвесным обрывом к самой воде. Дожди и снега, проносившиеся над ней сотни лет, отполировали каменную поверхность, а руки неких небесных сил создали на ней причудливое очертание. Кто глядел на скалу издалека - видели силуэты обнявшихся юноши и девушки, что застыли, смотря вниз, в кипящий водоворот. Там вечно плясала на камнях вода, облизывая гладкие остроконечные вершины, на которых в свое время разбился не один неосторожный корабль.

На вершину этой скалы спустились, незримые для других, отец и сын, повинуясь лебединому перу. Остановились, разглядывая силуэты влюбленной пары, в такой близости, как вряд ли доводилось их видеть людям: скала была очень высока, а вершина ее - узка, и одного неверного шага хватило бы, чтобы сорваться в клокочущую внизу бездну.

Но Карломан увидел еще кое-что: у подножия скалы, в трещине, где собралось немного плодородной земли, чудом выросли серебристые цветы, похожие на звездочки, из тех, что растут высоко в горах. И майордом Арвернии почтительно поклонился узору на камне.

- Это - Скала Двух Сердец, - промолвил он. - С ней связана легенда у "детей богини Дану", которую любят петь вдохновленные богами барды. Все случилось в первые годы арвернского завоевания. В ближайшей деревне на реке жила влюбленная пара - молодой кузнец и дочь местного старосты. Они собирались пожениться, все шло к тому. Но здешний край был завоеван, он достался во владение жестокому и надменному арвернскому барону. Он увидел девушку и велел привести ее к нему. Барон твердо постановил на своем: девушка не имела права выйти замуж, не проведя ночь с ним. Она же ненавидела барона, как и ее жених. Они бежали вместе, надеясь добраться до Арморики, где король со своим войском еще сражался с арвернами. Однако барон пустил собак по следу беглецов, он травил их как оленей. Нигде влюбленные не могли найти убежище. И вот, собаки загнали их на эту скалу над Быстротечной. Поняв, что спасения им нет, влюбленные вместе бросились в бушующий поток. В память об их любви, боги начертали их силуэты на скале, где они встретили свою судьбу. С тех пор это место стало называться Скалой Двух Сердец.

- По-арвернски, это - скала Лорелей, "Рокочущая", - нахмурился Хлодеберт Жестокий, глядя вниз.

- И это имя ей тоже подходит, - согласился Карломан, не в силах оторвать глаз от бездны.

Там, где вода билась белой пеной, взметая мириады брызг, в разных местах то высовывались черные головы камней, то скрывались, лишь угадываясь в кипящем водяном котле. И вода то пела на разные голоса, словно плача о судьбе погибших влюбленных, то выла, натыкаясь в разбеге на каменную глыбу, то могуче рокотала, падая вниз. Иногда она обнимала камни, как крыльями, и над ней поднималась тогда маленькая семицветная радуга. И тут же разбивалась вновь на множество частиц, что, не умолкая ни на миг, пели свою звонкую и грозную песню.

И Карломан засмотрелся вниз, не отводя глаз, словно пытался измерить высоту каменной стены, на которой бестрепетно стояли они с отцом. Высота, конечно, была страшной; каждый, кто упал бы отсюда в водоворот, неминуемо погиб бы. И он чувствовал, что здесь скрывалось нечто роковое, не только в связи с легендой о погибших влюбленных, но и для него самого...

Между тем, король Хлодеберт заинтересовался другими аспектами этой легенды, или же ему хотелось поддержать сына, напомнить ему о радостях земной жизни. Он кивнул в сторону силуэтов влюбленных, а затем показал Карломану на перо лебедя, что трепыхалось на каменном выступе, как бы набираясь сил перед продолжением пути.

- Бывает и в наше время любовь, достойная легенд! Меня всегда восхищала твоя Альпаида, сын! Вот - женщина, готовая последовать за своим супругом в жизни и в смерти. Я недавно говорил с ней. Скажу тебе, что к такой жене стоит вернуться из Верхнего Мира.

Карломан мечтательно кивнул, вспоминая встречу с супругой в междумирье.

