Благодарю, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis! Мне вдруг стало жаль Хлодиона. Оно, конечно, если больше нечем заняться, можно и поединками развлекаться, надеюсь, что и пиршества в Вальхалле бывают, но всё-таки такая жизнь может свести с ума даже покойника. А тут ещё намёки на несчастное дитятко, правда я до сих пор не уверена, что это именно Пиппин/Капет и есть ужас Камперра.
but a grin without a cat
И волчьи уши без волка. Ууу!
Хлодион сам выбрал себе посмертие на арвернский лад. Так что к чему его жалеть. Развлечений на непритязательный воинский вкус в Вальхалле достаточно, не беспокойтесь. Думаю, до Рагнарёка протянет как-нибудь. А кому такое посмертие не подходит, туда и не попадет.
Намеки да, что-то означают.
Вот, значит как с вейлами было. Даже Хлодеберт не знал.
Насчёт Потерянного Принца не понимаю. Хлодеберт не похож на романтика, считающего, что без любимой жизнь не имеет смысла. Почему он посчитал, что племяннику только смерть поможет? Тот с ума, что ли сошёл? Обычные страдания время, как правило, лечит.
Хлодеберт с сыновьями сейчас в Вальхалле. (Кстати, занятный там способ веселиться ) Получается, если Карломан после смерти отправится к Морриган, то с отцом и братьями больше не встретится никогда? А если отправится в Вальхаллу, то не встретится со своими армориканскими друзьями?
Возможно, что Потерянный Принц в самом деле тогда был не в себе, и не стремился жить (тут уже надо не верить в романтику, а признавать очевидные факты).
И, кстати, отец-то еще надеялся помириться с сыном, а вот Ги Верденнский и донарианцы вряд ли хотели бы, чтобы на престол взошел их враг.
Насколько известно из германской и скандинавской мифологии, способ веселиться у павших воинов в Вальхалле был именно такой. Днем они рубились почем зря, а к вечеру валькирии заживляли их раны, и они пировали всю ночь, угощались мясом вечно оживающего вепря и пили мед козы, которая доилась этим напитком.
Карломан, как бисклавре, будет в своем посмертии более свободен. Они ведь посредники не только между разными народами, но и между разными мирами. Он и из земного мира не исчезнет окончательно. И со своими близкими, вполне возможно, сможет видеться.
Глава 73. Вейла и Бисклавре (начало)
Двое стояли в полуразрушенном круге древних мегалитов, глядя друг на друга с недоверчивым волнением. Они не ожидали встречи в Срединном Мире, да при других обстоятельствах и не могли встретиться. Но сейчас оба они не принадлежали миру живых: он - еще, а она - уже. Ибо некогда молодая вейла не последовала за своей матерью и подругами на Сумеречную Тропу, куда уходят ши, альвы, фейри, дивии, - словом, Другие Народы, как бы их ни называли в разных краях. У нее осталось в Срединном Мире незаконченное дело. А путь Карломана уверенно вел в мир живых. И лебединое перо продолжало порхать над его головой, как бы напоминая о себе.
Изящная черно-белая ласточка сидела на согретом солнцем камне, как будто спала. И под ним, словно тень ее, стояла золотоволосая дева в одеянии из черно-белых перьев. Ее глаза сияли, когда она улыбнулась графу Кенабумскому.
Оба сделали шаг навстречу друг другу. И обменялись приветствиями, словно и не было долгих лет разлуки.
- Карломан!.. - голос вейлы был похож на птичью трель и на звон весеннего ручья.
- Морганетта! - он склонился перед ней, точно она была королевой Арвернии, и в знак восхищения ее красотой поцеловал ей руки. - Благодарю тебя за новую встречу!
Тем временем, заговоренное лебяжье перо вновь взмыло в воздух и описало круг возле головы Карломана, почти задевая его волосы. Но оно не уводило прочь отсюда, и, казалось, не спешило покидать каменное кольцо. А это значило, что Карломану следует находиться здесь.
Вейла проговорила, улыбнувшись в ответ на его приветствие:
- А я, ожидая тебя, вспоминала наши былые встречи. Особенно две: самую первую и последнюю.
Карломан тоже улыбнулся давним воспоминаниям.
- Первая наша встреча вышла забавной! Мне тогда было всего десять лет, я только что приехал из Арморики ко двору своего дяди и в тот день сбежал из дворца, чтобы найти вейл в их лесном обиталище. Обернувшись волком, я выслеживал вас, а ты вышла мне навстречу из-за деревьев и засмеялась. И я тоже рассмеялся в ответ.
- Я тогда была немногим старше тебя, и мы вдвоем облазили весь лес, все наши заповедные уголки, пока моя мать не сказала, что тебе пора возвращаться домой. Это был очень веселый день!
Они вновь негромко засмеялись, обмениваясь лукавыми улыбками и взглядами, исполненными счастливых воспоминаний детства.