- Поверь, отец, я не меньше твоего знаю, что моя жена достойна самой лучшей судьбы! Ей столько довелось пережить из-за меня... Но уже скоро я вернусь, чтобы утешить ее.

- А я, пока наблюдал за вами, все вспоминал, как начиналась ваша любовь. Когда еще вы были совсем юными,  и ты только стал оруженосцем Дагоберта, уже ясно было, к чему у вас придет. Альпаида от тебя не отходила, ловила каждое твое слово. Да и ты, чем дальше, тем больше любил проводить с ней время...

- Мне было с ней интересно, в ней я нашел понимающего, остроумного собеседника, - проговорил Карломан, с удовольствием вспоминая юность. - Нельзя сказать, чтобы она всегда соглашалась; порой мы даже яростно спорили о какой-нибудь книге или старинной легенде. Но это-то и было интересно: у нее всегда имелись свои мысли! Еще задолго до помолвки я понял, что мне не найти друга ближе Альпаиды. При этом она еще и не разделяла общих предрассудков: вместе со мной ездила в лес к вейлам, оставляла им подарки, и считала несправедливым преследование Других Народов. Как ты понимаешь, это я особенно ценил, сам будучи бисклавре... Когда мы немного повзрослели, мне осталось лишь заметить, что Альпаида красива столько же, как и умна. И тогда наша дружба превратилась в страстную любовь!

Король Хлодеберт кивнул, про себя посмеиваясь над сыном.

- Это для вас, молодых, в ту пору все было просто! А нам пришлось основательно постараться, чтобы устроить ваше счастье. Дагоберт даже просил нашего дядю, Сигиберта, тогда еще не зовущегося Древним, посодействовать вашему сватовству. До того, как узнали про вас с Альпаидой, я советовался с Гвиневерой и Теодебертом, как нам лучше устроить твою жизнь. Ведь тогда еще королем был мой брат, Хильдеберт Строитель. Я опасался про себя, как бы он не вздумал "облагодетельствовать" тебя, дружившего с его покойным сыном, навязав брак с какой-нибудь знатной наследницей, которая будет тебе скучна. Мне было известно, что бисклавре женятся только по любви, по крайней мере - по сильной взаимной привязанности. Словом, когда вы с Альпаидой полюбили друг друга, у нас всех гора свалилась с плеч! Я для вида упрекнул Дагоберта, будто он ради личной выгоды придумал заполучить тебя в зятья, но внутренне нам всем ясно было, что лучше и сложиться не могло!

- Как и для нас с Альпаидой! - заверил Карломан. И добавил, в порыве мужской откровенности: - И после я встречал необыкновенных женщин, с которыми, наверное, при других обстоятельствах мог быть счастлив. Однако норны и Фрейя судили, чтобы первой из них на моем пути встретилась Альпаида, и этого оказалось достаточно, чтобы никто не смог ее вытеснить из моего сердца. Счастливо прожить жизнь возможно все-таки лишь с одной женщиной! И меня, где бы я ни находился, что бы ни делал, всегда тянула незримая нить к моей Альпаиде, как вот сейчас тянет это перо. Номиноэ называет это лебединой верностью.

Видно было, что его отцу приятно это слышать. Он подмигнул сыну, ожидая, когда оживет перо.

- Вот и хорошо, мой мальчик! Всегда помни о своей Альпаиде! Стремись к ней! Не покидай ее надолго! Она сейчас - сама жизнь, что зовет тебя. Не погуби ее и себя. Я чувствую, что тебя не отпускает и иная сила, мрачная, роковая. Но ты не поддавайся ей, сколько сможешь! Ради нас всех, живых и мертвых, кто любит тебя, Карломан!

Тот в самом деле ощущал тяжкий морок. Его томили предчувствия, еще усилившиеся в этом красивом и мрачном месте. Вспомнился во всех подробностях разговор с Морриган. Стоя на Скале Двух Сердец, он не мог преодолеть зловещего притяжения, что взяла она над ним. Глядя, как расплескалась внизу, среди острых камней, лебяжье-белая пена, он тихо проговорил, не отцу, а самому себе, чувствуя, что это - роковое место:

- Надо принести дары духам этой реки...

А затем громче, не отводя глаз от кипящего котла, над которым искрились радуги:

- В конце концов, всем воздается по справедливости. О влюбленной паре остались прекрасные песни и вот этот силуэт на скале... А их мучитель, барон, сам закончил жизнь на этом самом месте, преследуемый, как дикий зверь, испытав в тысячу раз больше ужаса, чем его жертвы...

Но его отец не мог успокоиться. Он не сводил глаз с сына, и его взор был суров, и вместе с тем - исполнен тревоги. Хотя он уже много лет был мертв, страх за единственного дожившего до сей поры сына продолжал мучить его, как живого.

Он ухватил сына за плечи, пристально заглянул в глаза. Несмотря на призрачное состояние обоих, Карломан почувствовал на себе тяжесть отцовских рук.

- Карломан! Знаешь ли ты, как это было, когда мы нашли тебя после битвы на Равнине Столбов? В ту ночь, пока лекари и жрецы Эйр колдовали над твоими ранами, я стоял возле шатра, не смея отойти ни на миг, словно это все решало. Когда мы только нашли тебя, я обрадовался, что ты жив, но затем твое состояние повергло меня в еще худшее отчаяние. Та ночь и четыре последующих дня, пока ты лежал в беспамятстве, были худшими в моей жизни, страшнее, чем гибель Хлодиона... Я гордился тобой, зная, что ты пожертвовал собой ради меня, но в то же время мне было нестерпимо больно за тебя и за твою мать... Вот почему я прошу: не рискуй жизнью зазря! Обещай мне, что, вернувшись к жизни, сделаешь все, чтобы прожить долго!

Из груди Карломана вырвался глубокий вздох. Его глубоко трогала просьба отца, продиктованная величайшей любовью, какую только могут чувствовать родители к своим детям, на том и на этом свете. Но ведь он помнил, о чем говорила Воронья Госпожа, и внутренне примирился с судьбой. И сейчас он ни за что не мог рассказать об этом отцу. Попытался успокоить его:

- Ты ведь знаешь: никто не может ни на день удлиннить свою жизнь сверх жребия норн. Лишь может сократить ее раньше срока безрассудными деяниями. Не беспокойся, отец: я обещаю, что никогда не подставлю головы понапрасну. А остальное уж не в моей власти. Тебе ведь самому не захочется, чтобы я отсиживался у камина, предоставляя деяния другим. Какая уж тут гордость?

Бывший король Арвернии вздохнул, продолжая удерживать сына за плечи. Суровость его исчезла, растворившись в мягкой грусти.

- Я понимаю, сын: все мы смертны. Как мне не понимать, если сам я давно прошел по Радужному Мосту?.. Но нам должно быть не все равно, как и ради чего отдать жизнь. Обещай мне, что впредь будешь всегда рисковать разумно. Если уж жертвовать собой, то ради по-настоящему великого дела, которое будет стоит твоей жизни... Обещай мне, Карломан! - голос покойного короля вновь обрел властные, твердые ноты.

Его сын сдержанно кивнул.

- Клянусь судьбами всех, кто дорог мне, я буду беречь свою жизнь, и не доставлю огорчения своим близким, если только будет возможность обойтись без риска. И, если я приму решение пожертвовать своей жизнью, то исключительно ради общего блага!

Произнеся обещание, Карломан с сожалением подумал, что теперь не сможет, как только выздоровеет, вплотную заняться самоличными поисками Ужаса Кемперра. Его манил соблазн вопреки сроку, установленному Морриган, одолеть выродка, а пока тот больше никого не убил. И, может быть, ему даже удалось бы переиграть судьбу в отношении себя самого, хотя наиболее вероятно, что он лишь приблизил бы ее. А теперь все складывалось в соответствии с велениями Вороньей Госпожи. Придется ждать, пока не станет ясно, что больше никто, кроме него, не сможет остановить неуловимого убийцу. Впрочем, может быть, это и к лучшему. У майордома Арвернии в ближайшее время будет тысяча забот, да и полностью восстановит силы он, вероятно, еще не скоро...