- А в нашу последнюю встречу мне было пятнадцать лет, - погрустнев, проговорил Карломан. - Тогда я собирался уезжать вместе с матушкой в Арморику. Мы встретились в вашем гроте для прощания, и уже тогда предчувствовали неладное. Не только мы с тобой, но и наши матери лишь старались быть веселыми, а шепотом обменивались предупреждениями. Все знали, что грозит беда, и никто не мог понять, откуда она исходит. И мы уехали. За несколько дней до того, как... - его голос дрогнул, не договорив того, что причиняло боль им обоим.
Оба помолчали, думая о том, чего было уже не изменить. Наконец, Морганетта молвила, успокаивая друга:
- Все же ваши предупреждения не пропали даром: я позаботилась вовремя спрятать новорожденную дочь, а ее отец укрыл последнюю вейлу в безопасном месте! Но теперь у меня большая просьба к тебе, Карломан!
Он кивнул, заранее зная, о чем она попросит.
- Помоги моей внучке Фредегонде вполне развить магические силы, и заодно позаботься о ее безопасности при дворе, где вновь становится рискованно быть потомком Других Народов!
- Я обещаю, Морганетта! - твердо произнес Карломан. - Тем более, что теперь я обязан жизнью Фредегонде. Ради меня она восстановила ваш целебный источник, без обучения, действуя наобум. Еще и поэтому я просто обязан стать ее наставником. Такую силу, какой обладает эта девочка, нельзя предоставить самой себе. Ум и тонкость чувств помогают ей избегать неприятных последствий, но все же не всегда.
Морганетта кивнула, печально заглянув в лицо Карломану своими лучистыми глазами.
- Я радовалась, когда она, едва ступив на наш холм, где теперь стоит Дурокортерский замок, ощутила кровное наследство и в тот же миг, добровольно и без подсказки, приняла его! Но тем самым она по неведению усилила посмертное проклятье, павшее на королей Арвернии. И, к несчастью, оно пало на тебя, нашего друга, сочтя истинным властителем! В последний момент мне удалось отклонить меч короля, но лишь отчасти.
Карломан взял ладонью ее холодную руку.
- Не огорчайся, Морганетта: ведь еще не поздно все исправить. Но для меня эта история стала хорошим уроком в отношении Фредегонды. Кроме того, я сам настоял на ее приглашении, чтобы она помогла преодолеть ваше проклятье. Как ты думаешь, Морганетта, возможно ли это? Каким образом оно было наложено?
В одно мгновение бледный лик вейлы преобразился: олицетворение цветущей женственности сделалось грозным, даже пугающим.
- Полностью снять проклятье нельзя, пока на нашем холме стоит замок Дурокортер, и земля здесь влажна от давно пролитой крови! Ты, как и люди, видишь прекрасный дворец, полный сокровищ, а для нас это страшная рана, оскверняющая нашу землю! Ни я, ни Фредегонда не помогут тебе избавить королей Арвернии от положенной доли страданий. За все приходится платить!
Карломан не сразу нашел, что ответить ей. Как бисклавре, посредник между людьми и Другими Народами, он слишком хорошо понимал, что у каждой стороны обыкновенно бывает своя правда, и порой очень трудно примирить эти правды.
- Я знаю, какие чувства обуревали вас в тот гибельный миг, Морганетта, - мягко, сочувственно проговорил он. - Если бы люди вероломно истребили мой народ, я тоже, вероятно, проклял бы виновников. Но с тех пор от проклятья пострадали не только те, кто погубил вас. Мой отец, сделавшийся королем лишь затем, чтобы вскоре погибнуть, не был причастен к вашей трагедии. Мой брат и его старший сын могли бы совершить много хорошего, если бы проклятье не сразило их на пике жизненных сил. А маленькие дети, один за другим коронованные только для того, чтобы умереть, в чем могли быть виновны? Я знаю, что дело не только в проклятье вейл. Их бабушка, Бересвинда Адуатукийская, поневоле виновна в том, что мор ударил по королевской семье. Но ее средний сын и маленькие внуки могли бы жить, не будь, на их несчастье, коронованы в Черный Год, по очереди. Разве не довольно уже смертей? Та Морганетта, которую я знал, не могла бы радоваться им! Если она вправду изменилась до неузнаваемости, значит, не только тело, но и душа ее умерла. И теперь мой кузен, Хильдеберт Потерянный Принц, испугался бы тебя, которую прежде так любил!
Он говорил жестко, не выбирая выражений, зная, что в некоторых случаях это и нужно, чтобы выпустить из змеиной чешуи легкокрылую ласточку.
И Морганетта протяжно вздохнула. Ярость ее прошла, прекрасное лицо стало просто печальным. Даже глаза ее померкли и обратились как будто внутрь ее собственной души, как это бывает у слепых.
- Я помогу тебе, Карломан, и моей внучке ослабить проклятье хотя бы отчасти. Короли Арвернии не будут гибнуть так часто. Но не в моей власти полностью развеять его. Но я хочу, чтобы ты знал: я вас не проклинала!
Даже голос у нее стал тихим, невесомым, как пепел от костра, когда она вспоминала последние минуты земной жизни своего народа.