С трудом Карломан заставил себя оторвать взгляд от кипящей внизу, среди камней, белой пены. Он улыбнулся начертанным на скале силуэтам влюбленных, у ног которых росли цветы.

- Пора нам лететь дальше, отец! Видишь, лебяжье перо снова зовет нас в путь!

Перо в самом деле медленно поднялось с уступа и полетело вверх над течением Леджии, маня за собой Хлодеберта Жестокого и его сына.

Напоследок Карломан успел еще бросить взгляд на Скалу Двух Сердец, где навек застыли, словно начертанные углем, силуэты влюбленных. И последним мысленным взором смерил высоту скалы до клокочущей внизу водяной бездны. Ему казалось: когда-нибудь ему еще придется взглянуть с этой скалы вниз. Это место будет каким-то образом связано с его, Карломана Кенабумского, судьбой.

Но лебяжье перо властно звало в путь, и отец с сыном полетели дальше, вдоль сверкающей на солнце глади реки. Над ними проплывали целые стаи облаков - белые барашки, которых подгонял ветер, небесный пастух. В небе проносились птицы, большие и малые, и у каждой породы были свои движения и своя воздушная тропа. Но и крылатым странникам не было дано видеть призраки людей, уносящихся вперед, которых вело заговоренное перо.

Они были уже в Арвернии, мчась со скоростью самых быстрокрылых птиц. Здесь тоже по обе стороны от реки расстилались пашни и леса, деревни, города, храмы, высокие замки владетелей. Не хотелось даже отводить взгляд от картины, что раскинулась вокруг. И Карломан горячо воскликнул:

- Как хороша наша родная земля, отец!..
« Последнее редактирование: 15 Мар, 2023, 06:37:52 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Надеюсь, эта парочка когда-нибудь доберётся таки до Дурокортера. Там уже, наверно и меч приготовили, дабы вложить его в руки Карломану. А история двух влюблённых печальна и занимательна. Если бы река под скалой была не столь бурной, могли бы превратиться в лебедей, но лебеди по таким рекам не живут, вот и пришлось окаменеть. Зато навеки.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Интересно, говорили ли они с отцом столько времени при жизни? А то, часто бывает: дела, то да сё - а поговорить и времени не находится. Вот только, когда мёртвый на пере летишь, тогда и можно поговорить ;D
Записан

Menectrel

  • Барон
  • ***
  • Карма: 156
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 158
    • Просмотр профиля

Война Королев: Летопись Фредегонды \Часть Третья: 08.02.2023\
Содержание


28 Июня. Через Пятнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арморики, Чаор – На – Ри


61. Мудрость Седин - утро
62. Письмо Дочери - утро
63. Два Маршала - утро
64. Песня о битве при Маг Туиред
- полдень
65. Сила Слов - день
66. Тревоги и Надежды – день\поздний вечер

29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арморики, Чаор – На – Ри


67. Королевский Дуб

20 Июня. Через Семь дней (Неделю) после Трагедии на Ристалище (День гибели Иветт)\4 июля. Через Двадцать Один день после Трагедии на Ристалище (День встречи Ренье и Барона Готье Вексенского)
Арверния, Кенабумское Графство, деревушка близ Серебряного Леса


68. Дочь Лесника

29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арморики, Чаор – На – Ри


69. Путь Таниста
70. Королевская Кровь
71. Гнев Теней

29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Пять разных Локации


72. Отец и Сын – Для Карломана и его отца много времени, для всех остальных мгновение.
Записан
"Мне очень жаль, что у меня, кажется, нет ни одного еврейского предка, ни одного представителя этого талантливого народа" (с) Джон Толкин

Menectrel

  • Барон
  • ***
  • Карма: 156
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 158
    • Просмотр профиля

В Летописи несколько сюжетных линий, действие которых происходит в разное время. По мере развития сюжетных арок они сойдутся воедино.
Записан
"Мне очень жаль, что у меня, кажется, нет ни одного еврейского предка, ни одного представителя этого талантливого народа" (с) Джон Толкин

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis, что читаете и комментируете! :-* :-* :-*
И моему замечательному соавтору, эрэа Menectrel, за развитие сюжета и описание нашего, одного на двоих, мира1
Надеюсь, эта парочка когда-нибудь доберётся таки до Дурокортера. Там уже, наверно и меч приготовили, дабы вложить его в руки Карломану. А история двух влюблённых печальна и занимательна. Если бы река под скалой была не столь бурной, могли бы превратиться в лебедей, но лебеди по таким рекам не живут, вот и пришлось окаменеть. Зато навеки.
Доберутся! :)
К тому же, время, как и в озерном царстве Моргана, в данном случае, течет нелинейно. Так что они все успеют вовремя.
С лебедями тоже вышла бы красивая история! Но и так есть о чем слагать песни.
Интересно, говорили ли они с отцом столько времени при жизни? А то, часто бывает: дела, то да сё - а поговорить и времени не находится. Вот только, когда мёртвый на пере летишь, тогда и можно поговорить ;D
Если и говорили, то ведь Карломану было только 19 лет, когда погиб его отец, разговоры тогда велись на другом уровне. Люди, и даже бисклавре, меняются с годами. Теперь он, наконец, может говорить со своим отцом, как равный ему, наверстать упущенное.
Спасибо Вам за сочувствие и тонкое понимание наших героев! :)
В Летописи несколько сюжетных линий, действие которых происходит в разное время. По мере развития сюжетных арок они сойдутся воедино.
Очень жду развития всех линий по очереди! :)

Глава 72. Отец и сын (продолжение)
Теперь они летели над Серебряным Лесом, далеко минуя мрачную твердыню братства Донара. Внизу расстилались корабельные сосновые чащи, шумели широколистые леса, поднимались вперемешку - строгие черные ели рядом с мощными дубами и стройными буками, тут же красовались березы у скрещивания человеческих троп. Спустившись ниже, можно было даже разглядеть фестоны серебристого мха, изящно свешивающиеся с ветвей многих деревьев, как шали знатных дам. За них-то Серебряный Лес и получил свое название.

Проносясь легким прозрачным облаком над деревней, стоявшей среди леса, Карломан вдруг уловил чье-то присутствие. Чутье бисклавре сразу ощутило родную кровь. Это не кто-то из его близких, он точно не знал того, кто находился там, но это был, вне всякого сомнения, бисклавре, и от него веяло до боли знакомым запахом, по какому оборотни даже спустя много лет способны узнать родичей, тех, кто вышел из одной стаи.

И вокруг его родича, кем бы он ни был, пахло кровью! Острый, совсем свежий запах только что пролившейся человеческой крови. От этого запаха в Карломане мгновенно проснулся волк: он навострил уши, приоткрыл пасть, ловя запахи, и шерсть у него на загривке стала дыбом, как жесткая щетина. Будь он один, спустился бы ниже, но отец ждал его, и перо лебедя уводило вдаль, не снижаясь. И Карломану ничего не осталось, как лететь дальше. Однако из головы у него теперь не выходил таинственный родич, там, внизу, где пахло кровью. Неужели это был тот, о ком он столько думал в последнее время, тот, с кем впоследствии должна свести судьба?..

Карломан надолго замолчал, погруженный в свои мрачные думы. Однако его отец, скользя вместе с ним по небу, по-своему расценил мрачность сына. Указав на озеро, что ясно синело в просвете среди лесной чащи, так что казалось сверху отраженным кусочком неба, он проговорил сочувственно:

- Ты сожалеешь о кельпи, убитом недавно воинами Донара? Я скорблю вместе с тобой, ибо теперь, из Асгарда, узнал больше о том, как много значат Хранители для этого мира. Помню, насколько огорчила некогда тебя гибель вейл. Конечно, не годится, чтобы ненавистники альвов снова взяли верх. Надеюсь, ты поставишь их на место!

Карломан мрачно кивнул, изумившись про себя, что в эту минуту даже не вспоминал о Моргане. А ведь хозяин озера был другом его семьи, и в свое время многому научил его самого! Кроме того, отец был прав - гибель каждого из Хранителей оставляла кровавую рану в теле живого мира, созданного богами, делала его менее защищенным. Но сейчас запах родича и запах крови заставили Карломана позабыть обо всем прочем.