- Когда воины Донара напали, я кормила мою малышку Вультраготу. Едва успела спрятать ее и запечатать грот, чтобы только ее отец мог туда войти. Выбежала - а возле грота уже творилось побоище! Моя царственная мать собрала вейл в круг, все творили заклятья, метали в них огонь, насылали ветер. Но почти ничего не удавалось. Наши враги не получали опасных ран, и продолжали биться. У них был сильные защитные обереги. Вейлы гибли одна за другой от заговоренного оружия. Я подбежала к матери, мы вместе обрушили горящее дерево на троих арвернов. Но тут один из их товарищей ударил копьем в грудь моей матери, царице вейл! Я закрыла ее собой от второго удара, и секира разрубила мне голову. Мы упали одновременно, и я, лежа поверх тела матери, умирая, услышала, как она успела провозгласить: "Король Арвернии отнял у нас владения и жизнь. Так не будет же ему и его наследникам ни счастья, ни долгой жизни, до тех пор, пока на Холме Вейл стоит Дурокортер! Проклинаю их кровью убиенных вейл и своим последним дыханием!" Затем она умерла, и я тоже. Ты понимаешь, что означает ее проклятье, Карломан?
Он мрачно кивнул. Предсмертное проклятье, тем более - наложенное такой могущественной чародейкой, как царица вейл, ничем не снять, пока не сбудется его условие. О том, чтобы разрушить весь Дурокортер до основания, привести холм в первоначальное состояние, не могло быть и речи. Кто и куда сможет переселить огромный город? Да никто и не согласился бы на разрушение, и в первую очередь - ни один из королей Арвернии. Можно было лишь постараться ослабить проклятье и надеяться на лучшее.
- Что ж, я рассчитываю на помощь Фредегонды, - подытожил Карломан.
- И я не меньше тебя желаю, чтобы она грамотно распорядилась нашим наследством и прожила долгую, счастливую жизнь, - в голосе Морганетты слышалась надежда, но не было уверенности. - И все же, невольно и неосознанно она усилила два проклятья и тем навлекла на тебя беду. По ее вине пролилась твоя кровь. Меня это тревожит: как бы она не пошла по пути своего отца, который невольно погубил своего друга-соперника.
Карломан задумался по поводу родителей Фредегонды, которых знал по визиту в Шварцвальд. В памяти также всплыло зловещее пророчество Номиноэ.
- Значит, правда, что от нее пахнет кровью... Так же как от моего потерянного родича, которого я почуял в Серебряном Лесу... Но вины Фредегонды нет в случившемся. Сознательной, я имею в виду. Будущее девушки еще не определилось, и только от нее самой зависит, какой она войдет в историю. И тем важнее своевременно заняться ее обучением, чтобы она всегда сознавала возможные последствия своих поступков.
Морганетта глубоко вздохнула, впервые за весь их разговор по-настоящему успокоившись.
- Как я благодарна тебе, Карломан! Если ты приглядишь за моей наследницей, я смогу быть спокойна.
Граф Кенабумский тепло улыбнулся вейле.
- Ты же знаешь, я обязан сделать это хотя бы в честь нашей дружбы! Сколько бы дел ни ожидали меня после возвращения, еще одной неотложной заботой будет твоя внучка, Фредегонда.
- Это хорошо, - согласилась Морганетта, и улыбка промелькнула на ее устах, словно солнечный луч сквозь густую листву. Но тут же погасла, сменившись новым воспоминанием: - Карломан, я прошу тебя, береги и себя тоже! Ты помнишь, как загадывал на будущее, глядя в воды нашего священного родника?
Он кивнул.
- Отражение показало, что я буду править при шести королях и одной королеве, пока не дождусь поистине достойного правителя! В том видении не открылось ни имен, ни лиц, лишь общая суть. Да и я тогда был еще мальчишкой, и лишь много позже, когда меня стали именовать Почти Королем, осознал, что пророчество сбывается.
- Карломан, - вейла коснулась холодными пальцами его рук. - Сознаешь ли ты, что ныне правишь Арвернией уже при шестом короле?
Он пожал плечами, не выдавая тревоги, если та и поднялась в его душе. Ответил ей так же, как прежде Номиноэ, а затем - отцу:
- Сбудется лишь то, что судили норны. Сами боги не пытаются изменить предсказанную судьбу. А королева - должно быть, моя мать. Пророчество засчитало Арвернию и Арморику; ведь здесь женщины не имеют права наследовать. И в основном, его смысл все же успокаивает меня. Рано или поздно я дождусь поистине достойного правителя.
Про себя подумал, что этот правитель, верно, еще не скоро родится. Он, Карломан, встретит его на тропах междумирья, ибо для него, бисклавре, и в посмертии продолжится посредничество между мирами, между людьми и Другими Народами, для чего его порода создана богами.
Но он не высказал вслух своих потаенных мыслей. Вместо этого, улыбнувшись Морганетте, проговорил:
- Я рад, что боги позволили мне еще раз встретиться с тобой! Не беспокойся: я сделаю для Фредегонды все, что в моих силах.
Вейла улыбнулась ему, на сей раз от души.
- И я счастлива, что ты возвращаешься к жизни, Карломан, Коронованный Бисклавре! Ты заслуживаешь жить.
А между тем, заговоренное лебяжье перо продолжало кружить над их головами, ожидая, когда придет пора продолжить путь.