- Да... Морган... - тихо проговорил он, скользя над светлой гладью озера.

Вода, пронизанная лучами солнца, вдруг сделалась совершенно прозрачной, словно превратилась в венетийское стекло до самого дна. В ней по-прежнему проносились стремительные рыбы, колыхались в подводных садах водоросли. А на галечном дне стоял подводный дворец из ракушечника, с жемчугом на шпилях.

На мгновение замерев над озером, Карломан мысленным взором проник сквозь стены подводного терема. Там жизнь шла своим чередом, независимо от поверхности земли. Даже время здесь текло иначе, как во многих заповедных краях, где все находилось в распоряжении Хранителей.

В зале дворца сидела Иветт возле ткацкого станка, ткала почти прозрачное одеяние из серебристых нитей водяных пауков, украшала ее озерным жемчугом. Поглощенная своим занятием, она напевала песню о доблести своего супруга, Хранителя Озера, и о его героической гибели.

Отворились двери-раковины, и в подводный зал вплыл ее сын на спине огромной щуки. Мальчик на вид казался уже лет семи, и явно сделался ловким наездником. Он громко смеялся, и его длинные сине-зеленые волосы разметались по обнаженным плечам.

- Матушка, гляди! Я объездил Водяного Волка! - воскликнул он, подбегая к Иветт. Из-под ее кресла тут же вылезли две выдры, принялись ласкаться к мальчику, как собаки, а он гладил их.

Иветт оставила свою работу и ласково обняла сына.

- Вот славно, мальчик мой! Ты - настоящий Хозяин Озера, и вырастешь таким же сильным и бесстрашным, как твой отец Морган. Скоро мы призовем кого-нибудь из оборотней, чтобы научить тебя принимать облик водяного коня, а также тем обязанностям Хранителя, в каких я не разбираюсь. Ибо ты - Хранитель Озера, жизнь моя!

Миг прозрения прошел, подводный дворец скрылся под толщей воды, принявшей свой настоящий вид, и вновь перед глазами Карломана колыхалась сонная гладь озера. Но на душе у него стало спокойнее.

- Ничто на земле не проходит бесследно, - проговорил он тоном несокрушимой убежденности. - Упадет дерево - корень даст новую поросль. Загонят волки оленя, а стадо уйдет, пожертвовав одним. Погибнут воины, защищая свою землю, но их дело победит, если не сейчас, то потом. Будет разрушен варварами прекрасный город - со временем потомки этих же варваров воздвигнут еще более величественные города. Не стало Погибшей Земли - зато ее жители, расселившись по всему свету, стали жить по более справедливым законам, создали новые государства. И, если когда-нибудь, как верят арверны, Рагнарёк уничтожит все девять миров, они возродятся вновь, лучше, чем сейчас. Ничто на свете не исчезает, отец!

Хлодеберт Жестокий кивнул, радуясь про себя, что у сына прошла апатия.

- Стало быть, ты знаешь самое главное, тебе дано понять это еще в земной жизни. Ты знаешь жизнь лучше большинства людей, - это от крови твоей матери. Но в тебе смолоду было и широкое стремление наслаждаться ее дарами, неукротимое любопытство, умение властвовать. Это уж от меня, а в широком смысле слова - от моих предков, тех, кто возвеличили Арвернию.

- Смею думать, мне повезло унаследовать лучшие черты от каждого из родителей, - улыбнулся Карломан, разглядывая сверху огромный город на берегу Леджии. - Смотри, отец: это Кенабум! Право, мне хотелось бы поскорее проехать по его улицам вживую. Но теперь я убедился, что и с высоты птичьего полета наша старая столица прекрасна.

И, только он произнес эти слова, как лебяжье перо в третий раз во время их путешествия стало спускаться. Покойный король и его сын еще успели разглядеть прямые мощеные улицы города, что, как солнечные лучи, сходились к одной точке - исполинскому храму, воздвигнутому Карломаном Великим поверх кольца священных камней "детей богини Дану". А в следующий миг, перо, блеснув, как искорка, пролетело прямо сквозь стеклянную крышу храма. И Хлодеберт с Карломаном незримо спустились за ним.

Это был тот самый кенабумский храм, где останавливались Гвиневера с Теодебертом по пути в Чаор-на-Ри, и где с ними встретился Варох. Тогда храм был пуст, а сегодня в него свободно входили люди. Слышался зычный голос жреца, в ежедневной молитве упоминавшего имя Карломана, графа Кенабумского, с просьбой спасти его. Близ алтаря лежали дары посетителей, кто сколько мог пожертвовать от своего имущественного положения. На табличках, подвешенных к дарам, зачастую было написано: "За спасение нашего милостивого сюзерена, графа Кенабумского, от такого-то, жителя города Кенабум".

- Скоро их молитвы сбудутся, - понизив голос, хоть и так никто из присутствуюзих его не слышал, проговорил покойный король.

Карломан кивнул, озираясь по сторонам. Огромное пространство храма, наполненное светом от множества свечей и тем, что проходил сквозь стеклянную крышу, некогда, в детстве, подавляло его. И теперь он старался ступать по гулким каменным плитам, как можно тише, хоть и без того никто не мог услышать ни шагов, ни голосов призраков.

Он увидел в одном из дальних пределов храма мраморное изваяние высокого старца с длинной бородой, имевшего облик повелителя. И тут же узнал своего прародителя, виденного в лабиринте междумирья. Поклонился, приложив пальцы ко лбу в знак почтения.

- Карломан Великий! - произнес он задумчиво. - Если ты помнишь, отец, в летописях сообщается, что даже преданные советники императора не могли понять, чего ради он затеял такое длительное и дорогостоящее строительство храма в Кенабуме, для чего возвел его стены вокруг святилища "детей богини Дану", так что каменное кольцо оказалось внутри.

- Лишь очень немногие поняли тогда, что император хотел дать арвернам и "детям богини Дану" общую святыню, чтобы со временем разноплеменные и разноязыкие народы могли начать сближаться, - кивнул король Хлодеберт. - Арверны, гордясь своей победой, и не думали считаться с завоеванным племенем, а те испытывали к ним понятную ненависть. И все-таки расчет императора оправдался: со временем все чаще оба народа стали сходиться для мира, а не для войны. Может быть, для полного принятия потребуется еще тысяча лет. Вот и теперь хрупкий мир грозит быть нарушенным. Пусть боги помогут твоей матери одержать победу на Совете Кланов! Но первый шаг навстречу покоренным, но не смирившимся "детям богини Дану" сделал сам Карломан Великий. Самый трудный шаг, ибо с позиции силы трудно понять, зачем вообще идти на уступки слабым.

- Но и Гродлан Вещий, король Арморики, был для великого императора достойным собеседником, и его заслуга в деле мира не меньше, - уточнил Карломан.

Он приблизился к кольцу стоячих камней, коснулся ладонями высеченных на них рун. Вершины камней уходили ввысь, и над ними возвышался стеклянный купол.

- Когда я был ребенком, мне жаль было наше каменное кольцо! - признался он. - Вот уже восемьсот лет оно не видело солнечных лучей, не чувствовало дыхание ветра, шум весеннего дождя... Но матушка мне объяснила, что так должно быть. Никто на свете не может во всем жить так, как хочется. Каждому приходится поступиться частичкой свободы, чтобы сохранить большую часть ее. Как и сама она, королева Арморики, повинуется арвернскому королю, и поэтому Арморика может жить спокойно. Так и боги, подающие людям пример, позволили пленить нашу святыню, но зато теперь им молятся в этом храме наравне с арвернскими богами. А тот, кто хочет, чтобы все делалось по его желанию, а жертвовать ничем не готов - теряет все и навсегда.

- А еще что помогло тебе смириться? - полюбопытствовал отец.

- Еще - красота здешнего храма, его удивительная соразмерность при таких размерах. Погляди, отец: здесь же все удивительно гармонично, каждый камень уложен в лад с другими, и наше каменное кольцо вписывается сюда как нельзя лучше! - Карломан сделал жест руками, словно обводя все вокруг. - А эти орнаменты на стенах сделаны "детьми богини Дану". Наш великий пращур пригласил их лучших мастеров работать над храмом вместе с арвернами, так что он сделался поистине совместным творением. Наши народы, встретившись, обогатили знания и умения друг друга. Фении с горячей кровью, ненавидящие все арвернское, не задумываются, сколько всего, привнесенного ими в нашу жизнь, вошло в обиход так прочно, что давно считается своим. Восемьсот лет, прожитых рядом, не вычеркнешь, словно ничего не было.

- В Арвернии тоже хватает безумцев, что знают только себя. Взять хотя бы братство Донара, - грустно отозвался отец. - Ты уж постарайся не давать им воли.

- Постараюсь, - промолвил Карломан, глядя в западную часть храма, туда, где внизу, под полом, находился склеп королевского рода Арвернии.

Этот взгляд уловил Хлодеберт Жестокий и сжал руку сына.

- Раз уж мы здесь, давай навестим его могилу!

Они незаметно спустились в склеп, занимавший обширное подземное пространство. Подошли к одной из сравнительно новых гробниц. Здесь была устроена гробница-кенотаф в честь Хлодиона, старшего брата Карломана. Над его надгробием вставало изваяние юноши горделивого облика, у ног его лежал волк, а на плече сидел сокол.

- Вот и ты, сын, - произнес бывший король, касаясь руками мраморного лика. - Зато твой брат возвращается домой! Ему предстоит жить за вас обоих, радовать мать, служить родной земле. А твоя судьба сбылась слишком уж рано, Хлодион!

И Карломан, тоже коснувшись изваяния, тихо проговорил:

- Спи спокойно, брат! - его губы покривились при мысли о недавнем тяжком воспоминании, поэтому он лишь выразительно вздохнул. Затем перевел взгляд на новую, еще недостроенную гробницу, сияющую черным и белым мрамором, что возвышалась рядом с могилами отца и братьев.

- Как видно, это приготовили для меня, - Карломан печально усмехнулся, снова перевел взгляд на могилу брата и проговорил очень серьезно: - Хлодион прожил жизнь как арверн, а после смерти его сожгли на погребальном костре по обычаю "детей богини Дану", и похоронили под курганом в Арморике, здесь же воздвигли пустую гробницу. Вот тебе и смешение обычаев, отец! Для меня тоже достраивают будущее вечное обиталище. Но я бы все-таки хотел, как и мой брат, вознестись в небо в пламени погребального костра, и после пусть мой прах покоится под курганом в замке Тинтагель, где я появился на свет. Пусть простят меня потомки Карломана Великого...

- От их имени я прощаю! - серьезно сказал ему отец. - Ты столько сделал для Арвернии, что не обязан завещать ей еще и тело свое. Только до могилы тебе предстоит еще пожить на славу и многое сделать... А вот и перо снова зовет нас в путь!

Лебяжье перо и впрямь, плавно покачиваясь, поднялось к стеклянному потолку храма и легко пролетело сквозь него. Отец с сыном последовали за ним и продолжили свой путь.
« Последнее редактирование: 16 Мар, 2023, 06:39:02 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Ну, вот и Кенабум посетили наши путешественники. Очень интересно то, что Карломан увидел в озере, Иветт и сына кельпи, будущего Хранителя озера. А вот то, что Карломан почувствовал кровь родича, пролетая над Серебряным лесом, опять напоминает нам о Пиппине/Капете, хоть и не хотелось бы в это верить.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Конечно, Серебряный лес большой, деревня может быть и другая. Но маловероятно. Значит, кровь всё-таки, пролилась. До сих пор Капет только уворачивался, была надежда, что всё обойдётся. Конечно, она и сейчас есть: пролить кровь - не значит убить.
Интересно, если бы Карломан спустился, смог бы он как-то вмешаться в ситуацию? Вряд ли, наверное, он же бестелесный.
Записан